Текст книги "Не было печали...(СИ)"
Автор книги: Марина Леманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Оно уже ее. Но мы решили, что она не будет носить его здесь, в Затонске…
– Но почему же?.. Ведь если пойдут пересуды, это как раз будет свидетельством того, что Вы выше всяких сплетен. И что Вы не просто незаконный родственник, а один из них – член княжеской семьи.
Мария Тимофеевна высказала очень мудрую мысль. Мужчины посмотрели на нее с уважением.
– Я подумаю над этим, Мария Тимофеевна. И еще одна вещь, которую я хотел бы Вам показать. На этом портрете я, моя матушка Екатерина Владимировна и мой настоящий отец Его Сиятельство князь Дмитрий Александрович Ливен. Этот портрет написан после смерти моей матери, когда князь узнал обо мне.
– Как же его написали?
– Я размышлял над этим. Вероятнее всего, матушку художник срисовал с другого ее портрета, который был у князя. Мне Ливены отдали его. На нем моя матушка правда не так хороша, какой была на самом деле. Думаю, художник не был столь талантлив, чтоб передать все ее очарование. А князь, скорее всего, нанял какого-то очень хорошего портретиста, который смог понять и воплотить на холсте то, что он хотел видеть. Возможно, у Дмитрия Александровича был еще какой-то ее портрет, о котором я не знаю – на котором она была больше похожа на себя… Мне кажется, на этом портрете она просто как живая – такая, какой я припомнил ее в минуты радости, когда она улыбалась. Князя, думаю, писали с натуры. А меня, вероятнее всего, срисовали с портрета князя в детстве, раз я на него так похож… Семья на портрете выглядит такой счастливой. Никому бы и в голову не пришло, что этой семьи не никогда не существовало в действительности.
– Да, Яков Платонович, Вы необычайно похожи на князя. Наверное, когда князь увидел Вас, у него ее было никаких сомнений, что Вы – его сын. К сожалению, у Вас нет ничего от маменьки, а ведь она была такой красивой женщиной. Не удивительно, что князь в нее влюбился…
– Он полюбил ее не только за красоту, она была воплощением чистоты и добродетели, когда они познакомились. Думаю, он считал ее ангелом, как я считаю Анну. У обоих это была первая и единственная любовь, хоть матушка была совсем молоденькой, а князю почти тридцать. К сожалению, их взаимному чувству не дали шанса на счастье. Отец запретил Дмитрию Александровича жениться на Кате, а ее родственники выдали ее за другого.
Мария Тимофеевна растрогалась, Штольман увидел, как она промокает платком уголки глаз.
– Ну как же так… Должно быть, оба очень страдали…
– Да, такая вот у них была доля. Дмитрий Александрович хоть жил своей жизнью, а матушке пришлось жить с нелюбимым мужем. Не всем барышням, Мария Тимофеевна, везет как Вам выйти замуж за любимого мужчину. Иногда любимый мужчина это, к сожалению, совсем не муж… А сердце изнывает от тоски по тому, другому…
– А потом появился князь… И все остальное стало неважным… Даже законный брак…
– Нет, брак даже с нелюбимым мужем для нее все же был замужеством… Просто она хотела хоть раз почувствовать себя по-настоящему любимой женщиной, а не только супругой…
Мария Тимофеевна подумала о том, а что если бы ее родители не согласились на их брак с Витей, а выдали ее замуж за другого, которого тогда выбрали ей сами. Она была влюблена в Виктора еще до свадьбы, но настоящая любовь пришла позднее, когда они уже были женаты, когда она познала и нежность, и страсть со своим мужем, который любил ее и хотел сделать счастливой. А что, если бы она любила Виктора так сильно уже поначалу, а ей пришлось жить с мужем, к которому не было никаких чувств кроме уважения – и то в лучшем случае… А потом Виктор снова появился в ее жизни… Смогла бы она противостоять своим чувствам или бы кинулась как в омут с головой? Зная, что это неправильно, порочно, что это измена… И зная, что только та неправильная и порочная любовь могла хоть на один миг сделать ее по-настоящему счастливой… И дать возможность всю жизнь жить воспоминанием о том, что она узнала, что значит быть одним целым с любимым мужчиной… С одной стороны стояли долг и обязательства, с другой – любовь и пусть даже минутное счастье. И она не знала, как бы она поступила. Как ей говорил разум, или как подсказывало сердце…
– Видимо, они не могли противостоять своей любви, и оба в тот раз совсем потеряли голову… А потом Ваша маменька одумалась, что у нее есть муж, что у нее перед ним обязательства… И что этого не должно повториться… Но было уже поздно…
– Да, Мария Тимофеевна, все так и было. А потом было уже поздно. Ничего не изменить, не повернуть вспять. Только надеяться на чудо… Но его не произошло…
– Не произошло? А то, что у Вашей матушки появились Вы, разве не чудо? Сын от любимого мужчины… Наверное, она любила Вас без памяти…
– Да, она любила меня. Но муж ее не простил, после этого он стал к ней совершенно безразличен, а меня просто не замечал. Так что мое появление с одной стороны было чудом, а с другой – проклятием. И страданий в ее жизни было гораздо больше, чем счастья… Да и у князя счастья в жизни тоже не было. Он очень поздно женился, и не по любви, а из чувства долга, так как ему был нужен наследник. Жена, пусть и нелюбимая, умерла через несколько месяцев после рождения сына.
– А сколько лет вашему брату, Яков Платонович?
– Всего восемнадцать, совсем юный. Славный молодой человек. Он называет меня по имени отчеству и кузеном. Думаю, ему так проще. Дядя, который старше меня всего на десять лет, для меня просто Павел.
– И чем занимается Ваш дядя?
– Он – офицер, подполковник, – Штольман решил, что теще не стоит пока знать о месте службы Павла.
– О, значит, тоже при чинах. Приятно узнать, что Ваш родственник не только при титуле. Да и с Виктором ему будет о чем поговорить…
Штольман усмехнулся про себя. Видимо, у Марии Тимофеевны уже наметились планы насчет родственных отношений с Ливенами, встреч с ними. Хотя кто знает. Может, они когда-то и встретятся… Ведь Мироновы приходятся какими-то родственниками Ливенам через его брак с Анной. В каком родстве был бы Павел с Мироновыми, если б он был законным сыном его брата, Штольман не имел понятия. Он не очень разбирался в родственных связях.
Миронов со Штольманом обменялись взглядами. Виктор Иванович тоже догадался о намерениях жены.
– Ну мужчины всегда найдут о чем поговорить, не только о военной службе… Не будем торопить события, Машенька. Пока Якову Платоновичу самому нужно свыкнуться с мыслью, что у него появились родственники. И не думаю, чтоб князья Ливены когда-то приехали в Затонск. Если только мы с тобой когда-нибудь поедем в Петербург и встретимся с ними там.
Штольман подумал, что если б не характер тещи, он бы отправил в Петербург Анну вместе с ней. Но он понимал, что лучше этого не делать. Для блага Анны. А то маменька там извела бы ее своими тирадами. Лучше пусть Павел найдет для Анны даму, которая составит ей компанию и, возможно, познакомит ее с другими женщинами. Не вечно же дядюшке Петру Ивановичу и ему самому оставаться единственными друзьями Анны.
– Да, да, Яков Платонович, конечно, я понимаю, что Затонск – не то место, куда бы поехали князья, что им тут делать? Но, возможно, когда-нибудь мы с Виктором и правда поедем в Петербург и тогда сможем увидеться с ними. Как Вы думаете?
– Да, думаю, Павел Александрович и Александр были бы рады познакомиться с родителями Анны, – согласился Штольман. Возможно, на самом деле Павел и Саша большой радости от подобного знакомства бы и не испытывали, но отнеслись бы к Мироновым с почтением.
– А Вы состоите с ними в переписке? – поинтересовалась Мария Тимофеевна.
– Да, мы обмениваемся письмами.
– А Вы не могли бы в следующий раз передать от нас с Виктором Ивановичем поклон? Или это будет слишком бесцеремонно?
– От чего же? Когда я буду писать Павлу, обязательно передам, – Штольман не думал, что Павел сочтет это наглостью, наоборот, он будет рад узнать, что родители Анны примирились с новым положением зятя в качестве родственника Ливенов.
– Яков Платонович, Вы останетесь с нами поужинать?
– Мне бы очень хотелось, но я должен спешить. Ведь Анна тоже ждет меня к ужину.
– Тогда я соберу Вам что-нибудь с собой к чаю. Чтоб хватило Вам с Анной и завтра Вам на службу, – Мария Тимофеевна дала зятю узелок и полотенце, чтоб он завернул в него семейный портрет. Не дай Бог, портрет запачкается от сдобы в узелке.
Штольман сложил все в саквояж и откланялся. По дороге домой он думал, как поведет себя Мария Тимофеевна, когда в ближайшее время по Затонску могут поползти малоприятные слухи о ее зяте.
========== Часть 8 ==========
После ухода зятя Мария Тимофеевна спросила мужа:
– Витя, и что же теперь будет?
– А что будет? Ты мечтала иметь в зятьях князя. Вот и получила. Ну Штольман, конечно, не князь. Но ближайший родственник князей.
– А князем он никак не мог стать? Если бы отец признал его?
– Нет, Маша, это было бы почти невозможно. Князю нужно было бы подавать прошение самому императору. Очень маленький шанс мог бы быть, если бы у князя вообще не было других родственников, и титул было бы передать некому кроме как внебрачному сыну. А у Дмитрия Александровича было несколько братьев, так что князей Ливенов хватало и без побочного сына. Но даже если бы Штольман и был единственным претендентом на титул, все равно ситуация была бы не в его пользу. Его мать была замужем, когда он родился. Он не добрачный, точнее привенчанный, ребенок родителей, которые все же поженились после его рождения, и не просто внебрачный ребенок князя, он родился в результате прелюбодеяния, а это гораздо хуже. Думаю, князь не смог бы ничего сделать, чтоб его узаконить.
– Как жаль…
– Маша, по крайней мере он сделал все, что мог в тех обстоятельствах. Он оплатил для его гувернера, затем его образование в пансионе и Императорском училище правоведения. Я не думаю, что у Штольмана-отца были бы возможности устроить Якова в училище. Мне кажется, что это стало возможным только потому, что князь воспользовался своими связями и мог позволить себе оплату такого привилегированного заведения. Так что своей карьерой и высоким чином, которого он впоследствии достиг, Штольман в определенной мере обязан князю.
– Да, я понимаю…
– А после смерти он оставил внебрачному сыну квартиру и фамильный перстень. А мог бы вообще ничего не оставлять. Ты хоть представляешь, сколько может стоить квартира в Петербурге? Целое состояние! Это ведь не домишко в Затонске. Так что, на мой взгляд, Дмитрий Александрович поступил по совести. Да и его брат и сын тоже. Штольман ведь не имеет никаких прав на наследство, думаю, князь оставил дарственную на квартиру. И Ливены могли попытаться это оспорить. Не Александр, который еще слишком молод, а, скорее всего, его дядя Павел. Но они этого не сделали. Штольман назвал Павла честным и порядочным человеком, и я в этом не сомневаюсь. Так что когда Штольман с Анной переедут в Петербург, благодаря князю у них там будет своя квартира.
– Витя, а они переедут?
– Маша, ну не вечно же Штольман при его чине будет в Затонске. Ему, как я могу предположить, и так сделали одолжение, разрешив вернуться сюда, он же в одном чине с полицмейстером. Он ждет другого назначения, он подал прошение на перевод в Петербург.
– Значит, наша девочка скоро уедет?
– Такие дела обычно быстро не делаются. Но, думаю, через несколько месяцев они все же уедут. Штольману нужно и дальше продвигаться по службе. И очень хорошо, что у него теперь есть в столице родственники. Все же с его родными Анне будет полегче в чужом городе.
– Думаешь, он представил ее князьями?
– А как же иначе? Она ведь его жена, как он мог ее им не представить?
– Значит, у Анны теперь есть дядя князь?
– Получается что так.
– А ее ребенок будет внуком князя…
– Ну если для тебя это так важно, то да.
– Витя, они ведь уже несколько месяцев женаты, а детей так и не предвидится…
– Маша, ну куда им сейчас ребенок? С проблемами, которые будут и здесь, и поначалу в Петербурге. Вот обустроятся в столице и подумают о детях. Я рад, что у Штольмана есть голова на плечах, все же не юнец, чтоб не понимал, что к чему.
– А если все не так, как ты говоришь?
– Тогда об этом мы узнаем через пару лет. А пока нет повода для беспокойства. Анна же у нас получилась, хоть и не сразу. Дай им время.
Виктор Иванович был рад, что разговор с происхождения Штольмана свернул на детей. Он не был готов сказать жене, что, возможно, в ближайшее время на зятя и дочь действительно могут обрушиться неприятности. Он бы очень хотел, чтоб молитвенник Ливенов не нашелся. Конечно, было бы очень жаль, если бы пропала семейная реликвия, но спокойствие Штольмана и Анны дороже.
Яков Платонович обнял и поцеловал жену, которая с нетерпением ждала его.
– Аннушка, заждалась меня, наверное?
– Конечно, заждалась. Что, опять много работы? Из-за этого ты задержался?
– Нет. Дело в другом. У меня есть новости, как хорошие, так и плохие.
– Ну начни с хороших…
– Я был у твоих родителей, поэтому и припозднился. Я помирился с твоим отцом.
– Какая радость! – Анна поцеловала своего Якова. – Теперь бы еще как-нибудь сказать об этом маме… Но чтоб без обморока было…
– Ну обморока не было, так, только намек на него… Но все обошлось…
– Ты сказал??
– Мы с Виктором Ивановичем вместе сказали.
– И что, маменька даже пустырника не попросила?
– Нет, просто ей было некогда, слишком многое ей нужно было усвоить… То, что я родственник князей, ей очень польстило. Шокировало правда, что незаконный. Но то, что Ливены меня приняли как равного, все же привело ее в благостное расположение духа. В итоге она попросила меня передать в письме князьями поклон от них с мужем.
– Даже не верится! Вы с папой просто волшебники!
– Я бы сказал – факиры, – усмехнулся Штольман.
Анна не поняла, почему ухмыльнулся муж, но спрашивать не стала. Ее больше интересовало другое.
– А поклон ты и правда собираешься передать?
– Конечно, я же обещал. Когда в следующий раз буду писать Павлу.
– Павел не сочтет это слишком дерзким? Мне бы не хотелось, чтоб он и Александр подумали, что мои родители не понимают разницы в положении между князьями и провинциальными дворянами.
– Аня, вот уж кто так не подумает, так это Павел, не такой он человек. Так что не волнуйся, в отношении этого все будет хорошо… А теперь я должен рассказать тебе и о плохих новостях. Сегодня пришла телеграмма от Саши. Помимо портрета он послал мне еще и немецкий молитвенник Ливенов. Он и пропал.
– Какая жалость. Видимо, это семейная ценность. Может, он все же найдется?
– Да было бы лучше, если бы он не находился.
– Почему же?
– Аня, в нем фамильное древо Ливенов, и князь добавил к нему меня.
– Как?? Яков, ты же не Ливен, ты – незаконный отпрыск. Подобное ведь вроде бы не делают. Как князю такое могло прийти в голову??
– Анна, да почем я знаю, что на него нашло. Добавил и все… Сейчас неважен мотив его поступка. Важно, что человек, похитивший молитвенник, может это увидеть. Ты понимаешь, какие могут быть последствия?
– Ты говорил про шантаж…
– Да, и поскольку меня искать не нужно как Ливенов, думаю, шантажировать меня будут первым. Так что как только придет письмо с угрозами раскрыть мою тайну, мне придется открыться самому. Правда пока не знаю, как это лучше сделать… Чтоб отделаться малой кровью. Но, опасаюсь, что так не получится. Меня же пол-Затонска знает. Через несколько дней весь город будет в курсе тайны моего происхождения, причем всем будет известно гораздо больше, чем мне самому. Все грязные подробности… Как князь совратил мою матушку, как бросил несчастную в положении на произвол судьбы. Как ей пришлось скрыть свой позор и спешно выйти замуж за любого, который согласится на это… Или сколько князь заплатил, чтоб кто-то женился на ней и признал его бастарда как своего сына… И сколько еще потом вытянул из него Штольман…
– Что?? – Анна опешила. – Ну ладно еще, что твоя матушка вышла замуж, чтоб скрыть позор… Ведь люди не знают, когда ты родился… Но что князь заплатил ее будущему мужу? Это вообще какой-то абсурд! А про Штольмана уж совсем ни в какие ворота не лезет!
– Аня, а вот это как раз не абсурд. Или ты не подозревала, что так бывает? Что высокородные господа, особенно если они женаты, находят мужей для своих беременных любовниц и платят им? И хорошо, если только один раз, в качестве приданого обесчещенной девице, которая понесла. А бывает, что из таких ходоков, которые не беспокоятся о последствиях своей похоти, деньги тянут годами…
– Боже мой! И ты думаешь, что подобные сплетни могут ходить по Затонску?
– Аня, я тебе сказал, какие сплетни могут ходить в подобной ситуации. Про Затонск мы не узнаем, пока этого не случится…
Анна впервые всерьез задумалась, как могут развиваться события, если в городе станет известно, что ее муж – внебрачный сын князя. Она всегда старалась думать о людях хорошо. О большинстве людей. Но она понимала и то, что не все люди добросердечные. Что в городе есть и люди, злые на язык, которые и будут распространять грязные сплетни о Штольмане. Причем даже такие, как предположил Яков, а то и еще похуже, от которых мог бы покраснеть и порядочный мужчина… Муж был прав, что после этого, возможно, им предстоит столкнуться и с косыми взглядами, и с шушуканьем за спиной и, не исключено, даже с оскорблениями. И теперь это больше не казалось ей ерундой, как прежде. Она наконец поняла, насколько все может быть серьезно.
– Почему я была такой глупой, что не хотела понимать, как далеко это может зайти?
– Аннушка, просто тебе не хотелось верить, что это когда-то может произойти… А я понимал, что такая ситуация может иметь место. И был готов к худшему…
– Основываясь на своем опыте полицейского? Чиновника по особым поручениям? – догадалась Анна.
– Да, тут в какой-то мере и опыт моей службы… И при всем своем опыте я не имею представления, как лучше преподнести все о себе… Не к Ребушинскому же мне идти, чтоб он статью написал… Мол, у начальника сыска Штольмана нашлись родственники, они передали ему от князя Ливена, его не так давно почившего родного отца, несколько вещей, принадлежащих семье…
– Да, а мне после такой статьи сразу пройтись по всему Затонску в княжеским кольце…
– Кстати, именно это и предложила Мария Тимофеевна.
– Мама? Ну не знаю… Мне кажется, это вызвало бы еще больше кривотолков. Если уж жене Штольмана такое кольцо досталось, что там еще ему перепало? Не иначе как миллионное наследство… Так кроме презрения у некоторых людей еще и зависть появится. Незаконный сын, а смотрите, какой кусок от княжеского пирога охватил. Что-то это очень подозрительно…
– Настолько подозрительно, что наталкивает на мысли, не воспользовался ли я своим служебным положением?
– Про такой поворот я не думала, – прямо сказала Анна. – Тебе лучше знать, как это может выглядеть…
– Аня, ну, а что тогда делать??
– Ну давай подождем, что будет. Кто знает, может, вор вообще был нездешний и тебя не знает. Увез молитвенник с собой, да и с концами.
– Я на это не очень-то надеюсь…
– А тот курьер? Он мог быть сам в этом замешан?
– Себастьян Баллинг? Насколько пока известно, у него незапятнанная репутация. Так что вряд ли.
– Яков, а от чего вообще он умер? Не девицы же в борделе залюбили его до смерти?
– Ну, возможно, о такой смерти он мог бы и мечтать, – засмеялся Штольман. – Нет, доктор Милц говорит, что он умер от сердечного приступа, но за какое-то время до того его ударили палкой по голове… Но мужчина он был крепкий, так что этим ударом его точно не убили… – тут следователь опомнился. – Анна, я вообще тебе этого не должен рассказывать. Я даже следствие не веду.
– Ну тогда тебе нечего и бояться. Я получила сплетни от частного лица, – улыбнулась Анна.
– Анна, ты ведь не будешь влезать в дела следствия как раньше? – строго посмотрел на нее муж.
– Каким образом? Я ведь теперь ничего не вижу… Мне бы очень хотелось тебе помочь, но, к сожалению, я не могу.
– И слава тебе Господи, что не видишь! Мы с Коробейниковым сами разберемся.
Утро не принесло никаких новостей. В Департаменте полиции Петербурга ничего интересного для следствия на Баллинга не было. Ответов от Павла и Ростовцева не пришло. Судя по всему, они оба были за пределами столицы.
Из Малиновска ответ пришел ближе к обеду. Баллинг остановился в гостинице, взял коляску на постоялом дворе, и больше его никто не видел. В гостинице о нем не волновались, мало ли куда может отлучиться богатый и красивый господин. После обыска в номере был обнаружен чемодан с двойной стенкой. Похоже, у Баллинга дело было поставлено с размахом. О коляске утром было сообщено в участок, так как господин, взявший ее, не вернул ее вовремя. Скорее всего, на этой коляске грабитель и выехал из Затонска. Нужно было найти ее.
Коляска обнаружилась брошенной в лесу, чуть вдали от дороги в полутора верстах от того места, где крестьянин нашел платок и семейный портрет барина. Лошади не было. Как предположил Штольман, на ней вор вернулся в Затонск. Над одним колесом недавно поработали. Возможно, оно слетело где-то на ухабе, и Баллинг ждал, чтоб ему кто-нибудь помог. Вряд ли он занимался этим сам. Когда его нашли ночью в борделе, одежда у него была чистая, за исключением подола сюртука и брюк, запачканных в пыли и мелком соре, на котором он где-то ранее сидел. Вероятнее всего, из-за этой поломки Баллинг и припозднился по дороге в Затонск.
Внутри не нашли ничего кроме нитки, которая зацепилась за гвоздь под сидением.
– Скорее всего, из форменных офицерских брюк, – определил Штольман.
– Но мы же не можем осматривать форму всех офицеров гарнизона, – сказал Коробейников.
– Господь с Вами, Антон Андреич, конечно, нет. Но если будут другие улики, эта тоже может помочь. Хорошо бы, если бы Вы разузнали, не появились ли у кого-то внезапно деньги…
– Я займусь этим завтра с утра.
– Хорошо, а теперь давайте расходиться по домам.
Вечер дома с Анной был тихим и приятным. Как один из многих вечеров до их ссоры. Штольману не хотелось больше думать о возможных бедах, которые могли быть связаны с ограблением курьера. Если они придут, то придут. Ничего уж не поделать. А пока надо наслаждаться покоем.
Анна получила письмо от дядюшки из Парижа. Он писал, что если все сложится благополучно, возможно, он вернется в Россию ближе к зиме. Он очень скучал по племяннице и передавал поклон Штольману. Яков Платонович очень надеялся, что к зиме они с Анной уже переберутся в Петербург.
========== Часть 9 ==========
Утром, прийдя на службу, Штольман был снова вызван к Трегубову. На этот раз все было гораздо хуже, чем когда у полицмейстера оказался семейный портрет. У него на столе лежал… немецкий молитвенник. У Штольмана земля ушла из-под ног. Ну вот и все. Это уже настоящее разоблачение. И шантажа не нужно.
– Яков Платонович, извольте объясниться! Вот это что написано? – он ткнул пальцем в страницу книги.
– Якоб Штольман.
– Это я и сам вижу! Я по-немецки имя прочесть могу!
– Николай Васильевич, зачем тогда Вы спрашиваете, если это и так понятно?
– Якоб Штольман – сын князя Ливена??
– Ну раз там так написано, значит, так и есть, – не стал отрицать Штольман.
– Сын князя Ливена??? Но не Ливен!!
– Нет, не Ливен, – снова согласился Штольман.
– Вы – внебрачный сын князя??
– Да, – кивнул головой Яков Платонович, – я – его побочный сын.
– Матка Боска! – почему-то по-польски воскликнул Трегубов. – Вы меня до разрыва сердца доведете!
– Николай Васильевич, это моя личная жизнь, и к службе это не имеет никакого отношения. Или в Вашем понимании тот факт, что мой настоящий отец – князь, влияет на мое выполнение служебных обязанностей? Если да, то поясните мне как.
– Яков Платоныч! Это уже не Ваша личная жизнь! Это достояние общественности! Уже сегодня об этом будет знать весь гарнизон и пол-Затонска!
– Каким образом? – Штольмана поразила скорость распространения слухов, которую предсказал полицмейстер.
– А вот каким!
Трегубов рассказал, а потом и дал прочитать Штольману показания о том, что произошло накануне поздним вечером.
В одном из лучших трактиров города произошла драка. Трактир был почти ресторацией, но не мог похвастаться разнообразием изысканных блюд. Там помимо офицерского Собрания собирались господа офицеры выпить и поиграть в карты, как и жители Затонска. Обстановка там была более непринужденная, да и начальство туда не заглядывало, считая это место ниже своего достоинства.
После того, как подпоручик Никаноров проиграл все деньги, чтоб отыграться, он поставил на кон какое-то издание на немецком языке, которое выиграл у кого-то ранее. Пролистав его и увидев, что оно стоило хороших денег, один из офицеров принял его к ставке.
Штабс-капитан Розен после окончания игры забрал свой выигрыш и решил больше не играть. От нечего делать, он стал рассматривать свой трофей. И тут же вскочил и кинулся к проигравшему.
– Подпоручик, у кого Вы выиграли это?
– Да какая разница, – отмахнулся пьяный Никаноров. – У одного немца.
– Что-то мне не верится, чтоб фюрст проиграл свой молитвенник.
Офицеры стали вырывать друг у друга книгу.
– Так это, может, и не фюрст. Тут еще некий Якоб Штольман есть.
– Штольман? Так в полиции есть какой-то Штольман. Может, это он проиграл?
– Ну это ж до чего надо докатиться, чтоб семейный молитвенник на кон поставить?
– Нет, этот не мог. Говорят, он человек чести…
И тут один из офицеров спросил: «А почему все – Ливены, а этот – Штольман?» В воздухе повисла тишина. Ответ был очевиден.
– Бог мой, так Штольман – сын одного из князей… незаконный отпрыск… Ну и дела…
– Какой конфуз…
– Так, значит, Штольман Вам княжеский молитвенник проиграл? Вот уж ни за что в это не поверю!
– А что вы ожидали от княжеского отродья? Говорю же, этот ублюдок проиграл его! – полез на рожон Никаноров.
– Ты напраслину на человека не возводи! Украл небось, скотина! А то мы тебя уже давно подозревали! У нас тоже вещи пропадали!
– Нельзя же так огульно человека обвинять!
– Его не обвинять, а проучить надо!
Завязалась драка. С мордобоем, с битьем посуды и крушением мебели. В запале офицеры не обратили внимания, что игравшие до этого за двумя соседними столами горожане ловили каждое слово в их ссоре… В драку из них полезли только двое, причем оба решили накостылять офицеру за оскорбление «их» начальника отделения полиции. Оба были родственниками одного некогда подозреваемого, но Штольман нашел улики, доказывавшие его непричастность к преступлению, после этого начальник сыскного отделения вырос в их глазах до небес, и они никак не могли стерпеть, чтоб какой-то офицеришка поносил «их» Штольмана. Драку разняли околоточный и городовые, за которыми послал трактирщик.
Четверо офицеров гарнизона и двое жителей города были задержаны за дебош в трактире. Свидетели опрошены. Книгу, из-за которой разгорелся скандал, забрали как улику. Ущерб, нанесенный заведению, еще подсчитывался.
– Так Вы, Яков Платонович, действительно проиграли молитвенник в карты Никанорову?
– Естественно, нет. Это тот самый молитвенник, который пропал у ограбленного курьера, – честно сказал Штольман.
– Но разве в показаниях Вы не указали его как вещь Штольманов?
– Нет, Николай Васильевич. Я сказал, что пропал семейный молитвенник. А до этого я опознал семейный портрет. Я не говорил, какой именно семьи.
– Так если Вам прислали это от Ливенов, то на портрете не Штольман, а князь?
– Да, это так. Просто я не хотел, чтоб об этом кто-то знал.
– А Александр, который Вам послал пакет, законный сын Вашего отца, судя по родословной?
– Совершенно верно.
– Но тогда он не дальний родственник. Что же Вы, Яков Платонович, постоянно вводите следствие в заблуждение?
– Мы еще дальние родственники по женской линии, и это истинная правда. Если Вы посмотрите еще раз, то увидите, что моя мать из Ридигеров, и моя бабка по отцу тоже. Они – дальние родственницы. Зачем в Затонске было бы знать о моем близком и неоднозначном родстве с князьями? Была вероятность того, что украденное вообще никогда не найдут. Зачем все раскрывать прежде времени?
– В Ваших словах есть смысл. И тем не менее я предпочел бы, чтоб Вы не играли в прятки со следствием. Я ведь даже не знаю, как сейчас с Вами поступить…
– Поступите по совести, – мрачно сказал Штольман.
– Идите в свой кабинет, Яков Платонович. Вам в Затонске и без меня достанется… И заберите это дело о дебоше в трактире, перечитайте его, потом с Коробейниковым обсудите, что делать. Вам же и по нему следствие нельзя будет вести, так хоть соображениями с Коробейниковым поделитесь.
Начальник сыскного отделения взялся за повторное чтение дела. Ничего нового он не увидел. Все было ясно. Никаноров поставил на кон чужой молитвенник, сослуживцы заподозрили его в краже. Обнаружили, чей молитвенник это мог быть. Или князей Ливенов, или Штольмана. Пытаясь обелить себя, Никаноров заглаза оскорбил Штольмана, который якобы проиграл ему когда-то этот молитвенник. В показаниях свидетелей и задержанных оскорбления в адрес Штольмана варьировались от легких до тех, которые каким-то чудом стерпела бумага протокола. Завязалась драка, в которой участвовали четверо офицеров и двое жителей Затонска. В итоге разгромленный трактир и шестеро задержанных… И тайна Штольмана, выплывшая наружу в таких скандальных обстоятельствах…
Штольман хотел поговорить с Коробейниковым про Никанорова, но его все не было. Наконец он появился и выглядел немного странно. С похмелья что ли? Или ночь не спал, с девицей какой наконец сошелся?
– Что же Вы на службу опаздываете, Антон Андреевич? Выходить из дома вовремя нужно.
– Так это… Яков Платонович… Я вовремя вышел… Но меня по дороге в участок остановили два раза. С вопросами… У нас в Затонске никакой эпидемии помешательства случайно нет? Надо у доктора Милца спросить…
– Эпидемии помешательства? У нас только оборотень был, да и тот липовый.
– Ну так люди-то с ума сходят. Никто в своем уме таких вопросов не задаст.
– Да какие вопросы, Антон Андреич? – начал терять терпение Штольман. – Говорите уж!
– Так не могу я! Это у людей язык без костей, а у меня еще совесть есть!
– Антон Андреич!
– Ну меня спросили правда ли, что… у Вас другой отец…
Ну вот! Трегубов как в воду глядел. Утро только началось, а сплетни по городу уже расползаются…
– Так и спросили?
– Ну не так… Как спросили, у меня язык не поворачивается сказать…
– Антон Андреевич, мне нужно знать, что именно сказали. Говорите, – нажал на подчиненного Штольман.
– Один спросил, правда ли, что Вы – незаконный сын какого-то то ли графа, то ли князя… А второй – что Ваша матушка была… на содержании у князя и Вас от него при… извините, родила. Я сказал, что это бредни. И пригрозил арестовать, если еще раз услышу подобную клевету.
