Текст книги "Не было печали...(СИ)"
Автор книги: Марина Леманн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
– Значит, я поеду в Петербург?
– Скорее всего. Там по крайней мере есть квартира. Если бы Петр Иванович был в Затонске, я бы отправил тебя в Петербург вместе с ним. Но его нет, поэтому о тебе там придется позаботиться другому дядюшке, уже с моей стороны. А теперь, Аня, мне нужно сказать тебе что-то очень важное. Возможно, уехать тебе придется скорее, чем я того ожидал. Тот человек, тело которого нашли ночью в борделе, был курьером и вез мне пакет от Александра. Часть содержимого пакета похищена. Вот, что осталось, – он встал и вытащил из саквояжа портрет.
– Яков! Это же ты с матушкой и князем… – удивилась Анна.
– Да, а вот Трегубов подумал, что это моя другая семья, а я – двоеженец.
– Что?? Двоеженец?? Как он мог такое о тебе подумать?? – Анна ошеломленно посмотрела на мужа.
– Аня, это ты знаешь, что на портрете я – это ребенок, а не мужчина. А Трегубов увидел князя и посчитал, что это я. Еле прислушался к моим доводам и вроде как поверил, что это портрет моих родителей и меня, пропавший много лет назад…
– Но, Яков, о чем ты тогда беспокоишься, если он поверил? На портрете нет надписи, я посмотрела. Он ведь не знает, что этот мужчина – князь Ливен, а не Штольман.
– Это так. Но не известно, что пропало. Это может быть какая-то мелочь. А могут быть, например, записи князя обо мне или что-то в этом роде, откуда понятно, кем я князю прихожусь. И мы не знаем, в чьи руки это попало. Этот мерзавец может шантажировать меня или Ливенов, или всех вместе, надеясь, что хоть кто-то из нас ему заплатит. Я послал телеграмму Саше, чтоб узнать, что еще было в пакете. Чтоб быть готовому к возможному развитию событий…
– О Господи!.. Яков, но ведь платить нет смысла… В Петербурге же все равно все откроется.
– Но этот человек об этом не знает. Поэтому или в результате шантажа, или по нашей собственной воле, но, судя по всему, открыться придется до Петербурга, здесь в Затонске. И последствия этого непредсказуемы… Именно поэтому тебе лучше будет уехать, если начнутся пересуды.
– Яша, я сделаю, как ты скажешь, как ты посчитаешь лучшим для нас, – Анна наконец осознала всю серьезность положения, в котором они могли оказаться.
– Как я сказал тебе утром, иногда мне придется принимать решения за нас обоих, даже только за тебя. Это будет действительно необходимость, а не моя прихоть. Не потому, что я твой – муж, а ты не имеешь права голоса, а потому что в силу своего жизненного опыта и даже возраста и профессии, я в большинстве случаев смогу оценить ситуацию более правильно. Я, конечно, выслушаю твое мнение, но, если то, что ты предложишь, не покажется мне благоразумным, я приму решение сам. И у тебя не должно быть на это обид.
– Я очень постараюсь не обижаться… – Анна посмотрела на часы. – Яков, давай я все же разогрею тебе ужин, хоть и поздно, – она резко встала с дивана, и Штольман увидел, что она неуверенно ступала на правую ногу.
– Аня, что у тебя с ногой?
– С ногой?
– Анна! Покажи!
– Ничего страшного, просто я упала ночью и подвернула ногу. Платье пострадало больше, чем я.
Яков Платонович серьезно посмотрел на Анну:
– Шла, наверное, не разбирая дороги, когда слезы глаза застилали?
– Откуда ты знаешь?
– Потому что я – следователь. Аня, потому что я – твой муж и знаю, как это могло произойти. Анна, ты не должна была никуда ходить ночью. Это совершенно небезопасно. Что если бы ты не просто упала? Где бы я тебя потом искал? Обещай мне, что больше никуда не будешь ходить одна по ночам.
Анна что-то буркнула, но вряд ли это было обещанием.
– А теперь давай я посмотрю, – нога Анны чуть припухла в щиколотке, но на вид действительно не было ничего серьезного. – Аня, иди отдыхай, не беспокойся. Я сам себе разогрею. Потом приведу себя в порядок, а то я уже второй день не мывшись и не брившись, и приду посидеть к тебе перед сном.
Когда позже Яков зашел в спальню, она читала. Или пыталась. Она ждала его. Своего мужа.
– Аннушка, я очень устал, я ведь почти не спал прошлую ночь. Я хотел посидеть с тобой, но, похоже, засыпаю на ходу, – он поцеловал ее в щеку и хотел уйти.
Анна остановила его, взяв за руку.
– Яша, не уходи. Я хочу, чтоб ты ночевал здесь. Потому что хочу, чувствовать тебя рядом.
– Аня, ты уверена, что хочешь этого?
– Да. Пожалуйста, не уходи. Останься. Со мной.
Штольман положил на место любимую подушку, которую держал, и лег рядом с Анной. Обнял ее и прошептал: «Аня, я люблю тебя. Я всегда буду только твоим». Анна провела рукой по его еще не совсем высохшим волосам и улыбнулась. Как все-таки хорошо, что они снова вместе. Она тоже хотела сказать, что любит мужа, но он уже спал.
========== Часть 6 ==========
Штольман чуть не опоздал на службу. Они с Анной помирились. По-настоящему. Он не ждал хороших новостей в течение дня. Но его сердце согревали воспоминания о том, как ему было хорошо с Анной, когда он снова мог любить ее как мужчина, и даже с возможными дурными известиями день не казался ему неудачным… Пока ему не принесли телеграмму. Что ж, этого и следовало ожидать…
Из скупых сведений телеграммы Александра складывалась следующая картина. Себастьян Баллинг был курьером по деликатным поручениям. Возил все. Деньги, документы, письма. Был известен в Остзейских губерниях и Петербурге. Человек надежный. Дмитрий не раз пользовался его услугами. Куда, кому и что он еще вез помимо кузена, Саша не знал. Штольману кроме портрета он вез Gebetbuch – молитвенник, в котором была записана родословная Ливенов… Куда князь добавил своего незаконного сына Якова Штольмана…
Яков Платонович тяжело вздохнул. Этого он и боялся – что в пакете было еще что-то для него, и это что-то выдало бы его связь с Ливенами. Фамильное древо, куда князь вписал побочного сына – куда уж еще больше… Следователь Штольман прекрасно понимал, что это мог быть повод для шантажа как его самого, так и Ливенов. Даже если грабитель позарился только на дорогой молитвенник и не заметил сейчас в нем ничего подозрительного, он мог заметить это позднее. Как сказать обо всем Трегубову и Коробейникову? Или не говорить пока? По тому, как была составлена телеграмма, можно было понять, что это был молитвенник семьи Штольманов. Если же потом молитвенник обнаружится, можно будет сказать, что произошло непонимание или недоразумение. Или полицмейстер сочтет это сокрытием информации и должностным преступлением? Но об этом он подумает потом.
Сейчас Штольмана больше занимало другое. Он примерно представлял, что за деятельность была у Баллинга. Будучи чиновником по особым поручениям, он знавал одного человека, который занимался примерно тем же. Он ездил по Петербургу и окрестностям и между Петербургом и Москвой. Он не занимался ничем незаконным, но поручения и правда были деликатным. Он перевозил ценные бумаги, секретные письма, драгоценности, отвозил деньги за карточные долги и просто долги и забирал долговые записки… Часто он не знал, что возил, но иногда связь между отправителем и получателем говорила больше, чем содержимое пакетов. Ему полностью доверяли. Он был человек безупречной репутации. Для клиентов. И повеса, вечно ищущий приключений и романов для остальных. Из обедневших дворян, но с хорошим образованием, прекрасными манерами и умением расположить к себе кого угодно. Умный, осторожный, хорошо развитый физически, с отменной реакцией, умеющий защитить себя и то, что возил. Прекрасно стрелявший и владевший шпагой и кинжалом, знавший не один вид борьбы… Такого трудно было бы застать врасплох, чтоб приложить по голове. Да и зачем? Убить из пистолета – возможно. Пытать до смерти, чтоб получить какую-то информацию – не исключено. Бить по голове, чтоб просто оглушить да еще и не наверняка – опрометчиво.
Но как Баллинг, человек, который должен был быть все время начеку, позволил ударить себя? Или же он знал напавшего, или тот казался ему столь невинным, что он никогда бы не заподозрил ничего дурного? Или же он не был настолько профессионалом как его знакомый из Петербурга? Ведь в каждом деле есть виртуозы и дилетанты. А ошибиться в человеке могут все, в том числе и Ливены, которые, судя по всему, доверяли его репутации.
Он собирался отправить телеграммы Ростовцеву и Павлу, но ответы от обоих нужно будет ждать какое-то время, если они не в Петербурге. Если так пойдет и дальше, то скоро он разорится на телеграммах своим родственникам и знакомым. Но хоть телеграмму в Департамент полиции Петербурга отправят за счет ведомства. Пока же следовало поразмыслить над сведениями и уликами, которые уже были.
Записная книжка Баллинга все еще лежала у него. Штольман быстро пролистал ее. Теперь у него возникло два вопроса. Первый, зачем было прятать ее в сапоге. Второй, зачем вообще курьеру по деликатным поручениям было записывать свои интрижки. Нужно прочитать все еще раз внимательно, на свежую голову. Он начал читать и тут же отметил то, что не бросились ему в глаза накануне. Эх, господин начальник сыскного отделения, что же это с Вами? Потеряли свой сыщицкий нюх, потеряв покой в личной жизни? Похоже на то. Нет, личные проблемы не должны мешать службе, негоже это. Ночью после нескольких рюмок коньяка, сидя и переживая о ссоре с Анной, он был совершенно невнимателен. Он упустил, что в записях было слишком много цифр, притом совершенно ненужных. И каким бы скурпулезным ни был по характеру Баллинг, это уже был перебор. Еще можно было понять, что он записывал возраст любовниц и количество интимных встреч с ними, как говорится, вел подсчет своих трофеев. Но то, сколько ложек малинового варенья в чае любит N или сколько цветков было на шляпке S, переходило все разумные границы. Курьер вряд ли мог быть идиотом или сумасшедшим, но он сосчитал каждый из 19 цветочков на шляпке дамы, когда прогуливался с ней по саду на берегу реки… Берег реки – вода – тонуть… сад… 19 цветочков… Затонск, Садовая улица, 19. Адрес дома, который они снимали с Анной. И S – это Штольман. Как все просто. В записной книжке были зашифрованы адреса получателей и их инициалы. Начиная с новой страницы, адресов было всего пять. Два до его адреса и два после.
Он выписал на лист бумаги те предложения, в которых, по его мнению, должна была содержаться информация об адресах. И начал искать ассоциации между немецкими словами и возможными названиями городов и улиц. Он написал возможные варианты. Первый город был в Лифляндии. Вряд ли оттуда за Баллингом следовали аж до Затонска. Второй город в списке был… Малиновск – город в соседнем уезде с Затонском. На него нужно будет обратить особое внимание. Его, видимо, нарочный и имел ввиду, говоря, что едет в те края. Эх, не было бы курьеру по пути, Александр бы не отправил с ним пакет для Штольмана, и не было бы сейчас ситуации, которая могла испортить жизнь им с Анной. Абы да кабы…
Последние два города, если предположить, что догадки Штольмана правильные, были в противоположной стороне, Затонск был совсем не по дороге. Что если Баллинг приехал в Малиновск, остановился там, выполнил поручение и решил добраться до Затонска, а потом вернуться обратно и оттуда продолжить путь в другом направлении. Нужно будет проверить, не останавливался ли Баллинг там. А еще что и кому он вез в Малиновск, а также в два других города, где получатели так и не дождутся курьера.
Так, нужно будет поручить Коробейникову, чтоб он сделал запросы в эти города. Опомнитесь, Яков Платонович, какие поручения, если Вы не ведете следствие? Нужно доложить ему о своих выводах, а там Коробейников сам решит, что ему делать. С его, Штольмана, подачи, разумеется.
Коробейников выслушал Штольмана и восхитился его недюжинным умом. Это же надо, разгадать шарады с адресами из записной книжки! Яков Платонович скромно ответил, что это обычная сыщицкая работа, а себя мысленно отругал за то, что совершенно распустился ночью и упустил время. Неужели Анна права, что если она уедет, а он будет переживать возможные нанесенные обиды наедине с самим собой, без ее слов утешения, ласковых прикосновений… без ночей, как сегодня… он пойдет в разнос? Нет, такого он не может себе позволить. Он обязан будет держать себя в руках. Иначе на его карьере можно будет ставить жирную точку.
Все телеграммы были отправлены, оставалось только ждать ответов. Первым ответ пришел из города, в который Баллинг должен был ехать после Затонска. Штольман правильно угадал адрес, там находилась контора купца. Этот купец ожидал довольно крупную сумму денег, данную в долг одному Остзейскому дворянину, с которым как-то свел знакомство в Москве. Из-за такой суммы действительно кто-то мог решиться на ограбление. Адресат в последнем городе вообще ничего не ожидал получить. Наоборот, у него Баллинг должен был забрать бумаги и отвезти их в Петербург. Что ж, не так много, как хотелось бы, но лучше, чем вообще ничего.
========== Часть 7 ==========
Из участка Штольман пошел прямо к Мироновым. После сегодняшних новостей разговор откладывать было уже нельзя.
Мария Тимофеевна, судя по всему, еще не была в курсе нового положения зятя, поскольку приняла его радушно. Только спросила, почему он пришел без Анны. Штольман ответил, что у него было дело к Виктору Ивановичу. Мария Тимофеевна проводила зятя в кабинет мужа и оставила мужчин наедине.
– Виктор Иванович, разрешите? У меня к Вам имеется разговор.
– Конечно, Ваше Сиятельство, проходите. Благодарю, что оказали мне честь своим визитом.
Штольман сделал вид, что не заметил издевки. Он пришел сюда не затем, чтоб все еще больше усугубить.
– Виктор Иванович, прежде всего я пришел извиниться. За то, что вел себя неподобающе по отношению к Вам и к Анне тоже. С Анной мы, слава Богу, помирились, у нас все хорошо. И с Вами я бы тоже не хотел оставаться в ссоре. Я уважаю Вас, и Ваше отношение ко мне много для меня значит. Я еще раз прошу прощения за свое недостойное поведение.
Миронов почувствовал себя неловко. Штольман начал прямо с извинений, а сам он встретил его колкостью.
– Яков Платонович, но ведь и я был не лучше. Обвинил Вас Бог знает в чем без всяких на то оснований. Только из-за каких-то глупых предположений, которые вообще непонятно откуда взялись… Просто для меня все было так неожиданно, что в голову почему-то полезли те дурные мысли. Правильно Анна сказала, что подозревать человека по крайней мере непорядочно. Так что и Вы примите мои извинения. По рюмке за примирение?
Штольман был готов выпить и больше, радуясь, что ссора так легко закончилась.
– Виктор Иванович, я хочу Вам рассказать о себе, ведь Вы вообще ничего про меня не знаете, хоть мы теперь и родственники.
– Я могу задавать вопросы?
– Извольте. Я Вам отвечу на те, ответы на которые знаю. Пожалуй, начну с самого начала. Я – сирота. Моя мать умерла, когда мне было пять, отцу я был совершенно не нужен. Он отправил меня в пансион, когда мне было девять, и больше я его никогда не видел. Он умер, когда мне было девятнадцать и я заканчивал Императорское училище правоведения. Родственников у меня вообще не было. Все эти годы я был один, сам по себе. Один, пока не встретил Анну.
Месяц назад оказалось, что моим настоящим отцом был князь Ливен, а я – его единственный родной сын. Младший брат князя Павел и его законный наследник Александр приняли меня как своего родственника, на равных. Я не могу отвернуться от них. Я нужен им так же, как и они мне. Они приняли и Анну, что для меня очень важно.
Вы, Виктор Иванович, понимаете, что при моем чине в Затонске надолго я остаться не могу, что нам с Анной придется уехать отсюда. Петербург с новыми родственниками и оставленной князем квартирой был бы самым лучшим вариантом. Если бы тайна моего происхождения так и оставалась тайной. К сожалению, сохранить это в секрете не получится, как бы я этого не хотел. И теперь это зависит даже не столько от Ливенов или меня. Теперь это больше во власти других людей.
– Других людей?
– Пару ночей назад мертвым нашли курьера, который вез для меня пакет от Александра, там был вот этот портрет.
Миронов внимательно посмотрел на портрет и даже взглянул на него с обратной стороны.
– Яков Платонович, Вы несомненно очень похожи на князя, своего настоящего отца. Но если портрет у Вас, каким образом этим может воспользоваться кто-то другой? На портрете не указано, что на нем за семья. Даже если кто-то и понял, что на нем именно Ваша семья, определить, что мужчина на нем не Штольман, можно только, если он знал князя в лицо. Если так, то портрет бы забрали с собой.
– Да, Виктор Иванович, все так, как Вы говорите. Но нарочный вез не только портрет. Он еще вез молитвенник Ливенов, там родословная семьи, куда князь добавил меня.
– Вас, своего побочного сына? – удивился адвокат.
– Именно.
– А вот это очень нехорошо… Нехорошо, что он попал в чужие руки.
– Да куда уж хуже… Единственная надежда, что его украли не целью шантажа, а из-за ценности самой книги. Но на это я не особо уповаю.
– Но ведь шантаж не будет иметь смысла, раз Ливены признали Вас как родственника. Шантажируют за тем, чтоб сведения оставались в тайне. А Ливены, насколько я понял, наоборот, собираются ввести Вас в общество как члена семьи.
– Но человек, завладевший молитвенником, не знает этого. Если он из Затонска или округи, то он, возможно, знает меня или слышал обо мне. Естественно, легче шантажировать меня, чем искать Ливенов непонятно где. Человек я гордый, это известно, поэтому, скорее всего, шантажист сочтет, что я не захочу, чтоб такая грязная страница моей биографии была известна в городе.
– Шантажировать полицейского чиновника высокого чина? Вы думаете?
– Так шантажируют и членов императорского дома, поверьте мне, как бывшему чиновнику по особым поручениям. А я всего лишь коллежский советник, начальник сыска.
– Скверно все это, Яков Платонович.
– Еще как скверно. На шантаж я, как Вы понимаете, не поддамся. И мне самому придется открыться, что я – внебрачный сын князя. Я понимаю, что злословья мне не избежать. Но я не хотел бы, чтоб досталось и Анне. Тем более, что здесь ее все знают, а некоторые люди относятся к ней предвзято, считают ее, мягко говоря, с причудами. А тут еще я, ее муж, со своим скандальным происхождением… К сожалению, у людей в провинции может быть гораздо больше предрассудков, чем в большом городе. Поэтому я и хочу, если начнутся пересуды, чтоб она уехала из Затонска. На какое-то время, пока буря не стихнет.
– Как же, уедет она! Вы же видели, что она тут устроила. У вас и дома, наверное, скандал был… – предположил отец Анны.
– Скажем так, у нас возникло непонимание, – неопределенно сказал Штольман.
– Непонимание возникло? Вы точно про мою дочь говорите, Яков Платонович? Если ей в голову втемяшилось, что не поедет, так ее разве что силком везти…
– Поедет по своей воле, точнее по договоренности со мной.
– Яков Платонович, может, ее лет в пять надо было отдать Вам на воспитание? Если у Вас так хорошо получается с ней справляться? У нас вот с Машей таких успехов не было…
– Да и у меня, честно говоря, успехов в этом особо тоже нет, – признался Штольман. – Но она все же согласилась, что это будет лучшим выходом из ситуации.
– Да, скорее всего так. Если начнутся сплетни и поношения, наверное, ей лучше будет уехать на время. В Петербург?
– А куда же еще? Там хоть Павел, мой дядя. У него правда служба, но, думаю, он найдет какую-нибудь даму за ней приглядывать. У него, полагаю, много знакомых, из кого можно было бы выбрать.
– Ваш дядя на службе? В каком-нибудь министерстве?
Штольману хотелось посмотреть, какая реакция будет у Миронова на должность Павла.
– Нет, он заместитель начальника охраны Государя.
– Кто?? – у Миронова вытянулось от удивления лицо. – Так он заместитель того самого Варфоломеева, который приезжал сюда, когда Вы пропали?
– Да, его.
– Яков Платонович, Вы в какую семью попали?? С такими людьми шутки плохи… И связи у них, я даже боюсь предположить, какие…
– Об этом я Вам и пытался сказать в прошлый раз. Извините, что сделал это в таком непотребном тоне.
– Теперь я понимаю… Да, если они решили признать Вас Ливеном, Вам никуда от этого не деться. И на мнение света, им, похоже, наплевать…
– У меня сложилось такое же впечатление. Я пытался сказать, что лучше не раскрывать моего происхождения. Но тщетно. За меня, как я понял, это уже решили. И Вы правильно сказали, не мне тягаться с такими людьми.
– Я ведь грехом думал, что это праздная семейка из высшего общества… А Вы, простите, решили к ним… – Виктор Миронов не мог подобрать слова.
– Пристроиться? Чтоб быть хоть каким-то боком из этих аристократов? Да, такое впечатление по моему поведению могло возникнуть… Знаете, если бы это были титулованные снобы, светские хлыщи, я бы постарался держаться от них подальше, да и они сами бы меня не приняли. Но Павел – человек порядочный, честный, не надменный, а еще добросердечный и понимающий. Александр еще слишком молод, но он тоже приятный человек. Таких родственников можно считать благословением, с титулами они или без. Особенно, если никаких родственников вообще не было.
– Да, я понимаю. В их лице Вы в какой-то мере нашли семью, которой у Вас не было много лет.
– Да, пожалуй, это так. Я был рад, что Вы с Марией Тимофеевной приняли меня. Но до встречи с Ливенами я не понимал, что означает выражение кровные узы. Я плохо схожусь с людьми, но к Павлу я почувствовал расположение с самого начала. А он был очень рад, что обнаружился сын его любимого брата. Мне кажется, после смерти брата это для него в какой-то степени стало утешением, ведь до этого он думал, что у Дмитрия не было своих детей. Для него совершенно неважно, что я его незаконный сын. Для него я – Ливен, такой же как он сам и Александр.
– Простите, что задам этот вопрос. Как же получилось так, что Вы – внебрачный сын князя? Судя по всему, князь все же не был бессовестным человеком. Оставил Вам квартиру, фамильное кольцо, вписал вас в фамильное древо. Отчего же он не женился на Вашей матери, если они, так сказать, согрешили, да еще и ребенок был уже на пути?
– Потому что моя матушка в то время уже была замужем. Они любили друг друга, но пожениться им не дали. Мою матушку выдали замуж. Потом они встретились, а после той встречи родился я. Князь узнал обо мне только после смерти моей матери. Он взял на себя заботу о моем образовании. Сначала мне наняли гувернера на его деньги. Потом он меня устроил в пансион, затем в училище, и за все это платил он.
– Значит, он не бросил Вас на произвол судьбы?
– Нет. Но ему пришлось скрывать мое существование от своего отца, который испортил жизнь всем своим пятерым сыновьям, и меня бы постигла та же участь. Как мне сказал Павел, мне повезло, что дед обо мне не знал.
– Пять сыновей?
– Да, старший Дмитрий, Павел младше его на двадцать лет, второй был черной овцой, и еще двое общаются только между собой.
– Значит, Павел и Александр – единственные Ливены, которые Вам благоволят?
– Да. Второй брат умер. А два других живут в имениях в Лифляндии. Дмитрий – вдовец, мать Александра умерла, когда он был младенцем. Павел не женат. У Павла и Александра больше нет близких родственников, которые присутствовали бы в их жизни.
– И Александр – не сын князя? Князю, по-видимому, нужен был наследник, раз Вы, будучи побочным сыном, наследовать не могли.
– Именно.
– Ох уж эти проблемы с наследованием… Иногда приходится идти на такие ухищрения, чтоб не потерять титул, чтоб не передать состояние недостойному наследнику… Это, к сожалению, далеко не единичные случаи. Это я Вам как адвокат говорю. Ну что ж, князю повезло, что у него появился наследник, хоть он Ливен только на бумаге. Вот такой парадокс: один сын – Ливен, но не наследник, другой – наследник, но не Ливен.
– Он – Ливен не только на бумаге, но он – не сын Дмитрия.
– Очень мудро… Своя кровь, а не чужая. Значит, сын кого-то из родственников… Он – сын… Павла? – догадался адвокат.
– Я этого не говорил. Этого не знают даже другие братья.
– Неудивительно. Зачем им знать такие подробности, если они даже не хотят поддерживать отношений. Думаю, и про Вас до них слухи дойдут через пятые руки. Не Павел же им это сообщит.
До этого замечания тестя Штольман вообще не думал, как на появление незаконного родственника могут отреагировать другие Ливены. Возможно, это, наконец, заставит их проявится. Но он не был уверен, что это событие будет приятным.
– А как получилось так, что у Вас не было родственников? Ведь какая-то родня все равно должна была быть.
– На этот вопрос у меня нет ответа, одни догадки. Про Штольмана можно предположить, что раз я – не его сын, меня с родственниками с его стороны и не знакомили. Он часто отсутствовал дома по службе. Возможно, он ездил и к своим родственникам. Матушка была сиротой, до замужества жила у двоюродных дядьки и тетки со стороны матери. Потом Штольман увез ее довольно далеко. Возможно, и запретил ей общаться с родней. Моя мать – троюродная сестра князя. Она в девичестве Ридигер, как и мать Дмитрия и Павла. Не исключено, что Штольман мог думать, что она могла бы узнавать о Дмитрии Александровиче или даже поддерживать отношения с ним через других родственников. Такое ему бы, естественно, не понравилось.
– Да, такое вряд ли бы кому понравилось…
– Еще бы! После того, как жена изменила да еще и принесла ему плод своей измены… Единственный сын да и то не его, а нагулянный…
– Но ведь он мог жениться после смерти Вашей матери. Он же не был слишком стар?
– Нет, ему было около сорока пяти. В таком возрасте мужчина вполне может жениться снова и обзавестись потомством. Но по какой-то причине он не сделал этого.
– То есть Вы – его единственный прямой наследник?
– Да, но я ничего не получил.
– Очень странно… Яков Платонович, Ваша жизнь полна загадок со всех сторон…
– Иногда мне кажется, что лучше, чтоб загадки оставались без разгадок… По крайней мере некоторых…
– А сколько Анна знает о Вас?
– Очень много… И все – про мое скандальное происхождение.
– И как она на это все отреагировала?
– Утешала меня и слезы мне вытирала, – без стеснения признался Штольман, ведь Миронов и так видел, как по его щеке скатилась слеза, когда тот рассказывал ему о том, как страдала Анна, когда он пропал.
– Это на нее очень похоже. Она – сострадательный человек.
– Вот поэтому я и не хочу, чтоб она снова переживала, но уже за нас обоих. И за меня, и за себя. Ее ведь тоже в покое не оставят…
– Эх, Яков Платонович, похоже, нелегкие времена грядут… Полгорода ведь не засудишь…
– А за что засудить-то? За правду? Если бы поклеп был…
– Ну за публичные оскорбления, к примеру?
– Не думаю, чтоб меня бранными словами в лицо оскорбили. А за всякие гадости нет основания в суд подавать… Так что придется просто стиснуть зубы и терпеть… Я-то буду, но не хочу, чтоб и Анне это пришлось…
– Яков Платонович, Анна хоть знает… А как я Маше обо всем расскажу? Вы же ее характер знаете, тут такая истерика будет… Может, сразу доктора Милца позвать?
– Ну давайте ей скажем вместе, начнем как-нибудь издалека…
– С наследства, например?
– Почему бы нет?
Штольман был мысленно готов к самому худшему. От припадка тещи до обвинений его Бог знает в чем. Мария Тимофеевна сидела в гостиной, ожидая, когда мужчины выйдут из кабинета и можно будет распорядиться накрыть стол к ужину.
– Машенька, тут Яков Платонович пришел поделиться с нами новостями. У него нашлись родственники, и один из них оставил ему кое-что в наследство.
– Да что Вы, Яков Платонович! Какие приятные новости! И что же Вам оставили? Верно, какую-нибудь безделицу?
– Ну квартиру в Петербурге вряд ли можно назвать безделицей, Маша.
– Квартира в Петербурге?? Какие же родственники могут оставить подобное?
– Я оказался в родстве с Остзейскими князьями Ливенами по линии матери. Князь оставил наследство сыну своей любимой троюродной сестры, то есть мне.
– Вы в родстве князьями?? Не может быть! Мой зять – княжеский родственник!! Какая честь! Я всегда думала, что в Вас есть что-то от аристократов, – от нахлынувшей радости Мария Тимофеевна встала и подошла ближе к зятю. – А этот князь – такой благородный человек! Не забыл Вас при делении наследства, видимо, очень любил свою дальнюю родственницу.
– Очень, – согласился Штольман. – Настолько сильно, что он еще и приходится мне отцом.
– Каким образом? – не поняла Мария Тимофеевна. – Ваш же отец – Штольман.
– Маша, Штольман – муж его матери. Его настоящий отец – князь Ливен.
До Марии Тимофеевна наконец дошло, что пытались сказать ей муж и зять. Сначала она беззвучно открыла рот, а потом покачнулась:
– Вы… Вы… Вы – незаконный сын князя??
– Да, я его побочный сын.
– Какой стыд…
– Маша. Маша! Присядь!
Мария Тимофеевна села на стул, подставленный мужем.
– Мария Тимофеевна, мне нечего стыдиться, – спокойным тоном сказал Штольман. – Мои родители любили друг друга, но у них не было возможности пожениться. Муж моей матери дал мне свою фамилию, у меня нет клейма незаконнорожденного, я не был лишен никаких привилегий потомственного дворянина. В обществе я занимаю пусть и не такое положение как князь, но все же достойное благодаря своему достаточно высокому чину. Моя жена меня не стыдится и принимает меня таким, какой я есть. Даже со столь сомнительным происхождением.
– Так Аня знает?? Знает про Вас??
– Естественно, знает. Неужели Вы думаете, что я бы скрыл такие новости от жены? Анна узнала об этом первая и поддержала меня. Ваша дочь – самый сердобольный человек, таких мало в наше время.
– Да, таких людей как Анна мало… Но ведь люди будут судачить о Вас, Яков Платонович…
– Непременно будут. В Петербурге у меня будет поддержка моих новых родственников. Там у меня дядя Павел Александрович – младший брат князя и княжеский законный сын Александр. Они оба приняли меня в свою семью. Здесь в Затонске моя семья – вы. И я очень надеялся, что Вы и Виктор Иванович меня тоже поддержите.
– Эти князья Вас приняли в семью? – удивилась Мария Тимофеевна. – Вас, незаконного родственника??
– Да, приняли как своего, на равных. И я этому очень рад.
Мария Тимофеевна подумала, что уж если сами князья приняли Штольмана, то и они должны примириться с этим фактом. В конце концов зять прав, что он – не какой-нибудь человек без рода и племени. Потомственный дворянин, да еще в родстве со знатью.
– Мария Тимофеевна, князь оставил мне не только квартиру. Он оставил мне и это, это – фамильное кольцо, он подарил его моей матери, а после ее смерти сохранил для меня, чтоб я подарил его своей жене, – Штольман протянул кольцо.
Мария Тимофеевна внимательно рассмотрела его.
– Видимо, князь действительно очень любил Вашу мать… Я не могу представить иной причины отдать такое кольцо женщине, с которой он не был повенчан и не был ей законным супругом… Что же теперь это кольцо Вы подарите Анне?
