Текст книги "В плену королевских пристрастий"

Автор книги: Марина Колесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

– Да, Марк, я освободилась… Ты кстати, не возражаешь, если я к тебе так буду обращаться или тебе больше по душе официальный тон? – герцогиня испытующе посмотрела на него.

– Что Вы, Ваша Светлость, как я могу возражать… Вы вольны выбрать любую удобную для Вас форму обращения ко мне. Даже если Вы захотите называть меня какой-нибудь скотиной, я не посмею возражать…

– Как интересно… – протянула герцогиня и рукой осторожно коснулась щеки принца, – я была уверена, что королева сдержит обещание и пришлет Вас ко мне, лишь если Вы сами будете стремиться к этому, осознав необходимость моего вмешательства… а выходит терпения дождаться этого ей все-таки не хватило… Жаль… очень жаль. Потому что Вы зря теряете время Ваше Высочество… Без Вашего желания и твердого намерения строго соблюдать мои наставления и действовать лишь согласно моим распоряжениям, Вы не получите ничего, кроме дополнительных проблем и сложностей, которые к тому же могут стоить Вам жизни. Поэтому мой Вам совет, забудьте, зачем сюда приезжали и, покинув завтра наш замок, постарайтесь также забыть и дорогу сюда.

– Чем Вас не устроил мой ответ? По-моему, я лишь сказал, что готов принять от Вас все… и любое Ваше желание я готов выполнить. Разве это не согласуется с тем, что Вы ждали от меня? Мне необходимо было сказать это более подобострастно или встать на колени? Я могу и на коленях… Вы поставили на колени уже всех, включая моего отца, неужели думаете, я посмею ломаться.

– Зачем Вам все это? Перед матерью хотите оправдаться, сказав, что я отказала? Смелости даже на то, чтоб честно ей сказать не хватает? Она же не отец, публично унижать не станет. Так скажите хоть ей… перестаньте действовать исподтишка, украдкой и тайком, соглашаясь в лицо и высмеивая за спиной… С таким характером не становятся правителями, он подходит лишь придворному фавориту или даже шуту, но не более.

– А Вы умеете делать больно… И не стыдитесь, это делать в открытую, – хмыкнул принц.

– Вы предпочитаете, чтоб о Вас так говорили за спиной, а в лицо лебезили и заискивали перед Вами? Ну тогда Вы обратились не по адресу, Ваше Высочество, я даже королю говорю то, что считаю справедливым, а не то, что он хочет услышать.

– Да перестаньте говорить мне: "Ваше Высочество", в Ваших устах это звучит как насмешка или ругательство какое…

– Чем Вас не устраивает такое обращение? Мне необходимо было говорить более подобострастно или встать на колени? Я могу и на коленях… – герцогиня с усмешкой посмотрела на него.

– Не надо повторять мои слова… я понял… извините… Вы хотели искренности, а я иронизировал… но это иногда сильнее меня… это способ нейтрализовать издевательства отца и не сойти с ума от стыда… мне иногда кажется, что я действительно стал каким-то шутом при нем… к ним он и то лучше относится, даже пожалеть иногда может…

– Пойдемте, Марк, я чувствую, поговорить мы все-таки сможем, хоть и не уверена, что это завершится тем, на что надеется Ваша мать.

Герцогиня решительно повернулась и пошла в сторону библиотеки. Марк пошел следом, размышляя, как всего лишь несколькими фразами эта красивая женщина сумела пробить его защиту, так надежно хранившую его все последнее время и от отца, и от матери. Все остальные старались с ним не связываться, боясь того, что он способен втихаря подстроить любую пакость.

Зайдя в библиотеку, герцогиня кивнула в сторону кресел:

– Присаживайтесь, Марк.

– А здесь ничего… – окидывая взглядом убранство библиотеки, проговорил принц, – хотя я думал, что должно быть несколько уютнее… ведь судя по рассказам того же Бенедикта, отец очень любит уединяться тут с Вами и герцогом, а здесь лишь кресла, стол и стеллажи… Или тут потайные какие комнаты или ходы имеются?

– Меньше будете знать, дольше проживете, – усмехнулась герцогиня.

– Да, это любимая фраза отца, я знаю, – кивнул головой принц, усаживаясь в кресло, – Но может Вы все-таки начнете обращаться ко мне на ты, как хотели вначале?

– Такое обращение заслужить надо… – усмехнулась та, – я немногих на ты зову, лишь тех, с кем готова общаться неформально. Думала, что сын короля сразу будет одним из них, но, оказалось, поспешила. Теперь буду осмотрительнее.

– А я на ты зову лишь слуг.

– А я в основном друзей. У Вас много друзей, Марк?

– У меня их нет, – принц презрительно усмехнулся.

– Жаль, у каждого человека должны быть друзья. Тогда жить и легче, и радостней.

– Так выходит, Вы передумали включать меня в число своих друзей?

– Дружба дело добровольное и для нее необходимо желание двух человек. С Вашей стоны, Марк, я такого желания не разглядела, – присаживаясь в соседнее кресло, проговорила герцогиня.

– И как же я должен был его демонстрировать, чтобы Вы разглядели?

– Его не надо демонстрировать. Когда оно есть, его видно без всяких демонстраций.

– Ошибиться не боитесь?

– Господь милостив ко мне, я почти не ошибаюсь ни в этом, ни в чем-то другом.

– Почти это не значит никогда.

– Я стараюсь избегать таких слов как: всегда, никогда, ни за что… Разум человека не столь велик, сколь замыслы и промысел Божий. Я могу сказать: никогда ранее со мной такого не было, но я постараюсь не загадывать на будущее…

– Значит, Вы считаете, что дружить с вами я не хочу?

– На данный момент не хотите… мало того, Вы вновь захлопнули свою раковину, под которой живете, стараясь не допустить никого к своей душе… – она откинулась на высокую спинку кресла и, задумчиво глядя вдаль, проговорила, – Учтите, я не собираюсь об нее биться, чтобы достучаться… То, что хочет Ваша мать смертельно опасно в первую очередь для вас… Поэтому я предпочту не лезть, оставив все, как есть. Можете не бояться, Вашим врагом я не буду… не буду до тех пор, пока поперек дороги отцу не встанете. Лишь в этом случае пощады не ждите… а так, можете даже хамить мне, или пакостить втихаря, как Вам это нравится, лично меня это трогать не будет, вот только постарайтесь это делать так, чтоб Ваш отец ни о чем не догадался… Шутки в отношении меня он переносит плохо…

– Вы прям сделали моего отца своим рыцарем, он бьется за Вашу честь так, словно Вы и не супруга герцога, а его дама сердца.

– Мой супруг и Ваш отец разберутся как-нибудь сами, Ваше высочество… Я бы искренне советовала Вам не лезть в наши взаимоотношения. Неровен час, они подумают, что Вы о них, что дурное мыслите.

– Я учту, Ваша Светлость, и постараюсь, как и все остальные, делать вид, что ничего не понимаю и ни о чем не догадываюсь.

– Это правильно. В мыслях человек может придумать что угодно, и никто кроме Бога за это с него не спросит. А вот если вслух произнесет, то должен быть готовым ответ держать уже на людском суде.

– Как Вы умно парируете, будто и не задевает Вас ничего… Не ожидал… Я думал, Вы или гордиться связью с отцом будете или стыдиться, но относиться так, как Вы… вроде как все догадываются, что она есть, но делают вид, что ее нет… и Вы и не опровергаете, и не подтверждаете ничего… Занятно.

– Я рада, что сумела Вас так занять, – усмехнулась герцогиня, вставая, – только время уже позднее, и разговор у нас с Вами совсем не клеится… пойдемте, я провожу Вас в Ваши комнаты. Можете передать Вашей матушке, что я отказала Вам. Вам так будет легче.

– Даже так… – принц встал и пристально посмотрел в глаза герцогине, а потом вдруг решительно сел, – Никуда я не пойду. Ты хотела неофициального разговора, он будет, Алина. На ты, так на ты… Желаешь, чтоб я душу перед тобой раскрыл и вывернул, хорошо, я выверну… Можешь потом посмеяться и наплевать туда. Все равно хуже, чем у меня есть на душе уже не станет. Да, я ненавижу всех… ненавижу… Этих лизоблюдов, что вечно окружают отца, готовых не только тарелки его вылизать, но и его зад, только б он их заметил, эту свору развратных баб, что бегают за ним и гордятся тем, сколько раз сумели лечь под него и каким способом раздвигали для него свои ноги… И его, за его наглую уверенность, что ему все дозволено и лишь его слово истина в последней инстанции, какую бы он глупость не сказал… Он может унизить, растоптать любого, любого заставить самого унижаться и примкнуть либо к стану первых, либо к группе вторых. У него, конечно, есть группа неприкасаемых любимцев… вот им дозволено все. Даже спорить с ним. Но только до тех пор, пока это самому ему не надоест… как вот сегодня с Лидией… Что он с ней сделал, что она тебе жаловаться побежала? Ты кстати как: пообещала ей заступиться перед ним или припомнила все ее интриги и только добавила? Ну, скажи…

Алина, ничего не отвечая, села в кресло и откинулась на спинку, всем своим видом показывая, что приготовилась слушать, а не вести диалог.

– Хорошо, не отвечай… не все ли равно… Это лишь пример. Раньше хоть к матери он относился с уважением, так после того, как ты у него появилась, вот только ноги об нее еще не вытирал… И она до недавнего времени хоть отвечала ему что-то, а сейчас не спорит, чтобы не сказал, и только кивает: "Да, Ваше Величество", "конечно, мой Государь", смотреть тошно… Я конечно больше перед ним стелюсь… что он только не заставлял меня делать… и за лошадью его бежать, когда я со своего жеребца упал, и за каждой стрелой, которой я в утку не попадал, самому в болото вместо собаки лазить… и не разрешал вылезать, пока я стрелу какую-нибудь не найду. Проси, сказал, может, кому стрел не жалко, тебе в болото и бросит парочку. Бенедикт тогда несколько стрел мимо пустил, чтоб я видел, куда они упали, и смог их принести. Но не близко, зараза… заставил меня в самую грязь лезть… И ржал, как лошадь. Что тебе еще рассказать, что я делал? Прислуживал ему вместо слуги, когда кубок его опрокинул. Да разве перечислишь все… Что тебе еще рассказать? Про то, как он заставлял меня так слушаться? Да очень просто: бил сильно… и плетью, и ремнем, и розгами, всем бил… Хорошо, хоть не при всех… "Я зайду к тебе", мерзким таким тоном скажет, значит, вечером пороть придет, для другого он ни разу не заходил. И я, зная это, чтоб никто этого не видел, всех слуг спроваживал куда-нибудь. И хорошо, если не пьяный приходил… потому, что если пьяный, то он не только бил, он заставлял еще так унижаться, что даже говорить не хочу… Кстати, он закрывает глаза на любые мои выходки, не касающиеся его, все мои пакости, кому бы я их не делал, сходили мне с рук. Меня поэтому весь двор и боится, потому что все знают, он за это с меня не взыскивает. Он бил лишь за то, что ему чем-то не угодил: посмотрел на него не так, ответил не тем тоном или приказание его какое не выполнил. Вот поэтому и в болото лез, и прислуживал ему… и вообще стелюсь перед ним… Сейчас, правда, можно сказать, он почти и не бьет меня, последний раз месяца два назад, да и то несильно, скорее, чтоб место свое не забывал… Теперь он на Стефана переключился, братец сейчас в моей шкуре оказался… Но я знаю, что отцу ничего не стоит взять вновь плеть в руки и для меня.

Принц надолго замолчал.

– Ну как, легче стало, что выговорился? – спросила Алина.

– Да, как тебе сказать… не особо… Ты-то удовлетворена? Или что-то еще тебе рассказать?

– А сам как считаешь: все рассказал?

– Да основное все вроде бы, так мелочи всякие остались… хочешь, буду подробнее вспоминать.

– Не надо подробнее, и так все понятно…

– Он что не рассказывал тебе ничего обо мне?

– Вот ты говоришь: ненавижу… а тебе не кажется, что все твои проблемы именно из-за того, что ты сконцентрирован лишь вокруг этого слова? – ничего не отвечая на его вопрос, сама спросила Алина.

– Что ты имеешь в виду?

– В основе всего должна лежать любовь… а ты ни разу не сказал «люблю» Все равно что: цветы, охоту, мать… Ты что любишь?

– Ничего… – принц равнодушно пожал плечами.

– Подумай, ну хоть что-то должно быть дорого тебе или кто-то…

– Да нет ничего стоящего в этой жизни… Вот будь я королем, я бы, наверное, нашел, что или кого любить. Например, такую красотку, вроде тебя.

– Ты хочешь стать королем?

– Я и так им буду, после смерти отца.

– А знаешь, что даже если ты станешь им, твое правление будет недолгим?

– Это почему?

– Потому, что такой король как ты, это гибель для государства. Ты не любишь его… Оно быстро погибнет под твоей властью, ты не знаешь никаких чувств кроме ненависти. А она может только разрушать. На ненависти нельзя строить никаких отношений, она уничтожает все рано или поздно, в том числе того, в чьей душе живет… вот так-то…

– Хочешь сказать, что отец любит его, государство то есть? По-моему, он не любит ничего, кроме тебя, конечно.

– Любит, он его, действительно любит. Ты видишь жизнь отца очень однобоко: пиры, балы, охоты, развлечения… А кроме этого ведь есть еще многочасовые советы и заседания судов, и работа над изданием новых законов, и государственная политика… Ты не интересуешься ничем этим, а ведь без этого не возможно функционирование ни одного даже владения, что уж говорить о государстве. Почему ты не интересуешься тем, что делает твой отец помимо развлечений? Ты впитываешь лишь негатив, даже не пытаясь увидеть что-то хорошее. А это хорошего много, очень много. Ты знаешь, что с приходом твоего отца к власти в полтора раза вырос уровень жизни ремесленников в городах, что увеличилось в два раза жалование наемников, что снижены налоги на земледельцев? Ты знаешь, что за последние двадцать лет не было ни одного бунта ни в одном из владений его вассалов? Ты знаешь, что он присоединил к государству окраинные территории и не потерпел ни одного поражения в битвах с сопредельными властителями? Ты знаешь, что он развивает торговые связи и сейчас у наших купцов можно купить любую заморскую диковину? Он строит порты, корабли, храмы, расширяет города и поддерживает монастыри… А ты знаешь, каким трудом это дается? Казна ведь не бездонная и деньги с неба не сыплются… А он, не увеличивая налогов, на одном развитии сумел добиться того, что казна пополнилась в десятки раз… Балы, пиры, это чаще всего способ наладить с кем-то необходимые связи и дружеские контакты, например с послами или приезжими служителями искусств, а также поддерживать определенный статус, ну и, конечно, способ сбросить накопившееся напряжение и снять усталость… Почему ты это ничего не видишь и не хочешь видеть? Да у твоего отца непростой, даже тяжелый характер, но бывает во сто крат хуже.

– Послушать тебя, так он просто ангел во плоти…

– Нет, не ангел, но умеет делать свое дело и достойно исполняет свои обязанности, государство при нем расцветает. Потому что государство в первую очередь, это народ, а не кучка придворных, окружающих твоего отца… А дай власть тебе – государство погибнет и этот народ пропадет. Нет в тебе ничего кроме амбиций и желания мстить всем и каждому, за то, что слабее отца. Ты не понимаешь, что не мстить надо, а учиться быть сильным. Учиться быть не хуже, а лучше. Видишь, что он что-то делает не так, запомни, не для того, чтобы обиду на сердце сложить, а чтобы выводы сделать и потом самому не повторить ошибку, а поступить по-другому.

– Думаешь, смогу?

– Вот это достойный вопрос. Сможешь, если захочешь. Трудно это конечно, но шанс есть.

– Ты можешь научить меня противостоять отцу?

– Не противостоять, а гордо встать рядом и стать достойным наследником. Я могу научить лишь этому.

– Ты так красиво говоришь… я, наконец, понял, как ты мать так сумела обработать. Она же после встречи с тобой просто ненормальная сделалась, только о душе и говорит, да еще тебя до небес превозносит… ну и отцу во всем поддакивает… Он тут Стефана сильно выдрал, тот ей пожаловался, так она: "Правильно папа тебя поучил, покорнее надо быть, мало еще, надо было больше" Мне она такого никогда не говорила, но я правда и не жаловался никогда… тебе первой об этом сказал… Она, конечно, догадывалась, как он меня слушаться заставляет, но в открытую не говорила, что знает, лишь жалела меня, а его ругала… ой как ругала… а сейчас будто подменили ее. Отец, правда, из-за этого к ней заметно лучше относиться стал.

– Осуждаешь, значит, мать? Считаешь, неправа она?

– Даже не знаю, что тебе сказать… До этого разговора с тобой, считал, что голову ты ей задурила… а сейчас сам готов на тот же крючок попасться… Ведь ты наверняка и от меня покорности отцу потребуешь, как и от нее…

– Потребую, – кивнула Алина, – и обиды тебе все свои придется перебороть и забыть и впредь его волю покорно принимать… Я только научу тебя это делать так, чтоб достоинство свое не уронить и несмотря ни на что быть сильным.

– Как можно не уронить свое достоинство, когда тебя избивают?

– Элементарно. Ты принимаешь наказание не потому, что слабее, а он силой заставил тебя, а потому что он обладает властью, которую ты уважаешь. И уважая эту власть, ты подчинишься всякому, даже бестолковому его требованию, и любое унизительное его требование не сможет унизить тебя. Уважение к власти это стержень, на котором могут строиться взаимоотношения сильных и мужественных людей. Ведь в государстве есть немало людей физически более сильных, чем король, но ему не посмеет противиться никто из них, не потому, что у него армия, а потому, что есть уважение к власти.

– Если б не было армии, его власть никто бы не уважал.

– Я говорю не об изменниках и предателях и не об отбросах общества, их действительно контролирует армия, – в голосе герцогини зазвенела сталь, – Я говорю о честных, сильных и порядочных людях, которые и без армии сами встанут на защиту короля и отдадут за него жизнь. Они любят родное государство и знают, что король, это гарант его процветания. Поэтому покорно примут его волю и вверят ему свои судьбы.

– Ты знаешь таких?

– Знаю, – кивнула она.

– Значит, их он еще не успел унизить…

– Уверен?

– Тогда они идиоты.

– Нет, просто они уважают власть, а долг, клятва и честь для них не пустой звук.

– Предлагаешь мне стать таким?

– Такое не предлагают. Такой путь выбирают самостоятельно, и только те, у кого хватает мужества. Таких людей уважают все, даже враги и недруги…

– Приведи пример. Не верю я, что можно снести унижение, не потеряв собственного достоинства.

Герцогиня долгим взглядом посмотрела ему прямо в глаза, потом медленно встала, прошла вдоль стеллажей с книгами, сняла со стены плеть и с ней в руках подошла к принцу. Он непонимающе усмехнулся:

– Избить меня решила?

– Нет, Ваше Высочество, – она чуть качнула головой, а потом, пристально глядя в глаза, проговорила, – Вы наследник моего государя, и сейчас я принимаю Вашу власть. Я готова принять любое Ваше наказание, – она опустилась перед ним на колени и протянула плеть.

– С ума сошла что ли? – проговорил он, вжимаясь спиной в кресло, а руками вцепившись в его подлокотники, голос его дрожал, – Хочешь, чтоб он убил меня, да? Встань сейчас же.

– От меня государь не узнает об этом, клянусь, – не вставая с колен, тихо проговорила она, – возьми, развлекись, ты же всегда мечтал об этом…

– Считаешь, я способен избить ни в чем не повинную женщину? Ты меня такой тварью считаешь, да? Встань сейчас же! Слышишь? Я приказываю тебе: встань! – его голос срывался.

– Как прикажете, Ваше Высочество… – герцогиня чуть склонила голову и медленно поднялась с колен, – Вы позволите мне убрать плеть?

– Да… Да! Я все понял… понял… наглядно продемонстрировала… Убирай ее и хватит так ко мне обращаться… – руки принца подрагивали, а губы кривились.

– Может воды тебе налить? – участливо спросила она.

– Да, если не затруднит это тебя… или скажи где, я и сам могу налить, – принц сглотнул и оглянулся, ища глазами графин.

– Не затруднит, – герцогиня прошла вновь вдоль стеллажей, повесила плеть на место, а затем, подойдя к небольшому столику в конце библиотеки, где лежали фрукты и стояли несколько графинов с вином и водой, взяла один из них, налила воду в стакан и, вернувшись, с улыбкой подала его принцу.

– Ты была уверена, что я не смогу? – беря воду из ее рук, тихо спросил он.

– Нет, судя по рассказам о тебе, тебе это могло доставить удовольствие… – пристально глядя на него, ответила она и медленно вновь опустилась в соседнее кресло.

Принц выпил воду, отставил стакан и испытующе посмотрел на нее.

– И ты бы стерпела?

– Да… меня несколько раз избивали так, что я чудом осталась жива, так что ты бы был не первый…

– Отец?

– Если ты имеешь в виду короля, то нет… твой отец очень уважительно относится ко мне… хотя знает, что может и не делать этого, я признаю его власть.

– Ты признаешь его власть? Да ты вертишь им как хочешь…

– Ты ошибаешься… я лишь помогаю ему найти правильные решения в различных ситуациях, а он соглашается с ними только по собственному желанию. Он в любой момент может отказаться от них, наказать или казнить меня. Это его право. Я даже не попытаюсь избежать этого… И он это знает.

– Кстати, как это он снес, что кто-то посмел тебя избивать?

– Никак, он не знает об этом. Я посчитала, что ему знать об этом совсем не обязательно…

– А кто это был?

– Зачем тебе это? Если я не рассказала об этом королю, неужели думаешь, расскажу тебе?

– Какая ты удивительная… гордая и покорная одновременно… как жаль, что ты не моя, и я не могу отнять тебя у отца… Я понял, почему он так дорожит тобой… Он возможно и не любит, раз вокруг него постоянно свора фавориток, и раз он выдал тебя замуж за другого, вместо того, чтобы отправить мать в монастырь и самому жениться на тебе. Он ценит и уважает… Возможно, он действительно просто твой друг, – принц помолчал немного, а потом добавил, – Я тоже хочу быть твоим другом. Можно?

– Да, – Алина кивнула, – А теперь как другу, скажи: ты действительно хочешь попытаться стать достойным короны или тебя все устраивает и так… Только не торопись с ответом, мне необходимо знать правду, потому что я не шутила, говоря, что на кону твоя жизнь… Ты пропадешь, если у тебя не хватит сил или ты оступишься. Еще не поздно остановиться, и все оставить, как есть. Потом такого шанса у тебя не будет.

– Что значит «пропадешь»?

– Возможно, потеряешь даже потенциальную возможность стать королем, а возможно и вовсе погибнешь. Чтобы выдержать тебе придется быть мужественным и безоговорочно следовать моим советам… Тебе надо будет в каком-то смысле принять мою власть, я, конечно, не буду ни контролировать, ни наказывать, но тебя сурово накажет жизнь, если наперекор пойдешь, и помочь я тебе не смогу… Так что подумай, очень хорошо подумай… это не за девицами в спальне отца подглядывать…

– Откуда ты знаешь? Об этом никто не знает… он ни разу не поймал меня за этим… – принц с испугом посмотрел на нее.

– Я много что знаю, о чем никто не только не знает, но и не догадывается, – усмехнулась Алина.

– Откуда?

– Просто знаю и все.

– А кто еще знает?

– Никто.

– Ты расскажешь отцу?

– Зачем? Чтоб унизить его, а он, чтоб потом тебя? Нет, это окончательно испортит ваши взаимоотношения… А я не к этому стремлюсь. Мне необходимо, чтоб ты стал его опорой, его соратником, его другом, наконец… Такие сведения не лучшее начало для чего-то подобного.

– Зачем тебе это?

– Если его будут окружать друзья, неспособные предать, он перестанет так нуждаться во мне и, наконец, отпустит меня… – она грустно улыбнулась, – придворная жизнь не для меня, она меня очень тяготит, я терплю ее лишь потому, что это его требование.

– Ну да, я вспомнил, он ездил насильно возвращать тебя из монастыря… Я думал, ты лишь играла, а выходит, правда хотела… Странно, ты так откровенно ответила…

– Мы же друзья… Или ты забыл? – она вдруг лукаво улыбнулась, и в глазах ее загорелись задорные огоньки, – Кстати, что ты понимаешь под дружбой? Я совсем забыла спросить… Ну-ка признавайся, а то вдруг мы с тобой в это слово вкладываем совсем разные понятия.

– Друзья помогают друг другу, не предают… и еще уважают друг друга… Так?

– Так, – она согласно кивнула, – и еще доверяют друг другу, и не лгут… Поэтому, если не хочешь говорить правду, лучше честно скажи об этом, чем врать.

– Учту… Ты знаешь, что ты очень красивая… а когда улыбаешься вот так, как только что, ты похожа на фею или волшебницу: ласковую, радостную и веселую. Я не понимаю отца… променять тебя на кучу этой дешевки… я бы на его месте никогда не позволил тебе выйти замуж за другого… ты была бы только моей.

– Надо же… то есть тебя бы не остановило наличие жены и детей, ты бы разрушил семью и смог бы заменить жену… думаешь, силой можно завоевать любовь?

– Это было бы более честно, чем то, что делает он.

– То есть ты бы нормально воспринял, что твою мать отправили бы в монастырь?

– Она и так сейчас днюет и ночует в церквях… разница небольшая.

– Она там по собственной воле, а так ее бы отправили насильно. Разница огромная. И о ней я знаю не понаслышке.

– Насколько я могу догадываться, в детстве тебя отправили в монастырь, не спрашивая твоего согласия, а сейчас ты сама туда убегала… Так что к ней бы это тоже пришло через какое-то время. В монастырях хорошо умеют мозги промывать.

– Путь к Господу может стать путем страданий путь, когда по нему заставляют идти насильно. Гораздо приятнее идти им по собственному желанию.

– Цель иногда может оправдывать любые способы ее достижения.

– Красивая формулировка, за которой можно спрятать любую гнусность… и она мне не по душе… Кстати, этот путь чреват тем, что не всегда результат оказывается тем к которому стремятся. На чужом несчастье свое счастье не построишь. Я рада, что это не девиз твоего отца.

– Нет, это именно его девиз… Он не стесняется в выборе средств, когда идет к цели… вот только с тобой он им не воспользовался, даже не знаю почему. Хотя может, именно и воспользовался… – принц задумчиво покачал головой, – Возможно, так все его устраивает еще больше: и от фавориток отказываться не пришлось и ты, как ты говоришь, покорна его власти… и выглядит все пристойно.

– Ты смешиваешь то, на что распространяется власть государя, с тем на что лишь Господа. Клятву верности супруги перед Господом приносят, и не во власти государя принудить не исполнять ее. От нее отрекаются лишь по собственной воле.

– Значит, ты не его любовница?

– Я не буду отвечать тебе на этот вопрос. Думай, как хочешь. Мне все равно.

– Почему?

– Это не твое дело. Не надо лезть в чужую жизнь. Ты со своей разбирайся.

– Мне надо знать.

– Нет, не надо, – Алина отрицательно качнула головой, – Я знаю, что не надо.

– Ты сказала: не хочешь говорить правду, откажись говорить… Значит, правду говорить ты не хочешь… А не хотеть говорить правду можно только в одном случае… Получается, что ты такая же, как все остальные… ничуть не лучше… он только фасад красивый тебе устроил в виде герцога.

– Исходя из твоей логики, получается именно так, – согласно кивнула она.

– И как герцог, интересно знать на это согласился? Хотя после восьми лет опалы можно и не на такое пойти.

– Я уже сказала: не лезь во взаимоотношения герцога и короля. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Значит, ты косвенно подтверждаешь, что ты его любовница… Да еще и по собственной воле, коли то не во власти короля, как ты говоришь… А он поимел тебя и бросил. Да ты не лучше этих его шлюх… даже хуже… ты такая же продажная дешевка. Чем он купил тебя? Тем, что сохранил жизнь в своих подвалах, когда казнили твоего первого мужа? Или тем, что позволил избежать пыток, которым обычно подвергают подозреваемых? Чем он расплатился? Свободой, замком и новым мужем или еще что-то добавил?

– Ой, как у тебя накипело… – вдруг нежно улыбнулась Алина, – Не переживай так. Нельзя, Марк, так душу себе рвать… С чего ты вообще взял, что я считаю, что я лучше, кого бы то ни было? Я действительно ничуть не лучше никого…

– Значит, ты такая?

– Я не собираюсь оправдываться, Марк. Это твое право так думать обо мне.

– И тебе даже не стыдно? Ты молишься, сбегаешь в монастыри, матери моей мозги россказнями о спасении души промываешь, а сама… сама… сама прелюбодействуешь с королем при живом муже!

– Ты меня, что видел в его постели, чтоб обвинять? – усмехнулась Алина, – Не видел. Поэтому, и обвинения твои не более чем пустой трезвон… К тому же не тебе судить меня. Я со своей душой как-нибудь сама разберусь.

– Я не обвиняю, я хочу знать, какое право ты имеешь поучать других, как жить, коли сама в грязи?

– Я никого не поучаю. Я лишь отвечаю, когда спрашивают совета и помогаю, если просят о том. Я тебя к себе не звала. И уже неоднократно говорила, что вмешаюсь в твою жизнь, только если сам хочешь.

– Почему я не могу найти никого, кто способен противостоять ему? Я думал, хоть ты такая… а ты лишь делаешь вид. Почему?

– Потому, что он – король. К тому же, сильный, мудрый и достойный король.

– Он деспот, самовлюбленный самодур и развратник, в добавок сильно пьющий.

– Марк, я могу тебе простить любые оскорбления меня, однако оскорблять в моем присутствии короля я не позволю, – в голосе герцогини зазвучала сталь, – Или ты сейчас же извинишься и признаешься, по какой причине оскорбляешь отца, или я накажу тебя, – она резко поднялась и встала напротив принца.

– Накажешь? Это позволь узнать как? Отцу нажалуешься? – тот тоже поднялся.

– Нет, жаловаться я никому не буду, – Алина быстрым движением схватила принца за руку и, сделав шаг вбок, сильно заломила ее ему за спину.

– Больно… отпусти!

– И не подумаю, – она подтолкнула, согнувшегося от боли принца лицом к стене и распустила свободной рукой шнур, удерживающий тяжелые гардины. Потом подхватила вторую руку принца и, несмотря на его попытки вырваться, связала ему руки за спиной. Затем, ударив ногой под колени, заставила встать на колени и, еще сильнее заломив руки, привязала их к кольцу в стене таким образом, что принц не мог даже пошевелиться, не испытав сильную боль.

– Отпусти сейчас же! Мерзавка! Гадина! Распутная дешевка! Ты не смеешь так со мной обращаться! – в голосе принца слышались слезы, – Я не прощу тебя, если сейчас же не отпустишь!

– Меня можешь обзывать, как хочешь… я уже говорила, это не трогает меня, – усмехнулась Алина, отходя чуть в сторону, – А вот за оскорбление короля тебе придется извиниться, мой друг. Лучше, если ты это сделаешь добровольно, потому что в противном случае мне придется наказывать тебя до тех пор, пока ты не сделаешь это.

– Изобьешь?

– Для начала да, а если упорствовать будешь, более изощренно накажу.

– Ты не посмеешь. Я кричать буду.

– Кричи. Только как ты думаешь, кто тебе поможет: твой отец, мой супруг или из придворных кто?

– Ты злобная ведьма.

– Ты эти слова на время наказания прибереги, чтоб было кричать что. А сейчас лучше мне ответь: может, ты все-таки извинишься?

– Наказывай! Я все равно не извинюсь, хоть убей!

– Надо же какая самоуверенность… Думаешь, раз я женщина, наказывать не умею? Ошибаешься. Ты может, не заметил, как у нас все слуги вышколены? Или думаешь, в том супруга моего заслуга? Так заметь, он в замке редко бывает, это я здесь постоянно живу, – она положила ему руку на пояс.