Текст книги "В плену королевских пристрастий"

Автор книги: Марина Колесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

– Кроме того, что Вы супруга герцога ничего, Ваша Светлость.

– Имя Алина Тодд тебе ничего не говорит?

– Так Вы супруга милорда Даниэля? – юноша даже попятился, – простите, были его супругой, Ваша Светлость. Я не знал… мне не говорили ничего… а там, в подвалах, спрашивать ничего нельзя… я научился ничего не спрашивать. Так вот почему Вы так рассердились на Его Светлость, когда имя мое услышали…

Он побледнел, опустил глаза и тяжело дышал.

– Да, я была супругой твоего сводного брата. Я не помню, почему у вас разные фамилии… но он мне много рассказывал о тебе. Он любил тебя.

– Это милорд Даниэль считал, что я его сводный брат, а официально это не так. Моя мать не успела стать законной супругой герцога Риттенберга – отца Даниэля, он умер при странных обстоятельствах накануне свадьбы. Сестра герцога, ставшая опекуншей милорда Даниэля до его совершеннолетия, отослала мою мать с ее дочерью Ирмой в родовое поместье ее первого мужа – виконта Орестера. Через восемь с половиной месяцев родился я. Несмотря на то, что я родился больше года после смерти виконта Орестера, матери удалось добиться для меня и его титула и фамилии. Милорд Даниэль же после совершеннолетия, став герцогом, разыскал нас и всячески поддерживал и опекал. Он даже хотел, чтоб мы переехали в его замок, но его тетя, сейчас уже покойная, и ее сын были категорически против.

– Ирма действительно занималась колдовством?

– После казни милорда Даниэля мы очень тяжело жили, Ваша Светлость… У Ирмы расстроился сговоренный им очень выгодный брак, и денег совсем не было… И тут в поместье появился горбун и попросил сдать ему заброшенное крыло дома с отдельным входом, где раньше жили слуги, и предложил очень хорошие деньги. Мать, конечно же, согласилась. Там никто не проживал, кроме садовника, которого она тут же переселила. Горбун нанял рабочих и привел там все в порядок. Жил он там поначалу очень тихо и почти не выходил никуда. Только Ирма почти сразу зачастила к нему. Затем она стала уезжать и возвращаться с какими-то странными людьми, которых водила в комнаты горбуна, и вслед за этим у нее появились деньги, очень большие деньги. Она стала покупать дорогие вещи, нанимать слуг, заказывать кареты, лошадей. На все вопросы она или отмалчивалась или говорила, чтоб мы не лезли в ее жизнь. Я не утерпел, скрытно пробрался в комнаты горбуна и тайно поприсутствовал во время одного из визитов гостей. Горбун вместе с сестрой вроде как вызывали духов и общались с ними, а потом собрали деньги с приехавших. Обследовав комнаты, я нашел массу штучек и приспособлений, чтоб казалось, что в комнате кто-то зажигает свечи, стучит, стонет и тому подобное… все это было обманом. Тогда я понял, что они морочат голову доверчивым простакам. Я попробовал поговорить с сестрой и пристыдить ее, но она лишь накричала на меня и пообещала наслать жуткие кары на мою голову, если я об этом хоть кому-то расскажу и в первую очередь матери. Обвиняла ее и меня в том, что мы живем в нищете, ну и еще много чего наговорила… В общем, я решил действительно не лезть в ее жизнь и не стал никому ничего рассказывать. Но все это все равно очень скоро вскрылось. Видно кто-то недовольный результатами их ворожбы пожаловался. Их захватили во время одного из сеансов. Вернее только сестру, горбун сумел как-то сбежать. У матери случился сердечный приступ, и ее не спасли, но это может и к лучшему… иначе она бы тоже очутилась в тюремных подвалах.

– Жалеешь, что не донес на сестру?

– Нет, доносить я бы в любом случае не стал, а вот остановить ее я был должен. Любым способом, но остановить. Оставив все, как есть, я стал соучастником.

– Король, значит, не поверил, что твоя сестра не колдовала, а мошенничала?

– Нет, не поверил… – Виктор сокрушенно покачал головой, – но он сказал, что верит, что в это поверил я. И еще сказал, что это уловка такая, расставлять такие штуки, чтобы если тех, кто этим занимается, поймают, то не предъявили бы обвинений в колдовстве.

– Вас сразу отправили к королю?

– Нет, вначале около трех дней держали в местной тюрьме, а потом уже перевезли в столицу.

– Вас допрашивали на месте?

– Сестру – не знаю, а меня – нет. Меня и в центральной тюрьме лишь через месяц на допрос привели.

– Ждали, чтоб ты понял, что тебе не хочется там навсегда остаться?

– Возможно, Ваша Светлость… но я это понял уже с первых дней… там ад на земле, Ваша Светлость. Если туда попадаешь, уже никого не интересует, кем ты был раньше, ты становишься преступником, у которого нет никаких прав и с которым можно делать все.

– Тебя подвергали наказаниям?

– Почти нет, Ваша Светлость. Меня лишь дважды сажали в карцер в колодках и пару раз выпороли плетью, но не очень сильно, однако при этом постоянно пытали и забивали насмерть тех, кто был рядом. За нерасторопный ответ, за разговоры в камере, за заданный охраннику вопрос, за непонравившийся охраннику взгляд. Поэтому, когда заставляли ответить или что-то сделать меня, то я старался изо всех сил не разделить участь тех, кто корчился в муках рядом и, в общем-то, мне это удавалось. Я научился не спрашивать ничего, не спорить и быстро выполнять любые приказы. А потом я попал на допрос к герцогу и королю. Все именно так и было, как он говорил Вам… И я очень благодарен герцогу, что он дал мне возможность не попасть на эшафот и выйти оттуда. Я с радостью согласился быть Вашим пажом, Ваша Светлость, и преданно Вам служить. Я действительно буду очень стараться, Ваша Светлость… Особенно теперь, когда узнал, кто Вы. Я очень любил милорда Даниэля и помню, с каким восхищением он всегда говорил о Вас. Это счастье, что я попал к Вам, Ваша Светлость.

– Ты действительно совсем мальчишка… глупый и наивный, – герцогиня печально покачала головой.

– Что Вы имеете в виду, Ваша Светлость?

– Неважно… ты все равно не поверишь. Пока не поверишь, – она тяжело вздохнула и отвернулась к окну.

Виктор промолчал, не посмев ее ни о чем расспрашивать.

Несколько месяцев пролетели для Виктора абсолютно незаметно. Вся его жизнь теперь напоминала ему прекрасную сказку. Он был без ума от герцогини. Она была мила, добра и обходительна со всеми. Ему нравилось в ней все, и он с удовольствием делал все для нее.

Со временем его перестали пугать визиты герцога, а пышные празднества в замке даже начали нравиться. Герцогиня столь умело определила его роль при себе, что все стали абсолютно естественно воспринимать его присутствие рядом с ней как непременное условие. Шутки и косые взгляды придворных она сумела пресечь в первый же день.

Виктор немного робел лишь, когда герцогиня уединялась с королем в кабинете библиотеки, оставляя его и герцога дожидаться их возвращения в библиотечном зале. Ни слуги, ни гости не смели заходить в библиотеку, и Виктор часами находился один на один с герцогом. Герцог обычно садился в кресло и что-то читал, а Виктор не смея ни сесть, ни тем более чем-то заняться в присутствии герцога стоял у дверей, склонив голову и не смея поднять глаз. Он долго ломал голову, чем занимаются в уединении король и герцогиня.

В первый раз ему, в голову пришли достаточно пошлые предположения, и он поразился тому, что герцог столь спокойно что-то читает, вручив свою супругу королю. В душе его росло чувство брезгливости и негодования. Но когда герцогиня с королем вышли, и он не сумел заметить ни одного изменения в роскошных одеяниях ни одного, ни другого, а так же не заметил даже легкой взволнованности в их лицах и жестах, а, бросив мимолетный взгляд в кабинет, увидел там не кровать, а стол и кресла, ему стало стыдно, что он мог так подумать о герцоге и герцогине.

Потом, наблюдая за отношениями короля и герцогини, он, пришел к выводу, что король вероятнее всего обсуждает с герцогиней государственные дела и, боясь упреков, что в решении государственных проблем участвует женщина, тщательно скрывает это, заставляя герцога создавать видимость совместных бесед о чем-то.

В любом случае короля с герцогиней связывали какие-то очень странные отношения. Странным было то, что на людях король был намного нежнее и обходительнее с герцогиней, чем наедине. Наедине король позволял себе и критику герцогини, и колкие замечания, и достаточно жесткие требования чего-либо.

Так он достаточно сурово потребовал от нее, чтобы она передала герцогу право контроля над ее родовыми владениями и перешедшими к ней владениями герцога Риттенберга. Слабые попытки герцогини возразить, что она хотела бы хотя бы, чтобы герцог советовался с ней перед тем, как вершить закон в ее владениях. Король резко оборвал ее, сказав, что это не женское дело и раз у нее есть законный супруг, то это именно его обязанность следить за порядком и наводить его.

Тем не менее, иногда было достаточно одного взгляда герцогини, чтобы король отказался от уже принятого им решения, и на публике он это всячески подчеркивал, говоря, что не может отказать своей любимой кузине ни в чем.

Странным было также то, что герцогиня порой позволяла себе обращаться к королю по имени. Хотя подобное обращение король не позволял даже родным сестре и брату. Только она могла прервать и остановить короля, когда он в пьяном угаре решал кого-то казнить, наказать или же заставлял выполнить унизительный приказ. Но и у короля был способ воздействия на нее. Иногда, не желая отказываться от задуманного, он приказывал герцогу самому разобраться с провинившимся, что тот тут же делал, или же просил "угомонить супругу". Тогда герцог со словами: "Дорогая, Вы устали, Вам нельзя так нервничать", подхватывал герцогиню на руки и уносил в ее комнаты.

Герцогу герцогиня не перечила почти никогда. Она лишь замыкалась и начинала очень холодно и отстраненно с ним общаться. Герцог с неизменной улыбкой старательно демонстрировал, что покорно сносит такое несправедливое отношение супруги, и все равно всячески старается ей угодить.

Их взаимоотношения были для Виктора еще большей загадкой, чем отношения между герцогиней и королем. С одной стороны герцог действительно старался всячески ублажить супругу. Он привозил для нее лучших портних, сапожников и ювелиров, заказывая у них самые лучшие их изделия. Лучшие кони и кареты были всегда к ее услугам. Все слуги были готовы выполнить любую ее прихоть. А с другой стороны он неизменно шел наперекор любым ее просьбам, относительно изменения заведенных им порядков, даже незначительным. Любой, кто удостаивался расположения герцогини, тут же попадал в немилость у герцога и под его жесткий контроль. Но больше всего герцога раздражали поездки герцогини в церкви или монастыри, даже если она была там во время его отсутствия в замке, а также ее благотворительные пожертвования. Только узнав о чем-то подобном, он тут же устраивал грандиозные скандалы, обвиняя герцогиню в том, что она вместо того, чтобы молиться в небольшой церкви при замке уезжает, нарочно ухудшая свое и без того далеко не прекрасное самочувствие и бестолково сорит деньгами, поддерживая тунеядцев и бездельников.

Если герцогиня молча сносила обвинения и никак не реагировала на все упреки, герцог отыгрывался на слугах замках. Наказывались все, кто попадал ему под горячую руку, чаще всего абсолютно незаслуженно. Заступничество герцогини и ее попытки доказать невиновность кого бы то ни было, могли только усугубить наказание, поэтому она старалась не вмешиваться.

Если же герцогиня осторожно пыталась оправдаться и объяснить герцогу беспочвенность его упреков, герцог спорил, кричал, бил вазы и даже ломал мебель, настаивая на своих обвинениях в недопустимости подобного поведения герцогини.

Пояснения герцогини о том, что одно ее платье или украшение стоит больше, чем она истратила, и что она готова отказаться и продать любое из них, наталкивалось на такую бурю негодования, что Виктору иногда становилось страшно. Упреки, что герцогиня ведет себя недостойно ее статуса и положения, что она хочет перед королем выставить его в качестве скупца, экономящего на собственной супруге, сыпались, словно из рога изобилия. А потом следовали угрозы, что если она посмеет продать хотя бы одну свою вещь, он обвинит покупателя в воровстве.

Заканчивалось все обычно тем, что герцогиня тихо говорила что-то вроде:

– Замечательно, милорд, я все поняла… я недостойна статуса Вашей супруги. Я только не понимаю, почему Вы это терпите? Воспользуйтесь своим правом, лишите меня возможности распоряжаться деньгами и покидать замок. Будете держать меня взаперти, и выставлять, словно разряженную куклу, перед королем во время его приездов. Вы же знаете, я не посмею перечить. В чем проблема-то?

– Ладно, ладно, не преувеличивайте, миледи… – тут же смягчался герцог, – Кто Вас посмеет чего-то лишить или где-то запереть? Вы вольны распоряжаться чем угодно. Я лишь пытаюсь уже который раз объяснить Вам, что Вы ведете себя… как бы сказать-то поаккуратнее… нерационально, что ли… но Вы упрямо настаиваете на своем… Я забочусь в первую очередь о Вас, как Вы не поймете? Церкви я жертвую положенную десятину, однако все местные святые отцы просто обожают рассказывать Вам, что в их церкви облезла где-то позолота, умалчивая, что в их собственном доме непозолоченными остались лишь полы. А еще Вас обожают использовать проходимцы и мошенники, рассказывая о своих бедствиях, вместо того, чтобы работать и самим решать свои проблемы. Неужели Вы этого не видите? Вы что ощущаете себя святой, расшвыривая им наши деньги?

– Да, очень хочется ощутить, что ж тут поделаешь, милорд… у каждого свои недостатки. Но Вы не волнуйтесь, Ваши назидания и нотации быстро возвращают меня на грешную землю, заставляя чувствовать себя не то что, не святой, а даже напротив очень грешной растратчицей фамильного состояния… – с нескрываемым сарказмом, обычно отвечала на подобные вопросы герцогиня, и герцог сразу успокаивался.

– Алина, это всего лишь просьба. Постарайтесь в следующий раз перед тем поступить так же, хотя бы подумать… и реально оценить все обстоятельства. Вам необходимо научиться быть более осмотрительной, Вы слишком доверчивы.

– Постараюсь, – как правило, безучастно соглашалась герцогиня.

При этом Виктор отчетливо понимал, что ни герцог, ни герцогиня не воспринимают всерьез это ее обещание. И это не более чем способ временно прекратить конфликт.

Вначале Виктор ждал, что герцог будет наказывать его во время ссор с супругой, но этого не произошло. Тот лишь неизменно в начале любого разговора с герцогиней бросал раздраженно: "А ну к ней в ноги, мальчик", а потом казалось, переставал даже замечать его.

Поэтому через какое-то время Виктор уже без внутреннего содрогания, а даже с любопытством, словно сторонний наблюдатель, стал следить за поведением герцога и его отношением к герцогине, пытаясь разгадать загадку их столь непростых взаимоотношений. Ему очень нравилась его госпожа, и он никак не мог понять, почему несомненно любящий ее герцог так упорно делает все, чтобы герцогиня явно с трудом выносила даже его присутствие.

А потом произошел случай, окончательно рассоривший супругов.

Началось все с того, что у большой дворовой собаки родились щенки, но молоко не пришло. Двое из трех щенков умерли почти сразу, а третий, самый крепкий лежал на конюшне и тихо скулил. Конюх попытался напоить его молоком из блюдца, но щенок не пил, толи не умел лакать, толи сил у него на это уже не было.

Герцогиня услышала его писк, когда собиралась на верховую прогулку. Узнав об умирающем голодной смертью щенке, она тотчас отложила прогулку, подхватила щенка на руки и унесла к себе в комнаты. Там она велела принести козье молоко, свернула небольшую тряпицу в виде трубочки, смочила ее в молоке и сунула щенку в рот. Тот тут же начал сосать. Герцогиня была довольна. Виктор заворожено наблюдал за ней. Такой радостной и счастливой он не видел ее никогда. Она не отходила от щенка около двух дней, лично кормя его, грея, массируя ему животик и убирая за ним. Еще слепой щеночек доверчиво полз к ней, тыкался ей в руки, и рядом с ней сразу замирал и переставал скулить.

Как только приехал герцог, герцогиня выбежала к нему на встречу и, с лучезарной улыбкой и сияющими от счастья глазами, стала рассказывать, как ей удалось спасти щенка от неминуемой смерти, видимо, не ожидая того, как он на это прореагирует.

Проронив: "Вы что притащили эту тварь в свои апартаменты, миледи?", герцог стремительно прошел к комнатам герцогини. Там он схватил беспомощного щенка за задние лапы и под его громкий скулеж потащил к выходу.

– Милорд, куда Вы его понесли? Зачем? – герцогиня попыталась схватить супруга за руку, но тот грубо оттолкнул ее.

– Я не потерплю, чтобы наш замок Вы превращали в псарню.

– Милорд, дайте его мне, его нельзя так держать, я сама его отнесу, куда скажете, отнесу, дайте, пожалуйста…

– Вы решили примерить на себя роль псаря, миледи? Неужели Вы думаете, что я позволю это моей супруге? Не позорьтесь. Идите к себе, молитву лучше какую-нибудь прочтите.

– Милорд, Вы вывихнете ему так лапы… прошу Вас, ну возьмите его по-другому, – в голосе герцогини послышались слезы.

Ничего не отвечая ей, герцог вынес щенка из замка, прошел на конюшню и, размахнувшись, с силой бросил щенка в угол. Щенок взвизгнул в воздухе, ударился о стену, дернулся и замер. Герцогиня, шедшая следом за герцогом, хотела броситься к нему, но герцог жестко схватил ее за плечо, после чего обернулся к конюху:

– Разберись с ним.

Конюх тут же склонился над щенком, а потом поднялся.

– Он сдох, Ваша Светлость, – тихо проговорил он.

– Ну и к лучшему, – кивнул герцог, по-прежнему держа герцогиню за плечо.

– Изверг! Что он Вам сделал? За что Вы так с ним? – пытаясь высвободиться и всхлипывая, с трудом проговорила она, из глаз ее просто ручьем потекли слезы.

– Миледи, прекратите истерику! Нашли причину… щенок сдох – тоже мне горе вселенского масштаба… Вы так ведь даже по мужу своему первому не рыдали, да и по мне вряд ли будете, – с издевкой проговорил герцог, пристально глядя на нее.

– Да как Вы смеете… – в глазах герцогини тут же высохли слезы, и полыхнула мрачная ярость, – нашли кого сравнивать с милордом Даниэлем.

– Это Вы про щенка или про меня? – рассмеявшись, спросил герцог.

– Не смейте меня больше даже касаться! – не отвечая на его вопрос, герцогиня оттолкнула его руку со своего плеча, развернулась и ушла. Виктор, все это время простоявший у нее за спиной, последовал за ней.

6

Около недели герцогиня не разговаривала с герцогом. Она вообще перестала выходить из своих комнат. Герцог пытался объясниться, ругался, наказывал при ней слуг, но она даже не смотрела на него.

Когда приехал король со свитой, герцогиня к гостям не вышла, и король сам пришел к ней.

– Алина, что это с тобой? Герцог жалуется, что ты с ним теперь даже не разговариваешь, – произнес он, входя в ее покои.

– Рада Вас видеть, мой государь, – склонила голову герцогиня. – Но не вижу проблемы в том, о чем Вы говорите. Разрешите моему супругу избивать не только слуг и животных, но и меня, и у него не будет больше причин жаловаться. Ему же не разговаривать со мной нравится, а издеваться надо мной.

– Алина, ты несправедлива, не говори ерунды… герцог не то, что издеваться, он даже дышать на тебя боится. На что ты так осерчала? Убил он щенка? Так, во-первых, не специально, а во-вторых, это был дворовый пес, которого держать в замке – моветон. Не место ему в замке. Тебе нравятся собаки? Скажи, герцог заведет тебе псарню. Хочешь иметь собаку в своих покоях? Опять же скажи, я выпишу тебе любую декоративную собачку, какую только пожелаешь, тебе привезут любую. В чем проблема?

– Неужели Вы не видите, Артур? Проблема не в собаке, а в отношении герцога ко мне. Мне не нужна псарня и не нужна диванная собачка. Он растравит первых и ненароком прибьет вторую, как только я привяжусь к ним. Позвольте мне уйти в монастырь, я не могу больше выносить его ненависть ко мне. Не могу.

– Алина, ты забила себе голову полнейшим вздором. Какая ненависть? Он унизил или оскорбил тебя чем-то? Скажи чем, и я позволю тебе туда уйти.

– Он не настолько глуп, чтобы открыто оскорблять меня… однако жизнь с ним для меня невыносима, мой государь.

– Все, кузина, прекрати. Будет причина жаловаться, жалуйся. Но пока ее нет, он – твой супруг, и будь добра, веди себя с ним соответственно. А сейчас переоденься и выйди к гостям. Я хочу тебя видеть.

– И не подумаю. Можете отправить меня в тюрьму, можете казнить, мне все равно.

– Миледи, не надо меня провоцировать, – голос короля заледенел, – не вынуждайте меня искать способы давления на Вас. Ведь я их найду… Поэтому будьте благоразумны. Я буду очень Вам благодарен, если Вы перестанете сердиться и, как истинная христианка, простите своего супруга и доставите нам удовольствие лицезреть Вас. Я выполню любое Ваше желание… кроме того, чтоб в монастырь отпустить, конечно. А все остальное постараюсь выполнить…

– Вам отказать сложно, мой государь, – тяжело вздохнув, тихо роговорила герцогиня.

– Алина, я рад, что ты не отказала, – на лице короля вновь появилась улыбка, – Кстати, у меня новая фаворитка. Ты должна ее посмотреть. Сказочная красавица. Ножки, бедра – загляденье, и грудь не хуже… правда, тупа как пробка. Сейчас вот размышляю, не запретить ли ей вообще рот раскрывать, а то, что ни слово, то невпопад. Ты присмотрись к ней, а потом скажешь, что думаешь по ее поводу. Я постараюсь показать ее тебе во всей красе.

– Ну ноги, бедра и все остальное я не мастерица оценивать, Вы знаете. Я Вам только про ее отношение к Вам сказать смогу, а на большее не рассчитывайте.

– Да, я знаю… любую уродину ты считаешь прекрасной, если она независтлива и добросердечна. Ты лишь рассматривая картины, почему-то замечаешь, красивы ли изображенные на них люди или нет, а вот замечать это в жизни наотрез отказываешься.

– Артур, на картинах изображения… и они либо радуют глаз, либо нет, а в общении с людьми для меня первоочередное не радость глаз, а радость души. Вы же не будете есть красивое яблоко, мой государь, если оно червиво внутри?

– Но и неприглядное на вид я есть не стану… вряд ли оно окажется вкусным.

– Вы знаете, Ваше Величество, многие лекарственные растения неприглядны на вид и даже могут быть неприятны на вкус, но возвращают здоровье и даруют исцеление.

– Алина, подобное могут оценить исключительно больные, а я пока, слава Богу, не болен.

– Вы считаете больной меня?

– Нет, ты скорее похожа на лекаря, который любит такие растения за то, что они возвращают здоровье другим… Мне же этого не понять. Поэтому единственное, что я хочу, говоря твоими же словами, чтоб ты взглянула: нет ли в моем яблочке внутри червоточинки или гнильцы, дабы мне не отравиться невзначай.

– Взгляну, обязательно взгляну, – мелодично рассмеялась герцогиня.

– Вот и славно. Ты хоть улыбаться опять начала, а то прям ледяное изваяние, а не женщина, – король нежно коснулся ее плеча, – кстати, ты своим пажом довольна? – он кивнул в сторону Виктора, который при его появлении тут же опустился на колени и замер в углу комнаты, где до этого стоял.

– Довольна, – герцогиня кивнула, – но была бы еще более довольна, если бы хотя бы Вы объяснили герцогу, что постоянное присутствие даже самого лучшего пажа тяготит. Ведь он не позволяет ему отлучаться от меня ни на шаг.

– Алина в чем проблема? Мальчик полностью в твоей власти, так пользуйся этим. Или он не слушается тебя?

– Слушается, только я не понимаю, зачем такие сложности? Зачем?

– Какие сложности? В чем ты видишь сложности? Мальчик – преступник. Я пощадил его лишь из-за тебя. Он должен делать все, что ты хочешь. Абсолютно все! Он должен не сложности тебе создавать, а избавлять тебя от них. И если это не так, я скажу герцогу, он объяснит ему это или избавит тебя от него.

– Вы такой же, как он, – герцогиня зло сверкнула глазами и отвернулась, – вам видимо обоим нравится мучить меня.

– Алина, я ничего не понимаю. Скажи, чем я тебя мучаю? Я позволил герцогу забрать для тебя преступника, обреченного на казнь. Но я не могу позволить, чтобы он оказался без присмотра. Хотя если совсем уж устанешь от него, посади его в камеру у охранников замка. Я распоряжусь, его будут держать под арестом, до тех пор, пока ты его не захочешь забрать обратно. Такой вариант тебя устраивает?

– Мой государь, я, конечно, соглашусь… и буду дальше не отпускать своего пажа от себя не на шаг, только учтите… это бесполезно, Вы зря ждете, что это что-то Вам даст.

– Алина, – король взял герцогиню за руку, – я клянусь тебе, я ничего не жду от этого. Что я могу от этого ждать? О чем ты? Ты же чувствуешь ложь… Я разве лгу тебе?

– Действительно не лжете, – герцогиня удивленно повела плечом, – тогда я не понимаю ничего… неужели он играет без Вас?

– Во что, моя радость? Во что он играет?

– Вы не поверите… пока это лишь домыслы, как вы их называете, и пока он не сделает очередной шаг, домыслами и останутся. Но это хорошо, что Вы не участвуете в его игре, – герцогиня улыбнулась.

– Алина, ты говоришь загадками.

– Я не могу ничего объяснить, Вы посчитаете меня сумасшедшей. Поэтому забудьте. Лишь предупредите охрану, она ведь до сих пор подконтрольна Вам, и хоть подчиняется герцогу, Ваше слово выше его… Так вот предупредите, как хотели, что я могу отдать им моего пажа, и они будут охранять и стеречь его до тех пор, пока я или Вы не заберем его, но никак не герцог. Обещаете?

– Я уже пообещал. Только не понимаю к чему такие оговорки? Герцог без твоего разрешения ничего не сделает с ним.

– Вы не знаете герцога. Он очень умен, Артур… Ваше счастье, что он предан Вам и использует свой ум Вам не во вред.

– Алина, я всегда поражаюсь… Ты никогда не лукавишь, даже если информация явно не в твою пользу. Ну что тебе стоило сейчас лишь намекнуть, что герцог может играть и против меня… или хотя бы смолчать.

– Это действительно не в моих правилах. К тому же герцог, предан Вам настолько, что даже говорить что-то иное… – она не договорила, усмешка, тронувшая ее губы, вдруг резко исчезла, а лицо посерьезнело, рукой она схватилась за столик, рядом с которым стояла, взгляд ее при этом устремился куда-то вдаль.

Король сразу весь напрягся и тоже молча замер. В молчании прошло минут десять, потом герцогиня повела плечом и встряхнула головой, словно отгоняя что-то, и в упор посмотрела на короля.

– Было бы хорошо, мой государь, – медленно растягивая слова, тихо проговорила она, – если бы Вы сегодня же послали герцога с его сотней на юг, в замок Веренгер, наделив его полномочиями Вашего законного представителя там. И еще лучше было бы, если послезавтра, после пяти по полудню, но только не раньше, он бы был там и осмотрел с особым старанием правое крыло замка, скрытный переход во вторую башню и секретные комнаты там. Мне кажется, полученная им при этом информация должна заинтересовать Вас.

– Почему с его сотней, а не с моей? Что ты видела?

– Потому что, если герцог не сумеет там ничего найти, Вы всегда сможете сказать, что посылали его лишь проверить правильность уплаты налогов и выкупить для Вас пару-тройку симпатичных служанок, если таковые найдутся в южных вотчинах Ваших вассалов, а он немного превысил полномочия и не более того.

– Что ты хочешь, чтоб он там нашел?

– Артур, пусть он поедет. Не спрашивайте меня больше ни о чем. Я думаю, Вы все узнаете уже дня через три-четыре.

– Алина, я надеюсь, это не способ избежать общения с гостями и со мной… – король усмехнулся, – потому что я не уеду… я подожду возвращения герцога здесь.

– А вот это ни к чему. Весь двор только и ждет повод, чтобы объявить меня Вашей фавориткой. Зачем его давать?

– Ты же говорила, что тебя не трогают дворцовые пересуды и сплетни.

– Да, они не трогают меня, но они трогают королеву. Артур, я прошу Вас, не надо так ее нервировать.

– Про королеву забудь. С ней я разберусь сам. И до возвращения герцога я останусь именно здесь и придворных всех тоже здесь оставлю. Я не хочу, чтобы отсюда кроме герцога с его сотней даже птичка вылетела. Я хочу, чтоб о поездке герцога никто никого не смог предупредить.

– Излишне это… – герцогиня покачала головой, – не того следует опасаться.

– А чего? Ты же ничего не говоришь, – король раздраженно прошелся из угла в угол.

– Это чувства, Артур, их невозможно рассказать. Все что я могла сказать, я Вам уже сказала.

– Ты не сказала ничего конкретного.

– А я и не знаю ничего конкретного.

– Тогда все будет так, как я сказал. Жду тебя в пиршественной зале. А пока я переговорю с герцогом о его предстоящей поездке и еще сообщу ему, что ты его простила.

– Да, Ваше Величество, – склонила перед ним голову герцогиня.

Король удовлетворенно кивнул и вышел.

– Вставай, – герцогиня обернулась к Виктору, – и позови Сьюзен, чтобы она помогла мне переодеться.

Сьюзен уже заканчивала зашнуровывать корсет платья герцогини, когда в апартаменты вошел герцог. Сьюзен поспешно завязав последний узел, выскользнула за дверь, а герцог обернулся к стоявшему в глубине комнаты Виктору.

– Неужели тебе так антипатична моя супруга, мальчик, что ты за столь долгий срок так и не научился помогать ей так, чтобы это начало нравиться ей? – язвительно осведомился он.

– Моя госпожа прекрасна, господин, – Виктор поспешно опустился на колени, низко склонив голову, – и я очень стараюсь угодить ей…

– Плохо стараешься, – жестко прервал его герцог.

– Оставьте его, милорд. Я сама с ним разберусь. Мне нравится, как он помогает мне, – вмешалась герцогиня.

– Я поражаюсь Вам, дорогая, Вы вместо того, чтобы заставить своего пажа доставлять Вам лишь удовольствие или избавиться от него, жалуетесь королю. Со временем мальчик разочаровывает меня все больше и больше: я не вижу в нем ни восхищения, ни восторженно трепета перед Вами, ни желания угождать Вам во всем и радовать Вас… Получилось, что я взвалил на Вас дополнительную обузу. Вы терпите его рядом лишь из жалости, в память о своем первом супруге, а он это не ценит и не пытается исправить. Я начинаю раскаиваться, что решил подарить его Вам, да еще сказал кто он.

– Неужели Вы считаете, что мне не хватает восторженного обожания со стороны моего пажа? Вы не позабыли, о ком говорите, милорд? Его дело выполнять мои приказы, а не радовать чем-то меня! – в голосе герцогини зазвучала сталь.

Виктор почти никогда не слышал таких интонаций в ее голосе. Он привык, что к нему она всегда относилась доброжелательно. Хотя принимала его помощь сдержанно и даже чуть отстраненно, да и обращалась к нему всегда обезличенно и почти никогда не называла по имени, явственно обозначая между ними ту достаточно большую дистанцию, которую Виктор даже не помышлял сократить, всячески подчеркивая свое почтительное отношение к ней. Но, тем не менее, она старалась даже намеком никогда не обозначать его истинное положение при ней, несомненно, щадя его самолюбие. Поэтому прозвучавшая фраза удивила его.