Текст книги "Журнал «Если», 2002 № 11"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Олег Дивов,Майкл Суэнвик,Дмитрий Володихин,Владимир Гаков,Уолтер Йон Уильямс,Андрей Саломатов,Чарльз Шеффилд,Владимир Борисов,Сергей Дерябин,Фергюс Гвинплейн Макинтайр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– Как, вы намереваетесь пожить у Планков?.. – сказал оторопевший Смедли Фейвершем, но Шрёдингер уже не обращал на него внимания. Он продолжал суетиться, выуживая из квартирного хлама галоши, блокноты, поломанный зонтик, носовые платки (и так далее) и втискивая эти счастливые находки в разверстый и на глазах распухающий саквояж.

– Выслушайте меня, профессор, пожалуйста! – воззвал Смедли Фейвершем. – Если уж речь действительно зашла о времени, то пока тут mein Herr…то есть я хотел сказать, mein Herr, пока вы еще здесь… то есть я имею в виду, что покуда я здесь, mein Herr, и мы оба тут… Словом, у меня найдется куча времени для нас обоих!

Всего минуту назад я вышел из дыры, парящей в воздухе, мы сами ее видели. Разве это не доказывает со всей очевидностью, что я явился сюда с одной из грядущих хронолиний? Вы видите перед собой бесценный кладезь знаний, но чем же вы заняты? Упаковкой portmanteau! А я-то полагал, что такой великий ученый, как вы, мигом оставит все дела, лишь бы со мной побеседовать…

– С какой стати? – сказал Эрвин Шрёдингер, вытаскивая из-под кучи брошюр три носка (ни один из них не составлял пару другому) и переправляя свою очередную находку в саквояж. – Если я все брошу и стану слушать, как ты тут болтаешь, то непременно опоздаю на поезд. Ты путешественник по времени, значит, тебе ничего не стоит нанести мне визит в любой из точек одномерной линии, соединяющей мое рождение и мою смерть… Из чего неопровержимо следует, что я вовсе не обязан выслушивать тебя именно сейчас! В действительности, как ты и сам мог бы догадаться, в какой-то точке Будущего ТВОЕЙ жизненной линии ты вернешься назад, чтобы навестить меня в некоторой точке Прошлого МОЕЙ жизненной линии… Вот почему я знаю все, что ты скажешь мне потом, поскольку это уже случилось, но ты, разумеется, не помнишь ничего, ибо этого еще не произошло.

– Профессор, вы рассуждаете, как истинный хронотеоретик, – с восхищением заметил Смедли Фейвершем. – Вот почему я, собственно, здесь: мне нужен ваш совет. Дело в том, что у меня что-то постоянно не ладится с моим четырехмерным гармоническим осциллятором! Всякий раз, когда я пытаюсь немного расширить Гильбертово пространство, матрицы Паули [10]10
  Давид Гильберт – знаменитый немецкий математик, который, в частности, на рубеже XIX–XX вв. выдвинул новую математическую концепцию пространства, обобщающую понятие Евклидова (трехмерного) пространства на бесконечномерный случай. Таким образом, «шире» Гильбертова пространства просто по определению ничего быть не может!
  Вольфганг Паули – швейцарский физик-теоретик, один из основоположников квантовой механики и релятивистской теории поля. В 1930 г. предсказал существование нейтрино. Т. н. принцип Паули, который здесь не время и не место излагать, дает объяснение периодичности свойств химических элементов.


[Закрыть]тут же начинают…

– Вообще-то я рад, что ты появился, – перебил его Шрёдингер, шлепнув на пол переполненный саквояж, ни в какую не желающий закрываться. Затем он вскочил на саквояж и немного попрыгал, дабы умять содержимое. – Кстати, прошу прощения за беспорядок в квартире! Я временно в разлуке со своей женой Анной-Марией, а нанять прислугу не могу. Мое годовое содержание от Цюрихского университета составляет всего лишь 14 тысяч швейцарских франков.

– Ничего не знаю о франках, – покачал головой Смедли Фейвершем. – Ваши швейцарские франки… они имеют какое-то отношение к шведским викингам? И почему вы рады, что я здесь?

– Потому что мне нужен человек, чтобы приглядеть за квартирой, пока я буду в отлучке. – Бледные зеленоватые глаза повелительно уставились на Смедли сквозь исцарапанные стекла очков. – Итак, я тебя нанимаю! Бесплатно, разумеется. Приведи в порядок это место ein klitzekleinesк моему приезду, ja?

– Вы доверяете мне присмотреть за вашей квартирой?.. – не на шутку изумился Смедли Фейвершем. – Но вы же меня вовсе не знаете! А вдруг я какой-нибудь трансхронолинейный убийца или, хуже того, вор в парадоксе?

– Парадокс, шмарадокс, – сказал Эрвин Шрёдингер, пожимая плечами. Он поднял по-прежнему нагло разинутый саквояж, прижал его к ближайшему книжному шкафу и бросил полный вес своей хилой фигуры на борьбу с непокорной защелкой. – Я не знаю, кто ты такой, – сказал он пыхтя. – Но если ты сминаешь пространство и время в складки, как обычную тряпку, и тебе вдруг вздумается прикончить меня или ограбить… я вряд ли смогу тебя остановить. Ergo, – воскликнул профессор, с триумфом защелкнув защелку, – я с тем же успехом могу оказать тебе полное доверие! Ты пришел, чтобы получить совет? Ладно, но учти, что бесплатных советов не бывает… по крайней мере, в нашей конкретной Вселенной. Услуга за услугу, как принято говорить, so? Значит, ты приглядываешь за квартирой, а когда я вернусь из Берлина, мы потолкуем о квантовой механике. Хоть целую ночь, как парочка трансхронолинейных идиотов, abgemachf?

– Но, – запротестовал Смедли Фейвершем, – я еще никогда не приглядывал за чужими квартирами и не знаю…

– А что тут знать? Просто отвечай на телефонные звонки и забирай пакеты у почтальона. Можешь съесть все, что найдешь в леднике, а если понадобится какая-то мелочь по хозяйству, имеет смысл первым делом заглянуть в мой schrank.

– Шранк? – переспросил Смедли, не будучи вполне уверен, что правильно расслышал это слово, и проконсультировался со своими субтитрами. Открылось текстовое окно, и он увидел определение: «Schrank – двухдверный деревянный кабинет или небольшой шкаф германского происхождения; внутри разделен вертикальной перегородкой на две половины, одна из которых снабжена полками и/или выдвижными ящиками, вторая же представляет свободное пространство для хранения разнообразных вещей».

И действительно, оглядевшись, Смедли Фейвершем обнаружил, что один из предметов меблировки гостиной явственно отвечает этому описанию (хотя, разумеется, не вслух).

– О, чуть не забыл: ты должен каждый день поливать мои цветочки! – воскликнул физик, снова убегая в соседнюю комнату и по пути махнув рукой в сторону окна, за которым был подвешен большой деревянный ящик с какими-то полузасохшими растениями.

– Однако же, герр Шродингер…

– Моя фамилия Schrodinger, постарайся запомнить! Mit einem Umlaut, – донеслось из соседней комнаты.

– Прошу прощения, – извинился Смедли (корректируя субтитры таким образом, чтобы они всегда присовокупляли две маленьких точки к фамилии физика). – Я как-то всегда забываю об умляутах! Но знаете, однажды мне привелось побывать в Баварии 1427-го, когда случилась засуха и почти все всходы умляутов погибли, и тогда они оказались в очень большой цене. Прямо у меня глазах два почтенных бургомистра разбили один умляут пополам, чтобы каждому досталось хотя бы по точке, и тогда…

– Кстати, о разбитых предметах, – сказал Эрвин Шрёдингер, выбегая из соседней комнаты со вторым саквояжем в руке. – Это мне кое-что напоминает… Ты должен позаботиться также о Тибблсе моей жены, пока я буду в Берлине.

– Я должен позаботиться о тибблсе вашей супруги?!

Не имея даже захудалого представления о том, что такое эти тибблсы и с чем их едят, Смедли вновь побеспокоил свои субтитры, но определения для неизвестного термина там, увы, не нашлось. Смедли уже собрался приказать своей поисковой машине выудить где угодно любую информацию о тибблсах, как мимо вдруг пронесся сильный воздушный вихрь… Он успел поднять глаза – как раз вовремя, чтобы узреть воочию, как физик выбегает на лестницу с парой саквояжей под мышками и за ним моментально захлопывается дверь.

–  Herr Schrodinger? – отчаянно воззвал Смедли, не забыв на сей раз про умляут. – Не могли бы вы срочно реверсировать свою полярность? И вернуться на минуточку назад, пожалуйста?

Ответа, разумеется, не последовало.

– Смылся, – мрачно заключил Смедли Фейвершем. – Ничуть не волнуясь и даже не махнув мне рукой на прощание! Но, возможно, Шрёдингер вообще лишен волновой функции? Так или иначе, он ничего не объяснил, что надо делать с тибблсом его жены. Откуда мне знать, в самом деле?! В жизни своей не имел ничего общего ни с какими тибблсами, и если…

– МРРРВАУУУ! – прервал эти размышления сердитый голос, раздавшийся на уровне щиколотки Смедли Фейвершема. Взглянув под ноги, он обнаружил диковинный сфероид – большой, пушистый и цвета апельсинового джема. С передней стороны мехового шара выступал усатый протуберанец, с противоположной он был укомплектован хвостом и приближался вперевалку на толстеньких коротких ножках. В протуберанце распахнулась пасть, демонстрируя розовый язычок и острые зубы, и в воздухе отчетливо пахнуло тухлой рыбой.

Этот раскормленный объект, заросший оранжевым мехом, и был, без малейшего сомнения, пресловутый Тибблс.

–  Oh, Gotterdammerung! – простонал Смедли Фейвершем, поспешно отключая субтитры, дабы никого ненароком не обидеть. – Откуда мне было знать, что этот Шрёдингер держит в доме кота?! Нет, он ни разу даже не заикнулся о коте! Я совершенно не способен присматривать за котом! Я абсолютно ничего не понимаю в кошках!!!

– МРРРРУАУУУ! – снова высказался Тибблс. Он подошел к Смедли Фейвершему вплотную и требовательно вперился в него парой круглых янтарных гляделок. Программное обеспечение субтитров Смедли не имело специальной опции для перевода кошачьего языка, но тут ее вовсе и не требовалось. Данное сообщение Тибблса могло иметь лишь одно-единственное значение: ДАЙ ЖРРРАТВЫ!

Маленькая неуютная квартирка Шрёдингеров располагалась на четвертом этаже доходного дома (без лифта) и отличалась какой-то специфической теснотой. Как раз тот сорт домашнего очага, что можно было ожидать от семьи ординарного профессора физики в хронологических окрестностях 1926-го. Несмотря на малые размеры жилища, Смедли потратил несколько минут, чтобы добраться из гостиной до кухни. Книги и журналы, принадлежащие профессору Шрёдингеру, назойливо путались у него в ногах, пересекаясь на встречных курсах в пространстве-времени, а настойчивые вопли изголодавшегося Тибблса только усугубляли положение.

Ледник, о котором упомянул Эрвин Шрёдингер, по принципу действия вполне соответствовал своему наименованию. Это был старомодный деревянный шкафчик, с большим отделением для ледяного блока вверху и цинковым поддоном внизу для стекающей воды. Покуда Смедли разыскивал источник домашнего изобилия, истошные вопли, испускаемые Тибблсом, звучали все громче и чаще. Усатый-полосатый недвусмысленно намекал, что давно пребывает на грани смерти от голода, невзирая на свою неправдоподобную талию.

Отворив дверцу среднего отделения, Смедли Фейвершем обнаружил три полки, покрытые заметным слоем пыли, и один надкушенный и заплесневелый Pfannkuchen.Ничего, что хотя бы отдаленно напоминало кошачью еду. Или, кстати сказать, человеческую. Да что говорить, в леднике на поверку не оказалось даже льда…

– МРРРРРВЯЯАУ! – излил душу разочарованный Тибблс и принялся с остервенением точить когти о ближайшую штанину Смедли Фейвершема.

– Я что, специально явился сюда, чтобы кормить котов и нянчиться с настурциями?! – риторически вскричал Смедли, не обращая внимания на усердные труды Тибблса. – Нет, я просто хотел задать профессору Шрёдингеру один очень-очень простой вопрос! Что может быть проще, чем гармоники при мультимерной осцилляции или преобразование Кюстаанхеймо-Штифеля в квантовом пространстве-времени?.. Нет, лучше уж я сэкономлю время, перепрыгнув прямо в точку возвращения Шрёдингера из Берлина. Таким образом, мне совсем не придется его поджидать и… О-О-ОХ!

Пронзившую его внезапную боль Смедли Фейвершем сгоряча принял за острые угрызения совести, но тут же вспомнил, что давно избавился от этого атавизма посредством несложной хирургической операции. Сверх того, боль угнездилась в его правой щиколотке, а там его покойная совесть даже при жизни не обитала. Поэтому Смедли взглянул на правую ногу и увидел Тибблса, который уже изорвал в клочья его правую штанину и теперь с остервенением точил когти о вышеупомянутую щиколотку. Продолжая между тем требовать на своем кошачьем языке: дай жррратвы!

– Подожди! – рявкнул Смедли, огрев усатое чудовище одним из бесчисленных блокнотов герра Шрёдингера так, что кот неохотно, но прекратил терзать его плоть. – Ладно, предположим, что я прыгнул вперед во времени и встретился с профессором в тот момент, когда он вернулся из Берлина. Между тем его квартира, оставаясь на прежней хронолинии, будет двигаться вперед без всякого присмотра, а что это значит? Что цветочки Шрёдингера окончательно засохнут, почта Шрёдингера будет валяться на лестнице перед дверью квартиры, а эта тварь Тибблс отощает и помрет с голоду. Хотя… сильно сомневаюсь, что тварь столь невероятной упитанности способна в ближайший месяц скончаться от истощения!

Ну ладно, пускай этот кот просто отощает, а это лишь пойдет ему на пользу. Но что случится, когда герр Шрёдингер обнаружит, что я и не думал присматривать за его квартирой? Он, как пить дать, очень и очень рассердится! А рассердившись, не станет мне рассказывать ни о коварных гармониках, ни про все остальное прочее, что могло бы оказаться полезным… Но можно прыгнуть назад во времени и встретиться с профессором в 1925-м! Тогда Шрёдингеру, разумеется, никак не может быть известно о нашей встрече в 1926-м… Какой дурак сказал, что при знакомстве у тебя никогда не бывает второй возможности произвести первое впечатление?!

Смедли пришел в такой восторг от собственного парадокса, что невольно расхохотался, но тут же обнаружил в нем фундаментальный изъян.

– О причины! О следствия! Ведь я же сам выбрал июль 1926-го как лучшее время для встречи с профессором, solА почему? Да потому, что он только закончил свою знаменитую работу по квантовой физике! И что же получается в итоге? Если я задам свой вопрос до того, как он ее написал, у герра Шрёдингера еще не будет ответа. А если я задам вопрос после нашей сегодняшней встречи, он вообще не пожелает со мной разговаривать… И я никогда не узнаю, как завязывать мои квантики в любые бантики! – Смедли перевел дух и печально заключил: – Ну что же, если я рассчитываю когда-нибудь получить ответ от герра Шрёдингера… мне все-таки придется навести порядок в этой ужасной квартире. Гм, с чего бы начать?

Ответ последовал незамедлительно и на кошачьем языке: дай жррратвы!

На сей раз кошачьи вопли сопровождались погромыхивающим и царапающим слух звуком. Поглядев на Тибблса, Смедли увидел, что тот настойчиво толкает носом какой-то серый бакелитовый объект округлой формы. Верхняя поверхность объекта была заметно вогнута, а возле кромки красовалась надпись грубыми угловатыми буквами: . Это была, несомненно, любимая плошка Шрёдингерова кота.

– Да, надо бы выйти и купить какой-то кошачьей еды, – с тяжким вздохом произнес Смедли Фейвершем. – Но увы, ведь это Цюрих 1926-го, а у меня нет никаких наличных швейцарских денег. Ни гроша, чтобы купить хотя бы грушу, ни даже пфеннига, пфуй! А впрочем… Кто сказал, что я обязан делать покупки локально?

С этими словами Смедли Фейвершем поспешно растворил червоточину и отправился в продолжительный деловой вояж по несчетным извилинам и закоулкам пространства-времени, где обычно торговали кошачьей едой. Особенно славился своим ассортиментом и великолепным качеством кошачьей еды ХХХIX век после Рождества Христова, однако едва Смедли там очутился, как сразу выяснилось, что его кредит в этом столетии полностью исчерпан…

Пометавшись по разнообразным тысячелетиям и векам, Смедли наконец с горечью убедился, что его собственная репутация каким-то сверхъестественным образом всегда успевает его опередить. Ничего не оставалось, кроме как отправиться прямиком в Древний Рим и похитить гигантского отварного осетра со стола императора Нерона в тот момент, когда упомянутый достопочтенный джентльмен был сильно занят в своем блеватории.

– Думаю, Нерон никогда не узнает, что это я избавил его от ужина, покуда он избавлялся от обеда, – сказал себе Смедли Фейвершем, снимая широкий кушак. Он перевязал осетра поперек, концы кушака намотал на руку и нырнул назад в червоточину, установив пространственно-временные координаты на Цюрих 1926-го. – Надеюсь, Нерон не совершит каких-нибудь особо непоправимых глупостей, увидев, что его осетрину увели? Очень бы не хотелось, вернувшись в 1926-й, обнаружить, что ход истории внезапно изменился… И все потому, что я украл эту отварную рыбу у забытого историками римского императора!

Осетр и Смедли Фейвершем понеслись вперед во времени, причем последний чувствовал себя весьма неуютно, так как червоточина была довольно тесной, а рыба воистину гигантской. Но наконец, через наносекунду после своего отбытия, Смедли снова очутился у Шрёдингера на кухне и узрел перед собой голодного Тибблса, поджидающего его с нетерпением.

–  Котте hier, meine verdammelte Katzenschmutz, ты, разжиревшая котомка с блохами! – приторным голосом сказал ему Смедли Фейвершем, зазывно помахивая рыбой. – Ну-ка посмотри, что я тебе принес?

Тибблс с вожделением понюхал воздух своим крошечным розовым носиком… а после выгнул спину дугой и жутко зашипел.

Перевода, как обычно, не потребовалось. Смедли уже и сам успел принюхаться. В своем поспешном бегстве из 59 года от Рождества Христова он не обратил должного внимания на то, что украденный гигантский осетр одним боком высунулся за пределы червоточины. Благодаря этому прискорбному обстоятельству рыба портилась в течение всех девятнадцати веков, отделяющих правление Нерона от 1926 года, а в результате… гм, да… Пфффуууй!

– Черт возьми! – с чувством произнес Смедли Фейвершем, торопливо открывая ближайшее окно и переправляя безнадежно протухшую осетрину на цюрихскую Nebenstrasse.Он захлопнул окно еще быстрее, ибо до его ушей незамедлительно донеслись крики застигнутых врасплох горожан: «Gott in Himmel!»Вконец изголодавшийся Тибблс испустил еще более разгневанный вопль: МРРРРЖРРРАТЬ ХОЧУУУ!

– Даже не подозревал, что из-за одного проклятого кота может быть столько беспокойства и неприятностей, – уныло сказал себе Смедли Фейвершем, обшарив Прошлое, Будущее и большую часть альтернативных реальностей в поисках кошачьей еды. – Возможно, следует просто вернуться на 30 миллионов лет назад и пристрелить самого первого доисторического фелиноида, едва тот поднимется на лапы? Таким образом, я единым махом избавлюсь от всего семейства Felidae, и слава Вселенной! С другой стороны, герр Шрёдингер в таком случае может никогда не рассказать мне…

И Смедли отправился дальше. Множество лакомых кусочков свежайшего мяса и рыбы разнообразных сортов было доставлено в пространственно-временной нексус кухни Эрвина Шрёдингера и категорически отвергнуто Тибблсом. Всякий раз, когда запыхавшийся Смедли Фейвершем почтительно выкладывал на кошачью плошку с надписью  свое очередное приношение, кот инвариантно морщил свой коротенький носик и брезгливо отворачивался в сторону, шипя и бранясь. А после снова выдвигал громогласное требование, чтобы его наконец накормили.

– Я обчистил уже шестьдесят две стандартных хронолинии, – сказал себе Смедли Фейвершем. – Любая еда, которую только можно вообразить! Все известные науке питательные вещества, за исключением разве что сибирского мамонта! О… какого черта…

И Смедли отправился в Сибирь времен мезолита, где у него было одно знакомое племя, надеясь, что тамошние охотники не слишком много сдерут с него за мамонта. Старший охотник племени приятно оживился, предчувствуя удачную сделку, ибо тундра каменного века являлась, вероятно, единственным местом во всем пространстве-времени, где Смедли Фейвершем еще не превысил свой кредит. Словом, они быстренько обговорили цену за мамонтятину (цена, к счастью, оказалась более чем просто разумной) и уже почти ударили по рукам… когда неожиданно всплыла одна маленькая второстепенная деталь.

– Я д-должен з-забрать ЦЕ-ЦЕЛОГО МАМОНТА? – не веря своим ушам, переспросил Смедли Фейвершем, стуча зубами на сибирском морозе и страшно сожалея, что все его теплые муклики и снагги остались дома. – Но разве нельзя взять просто д-дюжину мамонтовых бифштексов или вырезку из ма-ма-монтятины?

– Так ты берешь его или не берешь? – осведомился старший охотник, небрежным жестом указывая на самую большую тушу доисторического мамонта, который был этим утром убит, освежеван, выпотрошен и приправлен, гарантируя много-много часов счастливой жратвы.

– Ты думаешь, я отрежу кусок этого мамонта, чтобы ты мог соорудить для себя пару бутербродов, а остальное оставлю в вечной мерзлоте? У нас в Сибири это делается так: или бери все целиком, или катись отсюда!

– Позволь мне хотя бы выбрать, Нанук, – смиренно согласился Смедли Фейвершем. Он оглядел выставленные на продажу туши, выбрал наименьшее из возможных зол и не забыл расширить поперечник червоточины, дабы все части доисторического гиганта оставались внутри.

– Ну ладно, до новых встреч, – сказал он Нануку.

И Смедли с мамонтом рванули вперед, в 1926-й.

– Хотелось бы знать, как мне удастся втиснуть целого мамонта в эту крошечную квартирку? Вообще-то герр Шрёдингер хотел, чтобы я вынес из нее кое-что лишнее, а не вносил! И потом, куда я дену остатки мяса и изумительно полный скелет шерстистого сибирского мамонта? Интересно, существует ли в Цюрихском университете отделение палеонтологии?..

Не успел Смедли договорить, как уже очутился на кухне профессора Шрёдингера вместе со своим ископаемым динозавром (технически мамонты, разумеется, никакие не динозавры, но Смедли нравилось думать именно так). Едва Смедли Фейвершем и мамонт успели очутиться на кухне, как их приветствовал громогласный, торжествующий вопль кота. Мохнатый оранжевый шар прыжком преодолел разделяющее их расстояние, хищно вцепился в гигантскую тушу и принялся жрать.

– Надеюсь, это займет Тибблса надолго, – задумчиво сказал Смедли, наблюдая, как слишком привередливый представитель кошачьих, жадно урча, расправляется с мамонтом. – Но если во Вселенной и существует домашний котик, способный сожрать динозавра и остаться голодным, то я точно знаю, где его искать!

А между тем все перекрытия здания под и над квартирой Шрёдингера вовсю скрипели и трещали под весом и напором туши мамонта. Прикинув, что единственного процента полной массы мяса хватит Тибблсу за глаза, чтобы прокормиться до возвращения профессора, Смедли отмерил, отрезал и отложил в сторону соответствующий кусок. Теперь предстояло избавиться от остальных 99 % туши (которая уже задумалась о том, чтобы потихоньку начать портиться), для чего следовало отыскать в бесконечном континууме пространства-времени такое время и место, где никто никого ничем никогда не удивит. Самым очевидным кандидатом, на взгляд Смедли, являлся съезд Демократической партии в Чикаго 1968-го, поэтому он быстро установил в червоточине соответствующие координаты, и дело было сделано за несколько наносекунд.

– Хо-хо! – ухмыльнулся Смедли, довольно потирая руки. – Кота я, значит, накормил, объедки выбросил, а что еще надо сделать?…Эй! Эй! Немедленно прекрати!!!

Но Тибблс, на время утоливший свой зверский аппетит, не обратил на его слова никакого внимания. Он непринужденно расположился в центре ковра, лежащего в гостиной, и наглядно продемонстрировал Смедли Фейвершему, что пищеварительная система Felis domesticusсконструирована превосходно и столь же качественно работает на выход, как и на вход.

– Кыш! Брысь! О мерзавец… – простонал Смедли Фейвершем. – И теперь мне придется все это убирать! Разве котам не положено ходить в песочек или что-нибудь в том же духе?

Результаты раскопок, проведенных в ванной комнате Шрёдингера, выразились преимущественно в очередных блокнотах и тетрадях, исписанных рукой знаменитого физика. Нашлась также и пыльная кошачья коробка, которую, судя по вещественным доказательствам, в довольно отдаленном прошлом Тибблс усердно посещал… И с тех пор ее никто не удосужился почистить.

– Черт возьми! – с чувством произнес Смедли Фейвершем, открывая форточку под потолком ванной комнаты и не без труда переправляя содержимое кошачьей коробки на цюрихскую Seitenstrasse.Хотя Смедли захлопнул форточку очень быстро, до ушей его успели долететь возмущенные крики прохожих: «Ach, du lieber!»

Реактивировав свою верную червоточину, Смедли установил хронопространственные координаты на пустыню Сахару в будущем через десять секунд, рассчитывая, что какой-нибудь подходящий порыв ветра вдует в червоточину достаточно песочка, чтобы наполнить коробку Тибблса. Однако Смедли совсем позабыл, что перед этим откалибровал апертуру червоточины под мамонта, поэтому в ванную комнату, как и надо было ожидать, рухнула почти целая дюна Сахары. Кошачья коробка вмиг наполнилась и переполнилась, а Смедли Фейвершема едва не погребло под тонной песка.

– Не понимаю, что я сделал не так? – пробормотал последний, выкарабкиваясь на поверхность и поспешно затворяя устье червоточины. Перекрытия снова угрожающе застонали, но теперь уже под весом песчаной дюны. Смедли Фейвершему пришла в голову практичная мысль вышвырнуть всю тонну песка в ту же самую форточку, но он решил (на всякий случай) поглядеть, что делается внизу. Внизу на Seitenstrasseсобралась уже целая орда разгневанных швейцарских бюргеров, вполне готовых, как ему показалось, кого-нибудь поймать и линчевать.

– Думаю, мне лучше пока ничего не выбрасывать из этой форточки,

– сказал себе Смедли Фейвершем. – Хотя… Добрым швейцарским бюргерам не нравится, когда что-нибудь падает вниз, и я могу согласиться с их точкой зрения. Но с чего бы им возражать, если что-то падает вверх?

С этими словами Смедли достал из кармана свежий пакет антигравитонов и щедро перемешал их с песчаной дюной, не забыв, разумеется, предварительно отсыпать достаточно песочка, чтобы полностью удовлетворить Тибблса до возращения профессора Шрёдингера. На сей раз, когда Смедли отворил форточку, антигравитизированная дюна Сахары послушно провалилась в небо над Цюрихом. Песок взметнулся выше готического шпиля кафедрального собора и быстро рассеялся в воздухе, заблокировав солнечный свет, так что в Цюрихе внезапно наступили преждевременные сумерки.

– Гм! Я надеюсь, в Швейцарии не водятся вампиры, потому что они обычно выходят на охоту, как только стемнеет… Нет, полагаю, что не водятся. Кто-нибудь может вообразить себе швейцарского вампира, распевающего йодли? Лично я не могу! Но что интересно, линчеватели разбежались, когда стемнело, и может быть, вампиры действительно… Эй! Эй! Только не это!!!

На сей раз Тибблс почтил присутствием супружескую спальню Шрёдингеров. Это была совсем крошечная комнатка, едва вмещающая двуспальную кровать, на которой (из-за июльской жары) не было ни одеяла, ни покрывала, а только простыни. В самом центре кровати, на простынях, с комфортом расположился Тибблс, демонстрируя еще одну биологическую функцию свой кошачьей анатомии.

– МУРРРРМЯУ? – радостно вопросил кот, завидев Смедли (и если это можно перевести с кошачьего языка, то получается примерно так: давай побрызгаем?).

– Покорнейше благодарю, – мрачно сказал Смедли Фейвершем, возвращаясь на кухню. – По-моему, – сказал он, отыскав топорик для рубки мяса и взвешивая его в руке, – я сделал все, что мог. Надеюсь, что в этом столетии нет драконовских законов, карающих за котоубийство? В Древнем Египте, как я помню, – сказал он, разглядывая топорик, – меня приговорили к принудработам на 5000 лет, а я всего лишь косо взглянул на храмовую кошку… Эй! Эй! Пшел вон, мерзавец!

Последнее высказывание предназначалось исключительно Тибблсу, который, благополучно облегчившись, примчался на кухню за добавкой и только что успел запустить свои острые зубы в отложенный кусок мамонтятины.

– Ты, мелкий домашний преступник с большими претензиями! Я больше не намерен шляться по времени за жратвой для тебя! Поэтому мы растянем этого сибирского мамонта до того, как профессор вернется из Берлина, – мрачно высказался Смедли и ловко отобрал мясо у кота, невзирая на его громкие протесты. – Где этот дурацкий ледник?!

Ледник нашелся на том же месте, где Смедли его оставил, опровергая этим фактом теорию хаоса. И никакого льда в нем магическим образом не появилось, в чем Смедли сразу убедился, заглянув в соответствующее отделение.

– Если мамонтятина станет портиться, кот не будет ее есть. Если кот останется голодным, Шрёдингер не будет со мной разговаривать. Классическая цепная реакция! Поэтому мне просто необходим хороший, большой кусок льда, а кто его. может доставить? Ледовщик! Поэтому, как только здесь появится Eismann…

И тут во входную дверь очень громко постучали, тем самым перебив его размышления.

– Или это полтергейст, или кто-то пришел, – сказал себе Смедли Фейвершем. – Открыть? Или не открывать? Вот в чем вопрос! В первом случае, если хорошенько подумать…

Но дверь уже с грохотом распахнулась, и Смедли Фейвершем узрел на пороге очень крупного мужчину подлинно германского происхождения, истинного двухтонного тевтона. Длинные стальные щипцы в его руке и черный резиновый фартук с нагрудником указывали на то, что это и есть долгожданный ледовщик. На лице тевтона была написана вагнерианская ярость, что, по-видимому, означало: мужчина очень и очень сердит.

– А недурное тут у вас столетие, mein Herr, – дружески улыбнулся ему Смедли, незаметно проверяя, не забыл ли он, часом, активировать субтитры. – Я бы взял у вас кварту самого лучшего льда, импортного, а не vaterlandisch, bitte!

– Я пришел за деньгами, – хрипло произнес тевтон с грубым гортанным акцентом. – Деньги на бочку! И поскорее.

– Деньги? Они нужны всем, но мне срочно нужен кусок льда…

– Деньги, ja? – Мужчина грубо сунул Смедли под нос грязную амбарную книгу, закапанную водой. – Герр Шрёдингер ничего не заплатил мне за три последние доставки!

– Не надо кипятиться, mein Herr, не теряйте хладнокровия, – посоветовал Смедли Фейвершем ледовщику. – Я бы с радостью уладил это дельце, но мой бумажник, к сожалению, остался в другом тысячелетии. Впрочем, могу предложить вам свои личные заверения…

– Не дам за них даже крошки льда, – злобно буркнул тевтон.

– Ну что ж, зато я сам дам тебе шанс, Ганс! Перекинемся на старшую карту? – быстро предложил Смедли, вынимая из кармана крапленую колоду и принимаясь виртуозно ее тасовать. – Если выиграю я, ты спустишься вниз и отрубишь для меня большой, хороший кусок льда. О, я возьму этот лед не насовсем, сразу же верну, как только станет не нужен! А если я проиграю… хотя с этой колодой такого еще не случалось… тогда я с удовольствием… О-о-ох!

Несколько последующих слов, которые произнес Смедли, не поддавались переводу. Когда злобный Eismannисчез во внешнем пространстве за дверью квартиры, Смедли побежал в ванную комнату и заглянул в зеркало. Под глазом у него красовался эффектный синяк, весьма смахивающий на Schwartzwald, каким его изображают на географической карте… Это был отпечаток железного тевтонского кулака.

– Думаю, что теперь кошачья еда наверняка испортится, и Тибблс не станет ее есть, – уныло сказал Смедли Фейвершем. – И герр Шрёдингер никогда не ответит на мой вопрос… Sо!Я должен любым способом получить хороший, большой кусок льда!

Как показал эксперимент, все краны в ванной Шрёдингера работали исправно, и тогда Смедли напустил полную ванну воды. Потом достал из нагрудного кармана флакончик с патентованным средством «Терм-Ho-Дина-Микс» («Обращаем поток энтропии с гарантией!») и капнул в воду несколько капель из этого флакона. В мгновение ока половина воды в ванне вскипела, испуская густые клубы пара, а вторая половина незамедлительно обратилась в лед.