Текст книги "Журнал «Если», 2002 № 11"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Олег Дивов,Майкл Суэнвик,Дмитрий Володихин,Владимир Гаков,Уолтер Йон Уильямс,Андрей Саломатов,Чарльз Шеффилд,Владимир Борисов,Сергей Дерябин,Фергюс Гвинплейн Макинтайр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

«ЕСЛИ», 2002 № 11

Ф. Гвинплейн Макинтайр
В НЯНЬКАХ У КОТИКА ШРЁДИНГЕРА

_{Иллюстрация Андрея БАЛДИНА}

Солидные фамильные древа по большей части напоминают могучие дубы или плакучие ивы. Фамильное древо Смедли Фейвершема, однако, невозможно было соотнести ни с одной из древовидных ботанических форм, за исключением разве одного крайне малоизвестного вида, в просторечии именуемого «мартышкиной головоломкой». Большинство ветвей раскидистого древа, представляющего семейство Смедли Фейвершема, замысловато переплетались в шести пространственных и двух темпоральных измерениях, чтобы в итоге, неоднократно удвоив себя, обратиться в корни, растущие в противоположном направлении. Все эти изумительные особенности целиком проистекали из исключительно странной природы этой прелюбопытнейшей семьи.

Почти вся родня, присоединившаяся к семейству Смедли благодаря узам законного брака, перманентно пребывала вне закона в том или другом регионе пространства, в то время как его кровные родичи обыкновенно путешествовали по времени и распространялись во все стороны Вселенной благодаря бесчисленным альтернативным хронолиниям. Что до предков Смедли Фейвершема, то большинству из них еще только предстояло родиться в последующих столетиях, причем некоторым (что несколько осложняло положение) вообще не суждено было появиться на свет, но зато большая часть прямых потомков Смедли (что выравнивало баланс) благополучно скончалась задолго до его собственного рождения.

Однажды, во время одной из своих судьбоносных прогулок в Прошлое, Смедли, вдумчиво ликуя, прикончил двух собственных дедушек, прежде чем те успели зачать его родителей, и сделал он это, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. И – также в порядке эксперимента – женился на обеих родных бабусях… но здесь мы стыдливо набрасываем вуаль на щекотливые подробности частной жизни Смедли Фейвершема, включающие несчетное количество жен законных, незаконных и разведенных, вкупе с ошеломляющим числом наложниц, любовниц, метресс, матрасов и матриц. Вполне достаточно упомянуть, что капельки Смедли-Фейвершемовой ДНК обильно разбрызгивались по древнему гобелену пространства-времени, и кончилось тем, что они пропитали его видимую материю насквозь.

Кровнородственные связи Смедли Фейвершема были настолько же переплетены и запутаны, как и то множество хронолиний, где протекала его жизнь (если не сказать, что в первом случае дело обстояло даже хуже, чем во втором). Впрочем, ни сложность собственной родословной, ни причудливость фамильного древа ничуть не волновали бы Смедли, не будь у него некоей весьма близкой родственницы, при одном лишь взгляде на которую в сокровенной глубине его существа пробуждался темный первобытный ужас.

Эта дама являла собой довольно корпулентную матрону и путешествовала по времени, как ей только было угодно, не считаясь ни с общепринятыми правилами, ни с законами причинности. Более того, она относилась к этим законам настолько наплевательски, что даже сам Смедли Фейвершем не сумел точно расшифровать степень их истинного родства. Эта дама не была его теткой и не была его матерью, но одновременно являлась и той, и другой, и при этом ни одной из них. Вот почему, не обнаружив для себя лучшего решения, Смедли начал потихоньку именовать эту странную особу Антиматерью [1]1
  В оригинале: Auntie Mater. Первое слово (англ.) – тетушка, второе (лат.) – мать. Все вместе созвучно англ. antimatter – антиматерия. (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть].

В одно судьбоносное утро (почти каждое утро Смедли Фейвершема имело реальную тенденцию становиться судьбоносным) он решил провести дома спокойный денек, посвященный раздумчивым попыткам предотвратить затопление «Титаника». Для человека, столь поднаторевшего в путешествиях по времени, как Смедли Фейвершем, задачка была, в сущности, пустяковая: мгновенный хронопрыжок в 1912-й, который доставит его точнехонько на палубу обреченного корабля, а после лишь несколько слов на ушко капитану… И все – судьба изменена и сотни человеческих жизней спасены!

Но Смедли Фейвершем ужасно не любил (и почти никогда не применял) самые простые и легкие способы решения проблем.

Вот почему мы видим Смедли Фейвершема на любимой кушетке в его голографической игротеке в 2397 году: прямо перед ним в воздухе подвешена небольшая червоточина, чей дальний конец соединен с пространственно-временным нексусом, принадлежащим Северной Атлантике апреля 1912 года. Осталось несколько часов до того, как «Титаник» и роковой айсберг столкнутся друг с другом.

Смедли Фейвершем был занят тем, что трудолюбиво пулял гравитонами сквозь червоточину, пытаясь поразить айсберг на расстоянии и нагрузить его таким количеством избыточной массы, что плавучая гора потонет прежде, чем гигантский корабль доплывет до нее.

Но что-то все время получалось не так. Дабы снабдить проклятый айсберг необходимым и достаточным количеством гравитонов, следовало вычислить его точное положение в континууме пространства-времени, равно как и его точную скорость в течении, проходящем через Северную Атлантику, причем одновременно. Однако стоило лишь Смедли Фейвершему закончить расчеты пространственных координат, как скорость айсберга моментально изменялась! И наоборот, определив его скорость, он вдруг замечал, что айсберг находится в совершенно ином месте.

Внезапно на Смедли Фейвершема снизошло озарение, и он пришел к обоснованному выводу, что массивный объект, столкнувшийся с «Титаником», вовсе не айсберг, а ГЕЙЗЕНБЕРГ! [2]2
  Вернер Гейзенберг – знаменитый немецкий физик-теоретик, который в 1927 г. сформулировали т. н. принцип неопределенности для микрочастиц, обладающих волновыми свойствами, ни при каких обстоятельствах невозможно измерить одновременно абсолютно точно и координаты, и импульсы таких частиц. Точно определенным координатам частицы соответствует полная неопределенность в значениях проекций ее импульса, и наоборот.


[Закрыть]То есть самый жуткий кошмар навигации, имеющий обыкновение хаотически перескакивать на любую из множества темпоральных линий, что надежно обеспечивает неприятностями зазевавшегося хрононавта…

Смедли глубоко задумался. Можно было, конечно, перенести весь базар-вокзал на альтернативную хронолинию, где «Титаник» благополучно минует абсолютно все айсберги, но зато взамен на него свалится метеорит. Или можно было изменить ход истории таким образом, чтобы «Титаник» весной 1912-го благополучно объявился в гавани Нью-Йорка, хоть и без единого человека на борту, так как всех пассажиров и команду по пути похитили инопланетяне… желательно те же самые, что уже проделали подобный фокус с «Марией-Селестой».

Да, сказал себе Смедли, когда у тебя под рукой несметное число альтернативных линий, возможностям воистину нет предела…

Пока Смедли Фейвершем продолжал обдумывать свои пути, посреди его игротеки сформировалась вторая червоточина, заметно крупнее и гораздо турбулентней его собственной. Когда горизонт событий новой червоточины плавно расширился, маленькая червоточинка Смедли робко поджала хвостик и мигом испарилась, словно чихуахуа при виде ротвейлера. Скудная горстка ее парадоксальных квантов разлетелась во все стороны, однако этих беглецов отловила и втянула в себя большая червоточина, усилив тем самым собственный парадоксальный коэффициент.

– Это чья червоточина? – громко вопросил Смедли. – Не я ли сам решил вернуться из Будущего, чтобы навестить в Прошлом себя самого? Если это так, и на другом конце червоточины тоже я сам, тогда я просто вне себя… от ярости, я имею в виду! Однако же нет, эта штука не похожа ни на одну из моих собственных, слишком уж аккуратно сплетена… Стало быть, кто-то решил меня навестить, но кто? Кому могла понадобиться такая огромная червоточина? Дьявольщина, ее горизонт событий уже сожрал большую половину моей игротеки и продолжает расширяться! Да какого черта…

– СМЕДЛИ ФЕЙВЕРШЕМ! – прогремело глубокое контральто, слишком хорошо ему знакомое, и вся кровь Смедли Фейвершема моментально заледенела в его жилах. Трясущимися от страха руками он едва успел напялить брюки, накинуть рубашку и завязать широкий пояс (мы не станем здесь обсуждать, почему ему нравилось проводить время дома в нижнем белье).

Червоточина тем временем расширилась еще на один наноскок, и через ее очерченное вихрем отверстие выступила наружу Смедли-Фейвершемова Антиматерь. Это была очень большая женщина крайне грозного вида, так что и явиться она могла только через очень большую и грозную на вид червоточину.

– Ка-а… ка-а… ка-ак приятно снова увидеть тебя, дорогая тетушка, – проблеял Смедли Фейвершем.

– Глупости! – отрезала Антиматерь. – Ты никогда не питал ко мне теплых чувств, Смедли, и мы оба прекрасно это знаем. Если человек спокойно путешествует по всем бесчисленным измерениям пространства-времени и притом никогда не находит возможности навестить свою родную тетку, то как его называют? Неблагодарным племянником! Или неблагодарным сыном, если это имеет хоть какое-то значение… Кстати, я прошла через шесть столетий и семнадцать парсеков, чтобы попасть сюда, так что ты мог бы по крайней мере предложить мне присесть.

Не дожидаясь приглашения, Антиматерь вознесла свой обширный derriere [3]3
  Зад (фр.).


[Закрыть]над ближайшим стулом, желая сесть. Увидев это, Смедли съежился от ужаса, ибо стул являл собой обычную голограмму, выполненную из поляризованных световых лучей, которые никоим мыслимым образом не могли бы поддержать внушительную массу Антиматери. Едва Смедли успел додумать эту мысль, как гостья уже с комфортом расположила задние полушария на сиденье голостула, последнее же, не дрогнув, приняло на себя колоссальный вес, невзирая на все физические законы. Было очевидно, что в присутствии Антиматери даже фундаментальные законы физики не смели ничего возразить.

– Я пришла к тебе, Смедли, чтобы попросить о небольшой услуге, – проинформировала его ближайшая родственница.

– У-у-у… у-у-у… слуге? – в шоке пролепетал Смедли Фейвершем.

– Какой?

– У меня есть кое-какая общественная нагрузка за пределами нашего пространства и времени, – небрежно объяснила Антиматерь, с облегчением возлагая ноги на стоящую рядышком оттоманку. (Эта оттоманка, само собой, тоже была голограммой, но страшилась гостьи ничуть не меньше, чем вышеупомянутый голостул, а потому приложила совершенно невероятные усилия, чтобы подержать ее невероятно могучие ноги.)

– На это потребуется, думаю, не больше нескольких часов, однако… – тут Антиматерь ласково улыбнулась Смедли, – пока я не вернусь домой, кому-то, естественно, придется приглядеть за моими малютками.

Аристократическая физиономия Смедли Фейвершема, в нормальном состоянии обычно радующая взгляд приятным розовато-лилова-тым оттенком, в одну наносекунду стала беломраморной.

– ЗА ТВОИМИ МАЛЮТКАМИ?..

О нет! Никогда! Что угодно, только не это!

Здесь настало время сообщить, что Антиматерь Смедли Фейвершема была также счастливой мамашей трех весьма бойких маленьких сорванцов. Поскольку Смедли не удалось определить, кем ему в действительности приходится Антиматерь, он не имел представления, были ли ее малютки его кузенами или же сводными братьями и сестрой. Но в любом случае он ненавидел всю троицу до мозга костей.

Малыши звались Лептоном, Клептоном и Нейтриной. Лептон и Клептон представляли собой пару несносных близнецов с ухватками начинающих головорезов и подавали большие надежды на будущую блестящую карьеру в качестве серийных убийц. Их младшая сестричка Нейтрина, напротив, гляделась самим очарованием (круглая ямочка на розовой щечке). Она могла пробраться в чье угодно сердце за пару наносекунд… одновременно обчистив карманы простака, чувствительно пнув его туфлей в голяшку и нечувствительно освободив от любимой базуки.

Пути Смедли и преступной троицы малолетних негодяев уже пересекались на нескольких хронолиниях, фактически с одним и тем же результатом… Лептон с Клептоном, разумеется, вели себя ужасно, однако подлинным исчадием ада всегда была прелестная Нейтрина.

– Ты хочешь, чтобы я нянчился с твоими кошмарными отпрысками, тетушка? – жалобно простонал Смедли Фейвершем. – Ну я, конечно, гм… с удовольствием оказал бы тебе услугу, тетя, но у меня как раз образовалось одно срочное дельце в нуль-вселенной, и потому…

– Прекрати молоть ерунду! – рявкнула Антиматерь, воздвигаясь перед ним во весь свой невероятный рост. Одной рукой ухватив его за ухо, другой – за широкий пояс, она повлекла Смедли по направлению к большой червоточине, терпеливо парившей в центре его игротеки.

– Стой! Погоди! – взмолился Смедли Фейвершем, вынужденный семенить за Антиматерью на цыпочках, словно хрупкая балерина. – Разве ты не можешь нанять для малюток опытную няньку? Я недавно слышал, что Джек Потрошитель как раз не у дел. Только позволь мне перепрыгнуть в Уайтчепел 1888-го, и я мигом его уломаю! Или у меня есть другой хороший приятель, Калигула, задолжавший мне небольшую услугу…

– Это дело чисто семейное, – возразила его грозная родственница. – А ты единственный из всего семейства, кто в нужный момент оказался у меня под рукой!

Это было истинной правдой: тахионный след Антиматери всегда предварял ее пространственно-временную траекторию, вследствие чего большинство родичей, обладая превосходным хронопространственным чутьем, обыкновенно успевали слинять на альтернативные хронолинии. Смедли Фейвершем, однако, ни разу не учуял антиматеринских тахионов, а все из-за того, что пристрастился к слишком дешевому лосьону после бритья.

– Еще минуточку! – в отчаянии продолжал взывать объект насильственного похищения. – Разве мое присутствие уж настолько необходимо, тетя? В конце концов, ты ведь сама эксперт по хронопутешествиям и знаешь, что не имеет значения, на сколько часов или дней ты оставляешь своих малюток, если всегда есть возможность вернуться в ту точку временного потока, которая следует непосредственно за точкой ухода! Так что, моя драгоценная тетушка, тебя не будет с дорогими малютками всего…

Но тут Смедли Фейвершем против своей воли вступил в контакт с горизонтом событий червоточины, и его мужественный баритон мгновенно модулировал в визгливое сопрано, лишь только до голосовых связок Смедли добрался доплеровский эффект. Еще через мгновение он почувствовал, что материализуется на противоположном конце червоточины, позиционированном в каком-то просторном помещении. Окинув его взглядом, Смедли печально заключил, что эта комната просто до омерзения смахивает на детскую…

Лептон и Клептон похитили из разнообразных столетий внушительную кучу фрагментов, которых (в чем близнецы были абсолютно уверены) не хватится никто и никогда. Как никого, к примеру, не обеспокоила пропажа одиннадцати суток 1752 года, испарившихся без всякого следа, когда Британия ревизовала свой официальный календарь. Теперь Лептон и Клептон были заняты аранжировкой этой контрабанды, пришпиливая останки избранных веков к стенкам детской при помощи мощных степлер-пистолетов (без всякого сомнения, тоже краденых). Смедли Фейвершем мог бы даже восхититься столь ярко выраженными декораторскими наклонностями близнецов, если бы не тот прискорбный факт, что в их коллекцию затесался также весьма неприглядный обрывок Темных веков, щедро инфицированный бубонной чумой.

Когда Смедли Фейвершем опознал источник заразы, он уже успел обзавестись комплектом чумных бубонов и как никогда прежде нуждался в антибубонной сыворотке. Рыча от ярости, он разыскал домашнюю аптечку и вступил с ней в рукопашную, однако подлое устройство ни в какую не желало поддаваться… А бубоны Смедли меж тем становились все крупнее и наглее.

Потратив напрасно несколько драгоценных минут, Смедли Фейвершем наконец обнаружил, что аптечка Антиматери оборудована наружным темпоральным запором и активным модулирующим хронополем внутри. Если кто-нибудь с помощью наборного диска устанавливал на счетчике замка любое столетие, внутреннее пространство аптечки автоматически сдвигалось во времени, соответственно, вперед или назад. В результате в ней всегда содержались только те антибиотики, пилюли, декокты, примочки, припарки, панацеи, иммуномодуляторы и прочие медицинские средства или шарлатанские снадобья, которые были доступны проживающим в указанном на счетчике веке.

Когда общая масса бубонов Смедли опасно приблизилась к критической, он в отчаянии вызвал на счетчик палеолит и обнаружил в аптечке шаманскую погремушку и несколько тощих пучков пересушенных трав. Тогда он прокрутил наборный диск вперед и остановился на XXI веке, прельстившись многообещающим, на первый взгляд, примечанием: New Age.Снова открыв аптечку, Смедли увидел шаманскую погремушку и кучку пакетов с сухими травами, а также несколько кристаллов для медитации и мини-диск с записью брачных песнопений горбатых китов.

Средние века преподнесли ему большой стеклянный кувшин, кишащий живыми пиявками, примерно то же самое подсунули эпоха Возрождения и время королевы Виктории. И лишь когда интерьер аптечки был подвергнут хроносдвигу в 26-е столетие, там появилось полдюжины одноразовых инъекторов с антибубонной вакциной. Это оказался Бубекс (ведущий брэнд – повезло!), хотя при сложившихся обстоятельствах Смедли был бы искренне рад и какому угодно лицензированному аналогу…

Он поспешил избавиться от чумы и вновь сконцентрировал внимание на малютках Антиматери, которых вынужден был опекать. И как раз вовремя, чтобы заметить шуструю беготню Лептона и Клептона, весело размахивающих большими острыми ножницами, и решительно ее прекратить.

Тем временем сладкая крошка Нейтрина тихонько занималась в уголке своими маленькими девчоночьими делишками. Совсем недавно она открыла новую субатомную частицу, которая была побочным продуктом процесса энтропии, поэтому Нейтрина назвала ее матуроном [4]4
  От англ. mature – развиваться, созревать.


[Закрыть].Любая физическая масса создает гравитационный колодец, привлекающий эту частицу, и чем дольше организмы или иные объекты существуют во Времени, тем больше матуронов они в себя вбирают.

Когда Смедли Фейвершем вышел на середину детской и торжественно провозгласил: «А теперь деткам уже пора в постельку!», он был ужасно удивлен, заметив, что Нейтрина из своего угла согласно кивает головой. Через секунду преступница пустила в ход свое новейшее изобретение, обеспечивающее специальный переносящий эффект…

В мгновение ока почти все матуроны, аккумулированные Смедли Фейвершемом в течение жизни, со свистом вылетели из его физической массы и перенеслись в малютку Нейтрину, которая тут же их присвоила. В результате она трансформировалась в восхитительную двадцатилетнюю красотку, а незадачливый Смедли стал новорожденным младенцем. (Нейтрина приобрела меньше лет, чем потерял Смедли, поскольку часть его матуронов рассеялась в виде теплового излучения.)

– Да, я согласна, целиком и полностью! – с триумфом вскричала взрослая Нейтрина. – Всем маленьким деткам уже давно пора в свои кроватки!

С этими словами она схватила Смедли и, ловко запеленав, сунула в колыбель, которую взрослый Смедли Фейвершем предназначал ей. Однако грандиозные планы Нейтрины на глобальное владычество или, по крайней мере, на непререкаемую власть в детской комнате были расстроены Лептоном и Клептоном, которые уже стащили у нее матуроновое устройство и теперь пытались взломать, чтобы поглядеть, как там оно устроено внутри.

Античастицей матурона является, конечно, имматурон [5]5
  От англ. immature – незрелый.


[Закрыть].Когда близнецы наконец взломали изобретение сестрички, оттуда вырвался поток имматуронов, который незамедлительно вернул Нейтрину в детство, выбив из ее физической массы похищенные у Смедли матуроны. Большинство этих матуронов поглотила внешняя стена детской, часть которой тут же рассыпалась в мелкую пыль, постарев на все пятнадцать лет за какую-то миллисекунду.

К счастью, младенец Смедли Фейвершем также абсорбировал матуроны, притом вполне достаточное количество, чтобы восстановиться до нижней грани подросткового возраста, когда он уже недурно соображал и мог перекалибровать матуроновое устройство Нейтрины для собственных нужд. Затем прыщавый подросток Смедли, полный решимости вернуть свою зрелую мужественность, принялся бродить по дому Антиматери в поисках любого объекта (или домашнего животного), пригодного для заимствования у него матуронов за два или три десятка лет.

Наконец в морозильнике нашелся увесистый говяжий оковалок, который выглядел воистину достойным кандидатом. С помощью изобретения Нейтрины Смедли перевел из него в себя около тридцати лет аккумулированной энтропии: в результате оковалок значительно помолодел, а подросток Смедли Фейвершем солидно прибавил в возрасте. Вернувшись к зрелости, он с благодарностью взглянул на залежавшуюся у Антиматери говядину и обнаружил, что теперь она глядится не в пример аппетитнее… И действительно, атомы говядины в молекулах оковалка настолько помолодели, что преобразовались в телячьи!

– Потрясающе, – пробормотал Смедли Фейвершем, зачарованно наблюдая, как юные атомы телятины меняют атомную структуру престарелого куска мяса. – Нет, мне непременно следует написать об этом научную статью! «Эффект оковалка». Каково, а?! И кстати, какой атомный номер у мяса? Кажется, 57? – Он быстро проконсультировался с ближайшей Периодической Таблицей Алиментов [6]6
  Здесь: жизненно необходимые питательные вещества. При голодании, как известно, развивается алиментарная дистрофия.


[Закрыть]. – Нет, 57 не мясо… Это кетчуп.

Но вдруг из штаб-квартиры малюток до его ушей донеслись три душераздирающих вопля. Покуда Смедли отсутствовал, Лептон, Клептон и Нейтрина затеяли развлекаться дружеской научно-познавательной игрой А-Ну-Ка-Раскрути-Кварк, но так как никто из них не пожелал быть нижним кварком, игра начала принимать чересчур турбулентный характер. Смедли Фейвершем рысью помчался обратно в детскую, готовый рвать и метать, а также шлепать по попкам, однако не тут-то было.

Лептон, Клептон и Нейтрина, уже сидевшие в засаде, внезапно выскочили из кустов и принялись его колотить. Смедли взмолился о милосердии, но в сердцах малолетних негодяев милосердие даже не ночевало. И только после того, как Смедли наступил на Лептона, грохнулся плашмя на Клептона и залил горючими слезами новенькое платьице Нейтрины, малютки слегка утихомирились. Смедли срочно изготовил Мёбиусово лассо, с помощью которого отловил Лептона и Клептона и привязал барахтающихся близнецов к их хорошеньким детским кроваткам.

Тем временем сладкая крошка Нейтрина вскарабкалась в свою колыбель без всякого принуждения. Что несказанно изумило Смедли, однако причина тут же обнаружилась сама… Нейтрина телепортировала бомбу-вонючку в тот угол детской, где стояли кроватки ее братцев, меж тем как ее собственная колыбелька оказалась в единственной зоне комнаты, избежавшей поражения. Даже крупная дыра в наружной стене, созданная матуроновым каскадом Нейтрины, не смогла обеспечить достаточной вентиляции для того, чтобы нейтрализовать зловонные пары.

Чтобы блокировать этот омерзительный запах, Смедли Фейвершем был вынужден засунуть в ноздри пробки из-под шампанского. Он торопливо обследовал детскую и удостоверился, как это ни странно, что все трое малюток благочинно пребывают в своих постельках, натянув одеяла по самые глаза. Ну что ж, пора бы уже действительно установиться миру и ночному покою…

– Дяденька Смедли, расскажи нам интересную историю! – пропищали разом три тонких противных голоса.

– Историю, вот как?! – прорычал Смедли Фейвершем, чьи пальцы автоматически устремились к рукояти его верного лазерного меча, но он тут же отдернул руку, припомнив, что в данном конкретном столетии детоубийство строжайшим образом запрещено. – Значит, теперь вы хотите услышать историю, которая наконец угробит вас напрочь? То есть, я имел в виду, наконец уложит на ночь?.. Ах вы, маленькие ублюдки и психопаты! Вам крупно повезло, что я не протащил ваши миленькие задницы в любое из тысячелетий, где абсолютно все дозволено…

– Если ты ничего не расскажешь, я пожалуюсь маме, что дядя Смедли нас обижал! – нагло заявил Лептон, а Клептон поддержал его намерение.

Это был гнусный, неприкрытый шантаж. В бедном воспаленном мозгу Смедли Фейвершема моментально сформировался мысленный, но удивительно живой образ разъяренной Антиматери, готовой излить на него свой праведный гнев.

– Гм, давайте не будем торопиться, – пробормотал Смедли, затравленно обшаривая глазами комнату в поисках какой-нибудь детской книжки, желательно очень большой, толстой и тяжелой, чтобы при необходимости послужить дубинкой. – Как насчет э-э-э… кошмарных ужасов волшебного грима? То есть, я имею в виду, старых добрых сказок братьев Гримм?

– Нет! Я хочу настоящую, непридуманную историю про кота! – заверещала Нейтрина, и братья дружно ее поддержали. Нейтрина просто обожала вездесущее кошачье племя, чему служила доказательством масса экспериментов, проведенных малюткой с соседскими котами (в частности, ее исследования убедительно опровергли ложную, но широко распространенную концепцию о том, что кошки якобы имеют девять жизней).

– Про кота? – переспросил на всякий случай Смедли Фейвершем.

– Вы уверены? Что ж, действительно, как-то раз мне пришлось повстречаться с одним котом в любопытной ситуации, которая теперь, если подумать, сильно напоминает мне сегодняшнюю. О это мерзкое, невыносимое, подлое, прожорливое маленькое чудовище!.. Кхм-кхм. Гм, да. На чем я остановился?.. Так вот, несколько столетий назад, когда я конструировал четырехмерный гармонический осциллятор, у меня возникли кое-какие небольшие затруднения. И кстати, знаете ли вы, дети, что такое четырехмерный гармонический осциллятор? [7]7
  Любая система, совершающая механические, электромагнитные или иного рода колебания. По характеру колебании осциллятор может быть гармоническим либо негармоническим, а по степеням свободы – одномерными или многомерным.


[Закрыть]

Клептон молча сунул руку под кровать и извлек оттуда новенький четырехмерный гармонический осциллятор, все еще снабженный фирменной наклейкой производителя и отрывным ярлычком супермаркета с продажной ценой. При виде этакого сюрприза Смедли невольно присвистнул от изумления.

– Скажи-ка мне, сынок, где ты взял эту штучку?

– Нашел, – кратко проинформировал его Лептон, убирая вещественную улику под подушку.

– Да уж, вот они каковы, нынешние детки, – патетически произнес Смедли Фейвершем. – Теперь у вас есть все, что угодно, даже готовые четырехмерные гармонические осцилляторы. В былые времена, если мальчик хотел такой осциллятор, то должен был собрать его собственноручно. И когда я сам был в вашем возрасте, дети, то не имел даже пары завалящих тессерактов, чтобы…

– А когда ты расскажешь про кота, дядя Смедли? – спросила крошка Нейтрина.

– Ах, про кота? Да-да, разумеется. Как я уже говорил, у меня возникли проблемы с четырехмерным гармоническим осциллятором, а когда тебе срочно требуется квантовый механик, его никогда нет поблизости… Вот почему я решил совершить путешествие назад во времени до Цюриха 1926 года…

– Дядя, а почему все кругом так помутнело и расплывается? – перебил Лептон, и это был вполне разумный вопрос, поскольку вся Вселенная внезапно мелко задрожала и пошла волнами, утратив четкие очертания.

– И откуда взялась эта ненормальная музыка, дядя? – добавил Клептон. Этот вопрос был также вполне уместным, ибо странная электронная фуга зазвучала отовсюду, не имея никаких определенных источников.

– Мы имеем дело с так называемым эффектом ретроспективы, или обратной петли, – объяснил Смедли малюткам. – Общая расплывчатость обстановки и фоновая музыка, которые вас удивили, суть не что иное, как специфические ключи или, можно сказать, индикаторы, указывающие на начало ретроспективной последовательности… Итак, как уже говорилось, я отправился назад во времени и прибыл в Цюрих 1926-го, чтобы разыскать единственную личность на данной хронолинии, которая могла бы мне помочь с четырехмерным гармоническим осциллятором…

«По-моему, это Швейцария, – сказал себе Смедли Фейвершем, выглядывая из стандартной червоточины обратной петли и озираясь по сторонам. – Обычно я не совершаю ошибок, так как давно заметил, что большинство регионов пространства-времени удивительным образом напоминают типичный сорт сыра, производимый в тех же местах.

Пространственно-временной континуум Швейцарии, например, как и прославленный швейцарский сыр, весь в крупных дырках. Французский регион пространства-времени выглядит погуще и волокнистее, и еще он с душком, ну прямо как Рокфор. Голландия просто точь-в-точь Гауда или Эдам, так как закапсулирована в сферическом пространственном вихре, и верхний слой этого вихря явственно красный. В Англии пространственно-временной континуум твердый и желтый, словно Чеддер, а в Соединенных Штатах разделен на отдельные ломтики, и каждый из них аккуратно упакован.

Единственное исключение составляет Италия, где региональный континуум пространства-времени устроен по принципу спагетти, а роль подливки исполняет гравитация… Да, но все-таки где и когда я конкретно нахожусь?»

Смедли выпрыгнул из устья червоточины. Теперь он стоял в дурно меблированной гостиной какой-то неизвестной квартиры: на всех ее горизонтальных поверхностях валялись груды журналов и рукописей, а вертикальные были наполовину прикрыты неряшливыми стопками книг.

–  Wer коттt? – раздался голос из соседней комнаты с австрийским акцентом (акцент принадлежал, конечно, голосу, а не комнате). Смедли Фейвершем понял без всякого затруднения: это означает «Кто там?»

Внимательный читатель наверняка уже замечал, что все литературные путешественники по времени обладают интересной квазимагической способностью с необыкновенной легкостью понимать языки любых столетий, которые им вздумается навестить. Смедли Фейвершем, однако, будучи не придуманным, а живым хрононавтом из плоти, крови и костей, не был одарен столь удобным преимуществом. И все же ему не приходилось бороться с лингвистическими барьерами, поскольку все обратные последовательности Смедли всегда были снабжены субтитрами.

– Кто там? – повторил вопрошающий, и в гостиную вошел ученого обличья мужчина: на носу его криво сидели очки в стальной оправе, а одет он был в мешковатый, сильно поношенный костюм. Высота мужчины составляла 5 футов и 6 дюймов в пространстве, а длина – 39 лет во времени. Вид у него был не слишком здоровый и даже изнуренный. (Бросив ретроспективный взгляд в недавнее прошлое, Смедли обнаружил на его жизненной линии семимесячный туберкулез.)

Появившись как раз в тот момент, когда Смедли запирал червоточину на застежку-молнию, мужчина едва не поперхнулся воздухом, поспешно снял очки и принялся старательно полировать мутные линзы о засаленный рукав.

–  Guten Abend! – поздоровался Смедли Фейвершем, привычно скосив один глаз на субтитры, что обеспечивало возможность вести двустороннюю беседу. – Имею ли я честь обратиться к глубокоуважаемому профессору Шрёдингеру? И не сегодня ли, случайно, имеет место и время быть 11 июля 1926 года? И правда ли то, что вы недавно передали серию статей касательно волновой механики и квантовой теории для публикации в «Annalen der Physik»? [8]8
  Эрвин Шрёдингер – известный физик-теоретик родом из Австрии, один из основоположников квантовой механики В 1926 г. опубликовал серию статей по т. н. волновой механике, в том числе основное уравнение нерелятивистской квантовой механики Это и есть знаменитое уравнение Шрёдингера, которое позволяет определить возможные состояния микрочастицы (или системы частиц), а также изменение ее состояний во времени.


[Закрыть]

– Имеете. Не случайно. Да, передал, – ответил Шрёдингер, поднимая с замусоренного пола ближайший к нему саквояж. Раскрыв саквояж, он сунул внутрь какую-то одежду, потертую и помятую, и присовокупил к ней потасканную зубную щетку. – Если вы коммивояжер, у меня для вас нет времени! Сейчас я уезжаю в Штуттгарт, а затем проведу несколько дней в Берлине, в доме моего доброго друга Макса Планка [9]9
  Макс Планк – знаменитый немецкий физик-теоретик, один из основоположников квантовой теории. В 1900 г. ввел в физический обиход т. н. квант действия, более известный как постоянная Планка. Исходя из идеи квантов, вывел закон излучения, назвав его собственным именем.


[Закрыть]и его жены.