Текст книги "Колонист"
Автор книги: Марик (Ма Н Лернер) Лернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
– Недолго дождаться и пули в спину.
Он нечто знает или случайно в цель угодил? Не стану рассказывать.
– Не уступлю ни на дюйм, где затрагиваются интересы службы королю, – подчеркнуто воскликнул я, – и где мои действия оправдываются полученными указаниями. Так и передайте всем. А пуля… Ну пусть попробуют. Не обещаю адвокатов.
– На требование вернуть кабальную служанку Софию Геншен есть столь же содержательный ответ? – еле заметно улыбнувшись, спросил суперинтендант.
– Безусловно. Проверил добровольность ее переезда, распорядился, чтобы похититель возместил ее владельцу стоимость недополученных услуг. Месье дез Эссар, – проговорил с досадой, – у меня здесь почти полторы тысячи здоровых мужчин от шестнадцати до тридцати пяти лет, считая с пушкарями, кавалеристами и – да-да – индейцами. И все они с определенными потребностями. Если не позволять некоторые вещи, завтра начнут бегать в ближайший населенный пункт и ловить уже не служанок с сервентками. Возьмутся за замужних дам. Причем не спрашивая их желания. Потому наличие возле лагеря всех этих прачек, маркитанток и шлюх с торговцами совершенно нормально. Пока по сигналу барабана все на месте и отсутствуют жалобы на насилие любого рода, имеют право даже солдаты в их свободное время отдохнуть не с газетой в руках. А офицеру идти в общую очередь к проституткам зазорно. Потому не собираюсь читать нотации лейтенантам про нарушение морали.
В данном конкретном случае речь шла не об абстрактном человеке, а о командире эскадрона майоре Франсуа Рюффене. Почему-то среди мулатов имена Людовик, Франсуа или Альфонс были очень распространены. Услышал подобное – будь уверен, мама у него черная, папа белый. Но меня данное обстоятельство меньше всего волновало. Даже состоятельные семьи не застрахованы от болезней и смертей. Три старших белых брата, как и их мать, скончались от тифа, пока он служил в армии. Рюффену досталось немалое наследство, и он очень богатый человек. А что гораздо полезнее, воевал в драгунском полку в последней войне в чине лейтенанта. Исполнял, так сказать, долг подданного, а заодно подальше от законной жены папаши.
Поскольку я имел крайне смутные знания об использовании кавалерии в сражении, по большей части почерпнутые из книг, и ни разу не командовал, с удовольствием выбил для него звание более высокое и поручил руководить здешними аристократами. Он умудрялся заставить их подчиняться без дуэлей и мордобития. У меня бы не вышло. Точно кого-нибудь убил бы на очередное замечание со вздернутым носом. Но он сам из богатеньких, имел подход. Именно из таких и набирался данный род войск. Так что меньше всего мне требовалось с ним ссориться из-за какой-то девки. Франсуа был красив по-мужски, про похождения его рассказывали анекдоты, якобы способен уговорить и королеву. Ко всему уже имел парочку внебрачных детей. Ну будет еще один. Не мои проблемы.
– Как бы то ни было, – помолчав, заявил дез Эссар, видимо переходя к сути вопроса, – пора действовать, иначе бесконечные жалобы перевесят вашу до сих пор не доказанную полезность. Под суд не отдадут, но с командования снимут.
И в результате окажусь в том же полку, но рангом ниже. Очень приятно.
– И как вы это представляете? Без разрешения командующего отдельно выступать не имею права. А оборона по периметру ничего не даст. Индейцы продолжат просачиваться мелкими группами, сжигая дома и фермы. Требуется удар в глубь территории. Нынешняя зима выдалась на редкость суровой. Запасов продовольствия они не имеют. Важно не дать собрать новый урожай и помешать заготовке и охоте, оттянув мужчин на себя, ударив по поселкам, а не вылавливая отдельных молодых воинов, показывающих храбрость и завоевывающих славу.
– Это немалый риск.
– Война не бывает без опасности. За пять месяцев почти создан полк. Дальше муштровать бессмысленно. Пора идти в рейд. Но я не имею права! Попробуйте подтолкнуть к действиям де Клерона. Пусть отдаст приказ, а сам сидит в столице колонии и продолжает блистать на балах.
– Попробую, – побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, согласился суперинтендант.
Тут наши устремления идеально совпадали. Ему, как и мне, требовался некий результат, позволяющий заткнуть глотки жалобщикам.
– За ваше здоровье, – провозгласил я, уловив окончание столь занимательной беседы.
Не в первый раз с глазу на глаз обсуждаем позиции и согласовываем действия. Он меня прикрывает, а я стараюсь при необходимости его поддержать. В Альбионе любовь ко мне после конфискаций животных, фуража и продовольствия практически испарилась. До ненависти повсеместной еще не дошло, однако к тому идет. Но в целом в колониях и метрополии имя по-прежнему на слуху, и даже мнения спрашивают. На удивление обширную переписку веду последние месяцы. Членам ассамблеи пишу с обоснованием действий. Кой-кому в соседних землях и особенно в газетах стараюсь ответить и получаю любопытные известия о происходящем там.
– В курсе последних событий в Париже? – спросил дез Эссар, показывая на сваленные в кучу газеты.
Я теперь не просто читаю, а внимательно изучаю происходящее в остальных колониях. Ну про Старый Свет тоже листаю, но без особого интереса.
– Реформы Бриена? Сложно судить. В теории сокращение затрат для государственного бюджета – правильный ход. Если верить газетам, расходы за последний год, несмотря на окончание войны, и так повесившей на казну огромный долг, по-прежнему превышают доходы.
Если бы я так себя вел, непременно в долговую тюрьму угодил бы. Похоже, единственный выход видят в продаже должностей и откупов, но это абсолютный тупик, и даже бесконечное терпение народа не стоит подвергать дальнейшему давлению.
– На все монопольные товары повысили налоги, включая соль. А вы знаете, что ее заставляют покупать? Раз не приобретаешь определенное количество – значит, пользуешься контрабандой. Каждый год тысячи человек штрафуются и сотни идут на каторгу за контрабанду и незаконную торговлю. Все это плохо закончится. Восстания уже происходили, и полыхнуть всерьез может в любой момент. Откупы надо отменять для начала! Налоги сделать одинаковыми для всех частей Соединенных Королевств и простыми, всем понятными. А пока предлагают снова повысить на десять процентов буквально на все.
– Черт побери! – показательно восхитился он. – А ведь есть люди, не верящие в ваше происхождение. И я понимаю почему! Какой из вас фермер, с такими речами!
– Не стыжусь прошлого, – сказал я честно, – чем бы все питались, если бы не люди, работающие на земле?
– Управлять тоже надо уметь! – назидательно заявил дез Эссар. – Причем для начала обложить налогами всех, а не одно крестьянство. Дворян с духовными лицами тоже.
А это уже подрывные речи, и выказано доверие в мой адрес. Не стану разносить, и он в курсе. Подобного рода мечты разве в колониях можно свободно провозглашать? Здесь все платят, но далеко не одинаково. В метрополии, в обществе – не поймут. Слова отнюдь не шевалье, а буржуа или простолюдина.
– Согласно докладу суперинтенданта Франции, – он посмотрел и подчеркнул интонацией, – в газеты это не попадет, но мне переслали копию, – доходы королевства составляют двести шестьдесят четыре миллиона ливров, расходы – почти четыреста, а государственный долг – четыре и две десятых миллиарда ливров. На выплату процентов уйдет до восьмидесяти процентов собранных налогов.
– В остальных королевствах то же самое?
– Если не хуже. И, к сожалению, финансовые неурядицы усугубляются другими факторами. В одна тысяча семьсот восемьдесят четвертом году случилась тяжелая эпидемия дизентерии, пришедшая из Англии, где годом раньше из-за этой напасти погибло сто тридцать две тысячи человек.
– А?
Нет, я слышал, но столько…
– Да-да. Во Франции то же самое. На следующий год голод и грипп косили людей десятками тысяч. В восемьдесят пятом была сильная засуха по всей Франции. Естественно, голод, но пока небольшой. Восемьдесят шестой, к счастью, прошел без особых ужасов, но весна почти повсеместно оказалась сухой. Затем грянул восемьдесят седьмой. После зимы без снега пришел жуткий голод. Все, что не убила засуха, уничтожил град с голубиное яйцо, выпавший в середине июня по всей центральной Франции. Ну и до кучи зимой восемьдесят восьмого – восемьдесят девятого года пятьдесят семь дней мороза без снега, привет, озимые, еще раз. Надо сказать, что население с тысяча семьсот пятнадцатого выросло на более чем десять миллионов. Было шестнадцать – стало двадцать восемь. И это норма. В Англии с девяти увеличилось до шестнадцати, а во Фландрии и вовсе удвоилось.
– Рожать стали больше?
– Или умирать в младенчестве меньше. Тут надо проводить специальные исследования и на государственном уровне. Пока все нормально было, пищи хватало. За восемнадцатый век урожайность пшеницы в Англии увеличилась примерно с двенадцати до восемнадцати бушелей с акра, и не только зерна стали производить больше. Хотя кому я это объясняю, – улыбнулся он, напоминая про мою фразу. – А тут вдруг такое… Сплошные катастрофы. Три миллиона нищих на дорогах, перепуганный и озлобленный народ. Самое время вводить увеличенные налоги! Нет бы сократить пансионы для аристократов…
Дез Эссар слишком воспитан, чтобы в голос ругаться, но в отношении к происходящему сомневаться трудно.
– Двадцатина считается налогом для всех, составляющим всего пять процентов дохода. Но такой является только буква закона, а на практике почти все представители привилегированных классов освобождены от ее уплаты. Плательщикам из верхов буржуазии не всегда удавалось получить это освобождение: одним везет больше, другим меньше. Духовенство «выкупало» свои налоги, выплачивая королю вместо них «добровольный дар», который был гораздо меньше положенной по закону суммы. А доли дворян в общей сумме налога всегда рассчитывались с большим снисхождением к плательщикам. Вот и сравните с нашими условиями.
– По-вашему, мы живем в раю?
– О! Как ни удивительно, именно так! Вы не представляете, какой ад может разразиться в Европе. Полагаю, никто не в состоянии предсказать грядущие события. Одно точно: смертей будет множество. Не в нашем смысле, где крики вырезали двести пятьдесят человек и все кричат в ужасе и негодовании. Могут погибнуть миллионы.
– Почему тогда не снять запрет, пустив желающих людей в Новый Свет? Ну помрет какая-то часть, зато наиболее энергичные уедут и станут есть и воевать в другом месте, и не с властью.
– Вы это понимаете, я и многие другие. Но король стар и отрицает возможность перемен. Он привык к определенным условиям и правилам и не хочет чего-либо менять. А придворным проще не тревожить монарха нововведениями без крайней нужды.
Дез Эссар резко замолчал, будто споткнувшись. Не иначе, осталось непроизнесенным пожелание поскорее королю помереть, освободив трон для племянника. Своих детей Людовик не имел, за единственным исключением – дочери. Все остальные померли еще в детстве. Наследник был всем известен и совершенно терялся на фоне монарха. Вне дворца мало кто догадывался, что он собой представляет. А ведь тоже уже не мальчик, скоро пятьдесят стукнет. Заждался теплого местечка.
– На самом деле, – хватая газету и разворачивая ее на объявлениях, заявил суперинтендант, – некоторые выводы можно сделать и из этого. «Продается партия молодых, здоровых работников. Ткачи, столяры, сапожники, кузнецы, каменщики, пильщики, портные, каретники, мясники, мебельщики. Без каторжных и католиков. Цены разумные. Можно в обмен на пшеницу, хлеб, муку…» – зачитал вслух. – Никогда прежде не было такого наплыва профессионалов в Америку, – кидая назад бумажные листки, раздраженно пояснил. – Ехали безземельные или мечтающие о хорошем куске земли, продаваясь в кабальные слуги. Но чтобы ремесленники в таком количестве?
Никогда в таком направлении я не задумывался. А любопытный поворот. Оказывается, и на основе объявлений делают занятные выводы о происходящем далеко. Не только на цены имеет смысл обращать внимание.
– Все очень плохо, – потухшим голосом сказал он, – и надо молиться, чтобы пронесло мимо колоний катаклизмы. Кроме обращения к Нему, не представляю, что делать.
Глава 7
Реалии войны
Весь день мы шли, особо не скрываясь, вдоль реки в поисках подходящего брода. На самом деле достаточно точную карту со слов бывавших здесь прежде и вполне профессионально начерченную, а затем скопированную в нескольких экземплярах для старших офицеров вплоть до командиров рот, я имел с самого начала. И неудивительно, когда ее рисует лично полковник де Сан-Кастин по совместительству являющийся сашемом чероки с гораздо более ему привычным именем Сломанная Стрела. Он тут неоднократно проезжал, а как заметно по званию и титулу, и прежде нередко воевал на стороне Соединенных Королевств.
Кроме точного чертежа местности постоянно вокруг полка двигались группы разведчиков из индейцев-союзников, отслеживая обстановку и передвижения врага. В чаще регулярно случались схватки, но мало кто о них подозревал. Разве появлялись гордые собой победители со свежими скальпами на доклад. Как бы то ни было, в штабе постоянно были в курсе местонахождения противника благодаря живейшему участию завербованных краснокожих сторонников. Пока есть возможность им платить, не предадут и не сбегут.
Уже под вечер, изображая усталость, остановились на ночевку где-то в лье от переправы. Посмотреть, как несут караулы наши враги, доверил майору Рюффену с полковником-индейцем. Всю неделю противник двигался параллельно с другой стороны реки, готовый встретить огнем попытку ее форсировать.
Меня такое положение устраивало по двум соображениям. Во-первых, сюда явно стянулись основные силы врага. Искать по лесам каждого воина, стреляющего по колонне, практически невозможно. Противостоящая нам коалиция размещалась на огромной территории и представляла собой сборную солянку из разных кланов и племен. Делаваров, шауни, мингов, чероки, криков и остатков эри с сенеками. Все они поколение назад значительно пострадали от эпидемий, белых и нападений соседей. Были выбиты более сильными из прежних мест обитания, перемешались и собирались отстаивать собственные угодья, невзирая на потери.
Требовалось в решительном сражении уничтожить основную группу, иначе наш поход затянется на неопределенный срок. А мне этого хотелось меньше всего. Передвижение, как и ожидалось, оказалось достаточно трудным. Никаких дорог не существовало, частенько приходилось прорубаться сквозь леса. Вьючных лошадей было недостаточно, а почти все телеги я сразу оставил, вместе с женщинами и остальным дополнительным грузом, вызвав недовольство офицеров и многих нижних чинов.
Как раз поэтому требовалось во-вторых. Нанести явное и заметное поражение индейцам, устрашив их и воодушевив собственные подразделения. Иначе разговоры шепотом и недовольство могли проявиться открыто. Мало кому понравилось, что мы двинулись самостоятельно, без регулярных частей и поддержки. Генерал Шарль Луи Бернар де Клерон в итоге разработал изумительный план двойного удара. Он наступает с юга, а мы с востока. Не знаю, в чем смысл маневра разделиться, видно, военного образования не хватает. Одно удачно – полная свобода действовать самостоятельно.
Полагаю, здесь приложил руку дез Эссар, однако, если и так, в известность предусмотрительно не поставил ни меня, ни общественность. Поверни что не так и случись поражение, останется в стороне. И это нормально. Высокая политика. Никаких причин для обид. Сам просил помочь, и это не повод подставляться.
Поднял людей еще затемно, приказав костров не гасить, создавая впечатление присутствия. Пока пехота строилась и шла к реке, кавалерийский эскадрон двинулся вперед рысью. Всадники проскочили брод на отдохнувших лошадях, буквально сметя немногочисленных часовых, ворвались в расположение индейцев. Уйти удалось немногим, почти всех спящих и несоображающих порубили с ходу и когда те в растерянности побежали.
– Сто семьдесят убитых, – возбужденно доложил майор Рюффен. – Тридцать четыре пленных. Двадцать семь тяжелораненых, не думаю, что их стоит лечить. Проще добить.
Арлет за моей спиной зашипела не хуже кошки. Она имела странные представления о необходимости врачевать не только своих, но и чужих. Наверное, к этому ее призывало милосердие, воспитанное бегинками. Рут бы не стала помогать индейцам. С удовольствием выстрелила бы в голову. Правда, и половине мужиков в принципе тоже, сделав исключение лишь для хорошо знакомых. Но это уже их компетенция и иерархия. Пусть сами разбираются.
– Зачем нам мстители, – удивился майор, обращаясь к Арлет, – сестра? Впрочем, – трусливо добавил, наткнувшись на гневный взор, – ваше дело.
– Сначала нашими займитесь, – приказал я, вопросительно посмотрев на Рюффена.
– Девять убитых, – правильно поняв, доложил он, – одиннадцать раненых, из них пятеро тяжело.
Замечательный результат. Всегда бы так выходило.
– Потом, если останутся силы, можно и индейцам помочь.
– Большое спасибо за разрешение, – ядовито бросила главная хирургиня и удалилась с прямой спиной, излучая негодование.
Сложно разобраться в женских побуждениях и мотивах, но еще тяжелее в подобных ситуациях. Чего такого ужасного сказал? Своих лечить в первую очередь она обязана. За то и деньги получает. А эти… тратить на них казенные лекарства и материалы без надежды на благодарность? Попади мы в плен – вряд ли бы они проявили особую заботу. И не наслушаться от Рут о ее несчастье не могла. Один внешний вид моментально вызывает вопросы.
Ладно. Лишние заботы можно отложить на потом. Выкидываю красотку из головы и показательно возношу хвалу кавалеристам и лично их командиру для остальных. Он сделал важное дело почти без потерь. Теперь можно праздновать победу и оборудовать позиции, ставя форт в качестве опорной точки. Они вернутся, обязательно захотят отомстить за позор поражения.
И это случилось достаточно скоро.
– Ты уверен? – спросил я в четвертый раз.
Сломанная Стрела не удосужился ответить. Наверняка понимал причины нервозности. Вторично так подставиться не удастся. Наши враги не настолько глупы и невольно задумаются о причине столь странного поведения. Крепость пока была таковой исключительно по названию. Периметр лагеря окружен земляным валом, хоть и высоким, но не слишком крутым. Со стороны реки и вовсе по грудь и прямо сейчас достраивался. Там махали лопатами и таскали корзины с землей две сотни человек, не считая саперов. Еще имелся ров, откуда, собственно, и брали землю на насыпь. Препятствия не слишком серьезные, и преодолеть их вполне вероятно одним рывком. Чтоб этого не случилось, по углам прямо сейчас возводились бастионы, откуда можно было накрыть продольным огнем идущих на штурм.
Артиллеристы продолжали громко поносить друг друга, глядя на застрявшую в грязи пушку. Оставалось только ждать и мысленно молиться. И похоже, меня услышали. Опушка взорвалась боевыми кличами, и густая толпа индейцев выплеснулась наружу, стремительно накатывая на застывших в растерянности солдат. Потом те засуетились, поспешно обрубили постромки и рванули верхами в сторону недалекой крепости.
Вопли атакующих стали еще громче и явно презрительнее. Трофей им достанется даже без попытки защитить. А если поднатужатся, так и вовсе ворвутся внутрь недостроенных укреплений и устроят приличную резню среди перепуганных милиционеров. Про количество в ней находящихся не могли не знать. Силы примерно равные, но они-то ничего не боятся и легко перебьют слабаков! Вон эти уже оружие побросали в панике.
Человеческая волна захлестнула брошенное орудие. Они вышли на тщательно замеренное расстояние. Старательно подготовленная провокация удалась полностью. Лучший из возможных сценариев состоялся. Гораздо неприятнее была бы осада с блокадой. Запасов продовольствия у полка мизер. Долго не продержались бы, а идти в лоб на спрятанные за деревьями стволы… пусть сами попробуют этого замечательного блюда.
– Начали! – крикнул я срывающимся от волнения и удачного расклада голосом.
Разом рявкнули все пять наших пушек, накрыв штурмующих картечью. Когда траву косишь, вот так же она ложится длинными просеками. С такого расстояния буквально шеренгами выносили бегущих воинов. Еще мгновение назад они были живыми и целыми, а теперь воющие от боли куски мяса. И это если сильно повезло. Убитых множество. А затем грянул дружный залп двух рот, поднявшихся изо рва. Секундная задержка – и залп повторился, но уже две новые роты вступили в бой с вала. Что-что, а стрелять я полк выучил на совесть. Еще недавно стремительный бег атаки оборвался. Кричали раненые, метались ошеломленные неожиданно мощным отпором живые, не понимающие куда идти.
Под бой барабанов распахнулись ворота. К этому времени якобы занимающиеся копанием земли солдаты уже стояли в полной готовности. Роты привычно расходились в стороны от створок. В отличие от маршировок, маневры отрабатывались неоднократно, и сержантам давно ничего объяснять не требовалось. Одна на сто шагов направо, другая на сто шагов налево. Встав попарно цепью, милиционеры первого ряда опустились на колено под крик лейтенанта: «Стрелять, залпами!» – и на взмах сабли дружно открыли огонь, добавив свои пули к летящим со стен и рва. И тут индейцы не выдержали и устремились назад к лесу, оставив за собой горы тел.
Да только навстречу им выскочил оттуда эскадрон с саблями наголо, еще вчера отправленный ниже по течению и дожидавшийся начала артиллерийского боя. А от реки повалили союзные нам чероки под дикий вопль стоящего рядом со мной вождя. Не ставя в известность командира, в смысле меня (по положению и чину он равен и абсолютно независим), Сломанная Стрела унесся куда-то в гущу сражения. Поскольку в мундире, я надеялся, парни не перепутают. Наверняка он был не прочь сам поучаствовать в бою, захапав свой кусок славы. А вот я такого желания не испытывал. Управлять удобнее на расстоянии, да и не вижу смысла в героических подвигах. Хватит уже свиста пуль рядом.
По моей команде барабан изменил ритм, посылая сигнал. Роты с примкнутыми штыками двинулись вперед, окончательно зажимая уцелевших врагов. В одной из прочитанных книжек по военному искусству происходящее называлось Каннами. У меня тут не Рим и десятков тысяч в подчинении не имеется. Но несколько сотен вражеских воинов сегодня навсегда отправятся в места счастливой охоты. О храбрости говорить не стоит, среди лесных жителей трусы не водятся. И все же они проиграли по причине огромной разницы в нашем мышлении. И я не о книгах и так называемой культуре.
В одиночку индеец обязательно возьмет верх. Но он всегда действует один, наособицу, даже когда их куча. Мечта о славе, привычка к свободе и нежелание подчиняться, малые размеры групп, в которых они живут, и постоянная вражда с другими семьями, родами и племенами. Причин излишней независимости много.
Европеец знает строй. И если мне, да и не я такой первый, удалось вбить в ополченцев дисциплину, то с ними номер не пройдет. Потому мы не только численностью, но и умением рано или поздно задавим племена. Никогда сколь угодно большая толпа не победит армию, совершающую слаженные маневры под единым руководством.
Я сел на кровати, свесил ноги и принялся шарить ступней в поисках сапог. Нагибаться очень не хотелось. Моментально голова закружится, да и от слабости свалиться недолго. Оказалось, мой череп с содержимым крайне тяжел и запросто перевешивал все остальное тело, увлекая за собой вниз. Была возможность убедиться на практике. В животе опять заурчало. К счастью, без всяких сомнений, уже не от прежнего.
Жрать охота. Аппетит, безусловно, вещь хорошая во всех отношениях. Он приходит, когда смерть миновала. Еще недавно абсолютно не имел желания нечто класть в рот и всерьез считал, что помру прямо на горшке. Неприятнейшее ощущение, доложу вам, когда беспрерывно несет жидким. Ты уже не ешь, а оно все хлещет с примесью слизи и даже крови.
Началось все с боли в животе. Ну съел что-то, мало ли. Даже внимания не обратил в первый день. Потом появилась головная боль, лихорадка, аж горячим стал, и пришлось компрессы прикладывать. Вроде прошло, зато постоянно текло жидким и приходилось бегать по двадцать раз на дню, пока силы окончательно не закончились и не стал использовать котелок вместо горшка, за неимением в лесах такой важной и полезной вещи.
В какой-то момент подумалось, что штаны не нужны, все одно снимать каждые полчаса, а еще удачнее сделать разрез сзади. С первого взгляда – в парадном виде, фактически – уже в полной готовности опорожняться. Дело в том, что попытка нагнуться за спущенными штанами приводила сначала к шатанию, а затем и к падению. Вся эта радость именовалась замечательным словом «дизентерия», и провалялся я чуть не месяц беспомощным. Не припомню, чтобы так плохо когда-нибудь было прежде. Правда, видели меня в том состоянии немногие. В отличие от больных солдат я мог позволить себе находиться в отдельном помещении.
Ага! Обнаружилась обувка, где ей и положено стоять. Засунул в нее босые ноги и осторожно поднялся. Ух ты! Получилось. Да я герой сказаний, свершивший подвиг. Теперь войду в легенды! Цепляясь за стеночку и чувствуя себя столетним стариком, проковылял к двери. Толкнул и невольно зажмурился от бьющего в лицо света. Любые строения в крепости делались тяп-ляп – главным на тот момент было хоть как-то обустроиться. Потому никаких высоких крылец, резных перил и множества ступенек. Кроме меня, все и вовсе в общих бараках обретались. По крайней мере, так было до моей болезни. Отсюда большое облегчение – один шаг вниз, и, не упав, я оказался снаружи. Чей-то возглас по соседству. Явно заметили. Шаг, замер, выравнивая равновесие, еще один.
– Что вы себе позволяете! – вскричал негодующий голос, и маленькая твердая рука ухватила за плечо.
– Я решил погреться на солнышке, мадам Смит, – доложил смиренно. С Арлет станется уволочь назад в темное помещение. Больному ходить не положено. – Вон, на скамеечке посижу, ладно?
– Хорошо, – неожиданно согласилась она. – Но чтоб сидели – и больше никуда!
– Если вы со мной рядом побудете, – пробормотал, стараясь излишне не опираться на нее. Неудобно все же слабость перед женщиной проявлять, даже если она тебя уже видела во всех видах. Не настолько у меня отбило мозги, чтобы не помнить, кто за мной горшки выносил, да еще и подмывал. Хотя я бы это лучше забыл навечно. – Хорошо-то как, – сообщил, подставляя лицо под тепло солнца. И на всякий случай доложил: – Уже почти нормально себя чувствую. Слабость, но пройдет через пару дней, если сытно кормить. Нельзя чего-нибудь вкусного?
– Нет, – решительно отрезала она, усаживаясь рядом, – ничего жирного, особенно мяса и рыбы, копченостей, бобов, овощей, пшена, ячменя. Если бы мы были в более приличном районе, отобрала бы молоко и все молочные продукты, а также сладости. Многие из этих продуктов еще тяжелы для желудка, а молоко и многие овощи подвержены брожению.
И тут мой живот в неподходящем месте издал не особо красивый звук.
– Извините, – покаялся смущенно. – Оно само.
– Вот-вот, – сказала Арлет определенно с усмешкой. – Можете сколько угодно считать себя выздоровевшим, однако, судя по происходящему, легкая дисфункция кишечника сохранилась. Возможен жидкий стул, а метеоризм прямо наблюдается. Я бы и солдата не выписала в таком состоянии.
– Увы, я слишком за многое отвечаю и не могу позволить себе лежать, даже при наличии… метеоризма.
Выдумают же слова, прямо сказать нельзя. Хотя женщине, наверное, неудобно выражаться.
– Обходились как-то ваши офицеры без мудрого руководства добрый месяц. Под вашим руководством научились жечь индейские поселки и уверенно продолжили применять практический опыт.
Как будто в том есть нечто плохое.
– Так что же мне можно кушать? – жалобно спросил, не пытаясь вступить в бессмысленный спор. Каждый должен заниматься своим делом. Она – лечить, я – отдавать подобные приказы. Другого варианта прекратить эту войну не существует.
– Сухарики, – сообщила, запнувшись.
Видать, сбил с очередного монолога о милосердии и добре. И ведь не наивная девочка, повидала кой-чего в жизни, а сразу заводится. И не смей говорить «спасибо за спасение от смерти». Она ни при чем, тебя спас милосердный Господь. Так что помалкиваю с благодарностью не из грубости, а чтобы не выслушивать привычного отнекивания. С моей точки зрения, как раз Всевышний тут ни при чем. Он за мной дерьма не выносил.
– Из белого хлеба обязательно.
Каковых у нас осталось совсем немного, и выдавались, еще до того как свалился окончательно, исключительно раненым и больным. Пару штук для полковника, видать, сохранили. Не больше.
– Супы на разбавленном бульоне с отварами овощей.
– А нежирное мясо и рыбу? – жадно спрашиваю, чувствуя, как организм радостно встрепенулся при упоминании, и одновременно опасаясь повторения прежнего, когда, нигде не задерживаясь, выливалось моментально.
– Чуть-чуть для начала, посмотрим на результат.
– Ну не думаете же, что я не способен себя ограничить?
– Вы постоянно требовали, чтобы воду кипятили и сырой не пили, а сами?
– Дурак был, – честно сознался. Не уверен в причине, не сразу началось, но Бэзил уверял, что эти крошечные гады сначала размножиться должны, и это занимает разный срок при разных заболеваниях. Потому связь редко заметна. Тот случай очень подходит. – Жара, бой. Весь вспотел. Ну кто же думал, что так выйдет. Моя вина.
– У нас на удивление мало больных на почти две тысячи военных, – задумчиво сказала Арлет. – Благодаря вашим приказам и мерам по чистоте. Иначе не объяснить.
– Мало – это сколько?
– Не больше двух десятков на сегодняшний день.
И из заболевших благодаря жестким правилам, поддерживаемым не только моими приказами, но и усилиями бегинок, вместо трети померших от болезней всего четверо на сотню. Второй раз после Мичигана четкое подтверждение. Одно это стоило поглаживания по голове Бэзила с утешениями и выслушивания его бессвязных речей. Солдаты не хуже меня поняли, благодаря кому и чему они встают на ноги, а не ложатся штабелями в землю навечно. Если вначале опасался поползновений на женскую честь, теперь моментально разорвут свои же, позволь себе некто обидеть врачиху.
– Выходит, не зря старался. Есть нечто в этой теории! Кстати, что это за гадость заставляли пить?
– Настой багульника в смеси с лапчаткой обыкновенной…
– На болота ходили?
– Господин полковник, вы поражаете знаниями. Откуда знаете?
– Мать использовала. Она называла ее «поносной травой». Полагаю, не зря. Высушенное корневище снаружи бурое, а на изломе – темно-красное, с приятным запахом и очень терпким вкусом. Средство старое, народное.
