Текст книги "Любить и верить"

Автор книги: Марианна Лесли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Пожалуйста, – умоляюще перебила она его, – выслушай меня. Когда началось кровотечение, я потеряла нашего ребенка, а потом… попросила отца устроить так, чтобы тебя выпустили хотя бы на час и привели ко мне. Я и подумать не могла, что он солжет тебе… нам обоим. Я узнала о том, что он сделал, только прочитав его дневник. – Клэр подняла на него полные муки глаза.

И Брюс, охваченный нерешительностью и уже не понимавший, чему верить, заглянул в эти глаза, и увиденное едва не заставило его обезуметь от раскаяния. Они были полны слез. И мольбы. И еще в них светилась правда. Обнаженная, невыносимая, разрывающая сердце истина.

– Брюс, – с трудом прошептала она. – У нас была девочка.

– О боже! – простонал он, рывком притягивая ее к себе. – О боже!

Клэр прильнула к нему, прижавшись мокрой щекой к обнаженной груди, не в силах сдержать боль и скорбь даже в его объятиях.

– Я… назвала ее Элинор в честь твоей матери.

Но Брюс почти не слышал ее. Его мозг терзали ужасные видения: Клэр одна в больничной палате, ей больно, страшно, а его нет рядом…

– Пожалуйста, не надо, – молил он, прижимая Клэр к себе все крепче, зарываясь лицом в ее волосы. – Пожалуйста, нет.

– Я не смогла пойти на ее похороны, – хрипло пробормотала Клэр, – потому что не было сил… Я долго болела. Отец сказал, что позаботится обо всем.

Мучительная боль, охватившая Брюса при этих словах, стальными когтями рвала сердце, полосовала душу, едва не бросила его на колени.

– Господи… – выдавил он, судорожно стискивая руки, стараясь защитить ее собственным телом, беспомощно пытаясь исцелить раны, которые были нанесены ей ее отцом… и им самим.

Клэр подняла к нему залитое слезами лицо, умоляя его о поддержке и утешении.

– Я попросила его засыпать гроб Элинор розами.

– О, пожалуйста, дорогая, – запинаясь, пробормотал Брюс. – Пожалуйста, не нужно.

Сквозь туман собственной скорби Клэр распознала невыносимую тоску и боль Брюса, увидела его искаженное мукой лицо, и нежность наполнила ее сердце.

– Не страдай, – шепнула она, не вытирая слез, и осторожно коснулась пальцами жесткой щеки. – Теперь все кончилось. Правда открылась. Я нашла дневник отца и приехала сюда. Я не хотела тебе рассказывать, хотела, чтобы ты сам прочитал, но так даже лучше. Теперь я смогу попросить у тебя прощения…

Брюс откинул назад голову и судорожно сглотнул, пытаясь избавиться от застывшего в горле комка.

– Простить тебя? – выдохнул он. – За что?

– За то, что все эти годы считала, что ты отказался от меня потому, что я потеряла нашего ребенка. Так сказал отец, и я ему поверила. Прости меня.

Брюс вынудил себя открыть глаза и взглянуть в прекрасное лицо.

– Это я должен просить у тебя прощения за то, что поверил, будто ты могла предать меня и избавиться от ребенка. Боже, каким же идиотом я был!

– Все прошло. Не думай больше об этом, – мягко произнесла она, приникая лицом к его груди, но он, казалось, не слышал ее.

Минуты текли в молчании. Наконец Брюс заговорил снова, и Клэр поняла, что он не может больше ни о чем думать.

– Тебе было очень больно, когда все это случилось? – выдавил он наконец.

Клэр опять попыталась уговорить его не думать о прошлом, но ясно осознала, что он просит разделить с ним беды, которые по праву должен был разделить с ней тогда, и предлагает запоздалую возможность обратиться к нему за утешением, в котором она так нуждалась. И она поняла, что хочет этого даже сейчас, через столько лет. Сидя на кровати в кольце его рук, она ощущала медленное, успокаивающее поглаживание его ладони по голове и плечам, и неожиданно годы отлетели прочь, растворились и исчезли, и они снова были любящими мужем и женой, и он был ее опорой и надеждой.

– Я спала, когда все началось. Что-то разбудило меня… какое-то странное чувство, и я включила лампу. А когда посмотрела вниз, увидела, что простыня и одеяло намокли от крови. Я закричала. Соседи вызвали «скорую» и позвонили отцу. Потом начались схватки, и я помню только, как звала тебя, когда санитары выносили меня на носилках… и сирены вопили в ночи. Я пыталась закрыть уши, чтобы не слышать этого воя, но мне все время делали уколы, а санитары держали меня за руки.

Клэр прерывисто вздохнула, боясь, что, если попытается заговорить, снова заплачет. Рука Брюса легла ей на спину, притягивая ее ближе, и она нашла в себе мужество продолжить:

– И следующее, что я помню, писк какого-то аппарата, а когда я открыла глаза, то увидела, что лежу на больничной постели и от рук отходит множество пластиковых трубок. Светило солнце, рядом сидела медсестра, но, когда я попыталась расспросить о ребенке, она погладила меня по руке и велела не беспокоиться. Когда я снова открыла глаза, была ночь, а у постели толпились доктора и сестры. Я и их спросила о ребенке, а они заверили меня, что мой врач сейчас придет и будет все отлично. Тут я поняла, что мне лгут… что я потеряла ребенка.

Клэр замолчала, съежившись при воспоминании о том, что случилось дальше. И Брюс, словно почувствовав, что она испытывает, положил руку ей на щеку, вжимая лицом в то место, где тревожно билось его сердце.

– Расскажи, – прошептал он, и в его прерывающемся голосе слышались нежность и грусть. – На этот раз я рядом и тебе не будет так больно.

– Доктор объяснил, что я родила девочку и что было сделано все возможное, чтобы спасти ее, но она оказалась слишком маленькой. – Горячие слезы хлынули по щекам. – Слишком маленькая, – повторила она, всхлипнув. – Я всегда думала, что новорожденные девочки должны быть маленькими! «Маленькие»… такое красивое слово… такое женственное… – Она ощутила, как пальцы Брюса впиваются в ее спину, и это отчаяние придало ей сил. Тяжело вздохнув, Клэр проговорила: – Она не могла дышать как следует, потому что оказалась слишком маленькой. Доктор спросил, что я хочу сделать, и, когда я сообразила, что он говорит об… имени… и похоронах, начала умолять отца привезти тебя в больницу. Отец сказал, что это невозможно, и поэтому я решилась. Назвала ее Элинор, потому что подумала, что тебе понравится, и велела отцу купить как можно больше розовых роз и положить ей в гроб карточку от нас с тобой, где было написано: «Мы любили тебя».

– Спасибо, – прошептал он, и Клэр внезапно поняла, что щека мокра не только от ее слез.

Наконец она открыла ему все. И спокойствие, смешанное с огромным облегчением, снизошло на нее. Брюс снова заговорил, и было очевидно, что он тоже сумел взять себя в руки.

– Твой отец пришел ко мне в тюрьму, сказал, что ты не захотела иметь ребенка от осужденного, сделала аборт и требуешь развода. Я был так потрясен твоим предательством и так зол, что не мог ни о чем думать. У твоего отца уже были с собой бумаги на развод, и я не раздумывая подписал их.

– А мне он сказал, что это ты потребовал развода, потому что я потеряла ребенка, а без ребенка не нужна тебе.

Брюс еще крепче прижал ее к груди.

– Будь он проклят! Он не должен был отнимать у меня все самое дорогое в этой жизни. – Он помолчал немного, затем заговорил вновь: – Господи, если бы я знал, что так нужен тебе, что тебе больно и страшно, что ты зовешь меня, никакая сила на земле, никакая тюрьма не помешала бы мне прийти к тебе.

Клэр вымученно улыбнулась.

– Ты не сумел бы помочь мне.

– Не сумел?

Клэр покачала головой.

– Для меня сделали все возможное, как и для Элинор. Но было уже поздно.

– Ты не права, – сказал он, сжимая ладонями ее залитое слезами лицо, осторожно вытирая соленые капли. – Будь я рядом с тобой в больнице, наверняка смог бы помочь.

– Как? – дрожащим голосом прошептала она.

– Вот так, – выдохнул он и, все еще не отнимая рук, наклонил голову и коснулся губами ее губ. Бесконечная нежность его поцелуя совершенно лишила Клэр сил и воли, и слезы опять покатились по лицу. – И вот так… – Его губы скользнули к уголкам ее глаз, и Клэр ощутила прикосновение его языка, слизывающего горячие капли. – И вот так. – Он бережно уложил ее на кровать и лег сам, осторожно, словно хрупкую драгоценность, обнимая ее.

Через некоторое время он услышал ее ровное дыхание и понял, что она, утомленная эмоциональным взрывом, наконец уснула. Он тоже пытался уснуть, но сон не шел к нему. Он размышлял о том, что только что узнал от Клэр истину, столь прекрасную и одновременно печальную, что сердце до сих пор болезненно сжималось при одной мысли об этом. Нет, Клэр не трусиха, не предательница. Она никогда не предавала его, не убегала от материнства. Брюс скорчился от стыда при мысли о том, что он говорил и делал последние несколько дней, как он угрожал ей, пытался запугать, как по его вине она едва не утонула…

Он с нежностью посмотрел на спящую Клэр. Его жена, подумал он с гордостью, не скрывается и не бегает от вещей, заставивших бы большинство его бывших знакомых поджать хвост.

Узнав правду, Клэр проехала через всю страну, не побоялась добраться до его дома в грозу, чтобы привезти дневник, чтобы все объяснить, зная, что придется столкнуться с его нескрываемой враждебностью, просто с грубостью.

Но она была неизменно терпелива и нежна, выдержала все его нападки и несправедливые обвинения, даже его ненависть и презрение, и отдавалась ему со всем пылом страсти и щедростью своей открытой души. А он… он ее не достоин.

С этой неутешительной мыслью Брюс и уснул.

Клэр проснулась от того, что яркое солнце светило ей прямо в глаза, проникая даже сквозь закрытые веки. Она чуть приоткрыла их и несколько секунд лежала неподвижно, пытаясь сообразить, где она находится. Потом воспоминания о прошедшей ночи разом нахлынули на нее, и она вновь прикрыла глаза от радости и облегчения. Она все рассказала Брюсу! Он все знает и больше не презирает ее! Она провела ночь в его постели, и он обнимал и прикасался к ней с нежностью и любовью. Любовью? Да, она не могла ошибиться. В его глазах светилась любовь. Он все еще любит ее, даже если сам не осознает этого. Он пытался возненавидеть ее, презирать, считая, что она предала его и избавилась от их ребенка, но в глубине души продолжал любить ее, несмотря ни на что. Теперь ее главная задача – убедить его вернуться к нормальной жизни и в том, что они по-прежнему любят друг друга и должны быть вместе.

В доме было тихо, из чего Клэр сделала вывод, что Брюс уже ушел чинить мост. Взглянув на часы, она присвистнула: почти одиннадцать. Неудивительно, что он не дождался ее завтрака. Он не стал ее будить, понимая, что после эмоционального взрыва ей необходим отдых. Действительно, она чувствовала себя так, словно с ее плеч свалился огромный неподъемный груз, который она носила на себе пять с лишним лет. Сердце Клэр снова сжалось, когда она вспомнила, какая боль, мука и раскаяние читались в его глазах, когда он узнал правду.

Сколько же им обоим пришлось вынести! Но теперь все плохое позади. Теперь они должны думать только о будущем.

Тихонько напевая, Клэр встала с постели и направилась в общую комнату. Одевшись, она пошла на кухню, выпить, кофе и на кухонной стойке обнаружила записку от Брюса.

«Доброе утро, Клэр!

Сегодня замечательная погода, и мне пришла в голову мысль показать тебе место, где я любил проводить время в детстве, приезжая сюда, и куда я ухожу время от времени теперь, когда становится совсем уж невмоготу сидеть в четырех стенах. Приготовь с собой какой-нибудь еды, я заеду за тобой в двенадцать».

Клэр от счастья хотелось танцевать. Она поцеловала листок и закружилась по комнате. Пикник! Брюс приглашает ее на пикник, как в старые добрые времена, когда они были женаты! Ликование охватило ее.

Одеваясь и собираясь, Клэр все время радостно пела. Счастье переполняло ее. Она достала с верхней полки кладовой плетеную корзинку, которую видела там раньше, сложила в нее ветчину, сыр, галеты, банку консервированных бобов и банку ананасов на десерт. К двенадцати у нее все уже было готово, и она ждала его, нетерпеливо выглядывая в окно.

Брюс подъехал на своем джипе, выпрыгнул из машины и направился к дому. Клэр выскочила на крыльцо навстречу ему. Она хотела броситься к нему в объятия, но выражение его лица остановило ее. Нет, в нем не было больше ни враждебности, ни презрения, но была какая-то странная сдержанность, причину которой она поняла, только когда заглянула в его глаза. В них она прочла боль, печаль и глубокое раскаяние.

Брюс резко остановился, увидев выбежавшую его встречать Клэр – счастливую, с сияющим лицом. Первым его порывом было обнять ее и прижать к сердцу, но он остановил себя. Столько лет он пытался ненавидеть ее, презирать, считал вероломной стервой, предавшей его, убийцей их ребенка, а она ни в чем перед ним не была виновата. Наоборот, это он, легковерный идиот, предал ее, поверив лживым наветам ее отца. Вместо того чтобы встретиться с ней и поговорить, он отказывался видеть ее, когда она приезжала к нему на свидания в тюрьму, и послал ей бумаги на развод. Она должна была возненавидеть и постараться выбросить из головы, но вместо этого продолжала любить его. Любить? Неужели она, несмотря ни на что, все еще любит его? А он? Любит ли он ее? О да, любит и никогда не переставал любить, поэтому так и злился на нее, на себя, на то, что не мог вырвать ее из своего сердца, как ни пытался. Но он, бывший заключенный, несчастный отщепенец, не стоит ее любви. Едва ли он сможет вернуться к нормальной жизни среди людей, как бы она ни убеждала его в обратном, а она достойна лучшей жизни, чем та, которую он может теперь ей предложить.

Все эти невеселые мысли пронеслись у него в голове, пока он смотрел на сияющее лицо Клэр. Столько счастья светилось в ее взгляде, столько нежности, что у него не хватило духу испортить ей настроение, высказав вслух то, что было у него на душе. У него еще будет такая возможность, прежде чем он отправит ее домой, в ее мир.

Он неуверенно улыбнулся и раскрыл объятия, и она с готовностью и явным облегчением пришла в них.

– Доброе утро, соня, – сказал он хрипло. – Хорошо поспала?

– Замечательно. У меня такое ощущение, будто я стала легкой как пушинка и могу летать.

– Это потому, что ты облегчила душу, рассказав все, выплеснув всю боль и страдания, которые накопились в тебе за эти годы.

– Да, наверное. Но, сбросив с себя этот груз, я взвалила его на твои плечи, а тебе и без того пришлось нелегко. Прости, что не сделала этого раньше. Я имею в виду, не рассказала тебе, как все было на самом деле и почему я не могла присутствовать на суде.

– Ты много раз пыталась мне все рассказать, но я отказывался с тобой встретиться. Безмозглый тупица, как я мог поверить твоему отцу и не выслушать тебя?! Мне нет и не будет прощения.

– Не надо, Брюс, не вини себя. Прошлое есть прошлое. Оно ушло и больше никогда не вернется, а теперь у нас есть настоящее и будущее. Мы должны подумать о будущем.

– Прости, я не могу… – пробормотал он и отвел глаза.

Она взяла его за подбородок и заставила посмотреть на нее.

– Брюс?

Он заглянул в ее глаза, и у него перехватило дыхание. В них светились надежда, вера и… любовь.

– Клэр, я… – начал он, но она не дала ему договорить.

Обхватив его рукой за шею, она прижалась губами к его губам.

Место, куда привел ее Брюс, располагалось несколько выше того уровня, на котором располагался дом. К нему вела чуть заметная тропинка, петляющая среди вековых сосен. Легкий ветерок играл верхушками деревьев, солнечные лучи просвечивали сквозь пышные кроны, отбрасывая блики на их лица, над головой весело щебетали птицы. Клэр от всей души наслаждалась красотой горной Шотландии и полной грудью вдыхала чудный смолянистый воздух. Когда еще ей доведется испытать подобное блаженство, полюбоваться такой дикой красотой! Теперь она отчасти понимала Брюса, который не хотел возвращаться в душный, загазованный мегаполис после такой красоты, простора и свободы. Но все равно он не сможет вечно скрываться здесь от людей, от жизни, от проблем. Рано или поздно ему придется вернуться к привычной жизни, ведь он же не отшельник. Она должна убедить его вернуться в мир людей, пусть даже без нее. От этой мысли у нее сжалось сердце, но она тут же приказала себе не поддаваться грусти. Если ей не суждено вернуть любовь Брюса и скоро им предстоит расстаться, значит, она должна насладиться в полной мере этими неповторимыми мгновениями их близости.

Тропинка все время шла в гору, и Клэр с непривычки немного запыхалась.

– Скоро придем? – спросила она у шагающего впереди Брюса, нагруженного тюком с одеялами и с охотничьим ружьем через плечо. Он не собирался охотиться, а ружье взял на случай неожиданной встречи с каким-нибудь хищником из тех, что обитали в горах.

– Уже почти на месте, – отозвался Брюс.

Вскоре они вышли на ровную площадку, и Клэр ахнула от представшей ее глазам красоты. По краям поляна была окаймлена соснами, посредине голубела гладь небольшого горного озера. Одна сторона поляны примыкала к отвесной скале, создавая впечатление уединенности и уюта. Ничего красивее Клэр в жизни не видела.

– Бог мой, какая прелесть! – выдохнула она.

– Тебе правда нравится? – спросил Брюс, глядя на нее.

– И ты еще спрашиваешь? Я отродясь не видела ничего красивее!

Он улыбнулся.

– Я рад, что решил показать тебе это место. В детстве мы с дедушкой часто приходили сюда, ловили форель, купались, варили уху, иногда оставались здесь на ночь. И сейчас я порой прихожу сюда с ночевкой, когда стены дома начинают давить на меня.

– Ты спишь прямо под открытым небом?

– Нет.

– Ставишь палатку?

– В этом нет необходимости. Идем, я тебе еще кое-что покажу.

Он повел ее через поляну, мимо озера, к скале. У ее подножия росли кусты, довольно высокие, кажущиеся густыми и непроходимыми, но Брюс уверенно подошел, раздвинул ветки руками, и ее взору предстал вход в пещеру. Он был невысоким и довольно узким, но человек вполне мог пройти.

– Пещера! – восхищенно выдохнула она.

– Хочешь взглянуть, как там внутри? – спросил он.

– Конечно.

Брюс шагнул вперед, обернулся, придерживая для нее ветки, и уже сунул было голову в отверстие, когда Клэр сзади дернула его за рукав.

– Э… Брюс, а змей там случайно нет?

Брюс улыбнулся.

– Не волнуйся, они здесь не водятся. По крайней мере я ни разу не видел.

Клэр опасливо огляделась.

– Не слишком успокаивающе, но придется поверить тебе на слово.

Брюс протиснулся в проход и зажег фонарь, который прихватил с собой. Она вошла следом и огляделась.

Пещера была совсем небольшой, скорее похожей на грот, хотя Клэр плохо представляла, чем они отличаются друг от друга. Свод был довольно высоким, что не приходилось пригибаться даже Брюсу, стены шероховатые, пол песчаный и сухой.

Клэр прошла на середину и остановилась. Брюс наблюдал за ней от входа.

– Когда дедушка впервые привел меня сюда, то рассказал легенду о добром духе Торки, который якобы обитает в этой пещере с незапамятных времен.

– И чем же он знаменит, этот Торки? – поинтересовалась Клэр.

– Он считается покровителем охотников, но и к прочим благосклонен. Говорят, если загадать в этой пещере желание, оно непременно сбудется. Но только это должно быть доброе желание.

– А ты загадывал? – улыбнулась Клэр.

– А то как же.

– Ну и как? Сбывалось?

– Всегда.

– И какое желание ты загадал, когда был здесь в последний раз?

– Я больше не верю в чудеса, – хмуро проворчал он.

Его реакция расстроила ее, но она не подала виду.

– Когда мы с тобой были женаты, ты мне много рассказывал о красоте гор и вересковых пустошей, но ни разу не упомянул об этом месте. Почему?

Брюс печально улыбнулся своим воспоминаниям.

– Я собирался привезти тебя сюда в отпуск. Я мечтал о том, как приведу тебя сюда и мы будем купаться в прозрачной голубой воде, а потом я буду любить тебя на берегу озера, прямо среди душистой травы, а еще на ковре из сосновых игл, а еще в пещере… – Он осекся, увидев, что Клэр вот-вот расплачется. – Не надо, милая, не плачь. – Брюс подошел и нежно привлек ее к себе. – Я не хотел тебя расстроить, прости.

– Ничего, – шмыгнула она носом, – сейчас пройдет. Просто я подумала, что нашей девочке сейчас было бы уже пять лет. И она могла бы быть с нами здесь, любоваться природой, ловить бабочек, бегать и резвиться. Ты учил бы ее ловить рыбу и разводить костер, а вечером мы расстелили бы одеяла в пещере и лежали все втроем, прижимаясь друг к другу, и ты рассказывал бы ей о своих героических предках, сражавшихся за независимость Шотландии.

Брюс крепче прижал ее к себе. Ему хотелось бы утешить ее, сказать, что еще не все потеряно, что у них еще будут дети, что все будет хорошо, но он не был уверен в себе. Не в своих чувствах к Клэр, нет. Он уже понял, что никогда не переставал любить ее. Он не был уверен в своей способности вернуться к нормальной жизни, к людям. Что-то сломалось в нем в тюрьме, что-то надломилось, порвалась какая-то нить, связующая его с внешним миром, и даже сейчас, после того как он узнал правду, у него не было желания вернуться к прежней жизни.

А Клэр заслуживает лучшего, чем погруженный в себя, мрачный и угрюмый отшельник, которого по ночам мучают кошмары. Он немного отстранился и поцеловал ее в кончик носа.

– Не расстраивайся, солнышко. Ты еще молода. У тебя еще будут дети.

Клэр замерла. Он сказал «у тебя»? Неужели он до сих пор так и не понял, что они должны быть вместе? Что они с самого начала были предназначены друг для друга и суровые испытания, через которые им обоим пришлось пройти, только укрепили их любовь?

У нас! – хотелось крикнуть ей. У нас будут дети, если ты сделаешь мне шаг навстречу, если откроешь свое сердце, дашь волю чувствам!

Ничего этого она не произнесла вслух, не желая давить на него. Она сделал все от нее зависящее, чтобы убедить его вернуться к нормальной жизни, оставить прошлое в прошлом и жить настоящим, мечтая о будущем. Теперь, зная правду и не питая больше ненависти к ней, он может спокойно и трезво все обдумать и прийти к решению. Клэр от всей души надеялась, что это будет решение, благоприятное для них обоих, но навязываться она не станет. Единственное, в чем она еще попытается его убедить, это подать на пересмотр дела в свете открывшихся обстоятельств. Когда он избавится от ложного обвинения, от клейма осужденного, когда вновь почувствует себя свободным человеком, вздохнет полной грудью, тогда мир вновь засияет для него яркими красками и ему легче будет решить, как и с кем строить свою дальнейшую жизнь.

Несмотря на невеселые размышления, Клэр наслаждалась замечательным днем на природе. Они расстелили одеяла на берегу озера, Брюс притащил откуда-то сухих палок и веток и разжег костер. Пока Клэр поджаривала на огне ветчину и разогревала бобы, он выловил из озера две рыбины среднего размера, принес из пещеры припрятанный там котелок и, положив в него рыбу, повесил над костром. Пока уха варилась, они перекусили ветчиной и бобами, и Брюс предложил искупаться в озере. Вода была ледяная, и Клэр не решилась, а Брюс сбросил с себя одежду и немного поплавал, забавно ухая и откидывая с лица мокрые волосы.

Клэр сидела на берегу и открыто любовалась его бронзовым скульптурным телом, покрытым мелкими бусинками воды, блестевшими на солнце. Словно сбросив с себя груз боли и тяжелых воспоминаний, он резвился, как маленький беззаботный мальчик, каким был когда-то.

И он улыбался. Улыбался той самой своей неотразимой улыбкой, которая всегда заставляла замирать сердце Клэр.

Потом они сидели у костра, ели уху, запивали водой из родника, бившего неподалеку и питавшего горное озеро, и разговаривали. Клэр попросила его рассказать о том, как он жил в тюрьме, и после некоторого колебания Брюс согласился.

– Я вставал в шесть утра, умывался, чистил зубы и ждал, когда меня выпустят из клетки, – поведал ей Брюс.

– Ты сидел в одиночной камере?

– Большую часть времени.

– А что ты делал после завтрака?

– Шел на свою работу.

– Какую?

– Я работал в библиотеке.

– А что ты там делал?

– Писал апелляции для заключенных, которым не к кому было обратиться.

– Значит, ты использовал свои знания, чтобы помогать другим, – констатировала она. – А почему?

– Это давало мне защиту, вхождение в наиболее влиятельные тюремные круги и место в совете заключенных.

– Но ты до сих пор находишься под надзором полиции. И ты разучился доверять людям.

Брюс помолчал, не глядя на нее.

– Клэр, я пять лет провел среди отбросов общества, среди такой грязи, что и вспоминать противно. А это… вытравляет в человеке все чувства, но больше всего – доверчивость.

Клэр понимающе кивнула.

– А снаружи, я имею в виду на воздухе, вы помногу работали, да?

Брюс нахмурился.

– Каждый день по нескольку часов. А почему ты спрашиваешь?

Она улыбнулась.

– Мне нравится результат.

– Я рад, – буркнул Брюс охрипшим голосом.

Клэр провела рукой по его груди, упругому животу, бедрам.

– Очень нравится. – Она скользнула ладонью к тому месту на боку, где раньше заметила шрам, и почувствовала, что Брюс напрягся. – А что случилось с твоей спиной? – решилась она спросить.

– Драка с ножом.

– На тебя напали? С ножом? – Боясь услышать подтверждение своим догадкам, Клэр сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. – Где же они взяли нож и где в это время были охранники?

– Нож легко сделать из столовых приборов, а охранники обычно стараются держаться подальше от потасовок.

– Почему это случилось?

– А ты как думаешь?

Перед мысленным взором Клэр пронеслись такие жуткие картины, что стало дурно.

– Господи, сколько же тебе пришлось пережить…

Они немного помолчали. Брюс поднялся, посолил уху, затем снова сел с ней рядом.

Клэр пришла в голову замечательная мысль. Она повернулась к нему и, не говоря ни слова, стала расстегивать пуговицы его рубашки. Он озорно вскинул бровь.

– И что, позволь узнать, ты делаешь?

– А разве ты сам не видишь? – лукаво улыбаясь, ответила она. – Снимаю с тебя рубашку. – Расстегнув все пуговицы, она сняла с него рубашку и отложила в сторону.

– А можно узнать – зачем? – В его глазах засветились веселые искорки.

– Вовсе не затем, о чем вы подумали, мистер Макалистер, – отчеканила она голосом строгой учительницы, пряча улыбку.

– А откуда ты знаешь, о чем я подумал?

– Нетрудно догадаться. Ляг на живот.

– Зачем это? – насторожился он. – Что ты собираешься делать?

– Просто ляг и доверься мне, – попросила она, понимая, что пройдет еще немало времени, прежде чем он научится снова безоговорочно доверять ей. Если это вообще когда-нибудь произойдет.

Брюс подчинился, и Клэр начала осторожными движениями массировать его спину, разминая твердые мышцы. Ее руки, на удивление крепкие, ловкие и умелые, просто творили чудеса, гладя, пощипывая и похлопывая до тех пор, пока он полностью не расслабился и не почувствовал, что тает, как шоколад на солнце. Хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.

– Где ты научилась так делать массаж? – спросил он, еле ворочая языком от сладкой полудремы, окутавшей его.

– Полгода назад в нашем центре открыли для персонала курсы расслабляющего массажа. Я их прошла. Иногда мы делаем своим пациентам массаж. Это помогает им успокоиться и расслабиться, – охотно пояснила она, не прекращая своих волшебных действий. Через несколько минут она закончила массаж легкими поглаживаниями. – Ну вот, а ты боялся. А оказалось совсем не страшно, а очень даже приятно, верно?

– Мм, – промычал он не шевелясь.

– Что?! – в притворном ужасе вскрикнула Клэр. – Я перестаралась и вместо расслабленного, готового на все ради меня мужчины получила дохлую овцу?

Не успела Клэр и глазом моргнуть, как оказалась на одеяле прижатой к земле крепкими как сталь руками Брюса.

– Я тебе покажу дохлую овцу, – притворно-угрожающе прорычал он.

Клэр рассмеялась и прижалась к нему за мгновение до того, как он прильнул в поцелуе к ее губам.

Боже, как же она любит его, своего мужа! Как она будет жить, если еще раз потеряет его? Она должна доказать, что любит его больше жизни, что он бесконечно дорог ей, что нужен ей как воздух.

Она распахнула двери своей страсти и заманила Брюса в ее сети. Заставила его потерять голову.