Текст книги "Волчья мельница"
Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
– А если вернется этот твой Базиль? Он меня выдаст!
Клер отрицательно помотала головой. В Базиле она была уверена больше, чем в родителях.
– Нет. Он – бывший коммунар и сражался вместе с Луизой Мишель на баррикадах… в Париже! Скажешь, что ты мой знакомый. Базиль тебя защитит. До встречи, Жан! И будь осторожен!
Парень сел по-турецки и принялся рассматривать одежду.
– Ты мне жизнь спасаешь! – прошептал он. – Даже про шляпу подумала!
Клер совсем не хотелось уходить. С Жаном так интересно! Но элементарная осмотрительность взяла верх.
– Завтра вечером, в тот же час! Я покажу тебе пещеру.
– Клянешься? Ты ведь не предашь меня? Хотя лучше б я ушел сразу…
Базиль говорил почти то же самое этой зимой… Клер нашла нужные слова:
– Жан, в отличие от тебя, я никогда не знала ни холода, ни голода. Я просто хочу тебе помочь. Ой, надо же! Соважон лизнул тебе руку! Хорошо, что он у меня не злопамятный… Я тебя не боюсь, значит, и он тоже.
Ребяческая улыбка на лице беглеца окончательно ее очаровала.
«Я буду по нему скучать!» – подумала Клер. И, счастливая от того, что с ней случилось столько нового и интересного, она робко попросила:
– Обещай, что меня дождешься!
Жан кивнул. Он смотрел на нее, не зная, радоваться ему или удивляться. Полупес-полуволк встал, чтобы последовать за хозяйкой. Не чуя под собой ног, Клер побежала к мельнице.
* * *
Прием, оказанный отцом, быстро вернул ее к действительности. Бумажных дел мастер сидел за семейным столом, и вид у него был грозный.
– Клер! Где тебя носит? Уже четверть десятого!
Тон был строже обычного, с ноткой подозрительности, что возмутило девушку.
– Если ты так за меня волнуешься, могли бы пойти вдвоем, как раньше! Я разбила фонарь – стекло лопнуло, – и пришлось брести в темноте. Дождь так и не пошел, поэтому улиток я принесла мало.
Бертий хорошо знала кузину, потому что они много времени проводили вместе, но то же можно было сказать и об отце. Колен так часто наблюдал за дочкой, что ни одно движение ее души от него не ускользало.
– Ты чем-то взволнована? – спросил он. – Тебя никто не обидел? Клер, я не хочу, чтобы ты выходила из дома одна на ночь глядя. Мать права, ты уже не в том возрасте, чтобы разгуливать, где тебе заблагорассудится. Девушка, которая вот-вот станет невестой, должна вести себя безукоризненно!
Эту тираду отец произнес морщась, как от боли. Клер была в замешательстве.
– Но папочка! Со мной же был Соважон! Что такого могло со мной случиться?
– Клер… Мне так хочется, чтобы ты была счастливой! – проговорил бумажных дел мастер.
– Я очень счастлива, пап.
Она подошла и поцеловала отца в лоб.
– Тебя что-то тревожит… Почему ты не хочешь мне рассказать? Я не глупая, ты сам раз сто это говорил!
Колен растроганно улыбнулся. Он находил дочь очень красивой. А эти сияющие глаза! Разве может он расстроить свою Клеретт, или того хуже – омрачить счастливую невинность, которой она лучится?
– Потом, Клер, потом, – пробормотал он. – Этот разговор от нас никуда не уйдет. Иди лучше спать! Бертий тебя заждалась.
Клер послушалась. Ей не терпелось рассказать о своих приключениях кузине. Но, прежде чем повернуть дверную ручку, она засомневалась:
«Сохранить секрет? О нет, невозможно! Бертий должна знать, что происходит».
Бертий читала. Она расчесала свои белокурые волосы, и теперь они волнами спадали ей на грудь. Клер в который раз поразилась эфемерной красоте кузины. Бертий словно лучилась прохладной белизной. Настоящая сказочная фея! Клер ощутила укол ревности, но тут же себя упрекнула. Да, у нее кожа смуглая, а волосы густые и очень темные, зато она может пойти, куда захочет…
– Добрый вечер, принцесса! – сказала она. – Какая ты красивая!
Клер быстро разделась донага и натянула ночную рубашку, закрывавшую ее тело от шеи до пят. С довольным видом она бросилась на кровать, сминая одеяла и простыни.
– Осторожнее! – попросила Бертий. – Из-за тебя чуть свеча не потухла. Я еще не дочитала главу. Жан Вальжан украл у епископа фамильное серебро.
– А, ты уже до этого дочитала! Бедный каторжник! Знала бы ты, что с ним произойдет дальше… Я, когда прочла…
Кузина прижала палец к губам Клер.
– Не рассказывай, что было дальше, испортишь мне удовольствие! Скажи, ты задержалась в гостях у Базиля? Я слышала, как дядя мерит шагами кухню. Еще чуть-чуть, и он побежал бы тебя искать.
– Слава Богу, я успела вовремя, – вздохнула Клер, молитвенно складывая ладошки. – Моя милая Бертий, если б ты знала… Но сначала обещай, что не выдашь мой секрет, тем более что от этого может зависеть судьба человека.
Увечная отложила книгу на прикроватный столик. От любопытства у нее зарумянились щеки. Клер поспешила рассказать ей про Жана, опустив, впрочем, некоторые детали – как он к ней прикасался и насколько это было волнующе. Не успела она закончить, как Бертий тихо, но решительно заявила:
– На этот раз ты точно спятила, Клер! Помогла спрятаться беглому каторжнику! Что на тебя нашло? Разумеется, он соврал, чтобы тебя разжалобить. Они там все преступники! Он чуть не убил бедного Соважона – чем не доказательство? Я знаю еще одного парня, который убил собаку, но его ты так и не простила!
О Фредерике Клер и думать забыла. Жан, даже бритый наголо, даже в лохмотьях каторжанина, нравился ей намного больше. И она продолжала его защищать.
– Бертий, видела бы ты его глаза! Голубые, как небо, а ресницы – черные-пречерные! В колонию Ла-Куронн попадают обычные воришки, и крали они, чтобы не умереть с голоду. Мне папа объяснял, и Базиль тоже. Ты читаешь «Отверженных» и не понимаешь таких вещей? Жан Вальжан не убийца, так ведь? Он украл хлеб и за это угодил на каторгу.
Бертий переплела пальцы с пальцами кузины и прошептала печально:
– Послушай, Клер, я за тебя боюсь. Ты хочешь завтра вечером опять туда пойти. А если он тебя обидит? Он ведь уже тебе угрожал! Ты почувствовала, как он приставил к твоему боку нож…
– Чтобы я не закричала. А собаку ударил, защищаясь. Соважона стоит опасаться. В нем течет волчья кровь, не забывай!
Клер улеглась, закрыла глаза. Она предпочла бы казаться спокойной и благоразумной, но тело ее трепетало от нового, еще неизведанного недуга. Сердце тоже своевольничало: то сбивалось с ритма, то трепетало, как умирающая птичка. Страстная любительница романов, где действие переплеталось с высокими чувствами, девушка жадно перечитывала пассажи, повествующие о любви. «Нежная склонность», «душевное волнение», «родственные души», «верность до гроба» – и ни слова о том, что она сейчас испытывала.
– Клер, умоляю! – прошептала Бертий. – Пусть этот парень выкручивается сам. Если бы Базиль был дома, он бы сказал тебе то же самое. Не дай бог вас застанут вместе! О тебе начнут говорить всякие гадости… Подумай об отце! Он такого не заслужил.
– Никто не узнает, если ты не проговоришься. Ты обещала, Бертий!
Кузина повернулась к ней спиной и задула свечку.
* * *
Эдуар Жиро пригласил на ужин двух своих друзей из высшего ангумуазского общества – шефа полиции Аристида Дюбрёя, который был убежденным холостяком, и нотариуса с супругой. Мэтр Керан уже двадцать лет надзирал за имуществом семьи Жиро. В свое время он ухаживал за Марианной, урожденной мадемуазель де Риан, однако она предпочла этого грузного полнокровного типа, хохочущего слишком громко для воспитанного человека. Фредерик как раз вернулся из Бордо и присоединился к застолью.
– Выпьем за женитьбу Бертрана, моего младшего! – провозгласил Эдуар Жиро. – Если небесам будет угодно, скоро я стану дедом. Вместо себя на свадьбу я отправил Фредерика – не мог оставить поместье без присмотра. Управляющий у меня безмозглый…
Присутствующие закивали. Супруга нотариуса в изящном платье с декольте, служившем обрамлением великолепному изумрудному колье, проговорила жеманно:
– А старший? Я нахожу, что мсье Фредерик сегодня грустен. Наверное, потому, что за столом нет ни одной девицы?
Шутка вызвала общий смех. Убранство столовой поражало роскошью. Пернелль с кухаркой зажгли хрустальную люстру, насчитывавшую пятьдесят с лишним свечей. Большая керосиновая лампа на комоде давала приятный розовый свет. Дорогая мебель, тяжелые шторы из шелкового дамаста, толстые ковры – все свидетельствовало о богатстве и утонченном вкусе хозяйки дома, ныне покоившейся на кладбище.
– Как не хватает нашей дорогой Марианны! – неожиданно подал голос шеф полиции. – Это тяжелая утрата. Я не могу свыкнуться с мыслью, что она не с нами.
Эдуар Жиро покачал головой. Он прекрасно играл роль неутешного вдовца; Дюбрёй и нотариус – единственные, перед кем он считал нужным разыгрывать эту комедию. И пригласить их за стол, возобновив тем самым связи с бомондом, было частью его плана. Заручиться поддержкой полиции и закона… У полицейского, который еще та ищейка, не должно возникнуть вопросов насчет преждевременной кончины Марианны. Что до нотариуса, в его распоряжении были все документы, связанные с управлением имуществом семьи Жиро.
– Фредерик! – обратился он к сыну, дабы отвлечь всех от ностальгических воспоминаний Дюбрёя. – Ты уже видел новорожденного жеребенка? Он прекрасен! Пущу его в разведение.
– Я еще не был на конюшнях, отец, – отвечал юноша небрежно.
– Наверное, у моего сына мигрень, – сказал Жиро. – Бордоский климат ему не подходит. Расскажи же нам, так ли хороша невеста, как на той фотографии, которую прислал Бертран?
Фредерик криво усмехнулся. В том, что касается женщин, его брат привык довольствоваться малым. Хрупкая девушка, тонувшая в ворохе белого шелка, – худое личико, робкий взгляд…
– Она прелестна, отец! – солгал Фредерик.
Мэтр Керан покосился на собственную супругу – даму дородную, имевшую немалый сексуальный аппетит. Нос у нее был длинноват, но держалась она всегда королевой. Так что нотариус счел себя столь же счастливым в браке, как и младший Жиро.
– А вы, дорогой Аристид, что-нибудь расскажете? – спросил хозяин дома, разрезая кусок мяса, от которого еще шел пар. – Что нового в городе? Кого преследуете?
Шеф полиции принял задумчивый вид. К сорока восьми годам волосы на макушке у него сильно поредели, а вот его черная с проседью бородка была густой. Лицо у него было мясистым, кожа – желтоватого оттенка. По взгляду серых глаз под кустистыми, чрезвычайно подвижными бровями было ясно: такого не проведешь.
– Занимаюсь ерундой, не стоящей вашего внимания, Эдуар. Никакого сравнения с тем громким делом кюре Готлана. Еще бы: священник убил собственную служанку и спал с очаровательной женой доктора… Дело было в Сен-Жермен-де-Монброн, на границе департамента. Уже и время прошло, но дело не раскрыто. Кюре так и не признался. Что не помешало суду отправить его на каторгу, в Кайенну.
Вино лилось рекой. Фредерик выпивал бокал за бокалом, что вызывало недоумение у отца. Спустя время юноша заплетающимся голосом произнес:
– А разве мало преступлений, которые сошли злодеям с рук? И под суд они уже никогда не попадут… Среди нас тоже может сидеть убийца! Вы согласны со мной, отец?
Бландин, супруга нотариуса, пронзительно засмеялась. Она сидела рядом с Фредериком и находила его очень привлекательным.
– Рано или поздно виновный себя выдаст! – заявил Аристид Дюбрёй, разглядывая кусочки белого гриба перед тем, как отправить их в рот. – Мне сообщили, что молодой бандит недавно бежал из исправительной колонии в Ла-Куронн. Жан Дюмон, рецидивист, дважды судим. Мои ребята его быстро поймают! У этой публики цель одна – прорваться к ближайшему порту и уплыть. И некоторым это удается! Как по мне, пусть плывут. Лишь бы по нашим улицам не слонялись. Этот Дюмон – крепкий орешек. Знал, что по достижении совершеннолетия его переправят в Кайенну. А там каторжане мрут, как мухи.
– И поделом! – заявил Жиро, с некоторых пор ощущавший себя не в своей тарелке.
Он даже расстегнул жесткий, туго накрахмаленный воротничок: на дряблой покрасневшей коже от него остался отпечаток. В голове у него все еще звучали слова сына. Эдуар тоже перебрал белого вина, сладкого, с высоким содержанием алкоголя. Уже несколько недель сын его сторонился. Поэтому он спешно отправил Фредерика в Бордо, когда Бертран пригласил их на свадьбу. История Катрин, умершей в результате выкидыша, наделала шума в долине. Эдуар был уверен, что это Фредерик ее обрюхатил. Он закрыл глаза, вспоминая…
Однажды утром он услышал шум в кладовой, примыкавшей к конюшням. Женский голос, рыдания… Потом глухие удары, стоны. Из окна сарая, где хранилась конская сбруя, он видел, как Катрин, пошатываясь и плача, шла прочь. Он пошел к сыну.
– Зачем издеваться над девчонкой? Родит – потешишься с ней еще!
– Да я ее чуть не убил! – отвечал Фредерик с безумным взглядом. – Эта тварь просила, чтобы я взял ее к нам в дом, да еще с бастардом!
Эдуар Жиро терялся в догадках. Что означает эта странная реплика сына о безнаказанности убийц? Случайность? Вряд ли. Подозревает, что не все чисто с кончиной матери? Или публично кается, что из-за него умерла Катрин? А может, у него на совести есть и другие грешки? Хозяину поместья Понриан было отчего расстроиться.
Нотариус любезно переменил тему, отмечая высокую рыночную стоимость одной из кобыл. Внезапно Фредерик поднял бокал:
– Отец пообещал мне одну из красивейших кобылок региона – Клер Руа! Он хотел Пастушью мельницу, и он ее получит. У бумажных дел мастера, бедняги, упал доход. Он по глупости занял у нас денег, и залог сделки – его дочь. Так что, господа, мадам Керан, я скоро – на законных основаниях! – лишу невинности девицу, которой всего семнадцать и которая меня ненавидит! Придется жениться, чтобы отец не увел ее у меня из-под носа!
На этот раз Бландин Керан покраснела, смущенная речами своего соседа по столу. Полицейский опустил глаза. Нотариус кашлянул. Повисла неловкая пауза. Эдуар Жиро, лицо у которого внезапно налилось кровью, пробормотал:
– Фредерик, это наши дела. Тебе не стоит… Ты не должен…
Мужчина задыхался. Годами он объедался фуа-гра, мясом дичи и домашней птицы, пил лучшие вина Аквитании, после трапезы обязательно выкуривал сигару… На глазах у сына и гостей лицо его сморщилось и побагровело, после чего стало серым, а потом – мертвенно-бледным. Секунда – и он рухнул со стула. Сраженный сердечным приступом, хозяин Понриана скончался.
Фредерик и бровью не повел. Опустошил свой бокал, аккуратно сложил салфетку и встал, чтобы позвонить прислуге. Начиналось его царствование.
Глава 4. Жан
– Клер, твой пес ночью выл, как по покойнику! – сказала Ортанс, откладывая рукоделие на кровать. – А утром приходит Колен и говорит, что мсье Жиро умер от сердечного приступа. Звери, они чувствуют такие вещи… Вчера ты на ночь глядя ушла из дома. Чтоб больше этого не было!
– Мамочка, прости! Я разбила стекло в фонаре и поэтому не могла идти быстро. Если б я подвернула ногу, кто бы тогда занимался домашними делами? Этьенетта, которой ты ничего не можешь доверить?
– Не дерзи матери, Клер! А если тебе так уж нужны улитки, собирай их днем. Возле водяного рва их масса, и никуда ходить не надо!
Девушка молча кивала. Она уже думала о том, как вечером улизнуть из дома.
Опершись спиной о гору подушек, Ортанс вышивала слюнявчик. Подавая матери чашку теплого молока, Клер невольно глянула на ее живот, выпирающий из-под одеял. Там таился ее будущий младший брат; мать убеждала всех, что это непременно будет мальчик.
– Не могла бы ты сегодня днем сходить на чердак за твоим детским приданым? Оно в сундуке, справа от двери. Я отберу то, что еще можно отбелить и использовать.
– Схожу, мамочка!
Клер не огорчилась, узнав о кончине Эдуара Жиро, но реакция родителей была ей непонятна. С тех пор, как работник мельницы утром принес эту новость, у отца и матери словно гора с плеч свалилась. Очень странно, особенно со стороны матери, такой набожной. Впрочем, скоро Клер и думать об этом забыла. Ее интересовал только Жан. День обещал быть длинным, работы – много, и только с закатом можно будет сбегать в дом Базиля…
– Мам, я больше тебе не нужна? Мне еще обед готовить.
– Надеюсь, Бертий тебе как следует помогает? Сидя она вполне может работать, руки-то у нее есть!
Клер промолчала. Противно слушать! По лестнице она спускалась, недоумевая, как мог отец полюбить такую черствую женщину. В кухне она открыла окна настежь, впуская нежный аромат цветущей сирени. Вьющаяся роза с белыми цветками за эти годы почти полностью оплела старую железную решетку, закрепленную на светлой стене дома.
Мельница напевала свою привычную песню, эхом переносимую от утеса к утесу. Клер любила этот мерный гул: плеск воды в водопроводящем желобе, шипение лопастных колес, стук толкушек в цеху… Импозантное здание сушильни казалось золотым в ярком солнечном свете. В оконных проемах виднелись большие листы оттенка слоновой кости, почти высохшие на теплом ветерке.
– Клер! Клер!
Ну конечно, кузине Бертий надоело сидеть в спальне. Оживление, в будние дни царившее на мельнице, хоть немного разнообразило жизнь юной калеке. К полудню в общей комнате, за двумя длинными столами, смеясь и переговариваясь, собирались работники. Колен усаживался вместе с ними. Часто речь заходила про веленевую бумагу сорта «vélin royal»[13]13
«Королевская веленевая» (фр.).
[Закрыть], которая традиционно производилась только в исторической области Ангумуа, и о новых современных методах производства, к примеру добавлении клеевого состава непосредственно в бумажную массу. Вывод всегда был один: шарантские мастера – лучшие в своем деле.
– Я уже иду за тобой! – крикнула Клер.
Она разложила возле раковины картошку, которую им с Бертий предстояло почистить, сняла с потолочной балки «венок» из репчатого лука. Ее переполняли энергия и нетерпение. Мелкие работы по хозяйству, обычно доставлявшие удовольствие, сегодня Клер раздражали.
Наконец, перепрыгивая через две ступеньки и стуча каблучками ботинок, она взбежала по лестнице. Ортанс любой шум нервировал, но Клер было не до этого. Бертий ждала, сидя на краю кровати. Волосы она собрала в шиньон, на шею повязала желтую косынку, которая прикрывала треугольный вырез корсажа. Вид у кузины был хмурый.
– Ты решила держать меня тут до вечера? Боишься, что выдам твой секрет?
– Не глупи, Бертий! – отвечала Клер. – Полезай лучше ко мне на спину!
Бертий обвила своими руками плечи кузины, и та упруго выпрямилась. Увидев у себя под носом тонкие пальчики Бертий, Клер их поцеловала.
– Я очень тебе сочувствую. То, как ты живешь… Ты наверняка все это ненавидишь. Но я не виновата в том, что с тобой случилось.
– Я знаю, Клер! – отвечала увечная. – Прости меня! По утрам я зла на весь мир. Все время представляю, что бы я делала, если бы ноги мне служили. И мне становится так грустно…
Бертий потерлась щекой о спину Клер. Это было примирение.
* * *
Колен Руа выехал с мельницы в два пополудни. Ему было о чем поразмыслить, пока он запрягал лошадь, чтобы отправиться в поместье Понриан. Можно было пойти пешком, но от этого визита многое зависело, и Колену хотелось побыстрее с ним покончить.
По такому случаю бумажных дел мастер надел воскресный костюм из черного вельвета. Рубашка сверкала белизной, и шляпу он тщательно почистил щеткой.
Не считая воскресных служб в церкви, Колен редко покидал дом и почти никогда – в одиночку. И еще более опьяняющим показался ему теплый весенний воздух и красивее – залитые солнечным светом скалы. Рабочий, в обязанности которого входило измельчение тряпья, купленного на вес, рассказал, что летом ученые приезжают в долину О-Клер исследовать многочисленные пещеры.
«Интересно, что они могут там найти, кроме птичьих гнезд?» – думал он.
Внезапная кончина самого крупного землевладельца в регионе потрясла Колена. Эдуар Жиро не шел у него из головы. Без конца Колен вспоминал, как они обменялись рукопожатием, скрепляя сделку. Достаточно крупный заем, который решит денежные затруднения бумажных дел мастера, в обмен на Клер…
«Вы дали слово, Руа!» – сладким голосом проговорил Эдуар Жиро.
Пуская лошадь рысью, Колен прошептал:
– Этот мерзавец хотел заполучить мельницу и мою дочь. Постараюсь, чтобы и то, и другое осталось при мне!
С рассвета он придумывал, что скажет Фредерику, который наверняка был в курсе отцовских планов. Но будет ли он добиваться их исполнения – Колену сегодня предстояло выяснить.
«У меня есть аргументы!» – подбадривал он себя.
Решительность его вскоре ослабла. В поместье была масса посетителей: узнав о смерти Жиро-старшего, они приехали посочувствовать сыну и отдать последний долг покойному. Колен поручил свою упряжку заботам местного конюха. Он насчитал еще шесть колясок – экипажи роскошные, лошади ухоженные.
«Сливки общества съехались», – подумал он.
Как и остальные гости, он прошел в гостиную, не встретив никого из прислуги. Шторы были задернуты, отчего в помещении было сумрачно. Две элегантные дамы беседовали возле мраморного камина. Трое господ сидели за круглым столиком. Колена встретили любопытными взглядами.
– Не подскажете, где мне найти Фредерика Жиро? – спросил он срывающимся голосом, мысленно проклиная свою робость.
– В комнатах второго этажа, с отцом, – тихо отвечала одна из женщин. – Подождите немного здесь, мсье. Он вот-вот спустится!
Бумажных дел мастеру пришлось ждать, теребя в руках шляпу. Он прежде не бывал в этом роскошном жилище и украдкой рассматривал убранство, дорогие безделушки и изящную мебель. Он представил Клер в этой утонченной обстановке. Если бы его дочь одевалась так же роскошно, как эти дамы, насколько красивей она была бы и грациознее!
«Я позволяю всей этой ненужной роскоши меня ослепить, – упрекнул себя Колен. – Одних денег мало, чтобы сделать женщину счастливой!»
Он поморщился, с горечью вспомнив о жене. Ортанс никогда не бывала довольна. Он годами работал, чтобы у нее были качественные ткани, чугунная кухонная плита голландского производства и много других вещей. Их дом всегда был полной чашей.
И все-таки, когда поутихли первые восторги, супруга переменилась. Днем – неизменно холодна, сурова с единственной дочкой, скупа. Ее пылкость в постели Колена обескураживала: ночью Ортанс отдавалась страсти без остатка, а утром первым делом хватала четки и начинала молиться.
Услышав шаги, мсье Руа вздрогнул. Перед ним с невозмутимым видом стоял Фредерик Жиро. Он, бесспорно, был красив, но производил впечатление человека, закованного в крепчайшую броню. По крайней мере, такое мнение составил о нем Колен.
– Мэтр Руа! Любезно с вашей стороны приехать так скоро!
– Такая тяжелая утрата, – пробормотал бумажных дел мастер. – От имени моей семьи прошу, примите самые искренние соболезнования! И, если возможно, я бы хотел переговорить с вами.
Фредерик нахмурился. Кивком поприветствовав других посетителей, он проводил Колена в кабинет, располагавшийся недалеко от гостиной. Закрыл за собой дверь, устроился за большим письменным столом.
– Слушаю вас, мсье Руа! Вы ведь мой будущий тесть!
Плохое начало… Колен присел на стул. Он был в растерянности. Он приехал, чтобы освободить Клер от обязательств, о которых она и не подозревала, и молодой Жиро с ходу усложнил ему задачу.
– Вот именно! Я бы хотел обсудить наши планы. Во-первых, признаюсь, дочь еще ничего не знает. Мы заключили с вашим покойным батюшкой соглашение, необходимость которого теперь под вопросом.
Фредерик с насмешливым видом смотрел на собеседника, поигрывая медным перочинным ножичком с заостренным концом.
– Продолжайте, – тихо проговорил он.
– Вы, разумеется, в курсе, что я занял у вашего отца крупную сумму. Этот долг я верну, у меня намечаются кое-какие заказы. Хотелось бы разбить его на несколько равных платежей и зафиксировать в документе. Но что касается Клер… Как вы понимаете, я не могу заставить ее стать вашей женой.
Юноша недовольно скривился.
– Слово есть слово, мсье Руа! Буду с вами откровенен. Отец желал этого союза. Не скрою, он хотел заполучить вашу мельницу с прилегающими землями. Меня же интересует Клер. Предлагаю сделку: я прощаю вам долг, но свадьба состоится в ближайшее время.
Колен покачал головой. Этого он и боялся! Придется открыть свои карты.
– Каким надо быть отцом, чтобы отдать единственное дитя тому, кто обманул доверие другой девушки? Вся долина об этом судачит, мсье Жиро, – о смерти Катрин. А еще о том, что это вы сделали ей ребенка, а потом бросили. Ее муж работает у меня, он подтвердил это. Отец Жак, которому у меня нет повода не верить, говорит, что у несчастной на теле были следы побоев. Откажитесь от Клер, я не могу согласиться выдать ее за вас. Мне дорога честь дочки, и…
Фредерик стукнул по столу кулаком. Подавшись вперед, с гримасой ярости на лице, он заявил бумажных дел мастеру:
– Если я не достоин вашей дочки, что ж, прекрасно! Я отказываюсь от вашей девственницы, но завтра же, с рассветом, я хочу получить всю одолженную вам сумму. Здесь, в этом кабинете! У меня высокопоставленные друзья. Я могу разорить вас, мэтр Руа, уничтожить. Подумайте об этом хорошенько! Если же вы предпочтете сохранить свое имущество, свою драгоценную мельницу и Клер, я готов отсрочить свадьбу на год. Два траура – достаточная причина, не так ли? Не будем шокировать приличное общество. И еще: вы так доверяете бредням старых сплетниц в Пюимуайене? Вы обвиняете меня, не имея доказательств. Если б Катрин блюла себя, как должно… Я не собираюсь признавать своими всех бастардов в регионе!
Расстроенный Колен не знал, что ему делать. Видя, что бумажных дел мастер поник, Фредерик этим воспользовался:
– На что вам жаловаться, мэтр Руа? Я дам Клер хорошую ренту, она будет одеваться у лучших торговцев Ангулема! Стать хозяйкой Понриана – неужели это такое уж несчастье? Или вы предпочли бы выдать ее за кого-то из своих работников?
Терпение у бумажных дел мастера иссякло, и он воскликнул, багровея от гнева:
– У такого, как вы, отбоя не будет от претенденток! В наших краях много наследниц брачного возраста. Почему именно моя дочка?
Юноша откинулся в кресле, прижался головой к спинке. Мечтательная улыбка придала его лицу неожиданное обаяние.
– Моя матушка часто видела Клер в церкви. Ей импонировали образованность и манеры вашей дочки. И ее воспитанность. Я не стремлюсь к выгодной женитьбе. Отец, со своим весьма скромным достатком, разбогател, женившись на Марианне де Риан. Я хочу красивую жену, это естественно, но не какую-нибудь глупую гусыню. У Клер есть характер, и она умна. Так что передайте ей от меня, что пес у нее – красавец. А теперь, мсье, прошу меня извинить – дела…
Колен наставил на молодого человека палец:
– Раз уж речь зашла о собаке… Это еще один довод против. Клер так и не простила вам убийство старого Моиза. У нее на глазах, не слушая просьб! Она до сих пор злится, и я ее понимаю.
– Глупости! – пробормотал Фредерик. – Да я ей жизнь спас! Я уверен, этот пес был бешеный, а волчица могла в любой момент вцепиться мне в горло. Любой охотник их бы пристрелил! Если вам больше нечем забивать мне мозги, мэтр Руа, то я вас не задерживаю. И помните: если мы с Клер поженимся, вы не должны мне ни сантима!
Разговор был окончен, и Колен встал. Не видя ничего вокруг себя, он прошел через гостиную в холл, а оттуда – на террасу с балюстрадами из белого камня. С возвышенности, на которой был построен господский дом, открывался прекрасный вид на долину. Скалы оберегали русло реки с прилежащими к ней травянистыми склонами и лугами глубокого зеленого цвета. Вдалеке виднелись приземистый, солидный комплекс построек Пастушьей мельницы. Бумажных дел мастер залюбовался пейзажем, словно видел его впервые. Мысли его приняли новое направление.
«Клер еще немного побудет с нами! – думал он. – Мы будем видеться гораздо чаще, если она станет хозяйкой Понриана, чем если выйдет за кого-то, кто увезет ее на край земли…»
У него было чувство, что битва проиграна. К завтрашнему дню сумму задолженности ему никак не собрать. Греясь на солнце, Колен прошептал:
– Никаких документов насчет займа я не подписывал, но Фредерик держит меня в кулаке!
Вздыхая, он пустился в обратный путь. Но с приближением к мельнице возвращались и надежды.
«Мерзавец дал мне двенадцать месяцев отсрочки! А там Клер, быть может, смирится с этой мыслью. Еще недавно Фредерик ей нравился…»
* * *
Опершись локтями о подоконник в кухне, Клер смотрела на небо, которое уже начало темнеть. Косые лучи заходящего солнца золотили верхушки ясеней и охряные крыши хозяйственных построек. Работники мельницы, перекинув сумки через плечо, расходились по домам. Большинство из них проживало в Пюимуайене.
Положив морду на передние лапы, Соважон лежал на пороге. Раскосые, янтарного оттенка глаза его следили за каждым движением Клер.
– Ну же, тучи! – топнула ножкой девушка. – Где вы, когда вы так нужны? Дайте хоть капельку дождя!
Она говорила негромко, но Бертий, которая с шитьем сидела на улице, пожала плечами. Обернувшись к кузине, она проговорила:
– Улитка-улитка, покажи свои рожки![14]14
Строка из детской считалочки.
[Закрыть] Сегодня не упадет ни капли, моя Клеретт!
Из свинарника донеслось громкое хрюканье, следом – женский визг: Этьенетта кормила толстого кабанчика, такого Руа держали ежегодно. Из перетирочного цеха, на ходу снимая передник, вышел Колен Руа. Клер знала, что с утра он успел съездить в Понриан. За обедом она спросила его об этом, но отец отделался общими словами. Мать наверняка знала больше, потому что он поднимался к ней и они долго разговаривали.
– Папа! – окликнула его Клер. – Сегодня я точно наберу целый садок улиток! Там, вдалеке, уже гремит гроза…
Бумажных дел мастер переступил через собаку, повесил передник на гвоздь. Выглядел он сейчас лет на десять старше своего возраста. Клер поспешила налить ему стакан вина.
– Ужин готов! Я уже отнесла маме поднос. Если ты поможешь занести кресло Бертий, можем сразу садиться за стол.
Колен посмотрел на дочь и покачал головой:
– Клер, даже не думай выходить из дома одна! Мама считает, что это неприлично. А я слишком устал, чтобы пойти с тобой.
Иногда возмущением можно окончательно все испортить… Юная хитрунья быстренько поменяла план.
– Ты прав, лучше лягу пораньше. Я тоже устала. Работы в доме всегда хватает, и готовить приходится на двенадцать человек. Тарелка вкусного супа – и в постель! Раз дождя нет, то и жалеть не о чем.
К этому доказательству покорности она прибавила очаровательную улыбку, легонько погладила отца по плечу. Обезоруженный Колен не мог не восхититься дочкой. Клер состоит из одних достоинств: заботливая, добросердечная, работящая и… такая красавица!
– Ты – сокровище, а не дочь! – сказал он ей. – А сокровищами не разбрасываются, верно? Даже пословица есть: не мечите бисер перед свиньями!
Клер расхохоталась.
– Что-то я не вижу здесь свиней. Наша надежно заперта в сарае. Зато в курятнике я набрала свежих яиц и сейчас сделаю тебе омлет с зеленью. Петрушка – просто чудо, а еще я нарвала щавеля.
