Текст книги "Неразрешимое бремя"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Лидия взяла меня под локоть и опять зашептала на ухо.
– Какая проказница госпожа Розмари! Устроить спектакль в виде сеанса массового подглядывания за интимным моментом их любви прямо на сцене – это просто гениально! Даже в столичном борделе до такого не додумались, это же…
До меня дошел смысл сказанного, я вскочил на ноги, грубо оттолкнув от себя Лидию.
– Это отвратительно! Я не собираюсь на это смотреть!
– Сядьте, господин инквизитор! Вы никуда не пойдете. Не хотите смотреть – закройте глаза.
Юноша на сцене стал раздевать девицу, делал он это нарочито медленно, на публику. Она в притворном смущении закатывала глаза. Я дернул дверь, но она оказалась запертой.
– Немедленно откройте, – я точно помнил, что экономка положила ключ на столик, но теперь его там не было.
– И не подумаю, – Лидия на меня даже не смотрела, уставившись на сцену. У нее есть хоть капля смущения? – Вы лучше подумайте, оказывается в борделе есть мальчики, – она кивнула на юношу, что уже расправился с верхней частью платья и теперь его рука медленно задирала юбку на девице. Я отвел взгляд.
– Не заставляйте меня вновь применить силу, госпожа Хризштайн. Отдайте ключ.
– Сказала же, что нет. Как же я сглупила, ведь тогда спросила про всех служащих мужчин, поэтому сводня и не подумала упомянуть о своем мальчике. Все его партнерши гибли, так что он может иметь отношение…
Я схватил ее за руку и попытался вырвать из ладони ключ.
– Пустите! Я сейчас закричу, и все будут думать, что вы пытаетесь меня снасильничать, – прошипела Лидия.
– А мне плевать! – Я расцепил ее пальцы и выхватил ключ. Преувеличенно громкие стоны страсти со сцены пробирались в сознание тошнотворно-липкой паутиной. Я вставил ключ в замок, провернул и сделал шаг к свободе.
За спиной раздался глухой стук. Я сцепил зубы, но все же обернулся. Лидия стояла на коленях, хватаясь руками за горло, ее лицо было искажено. Как же мне надоели ее нелепые уловки!
– Колдун… он… его эмоции, они… слишком…сильны… – прохрипела она, закатывая глаза. Да уж, у нее определенно таланта больше, чем у девицы на сцене. Я покачал головой, но тут Лидию начали бить судороги, она рухнула на пол, царапая шею, губы стремительно синели. Невозможно настолько хорошо сыграть! Или она себе внушила?
Я бросился к ней, приложил пальцы к запястью, оно было ледяным, пульс зашкаливал, холодный пот на челе. Сведенные судорогой пальцы яростно скребли по полу, она пыталась скрючиться, поджать колени.
– Мамочка… мамочка… почему он не заткнется, мамочка… – каждое слово давалось ей все с большим трудом, Лидия задыхалась.
Я видел такое состояние в столичной больнице. Острый приступ паники, обычно он не опасен, но достаточно выматывающий как для пациента, так и для окружающих. Но в случае Лидии я уже не был так уверен, слишком хорошо помнил кровь на ее руках. Она может внушить себе что угодно, даже не осознавая, насколько это опасно. В больнице были сестры, были травяные настойки, больного можно было отпоить, успокоить и привести в чувство, а здесь же…
В памяти вдруг всплыл профессор Адриани, что практиковал новую методику вывода из приграничного состояния больных, правда, для другого заболевания, но… Или она просто задохнется у меня на глазах, или скончается от сердечного приступа, или я попробую…
Я подхватил Лидию под мышки, вместе с ней уселся на пол, прижав ее к себе. Одна рука на запястье, там, где бешено пляшет пульс, вторая должна лежать на сердце. И хотя ткань платья была достаточно тонкой, нужно слышать ритм биения. К счастью, выреза платья оказалось вполне достаточно, чтобы моя ладонь легла в ложбинку ее груди. Я с силой сжал запястье, не давая ей скрючиться еще больше, закрыл глаза, прислонил лоб к ее затылку и зашептал молитву, погружаясь в пустоту медитации и пытаясь поймать убыстряющийся неровный ритм биения ее сердца. Происходящее вокруг перестало существовать, я читал молитву так быстро, что иногда проглатывал слова, но сумел подстроиться под галоп ее пульса.
Изгоняю тебя, демон нечистый,
посягатель враждебный,
именем и светом господа Единого,
что жизнь человеку подарил.
Не смеешь более, змий хитрейший,
обманывать род человеческий,
Святой Престол преследовать
и избранных Божиих отторгать
и развеивать, как пшеницу…
Начал медленно снижать темп речитатива, следом пропали все ощущения, кроме тока ее крови, что послушно стал успокаиваться, замедляясь с каждой новой строчкой молитвы. Дыхание выравнивалось, перестало было рваным и судорожным, пляска пульса прекратилась, он стал размеренным…
– Господин инквизитор, может, вы уберете от меня руки? Неудобно, знаете ли… – голос Лидии прозвучал насмешливо, выведя меня из небытия медитации.
Я встряхнул головой, возвращаться в грешный мир было всегда мучительно больно и обидно. Там в пустоте казалось, что еще чуть-чуть, и откроется заветная тайна мироздания, божий промысел станет ясным и понятным… Я расцепил руки и поднялся, помогая Лидии встать.
Она выпрямилась напротив меня и вдруг сказала:
– Спасибо.
Это прозвучало настолько искренне и просто, что я на мгновение опешил, осознав, что она никогда раньше меня не благодарила. Словно слетели все ее привычные маски, и оттуда выглянул совсем другой человек. Должно быть, это отразилось у меня на лице, потому что Лидия тут же приняла обычный самодовольный вид.
– Я ощущала эмоции колдуна, понимаете? Теперь я точно знаю, что он здесь, среди гостей! Но ничего, среди рисунков Тени я его найду…
Я покачал головой.
– У вас был приступ панического состояния, вы внушили себе, что…
– Не собираюсь с вами спорить! – Лидия махнула на меня рукой, бросая прощальный взгляд на сцену, где юноша бутафорским кинжалом закалывал свою возлюбленную из мести, потому что мерзавка погубила команду его корабля. – Кстати, а как у вас получилось так быстро вывести меня из смешанного восприятия? Я чувствовала ваши эмоции, словно, – она заколебалась. – Словно необъятный океан, соленый и безмятежный…
– Молитва, медитация и вера в Единого, госпожа Хризштайн, – ответил я. – Ничего сверхъестественного.
– Да погодите уже, – кинула мне Лидия вдогонку. – Или всерьез собираетесь пешком домой идти? Я смотрю, у вас появился вкус к ночным прогулкам…
Я спустился по лестнице, Лидия следовала за мной, ни на секунду не умолкая и рассуждая про оригинальность находки и творческий подход к привлечению клиентов госпожой Розмари. Однако возле выхода нас ждал неприятный сюрприз в лице епископа, служки и отца Валуа. Сердце встревожено участилось.
– Господин инквизитор, – кивнул мне епископ. – Пройдемте в кабинет хозяйки.
– Зачем? – рука невольно потянулась к свертку, но я сдержался.
– Да, зачем? – влезла Лидия. – Я жутко устала, хочу уже попасть домой.
– А вас никто не задерживает, госпожа Хризштайн.
– Я без господина инквизитора никуда не пойду. С ним пришла – с ним и уйду! – капризно заявила Лидия.
– Следуйте за нами, – служка Виль довольно недвусмысленно подбоченился, перекрывая проход.
Я последовал за широкой спиной епископа, на ходу пытаясь сообразить, что произошло. Присутствие отца Валуа меня серьезно беспокоило. Хозяйка ждала нас в кабинете, мрачной тенью подпирая окно.
– Мы вынуждены вас обыскать, господин Тиффано, – епископ хмурился. – Осмотр в вашей комнате ничего не дал, но подозрения остались.
Я похолодел.
– У вас есть на это разрешение? – попытался уцепиться за последнюю соломинку.
– Да, я дал такой приказ, – кивнул отец Валуа, пристально меня разглядывая. – Вы слишком лояльны к светским властям, подозрение более чем обосновано.
Служка Виль не стал медлить, подошел ко мне, но я грубо его оттолкнул, тем не менее понимая, что всего лишь оттягиваю неизбежное.
– Ваши обвинения оскорбительны для меня!
– Не заставляйте нас применять силу.
Лидия уселась в кресло хозяйки, хотя ей никто этого не предлагал, и теперь откровенно глазела на происходящее. Я увидел в ее глазах настолько неприкрытое злорадство, что мне стало противно. Убивало понимание того, что теперь все попытки рассказать отцу Валуа правду, будут выглядеть лишь нелепыми оправданиями, а истинный виновник уйдет от наказания.
Служка Виль особо не церемонился, он грубо ощупал меня и торжествующе выудил знакомый сверток.
– Нашел, святой отец! – он протянул находку отцу Валуа. На лице епископа было написано откровенное удивление. Отец Валуа грустно покачал головой.
– Что там? – Лидия вскочила с места и обогнула стол, чтобы заглянуть ему через плечо.
– Вас это не касается, госпожа Хризштайн! – грубый окрик, и служка оттеснил ее от отца Валуа.
Тот развернул сверток, я опустил голову, сдерживая объяснения, готовые сорваться с языка. Не хотелось унижаться при этой заразе.
– Ничего не понимаю, – удивленно пробормотал отец Валуа, я поднял голову. – Что это все значит, сын мой?
Я недоуменно уставился на него. Епископ заглянул в бумаги и присвистнул:
– Однако, господин инквизитор тот еще шалун?
– Да что же там? – Лидия ловко обошла служку и выхватила бумаги. Я оцепенел от ужаса. Ее ведь арестуют тотчас, как она в них заглянет! Только никто не стал ее останавливать. Она развернула их и мгновенно вспыхнула от ярости.
– Вы! Вы мерзкий, грязный, похотливый извращенец! – выпалила Лидия, комкая в руках лист бумаги и бросая мне в лицо. Но это же невозможно, апокрифы невозможно смять… Я поднял листок и покраснел – на нем была изображена более чем непристойная картинка обнаженной Лидии в откровенной позе. Как же так?.. Я, как дурак, застыл, разглядывая рисунок, понимая, что его могла нарисовать только Тень, но тогда получается, что…
– Вы еще имеете наглость смаковать подробности? Не насмотрелись? – Лидия влепила мне пощечину, выхватила рисунок и изорвала его, бросив обрывки на пол. В ярости прошлась по ним каблуком, словно пыталась раздавить таракана, потом подскочила к оторопевшим церковникам, выхватила у них остальное и стала неистово рвать на мелкие клочки. Я отрешенно смотрел на ее спектакль, раздумывая, в какой же момент она вытащила у меня сверток и подменила его другим. Где теперь Завет? У нее?
– Я этого так не оставлю! А вы! – теперь Лидия уже обращалась к епископу. – Куда смотрит Святой Престол? Ваш так называемый инквизитор заслуживает… Его должны лишить сана! Он, пользуясь моим доверием, под предлогом дознания, затащил меня в это отвратительное место, чтобы… – Лидия даже ухитрилась выдавить слезу, ее губы предательски задрожали. – Я найду на вас управу! – пообещала она на прощание, направляясь к двери.
– Подождите, госпожа Хризштайн, – отец Валуа смотрел на нее тяжелым взглядом. – Боюсь, мы вынуждены также обыскать и вас.
В горле вдруг пересохло. Если Завет найдут у Лидии, будет еще хуже, чем если бы его обнаружили у меня. Глупая и самоуверенная идиотка!
– А, теперь я понимаю… – зло ответила Лидия. – Вам мало моего унижения этими гнусными картинками, вы решили еще оскорбить мою честь нелепыми обвинениями и обыском? Вы не имеете права!
– Имеем, госпожа Хризштайн, – спокойно парировал отец Валуа. – Перед орденом Пяти склоняют голову даже князья.
Я обратился к отцу Валуа, заслоняя Лидию от двинувшегося к ней служки.
– Довольно уже, ваша святость. К чему все это? Вы же знаете, что госпожа Хризштайн здесь ни при чем. Она никак не могла…
– Я не нуждаюсь в вашей защите, господин инквизитор! – Лидия истерично отпихнула меня в сторону. – Если вы собираетесь обыскивать, то я по крайней мере требую, чтобы объяснили, в чем меня подозревают! Что вы собираетесь найти?
Отец Валуа кивнул хозяйке борделя:
– Придется вам обыскать госпожу Хризштайн. Чтобы ее честь не пострадала.
Лидия побледнела, уставившись на церковников полным ненависти взглядом. Я чувствовал себя словно смертник на эшафоте, что отстраненно наблюдает за замахом топора в руке палача.
– Отлично! – Лидия вдруг развернулась и кивнула сводне. – Вперед, обыскивайте. А потом… Потом ваши извинения уже будут не нужны…
Я нервно сглотнул, не в силах отвести взгляда от неотвратимого. Сводня подошла к Лидии, деловито ее обшарила, даже задрала пышную юбку, чтобы проверить, не скрыто ли чего в подвязке чулок. Лидия стояла, высоко подняв голову, в какой-то момент наши взоры встретились, и она презрительно прищурилась. Она ни капли не боится, значит?.. Неужели спрятала Завет у несчастной невольницы? Сводня распрямилась и сказала равнодушно:
– Я ничего не нашла. Кроме того, что корсет милостивой госпожи затянут почему-то шнуром из моих портьер.
Лицо Лидии пошло красными пятнами, а мне неожиданно подумалось, что последнее замечание хозяйки взбесило ее по-настоящему.
– Вы закончили? Если да, то возможно стоит еще обыскать и мою невольницу? Ложу, где мы смотрели эту гадость, гордо именуемую искусством? Это заведение? Вдруг я спрятала… А что же я собственно спрятала, позвольте узнать?
– Я приношу свои извинения, госпожа Хризштайн, – голос отца Валуа был тих и холоден. – Но вашим советом не премину воспользоваться. Госпожа Розмари, сделайте одолжение, осмотрите невольницу. Она ведь не покидала ваше заведение?
– Нет, – покачала головой сводня, также деловито обыскав Тень, правда, в этот раз без лишних церемоний.
То, то они ничего не найдут, сомневаться не приходилось. Лидия слишком уверена в себе. Куда же она дела апокриф? Разве что вытащила его еще в экипаже, отдала Тени, а та… Куда та могла его спрятать? Самое ужасное в этой ситуации было то, что теперь я не могу рассказать все отцу Валуа, не могу вернуть Завет, да мне никто и не поверит.
– Что ж, теперь моя очередь, – очень ясно и раздельно произнесла Лидия. – Я обязательно поставлю вояга Хмельницкого в известность о том, что Святой Престол потерял нечто настолько ценное, что готов наплевать на честь благородных. И если вояг пожелает узнать, что же это такое, – она остановилась и обвела присутствующих презрительным взглядом, задержав его на мне. – То я безусловно выполню его просьбу. И будьте уверены, найду вашу пропажу раньше вас! Хотя думаю, что с подачи госпожи Розмари об этом также будет извещен вояг Наварро, правда, милочка?
Лидия развернулась на противно взвизгнувших каблуках, словно воевода на плацу, и ушла, громко хлопнув дверью. Некстати подумалось, что опять придется добираться домой пешком. В комнате стало так тихо, что я слышал негромкое жужжание сонной мухи да мерный стук часового механизма. Епископ Таларион откашлялся.
– Господин инквизитор, мне жаль, что так получилось. Я не сомневался в вашей невиновности.
Я сухо кивнул.
– Не утруждайтесь, ваше святейшество. Я уверен, что вы сможете найти… – покосился в сторону хозяйки. – Найти пропажу. С вашего позволения.
– Господин инквизитор, – отец Валуа очень внимательно меня разглядывал, по нему сложно было определить, обманул ли его спектакль оскорбленной невинности, что разыграла Лидия. – Никак не ожидал от вас подобных низменных пристрастий… – он холодно кивнул на обрывки, которыми был усеянный пол.
Я даже не разозлился, мне было абсолютно все равно, что он обо мне думает, особенно в свете его недавних рекомендаций переспать с Лидией. Пожал плечами и сказал равнодушно:
– Я живой человек, святой отец. И ничто человеческое мне не чуждо.
– Да-да, слабости есть у всех, – он снял очки и устало потер переносицу. – Надеюсь, вы приложите все усилия, чтобы снять с себя обвинения.
– Даже не подумаю, – также холодно ответил я. – Поскольку мне ясно дали понять, что я под подозрением, то мое дальнейшее участие в дознании неэтично и противоречит логике. Верю, что общие усилия Ордена Пяти и Святой Инквизиции увенчаются успехом.
Отец Валуа смотрел на меня с удивлением.
– Интересно заговорили, господин инквизитор. Вы собираетесь отдыхать в то время, как ваши собратья…
– Не отдыхать. У меня есть текущее дознание по делу колдовской смерти трех девушек. И я намерен найти убийцу.
Уже возле двери я не удержался и заметил:
– Кстати, когда отстраняли от обязанностей кардинала Ветре, его копию ключа от церковного хранилища потрудились забрать?..
На душе было паршиво. В доме все перевернули, вскрыли даже обивку злополучного дивана, книги вывалили беспорядочной кучей, как и немногочисленную одежду. Я стал наводить порядок, раздумывая над сложившейся ситуацией. Завет у Лидии, это совершенно очевидно. Каким образом она ухитрилась его у меня вытащить и куда потом дела, вопрос второй. Более всего меня интересовало, что она собирается с ним делать. К сожалению, я уже успел убедиться, что Лидия хоть и умна, но слишком самоуверенна. А учитывая ее затруднения с наследованием, она вполне может попытаться воспользоваться Заветом как козырем против Святого Престола, что пытается оспорить завещание помчицы. Или же продать информацию о нем воягу, что уже грозилась сделать.
Завтра с утра, не мешкая, надо будет отправиться к ней и попробовать отговорить от необдуманных действий. Угрожать ей в сложившейся ситуации бесполезно, Завет у нее не нашли, можно было заявить о ее участии, но после сегодняшних обвинений я отправлюсь в заключение следом за ней. А истинный преступник останется безнаказанным.
Мысли вернулись к кардиналу. После дела грибной колдуньи меня уже не удивляло причастие церковника высокого сана к подобным грязным козням. Если верить Лидии, хотя вопрос доверия еще остается открытым, то кардинал Ветре привлек к этому отца Бульвайса и мелкого мошенника, а также служку Виля. Что кардинал выиграет, подставив меня? Кроме мести за испорченную карьеру, что еще может быть? Ему предстоит Высший Первопрестольный суд, где я выступаю главным свидетелем обвинения. Но даже если я буду дискредитирован, ему это не поможет. Или же он нашел лазейку? Его ждет извержение из сана и расстрижение в любом случае, но насколько серьезным будет полное прещение? Отлучение от Святой Церкви и передача светским властям? Анафема?
Мне никак нельзя обнаружить собственную причастность к Завету. И причастность Лидии, поскольку в этом случае ниточка все равно приведет ко мне.
Я едва дождался рассвета, прокрутившись без сна остаток ночи на продавленной кровати. Сонный привратник сквозь полудрему пробурчал мне приветствие, и я задержался подле него.
– Господин Луцкий, ко мне вчера кто-нибудь приходил, в мое отсутствие?
Маленький человечек расплылся в глупой улыбке, похоже, я навечно заслужил его любовь тем, что единственный из всего дома обращался к нему по фамилии и на вы.
– Дык, было дело. Рыжий бугай, отец Бульвайс, с ним тип подозрительный, все время наверх подняться норовил. А что? Случилось чего? Хамы они, а косой тот и вовсе, вороватый какой-то, совсем правил приличия не уважают. Девица еще эта наглая, настырная, что клещ, тоже вчера про них спрашивала.
Сравнение Лидии с клещом меня позабавило, но радости информация не прибавила. Значит, действительно, отец Бульвайс к этому приложил руку.
Утренний воздух Кльечи еще не успел пропитаться одуряющей летней жарой и пах морем. Этот соленый аромат был настолько родным и теплым, что я не замечал ни вони гниющих с вечера рыбных объедков на рыночной площади, ни запаха нечистот сточных канав. Повинуясь неожиданному импульсу, я свернул в проулок и вышел к старой церкви. Отец Георг наверняка уже бодрствует и готовится к воскресной службе.
Я преклонил колени перед алтарем и прошептал короткую молитву заступнику Тимофею. Привычное благостное умиротворение снизошло на меня, разом отогнав все горести и заботы. Сила веры способна творить чудеса, и в каждом можно найти ее крупицу. Даже в Лидии. Даже в кардинале. Иногда я думал, что и в колдунах еще теплится божья искра, стоит лишь ее разбудить, но теперь не был уверен…
– Мальчик мой! – отец Георг оторвал меня от раздумий. Он был не один, к своему неудовольствию рядом с ним я увидел отца Валуа. – Как же я рад тебя видеть!
Он подошел ко мне и благословил, осеняя священным символом. Потом обнял крепко, отстранил от себя и сказал, вглядываясь в глаза:
– Я не верю в эти глупости, даже не сомневайся. Ты никогда бы не совершил подобного.
Отец Валуа уже успел поделиться с моим наставником нелепыми подозрениями? Зачем, зачем ему беспокоить старика? Но все равно на душе стало светло от того, что есть человек, который верит в меня. Вера словно ветер, что гонит вперед корабль, раздувая паруса, без нее человек слаб и беспомощен, как подбитый фрегат в полный штиль.
Я благодарно кивнул:
– Спасибо, святой отец.
– Ваше благочестие похвально, сын мой, – отец Валуа смотрел на нас чуть презрительно. – Однако людям свойственно меняться. И наставник безусловно верит вам, поскольку знает с младых лет. Однако учитывая влияние девицы Хризштайн на вас в последнее время, то, что вы позволили себе неосмотрительно увлечься этой девкой, ваши пошлые…
– Довольно, – резко оборвал я церковника. – Я не общался с госпожой Хризштайн иначе, как по вопросам дознания. Вы вольны мне не доверять, это ваше право, однако не стоит рассказывать обо мне гадости отцу Георгу. Это низко.
– На самом деле мне нет дела до вашей репутации, господин инквизитор. – Отец Валуа пожевал губами в раздумье. – Просто поставил в известность вашего наставника о том, что в случае неудачи, если Завет не будет найден в ближайшие сутки, я буду вынужден обратиться к главе ордена Пяти. Если он прибудет в город, то поверьте, будут приняты исключительные меры дознания, вплоть до допроса с пристрастием всех замешанных. Без суда, вплоть до «заморозки».
– Что? – я удивленно вскинул глаза. – Уже несколько сотен лет подобное варварство запрещено. Мы живем в божеправой стране, это невозможно.
– Еще как возможно. Слишком высока цена и страшны последствия. Вам напомнить уроки истории, ужасы Синей войны? Когда прервалась связь времен, когда Святой Престол потерял власть над Мертвыми землями? А тогда в руки отступников всего лишь попал документ с упоминанием апокрифов.
Отец Георг кашлянул смущенно.
– На самом деле, нет. Думаю, Кысею следует знать правду. Тогда была полностью разграблена библиотека священной столицы, и в руки мятежников попали все шесть апокрифов.
Я удивленно уставился на наставника.
– Отец Георг, откуда вы знаете?..
Церковник грустно улыбнулся.
– Я в свое время занимал высокий сан и плотно занимался историческими изысканиями. После подавления мятежа удалось вернуть пять документов, а вот шестой, самый важный, оказался утерян. И после этого собственно все и началось…
– Что началось? – не понял я.
– Реформа Церкви. И полное изменение Инквизиции. Сейчас она стала совсем другой, и мне сложно судить, хорошо это или плохо.
– Абсолютная власть Инквизиции привела к вседозволенности, ведь именно поэтому вспыхнул мятеж?
– Не только, – отец Георг устал стоять и показал рукой на скамью, предлагая нам присесть. – Это долгая история, и не самая приятная. Исключительные меры для поиска Завета оправданы, тут я поддерживаю отца Валуа. Как не странно это звучит.
Я покачал головой, отказываясь садиться и удивляясь его словам.
– Вы оправдываете дикие методы типа заморозки? Сломать сознание возможно невиновного человека?
– Поверь, мальчик мой, иногда необходимо пойти на такое, чтобы предотвратить большее зло. Ты ведь даже не знаешь всего…
Я повернулся к отцу Валуа, который за все время беседы не проронил ни слова.
– Вы допросили кардинала Ветре?
– Кардинал Ветре не покидал своей резиденции.
– Глупо думать, что он пойдет самолично на подобное. Тем более, зная, что находится под домашним арестом. И если его подельники…
– Довольно, господин инквизитор, – отец Валуа нахмурился и вытер лоб платком. – Это притянуто за уши. Но обыск, безусловно, будет произведен. Не покидайте город, пожалуйста.
– Я и не думал.
Духота ворвалась даже в каменное укрытие церкви, день обещал быть жарким во всех смыслах. Поклонился церковникам и вышел на палящий зной улицы. Впервые на моей памяти я уходил из божьего дома с тяжелым сердцем.
Сказанное церковниками еще больше меня встревожило, я мало знал про заморозку, однако и этого хватало для серьезных опасений. Я невольно ускорил шаг, не обращая внимание на одиноких прохожих, что рискнули выползти под обжигающие лучи воскресного утра.
К моему удивлению, пекарня на первом этаже была закрыта, не ощущалось даже сводящего с ума аромата выпечки. Дверь была плотно закрыта, и меня вдруг охватил ужас от мысли, что Лидия сбежала из города, прихватив с собой запрещенный манускрипт. Я заколотил что есть силы в дверь, требуя открыть. К счастью, на стук высунулся взъерошенный Антон, что смерил меня недовольным взглядом и спросил:
– Что стучите в такую рань, господин инквизитор?
– Мне нужно срочно видеть вашу сестру. Немедленно.
Он скривился так, словно проглотил лимон, и распахнул дверь.
– Проходите, только вам придется подождать, она сейчас занята.
В гостиной окна были плотно зашторены, не пропуская жарких лучей, и здесь царил легкий полумрак и прохлада. Я не успел присесть, как появилась невольница Тень и захлопотала вокруг меня.
– Вы ведь не завтракали, господин инквизитор? Давайте я вам на скорую руку что-нибудь приготовлю. Есть вчерашний пирог, сейчас заварю чай и сделаю яичницу?
Я невольно сглотнул, действительно, выскочил из дому, даже не успев ничего перехватить. Но слишком жива еще была в памяти последняя трапеза в этом доме, поэтому я покачал головой.
– Спасибо, не голоден. Скажите, почему не работает пекарня? Что-нибудь случилось?
Тень сразу погрустнела, присела рядом и пожаловалась:
– Нет, просто госпожа запретила пускать кого-нибудь в дом. И выпускать. Все мы под домашним арестом.
Я удивленно разглядывал женщину.
– Почему? Что за странности приходят ей в голову?
– Госпожа сказала, что я наказана. За то, что помогла вам у нее за спиной. А все остальные тоже наказаны. Вместе со мной.
Я вскочил с места, раздраженно прошелся по комнате.
– Вы помогли мне в дознании! И ей между прочим тоже! Что за нелепая жестокость?
– На самом деле… Я думаю, что госпожа чего-то боится… И поэтому велела никого постороннего не пускать…
У меня мелькнула шальная надежда.
– Тень, скажите, вчера вечером, госпожа вам поручала что-нибудь спрятать или передать?
– Я не могу сказать… – замялась невольница.
– Послушайте, это очень важно. И опасно. Опасно для вашей госпожи. Она даже не понимает…
– Тень! – резкий окрик Антона заставил невольницу вздрогнуть. – Иди на кухню. А вы, господин инквизитор, злоупотребляете гостеприимством. Лидия занята, так что вам лучше придти после обеда.
Я попробовал убедить мальчишку.
– Антон, вы ведь не представляете, во что ввязалась ваша сестра. Она затеяла очень рисковую игру, в которой ей не выиграть.
Антон покачал головой и взглянул на меня с жалостью.
– Вы еще не поняли, что за человек моя сестра? Вы пришли ее в чем-то убедить? Бесполезное занятие. И кстати, если будете говорить про риск, то… Еще больше ей подзадорите. Она… – Мальчишка замялся, потом как-то безнадежно махнул рукой. – Вы когда-нибудь видели конченного игрока? Который готов поставить на карту все, даже собственную жизнь? Ради азарта, риска, игры. Лидия такая же. Даже еще хуже. Так что не пытайтесь, не теряйте времени.
– Как вы можете так говорить? Ведь она уже рискует не только своей жизнью, а и вашей тоже, Антон. Вы можете ее убедить, надо…
– Не могу, – мне больно резанула слух нотка отчаяния в его словах. – Думаете, не пытался? Пустое! Если хотите ее ждать, ждите.
Я прождал Лидию более часа, хорошо, что Тень все-таки принесла мне чай с пирогом. Наконец Лидия спустилась в гостиную, провожая невзрачного господина средних лет. Хотя, может и не господина. Сложно было сказать, то ли из благородных, то ли простолюдин. Лидия попрощалась с ним, даже не потрудившись представить нас друг другу. Впрочем, вежливость и такт никогда не были ее сильными сторонами.
– Зачем пожаловали, господин Тиффано? – довольно холодно спросила Лидия.
– Чтобы забрать Завет, – также холодно ответил я. – Упреждая ваши возражения, скажу сразу. Если он не будет возвращен, будут приняты исключительные меры, что означает дознание и допросы всех. Слышите, всех причастных. Вы безусловно окажетесь в их числе, поскольку благодаря вчерашней нелепой выходке, отец Валуа думает, что я увлечен вами. А значит, мог совершить кражу.
– Меня это должно испугать? – насмешливо спросила Лидия, удобно устраиваясь в кресле.
– Допросы будут проводить с применением запрещенных методов. Вы понимаете, что это значит?
– Я не боюсь боли. А вы?
Я покачал головой – она действительно не понимает.
– А боли не будет. Меры воздействия исключительно на разум. А это значит, что солгать у вас не получится. В город прибудет глава ордена Пяти, а значит, возможно применение такой забытой техники как заморозка. Знаете, что это?
Лидия покачала головой, пристально меня разглядывая.
– Когда ваше сознание погружается в заморозку, оно становится хрупким, словно лед. И в таком состоянии у человека можно узнать, что угодно, вот только после… Последствия такого вмешательства совершенно непредсказуемы. Человек может сойти с ума, может…
– Вы забыли, что я уже? Уже безумна. Кстати, вы совершенно напрасно стараетесь, Завета у меня все равно нет. И я говорю чистую правду, – Лидия взглянула на меня кристально честными глазами, поверить которым мог бы самый требовательный театральный критик.
– Послушайте! – я с досадой понял, что Антон был абсолютно прав, Лидия только еще больше уперлась. – Если вы готовы рисковать своей жизнью, если вам наплевать на мою, бога ради, но подумайте про брата. Вы играете и его жизнью тоже. Когда начнутся допросы, шанса все исправить у вас уже не будет!
Лидия встала и подошла ко мне, я не сдержался и отодвинулся от нее.
– Вы так все славно расписали, господин инквизитор, только забыли одно, – она опять потянулась ко мне рукой, но я раздраженно отстранил ее. – У вашего господа Единого довольно своеобразно чувство юмора. Все ваши предположения, планы, замыслы, все это – всего лишь мусор под его ногами, который он раскидывает с детской жестокостью. Говорите, приедет глава ордена? А если не приедет? Если его корабль потопит высокая волна? Говорите, что он владеет страшной методикой? А если не владеет? Если это блеф? Говорите, что меня будут допрашивать? А если нет? Если на мне она не сработает? А если раньше допросят кардинала? Говорите, что меня допросят, и я непременно скажу правду? А если я сознаюсь, что понятия не имею где Завет, и это будет правдой? Вы видите, господин инквизитор, сколько этих «если»…
– А если приедет, если допросит, если заставит вас сказать, что вы держали Завет в руках? Ведь это же правда? Если вас казнят, если казнят меня, если следом казнят Антона и Тень, что тогда? Вам будет также смешно? – я сильно разозлился, понимая, что она совершенно непрошибаема в своем упрямстве. – Почему вы упорствуете? У вас не получится использовать Завет в качестве козыря, не удастся с его помощью повлиять на церковников. Верните его, пока еще не поздно.
