Текст книги "Площадь Магнолий"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Маргарет Пембертон
Площадь Магнолий
Глава 1
– Ну и денек! Отродясь не видела такого! – с чувством воскликнула Керри Коллинз, урожденная Дженнингс. Они с Кейт Фойт улизнули с массового гулянья на площади Магнолий и все еще сжимали в кулаках бумажные флажки «Юнион Джек». – А ты, Кейт?
– И я тоже! – задорно сверкнув голубыми глазами, отозвалась Кейт и пошла на залитую солнечным светом кухню, чтобы вскипятить воду. – Войне конец, Керри!
Ее раздобревшая подруга детства молча плюхнулась в кресло-качалку, стоявшее на веселеньком пестреньком коврике. Кейт сняла с плиты чайник и подошла с ним к раковине.
– Вернее, она вот-вот закончится, – поправилась она, поворачивая кран и пуская воду. – По-моему, война на Дальнем Востоке не затянется надолго. А ты как думаешь?
Празднующие на площади победу над фашистами в Европе местные жители нестройно, но с энтузиазмом затянули «Край победы и славы». Отбивая такт древком флажка, Керри откровенно призналась:
– Плевать мне на Дальний Восток! Ведь там не застрял никто из наших близких. И мой Дэнни, и твой Леон уже дома. А главное – они больше никуда не уедут, слава Богу!
Под окнами зазвучало «Мы встретимся вновь». Керри отшвырнула флажок на кухонный стол, ее обручальное кольцо сверкнуло на солнце, рассыпав по комнате стайку солнечных зайчиков.
Поставив чайник на плиту, Кейт облокотилась на каменную раковину и, словно бы рассуждая вслух, промолвила:
– Так-то оно так, но удастся ли им найти здесь занятие по душе? Твой Дэнни раньше работал на кондитерской фабрике, но вряд ли захочет вернуться туда. И сомнительно, что Леону удастся устроиться судовым механиком. Сейчас все демобилизованные моряки ринутся искать работу, так что даже обыкновенным докером наняться будет нелегко.
Относительно шансов Леона на трудоустройство Керри судить не бралась, зато с энтузиазмом подхватила тему собственного будущего. Ее темно-зеленые лучистые глаза потемнели от волнения, и она с чувством произнесла:
– Мне плевать, чем Дэнни станет заниматься. Главное, чтобы мы больше не расставались. Помнишь, как он завербовался в армию и постоянно был в разъездах? А мы с малышкой Розой жили с моими родителями и бабушкой. Впредь мы повсюду будем следовать за ним, куда бы он ни отправился.
Кейт встревоженно оглянулась на подругу.
– Но вы пока никуда не уезжаете, Керри? Ведь Дэнни будет искать работу где-нибудь неподалеку от дома, верно?
Она не могла допустить, что ее подруга уедет с площади Магнолий, на которой они обе родились и выросли.
Как же она станет обходиться без ежедневного общения с этой острой на язык хохотушкой? Сколько Кейт себя помнила, в доме Керри, где постоянно царили гвалт, шум и хохот, ее всегда принимали как родную.
В собственном доме Кейт тоже было хорошо, но несколько скучновато. Ее рано овдовевший отец, немец по национальности, был человеком замкнутым, любящим читать и склонным к философским рассуждениям; образ жизни их был размеренным и однообразным. Быт полуеврейской семьи Керри, едва ли не все члены которой торговали на рынке, очень оживлял ее монотонное существование.
Лия, бабушка Керри, обожала устраивать сцены и закатывать скандалы – это было ее вторым любимым занятием после стряпни. Следовало отдать ей должное: готовила она отменно.
Ее пес по кличке Бонзо, похоже, искренне верил, что беспрерывным гавканьем и повизгиванием он оправдывает свое пребывание на грешной земле.
Добросердечный отец Керри, англичанин по имени Альберт, настолько привык зазывать во весь голос покупателей на льюишемском рынке, что разучился разговаривать нормально.
– Говори громче, иначе тебя не услышат в Перфлите, – беззлобно подтрунивала над ним Мириам, мать Керри, когда он окликал ее своим громоподобным басом.
Альберт любил жену и не обижался, но привычке оглушать собеседника не изменял.
– Не знаю, – уныло ответила на вопрос подруги Керри. – Возможно, нам придется перебраться на северный берег Темзы – в зависимости от того, где Дэнни предложат работу. Теперь не покапризничаешь.
Как ни беспокоила Кейт перспектива отъезда подруги с площади Магнолий, она улыбнулась: как и все обитатели юго-восточного Лондона, Керри относилась к Темзе с таким трепетом, словно это был по крайней мере Ла-Манш.
Длинная золотистая коса Кейт упала ей на плечо, как сноп пшеницы. Привычным жестом она откинула ее на спину.
– Вот уж чего я не могу представить, так это жизни где-то помимо нашей площади. Где еще в Лондоне найдется местечко, откуда рукой подать и до реки, и до возвышенности?
Керри, привыкшая к шуму и гомону льюишемского базара, была равнодушна к окрестностям Блэкхита и Вересковой пустоши, а потому довольно спокойно промолвила:
– Пожалуй, больше нигде. Ты собираешься заваривать чай? Или мы так и проболтаем до следующей недели?
Кейт улыбнулась и занялась давно уже кипящим чайником. В своем довоенном голубеньком ситцевом платье, недавно перекроенном и перелицованном, с плиссированной юбкой и пышными рукавами, сужающимися к запястьям, она походила скорее на выпускницу школы, чем на двадцатипятилетнюю незамужнюю мать троих детей.
Глаза Керри озорно сверкнули. В детстве она слыла сорвиголовой, и все соседи прочили ей в будущем большие хлопоты. Но не прошло и двух лет после окончания подругами школы, и всевозможные напасти стали сваливаться на благоразумную, добропорядочную, тихую Кейт, а не на безалаберную Керри.
Пока хозяйка насыпала чай в заварочный чайник, взгляд подруги скользнул по фотографии Тоби Харви, стоявшей на полочке серванта. Парень погиб совсем молодым, в двадцать три года, в воздушном бою над проклятыми песками Дюнкерка. Немецкий летчик оказался опытнее отважного английского юноши, совсем недавно севшего за штурвал «спитфайера». Героические обстоятельства гибели Тоби спасли Кейт от злословия и всеобщего осуждения, когда спустя восемь месяцев родился Мэтью. И уж конечно, ни у кого из соседей не повернулся язык сказать худое слово в адрес Кейт, когда она приютила малышку Дейзи, потерявшую во время бомбежки Лондона и дом, и родных.
Глаза Керри озорно блеснули. Нет, вовсе не рождение Мэтью и не появление у него крошечной сестрички-сиротки переполошили обитателей площади Магнолий. Подлинным потрясением для них стал роман Кейт с темнокожим Леоном Эммерсоном. Вот когда поползли злые сплетни и пересуды!
– Хочешь отведать имбирного печенья с чаем? – спросила Кейт, прерывая ход воспоминаний Керри. – Или ты объелась сегодня на пикнике желе и пирожных?
– Я только попробовала чуточку желе! – возмутилась подружка. – А выпечки мне вообще не досталось, об этом позаботились твои детишки и славные отпрыски моей сестрички. Я видела, как Билли и Берил уплетали сладкое за обе щеки.
Билли и Берил Ломакс, племянник и племянница Керри, порой доводили ее до отчаяния. Их любвеобильной и беззаботной мамаше было не до воспитания своих детей и обучения их хорошим манерам. И сейчас, угощаясь имбирным печеньем Кейт, их тетушка жаловалась подружке:
– Видела бы ты, что сегодня утром притащил домой этот проказник Билли! Настоящую бомбу в четыре фута длиной! У него во дворе маленький оружейный склад. Если он в одно прекрасное утро надумает там покопаться, взрывом разнесет всю площадь. Рванет не хуже, чем когда фрицы бомбили нефтеперегонный завод в Вулидже.
Кейт едва не подавилась печеньем, прыснув со смеху. Она обожала сорванца Билли и частенько потчевала его домашними пряниками и лепешками. Особенно ему нравились трубочки с заварным кремом.
– Тебе хорошо смеяться, – мрачно сказала Керри, макая печенье в горячий чай. – Ты ведь живешь на противоположном конце площади. Ему уже тринадцать лет, а ума как не было, так и нет. Помяни мое слово, вырастет головорез и хулиган, если Мейвис и дальше будет позволять ему целыми днями болтаться по улице. Хотя она и неплохо управляется с автомобилем, мамаша из нее никудышная…
– Эй, есть здесь кто-нибудь? – раздался из прихожей знакомый зычный голос.
Керри закатила глаза к потолку. Хотя она и обожала свою мамашу, но традиционно делала вид, что та замучила ее придирками и нравоучениями.
Не дождавшись ответа, в кухню вплыла Мириам Дженнингс собственной персоной.
– Какого черта, хотелось бы мне знать, вы тут торчите, когда на площади идет такое гулянье? – весело воскликнула она, звеня металлическими бигуди. Ее грудь обтягивала пестрая, яркая шаль, прекрасно сочетающаяся с передником на животе. – Мейвис хочет, чтобы как можно больше народу оценило ее исполнение буги-вуги. А чай у вас свежезаваренный? Я бы тоже выпила чашечку!
– Чай отменный, мама. Но смотреть, как Мейвис будет развлекать публику, я не намерена. Мне этот цирк не интересен, – резко ответила Керри. – Я сыта им по горло!
Мириам выдвинула из-под стола табурет и села.
Пока Кейт доставала из серванта чашку и блюдце, она огляделась по сторонам и, понизив голос до шепота, озабоченно промолвила:
– Я надеялась застать у вас Кристину, она как сквозь землю провалилась. Вот уже битый час нигде не могу ее найти!
– Мама, Кристина взрослая женщина, – заметила Керри, барабаня пальцами по столешнице. В последнее время она так раздобрела, что, похоже, в скором времени ей предстояло перешивать весь гардероб. – К тому же она терпеть не может многолюдных сборищ. Скорее всего выгуливает Бонзо.
Поколебавшись, Керри все-таки взяла еще одно печенье, решив, что оно ничего не изменит.
– Нет, собака дома, твой папаша только что вылил на Бонзо холодную воду, чтобы тот не приставал к овчарке Чарли Робсона.
Кейт снова поперхнулась.
– Да что ты несешь, мама! Как же Бонзо мог запрыгнуть на здоровенную Куини, он же еще щенок! – возмутилась Керри.
– Щенок-то щенок, но кобель и резв не по годам, – парировала Мириам и, едва не перевернув стол грудью, ухватила банку и пододвинула ее поближе к себе. – Как бы ни относилась Кристина к шумным сборищам, ей следовало бы прийти на сегодняшнее торжество, – продолжала рассуждать она. – Ведь она наполовину еврейка, хоть и немецкая. Если уж не отмечать победу над нацистами, тогда чему вообще радоваться?
Ни Кейт, ни Керри не нашлись что возразить. Кристина оставалась для них обеих загадкой, хотя и была их подружкой.
Мириам подула на горячий чай и проворковала:
– Как славно посидеть немного в тишине и покое, вдали от всего этого гвалта! Я сказала викарию, что чуть не оглохла, пока он звонил в колокола, оповещая жителей площади Магнолий о капитуляции фашистов. Но он решил, что в такой день колокола собора Святого Марка не должны молчать.
Черная прядь упала Керри на лоб, и она поспешно закрепила волосы черепаховой заколкой, прежде чем обратиться к Мириам:
– Твоя старшая дочь, мамуля, наверное, уже исполняет свой коронный номер, пока ты торчишь здесь.
– Возможно, милая. Но я так удобно устроилась!
Мириам положила пухлые руки на стол и расправила могучие плечи.
– На этом празднике пиво и лимонад текут рекой, но там не подадут чаю, потому что подружка викария уронила грязную тряпку в самовар. Она такая рассеянная, бедняжка!
Керри захихикала: мамочка всегда была в курсе всех любопытных происшествий.
Оседлав любимого конька, Мириам продолжала делиться последними сплетнями:
– А вот Нелли Миллер из пятнадцатого дома сегодня не так весело, как остальным. Она жаловалась мне, что все парни, воевавшие на фронтах Европы и Ближнего Востока, возвращаются к родным, а ее племянник Гарольд угодил в плен к японцам. Одному японскому богу известно, когда его освободят.
Мириам с аппетитом откусила печенье и отхлебнула чаю.
– Красный Крест сообщил ей, что узкоглазые заставляют наших парней строить железную дорогу. Вряд ли им будет много проку от Гарольда. До войны он работал доильщиком и знает о железной дороге не больше, чем любой пассажир пригородного поезда.
Мириам озабоченно покосилась на свою шаль и отряхнула с нее крошки.
Кейт стало совестно: она так и не проведала Нелли Миллер. Благополучное возвращение Леона из плена совсем выветрило у нее все мысли из головы.
– Давай навестим бедняжку, – предложила она подруге. – Сейчас, когда все празднуют победу, ей наверняка особенно тяжело. Конечно же, она постоянно думает о Гарольде, томящемся в плену.
Керри нехотя встала из-за стола: если она не вернется на уличное гулянье, от настырной мамаши ей все равно не избавиться.
– Сходи к ней сама, а я пойду проверю, как там без меня дети. Дэнни считает, что Роза не нуждается в присмотре, раз она пошла в школу. А ей только этого и надо. Того и гляди убежит с Билли на речку. А на берегу всякое может случиться…
На защиту любимой внучки немедленно встала бабушка.
– Роза никогда не влипает в скверные истории! А тебе, Керри, пора отвыкнуть от привычки перекрывать всем кислород. Дэнни вполне мог бы продолжать службу в армии, и…
Мириам, похоже, совершенно не собиралась вставать из-за стола.
– Пожалуйста, передайте мне вон ту корзинку, – попросила ее Кейт. – Думаю, что все бутерброды уже съедены, и я смогу забрать свои тарелки.
Вовремя погасив разгоравшуюся между родственницами перепалку, она выпроводила их и, стоя на крыльце, окинула взглядом площадь, разукрашенную флажками и воздушными шариками. Вдоль фасада церкви Святого Марка стояли раскладные столики. Сидя за ними, стоя на газоне, окружающем храм, и даже на проезжей части, местное население веселилось напропалую.
Пианино, принадлежащее свекрови Керри, Хетти Коллинз, выкатили на тротуар. Сестра Керри, Мейвис Ломакс, усевшись на инструмент, напевала «Буги-вуги». Ее обесцвеченные перекисью волосы были зачесаны на манер Бетти Грейбл. Закинув ногу на ногу, она демонстрировала шелковые чулки и резинки на мясистых ляжках.
Необъятная Нелли Миллер, рядом с которой Мириам выглядела Дюймовочкой, восседала в кресле на колесиках в первых рядах восторженной публики. В одной руке она держала нитку от красного воздушного шара, трепещущего над ее головой, в другой – кусок домашнего пирога с мятой и смородиной. Нисколько не смущаясь, она постукивала распухшей ногой в такт лихой игре Хетти.
На столах остались только крошки и надкусанные пирожки. Дети разбежались по площади, весело крича и прыгая. Ни Розы, ни Дэнни нигде не было видно.
– Если он ушел в бар играть на бильярде, прихватив дочку, клянусь, я его убью! – воскликнула Керри, отмахиваясь от огромного черного лабрадора, подбежавшего к ним с радостным лаем.
Собака принадлежала Кейт, она прикрикнула на добродушного увальня, который от избытка чувств готов был сбить их с ног:
– Сидеть, Гектор! Фу! Сидеть, кому говорю!
Пес послушно исполнил команду. Кейт наконец увидела Леона. Он беседовал с Дэниелем Коллинзом, свекром Керри. Сидевший у него на плечах мальчуган, их маленький Лука, вцепился пальчиками в отцовские курчавые волосы, Мэтью повис у Леона на правой руке и что-то весело приговаривал, за левую руку его крепко держала Дейзи. Сердце Кейт переполнилось любовью и нежностью.
Леон почти три года провел в немецком концентрационном лагере в России, куда попал после того, как немецкая подводная лодка пустила ко дну его корабль. В отличие от Нелли Кейт не получила никаких известий о пропавшем ни от военных, ни от чиновников Красного Креста. Но она твердо верила, что Леон жив.
Ей впервые пришло в голову, что если бы Леон погиб, ее положение было бы невыносимым.
– Скоро все они станут нашими законными детьми!
Нелли заиграла конгу, зажигательный кубинский танец, и все начали танцевать, вытянувшись в длинную цепочку.
– Как только мы с Леоном поженимся, он усыновит Мэтью, после чего мы подадим властям прошение об удочерении Дейзи. Надеюсь, уже в этом году мы станем нормальной семьей.
Нелли покосилась на детишек, повисших, словно обезьянки на пальме, на темнокожем Леоне. У Дейзи были темные прямые волосы, голубые глаза и кожа цвета сливок, как и положено ирландке. Лука был такой же темнокожий, как и его отец, только волосики у него еще не стали такими же курчавыми и жесткими, как у Леона. А Мэтью походил на маленького викинга: ведь и Тоби Харви, и Кейт были светловолосыми.
Нелли заливисто рассмеялась: ну и компания подобралась! «Нормальной» семейку Эммерсонов никак не назовешь!
– А кто станет твоей посаженой матерью? – лукаво прищурившись, спросила она, перекрывая голосом ритмичную музыку. – Ведь ты не сможешь пригласить на эту роль сразу обеих своих подруг, и Керри, и Кристину.
– Почему? – удивилась Кейт.
Нелли поцокала языком.
– Потому что посаженая мать на свадьбе одна. Так кого же ты выберешь? Керри или Кристину? Вот подружек невесты ты можешь приглашать сколько твоей душе угодно.
– Керри. Мы с ней дружим с пеленок, а с Кристиной познакомились, только когда она поселилась здесь.
Извивающаяся в танце цепочка людей устремилась в дальний конец площади. Откуда-то появились Керри, Дэнни и Роза. Родители держались за руки, а дочка прыгала впереди.
– Странно, что Кристина беженка, верно? – продолжала рассуждать вслух Нелли. – Она ведь и разговаривает как англичанка в отличие от украинских и польских эмигрантов, обитающих в Вулидже. Эти паразиты и слова выговорить толком по-английски не могут! Черт знает, как они общаются с окружающими. А у Кристины произношение благородной дамы.
– Так у нее же бабушка англичанка, – сказала Кейт, неожиданно вспомнив, что собиралась посочувствовать Нелли по поводу ее племянника. – Она родилась и выросла в Бермондси, а в школу ходила вместе с бабушкой Керри. Потому-то их семья и приютила бедняжку.
– Теперь, выйдя замуж за Робсона, она стала настоящей англичанкой, – проговорила Нелли, недоумевая, зачем бабушке Кристины нужно было выходить за немца. – Кстати, где сейчас находится часть Джека? Насколько я помню, последнюю весточку он прислал нам из Греции. Ему, наверное, будет трудно привыкнуть к мирной жизни после службы в войсках специального назначения. Представляю, как он выглядит в своем камуфляже! За поясом – гранаты, за голенищем – нож.
– Я хотела сказать, как мне жаль, что Гарольд в плену, – промолвила Кейт, которой не терпелось подойти к Леону. – Представляю, как вам грустно, что его здесь нет, когда все вокруг веселятся, празднуя победу.
– Да, мне не слишком-то весело, – честно призналась Нелли, потрепав по холке подбежавшего к хозяйке Гектора. – Но скоро янки поставят японцев на колени, а императору, воздадут по заслугам. Скорее всего он отправится следом за Гитлером в ад. И когда мы будем праздновать победу над Японией, я обязательно спляшу конгу вместе со всеми, и плевать я хотела на больные ноги. Одного я не могу понять – куда запропастилась Кристина? Почему она не празднует вместе со всеми, уж ей-то сам Бог велел танцевать в такой радостный день.
Кристина Робсон не любила танцевать, а потому предпочла уединиться на краю пустоши и полюбоваться видом на Гринвич и Темзу, за которыми, если напрячь зрение, можно увидеть Сити и сверкающий на солнце купол собора Святого Павла.
Лондон стал городом, который приютил ее в трудный момент, и уже за это она была ему благодарна. А затем Кристина искренне полюбила столицу Англии, ее тенистые площади, шумные, оживленные улицы и дружелюбных жителей. Лондон стал ее домом, и отныне ей не нужно было другого.
Но отчего же ей вдруг стало так одиноко? Откуда возникло ощущение, что она здесь чужая? Ведь она теперь жена коренного лондонца, уроженца южного района. Здесь родились и ее подруги, и соседи, и все ее знакомые. Пора бы освоиться, ведь Лондон так гостеприимно отнесся к ней, беженке из Германии.
Несмотря на жару, Кристине стало зябко, и она обхватила руками плечи. Вокруг все пели и плясали, радуясь возвращению своих мужчин с войны. Правда, не все солдаты вернулись в свои семьи, ведь до полной демобилизации было еще далеко, но Дэнни Коллинз все же вырвался из итальянского плена, а Леон Эммерсон, освобожденный русскими из немецкого лагеря, воссоединился с Кейт и детьми.
Быть может, дело в нахлынувших темных воспоминаниях о прошлом? Или ее расстроили разговоры о предстоящих свадьбах? И местный викарий со своей моложавой подругой, и Леон с Кейт сочетаются законным браком в церкви Святого Марка, где стали мужем и женой и они с Джеком, хотя она еврейка.
Кристине вспомнилось, как она тогда, прислонившись спиной к дереву, задумчиво смотрела на сверкающий купол храма, позабыв о подругах и соседях, перешептывавшихся в ожидании свадебной церемонии. Она думала о том, что сказали бы ее отец, мама и бабушка, и внезапно сердце ей пронзила боль, впервые за десять лет. Ей стало стыдно, что все это время она жила, смирившись с мыслью об их гибели, и вместе с тем она вдруг ощутила теплящуюся надежду на воссоединение с ними вопреки всем ужасам, произошедшим на ее родине за минувшее десятилетие.
Леону Эммерсону повезло: после трехлетнего отсутствия он вновь оказался на площади Магнолий, чудом уцелев во время катастрофы на море и выжив в лагере для военнопленных. Но он был британским подданным. А евреи, граждане Германии, брошенные нацистами в концентрационные лагеря, шансов выжить не имели.
Ветерок донес до Кристины отзвуки игры на пианино и нестройного, но бодрого пения. Праздник продолжался. В кустах чирикали воробьи, на дрожащий лист села бабочка, крылышки ее сверкали и переливались на солнце. Кристина крепко сжала плечи руками. Ее все еще колотил нервный озноб.
Так почему все-таки у нее возникли сомнения в гибели матери и бабушки? Ведь все годы, проведенные в эмиграции, она внушала себе, что их нет в живых! Во всяком случае, сообщения по радио о том, что творилось в концентрационных лагерях, не давали повода для оптимизма. Союзные войска обнаружили, что евреи уничтожались практически поголовно. Число погибших достигало нескольких миллионов. На этом фоне нелепо было тешиться надеждой, что именно ее родственники сумели уцелеть, тем более что в лагерь их поместили еще в 1936 году.
Но так ли уж это глупо?
Воробьи вспорхнули и улетели, в поисках пыльцы и нектара над цветами закружилась пчела. Глубоко запрятанная в ее сердце надежда на счастливый исход с каждой минутой крепла в сердце Кристины. В ближайшее время люди, разбросанные войной по всей Европе, двинутся домой, и близкие начнут обретать друг друга. А вдруг бабушка и мама выжили в концентрационном лагере и, как Леон, спасены союзными войсками?
– Эй, привет! – окликнула ее дама средних лет, которую Кристина знала только в лицо. Возле ног женщины вертелась беспородная собачонка. – Я слышала, что ваш викарий надумал жениться. У него была замечательная жена. Я помню тот день, когда она погибла, во время первого воздушного налета. Бедняжка была так молода! И все же славно, что Боб Джайлс снова женится. Не горевать же ему весь свой век!
Кристина, мысленно путешествовавшая по разбитым дорогам Европы вслед за вереницами людей с котомками за плечами и тележками с жалким скарбом, не сразу поняла, чего от нее хотят. Но затем вежливо улыбнулась.
– Да, вы правы!
Женщина с удовольствием поболтала бы еще, но что-то в облике Кристины Робсон подсказало ей, что лучше оставить девушку в покое. При всей внешней вежливости Кристина не была столь же дружелюбна и весела, как уроженки южного Лондона, к примеру, ее подружки Кейт Фойт и Керри Коллинз. Уж слишком она замкнута, чересчур погружена в свои мысли. Но что поделать: она – иностранка, тем более – еврейка.
– Ну, я пошла! Пока! – помахала рукой женщина. – Надеюсь, и твоего парня тоже вскоре демобилизуют, если, конечно, он не собирается стать профессиональным военным. Я читала сводки о боях с участием наших бравых коммандос. И видела хроникальный фильм об их подвигах. Все они были в шлемах, перепачканные глиной, с ножами и пистолетами. Представляешь своего Джека в такой амуниции? Ведь он всегда лез в самое пекло!
Кристина закусила губу и ничего не ответила. Ей сейчас не хотелось думать о Джеке, она боялась окончательно утратить контроль над собой. Она размышляла, что лучше предпринять, чтобы узнать о судьбе бабушки и мамы, выяснить наконец, живы они или нет. А если погибли, то где и как. Но если им удалось спастись… У Кристины перехватило дух от этой мысли. Если они живы, их нужно найти.
Кейт уступила дорогу пробегавшему малышу и подошла к Леону, все еще разговаривавшему с Керри, Дэнни и с его отцом Дэниелом.
– Ему сам Бог велел стать интендантом. У парня врожденный дар тащить домой все, что плохо лежит, – говорил в этот момент Дэнни о Билли с его маленьким личным складом боеприпасов.
Кейт обняла Леона за талию. Гулянью не было видно конца. Когда же им удастся наконец уединиться? Кейт уже изнемогала от желания.
Леон, словно угадав ее настроение, порывисто привлек ее к себе. Кейт склонила голову ему на плечо. Ни у одной из женщин, которых ему доводилось знать, не было таких замечательных золотистых волос, густых, длинных и шелковистых. И такая красавица дождалась его, три года мучаясь неизвестностью. Более того, Кейт родила ему сына и хранила верность, лелея в сердце надежду на его чудесное спасение.
– Я люблю тебя, – прошептал он ей на ухо, одновременно с любовью поглядывая на своих детей, играющих в пятнашки с Розой. – Когда же наконец мы сможем уединиться?
Но не успела Кейт ответить, как Дэниел Коллинз громко спросил:
– Ты слышала, Кейт, что в этом месяце состоится еще одна свадьба? Чарли Робсон только что заявил во всеуслышание, что женится на твоей соседке. Забавная получится супружеская пара! Полуграмотный вдовец с уголовным прошлым и директриса – синий чулок.
– Они уже давно дружат, – вмешалась Керри, теряясь в догадках, что скажет Кристина, когда узнает эту удивительную новость.
Дэнни пригладил пятерней свои густые рыжие волосы.
– Помните, Гарриетта Годфри однажды сказала, что Джеку место не в школе, а в исправительном заведении? Вот уж он удивится, когда узнает, вернувшись домой, что его бывшая директриса теперь доводится ему мачехой!
Все дружно расхохотались, не заметив приближающуюся Мейвис.
– Похоже, вам тут очень весело, – сказала она, ловко передвигаясь в босоножках на высоких каблуках; сквозь шелковые чулки просвечивали ногти, накрашенные ярко-красным лаком. – Можно мне тоже с вами посмеяться?
Керри тут же посерьезнела и тяжело вздохнула: она с трудом переносила свою старшую сестру. Откуда, к примеру, взялись дорогие шелковые чулки в эту трудную пору? Кто снабжает модными вещами эту красотку, пока ее муж служит в армии? Ничего, скоро Теда демобилизуют, и подаркам наступит конец. Он и так долго терпел, пока эта вертихвостка крутила роман с Джеком Робсоном, не пропускавшим ни одной юбки. Разумеется, Тед не потерпел бы таких отношений с посторонним, но ведь Джека он хорошо знал. Правда, Джек не наведывался к Мейвис с тех пор, как женился на Кристине. Следовательно, сестричка завела себе нового поклонника, не скупящегося на подарки.
– Мы как раз обсуждали, как удивится Джек, когда он вернется домой и узнает, что папаша женился на Гарриетте Годфри, – с улыбкой сказала Кейт. – Она ведь была директрисой школы, в которой он учился. Нелегко ему будет привыкнуть называть ее мамой.
Мейвис расхохоталась, да так заразительно, что даже Керри захихикала.
– Скоро мы сами все увидим, – отсмеявшись, промолвила Мейвис. – Утром я получила от него письмо. Он пишет, что вернется в конце следующего месяца.
– Пусть обходит тебя стороной, сестричка, – серьезно заметила Керри. – Он женатый человек, и как бы вы ни притворялись, что ваши отношения невинны, Кристина в это не поверит. Бедняжка и без того настрадалась на своем веку. Так что уж ты не причиняй ей дополнительного горя своими выходками.
Мейвис уперлась кулаком в крутое бедро, обтянутое юбкой аквамаринового цвета.
– Оставь свои нравоучения для себя, Керри! Мы с Джеком добрые друзья, и не более того. Всегда ими были и останемся впредь, независимо от того, женат он или не женат. Так что лучше прикуси язык. Тем более что Кристина как раз к нам направляется. Полагаю, эта тема исчерпана? – Мейвис озабоченно оглядела окружающих.
Не успела Керри ей ответить, как раздался зычный голос Нелли, восседавшей в своем инвалидном кресле:
– Где тебя черти носят, Кристина? Ты пропустила самое интересное!
– Я была тут неподалеку, – ответила девушка, тепло улыбнувшись ей. – Мне хотелось побыть одной.
– Не самый подходящий денек ты выбрала для этого, милочка! – пробурчала Нелли. Над головой у нее все еще трепыхался красный воздушный шар, привязанный ниткой к спинке кресла. – Впрочем, тебе виднее. Полагаю, тебя обрадует известие о скором возвращении домой твоего Джека? Его через месяц демобилизуют. Великолепная новость, правда?
Кристина недоуменно уставилась на Нелли.
– Простите, но откуда вам это известно?
– От Мейвис! – бесхитростно выпалила Нелли. – Она получила сегодня утром от него письмо. Надеюсь, что ее Тед тоже скоро вернется. Жаль, что я не получала вестей от моего Гарольда, однако надеюсь, что и он…
Но Кристина уже не слушала ее болтовню. Она побледнела и оглянулась на Мейвис. В глазах ее светились ненависть и ревность, губы тряслись.
– Проклятие! – в сердцах воскликнула Мейвис. – Мое терпение лопнуло! Откуда же мне было знать, что Джек еще не сообщил ей эту новость?
– Зато теперь ты в курсе! – с горечью промолвил Дэнни, косясь на отца, потихоньку отступающего от эпицентра назревающего скандала.
– На твоем месте, Мейвис, я бы задумалась, как себя дальше вести, – мрачно проговорила Керри. – По-моему, сестричка, тебе пора образумиться, пока не поздно.
