Текст книги "Белое Рождество. Книга 2"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Гэвин кивнул. Уже несколько дней он подолгу упрашивал мать разрешить ему остаться с ней, но его надежды были напрасны. Габриэль была непреклонна в своем решении отправить его вместе с Сереной и Майком. И теперь, понимая, что дальнейшие уговоры бесполезны, и с нетерпением дожидаясь обещанного полета на вертолете от крыши посольства до палубы корабля 7-го флота США, он лишь сказал:
– Обещаю, maman. – И, словно в раннем детстве, подбежал к ней и крепко обнял со словами: – Я люблю тебя!
– Я тоже тебя люблю, милый. – Габриэль с трудом сдерживала подступившие слезы. – Au'voir, береги себя.
Улицы, все утро казавшиеся вымершими, внезапно пробудились к жизни. По дорогам мчались автобусы, частные автомобили и такси – это оставшиеся в Сайгоне американцы, получив сигнал, бросились к заранее условленным сборным пунктам.
В ту же минуту жители Сайгона, покинув свои убежища, словно лемминги, кинулись к американскому посольству в последней отчаянной попытке попасть на вертолет и покинуть обреченный город.
Майку, Серене и Гэвину не требовался транспорт, чтобы добраться до посольства. Оно располагалось всего в нескольких кварталах от отеля. Взяв сумки и ручную кладь, они торопливо прошагали по улице Тюдо, минуя двуглавое здание кафедрального собора из красного кирпича, и вышли на бульвар, где находилось посольство.
Бросив взгляд на отчаявшихся вьетнамцев, осаждавших ворота и стены, Майк мрачно произнес:
– Нам ни за что не пробраться внутрь. Во всяком случае, через этот вход.
Поверх стен высотой в девять футов была натянута колючая проволока, за которой виднелись морские пехотинцы с автоматами на изготовку. Они следили за тем, чтобы никто не перебрался поверх колючки и не перепрыгнул стену со столба уличного освещения.
– Что будем делать? – крикнула Серена, крепко стискивая руку крошки Гэвина. – Может, попробуем пройти через боковые ворота?
Майк кивнул, и они начали протискиваться сквозь толпу испуганных людей. Многие из них обращались к пехотинцам со страстными речами, размахивая клочками бумаги, крича, что работали на американцев и их обещали эвакуировать. Северовьетнамцы расстреляют их за лояльность американцам. Но пехотинцы были глухи к мольбам. Серена заметила, как один из солдат ударил башмаком в лицо юного вьетнамца, сумевшего взобраться на стену, а другой с силой лупил прикладом по пальцам, отчаянно цеплявшимся за ее край.
Пока они пробирались к боковым воротам, кто-то выхватил сумку из рук Серены. Она была лишь рада тому, что ее избавили от лишнего груза. В сумке не было ничего ценного, а без нее Серене было легче следовать за Майком.
Пехотинец, стоявший у ворот, высмотрел их в толпе и крикнул:
– Пробирайтесь в первые ряды! Я впущу вас! Легко сказать, да трудно сделать. При одной мысли о том, что счастливчиков американцев пустят в безопасное место, а их оставят снаружи, люди пришли в неистовство. Серена почувствовала, как на нее градом посыпались удары, а Майк буквально продирался сквозь толпу, прокладывая путь.
– Гэвин! – крикнула Серена. – Пусть первым войдет Гэвин!
Майк поднял мальчика и посадил на плечо. Пехотинец перегнулся, схватил Гэвина за руки и потянул кверху. После этого Майк подал солдату свою сумку, а затем вещи Гэвина.
– У меня есть паспорт! У меня есть паспорт! – пронзительно крикнула вьетнамка, обращаясь к Серене. – Скажите им, пусть меня тоже возьмут! Скажите, что мои муж и сын работали на американцев! Сейчас они оба в Бангкоке! Я не могу оставаться здесь одна! Попросите их, мадам! Скажите им!
– Я чуть-чуть приоткрою ворота! – крикнул пехотинец Майку. – Постарайтесь как можно быстрее проскользнуть внутрь! Другой возможности не будет!
Ворота чуть раздвинулись, и Серена почувствовала, как под напором толпы из ее легких улетучиваются последние глотки воздуха. Майк протиснул ее перед собой, и, как только толпа хлынула вперед, Серена буквально влетела на территорию посольства.
– Там женщина с паспортом! Ее сын и муж работали на американцев! Вы обязаны впустить ее! – крикнула она пехотинцу. Но было уже поздно. Пока Майк переводил дух, солдаты захлопнули ворота за его спиной, не обращая внимания на руки, отчаянно цеплявшиеся за решетку.
– Господи! Я даже не могла представить себе такой кошмар, – всхлипнула Серена, крепко обнимая испуганного Гэвина. – Несчастные! Что их ждет? Я была уверена, что всем, кто работал на американцев, обещан безопасный выезд.
– Так и планировалось, но получилось иначе, – сказал Майк, обнимая Серену за плечо и поднимая свою сумку и сумку Гэвина. – Время вышло. База Тансонхат блокирована, оттуда невозможно проводить эвакуацию. Это мероприятие нужно было начинать несколько недель назад, не откладывая на последний день.
Территория посольства была заполнена американцами, гражданами других стран, такими, как Майк и Серена, и высокопоставленными вьетнамцами. Посадочная площадка на автостоянке была расчищена, чтобы на нее могли опускаться вертолеты, но до сих пор не прибыл ни один.
– Здесь больше двух тысяч людей, – заметил Майк, вытирая со лба крупные горошины пота. – Сколько помещается в «Хью»? Четырнадцать человек? Шестнадцать?
Было ясно, что вылета ждать придется долго, и они протиснулись сквозь толпу, намереваясь отыскать свободное место, где можно было усесться.
Едва Серена подумала, что совершила ошибку, не захватив в собой пищи и воды, как ее внимание привлекли слова стоявшего рядом американца:
– Подумать только, я ведь мог остаться в городе! Мне велели явиться на сборный пункт Нюнгок, но потом сказали, что забирать оттуда не будут и чтобы мы сами шли сюда. Если бы за нами не прислали автобус, мы бы ни за что не пробрались в посольство. Вы только посмотрите, какой кошмар творится снаружи!
Серена рывком повернулась к нему.
– Улица Нюнгок? Вы сказали, Нюнгок?
Американец кивнул, и Серену охватила паника.
– Скажите, с вами были вьетнамцы? С вами в автобусе ехали вьетнамцы?
Американец покачал головой.
– Насколько я помню, там не было ни одного вьетнамца. Да и откуда, черт побери, им было взяться? Тот сборный пункт предназначался только для американских граждан.
Серена знала об этом. Но служащий посольства заверил ее, что с такими документами, как у Чинь, у нее не будет никаких затруднений. И если бы туда прислали вертолет, все было бы в порядке. Но смогут ли Чинь, Май и Кайли пробраться в посольство? Серена вспомнила отчаявшихся вьетнамцев, которые размахивали паспортами, письмами и листками каких-то документов в надежде, что все-таки смогут бежать из страны.
Она повернулась к Майку и взяла его за руку.
– Ты слышал? Чинь не на что рассчитывать. Я уверена, она не сумеет добраться сюда!
Майк обвел глазами толпу, собравшуюся в посольском городке. Высматривать в ней Чинь, Май и Кайли было бессмысленно. Поиски могут затянуться, и если их здесь не окажется, будет слишком поздно искать их снаружи.
– Я выйду за ворота и попробую найти их, – коротко бросил он. – Чинь вполне могла отчаяться и вернуться домой либо отправиться к Габриэль в «Континенталь».
– О Господи! – охрипшим голосом воскликнула Серена. – Будь осторожен, Майк! Будь осторожен!
Майк прижался к ее губам долгим крепким поцелуем и, не говоря более ни слова, повернулся и бросился к ближайшему выходу, подумав о том, что в это мгновение он – единственный человек в Сайгоне, который стремится покинуть американское посольство.
Следующие несколько часов были самыми длинными в жизни Серены. В пять вечера прибыли первые вертолеты, и морские пехотинцы принялись наводить в двухтысячной толпе некое подобие порядка.
Майк не вернулся к сумеркам, и британское хладнокровие быстро начало покидать Серену. Они с Гэвином вновь и вновь обходили территорию, но так и не встретили Чинь, Май и Кайли.
Шум за воротами неимоверно усилился, смешиваясь со звуками мощных взрывов в городских предместьях.
– Им не удастся вывезти нас всех до того, как город будет взят, – негромко сказала Серене элегантно одетая американка. – На вашем месте я бы заняла очередь, иначе вас и вашего мальчика могут оставить здесь.
Серена была готова остаться, но не могла рисковать жизнью Гэвина. Она нехотя встала в очередь, медленно продвигавшуюся к ступеням лестницы, ведущей на крышу.
Около восьми часов напротив посольства раздался громкий взрыв. Кто-то сказал, что это ручная граната, кто-то утверждал, будто в бензобак машины бросили горящую спичку. Никто не знал наверняка.
К этому времени Серена и Гэвин приблизились к верхней площадке шестого лестничного пролета, и она поняла, что вот-вот окажется на борту вертолета и помчится над Южно-Китайским морем, не ведая, где сейчас Майк и что с ним стряслось.
Она наклонилась так, что ее лицо оказалось вровень с глазами Гэвина.
– Слушай внимательно, милый. Я иду вниз искать Майка. Что бы ни случилось, не уходи отсюда. Держись очереди, и если придет время садиться в вертолет, а я не вернусь, садись сам. Понял?
Гэвин кивнул. Несмотря на то что ему исполнилось только девять лет, он обладал здравым смыслом, присущим его матери, и Серена знала, что может на него положиться.
– Вот твои бумаги, – продолжала она, вкладывая во внутренний карман куртки Гэвина паспорт и проездные документы. – Береги их как зеницу ока. – Она прикоснулась губами ко лбу мальчика. – Мы скоро увидимся – здесь либо на борту американского корабля, далеко в море.
Гэвин улыбнулся. Он не боялся остаться один. От этого приключение казалось еще более захватывающим. Он с нетерпением дожидался посадки в вертолет и полета в ночи.
Серена спустилась по лестнице и вышла во двор. Убедившись, что там нет ни Майка, ни Чинь, она протиснулась к центральным воротам. Теперь стены охраняло еще больше пехотинцев, а от доносившихся снаружи умоляющих криков закладывало уши.
– Вы не видели здесь новозеландца? – спросила Серена у солдата, стоявшего ближе всех. – Крупного, широкоплечего мужчину?
Толпа за стенами не на шутку разгорячилась, и пехотинец, не отрывая от нее взгляда, лишь покачал головой.
В темно-пурпурном небе раздавался шум вертолетных лопастей, заглушаемый грохотом артиллерийской и минометной стрельбы. Серена пыталась угадать, сколько еще людей ждут эвакуации, сколько еще рейсов удастся сделать и сколько человек останется в городе, после того как отправится последняя машина.
Внезапно, обводя взглядом лица людей, заполонивших улицу за решеткой ворот, она увидела мелькнувшего Майка.
– Это он! – крикнула Серена пехотинцу. – Вы видите его? Он один или с ним есть еще кто-нибудь?
Ее пальцы отыскали свободное место на прутьях решетки среди множества прочих цеплявшихся за нее рук.
– Майк! – во весь голос закричала она. – Майк!
Майк услышал ее. Он нес на руках Кайли, рядом с ним шагала Чинь, но Май не было видно.
Пехотинцы что-то кричали Майку и, наклоняясь, насколько могли решиться, отпихивали толпу автоматными прикладами, расчищая ему путь. Серена увидела Майка у самой решетки, увидела испуганное лицо Чинь, и за секунду до того, как перед ними распахнулись ворота, толпа набросилась на Майка. Какой-то юнец замахнулся бейсбольной битой и обрушил ее на голову новозеландца. Он пошатнулся, уронил девочку и упал.
Серена крикнула, чтобы пехотинцы открыли ворота, чтобы она могла добраться до Майка, но солдаты смотрели прямо перед собой, не спуская глаз с толпы. Чинь, всхлипывая, подняла Кайли.
Серена вцепилась в стоявшего рядом человека, не разбирая, мужчина это или женщина, вьетнамец или американец.
– Поднимите меня! – завизжала она. – Ради всего святого, поднимите меня!
Тот, к кому обращалась Серена, внял ее просьбе, и сильные руки подкинули ее высоко в воздух. Отсюда она не видела Майка, но видела Чинь и Кайли.
– Давай сюда девочку, Чинь! – кричала она.
Уголком глаза она заметила, что бесчувственного Майка уже подтаскивают к стене под прицелом двух автоматов. Теперь ему ничто не угрожало, и Серене оставалось лишь позаботиться о Кайли и Чинь. Чинь уже протягивала ей девочку.
Малышка визжала от страха, но Серене удалось ухватить ее. С силой, которой она в себе даже не подозревала, она подняла Кайли над воротами и опустила ее по свою сторону стены. Всхлипывая от облегчения, она повернулась, ловя протянутые кверху руки Чинь. Их пальцы соприкоснулись и сцепились намертво. Женщин начали забрасывать камнями, и один из них угодил в левый висок Серены. Серена вскрикнула от боли, но не выпустила пальцев Чинь. Пехотинец протянул руку и уже начал втаскивать девушку на стену, когда какой-то вьетнамец, долгие часы умолявший солдат впустить его, выхватил пистолет и выстрелил в голову несчастной.
По рукам Серены побежала кровь. Осколки черепа Чинь разметались по сторонам. Она повалилась навзничь, и толпа сомкнулась над ней, охваченная жаждой крови. Американской крови.
Человек, державший Серену, устало опустил ее на землю.
– Прошу прощения, леди, – смущенно произнес он, протягивая ей носовой платок.
Серена приложила платок к рассеченному лицу и только теперь в первый раз посмотрела на соседа. Это был рослый грузный австралиец, похожий на строителя.
– Да... – растерянно промолвила она и сразу добавила: – Спасибо вам.
Она наклонилась, обняла Кайли за плечи и прижала к себе, гадая, понимает ли девочка, что произошло.
– Нам пора, – раздался совсем рядом дорогой и любимый голос.
Серена подняла глаза. Майк, покачиваясь, стоял рядом с ней. Его лицо было пепельно-серым.
– Да. – Серена выпрямилась, по-прежнему придерживая Кайли за плечи. – А где Май? – спросила она. – Разве она не с тобой?
Майк покачал головой.
– Она передумала в последнюю минуту. Чинь и Кайли отправились на сборный пункт без нее.
От крыши здания оторвался вертолет. Он прошел над садом французского посольства, примыкавшего к американскому, и, набирая высоту, полетел на восток.
– Нам пора, – повторил Майк и пошел к очереди, ведущей на крышу. У него было тяжело на сердце, в глазах застыла печаль.
Им удалось вылететь лишь в начале третьего утра. Когда они наконец заняли места в кабине вертолета, а Кайли, которую Майк бережно держал на коленях, прекратила плакать и лишь чуть слышно лепетала что-то, Серена бросила взгляд на город, раскинувшийся внизу. Дороги, ведущие в Сайгон, были залиты огнями. Это были фары грузовиков северовьетнамской армии. Возможно, на одном из них ехал Гэвин Райан. Возможно, через несколько часов они с Габриэль наконец вновь обретут друг друга. Серене оставалось лишь надеяться на это. Надеяться, что предсмертная агония Сайгона хотя бы кому-нибудь принесет счастье.
Серена протянула руку и легонько прикоснулась к волосам Кайли. Разумеется, она удочерит девочку. Она гадала, что сказал бы Кайл, сумей он заглянуть в такое будущее. Серена была уверена в одном: Кайлу всегда нравился Бедингхэм. Он был бы рад узнать, что его дочь вырастет в Бедингхэме.
Глава 38
Невзирая на уличные беспорядки и оглушительный артиллерийский и минометный огонь, доносившийся из пригородов, в «Континентале» воцарилась непривычная тишина. Здесь больше не было журналистов, а если кто-то и остался, то предпочитал не высовывать носа.
Габриэль сняла с себя всю европейскую одежду и облачилась в свободную черную одежду крестьянки. Прикрыв огненно-рыжие волосы черным платком, она увенчала голову конической соломенной шляпой, какие носили местные девушки. Осмотрев себя в зеркале, Габриэль осталась довольна. Ей удалось подчеркнуть вьетнамские черты внешности, и теперь едва ли кто-либо заподозрит в ней жительницу Запада.
Она выскользнула из отеля и пробралась в дом тетки. Нху, сестра человека, состоявшего в чине полковника армии Северного Вьетнама, без малейших опасений ожидала вступления сил коммунистов в город.
– Недолго осталось, – заметила она, наливая Габриэль рисовой водки и прикручивая фитиль стоявшей на столе лампы, чтобы не привлекать внимания мародеров, которые уже шныряли по улицам.
– Да, – отозвалась Габриэль. От возбуждения ей было трудно дышать.
Они говорили о разных вещах. Тетка имела в виду окончательное объединение Северного и Южного Вьетнама. Габриэль думала только о Гэвине.
Им почти не довелось поспать.. Каждые двадцать минут или около того раздавался шум вертолетов, взлетающих с крыши посольства и автостоянки. Ранним утром со стороны посольства донесся громкий взрыв. Ни Нху, ни Габриэль не могли догадаться, что это было.
Грохот вертолетов над головой продолжался, и порой женщины слышали крики и вопли.
– Это те, кто работал на американцев, – негромко произнесла Нху. – Те, кому предстоит остаться в городе после того, как вертолеты уже не смогут прилетать.
Машины прибывали и взлетали все реже. Вскоре после половины восьмого утра с крыши посольства поднялся вертолет в сопровождении шести штурмовиков «кобра». Это был последний вертолет.
Нху бросила на племянницу усталый взгляд.
– Они ушли, – просто сказала она. – Наконец-то американцы покинули Вьетнам.
Пальцы Габриэль, лежавшие на коленях, сжались. В эту минуту крошка Гэвин должен был находиться на борту американского судна вместе с Сереной и Майком. Ему ничто не угрожает, и, когда они вновь встретятся, с ними будет Гэвин-старший.
Нху подняла жалюзи, и в комнату хлынул чистый, свежий после вчерашнего ливня воздух. Утро было яркое и солнечное.
– Я пойду, – сказала Габриэль, беря в руки соломенную шляпу. – Принесу к завтраку круассаны.
– А я буду слушать радио, – отозвалась Нху, настраиваясь на волну Би-би-си.
Габриэль неторопливо двинулась к центральной площади. Город изменился почти до неузнаваемости. На улицах не было ни велосипедов, ни «хонд», ни желто-синих такси, вообще никакого движения. Не было и полиции.
Даже напротив «Континенталя» было пусто – ни цветочников, ни торговцев сигаретами, ни проституток. Габриэль казалось, что она вышла на пустую сцену и ждет, когда поднимется занавес и можно будет играть новую роль.
Она купила несколько круассанов и вернулась к Нху.
– Би-би-си не передала ничего интересного, – сказала Нху, заваривая кофе. – Только сообщение об эвакуации. О сдаче города ни слова.
– Давай послушаем «Радио Сайгона», – предложила Габриэль, настраивая приемник. Она как раз успела к началу речи генерала Миня.
– Я твердо верю в то, что между всеми вьетнамцами установится мир, – с чувством заговорил Минь. – Желая избежать бессмысленного кровопролития, я прошу солдат Республики положить конец любым проявлениям враждебности. Сохраняйте спокойствие и оставайтесь на своих местах. Чтобы не ставить под угрозу мирных жителей, не открывайте огонь. Я обращаюсь с той же просьбой к солдатам Временного Революционного правительства. Мы ждем их представителей, чтобы обсудить порядок передачи власти, как военной, так и гражданской, без ненужного кровопролития.
Речь, которую Габриэль и Нху слушали по радио, транслировалась также уличными громкоговорителями. Когда генерал закончил говорить, послышался едва уловимый рокот приближающихся танков.
Не обращая внимания на мольбы Нху, Габриэль отказалась сидеть дома. Гэвин мог оказаться среди самых первых солдат, которые войдут в город. Она должна встретить танки, быть там лично.
Жители Сайгона начали робко собираться на улицах, испуганные и встревоженные. Габриэль зашагала к Президентскому дворцу. Сначала северовьетнамцы займут ключевые пункты, и самым первым зданием, над которым они захотят поднять свой флаг, будет именно Президентский дворец.
Появился одинокий танк. Он невозмутимо и величаво прогромыхал по улице к дворцу и сокрушил ворота. Небольшие группы зевак сгрудились поблизости, ожидая, что будет дальше. Через несколько минут на балконе дворца над поверженным городом уже реял стяг Временного Революционного правительства.
Вскоре за первым танком последовали другие. За ними шли колонны солдат, но стрельбы не было. Все происходило тихо и чинно. Габриэль на мгновение задержалась, рассматривая флаг и понимая, что – к добру ли, к несчастью ли – Вьетнам наконец вновь стал единой страной. Потом она повернулась и пошла к центральной площади и «Континенталю».
Именно туда Гэвин должен был первым делом направить свои стопы. «Континенталь» был главным местом встреч всех журналистов и европейцев. Гэвин придет в «Континенталь», чтобы забрать свои вещи, и Габриэль будет ждать его там.
На улицах царила странная атмосфера. Северовьетнамцев не приветствовали как освободителей, но и не проклинали как оккупантов. Казалось, их попросту терпят. Обитателям Сайгона довелось немало вытерпеть и, вне всяких сомнений, предстояло пережить еще больше.
Войдя в «Континенталь», Габриэль поднялась в номер, который так долго делила с Сереной. Отсюда открывался вид на площадь, и Габриэль могла наблюдать за прибывающими войсками.
Послеобеденные часы тянулись медленно, и в конце концов Габриэль вновь спустилась на улицу и отправилась к кафе «Живраль», хозяин которого развернул бойкую торговлю, предлагая северовьетнамским солдатам свежую выпечку. Одетая в крестьянскую одежду, спрятав лицо под конической шляпой, Габриэль не привлекала к себе внимания. Она была поражена, увидев, сколь молоды большинство солдат.
Она вернулась в номер и продолжила наблюдение. Она заметила западного журналиста, которого встречала ранее; он разговаривал с южновьетнамским полковником, стоя у огромной статуи американского морского пехотинца, возвышавшейся над площадью. Под взглядом Габриэль вьетнамец отвернулся от собеседника, отсалютовал памятнику, а потом, прежде чем журналист успел его остановить, поднес к виску пистолет и выстрелил.
Габриэль закрыла глаза. На улицах не лилась кровь, наступающим не приходилось с боем брать каждый дом, но было ясно, что каждого человека, который занимал пост в южновьетнамской армии или полиции, ждет возмездие северян.
Полковник, которого Габриэль видела на площади, решил не дожидаться кары победителей, и она знала, что его примеру последуют многие другие.
Начали спускаться сумерки, и по улице Тюдо к площади двинулась очередная колонна грузовиков. Площадь была запружена северовьетнамскими солдатами. Все они были одеты в мешковатую темно-зеленую форму и носили каски. Все, кроме одного. У него были густые всклокоченные солнечно-золотистые волосы.
Габриэль распахнула высокие двустворчатые окна, легла на подоконник и высунулась так далеко, что едва не вывалилась наружу.
– Гэвин! – крикнула она, чувствуя, как ее сердце переполняет счастье. – Гэвин! Любимый мой!
Гэвин стоял у заднего борта набитого людьми кузова и вертел головой, пытаясь понять, кто его зовет. Потом он посмотрел вверх. Габриэль увидела его лицо, но в первое мгновение едва узнала. Его лоб избороздили глубокие морщины, такие же складки спускались от носа к губам. Но в следующую секунду Габриэль увидела его глаза, глаза прежнего Гэвина – теплые, серые и ничуть не изменившиеся.
– Гэвин, любовь моя! – охрипшим голосом позвала она. Он все еще не узнавал ее, и Габриэль сорвала с головы черный платок, распуская пышные огненные волосы. С криком, казалось рвавшимся из глубины души, Гэвин спрыгнул с грузовика и бросился к дверям «Континенталя».
Габриэль уже выскочила из номера в коридор и бежала, бежала... Она промчалась по коридорам, едва не наступая на служащих отеля, которые, пользуясь отсутствием постояльцев, спали в проходах на тростниковых циновках. Она выбежала к лестничной площадке, чувствуя, как рвется из груди сердце, а в ушах стучит кровь, и помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через две, через три ступеньки.
Гэвин бежал ей навстречу. Вот между ними осталось несколько шагов... один шаг...
– Гэвин, любовь моя! – крикнула Габриэль, бросаясь ему в объятия. – Ти m'esmanque! Как я по тебе тосковала!
Как только его губы коснулись ее губ, разделявшие их годы словно унесло порывом ветра. Между ними все осталось по-прежнему. И теперь уже ничто и никогда не изменится.
– Я люблю тебя, Габи, – вновь и вновь повторял Гэвин. – Господи, как я тебя люблю!
Она смеялась и плакала одновременно, прикасаясь пальцами к его лицу, проводя по его бровям, щекам, губам.
– Это действительно ты, monamour? Неужели после всех этих лет я действительно вижу тебя?
Продолжая целовать друг друга, крепко обнимаясь, они опустились на застеленные красным ковром ступени центральной лестницы «Континенталя».
– Я ни на мгновение не переставал тосковать о тебе, Габриэль, ни на мгновение не переставал тебя любить, – севшим голосом произнес Гэвин.
Он посмотрел в глаза Габриэль, полные такой любви, что он подумал, что умрет от счастья.
– Я тоже, – негромко искренне отозвалась Габриэль. – Я тоже тосковала по тебе и любила.
Прошло немало времени, прежде чем они спустились в вымерший, огромный, роскошно меблированный центральный вестибюль «Континенталя».
– Что произошло? – сразу спросила Габриэль. – Что случилось с тобой после гибели Диня?
Пока Сайгон готовился к первой ночи под властью коммунистов, Гэвин, обнимая Габриэль за плечи, рассказывал ей о той жизни, которую вел последние девять лет. Он уже начинал думать, что останется во Вьетнаме до гробовой доски.
– Со мной обращались довольно хорошо. Меня всего лишь заставляли трудиться на полях наравне с прочими обитателями лагерей, где я отбывал заключение. Меня почти не допрашивали, но всякий раз, когда мне доводилось общаться с кем-нибудь из представителей власти, я повторял, что являюсь другом Северного Вьетнама, что товарищ Дуонг Квинь Динь, личный друг генерала Зиапа, пригласил меня на Север работать над летописью исторических сражений. Однако все военные неизменно оставались глухи к моим словам. Потом, месяц назад, в их отношении ко мне произошли перемены. Мне сообщили, что северовьетнамская армия готовится взять Сайгон. И. что я наконец смогу выполнить миссию, которую возложил на меня полковник Дуонг.
Габриэль теснее прижалась к нему.
– И ты отправился на Юг вместе с армией?
– Да. – Гэвин едва верил тому, что это произошло, что больше он не пленный и находится в сайгонском отеле «Континенталь» вместе с Габриэль. – А ты? – негромко спросил он, приподняв ее лицо к своему. – Как ты жила эти девять лет, пока меня не было рядом?
Габриэль подумала о Рэдфорде и рок-группе; подумала о своем возвращении к песням, которые она любила больше всего, о том головокружительном успехе, которые они ей принесли. Она вспомнила, как долгие месяцы и годы обивала пороги вьетнамского посольства в Париже, надеясь получить сведения о Гэвине, о годах, проведенных в Сайгоне в обществе Нху и Серены. Сейчас все это казалось ей незначительным. Со временем она все ему расскажет. Даже о Рэдфорде. Сейчас важнее всего рассказать Гэвину об их сыне.
Когда она закончила рассказ, за окнами сгустилась темнота.
– Что будет теперь, monamour? Нам разрешат выехать из страны?
Гэвин кивнул:
– Мне велели обратиться во французское посольство. Это единственное иностранное представительство, которое еще работает. Возможно, пройдет немало времени, прежде чем будет налажено регулярное авиасообщение, но при первой же возможности нас посадят на самолет.
– Стало быть, все кончено, – сказала Габриэль, поднося к губам ладонь Гэвина и целуя ее. – Нам больше не придется ждать. Нам больше не придется страдать.
Гэвин улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. Кто-то из служащих отеля предусмотрительно зажег свет, и всклокоченные волосы Гэвина засверкали приглушенным золотым блеском. Как ни удивительно, в эту минуту он выглядел почти таким же юным, как в день их первой встречи.
– Для нас с тобой и для маленького Гэвина все доброе и хорошее только начинается, – хрипловато произнес он и потянулся к губам Габриэль. Ее руки обвились вокруг его шеи.
