Текст книги "Почти что сломанная жизнь (ЛП)"

Автор книги: Маргарет Макхейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 24

– Детка, последние десять дней ты приходишь сюда, садишься на кровать и только и делаешь, что глядишь на зеркало. Тебе не кажется, что пришло время снять бумагу и передвинуть его к окну? – говорит Доминик позади меня, пока я все еще смотрю на завернутое в бумагу зеркало, будто это злокачественная опухоль, которую необходимо удалить, чтобы болезнь не прогрессировала.

– Я все еще не уверена, – вздыхаю я, поворачиваясь посмотреть на Доминика, стоящего в дверях.

– Чем дольше ты будешь тянуть с этим, тем труднее будет становиться ситуация. Ты проделала уже такой длинный путь, Эйлин. Думаю, для тебя будет правильнее снять бумагу и взглянуть на свое отражение. Зеркало покажет тебе прекраснейшую из всех женщин, которых я знал. – Его лицо расплывается в широкой, ободряющей улыбке.

– А если мне не понравится то, что я увижу?

– Ну, тогда придется поработать и над этим. Я хочу, чтобы тебе не просто нравилось твое отражение. Я хочу, чтобы ты полюбила его.

Я отворачиваюсь взглянуть на невинный кусок стекла и дерева и могу представить, что однажды увижу в нем себя.

Мне необходимо это сделать. Но задумываясь о подобном, я разрываюсь на части оттого, насколько это трудно – увидеть свое отражение. При мысли встретиться лицом к лицу с моим увечным, отвратительным телом, мой страх зашкаливает, и теперь я понятия не имею, как вернуть прежнее самообладание.

– Мы сделаем это вместе, после обеда. – Говорю я, поворачиваясь к Доминику, и молча уговаривая себя.

– Замечательно, потому что обед уже готов, – говорит Доминик счастливым голосом. – Пойдем, я как раз собирался накрывать на стол. – Он направляется вниз, оставляя меня нахмуриться на зеркало, обвиняя его в моих смешанных чувствах.

– К черту это, – ору я на зеркало.

Дурацкое зеркало, стоящее в углу, насмехается надо мной, подначивает открыть его и наконец-то посмотреть на себя.

Дурацкое зеркало.

Дурацкая я.

– Эйлин, – кричит снизу Доминик.

– Спускаюсь. – Пока встаю с кровати, продолжаю пялиться на зеркало, не отрывая глаз от этой чертовой штуковины. Чувствую небольшой прилив храбрости.

Я могу сделать это.

Я уже через многое прошла. Это всего лишь еще одно препятствие, с которым мне надо справиться.

Плевать на него.

Ничтожная преграда.

Я выпрямляю спину и отворачиваюсь, не давая зеркалу разрушить мою жизнь. Я не позволю, чтобы оно управляло мной.

Десять дней я смотрела на него с ужасом, но теперь оно меня больше не беспокоит.

Я в восторге спускаюсь вниз, веселым шагом направляясь к Доминику. Он стоит перед духовкой, надев рукавицы, и достает противень.

Я иду прямо к нему, и как только он ставит противень на столешницу, я не задумываясь, целую его.

– Как только пообедаем, та бежевая тряпка будет в помойке. – Говорю я, прежде чем опять поцеловать его. – Могу я помочь тебе с ужином?

– Я уже все закончил, тебе нужно только сесть и наслаждаться. – Доминик подбородком указывает мне на место за кухонным столом.

– Так, что тут у нас?

– Жаркое и домашний лимонад.

Я тут же вспомнила его последнюю попытку приготовления лимонада и, похоже, это отразилось у меня на лице, потому что он глядит на меня ошеломленным взглядом. – На этот раз я не забыл про сахар. Незачем корчить такую физиономию, – дразнит меня он, усмехаясь.

Я хихикаю в ответ на его игривый тон. Доминик ставит блюдо передо мной и достает из холодильника кувшин с лимонадом. Осторожно разливает по стаканам.

– Спасибо, – говорю я. – Выглядит вкусно. – Делаю глоток лимонада. – Пикантный и ароматный, с правильным количеством сахара.

Доминик выдыхает и сам пробует лимонад.

– Ууммм, действительно неплохо, – говорит он, довольный результатом своего труда.

Он садится, и мы оба пребывая в отличном настроении, начинаем есть.

– Ты готова в воскресенье встретиться с моей семьей?

– В общем-то, да. Но я в гораздо большем восторге оттого, что смогу отпраздновать с тобой твой День Рождения.

– Уф, даже не напоминай мне. – Весело отвечает он мне и берет еще один кусочек жаркого.

– Хм, тридцать девять. Что же мне тебе подарить?

– Мне ничего кроме тебя не надо.

На моих губах маленькая улыбка, но я молчу, пока мы продолжаем есть наш вкусный ужин.

– Пришло время сделать это, – тихо настаивает Доминик, когда я стою перед зеркалом. Он стоит рядом со мной.

Дрожащими руками, отрываю клейкую ленту в верхнем правом углу, приклеивающую бежевую бумагу к деревянной раме.

Мое дыхание сбивается, и досадные бабочки, порхающие в животе, пытаются вырваться на свободу.

Я покусываю внутреннюю поверхность щеки, споря сама с собой о том, снимать или не снимать бумагу.

Выбросить ее раз и навсегда.

Избавиться от бежевого в своей жизни.

Доминик скользит своей рукой по моему бедру.

– Ты хотя бы представляешь насколько ты красивая?

– Мне страшно, Доминик.

– Я люблю твою улыбку. – Он проводит губами на стыке моего плеча и шеи.

– У меня тонкие губы.

– Я обожаю твои выразительные, волнующие глаза. – Его губы движутся все дальше по моей шее.

– Веко моего левого глаза провисает, и я толком не могу им видеть.

Рука Доминика перемещается на мой живот, и он широко расставляет пальцы, привлекая меня на свою крепкую грудь.

– Каждый раз, когда ты целуешь меня, я знаю, что благословлен свыше. – Его губы задерживаются прямо под моим ухом, не дотрагиваясь до меня. Его теплое дыхание, словно электрический ток, опаляет кожу, заставляя сильнее разгораться огоньки похоти.

– Благодаря тебе я вижу все больше разных цветов, – выдыхаю я, когда моя голова покоится у него на груди.

– Срывай этот бежевый и посмотри на прекрасную женщину, стоящую передо мной.

Открыв глаза, я берусь на скотч. Без промедления, одним плавным движением руки, отдираю треть бумаги.

Мельком вижу сломленную девушку, делающую то же, что и я. Я тут же останавливаюсь посмотреть на нее.

– Не останавливайся, Эйлин, снимай остаток бумаги, – подбадривает меня Доминик.

Делаю глубокий вдох, и со стоящим позади меня Домиником, широко распахнув глаза, отрываю последний, чертовый бежевый кусок бумаги.

Доминик убирает бумагу подальше. Я стою перед зеркалом, изучая бледную, печальную девочку, смотрящую на меня.

Все остальное в комнате исчезает в пустоте, в то время, как я гляжу на девушку со светлыми волосами.

Похоже, мое сердце перестает биться. Кровь в венах леденеет.

– Я даже не представляла, насколько я мерзкая. – Дотрагиваюсь до губ, смотря на отражение бедного глаза.

– Я вижу тут красоту. – Рука Доминика ложится мне на сердце. – И смелость. – Он поглаживает мои волосы свободной рукой. – Ты излучаешь силу, Эйлин. – Он целует мою щеку и продолжает смотреть на меня.

– Я столько лет вообще не смотрела на себя, что сейчас в ужасе оттого, как выгляжу.

– Ты видишь пугающую женщину, я – женщину, которую люблю.

Я поворачиваюсь взглянуть на Доминика.

– Как ты можешь такое говорить. Что любишь меня? Я даже близко не привлекательная.

– Твое тело может быть пугающим, твоя душа настрадавшейся, но я вижу блестящий свет, идущий из глубины. Неужели ты не видишь? Это не потому, что я люблю тебя, а потому, что ты любишь меня. Ты вернула меня к жизни, Эйлин. Ты подарила мне дыхание тогда, когда я уже и не надеялся найти снова эту искру. Но я нашел ее, с тобой.

Я обернулась и теперь стою лицом к лицу с Домиником.

Он слегка качает головой и поворачивает меня опять к зеркалу.

– Тебе необходимо увидеть себя, Эйлин. Тебе нужно разглядеть ту потрясающую женщину, которую вижу я.

Доминик отходит от зеркала. Может, он ушел вниз, может быть, ждет в холле, за дверью спальни. Я не знаю. Все, что я знаю: сейчас я одна на один со своим отражением.

Мои глаза снова находят мое отражение в зеркале. Монстры в голове смеются надо мной. Они рассказывают, как я уродлива.

Орут, кричат злыми голосами, как я вульгарна и отвратительна. Говорят, как они видят меня, как мир воспринимает меня. Как я смотрю на себя.

Мои плечи сутулые и голова немного опущена. Я выгляжу побежденной, мне нечем гордиться в себе. Мое лицо такое измученное. Потрепанное и в ранах, с провисшим глазом и шрамами, на которых автоматически фокусируется мой взгляд. Я поднимаю свои волосы и наклоняю голову, глядя туда, где откушена верхушка моего правого уха.

Я выгляжу искалеченной.

– Ты шокирующе помечена, – кричат они мне. – Никто тебя не захочет, – подначивают меня они. – Твое тело уродливо. Посмотри на свою шею.

Я наклоняю голову и гляжу на шрам от ножа, пересекающий горло. Поднимаю руку и легонько провожу пальцами по всей его длине. Зловещий красный знак ощущается грубым, но вместе с тем таким мягким.

– Почему ты так злишься на меня? – спрашиваю я женщину, смотрящую на меня, говорящую с чудовищами, которые пришли с ней. – Я не выбирала такую жизнь. Я не просила, чтобы меня похищали, насиловали и резали ножом. Так почему же ты глядишь на меня с такой ненавистью?

Женщина ничего не говорит в ответ. Я слышу, как чудовища смеются.

– Почему ты злишься? Ты не можешь смотреть на меня без этого адского огня, горящего в глазах. Они сделали это, они похитили меня и причинили боль. Я не вызывалась добровольцем, чтобы надо мной надругались и унижали, они сделали это. – Я указываю на дверь.

– Это не я! – ору я, ударяя себя в грудь. – Это все они! – кричу я женщине в зеркале. – Не надо ненавидеть меня за то, что они сделали со мной

Вот только глаза женщины, смотрящей на меня, полны жалости и злобы.

– Они сотворили это. Не я, – шепчу я ей. Слезы катятся по щекам, и она утирает их своими пальцами, но ее печальные глаза не отрываются от меня.

Я знаю, она пытается мне что-то сказать, но я пока не понимаю ее.

– Расскажи мне, – говорю я, садясь на пол. Женщина в зеркале делает то же самое.

– Мне надо знать, почему ты так сильно ненавидишь меня.

Она продолжает смотреть на меня с таким всепоглощающим горем, и это разбивает мне сердце.

– Пожалуйста, мне надо понять, что тебя так возмущает во мне. Разве я относилась к чему-то, как само собой разумеющемуся, и не понимала этого? Я каким-то образом предала тебя?

Она не двигается. Она просто выглядит полностью потерянной.

Я зарываю лицо в ладони и пытаюсь через боль дышать.

Обняв коленки руками, опять смотрю на женщину. Она копирует меня, так же обхватив руками свои колени. Опускаю подбородок на колени и смотрю на своего двойника.

– Моя жизнь не будет стоить ничего, если ты не объяснишь, почему ты так держишься за свою ненависть ко мне. Мне необходимо знать почему, чтобы продолжать жить. – Я отвожу взгляд от ее измученных глаз.

– Я обижена на тебя, – отвечает она тихо, почти неслышно.

Наши глаза встречаются и неотрывно следят друг за другом.

– Почему ты обижена на меня? – спрашиваю я, чистое отчаяние сквозит в моем голосе. Но она продолжает смотреть на меня все с тем же горестным выражением, с того самого момента как я сняла бумагу с зеркала.

Она продолжает молчать.

Закрыв глаза, позволяю голове упасть на колени.

– Я обижена на тебя, потому что ты выбрала остаться сломленной, – говорит она немного громче. Я не смею поднять голову, боясь, что она снова перестанет говорить. – Когда это случилось, ты так отчаянно боролась, чтобы остаться в живых, но потом так же сильно боролась, чтобы больше не жить. И я зла на тебя за то, что ты не позволяешь жить нам обеим .

Это то, что я делаю?

Не живу?

Я поднимаю голову и вижу, что она смотрит на меня с надеждой в глазах. Она сделала очень важное замечание, которое заставило меня заново переоценить себя.

– Ты хочешь, чтобы я забыла, что они сделали? Притворилась, что ничего не произошло? Вела себя так, что это не произойдет снова? – спрашиваю я. Но она молчит. – Я не могу забыть. Я никогда не смогу. – Я смотрю в окно и вижу синюю сойку, сидящую на подоконнике.

– Нет, не забывай. Не притворяйся. Просто живи. Ради себя, ради меня и ради тех, кто любит тебя, – тихо шепчет она.

И в эту самую минуту, синяя сойка расправляет свои крылья и, совершив прыжок на доверие, доверяет своим крыльям нести себя.

– Эйлин, – нежно окликает меня Доминик.

Я встаю и поворачиваюсь посмотреть на него. Впервые за три года, чувствую себя почти свободной.

– Ты в порядке? Ты сидишь здесь уже больше часа.

Почти беззаботно, я шагаю в его объятия и прижимаюсь к его груди, пока он крепко держит меня в своем тепле.

– Я лучше, чем просто в порядке, – говорю я, улыбаясь у него на груди.

Я освободила свой разум, и надеюсь, что тоже смогу прыгнуть на доверие, позволив своим крыльям нести меня к свободе.

Глава 25

Мы с Домиником сидим на диване, и он переключается с канала на канал в поисках фильма для совместного просмотра.

Я закатываю глаза, когда он останавливается на «Вольной борьбе». Мужчина и борьба – да что с вами такое?

Глядя в сторону, прячу ухмылку, а когда Доминик поворачивается ко мне, изображаю зевок и отвожу глаза.

– Тебе это неинтересно? – спрашивает он.

– Хмм, похоже, ты становишься Шерлоком Холмсом, – улыбаясь, дразню его я.

– Ты только что на меня наехала? – он придвигается ко мне ближе.

– Не совсем. Я не наезжала, а только лишь закатила глаза и зевнула. Это две совершенно разные вещи, доктор Шрайвер.

Я рискнула посмотреть на него и увидела, что Доминик глядел на меня с поднятой бровью, хотя совершенно точно понимал, что это была шутка, потому что уголки его губ приподнимались в улыбке.

– А еще ты только что назвала меня Доктор Шрайвер, хотя помнится, я говорил тебе, что от этого похож на занудную, старую задницу.

– Ну, тебе и правда через три дня исполнится тридцать девять. Единственное, что я пыталась сказать, так это то, что на воре и шапка… – я не смотрю на него, изо всех сил пытаясь подавить хихиканье, которое так и вырывается наружу.

Доминик быстро пересаживается ко мне и теперь сидит гораздо ближе. Глаза грозно поблескивают. Что-то глубоко внутри подсказывает мне, что он собирается меня щекотать.

Со скоростью нападающей змеи, он выбрасывает руку, хватает меня за предплечье и тянет на себя. Единственное место, где мне действительно щекотно – стопы ног. Если мне удастся держать их крепко прижатыми к полу, ему ни за что не догадаться об этом.

В попытке пощекотать меня, Доминик впивается мне в талию пальцами.

– Правда? Думаешь, мне щекотно? – я пытаюсь отрицать правду, молясь, чтобы он не добрался до моих ног.

– Что, нет? Тогда, попробуем под мышками.

Я вытягиваю руки над головой, смотря на него с вызовом.

– Хм, под подбородком? – спрашивает он, пытаясь пощекотать меня там.

Я хихикаю, пытаясь отбить атаку, но его глаза сужаются, а лицо озаряет огромная улыбка.

О нет, доигралась.

Он хватает мою голень и одним плавным движением подняв мою ногу от пола, легчайшими касаниями, начинает щекотать мою ступню.

В тщетной попытке вырваться из его захвата, я извиваюсь на диване и в то же время безудержно хохочу, да так сильно, что у меня сбивается дыхание.

– Хв… – пытаюсь сказать я, но теперь в его большущей руке обе мои ноги, и он очень сосредоточенно щекочет их.

– Хв.. – я вдыхаю между приступами хохота.

Доминик опускается передо мной на колени и наклонившись, покусывает ребро стопы, несильно, но надавливая достаточно, чтобы заставить меня вдохнуть и перестать смеяться.

Поднимает глаза и его веселое, беззаботное настроение испарилось. Теперь в глубине его глаз тлеет пламя.

Он подносит мою ногу к лицу и целует свод стопы, потом делает то же самое с другой ногой.

Внутри растекается тепло, потребность, которую я не знала долгих три года.

Приятно надавливая, Доминик проводит руками по моим голеням. Он усиливает свою хватку, будто делает массаж. И тихонько возбуждающе покусывает от щиколотки до колена.

Добравшись до колена, мягко кусает, омывая место укуса своим влажным, шершавым языком, перед тем как втянуть ртом кожу, нежно потягивая ее зубами.

Закрыв глаза, опускаю голову на огромную, пушистую подушку и позволяю себе почувствовать красоту этого момента.

Руки Доминика и его рот движутся все дальше, на середину моего бедра и еще немного ниже.

Мое тело каменеет под его прикосновениями, и Доминик поднимает голову, но оставляет руки на моих бедрах.

– Если ты не готова, все нормально, – подбадривает он меня.

Я сажусь так, чтобы видеть его, слегка улыбаюсь.

– Я хочу попытаться, но не уверена, как далеко смогу зайти. Не хочу снова тебя разочаровывать.

– Мы будем продвигаться настолько, насколько тебе будет удобно. Скажи мне остановиться, и я остановлюсь, – говорит он, продолжая пристально смотреть мне в глаза и поглаживать бедра.

Его красивое лицо, квадратная челюсть, кривоватый нос и эти глубокие темные карие глаза завораживают меня. Я хочу его. Хочу принять его тело и завершить наше соединение.

Но я не могу довести себя до той точки, которая вернет меня к прежнему состоянию отшельницы.

И все же, я хочу попробовать.

Неугомонный рот Доминика медленно опускается на мое бедро. Я вижу, как он оставляет один поцелуй за другим, продвигаясь вверх по моей ноге. Мои ноги широко расставлены, чтобы принять его тело, и он поднимает мне юбку на бедра.

– Так нормально, детка? – в его голосе слышится что-то сексуальное, и я чувствую обжигающее тепло, исходящее от его рук, медленно движущихся к моим трусикам.

– Да, – вздыхаю я, стараясь дышать сквозь непристойную потребность.

Его пальцы нежно поглаживают меня через трусики. Мое тело цепенеет, но когда смотрю в глаза Доминику, снова расслабляется. Он просовывает руку под материю и осторожно скользит в меня пальцем, проверяя, чтобы убедиться, что я не возражаю, давая мне время привыкнуть.

Он ни на минуту не отводит от меня своих глаз: пристальный взгляд неотрывно следит за мной. Он вводит палец чуть глубже и медленно добавляет второй, растягивая меня, не спеша двигая ими туда-сюда, потом чуть-чуть быстрее. Он раздвигает пальцы, и от этого я вздрагиваю, но боль не длится долго – лишь несколько секунд – после чего перетекает в удовольствие, захватывающее все мое тело.

Во мне просыпается голод, бедра начинают подрагивать, пока Доминик продолжает двигать своими пальцами туда-сюда, вверх-вниз, глубже и все ближе подводя меня к краю. Его большой палец кружит вокруг клитора и, вдруг, я уже совсем близко.

Дыхание становится затрудненным, глаза закрываются, и я могу сконцентрироваться на этом исключительном, бурлящем ощущении, которое захватывает все мое тело в заложники.

Не предупреждая, Доминик ускоряется и меня подбрасывает над диваном, а из горла вырывается хриплый стон моего наслаждения.

Сердце несется вскачь, пока в каждую частичку моего существа проникает невиданное удовольствие. Когда Доминик садится рядом со мной и притягивает меня к себе, его рот заглушает мое срывающееся дыхание.

– Спасибо, – шепчу я, усаживаясь между его ног. Берусь за подол его футболки и стягиваю ее через голову, не в состоянии удержаться и не провести руками по его крепкой груди.

Его возбуждение упирается мне между ног, и я двигаю бедрами, чтобы прижать его поближе к себе. Несмотря на то, что я сейчас кончила, трение возбуждает. Протягиваю руку к пуговице его брюк.

– Ты не должна, – говорит он, беря меня за руки, останавливая.

– Я хочу. Я хочу попробовать и подарить тебе наслаждение.

Он шумно выдыхает и слегка кивает мне, убирая свои руки. Я слажу с него, и одним движением он снимает с себя брюки и боксеры.

Ух ты, как он красив. Везде.

Я нежно беру в руку его ствол, но мои пальцы не могут до конца обхватить его. Веду рукой вверх до кончика его члена и пальцем поглаживаю уздечку.

Непередаваемый стон вырывается из уст Доминика.

– Сожми посильнее, – говорит он, обхватывая своей рукой мои пальцы, надавливая так, как ему нравится.

Двигая вверх вниз по всей его длине, сжимаю его так, как он показал.

– Я все правильно делаю? Я делала такое только однажды. Прости, если что-то так.

– Детка, твои прикосновения просто чудо. Возьми мои яйца другой рукой и слегка сожми их и потяни.

Я смотрю Доминику в лицо, чтобы убедиться, что не причиняю ему боли, но он не выглядит так, будто ему больно. Ну, вроде, это не неприятная боль.

– Двигай рукой немного быстрее и чуть сильнее потяни за яйца, – тяжело дышит он.

Следуя инструкциям, смотрю на его лицо, охваченное удовольствием. Мне знакомо это чувство. Доминик только недавно подарил его мне.

– Мне нужно, чтобы ты поцеловала меня, но не переставай делать, то, что делаешь руками. – Его челюсть напрягается, и он слегка торопит мою руку. Наклонившись, целую его.

И еще раз.

Это так чертовски хорошо.

Его прикосновения становятся лихорадочными. Пальцами Доминик зарывается в мои волосы, прижимая мои губы к своим. Его бедра сильно подрагивают в моих руках.

– Бесконечно, – бормочет у моих губ Доминик, тяжело дыша. – Вот, как долго я буду любить тебя.

Доминик испускает низкий стон, и я чувствую, как теплая, липкая жидкость ударяет мне в руку.

– Мне так жаль, – говорит он, прерывая наш поцелуй и смотря при этом вниз между нами, на молочного вида субстанцию, покрывшую мою руку и его живот.

Я прячу улыбку, чтобы не смущать его.

– Все в порядке.

Он подскакивает и дает мне свою футболку.

– Вот, вытри этим, – говорит он, выглядя немного смущенным.

– Не глупи. – Я встаю с дивана и иду в ванную вымыть руки.

Когда возвращаюсь, Доминик уже оделся и сидит в гостиной с включенным телевизором и кажется раскаивающимся.

– Я сделала что-то не так? – спрашиваю я. – Потому что я могу лучше, тебе только надо научить меня.

Он берет мои руки, поднимает их и целует все мои пальчики.

– Нет, ты сделала все прекрасно. Я только надеюсь, что не слишком надавил на тебя.

– Я хотела попробовать это, хотела подарить тебе наслаждение. Но я не думаю, что уже готова для большего, чем это.

Черт побери, почему ощущение такое, будто я отказываю ему в основной его потребности? Хмурюсь, чувствуя себя неудачницей.

– Эй, почему ты расстроилась? – спрашивает он, гладя меня по волосам, пальцами разделяя прядки.

– Потому что я пока не могу дать тебе того, в чем ты нуждаешься. Мне так жаль. Я пойму, если ты захочешь… – я замолкаю, потому что не могу вынести даже мысль о нем, уходящем к другой женщине, несмотря на то, что действительно понимаю: как у любого здорового мужчины, у него есть определенные желания.

Он пальцем поднимает мой подбородок и смотрит мне прямо в глаза.

– За кого ты меня принимаешь? Есть только одна женщина, которую я хочу, и она сидит рядом со мной. Я никогда не давал тебе повода усомниться во мне, или моих к тебе чувствах, разве не так? Выбрось, пожалуйста, эти негативные мысли из своей хорошенькой головки. Я только тебя хочу. – Он целует меня. – Только. – Целует. – Тебя. – Целует, и еще раз.

– Прости меня.

– Прекрати извиняться. То, чем мы сейчас занимались, была любовь в ее совершенной форме. Поэтому, пожалуйста, никогда не извиняйся за то, что мы вместе с тобой сейчас разделили. Неважно, где это было: внутри или снаружи спальни.

Я улыбаюсь, слыша его слова.

Мы переплетаем вместе наши тела, когда он включает телевизор, и смотрим очередной побег героев Хогана.

Оглядывая свою бежевую комнату, задумываюсь. Мои ноги лежат на бежевом диване, рука Доминика лежит на бежевой подушке.

– Доминик.

– Хммм. – Он смеется над каким-то эпизодом по ТВ.

– Думаю, мне бы хотелось сиреневую гостиную. – Я смотрю по сторонам и точно представляю необходимый оттенок, искусно покрывающий мои стены.

– Я найму женщину-моляра, – говорит он, целуя меня в макушку.

Я улыбаюсь и закрываю глаза.

Синяя сойка расправила свои крылья.