Текст книги "Совсем другие истории (сборник)"

Автор книги: Маргарет Этвуд

Соавторы: Жозе Сарамаго,Джон Апдайк,Вуди Аллен,Гюнтер Грасс,Кэндзабуро Оэ,Надин Гордимер,Эскиа Мфалеле,Инго Шульце,Чинуа Ачебе,Амос Оз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Annotation

Сборник рассказов, составленный лауреатом Нобелевской премии по литературе Надин Гордимер, явление в литературном мире уникальное. Здесь под одной обложкой собраны рассказы лучших писателей современности, в том числе пяти лауреатов Нобелевской премии по литературе. Эти рассказы, по словам Гордимер, «охватывают все многообразие чувств и ситуаций, доступных человеческому опыту». Однако этот сборник еще и международная благотворительная акция, вызвавшая заметный отклик в издательской среде и средствах массовой информации. Каждый издатель, который принимает участие в этой благотворительной акции, передает все средства от продажи сборника рассказов в помощь неизлечимо больным людям.

Надин Гордимер

Благодарности

Надин Гордимер. Предисловие

Мстислав Ростропович. О хосписах

Предисловие к русскому изданию

Артур Миллер. Бульдог

Жозе Сарамаго. Кентавр

Эскиа Мфалеле. На тихой улочке

Салман Рушди. Гнездо жар-птицы

Инго Шульце. Мобильник

Габриэль Гарсиа Маркес. За плечом любви всегда стоит смерть

Маргарет Этвуд. Долгий век свинца

Гюнтер Грасс. Свидетели эпохи

Джон Апдайк. Путешествие в страну мертвых

Чинуа Ачебе. Сахарный малыш

Амос Оз. Путь ветра

Пол Теру. Свора

Мишель Турнье. Осел и вол

Ньябуло Ндебеле. Смерть сына

Сьюзен Зонтаг. Сцена с письмом

Клаудио Магрис. Ты был

Ханиф Курейши. Наконец они встретились

Криста Вольф. Ассоциации в синих тонах

Вуди Аллен. Отверженные

Надин Гордимер. Настоящее сафари

Кэндзабуро Оэ. Подкидыши на этой планете

Об авторах

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

Надин Гордимер

Совсем другие истории

Благодарности

Многие люди внесли бесценный вклад в создание этой антологии. Я выражаю глубокую признательность: авторам, предоставившим свои произведения; издателям, которые публикуют и распространяют эту книгу, не получая от этого никакой прибыли:

Лиз Колдер («Bloomsbery Publications»), Великобритания;

Джонатану Галасси («Farrar, Straus Goroux») и Франсис Коуди («Picador»), США;

Арнульфу Конрад и («Berlin Verlag»), Германия; Карло и Инге Фельтринелли («Giangiacomo Feltrinelli Editore»), Италия;

Ариану Фаскель и Оливье Нора («Editions Grasset Fasquelle»), Франция; издательству «Companhia das Letras», Бразилия; издательству «Kastaniotis», Греция; издательству «Ulpius-Haz», Венгрия; издательству «Илинь», Китайская Народная Республика; издательству «Открытый Мир», Российская Федерация; издательству «Локус», Тайвань; и всем другим издательским домам, готовящим эту книгу к публикации.

Моим литературным агентам, в качестве своего вклада в благотворительный проект позаботившимся о правовой стороне издания:

Линде Шонесси и Терезе Николлс («А.Р. Watt Ltd.», Лондон);

Тимоти Селдсу и Кирстену Рингеру («Rus– sellVolkening, Inc.», Нью-Йорк).

А также:

Мишель Лапотр («Agence Michelle Lap autre», Париж) за помощь в проведении переговоров;

Дороти Уилере (ЮАР), которая осуществила электронную обработку всех рукописей;

Верне Хант (ЮАР), которая оказывала разнообразную помощь в работе над проектом, в том числе по обработке корреспонденции;

Джин Стейн с Гранд-стрит (США), которая компенсировала значительную часть моих расходов; г-ну Джибрилу Дьялло, директору отдела по связям (Программа развития ООН); г-ну Шаси Таруру, заместителю генерального секретаря отдела по связям и общественной информации (ООН).

Моя особая благодарность – Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций г-ну Кофи Аннану, по собственной инициативе утвердившему реализацию этого проекта под эгидой ООН.

Надин Гордимер. Предисловие

Приходите послушать истории, собранные для вас в этой книге! Перед вами открывается чудесная возможность, уникальная в двух отношениях.

Во-первых, это редчайший случай, когда на страницах одной антологии встретились писатели с мировым именем, работающие в столь различных стилях и направлениях. Их произведения охватывают все многообразие чувств и ситуаций, доступных человеческому опыту: трагедия здесь соседствует с комедией, фантастика – с сатирой, война – с любовью, а действие этих рассказов происходит на различных континентах и в рамках самых разных культур. Читатель узнает немало о других и о самом себе; ему предстоят такие откровения, которые способна явить (и являла испокон веков) только художественная литература – искусство рассказывать истории.

Наряду с сочинением музыки это искусство – древнейшая форма волшебства и древнейший способ развлечения.

Под этой обложкой собран двадцать один рассказ, и голос каждого рассказчика не похож на все остальные, каждый восхищает яркой индивидуальностью и удивительным мастерством слова, присущим современным писателям. В их числе – пять лауреатов Нобелевской премии по литературе. И все они собрались вместе, чтобы подарить радость чтения каждому, кто откроет для себя эту необыкновенную, редкостную сокровищницу творческого дара.

Во-вторых, все писатели, принявшие участие в этом проекте, предоставили свои истории (отобранные самими авторами лучшие образцы того, чего им удалось достичь за свою творческую жизнь) для публикации без гонорара и роялти. Издатели, публикующие эту антологию в разных странах, также не получают никакой прибыли. Почему же эти писатели и издатели согласились передать в дар свои таланты и труд?

Не так давно музыканты провели благотворительные концерты джазовой, поп – и классической музыки в поддержку сорока миллионов мужчин, женщин и детей во всем мире, зараженных вирусом СПИДа, половина из которых приходится на страны Африки.

Мы решили, что и нам, писателям и издателям, следует внести свой вклад в борьбу против этой страшной болезни, охватившей весь земной шар, – болезни, от заражения которой уже не гарантирована ни одна страна и ни один человек в мире.

Все доходы от продажи нашей антологии будут направлены на развитие образовательных программ по борьбе со СПИДом, на лечение людей, живущих с этой болезнью, и на исцеление нашего мира от страданий, которые она несет. Итак, покупая кому-нибудь в подарок или для собственного удовольствия этот уникальный сборник произведений знаменитых писателей, вы также – в размере цены, уплаченной за книгу, – вносите вклад в борьбу с этой чумой нового тысячелетия.

В самих рассказах, составивших антологию, тема СПИДа не затрагивается, но доходы от продажи книги позволят оказать поддержку и помощь жертвам смертоносного вируса.

Мстислав Ростропович. О хосписах

Я узнал о хосписах, о самой идее хосписов, может быть, раньше всех в России. У меня был друг, журналист, который жил в Америке, в Вашингтоне. Его звали Виктор Зорза. Это была его идея – сделать подобные дома. Идея появилась после того, как у Виктора умерла юная дочь. Он страшно переживал эту смерть и много думал о том, как облегчить людям уход в другой мир. Свою идею создания специальных домов – хосписов Зорза воплотил сначала в Америке, потом в России. Словом, первые хосписы в этих странах появились по его инициативе.

Когда я узнал, что у нас в Москве есть хоспис, я поехал туда и дал свой концерт. Было это года три назад… Идея таких домов – удивительная по своей гуманности. В том хосписе, в котором я играл (и в других, где я бывал), существуют такие маленькие часовни для людей самых разных религиозных вероисповеданий. В хосписах Европы и Америки я, например, видел часовни и для магометанцев, и для японцев, и для русских православных, и для католиков, – словом, это такие заповедные комнаты, куда люди могут прийти, чтобы посидеть, отдаться своим мыслям…

Я думаю, идея хосписов должна быть распространена у нас в России повсеместно. Этих домов должно быть как можно больше, чтобы люди всегда – даже имея семью, даже будучи не из бедных, а из «зажиточных» кругов – могли бы очутиться в обществе людей, находящихся в таком же положении, таком же периоде своего жизненного пути. Одни умирают рано, другие умирают поздно. А идею хосписов дала юная дочь моего друга, которая умерла так трагически рано…

Издательство «Открытый Мир» выражает благодарность Тамаре Николаевне Грулл-Гржиллайло за организацию интервью с М. Ростроповичем

Предисловие к русскому изданию

Предисловие Надин Гордимер, человека, без которого не существовало бы этой книги, объясняет все, кроме одного – судьбы затеянного ею проекта в России. Большинство иностранных издательств, участвующих в проекте, направляют средства от продажи книги на борьбу со СПИДом в африканских странах. В их случае это, безусловно, правильно. Однако, учитывая обилие в России собственных проблем, было бы по меньшей мере странно, если бы российское издательство последовало их примеру. С чем согласились представители Надин Гордимер, указав, что российский издатель может выбрать между помощью ВИЧ-инфицированным и безнадежно больным. Мы выбрали последнее. Хоспис.

Большинству людей в нашей стране смысл этого короткого слова неведом. Первые хосписы появились в России всего пятнадцать лет назад. О методах и принципах их работы часто плохо осведомлены даже медики. В России, где люди миллионами погибали от голода, репрессий и войн, о смерти старались не думать. Российскому обществу было не до того. Оно выживало. За этими хлопотами мы забыли о простой и неизбежной истине: каждая жизнь конечна, мы смертны.

Слово «хоспис», как и дома, носящие это имя, впервые возникли еще во времена раннего христианства. Во все эпохи они были воплощением милосердия и заботы о душевном и телесном покое тех, кто в нем нуждался. Как специальные учреждения, предназначенные для ухода за умирающими, первые хосписы начали появляться в середине XIX века во Франции, Англии и Ирландии. В 1980-х годах, как принято писать в литературе, «хосписное движение пришло в Россию». Нам бы не хотелось использовать этот шаблон. Никакого «хосписного движения» нет. Есть люди. Каждый из них встретился со страданием и смертью. Как и каждый из нас. Но эти – считаные – люди смогли не забыть увиденное, не убежать от него. Они смогли увидеть в смерти жизнь, а в умирающем – человека.

Баронесса Сесилия Сандерс была богатой и благополучной дамой. В 1967 году ее друг умер от рака в хосписе Св. Луки. В течение двух последних месяцев его жизни они беседовали о том, как, освободив умирающего от боли, дать ему возможность примириться с собой и найти смысл своей жизни и смерти. С тех пор Сесилия Сандерс посвятила себя созданию хосписов для онкологических больных. Ей 89 лет, но она продолжает работать.

Виктор Зорза был преуспевающим английским журналистом, когда его 25-летняя дочь умерла от рака в хосписе. Перед смертью она завещала отцу строить хосписы в Индии и России. Виктор и его жена Розмари написали книгу о смерти своей дочери. Изданная в Америке и отмеченная сенатором Кеннеди, эта книга произвела переворот в отношении американцев к проблемам смерти. Так началось общенациональное движение за создание хосписов. В 1987 году В. Зорза приехал в Россию. Благодаря ему было организовано обучение российских медиков основам работы в хосписе. Благодаря ему в 1990 году открылся первый российский хоспис в Лахте (Санкт-Петербург). Виктор умер в 1996 году, завещав развеять свой прах над этим хосписом.

Сегодня в России около 60 хосписов. В них работают люди огромного мужества и огромной души. «Святой», – искренне говорят они друг о друге, не задумываясь о том, насколько сами они достойны подобной оценки. Первым врачом первого российского хосписа стал удивительный человек – Андрей Владимирович Гнездилов. Врач-психиатр, доктор медицинских наук, профессор НИПНИ им. В.М. Бехтерева и кафедры психиатрии МАПО, почетный доктор Эссекского университета в Англии А.В. Гнездилов посвятил всю жизнь тому, чтобы облегчить страдания умирающих онкологических больных. Первый московский хоспис открылся в 1994 году. «Столкнувшись с безнадежными онкологическими больными, я поняла, что не могу их оставить» – так объяснила свой выбор Вера Васильевна Миллионщикова, его главный врач, возглавившая хосписное движение в Москве.

Среди многочисленных публикаций, посвященных первому российскому и первому московскому хоспису, почти незамеченным осталось открытие в 1991 году второго российского хосписа – в поселке Ломинцево Тульской области. Эльмира Шамильевна Каражаева, главный врач Ломинцевского хосписа, работала врачом в местной больнице. В 1990 году она познакомилась с Андреем Гнездиловым и Виктором Зорза. «Когда мы познакомились с Виктором и он рассказал мне об этой идее, она оказалась мне очень близка, потому что в шесть лет я потеряла маму. Ей было всего двадцать девять лет, она была медиком и умерла от рака желудка. Может быть, это судьба…» – говорит Э.Ш. Каражаева.

Хосписы – государственные учреждения. Один из основных принципов их работы звучит так: «За смерть нельзя платить». Здесь не берут денег с больных. Хотя Ломинцевскому хоспису не хватает очень многого – функциональных кроватей, одноразового белья, противопролежневых матрасов, памперсов… Его сотрудники работают буквально за гроши. Это очень тяжело. «Но ведь даже если нам в тысячу раз увеличат зарплату, мы не станем от этого добрее», – говорит Э.Ш. Каражаева.

Эти люди заботятся об умирающих. Только благодаря этим людям сохранится и продлится Жизнь. Благодаря всем им – от всемирно известного Виктора Зорза до никому не ведомых сестер и санитарок хосписа, которые в эту самую минуту обрабатывают язвы, кормят с ложечки, держат за руку умирающего. Того, рядом с кем должны быть мы. Того, для которого мы – дети, супруги, братья, друзья – не нашли времени, сил и сострадания. А они находят. За всех. Для всех.

Мы считаем своим долгом сделать хотя бы то немногое, что в наших силах. Все средства, полученные от продажи этой книги, мы перечисляем в Ломинцевский хоспис.

Если вы хотите присоединиться к благотворительной акции, вы можете перевести деньги на счет МУЗ «Ломинцевский хоспис»:

ИНН 7118009434 КПП 711801001 Расчетный счет 40101810700000010107 В ГРКЦ ГУ Банка России по Тульской области БИК 047003001 Назначение платежа: Благотворительное пожертвование для Ломинцевского хосписа Лицевой счет 03055000203

Артур Миллер. Бульдог

Это объявление в полстроки он увидел в газете: «Щенки пятнистого бульдога, по три доллара». За малярную работу он получил десять долларов и еще не успел их оприходовать. А вот собаки дома у них никогда не было. Когда он подумал об этом, отец уже давно похрапывал после обеда, а мать, занятая бриджем, на его вопрос о щенке в доме лишь рассеянно повела плечами и бросила на стол очередную карту. Он стал бродить по дому, не зная, что предпринять, и вдруг почувствовал, что надо поторопиться, пока щенка не перехватили другие. Он представил себе, что щенок принадлежит ему и никому больше, и сам щенок тоже прекрасно это знает. Он понятия не имел, как выглядит и на кого похож пятнистый бульдог, но звучало это замечательно и просто круто. И три доллара у него было, и удовольствие потратить их портила только мысль о том, что отец снова разорился и они опять сидят на мели. В объявлении ничего не говорилось о том, сколько было щенков, – возможно, их было всего два или три, да и те уже могли быть проданы.

Адрес в объявлении указывал какую-то улицу у черта на рогах, о которой он прежде и слыхом не слыхивал. Он позвонил, и сиплый женский голос объяснил, как туда побыстрее добраться. Он поедет по линии от Мидвуда, затем по надземке до Кульвера и пересядет на Черч-авеню. Он записал все это, а затем повторил в трубку. Слава Богу, щенков она еще не продала. Добирался он туда больше часа, но поезд был почти пуст – было воскресенье, окна с деревянными рамами были открыты, по вагону гулял ветерок, и было прохладней, чем внизу, на улице. На еще не обработанных участках внизу он видел старушек-итальянок в красных косынках – наклоняясь до земли, они собирали в подолы одуванчики. Его школьные приятели-итальянцы говорили, что одуванчики идут на приготовление домашнего вина и салатов. Ему вспомнилось, как однажды, когда они играли в бейсбол рядом с домом, он попробовал съесть одуванчик, но вкус был таким горьким и острым, что у него на глаза навернулись слезы. Старые деревянные вагоны, почти без пассажиров, покачиваясь и слегка дребезжа, разрезали пополам жаркий душный полдень. Он проехал над кварталом, где местные жители купали в проездах своих железных коней. В воздухе висела, мягко оседая, пыль.

Окрестности нужной ему куличкиной улочки были просто на удивление не похожи на то, к чему он привык. Здешние дома были из песчаника и выглядели совершенно иначе, чем обшитые вагонкой строения в его квартале, который был в основном застроен лишь несколько лет назад, а самые первые дома появились не ранее двадцатых. Здесь же старинными казались даже тротуары, сделанные не из цемента, а из каменных квадратов, между которыми пробивались хохолки травы. Он мог точно сказать, что евреи здесь не живут, – настолько спокойным и тихим было это место, где не было ни души и никто не сидел на скамеечках возле дома и не радовался солнцу.

Множество окон было распахнуто, из них, опершись локтями на подоконник, равнодушно смотрели на улицу женщины в лифчиках, мужчины в подштанниках, стараясь глотнуть свежего воздуха. Лениво на карнизах потягивались коты. Пот стекал струйками у него по спине – не только потому, что его донимала жара: он вдруг понял, что собака нужна ему одному – родителям было все равно, а старший брат сказал ему: «Да ты никак тронулся – нашел на что денежки фукнуть – на щенка! Да будет ли от него хоть капля проку? И чем ты собираешься его кормить, а?» – «Костями», – сказал он, и брат, который всегда все знал, завопил: «Ха! Костями! Да у него еще и зубов нет!» – «Ну, тогда супом», – промямлил он. «Супом! И ты собираешься кормить его супом?!» Тут неожиданно для себя он увидел, что стоит у нужного ему дома. Он даже растерялся и понял, что совершил одну большую ошибку, как бывает, когда сон примешь за быль или когда наврешь с три короба, а тебя уличат во лжи, и чувствуешь себя дурак дураком, а отступать некуда. Сердце у него забилось в угол грудной клетки, он почувствовал, что краснеет, и решил пройти еще с полквартала по пустынной улице, сопровождаемый взглядами из окон. И каково ему возвращаться с пустыми руками домой после того, как он сюда уже добрался? Ему показалось, что ехал он несколько недель, а может быть, и целый год. И сейчас возвращаться ни с чем? Стоило бы, наверное, хоть взглянуть на щенка, если, конечно, женщина его впустит. Дома он пролистал книжку «Хочу все знать», там было целых две страницы с собаками, был и белый английский бульдог с кривыми передними лапами и торчащими нижними клыками, и маленький черно-белый бостонский бульдог, и длинноносый питбуль, но картинки с пятнистым бульдогом не было. Если уж разобраться, он знал о нем наверняка только одно – цена ему была три доллара. Нужно было хотя бы увидеть своего щеночка, и он повернул назад и, дойдя до дома, сделал то, что говорила ему женщина – нажал на кнопку звонка к цокольному этажу. Звонок оказался таким громким, что он вздрогнул и готов был бежать прочь, но затем решил, что если она выйдет и увидит, как он драпает, то получится еще хуже. И он остался стоять, обливаясь потом.

Дверь на крыльце отворилась, оттуда вышла женщина и посмотрела на него сквозь запыленную металлическую решетку калитки. На ней было что-то вроде розового шелкового халатика, который она придерживала рукой, а на плечи спадали длинные черные волосы. Он боялся посмотреть ей в глаза и не мог решить для себя, какова же она, но сразу понял, что там, за калиткой, она чувствует себя неловко и натянуто. Он почувствовал, что она даже не догадывается, зачем он тут стоит и звонит, и торопливо спросил, не она ли поместила объявление в газете. Ах, вот оно что! Напряжение в ней сразу пропало, она щелкнула замком и открыла калитку. Ростом она была пониже его, и от нее исходил какой-то особый запах, нечто вроде смеси молока и затхлости. Он прошел за ней в комнаты, в которых после улицы было так темно, что ничего нельзя было различить, но были слышны громкий визг и тявканье. Ей даже пришлось кричать, чтобы он услышал ее вопрос, где он живет и сколько ему лет, а когда он сообщил – «тринадцать», она всплеснула руками и даже зажала рот ладонью, а затем сказала, что для своих лет он очень рослый. Он не мог понять, почему ее так это смутило, ну разве что она могла подумать, что ему все пятнадцать, как иногда ему и говорили. Ну и пусть. Он проследовал за ней на кухню, которая располагалась в глубине квартиры, и смог наконец оглядеться – глаза уже привыкли к тому, что солнца здесь не было. В большом картонном ящике с неровно обрезанными краями он увидел трех щенков и суку, которая сидела, глядя на него исподлобья и напряженно поводя хвостом. Что-то она не похожа на бульдога, подумал он, но сказать об этом вслух не решился. Просто рыжая сука в черную крапинку, и щенки такие же. Ему понравилось, что они такие лопоухие, но сказал женщине, что хотел только посмотреть щенков, а насчет покупки еще не решил. Что делать дальше, он не знал, и, чтобы она не подумала, что он совсем не разбирается в щенках, спросил, можно ли взять одного на руки. Ну разумеется, сказала она, нагнулась, взяла из ящика двух щенков и опустила их на синий линолеум. Они не были похожи на тех бульдогов, которых ему приходилось видеть, но было как – то неловко сказать, что ему, собственно, щенок не нужен. Она подняла одного из щенков с пола и со словами «ну вот, смотри» посадила к нему на колени.

В первый раз в жизни он был с собакой и боялся, что она соскользнет с колен, и взял ее на руки. Щенок был горячим и мягким, ощущение было какое-то неприятное, щекочущее нервы. Глаза как малюсенькие пуговки. Жаль, в книжке не было картинки. Настоящий бульдог злобный и страшный, а эти – всего лишь рыжие собачки. Он сидел со щенком на подлокотнике мягкого кресла и не знал, как быть дальше. А женщина между тем присела рядом и, кажется, даже погладила его по голове, но он не был в этом уверен, ведь волосы у него были густые, как щепса. Откалывая крупные секунды, тикали часы, и он смутно чувствовал, что ему тоже нужно утекать. А затем она спросила, не хочет ли он воды, и он сказал «да», и она подошла к крану и стала набирать воду, а он смог встать и положить щенка обратно в ящик. Она вернулась со стаканом в руке, перестав придерживать халат, и тот разошелся, открыв груди, съехавшие вниз и наполовину сдувшиеся, как это бывает с воздушными шариками, а она все говорила, что не верит, будто ему всего лишь тринадцать. Он выпил воду и хотел вернуть ей стакан, но она неожиданно притянула его голову к себе и поцеловала в губы. И, пока это происходило, он почему-то не смог посмотреть ей в лицо, а потом, когда попытался, то увидел только волосы и какое-то расплывшееся пятно. Она стала трогать его внизу, и у него по ногам прошла дрожь, которая становилась все сильнее, пока не превратилась в судорогу – почти так же, как в тот раз, когда он вывинчивал перегоревшую лампочку и задел патрон, который был под напряжением. И потом он никак не мог вспомнить, как оказался на ковре, – словно на голову ему низвергся могучий каскад воды и волос. Он помнил, как проник в ее жар и как все стукался головой о ножку дивана. Он почти доехал до Черч-авеню, где должен был пересесть на надземную линию до Кульвера, когда вспомнил, что она так и не взяла у него три доллара, – а как они об этом договаривались, вспомнить никак не мог. И вот сейчас на коленях у него подрагивал небольшой картонный ящик, в котором скулил щенок. Он царапал когтями стенки ящика, и эти звуки вызывали в нем озноб, а по спине бегали мурашки. Женщина, он сейчас вспомнил, проделала в верхней части ящика две дырки, куда щенок совал сейчас свой нос.

Его мать отпрянула, когда он развязал тесемку и из ящика вывалился, скуля и повизгивая, щенок.

– Ой, что это с ним? – закричала она, поднимая руки и словно желая от кого-то защититься.

Сейчас страх перед щенком у него уже пропал, он взял его на руки и позволял лизать лицо, видя, что это ее немного успокаивает.

– Он голоден? – спросила мать. Она стояла, готовая ко всему и слегка приоткрыв рот, когда он поставил щенка снова на пол. – Может быть, и голоден, – сказал он, – только кормить его надо легкой пищей, хотя зубки у него остренькие, как иголочки.

Мать положила на пол кусочек сливочного сыра, но щенок только обнюхал его, а затем сделал лужу.

– Ну надо же! – закричала она и схватила кусок газеты, чтобы подтереть.

Когда она нагнулась, он подумал о жарком месте, которое было у женщины, покраснел и отвернулся. Вдруг он вспомнил, как ее зовут – Люсиль, – она сказала ему об этом, когда они лежали на полу. Когда он вошел в нее, она открыла глаза и сказала: «Меня зовут Люсиль». Мать принесла миску вчерашней лапши и поставила на пол. Щенок поставил лапу на край миски, она перевернулась, и куриный суп, бывший на дне, вылился на линолеум. Щенок стал жадно подлизывать жидкость с пола.

– Ему нравится куриный суп! – закричала мать, необычайно довольная сама, и тут же решила, что и вареное яйцо ему придется по вкусу, и поставила кипятить воду.

Щенок почему-то понял, за кем ему нужно ходить, и сразу увязался за матерью, которая сновала между плитой и холодильником.

– Смотрите, ходит за мной как привязанный! – воскликнула она и весело рассмеялась.

На следующий день, по дороге из школы, он зашел в скобяную лавку и купил щенку ошейник за семьдесят пять центов и получил в придачу от хозяина лавки мистера Швекерта кусок бельевой веревки для поводка. Каждый вечер, отходя ко сну, он выдвигал потайной ящичек воображения и доставал оттуда свое сокровище – Люсиль – и думал о том, как набраться духу и позвонить ей и даже, быть может, снова встретиться и быть с ней. Щенок, которого он назвал Пиратом, рос как на дрожжах, однако не желал подавать никаких признаков того, что он бульдог. Отец считал, что место Пирату в подвале, однако щенок чувствовал себя там совсем забытым и заброшенным и все время скулил и тявкал.

– Он по матушке своей скучает, – говорила мать, и каждый вечер сын укладывал щенка в подвале на тряпках в старой корзине для грязного белья, давал ему вдоволь наскулиться, а затем брал наверх и устраивал на тряпье в кухне. Наступала тишина, и все облегченно вздыхали. Мать пыталась прогуливать щенка по их тихой улочке, но он вертелся как юла, опутывая поводком лодыжки, а она боялась нечаянно пнуть его и до изнеможения вертелась вместе с ним и повторяла все его вензеля. Очень часто, глядя на Пирата, он вспоминал Люсиль, и к нему снова подкатывал уже знакомый жар. Он сидел на ступеньках крыльца, гладил щенка и думал о ней, о ее бедрах и о том, что пряталось между ними. Он по-прежнему не мог ясно увидеть ее лица, а только длинные черные волосы и крепкую, сильную шею.

Как-то мать испекла шоколадный торт и оставила его остудить на кухонном столе. Торт получился пышным и – она была в этом уверена – очень вкусным. В те поры он много рисовал – ложки, вилки, пачки сигарет, а однажды даже материнскую китайскую вазу с драконом – в общем, все, что казалось ему интересным. И вот он поставил торт на стул рядом с кухонным столом и стал его срисовывать, а потом почему-то бросил, встал и вышел в садик, где стал возиться с тюльпанами. Он посадил их осенью, а сейчас появились всходы. Затем он стал искать почти новый бейсбольный мяч, засунутый куда-то прошлым летом… Он был уверен – хотя руку на отсечение не дал бы, – что лежит, голубчик, в подвале, в картонном ящике со старьем. До дна ящика он так и не добрался – все время отвлекали новые находки – он и думать забыл, что они могут быть здесь. Спускаясь в подвал с наружного входа под задним крыльцом, он заметил, что грушевое деревце, посаженное им два года назад, кажется, начало цвести – на одной из тоненьких веточек появился цветок. Он страшно обрадовался и почувствовал гордость победителя. За деревце он заплатил тридцать пять центов и еще тридцать – за яблоньку, которую посадил на таком расстоянии от груши, чтобы в один прекрасный день повесить между ними гамак. Сейчас, конечно, они еще слишком маленькие, но, может быть, через год будут как раз. Ему нравилось смотреть на эта деревца – ведь это он их посадил, – и он чувствовал, что они каким-то образом чувствуют его взгляд, и даже был уверен, что они тоже смотрят на него.

Задний двор заканчивался трехметровым деревянным забором, за которым находилась площадка, где по воскресеньям играли в бейсбол дворовые и полулюбительские команды-такие, как «Дом Давида» и «Черные Янки». В одной из них играл Сэтчел Пейдж – за ним бежала слава одного из лучших подающих страны, и только его черная кожа не пускала его в высшие бейсбольные лиги. Все игроки «Дома Давида» завели себе длинные бороды – он никак не мог понять, зачем это им было надо, – может, они были правоверными евреями, хотя на таких похожи не были. Иногда после неудачного дальнего броска мяч оказывался в их дворе – именно такой вот мяч ему и вздумалось искать сейчас, когда на дворе была весна и стало тепло. В подвале он нашел коньки – они были на удивление острыми, и он вспомнил тиски, в которых зажимал сразу оба конька, затачивая бруском лезвия. Он выбросил из ящика разодранную бейсбольную перчатку и овдовевшую перчатку хоккейного вратаря, огрызки карандашей, коробку цветных мелков и деревянного человечка, который взмахивал руками, если потянуть за веревочку. А потом он услышал у себя над головой, как скулит и повизгивает щенок – но не так, как всегда, а очень громко и пронзительно, не давая себе передыха. Он бросился наверх и увидел мать, которая в распахнутом пеньюаре спускалась в гостиную, и вид у нее был испуганный. Услышал, как в кухне щенок царапает когтями линолеум, и побежал туда. Щенок кругами носился по кухне и издавал звуки, похожие на вопли, и мальчик сразу увидел, что живот у него вздулся. На полу лежало то, что осталось от торта.

– Мой торт! – закричала мать и подняла блюдо с остатками пиршества высоко над головой, словно спасая его от щенка, хотя спасать, собственно, было уже нечего. Мальчик попытался поймать Пирата, но тот ускользнул от него в гостиную. С криком «Ковер!» мать устремилась за ним. Пират все носился не останавливаясь, только круги стали шире – здесь было больше места, – и морда его стала пузыриться пеной. Вдруг он упал как подкошенный на бок, хватая пастью воздух и повизгивая. У них никогда раньше не было собаки, они даже не подозревали о существовании ветеринаров, и он стал листать телефонную книгу, нашел номер Американского общества защиты животных и позвонил. Сейчас он боялся даже прикасаться к Пирату – тот скалился и рычал, видя его руку, и вся пасть была в пене. Когда перед домом остановился фургон, он выбежал наружу и увидел парня, который вытаскивал из машины небольшую клетку. Он сказал парню, что собака съела чуть ли не целый торт, но тот и ухом не повел, вошел в дом и бросил взгляд на Пирата, который по-прежнему лежал на боку и коротко повизгивал. Парень набросил на него сетку, а когда втиснул щенка в клетку, тот попытался встать и выскользнуть.