Текст книги "Праздничный поединок (ЛП)"

Автор книги: Марен Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 8

Занесенные снегом с Сатаной, т. е. Сантой

Джексон

Пятница наступила быстрее, чем я ожидал, учитывая, насколько я был занят, пытаясь закончить работу до праздников. Большую часть недели я провел в своем новом доме, избегая своей семьи, как чумы.

Не поймите меня неправильно, мои братья ― мои лучшие друзья, и мы с родителями необычайно дружны. А Джози… Ну, она просто Джози. Моя младшая сестра.

Обычно мы общаемся несколько раз в неделю, и между нами постоянно идет переписка, которая, кажется, никогда не прекращается.

Но есть причина, по которой я избегаю их любой ценой.

Эмма Уортингтон.

После драки в магазине… и ночи, проведенной в тюрьме, сплетни распространились по всему городу, как лесной пожар. Поэтому мой телефон был переполнен сообщениями и звонками от родных еще до того, как я включил его, оказавшись на свободе.

Я сообщил родителям новость о том, что мы будем устраивать ежегодную вечеринку вместе с семьей Эммы, и они были не в восторге от этого, но поняли, что другого выхода нет, и сказали: что бы ни случилось, мы с этим справимся. Таковы уж мои родители.

Они примут все, что угодно, и сделают из этого лучшее. Так же, как они поступили, когда началась эта чертова вражда. Они взяли плохие яйца и сделали гоголь-моголь. Как там говорится… когда жизнь дает тебе все, что угодно?

Так что теперь я избегаю их не поэтому. Дело в том, что моя мама любит наседать, и как бы я ее ни любил, я не могу отвечать на все ее назойливые вопросы, одновременно занимаясь организацией этой дурацкой вечеринки. Не говоря уже о том, что мои братья просто охреневают от того, что мне приходится работать с Эммой Уортингтон. И хотя я не возражаю против всего того, что они говорят об Уортингтонах, у меня просто нет времени это слушать. Потому что это не поможет ускорить планирование вечеринки.

Звонок в дверь раздается в тот момент, когда я укладываю одежду в сумку для ночлега, сигнализируя о приходе Эммы. Остановившись, я подхожу к входной двери и распахиваю ее, обнаруживая ее на пороге.

На ней сексуальные обтягивающие темные джинсы в сочетании с облегающим кремовым свитером, который, я уверен, кашемировый, и соответствующая шапочка с пушистым помпоном на макушке.

Она выглядит чертовски мило.

Это никогда не нравилось мне раньше, но, опять же, как и секс с врагом, и все же мы здесь.

– Привет, ― говорит она, поднимая на плечо свою дизайнерскую сумку, которая, кажется, набита до самого верха. Честно говоря, я удивлен, что она не опрокинулась от ее веса.

Ухмыляясь, я протягиваю руку и беру сумку, к моему удивлению, без какого-либо протеста с ее стороны.

– Привет. Заходи.

Она переступает порог, и Марли с Мо устремляются к ней, каждый из них борется за ее внимание и за то, чтобы им почесали голову.

– Марли, Мо, остыньте на секунду и дайте ей войти в дверь, ― сурово говорю я, закрывая входную дверь и ставя ее сумку на пол. ― Вы, две крысы, ведете себя так, будто вас не учили хорошим манерам.

– Нет, нет, все в порядке, ― говорит она, нежно поглаживая каждого из них по голове, и хихикает, когда Марли лижет ей нос. ― Боже, вы оба такие милые. Я даже не могу с этим справиться.

Угрозы. Оба.

Я провожу рукой по волосам, пока они наслаждаются всем ее вниманием.

– Давай я возьму свою сумку, и мы поедем. Надеюсь, мы успеем добраться до города до темноты.

Она кивает, не отрывая взгляда от собак.

Я бегом возвращаюсь в свою комнату, беру сумку и бросаю в нее все, что мне понадобится в ближайшие два дня.

Когда я возвращаюсь в гостиную, она сидит на моем диване, обе собаки у нее на коленях, словно они крошечные щенки, а не настоящие лосята, какими они и являются.

Посмеиваясь, я качаю головой.

– Они окрутили тебя своими маленькими лапками. Ты ведь это знаешь, правда?

– Да, но это приятно. В детстве мне не разрешали заводить животных, а теперь, когда я… живу одна, я даже не задумывалась о том, чтобы завести питомца. Может быть, мне стоит.

– Да. ― Я киваю. ― Может, и стоит. Готова идти?

Она кивает, в последний раз гладит их обоих и целует в голову, затем встает с дивана и направляется к входной двери, чтобы взять свою сумку.

Я останавливаю ее как раз в тот момент, когда она собирается взять сумку.

– Я возьму.

Повернувшись ко мне, она удивленно смотрит на меня.

– Я думала, ты не джентльмен, Джексон Пирс?

– Может быть, я перехожу на новый уровень.

Она хмыкает, открывая входную дверь и выходя на улицу. Я следую за ней с обеими нашими сумками, перекинутыми через плечо, но останавливаюсь, когда она идет к своей машине.

– Нет, к черту, Эмма. Я же сказал, что мы поедем на моем грузовике.

Ее руки взлетают к бедрам, и она поднимает бровь с явным вызовом.

– Я не буду с тобой спорить по этому поводу. Мы берем мою машину, и точка.

Не обращая на нее внимания, я подхожу к своему грузовику, открываю дверь ключом и ставлю сумки на пол кабины, затем включаю машину и грею ее.

– Джексон, серьезно. Тебе нравится меня злить? ― кричит она в тот момент, когда начинает падать первый снег.

До этого момента я не замечал, насколько сильно упала температура, холод просачивается сквозь куртку и вызывает мурашки на коже.

– Эмма, садись в машину, или я перекину тебя через свое гребаное плечо.

Я знаю, что это, вероятно, только заставит ее вести себя еще более вызывающе, но, черт возьми, сейчас холодно, и я ни за что не полезу в эту консервную банку, когда надвигается снежная буря. В новостях говорят, что все должно быть не слишком плохо, но я не собираюсь рисковать.

Ее челюсть сжимается, а руки скрещены на груди, пока она обдумывает мои слова.

Она уже должна была понять, что я говорю не просто так.

Когда проходит несколько секунд, а она не двигается с места, я делаю несколько шагов к ней, пока не оказываюсь перед ней, а затем наклоняюсь и поднимаю ее на плечо.

– Боже мой! Ты, пещерный человек, опусти меня на землю!

– Нет.

– Опусти меня, а то я сейчас закричу.

Мои плечи трясутся от смеха.

– Снежинка, тут на многие километры нет ни одной живой души. Кричи сколько хочешь ― никто тебя не услышит. А еще лучше, давай я дам тебе реальную причину для крика. Мы оба знаем, как сильно ты любишь выкрикивать мое имя.

Ее маленькие кулачки ударяют меня по спине, но я едва чувствую их сквозь толщину куртки.

– Хватит, ― говорю я, шлепая ее прямо по обтянутой джинсами заднице, и звук эхом разносится по поляне. ― Чертовски холодно, и я уверен, что мой член вжался внутрь меня. Мы берем мой грузовик, конец истории.

Может быть, дело в ветре, который внезапно стих как раз в тот момент, когда я распахиваю пассажирскую дверь и усаживаю ее на переднее сиденье, а может быть, в том, что она решила послушать и хоть на секунду перестать быть такой чертовски упрямой. Но если бы мне пришлось гадать, это было бы первое, а не второе.

Мне бы не повезло.

Она взвизгивает, когда я бросаю ее на сиденье и берусь за ремень безопасности, чтобы пристегнуть ее, несмотря на ее протесты. Я закрываю дверь и огибаю водительскую дверь спереди, после чего открываю ее и проскальзываю внутрь.

– Черт, как быстро похолодало, ― бормочу я, в основном про себя. Моя пассажирка-принцесса ворчит себе под нос, но в остальном молчит.

Музыка для моих ушей.

Не говоря больше ни слова, я завожу машину и направляюсь по подъездной дорожке, ведущей к моему участку. На первый взгляд, в этом месте нет ничего особенного. Ничего примечательного, конечно. Но… то, что заставило меня купить его в первую очередь, ― это то, чего вы не видите.

Вы не видите того, что скрыто внутри, а ведь именно это имеет значение.

Так и с людьми. Именно то, что находится внутри, говорит обо всем, что нужно знать о человеке.

У этого дома есть своя история, и когда я рос, мне всегда рассказывали какую-нибудь историю о нем. То о призраках, то о том, что там кого-то убили, то о том, что там живет семья сквоттеров.

Ничего даже близко похожего на правду. Дом был заброшен после того, как доктор Якобсон потерял жену, а затем умер от разрыва сердца.

Это грустная история, но когда мне показывали дом, сын доктора Якобсона, Брент, сказал, чтобы я постарался увидеть все то счастье, которое когда-то было в этом доме. Попытался почувствовать весь смех и любовь, которые жили здесь до того, как он стал тем, чем стал.

Я не сентиментальный человек, но, услышав эту историю, я почти принял решение, а дом сделал все остальное.

Я горжусь тем, какую работу по восстановлению этого дома я проделал за последние несколько лет.

– Не мог бы ты переключить? Я ненавижу эту песню, ― бормочет Снежинка с пассажирского сиденья. Голос у нее такой низкий, что я едва слышу его за шумом радио и печки.

Фыркнув, я тянусь к ручке.

– Что?

– Ничего.

Она фыркнула, прежде чем заговорить.

– Очевидно, что-то есть, раз ты… фыркаешь, как будто тебе смешно.

– Просто ты не похожа на девушку, которой не нравится Джордж Стрейт.

– Просто не то настроение. Я вообще-то надеялась выключить его, чтобы сосредоточиться на списке для вечеринки. У меня такое чувство, что я что-то забыла. ― Она трет пальцами виски и тяжело вздыхает.

Может быть, я был слишком занят, пытаясь переспорить ее, чтобы заметить, насколько она напряжена, но сейчас я это чувствую.

И, видимо, мне теперь не наплевать на чувства Эммы, потому что я вдруг ощутил себя немного виноватым за то, что расстроил ее еще больше.

– Эй, мы разберемся, хорошо? Не переживай так, ― говорю я. ― Ты не будешь заниматься всем одна. Это наше общее наказание, а не только твое.

Мне кажется, это первый раз, когда кто-то из нас признал, что мы оба виноваты, а не возлагает вину только на другого.

Она смотрит на меня, прикусив губу, и кивает.

– Спасибо. Я просто… я чувствую сильное давление, когда все идет не по плану. Мои родители уже разочарованы, и я не хочу снова их подвести. К тому же мой отец все еще не оправился от прошлогодних… розыгрышей.

Черт, я и не думал, что эта вечеринка настолько важна для нее. То есть, да, вражда была всегда, но, судя по выражению ее лица, я могу сказать, что для нее это нечто большее, чем просто вечеринка. Больше, чем просто отсутствие обвинений или судимости.

– Я понимаю. Поверь, я все понимаю. Не волнуйся, Снежинка.

– Спасибо. ― Опустив взгляд на телефон, лежащий на коленях, она грызет накрашенный ноготь и смотрит на экран. ― Черт. Ты можешь позвонить в отель и сообщить, что мы можем немного опоздать с заселением? Я думаю, что, судя по радару, шторм может усилиться. Дороги могут быть более опасными, чем предполагалось.

– А… какой отель?

Эмма вскидывает голову, ее голубые глаза смотрят на меня.

– Отель, который ты должен был забронировать? Тот, который я сказала тебе забронировать, когда мы были в ратуше.

На секунду я прокручиваю в голове события того дня, когда мы были вместе, и не могу ничего вспомнить. Черт, я был измотан в тот день, и, честно говоря, единственное, что я помню, это как Эмма нависала надо мной, ее пухлые розовые губы прямо над моими после инцидента с лестницей.

– Пожалуйста, ― начала она, глубоко выдыхая. ― Пожалуйста, скажи мне, что ты не забыл забронировать отель, Джексон.

– Не забыл.

– О, слава Богу. Я как раз собиралась…, ― говорит она, но мои слова прерывают ее.

– Ладно, я не забронировал отель, но, в свою защиту скажу, что я не слышал, чтобы ты вообще просила меня об этом, так что технически я не забыл.

Она застонала рядом со мной, и я почувствовал, как ее голова ударилась о подголовник старого сидения позади нее.

– Это катастрофа. Абсолютная, полная чертова катастрофа.

Не отрывая глаз от дороги, я говорю ей:

– Все в порядке. Мы наверняка найдем что-нибудь, когда приедем в город. Мы просто разберемся на месте.

Я включаю дворники. Снег падает все сильнее, и уже стемнело, поэтому почти невозможно разглядеть дорогу перед собой. Чем дальше мы будем удаляться от города, тем хуже будут дороги, так как их не успели расчистить или посыпать солью.

Мы едем уже тридцать минут, и я понимаю, что если что-то случится, то мой грузовик будет надежнее. Прочнее.

Его труднее помять.

Но вот чего я не учел, так это того, как быстро испортится погода.

– Боже, найдем? В разгар метели? Это если мы вообще туда доберемся! ― кричит она. ― Посмотри, какой сильный снег, Джексон. Дороги еще долго будут небезопасны. Единственное место между нами и городом – это старый мотель на шоссе 55, и если мы его пропустим, то еще тридцать миль ничего не будет. Вот почему у меня был план, почему ты не можешь просто сесть и поехать. Почему ты не можешь относиться к моим планам более серьезно?

Черт, она права – после того, как мы проедем мотель, на протяжении многих миль ничего не будет. Господи, черт побери, я не хочу оказаться здесь на таком холоде. И даже если мы каким-то образом доберемся до города, это займет целую вечность, а дороги там будут такими же плохими. И кто знает, сможем ли мы вообще найти место для ночлега?

– Похоже, мы остановимся на ночь в мотеле, Снежинка.

Тяжелый вздох срывается с ее губ, и она опускает взгляд на телефон, лежащий у нее на коленях.

– Мой телефон почти разрядился, и, конечно, этот грузовик настолько стар, что тут его негде зарядить. Боже, если бы ты не таким пещерным и более разумным, мы могли бы взять мою машину и не беспокоиться о том, что замерзнем насмерть за ночь посреди чертовой метели, Джексон!

От снежной бури к метели. Понятно.

Я позволил ей выплеснуть все свое разочарование, потому что оно явно кипело на поверхности, особенно после того, что она только что рассказала о своих родителях, и когда она закончила, она зажмурила глаза, сделав еще один глубокий вдох.

– Все будет хорошо. Смотри, вон там мотель. ― Я показываю жестом через заснеженное лобовое стекло на ярко-красную мигающую вывеску, на которой на самом деле написано только «тель», поскольку две другие буквы погасли.

Я практически чувствую, как от нее волнами исходит отчаяние, но я не собираюсь рисковать нашими жизнями на этих дорогах, за рулем я или нет. Погода слишком испортилась, причем очень быстро.

Загнав машину на стоянку, я поставил ее на парковку, а затем повернулся к ней.

– Я пойду посмотрю, есть ли у них свободные комнаты.

– Лучше бы у них была свободная комната, Джексон Пирс. Ради тебя. ― Ее губы сжались.

Не уверен, должен ли я сейчас бояться Эмму или хотеть, но это определенно смесь того и другого.

Я натягиваю свою старую шапку на уши, как будто это как-то помешает холоду просочиться, а затем выхожу на снег. Земля настолько скользкая, что я чуть не падаю прямо у входной двери офиса, но каким-то образом мне удается открыть дверь и войти внутрь. Слава богу, меня тут же обдает порывом тепла.

– Привет, дорогой! ― говорит пожилая женщина с седеющими волосами с другой стороны стола. Похоже, она вяжет свитер.

– Здравствуйте, у вас есть свободные комнаты? Эта буря налетела непонятно откуда.

Она кивает, отрываясь от своей пряжи и любезно улыбаясь мне. ― Да, это действительно произошло неожиданно. Не волнуйся, милый, мы вас устроим. Какую комнату ты ищешь?

– Две, если возможно.

– Ах… ― Ее глаза скользнули по бухгалтерской книге, лежащей перед ней, и она нахмурили брови. ― Похоже, что у нас осталась только одна свободная комната. Было довольно много людей, которые остановились, услышав о буре, и, конечно, мы должны были зарезервировать несколько комнат для наших сотрудников. Не хотелось бы, чтобы они ездили по дорогам в такую погоду.

Я киваю.

– Конечно, нет. Я возьму то, что есть.

Потянувшись в карман, я достаю из бумажника наличные, так как что-то подсказывает мне, что у них нет терминала для карты, судя по бумажной книге, которую она использует.

Гвен, как я выяснил, ее зовут, быстро регистрирует нас, затем вручает мне старый ключ от комнаты и указывает, где припарковаться. Мы прощаемся, я открываю дверь и снова выхожу на холод.

Эмма смотрит на меня с переднего сиденья, скрестив руки на груди.

Плохо, что она не знает, что сегодня вечером свободна только одна комната с одной двуспальной кроватью.

Это будет долгая ночь.

И не в том смысле, на который я надеялся.

Глава 9

Hallmark

после наступления темноты

Эмма

― Ты, наверное, шутишь, ― говорю я, и мои глаза расширяются, когда я иду за Джексоном в комнату.

Единственную комнату.

Потому что, конечно, именно так все и происходит, особенно если речь идет о Джексоне Пирсе.

В этом мотеле остался только один единственный номер.

Что еще лучше?

Это номер для молодоженов, обставленный в стиле восьмидесятых, с такой же красной ванной-джакузи в форме сердца прямо в центре.

– Мило, ― говорит он, совершенно невозмутимый.

Я чувствую себя звездой какого-то реалити-шоу, а не частью шутки, в которой, похоже, участвуют все, кроме меня.

– Джексон, мы не можем здесь остановиться, ― говорю я ему в отчаянии. ― Ты же понимаешь это?

Он поднимает брови.

– А какие у нас варианты, Снежинка?

Я беру минуту, чтобы успокоиться, делаю несколько глубоких вдохов и пытаюсь изменить свое отношение к происходящему. Я обвожу глазами комнату: бархатное одеяло и бледно-розовые простыни на кровати, ванну-джакузи, рядом с которой лежат два полотенца, сложенных в форме сердца, а также дешевая бутылка шампанского.

– Ты прав. Извини, у меня просто стресс, но ты сам виноват, что не забронировал номер, ― говорю я, проходя и садясь на край кровати, доставая из сумочки телефон. Мне нужно хотя бы написать родителям и моей лучшей подруге Кэти, чтобы они знали, что я в безопасности. Ну, насколько я могу быть в безопасности, учитывая, что теперь мне придется ночевать в одной постели с человеком, который, хочет то ли задушить меня во сне, то ли трахнуть. Это меняется каждую минуту.

Нет, нет, нет. Повторения не будет. Я даже не собираюсь думать о том, когда мы с Джексоном в последний раз проводили ночь вместе. Я точно не буду думать о том, как он выглядел, когда я стояла на коленях между его сильными, мускулистыми бедрами, его руки запутались в моих волосах, а его мощная шея напряглась, когда он стонал от удовольствия.

Я точно не буду об этом думать. Так же, как и о том, что в этот момент между моих бедер возникает напряжение.

– Ты в порядке? У тебя щеки раскраснелись.

Я киваю, избегая его взгляда, встаю с кровати, беру свою сумку для ночевки и начинаю копаться в ней в поисках своей одежды.

– Да. Все в порядке. Просто буду готовиться ко сну. Я устала.

– Хорошо, без проблем. Я пойду поищу автомат, чтобы что-то перекусить, так как я уверен, что все уже закрыто. Какие-нибудь пожелания?

Подняв голову, я окидываю взглядом его плечи, любуюсь тем, как ткань рубашки обнимает мышцы, и мне становится интересно, занимается ли он спортом.

Проводит ли он время в спортзале, или эти мышцы – результат физического труда, которым сопровождается его работа?

– Мне подойдет все, что угодно. Захвати воду.

Он кивает и, бросив последний взгляд, исчезает в дверях номера, оставляя меня в тишине. И впервые за сегодняшний день я чувствую, что могу сделать полный вдох.

Я быстро проскальзываю в ванную и надеваю единственное, что взяла с собой для сна, ― большую футболку и пару трусиков, потому что, конечно, я не думала, что буду жить в одной комнате с кем-то. Тем более с ним.

Либо это… либо спать в джинсах, а этого не будет. Джексону придется смириться с этим и научиться быть джентльменом, над чем он всегда смеется.

А мне вообще нравится, когда он ведет себя как джентльмен? Разве? Потому что я, кажется, люблю эту его грубую, непокорную версию, хотя не должна.

Застонав, я опускаю голову на руки, а затем поднимаю ее, чтобы посмотреть в маленькое зеркало над раковиной. Мои светлые волосы, немного влажные от снега, в беспорядке обрамляют лицо. Сегодня я обошлась без макияжа, за исключением небольшого количества BB-крема, туши для ресниц и блеска для губ, поэтому я беру полотенце и вытираю остатки.

Закончив, я чищу зубы и провожу щеткой по волосам, затем снимаю контактные линзы и надеваю очки.

Обычно я надеваю их только перед сном, так что Джексон впервые увидит меня в них.

Не то чтобы я беспокоилась о том, что он думает о моем внешнем виде, или что-то в этом роде.

Потому что это точно не так. Кроме того, совершенно очевидно, что я ему нравлюсь, а это уже само по себе проблема.

Разгладив руками футболку, я открываю дверь и вижу, что Джексон сидит в кресле, перед ним лежит пакет с чипсами, а сам он склонился над тем, что похоже на планы дома.

– Если что, ванная свободна, ― говорю я, пробираясь к кровати и откидывая одеяло.

– Спасибо. Я просто хотел еще раз просмотреть эти планы. Мы уже близки к завершению, и я хочу убедиться, что все идеально, ― говорит он, сворачивая бумагу и убирая ее обратно в сумку.

– Для нового дома?

Он кивает.

– Да, один из самых больших проектов, которые я когда-либо выполнял. Много разных частей, чтобы собрать дом в единое целое. Схватив со стола горсть снеков, он подходит и садится напротив меня, раскладывая их по столу. ― Я не знал, что взять, поэтому взял всего понемногу. Я люблю шоколад.

– Ты и похож на парня, который любит шоколад.

На секунду он выглядит обиженным.

– Что это значит, Снежинка?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю, просто ты похож на человека, который любит шоколад, а не… что-то кислое? Я думаю, что многое можно сказать о человеке по тому, какие конфеты он любит.

Его смех сотрясает кровать под нами, когда я наклоняюсь и натягиваю футболку на ноги, сидя крест-накрест.

– Я и представить себе не мог, что буду делить еду из автомата в безвкусном номере для новобрачных с такой девушкой как ты, но все бывает в первый раз, да?

Я снова оглядываюсь по сторонам, слегка сморщив нос от красного ковра и соответствующих занавесок, прежде чем снова посмотреть на Джексона, который наблюдает за мной с улыбкой на лице.

– Вроде, все не так уж плохо. Могло быть и хуже. Может быть, мне даже немного нравится.

Вовсе нет, но ему не обязательно это знать.

С наглой ухмылкой я выхватываю шоколадку у него из рук, когда он подносит ее ко рту, и откусываю кусочек.

– Здесь столько сладкого, а ты хочешь то, что у меня, Эмми? ― поддразнивает он.

– Извини, но твое лучше. Я хотела спросить… как твои родители восприняли новость? Узнали о вечеринке?

Он пожимает плечами.

– Они не были в восторге от этого факта, но, честно говоря, что еще мы можем сделать? Мы все застряли в этой ситуации и должны пытаться извлечь из нее максимум пользы.

Я киваю.

– Я бы хотела, чтобы мои родители чувствовали себя так же. Я имею в виду, что чувствую себя разочарованием века, но что здесь нового, верно?

Джексон нахмуривает брови, забирает у меня шоколадку, откусывает кусочек и бормочет:

– Почему ты должна быть для них разочарованием?

– Я не знаю. Просто… мне постоянно кажется, что я все время до чего-то не дотягиваю. У моих родителей просто очень высокие требования к тому, как я должна себя вести, что я должна носить, что я должна делать, и иногда это кажется таким тяжелым. В такие моменты, как на днях с моей мамой. Извини, но тебе, наверное, все это безразлично. ― Я усмехаюсь и отвожу взгляд от его лица.

Мне странно и в то же время приятно признаться Джексону в этом вслух.

Затем я чувствую его пальцы на своем подбородке и снова обращаю свой взгляд к нему.

– Мне не все равно, Эмма. Ты не можешь быть разочарованием, и если твои родители так думают, то они слепы. Ты красивая, умная и амбициозная.

Я чувствую, как мои щеки пылают от его похвалы, и сглатываю эмоции, от которых перехватывает горло.

– Спасибо. Это было очень мило с твоей стороны.

– Я говорю правду. ― Его голос понижается на октаву, когда его глаза блуждают по моим ногам, с которых сползла футболка.

Боже, как это возможно, что я каким-то образом чувствую жар его взгляда на себе? Как будто он протянул руку и провел пальцами по тем местам, где блуждали его глаза.

Это невозможно, но я чувствую, как моя кожа нагревается без единого прикосновения.

– Джексон… ― Я предупреждаю.

– Эмми.

– Не смотри на меня так.

Он вскидывает бровь, притворяясь невинным, потом откладывает конфету.

– А как я на тебя смотрю?

Он точно знает, как он на меня смотрит.

Он не должен так смотреть на меня, потому что мы договорились, что это будет только одна ночь, и мы обещали, что никогда больше не будем говорить об этом.

Даже если… кажется, что ни один из нас не хочет этого по-настоящему.

– Как будто ты хочешь прикоснуться ко мне.

Наклонившись ближе, он шепчет:

– Как я хочу прикоснуться к тебе, Снежинка?

Боже, только глубокий, хриплый баритон его голоса заставляет мой клитор пульсировать. Власть, которую он имеет надо мной, должна вызывать беспокойство, но этот мужчина заставляет меня безумно, до умопомрачения желать его.

– Мы не можем этого сделать, Джексон. Все и так уже сложно… Вечеринка… ― Я сглатываю, сердце ускоряется в груди, когда его пальцы двигаются по краю моей старой футболки, касаясь моей кожи и заставляя меня дрожать. ― Наши родители… история отношений наших семей. Мы не можем позволить себе отвлекаться на это. Мы ведь даже не нравимся друг другу.

Он ухмыляется.

– Ну, я думаю, что ты мне нравишься больше, чем следовало бы. Я не могу перестать думать о тебе. Тебе не кажется, что было бы легче, если бы я не видел твою идеальную маленькую киску каждый раз, когда закрываю глаза? Если бы я хоть на секунду перестал вспоминать, как ты кончила от моего члена или как ты чертовски плотно обхватывала его, словно ты создана для меня? ― С этими словами он придвигается ближе, и не успеваю я опомниться, как оказываюсь на спине, а он пристраивает свои бедра между моими, нависая надо мной, и продолжает. ― Моя жизнь была бы намного проще, если бы я не начал понимать, что, возможно, мне нравится эта дерзкая, слишком организованная, не принимающая никакого дерьма и отдающая его с удвоенной силой девушка.

Я моргаю, вцепившись руками в простыни, чтобы не наделать глупостей, например, не прикоснуться к нему.

– Это очень похоже на меня.

Смеясь, он наклоняется и проводит носом по моей челюсти, отчего у меня перехватывает дыхание.

– Да. Ты именно такая, Снежинка, и, кажется, мне это чертовски нравится. Очень нравится.

Сейчас самое время остановиться. Сесть, привести мысли в порядок и сказать ему, что мы закончили… делать то, что делаем.

Но когда его рука скользит под ткань моей футболки, и пальцы пробираются к краю моих трусиков, я понимаю, что этого не произойдет.

Нет ни единого шанса в чертовой зимней стране Санта-Клауса, что я скажу этому человеку «нет». Не тогда, когда он так меня воспламеняет.

Эта… тяга между нами слишком сильна. Никогда в жизни я не хотела ничего так сильно, как Джексона Пирса.

Не того, кого я знала, как своего заклятого врага.

А того, кто, как я начинаю понимать, представляет из себя намного больше, чем я думала.

Словно прочитав мои мысли, он хрипло произносит:

– Об остальном поговорим позже. Сейчас я хочу лишь попробовать тебя на вкус, Эмма. ― Приподняв мою футболку, он пристально смотрит мне в глаза. ― Я хочу почувствовать, как ты снова кончаешь. Я хочу провести остаток ночи, забыв обо всем на свете, пока не останемся только ты и я.

Я киваю, помогая ему стянуть через голову мешковатую футболку и отбросить ее, оставив меня в одних кружевах.

– Ты и эти чертовы трусики. Розовые, с рюшечками, как и ты. ― Его слова превращаются в фырканье, когда он быстрым движением срывает их с моего тела, как и в прошлый раз.

Я начинаю думать, что у этого мужчины фетиш на разрывание моих трусиков.

Он облизывает губы, затем прикусывает нижнюю губу, его глаза блуждают по моему телу, вызывая во мне прилив желания. Почему это так возбуждает?

Этот мужчина смотрит на меня так, будто я его следующая еда.

– Я хочу запечатлеть тебя в своей памяти, Снежинка. Каждый твой сантиметр. ― Его медленный взгляд останавливается между моих бедер, и его руки скользят вверх, раздвигая их, так что он получает полный обзор моей киски.

Я уже знаю, что я мокрая и пульсирующая, просто потому, как его взгляд заставляет меня испытывать возбуждение.

Потянувшись за шею, он быстро стягивает с себя рубашку и отбрасывает ее в сторону.

У меня перехватывает дыхание при виде его широкой груди, точеного пресса, аппетитных выемок его пояса Адониса. Он выглядит так, будто сошел со страниц журнала, а не стройки.

Я провожу глазами по каждой четкой линии его мускулов и останавливаюсь на полоске волос ниже пояса.

– Так, кто на кого смотрит? ― Он ухмыляется, расстегивает ремень и одной рукой расстегивает джинсы. Одним мощным рывком он освобождает ремень.

Дорогой Бог.

– Интересно, как бы ты выглядела с моим ремнем на запястьях? Стоишь на коленях, как хорошая девочка, и принимаешь мой член. Ммм… ― Его глаза обшаривают комнату, и его бровь выгибается дугой, когда он останавливается на маленькой рождественской елочке в углу.

Встав с кровати, он подходит к елке, срывает с ветвей широкую красную атласную ленту и поворачивается ко мне. ― Может, поиграем, Снежинка?

Мое сердце бешено колотится, когда я представляю, как он… связывает меня, и моя киска пульсирует в ответ на картину, которую я себе представила. Визуальная реакция, которую я не могу контролировать, даже если бы хотела.

Боже, какая же я шлюха с этим мужчиной.

Он может играть со мной как угодно, и я бы, скорее всего, согласилась.

Когда я киваю, он возвращается к кровати с лентой в руках, его брюки расстегнуты, выпуклость члена проглядывает из-под трусов.

– На колени, ― приказывает он, низким и грубым голосом.

Я без колебаний переворачиваюсь на живот и поднимаюсь на руки и колени, высоко поднимая задницу в воздух. Я чувствую его взгляд на своей заднице, на пульсирующем месте между ног, когда он останавливается позади меня. Тепло его тела заставляет меня извиваться в предвкушении того, что будет дальше.

Его рука проходит по изгибу моего бедра, скользит к животу и поднимается к груди, где он зажимает пальцами мой чувствительный сосок. Не торопясь, он грубо перекатывает пик между пальцами, затем скользит рукой выше, к моему горлу, где слегка обхватывает, поднимая меня с рук, пока я не оказываюсь сидящей на коленях.

– Запястья, Снежинка.

Всего два слова ― и мои бедра покрываются влагой.

Я послушно завожу запястья за спину и чувствую, как его пальцы проводят по коже внутри. Он наклоняется вперед и нежно прижимает пальцы к моему горлу, а его губы приникают к раковине уха. ― Если в любой момент ты захочешь, чтобы я снял ленту, скажи «стоп», и я сниму ее. Хорошо?

Я киваю.

– Мне нужно услышать, как ты это скажешь, Эмма. Ты понимаешь?

– Да, ― вздыхаю я. ― Я понимаю.

Он берет мои запястья в свои руки, и я чувствую, как мягкий атлас ленты касается моей кожи, когда он затягивает ее на моих запястьях, связывая их вместе.

– Хорошая девочка. Это для твоего удовольствия, ― бормочет он, опуская меня на кровать и прижимая щекой к матрасу. ― Чувствуешь себя хорошо?