Текст книги "Солнце для всех"
Автор книги: Марек Лавринович
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Глава одиннадцатая
МИСС
Неизвестно, сделал ли свое дело хороший французский коньяк или сыграла роль приятная атмосфера, царящая в агентстве «Тедди и друзья», но Ян очень скоро пришел в себя. На следующий день около полудня он спустился вниз, поболтал с Тедди, заразился его оптимизмом и решил, что неплохо бы пройтись.
Дом, в котором располагалось агентство, стоял особняком. Ян выбрался из здания никем не замеченный. Выйдя на улицу, он поднял воротник, натянул на глаза шапку и дворами вышел на оживленную Пулавскую улицу. Первое, что Ян там увидел, это огромный билборд, на котором был изображен он сам с пачкой «Пириоса». Он попятился, но вдруг заметил, что пешеходы не обращают на рекламу никакого внимания. Яна это немного задело, ему захотелось закричать, что это его улыбка на билборде, и сам Боб Фестон из концерна, годовой доход которого в два раза превышает национальный доход Республики Польша, был им очень доволен. Но он справился со своими эмоциями и пошел дальше. Преодолев сто метров, он почувствовал себя настолько уверенно, что снял шапку, но и это не произвело впечатления на прохожих. Ян вздохнул с облегчением, одновременно ощутив обиду. Он вошел в магазин и попросил бутылку французского шампанского.
– Ваше лицо мне почему-то знакомо… – сказала продавщица, внимательно рассматривая Яна. – Вы снимались в каком-то сериале?
– Нет, я не снимался в сериале, – возразил Ян.
– Но ведь вы актер, да?
– Да… в некотором роде…
– Это, должно быть, здорово, – прошептала продавщица и мечтательно закатила голубые глаза. – Я каждый вечер читаю об актерах.
– Это тоже интересно.
– Да, – согласилась девушка. – Очень. Я читаю об актерах, а потом засыпаю, и мне все это снится. Вам тоже, наверное, снятся актеры?
– К сожалению, нет, – вздохнул Ян. – Мне почти ничего не снится.
– И не должно, – вздохнула девушка. – Ваша жизнь и так как сон.
– Правда?
– Да… – Она задумчиво улыбнулась. – Я читала об этом много раз. Вы ведь еще зайдете к нам?
– Зайду. Непременно зайду.
– Приходите перед закрытием магазина. Тогда у нас почти нет покупателей. Мы с вами сядем где-нибудь в уголке, и вы мне что-нибудь расскажете. Договорились?
– Расскажу, – пообещал Ян и быстро вышел.
В то время когда Ян шел по Пулавской улице, безуспешно пытаясь обратить на себя внимание идущих мимо людей, Тедди Кошикевич сидел перед огромным экраном и задумчиво рассматривал его улыбку. Что в ней такого необыкновенного? Какие элементы играют решающую роль? Может, все дело в чуть приподнятых уголках губ? А может, важен процент видных зубов? Немаловажное значение, вероятно, имеет и их форма. На эту улыбку работает все лицо, особенно глаза… Он перенес изображение улыбающегося Яна в компьютер и стал производить различные манипуляции с его лицом, пытаясь понять, когда еще то, а когда уже нет.
«Если бы мне удалось разгадать тайну Яна, – мечтал он, – мы бы могли смоделировать в компьютере любые образы».
Его размышления прервала дурацкая мелодия мобильного. Тедди нехотя поднес телефон к уху.
– Это Кеся, – услышал он страстный женский голос.
– Тедди слушает.
– Послушай, Тедди, у нас тут в Подлесной проходит конкурс красоты. В нем, естественно, принимают участие девушки из моего модельного агентства.
– Неужели они прошли кастинг? Это невозможно!
– Не ерничай. Мне нужна звезда в жюри.
– К сожалению, я не звезда, – с достоинством сообщил Тедди.
– В некотором роде звезда, но мне и не нужны суперстар.
– А сколько даешь денег?
– Нисколько, – нахально заявила Кеся.
– Ну, тогда у нас нет звезд для тебя, дорогая.
– Не будь свиньей, Тедди, придумай что-нибудь.
– Ну… разве только… прислать к тебе Яна.
– Что еще за Ян?
– Видела рекламу «Пириоса»?
– Постой-ка… Это тот парень с аистом над головой?
– Вот именно.
– Ну что ж… – пробормотала в трубку Кеся. – Реклама довольно известная, и парень вроде ничего.
– И он единственный, кого не интересуют деньги.
– Ладно. Договорились. Я пришлю за ним водителя в четверг около четырех дня. Целую.
– Пока.
В четверг ровно в шестнадцать ноль семь темно-зеленый «опель-астра» забрал Яна у агентства и повез в направлении Подлесной. Водитель оказался человеком разговорчивым и за время пути выдал Яну море полезной информации.
Находящаяся приблизительно в тридцати километрах от Варшавы деревня Подлесная еще в межвоенный период была известным дачным поселком. Со временем там стали покупать участки люди искусства, особенно музыканты и художники, а позже обосновались и предприниматели, привлеченные элитарностью этого места. В Подлесной появилось множество подобий вилл и дворцов, частенько безвкусных, но с годами строения приобрели присущий поселку налет аристократической патины. Артистов и художников там осталось немного. Им на смену пришли люди состоятельные и жаждущие известности. Они считали Подлесную самым лучшим местом на свете, название произносили с гордостью, надувая щеки, словно делали собеседнику большое одолжение (если он не имел честь сам проживать в этом элитном поселке). К такому типу людей принадлежала и знакомая нам уже Кеся, а также родители всех без исключения девушек, посещающих ее модельную школу. Водитель тоже находился во власти такого образа мышления и рисовал Яну картину настоящего рая, а Ян всему верил.
Так, мило разговаривая, подъехали к длинному мрачному зданию начальной школы. Ян засмущался, но элегантные дамы из оргкомитета быстро вытащили его из машины, обступили со всех сторон, и уже через мгновение пестрая группа, сопровождавшая Яна, оказалась у двери спортзала, где гостя познакомили с пани вице-председателем, женщиной средних лет, скромной красоты, невысокого роста, но исключительно элегантной.
После обмена любезностями Яна отвели в комнату, на двери которой была надпись «раздевалка для мальчиков». Он почувствовал сильный запах пота, смешанный с ароматом свежезаваренного кофе. Поскольку все стулья были уже заняты, кто-то предложил Яну забраться на козла. Он послушно влез на этот популярный гимнастический снаряд и сел на него верхом.
– Мой дорогой, – сердечно, но твердо заговорила пани вице-председатель. – Нам нужно выбрать самую красивую из тринадцати девушек. Их должно было быть четырнадцать, но одна сбежала. Родители и соседи ее сейчас ищут. Каждый из членов жюри выбирает своих фавориток, а потом мы суммируем очки и таким образом достигаем консенсуса. Через две минуты начало.
Ровно через двадцать секунд в школе раздался оглушительный звонок, и члены жюри проследовали в спортзал. Яна усадили на почетное место между пани вице-председателем и пани Кесей, которая оказалась худощавой брюнеткой неопределенного возраста, одетой в костюм из многослойного черного кружева, которое живописно колыхалось при каждом ее движении.
Напротив стола, за которым заседало жюри, был установлен обшарпанный деревянный подиум, над ним висела баскетбольная корзина, задекорированная розовой бумагой. На сетке и выцветшей шведской лестнице был натянут голубой плакат с надписью «Мисс Подлесная», украшенный гирляндами бумажных цветов и вырезанными из пожелтевшего картона толстыми бесполыми амурами. Прежде чем Ян успел их разглядеть, на подиум вышел известный местный конферансье Муся Выкрочук.
– Добрый вечер, дамы и господа! – воскликнул Выкрочук, повернув свою улыбающуюся физиономию к пани вице-председателю и согнувшись в раболепном поклоне. – Рад приветствовать вас на очередном конкурсе «Мисс Подлесная»!
Несколько человек принялись аплодировать. Конферансье снова поклонился, утер ладонью пот со лба, случайно обнажив манжет не очень свежей рубашки, и продолжил:
– Через мгновение перед вами предстанут тринадцать красавиц Подлесной. Конечно, в нашем поселке гораздо больше прекрасных девушек, но у большинства из них не хватило смелости принять участие в нашем конкурсе. – В этот момент конферансье украдкой глянул в угол зала, где собралась группа бритологовых молодых людей, выпивающих пиво. – Будем надеяться, что в будущем году нам удастся собрать их всех. Однако и те девушки, которых мы сегодня увидим, достойны восхищения, потому что, как сказал поэт…
– Кончай выпендриваться! – выкрикнул один из бритых парней. – Начинай уже!
Муся изменился в лице, словно хотел тотчас удрать, но ему удалось совладать со своими эмоциями, и он решительно объявил в микрофон:
– Номер первый – Сюзанна Банась!
На подиум вышла очень худая и сутулая девушка. Ее единственным достоинством была юбочка, настолько короткая что казалось, будто ее не было вовсе. Собравшиеся в спортзале могли как следует разглядеть необычайно длинные и худые ноги мисс Банась. Вероятно, они произвели впечатление, поскольку кое-где зааплодировали.
– Номер два – Амелия Робик! – продолжал Выкрочук.
Участница под номером два оказалась симпатичной, невысокой, слегка косоглазой блондинкой. У бритоголовых ее появление вызвало гул одобрения и многочисленные комментарии на тему, что бы они с удовольствием сделали, окажись с ней в интимной обстановке.
– Номер три – Анна Юрек, – как-то нехотя представил Муся следующую участницу.
Отсутствие энтузиазма у ведущего стало понятно зрителям, когда на подиуме появилась девушка, напрочь лишенная очарования и красоты.
– Уууу-у! – завыли лысые парни. – Уууу-у!
Девушка хоть и не была красавицей, зато имела характер. Она смело шагала вперед, не обращая внимания на вой из зала. На ее лице сияла улыбка висельника, но она все же дошла до конца помоста, с достоинством сделала пируэт и твердым шагом вернулась за Кулисы.
– Виолетта Кадлубская! – выкрикнул Выкрочук, стараясь не смотреть на зрителей.
И так одна за другой на подиум выходили участницы конкурса. Одни с гордостью несли роскошные груди, другие демонстрировали залу многообещающие бедра. Некоторые восхищали мастерски уложенными прическами или маленькими, ярко-красными губками-сердечками. Чем больше девушек выходило на подиум, тем сильнее разгорались страсти в зрительном зале, особенно в углу, который оккупировали любители пива. Ян внимательно наблюдал за происходящим, делал на бумаге различные пометки и то и дело отодвигался от пани Кеси, которая всякий раз, когда на подиум выходила претендентка из ее знаменитой модельной школы, проявляла неистовый энтузиазм. Так они дошли до момента, когда конферансье объявил:
– Номер тринадцатый и последний – Магдалена Бжозовская.
Из-за пыльной портьеры появилась стройная рыжеволосая девушка с огромными, красивыми глазами и тонкими чертами лица. Она так грациозно двигалась и выглядела настолько великолепно, что все обомлели. Даже Муся не мог скрыть восхищения и лишь вздохнул в микрофон. Девушка повернулась под баскетбольной корзиной, беззвучно скользнула по подиуму и исчезла за кулисой. Ян вдруг встал со своего места и захлопал, а следом за ним весь зал разразился аплодисментами, лишь остальные члены жюри сидели, не проявляя эмоций, хмуро уставившись в свои блокноты. Пани вице-председатель дала знак Выкрочуку, и конферансье продолжал:
– А теперь, дорогие подлесняне, пока наше замечательное жюри будет принимать решение, ожидание зрителей скрасит знаменитая вокалистка из нашего дома культуры Лаура Васонг, которая выступит с коллективом «Трусы инспектора Гаджета»!
На сцену резво выскочили коротко остриженные музыканты в футболках с большими красными буквами «ТИГ». Загрохотала басовая гитара, зазвучал тромбон, жалобно заиграл синтезатор, после чего на подиум вышла певица весом добрых сто килограммов и басом зарычала в микрофон:
– «Там, где было поле близко, скоро будет Сан-Франциско!»
Члены жюри под предводительством пани вице-председателя удалились на совещание.
На сей раз Яну не пришлось взбираться на козла – в раздевалке для мальчиков установили длинный стол и расставили стулья. Стол был сервирован бутербродами и пончиками, солеными палочками в сверкающих стаканах, были также чай и кофе в блестящих серебристых термосах. Члены жюри удобно расселись, некоторые закурили, другие принялись за еду. Очень скоро в раздевалке для мальчиков воцарилась аппетитная тишина, а потом пани вице-председатель громко прокашлялась и сказала:
– Предлагаю сначала выбрать пять девушек, потом из этих пяти троих, а из них победительницу. Лично я отдаю предпочтение следующим номерам: пятая, седьмая, восьмая, десятая, одиннадцатая. А вы, пани Кеся?
– Да… – Пани Кеся жеманно подняла руку, вокруг которой романтично развевались кружева. – Я придерживаюсь того же мнения: одиннадцатая, седьмая, десятая, восьмая и пятая.
– Семь, восемь, пять, одиннадцать, десять! – выпалила веселая толстушка, сидящая рядом с Кесей.
Пани вице-председатель вопросительно посмотрела на Яна.
– Тринадцатая, – сказал он.
– Кто, простите? – удивилась пани вице-председатель.
– Тринадцатая.
– Ну, раз вы так считаете… а кто еще?
– Только тринадцатый номер, – настаивал Ян. – Пять раз тринадцатый номер.
В раздевалке для мальчиков возникло замешательство.
– Но так нельзя! – воскликнула пани Кеся.
– Почему? – спросил Ян. – Если можно голосовать сразу за пять девушек, значит, можно пять раз за одну.
– Это одно и то же, – сказала толстушка и замолчала.
– Это не одно и то же! – запищала пани Кеся, и кружева грозно заколыхались вокруг ее фигуры.
Пани вице-председатель почувствовала: настал момент, когда она должна приступить к решительным действиям.
– Объявляю пятиминутный перерыв, – сказала она. – Вы пока побеседуйте, а мы с нашим дорогим гостем удалимся в кабинет директора и попробуем найти какое-то решение.
Она махнула рукой Яну, тот послушно встал, и они отправились в кабинет директора. Когда дверь за ними закрылась, пани вице-председатель театрально упала в кресло и вскричала:
– Пан Ян, дорогой, миленький, что же вы такое вытворяете?!
– Я? – удивился Ян.
– Разве вы не понимаете, что Магда не может пройти в финал?
– Почему? Ведь она самая красивая.
– Это не имеет значения. Она не может быть финалисткой, потому что не ходит у Кеси.
– Простите, но что значит «не ходит у Кеси»?
– Не посещает ее модельную школу и не принимает участия в показах.
– При чем здесь это?
– Какой же вы наивный. Пани Кеся предоставила наряды, декорировала зал, оплатила выступление Лауры Васонг и группы «Трусы инспектора Гаджет». Разве этого мало?
– Предположим, что много.
– Значит, мы многим обязаны пани Кесе. Очевидно, что звание «Мисс Подлесная» может носить только девушка из ее модельной школы.
– Но вы ведь сказали, что мы должны выбрать самую красивую.
– Красота – понятие субъективное.
– Но ведь все хлопали.
Пани вице-председатель глубоко вздохнула.
– Ладно, – сказала она. – Я не хотела об этом говорить, но есть и другие причины. Магда – дочь поэта, который живет в Подлесной, вы, наверное, слышали о нем, Петр Бжозовский, знаменитый литератор, его стихи переведены на многие языки.
– К сожалению, не слышал. – Яну стало неловко. – Но это, наверное, хорошо, что она дочь известного поэта.
– Может, он известный для французов, шведов, итальянцев и тому подобных. Для нас он просто выродок!
– Как же так?
– Вот так. Когда-то мы проводили большую акцию под названием «Украшаем Подлесную». В рамках этого проекта все устанавливали металлические заборы на кирпичной основе. Только поэт отказался. Заявил, что обшарпанный деревянный забор, который на одном честном слове держится, больше соответствует его внутреннему миру, поэтому он ничего менять не станет. Как вам это?
– Поэты – люди особенные, – сказал Ян. – Может, он действительно больше соответствует…
– Но не нам! Его забор нам всю улицу испортил. Кроме того, знаете, что он сказал о нас в газете?
– Что?
– Что у нас психология быдла. Там так и было написано: БЫДЛА! Нет, вы меня извините, но дочка этого негодяя не может стать «Мисс Подлесная»!
– Но она самая красивая!
Пани вице-председатель побагровела.
– Никакая она не красивая! – крикнула она. – Ни она, ни этот ее мерзкий папаша! Это мы красивые! МЫ! ВАМ ЯСНО?!!
– Ясно, – сказал Ян.
Он встал и пошел к двери.
– Мне надо пройтись, – сказал Ян. – Я еще не совсем здоров.
– Прекрасно! Прогуляйтесь и подумайте. Мы вас ждем на пончики. Только поторапливайтесь, публика ждет решение жюри.
Ян сбежал по ступенькам и вышел в ночь. Он повернул направо, затем налево и вдруг увидел слабо освещенный перрон.
Десять минут спустя пригородный поезд мчал его в Варшаву. За окном мелькали населенные пункты, но Яна они не интересовали. Казалось, он спит, но Ян все еще любовался стройной рыжеволосой девушкой с огромными серыми глазами.
Глава двенадцатая
ФЕНАКТИЛ
Тедди Кошикевич, как всегда, не подвел друга. Он не спрашивал Яна о произошедшем в Подлесной. Яну тоже не хотелось говорить об этом с Тедди. У обоих были другие мысли в голове.
Боб решил использовать Яна в рекламе нового кондиционера для деликатных тканей. Средство называлось «Венера», что, разумеется, навевало ассоциацию с богиней любви. Для рекламы этой жидкости в других европейских странах привлекались женщины. Но Боб настолько поверил в возможности Яна, что и представить себе не мог, чтобы кто-то другой рекламировал новый продукт «Би-си-би».
Идея была банальная: Ян, стоя перед камерой, держит в руках упаковку и говорит: «„Венера“ – жидкость любви». И улыбается. Все.
Съемки заняли около двух часов, никто особо не напрягался, потому что заранее было известно: улыбка Яна сделает свое дело. После монтажа (которого почти не было) Тедди полетел отдохнуть на Сейшелы. А Боб, как обычно, уселся с бокалом виски в своем кабинете и стал ждать информацию из магазинов.
Однако на сей раз телефон молчал. Боб какое-то время думал, что внештатники стараются собрать для него более точные данные и поэтому откладывают звонки. Но через сорок минут он не выдержал и начал звонить сам.
– Ну как?! – рявкнул он на первую девушку, до которой дозвонился. – Почему не звонишь, черт побери?!
– Не идет… – слабым голосом промямлила та.
– Что значит: не идет? Как это?
– Никто не покупает «Венеру».
– Как это никто?!
– Я уже здесь два часа стою, и никто не взял ни одной упаковки.
– Ни одной?!
– Вот именно. Другие средства покупают, а «Венеру» нет.
Фестон положил трубку. Он почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Но пересилил себя и продолжил звонить другим консультантам. Дела обстояли хуже некуда. В Варшаве, Кракове, Лодзи, Познани и Вроцлаве никто не покупал кондиционер для тканей «Венера».
Боб стал звонить директорам гипермаркетов, умоляя их снизить цены, установить рекламные плакаты, словом, сделать все, чтобы предотвратить катастрофу. Через полчаса «Венера» была самым дешевым средством на рынке, но, даже несмотря на это, кондиционер никто не хотел брать.
Боб заперся в своем кабинете и решил, что должен немедленно застрелиться. В ящике его стола лежал пистолет, но ему вдруг стало себя жаль. Вместо этого он достал из бара весь запас виски и напился как свинья.
Узнав о провале, Тедди незамедлительно вернулся в Варшаву. В самолете он слушал Пата Метени и вышел в «Окенче» лишь слегка бледный и в состоянии легкой меланхолии. Сразу же из аэропорта поехал в агентство, ни с кем не разговаривая, прошел в своей кабинет и вставил в видеомагнитофон кассету с рекламой. Тедди посмотрел запись один раз, второй, третий, четвертый, остановил пленку на финальной улыбке Яна, долго смотрел на изображение и вдруг все понял.
Улыбка Яна не была лучезарной, радостной, открытой миру, как прежде. Она стала горькой и печальной. Никто не поверил, что Ян держит в руках жидкость любви. В рекламе не было любви, лишь усталость, потерянность, апатия. Тедди вытащил кассету и с размаха бросил ее в мусорную корзину.
– Что было, то прошло, – пробормотал он. После этого Тедди спустился в бар и объявил, что организует вечеринку под названием «Прекрасный провал». Кошикевич имел обыкновение устраивать празднества не только по случаю больших успехов. Неудачи тоже были поводом для торжества.
На следующий день после сытного завтрака, который оказал на него благотворное влияние, Тедди пригласил к себе Яна. Вытащив из корзины кассету, он вставил ее в видео и перемотал пленку до момента финальной улыбки.
– Ясь, ты видишь это? – мягко спросил он.
– Что я должен видеть? – не понял Ян.
– Твоя улыбка стала другой. В ней нет радости и оптимизма.
Ян вгляделся в собственное лицо.
– Может, я не постарался… – неуверенно сказал он.
– Нет, мой дорогой… – усмехнулся Кошикевич. – Ты ведь не актер, и раньше ты не играл. Это просто в тебе было. А теперь исчезло.
– Но почему?
– Не знаю. Что-то на тебя повлияло.
– И что же теперь будет?
– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить как с другом. Ты бы мог остаться в нашем агентстве, благодаря тебе я много заработал, поэтому могу спокойно тебя содержать около полугода, но не знаю, хочешь ли ты этого.
– А почему я должен не хотеть?
– Давай посмотрим правде в глаза. В рекламе тебя больше никто снимать не будет. Другого занятия у меня для тебя нет. Ты можешь сидеть в буфете и пить кофе. И все.
– Я стал ненужным, да?
– Откровенно говоря, да.
– Что же мне теперь делать?
– Ты должен начать сам заботиться о себе. До этого всегда кто-то приходил, брал тебя за руку, направлял, а ты послушно шел. Настало время самому принимать решения. Не спеши. Ты получишь деньги за шесть месяцев, хотя, по-моему, и так не испытываешь в них недостатка. Что скажешь?
Ян встал и протянул Тедди руку.
– Я пойду, – сказал он.
– Позвони мне на днях.
– Позвоню.
В коридоре он снял с вешалки плащ и, ни с кем не прощаясь, вышел на улицу. Шел сильный дождь, но Яну не хотелось возвращаться. Он поднял воротник. Улица была пуста.
Несколько последующих дней Ян Август сидел дома и смотрел телевизор. Он надеялся, что зазвонит телефон и все изменится. Но шел день за днем, а телефон молчал. Тогда Ян решил пойти к Профессору, поскольку решил, что только тот сможет его понять. Был вторник, и Ян вспомнил: как раз завтра в отделении 3 «Б» день посещений.
В среду распогодилось, и Ян почувствовал себя лучше. По улице только что проехали две огромные поливальные машины, тротуары сверкали чистотой. Из витрин магазинов заинтересованно смотрели манекены, а прохожие спешили по своим делам. Ян шагал по улице и думал о том, что не стоит расстраиваться, ведь на свете столько всего интересного.
Однако чем ближе он подходил к больнице, тем меньше оптимизма у него оставалось. Он вспомнил о своей квартире, в которую никто никогда не приходил в гости, вечно молчащем телефоне, чужих людях вокруг и одиноких прогулках по городу.
А не лучше ли ему было в отделении 3 «Б»? Там он мог бы анализировать с Профессором творчество Шекспира, слушать музыку, читать умные книги. Ничего, что двери на волю закрыты. Подумаешь!
Ян дошел до больницы, поднялся на лифте на свой этаж и осторожно нажал на кнопку звонка.
Дверь открыла одна из медсестер. Какое-то мгновение она удивленно смотрела на него, потом воскликнула:
– Это же пан Ян! Проходите, пожалуйста.
Ян осторожно вошел. В коридоре было пусто, видимо, больные после утренней прогулки разошлись по своим палатам.
– А Профессор… – неуверенно спросил Ян, но в это мгновение ближайшая дверь широко открылась и показался доцент Красуцкий.
– Кого я вижу! – воскликнул он, увидя Яна. – Знаю, знаю, что у вас все в порядке, мой дорогой. Все получилось, и как!
– Что получилось? – спросил Ян.
– Это великое достижение психиатрии! – продолжал доцент, поднимая палец. – Со своим расстройством вы были обречены на безысходное существование в больнице, которое лишь ухудшало бы ваше состояние, а тем временем… нет, это неслыханно… à propos… кстати, вы ничего не вспомнили?
– К сожалению, нет.
– Ничего, мой дорогой. Самое главное то, что ваш случай доказал: безнадежно больной человек может нормально жить и функционировать в обществе. Да как! Вы знаете, что я пишу о вашем случае научную работу?
– Очень приятно, – сказал Ян. – Но если говорить о функционировании…
– Только не жалуйтесь, дорогой друг. Вы выиграли приз в лотерею, и не раз, а два. По правде говоря, так не бывает. Браво! Поздравляю!
– Спасибо.
– Что вас к нам привело?
– Я хотел бы увидеться с Профессором. Он еще здесь?
– А где же ему еще быть? Старый безумец. Нет, я не злорадствую… Конечно, он здесь, только теперь в другой палате, в самом конце коридора. Там немного темновато, но он доволен. Утверждает, что обрел покой, необходимый для размышлений. Я в эти его размышления, ясное дело, не верю…
В дежурной раздался звонок и послышался женский голос:
– Пан доцент, вас просят спуститься на второй этаж!
– Что за жизнь! – воскликнул Красуцкий. – Слышали, дорогой мой? Я у них как мальчик на побегушках. Последняя дверь направо. Этот старый чудак, насколько мне известно, как всегда, сидит там над своим Шекспиром.
Доцент Красуцкий поспешно пожал руку бывшему пациенту и ушел. В отделении было тихо. Лишь откуда-то из глубины Ян услышал голос, как ему показалось, пана Поняка:
– Бедный Том, что ест змей и ящериц, пьет стоячую воду, глотает крыс. Бедного Тома бесы секут на пустом поле, сажают в темницу и мучат ночью. У него есть три кафтана для спины, шесть рубах для тела, лошадь для езды и ружье для охоты.
Двери были приоткрыты. Ян заглянул. Профессор лежал на кровати, положив руки под голову, и задумчиво смотрел в потолок. В ногах примостился пан Поняк в помятой, запачканной пижаме. На его коленях лежала книга в твердом темном переплете, и монотонным, усталым голосом он читал фразу за фразой.
Увидев Яна, пан Поняк прервал декламацию, а Профессор оторвал взгляд от потолка и заинтересованно посмотрел на гостя:
– Неужели это наш пан Ян?
– Собственной персоной, – сказал Ян, входя в палату и садясь на указанный Профессором стул.
– Добро пожаловать, наш знаменитый пан Ян – предмет многочисленных научных симпозиумов, талисман политиков, тайная любовь домохозяек, головы которых настолько забиты покупками и барахлом, что без отбеливателя они не в состоянии ясно взглянуть на мир. Приветствую, дорогой коллега. Что тебя к нам привело?
Ян смутился.
– Я хотел бы, – сказал он, уставившись в выцветший, бесцветный линолеум. – Хотел бы здесь остаться…
– Должно быть, временная депрессия на почве слишком больших успехов. Я слышал о таких случаях. А ты, Поняк?
Пан Поняк кивнул головой в знак того, что он тоже слышал.
– Я бы хотел… остаться здесь навсегда… – повторил Ян.
– А что бы вы здесь делали, черт возьми?
Яну стало стыдно.
– Хотел бы… стать вашим учеником и ассистентом, пан Профессор.
И Ян рассказал обо всем, что с ним произошло. Шекспировед задумчиво смотрел на него.
– Да… – наконец сказал он. – Дело непростое… Да что там говорить, чертовски трудное…
– Что же тут трудного? Схожу на склад, выберу себе пижаму…
– Не получится. Вы не пациент. Вам не полагается ни пижама, ни фенактил.
– Почему?
– Согласно общепринятому мнению, вы здоровы.
– Но я не здоров.
– Конечно, здоровы. Вы никогда не задумывались о том, что ваши соседи по улице Кручей также одиноки, брошены и испуганы? Может, в молодости они и не боялись, но с возрастом человека все больше охватывает страх. Нет, не только перед смертью. Перед всем. Но они ведь сюда не приходят, а сидят в своих в квартирах, дрожат, плачут в одиночестве, а потом умирают, и очень скоро о них забывают.
– Это жестоко.
– Безусловно. Сверх всякой меры. Но все возвращается на круги своя. Сейчас, хоть вы ничего и не помните, вы способны вести нормальную жизнь здорового человека. Но через год снова можете заболеть. Такое ведь с каждым может случиться, правда, пан Поняк?
Пан Поняк кивнул, но было видно, что он не слушает Профессора, а думает о своем.
– Если вы снова заболеете, вас привезут сюда. Теоретически такое возможно.
– И мы будем читать с вами Шекспира? Профессор откашлялся.
– Если быть искренним, то и здесь возникают определенные трудности. Как вы, наверное, уже заметили, Поняк принял отвергнутое вами предложение стать моим учеником. Он очень старается. Сейчас мы как раз работаем над «Королем Лиром», и я должен признать, что некоторые интерпретации пана Поняка весьма… весьма неожиданны. Это творческий, необычный подход.
– Да… – сказал Ян. – Я пойду.
– Навещайте нас иногда. Мы скоро приступим к изучению «Макбета», а это драма власти. Вы, если я не ошибаюсь, многое знаете о проблеме.
– Увы, немного, – улыбнулся Ян.
– Значит, вы не сможете нам помочь в этом деле. – И Профессор протянул Яну руку. – Может, я должен был представить вам все в более радужных тонах, не быть таким категоричным… простите, если огорчил вас.
– Ничего, – сказал Ян.
В коридоре было пусто. Когда Ян дошел до двери, откуда-то появилась медсестра и с улыбкой открыла ему дверь.
Ян сбежал по ступенькам, вышел на улицу и остановился, не зная, куда направиться. Может, в парк, туда, где все и началось? Не долго думая, он пошел в сторону Уяздовских аллей.
На площади Трех Крестов он услышал вой сирен и взрывы. Перед министерством промышленности группа мужчин, человек двадцать, держала плакаты с надписью «Солидарность». Какой-то толстяк с повязкой на лбу исступленно крутил рукоятку сирены. Неподалеку несколько юношей в шапках с выцветшим слоганом «Солидарность» бросали дымовые шашки и петарды. Дверь министерства была загорожена металлическим щитом, за которым скучали трое полицейских. Один из них достал зубочистку и стал ковырять ею в зубах. Двое облокотились на щит, и один рассказывал другому о воскресной рыбалке. Прохожие шли по улице, не обращая на происходящее никакого внимания.
Один из демонстрантов, бородатый верзила, крикнул в рупор:
– Завтра нас будет пятьдесят тысяч! Здесь соберется пятьдесят тысяч!
– Ишь, разбежался, – заметил полицейский и выплюнул зубочистку.
Ян пошел дальше. На секунду он остановился перед костелом. По лестнице сбежал худой, нервный священник в пуловере. В руке он держал книгу.
– Польша погибает! – вскричал он, хватая Яна за локоть. – Родина наша гибнет!
– Я знаю, – сказал Ян, вырываясь из его рук.
Он прошел мимо жилых домов, американского посольства, перешел дорогу и оказался в парке.
Здесь ничего не изменилось. По аллеям прогуливались терпеливые мамаши, толкая перед собой коляски, и сгорбленные пенсионеры, меланхолично любовавшиеся деревьями. Ян нашел свою лавку и сел. Как зачарованный он смотрел на водную гладь пруда, но вскоре почувствовал усталость и закрыл глаза.
«Кто-нибудь обязательно за мной придет, – думал он. – Может, женщина? А может, ребенок? Придет, возьмет за руку, и мы пойдем…»
Где-то далеко заверещала птица, и ее песню сразу же подхватили другие.
«А если никто не придет?.. Тогда я могу еще раз… как сказал Красуцкий… могу все забыть…»
