Текст книги "Мода в саване"

Автор книги: Марджери Эллингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Кэмпион шагал по траве, пытаясь взглянуть на ситуацию как можно более объективно, и вдруг ему в голову пришла еще одна мысль. Кто бы захотел отомстить за Рэмиллиса – если тот был достоин отмщения? Кто за последние два часа хоть раз пожалел о такой трагичной и внезапной смерти? Кому было не все равно?

Именно в этот момент он услышал громкие всхлипы, доносящиеся из кустарника. Кто-то плакал.

Глава 13

Мальчик сидел на краешке спрятанной в кустах мраморной резной скамьи, закрыв лицо руками. Он плакал самозабвенно, как умеют одни только дети. Горе совершенно захватило его, и он был слеп и глух ко всему окружающему.

Хмель окутал стену за лавкой желтым занавесом из ароматных нитей. Кругом щебетали птицы и лениво гудели пчелы. Ненадолго Искусство исчезло из виду, а Моды как будто и вовсе никогда не существовало. Сад был сама жизнь, и плачущая фигура была частью этой жизни. На мгновение Кэмпион почувствовал благодарность к мальчику. Он присел на каменную ступеньку и вытащил сигарету. У его ног лежал роман «Айвенго», и он лениво перевернул несколько страниц в поисках Черного Рыцаря.

Он читал уже несколько минут, когда прерывистые всхлипывания утихли. Подняв взгляд, Кэмпион обнаружил, что на него уставилась пара покрасневших глаз.

– Бывает, – сказал Кэмпион, поняв, что пора бы уже нарушить молчание. – Такое порой случается. Это ужасно, но неизбежно.

– Я знаю. – Мальчик вытер лицо и каблуком пнул подножие скамьи. – Я знаю.

Он говорил с горечью, которую чаще слышишь у немолодых людей.

– Так глупо. Мне просто захотелось поплакать. Вот и все.

– Друг мой, это совершенно нормально. Шок вызывает слабость, это обычная физическая реакция.

– Правда? – спросил мальчик с явным облегчением. – Я-то не знал.

Последнее замечание как бы воплотило в себе все юношеские горести.

Мистер Кэмпион, напрягая память, перечислил известные ему физические реакции на шок, и сын Джорджии выслушал его с большим интересом.

– Тогда все ясно, – сказал он наконец. – Все понятно. А как там Джорджия? Как вы считаете, мне надо к ней пойти? Я не хочу. Я боюсь… боюсь, что снова испытаю шок. Да и в любом случае я буду только мешать. Мистер Делл с ней?

– Не знаю. Когда я в последний раз ее видел, с ней была моя сестра.

– Ваша сестра? Тогда хорошо. Все в порядке. Тогда я перелезу через стену и приведу себя в порядок в отеле. Надо сложить вещи. Она, наверное, захочет вернуться в город.

Мистер Кэмпион с интересом смотрел на заостренное личико своего собеседника. Оно было приятно глазу, но сыну всегда будет недоставать притягательности и обаяния матери. Всю свою жизнь он будет низкорослым и в целом не сильно изменится с детства. Это был странный ребенок.

Некоторое время они сидели молча, почему-то чувствуя себя на удивление спокойно друг с другом.

– Рэй не был мне отцом, вы в курсе? – Это признание прозвучало довольно резко. – Меня зовут Синклер.

– Понятно. Не знал, как тебя называть. А второе имя?

Едва вопрос прозвучал, Кэмпион сразу же пожалел о нем. Смущение его собеседника было очевидным.

– Окрестили меня Сонни, – ответил мальчик одновременно сухо и вызывающе – он явно научился этому тону недавно. – Тогда это имя казалось нормальным. Даже модным. Теперь, конечно, оно звучит жутко. Меня все зовут Синклером, даже мама.

– Меня окрестили Рудольфом, – сообщил мистер Кэмпион. – Но все называют Альбертом.

– А как иначе, правда? – поддержал его Синклер сочувственно. – Джорджия говорит, что на этом имени настоял мой отец, – думал, что я пойду в театр.

Его губы задрожали, и он яростно вытер лицо мокрым платком.

– А тебя не тянет на сцену?

– Дело не в этом. – Голос мальчика беспомощно дрогнул. – На самом деле мне все равно. Мне вообще все равно, кем быть. Я просто надеялся, что все наконец устроилось. Поэтому я и разнюнился. Это даже не из-за Рэя. Он был неплохим парнем – дружелюбным таким, общительным. И ужасно интересно рассказывал про свои похождения в Ирландии. Но с ним было столько хлопот! Приходилось все время ходить за ним по пятам, подыгрывать ему и уговаривать вести себя разумно и потакать Джорджии. Иногда он мне нравился, а иногда я ужасно уставал от него. Я испугался, когда услышал, что он умер. Думал, что меня стошнит, – все, как вы говорили. Но плакал я из-за себя.

Он громко шмыгнул и вновь пнул лавку.

– Поэтому я и решил рассказать – вам плевать, конечно, но все-таки это правда, и как-то неприятно, когда тебе сочувствуют, потому что ты переживаешь из-за смерти отчима, а на самом деле ты плачешь по себе. Признаться, мне на всех плевать, кроме Банни Барнс-Четвинда и старой Гритс. Это домоправительница Джорджии. Она меня нянчила в детстве.

– А кто такой Банни?

Синклер просветлел.

– Он хороший парень. Мы вместе перевелись из Толлесхерста в Хэверли в прошлом семестре. У него тоже проблемы с родителями. Они без конца разводятся и меняют планы. Банни – отличный парень. Он бы лучше объяснил. На самом деле все ужасно банально. Не хочу показаться снобом или нахалом, но вы же понимаете, хочется быть уверенным в своем положении, правда же?

Последний вопрос явно исходил из самого сердца, и мистер Кэмпион, всегда отличавшийся честностью, немного подумав, ответил:

– Неуверенность в своем положении может быть очень неприятной.

– Вот именно! – В покрасневших глазах мальчика застыло отчаяние. – Пока не появился Рэй, у меня вечно были проблемы. Все началось в Толлесхерсте. Это довольно неплохая школа, и сначала мне там нравилось, потому что Джорджию все хорошо знали, а потом… – Он замялся. – Потом все пошло не так. Всякие события…

– Ты имеешь в виду скандал?

– Да, наверное.

– Связанный с Джорджией?

– Да. Ничего ужасного, конечно, но… – Синклер залился краской. – Я сначала не понимал, что происходит, потому что был еще ребенком, но вы же знаете учителей. Болтают, как толпа старух. Дети все встают на ту же сторону, что и их родители. Ничего такого, просто все время ощущалось, что это не очень-то достойно. Над отцом в городе смеялись, а Джорджию постоянно фотографировали для газет.

Он резко втянул воздух и подался вперед.

– Мне было плевать, – сказал он искренне, – но я хотел, чтобы меня послали куда-нибудь попроще. Не хотелось чувствовать себя фальшивкой. Хотелось какой-то определенности. Иначе все как-то слишком запутывается. Ничего страшного, конечно, я не против. Но в итоге ты не знаешь самых элементарных вещей – ну, вроде шока, например, или почему вдруг хочется делать глупости, хотя прекрасно понимаешь, что это глупости: врать напропалую или притворяться, что любишь стихи, хотя на самом деле – нет. Ну, вы понимаете.

– Понимаю, – ответил мистер Кэмпион и впервые увидел, какую пользу приносил Рэймонд Рэмиллис. Его появление, видимо, изменило жизнь Синклера. Рэмиллис был нормальным человеком, хорошего происхождения и твердого положения в обществе. Из него, вероятно, получился бы хороший отчим. Английская система воспитания юных джентльменов подвергается постоянной критике, но нельзя не признать, что действует она весьма впечатляюще. Тем не менее ее преодоление может быть крайне болезненным, если ты плохо поддаешься шлифовке, а уж бесконечно выпадать из нее и вновь забираться обратно благодаря капризам своих родителей, должно быть, и вовсе мучительно.

– Тебе нравится в Хэверли? – спросил он.

Синклер опустил взгляд. В его глазах стояли слезы.

– Там очень здорово, – сказал он. – Очень хорошо.

– Наша школа когда-то играла с Хэверли, – заметил мистер Кэмпион. – Ваша команда была тогда очень сильной. А теперь как?

Мальчик кивнул.

– Да, мы на верхней строчке таблицы, – ответил он. – В Толлесхерсте было нелегко – в смысле быть отщепенцем, но здесь будет просто ужасно. Если разразится скандал, я всех опозорю. Никто этого не скажет, конечно, но я-то буду знать.

Поскольку они говорили начистоту и откровенность казалась уместной, мистер Кэмпион сказал напрямик:

– Может, у тебя еще будет хороший отчим.

– Может, – сказал Синклер и со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. В его глазах на мгновение загорелась искра надежды – и тут же погасла. Мистеру Кэмпиону еще не приходилось видеть столь жалкого зрелища. – Мама как-то была обручена с Портленд-Смитом. Мне он нравился. Безнадежный сухарь, но он знал, чего хочет и как этого добиться. Собирался стать судьей графства. Джорджии тогда пришлось бы уйти со сцены. Я этого ждал, хотя, конечно, это было нечестно с моей стороны. Думал только о себе. Но у него был тяжелый характер. Он застрелился. Вы знали?

– Да. Вообще-то, это я нашел его тело.

– Вы?

Синклер замялся, не осмеливаясь задать следующий вопрос, который озвучивали все и который неизменно звучал фальшиво.

– Примерно в таком же саду, как здесь, – ответил Кэмпион, не дожидаясь вопроса.

Некоторое время Синклер размышлял над причудливыми поворотами судьбы, после чего вернулся к собственным проблемам, которые были куда более реальными.

– Свинство, конечно, сидеть так и разглагольствовать о себе, – сказал он. – Я вообще веду себя как последняя свинья. Понимаете, у меня только начало что-то получаться. Рэй сказал, что если я буду хорошо учиться, то смогу поехать в Оксфорд и попытаться стать дипломатом. Я собирался заставить его сдержать слово и делал для этого все, что мог. Гадость, конечно, так рассуждать – он ведь только умер… Но я его любил. Я правда его любил, но понимаете, это же моя жизнь. У меня больше ничего нет. Теперь все переменится, и я снова потеряюсь. Здорово было бы начать все заново где-нибудь далеко. Хотя нет. Я люблю Хэверли и скучал бы по Банни.

Он рассмеялся.

– Банни с ума бы сошел, если б меня сейчас услышал, – фыркнул мальчик. – Жутко строгий парень. Простите, что изливаю душу. Пойду складывать вещи. Она поедет в город, и, если я не успею собраться, придется просить кого-нибудь отвезти меня. До станции тут далеко. До свидания, мистер Кэмпион. Спасибо, что рассказали насчет шока.

Не найдя другого места, он запихал роман сэра Вальтера в задний карман брюк, взобрался на стену и посмотрел на Кэмпиона сверху.

– Я сейчас болтал, точно Рэй, когда он выпьет, – сказал мальчик с неубедительной лихостью. – Забудьте, прошу вас. Ладно? Просто все так сошлось – один к одному, вот я и переволновался.

– Сошлось? – быстро переспросил Кэмпион.

Синклер, казалось, удивился.

– Ну, все так совпало, разве нет? Все сходится, словно мозаика. Вам так не кажется? У нас с Джорджией, по крайней мере, все так и есть. А у вас?

– Не знаю, – протянул Кэмпион.

– Мне кажется, так и есть. Приглядитесь, и вы сами увидите. Ну или мне это только кажется. Ладно, я пошел. До свидания, сэр.

Главный скорбящий по Рэймонду Рэмиллису исчез из виду, и мистер Кэмпион остался один – в полной задумчивости.

Он по-прежнему сидел на лавке с ногами, обхватив колени, когда появилась Аманда. Она была растрепана и измождена.

– Спрятался? Я тебя не виню. Самолет наконец улетел. Почти с часовым опозданием. Ну и спектакль!

Она присела рядом и принялась завязывать шнурок на ботинке. Рыжие волосы упали ей на лицо.

– Как он умер?

Мистер Кэмпион изложил суть дела, опустив лишь поразительное признание Вэл насчет морфина. Он по опыту знал, что от Аманды мало что можно утаить, поэтому остальное пересказал ей максимально точно.

Она сосредоточенно выслушала его, а когда он закончил, принялась фальшиво насвистывать.

– Альберт, – сказала она вдруг, – я слышу движение какого-то механизма.

Он повернул голову.

– Бросается в глаза, да? Даже мне. И кто же из нас божок этой машины?

Аманда замерла, все еще склоненная к ботинку.

– Ей бы хватило храбрости?

– Способна ли она так все организовать? Отравления обычно ассоциируют с женщинами, но она ведь сама заговорила о вскрытии. Бакстон-Колтнесс спокойно бы все подписал.

Аманда вздохнула.

– Может, она перестаралась? Или уверена в своей неприкосновенности?

– Но как можно быть в этом уверенной? Бакстон-Колтнесс и его коллеги, конечно, те еще шарлатаны, но они же не преступники. И они умеют проводить вскрытие.

Аманда открыла рот, но передумала и ничего не сказала.

– На Рэмиллиса мне плевать, – заявила она после паузы. – Он в любом случае был хамом и жуткой скотиной. Но мне не нравится, что нас использовали. Меня пугает ветхозаветность происходящего. Не хотелось бы попасть в мельницы Господни, особенно если ими управляет не сам Господь, а кто-то еще.

– Как будто кто-то руководит этими потрясающими совпадениями, – пробормотал мистер Кэмпион и впервые почувствовал, как по спине пробежал знакомый холодок. Как странно, что трое совершенно разных людей в течение часа выразили одну и ту же не самую очевидную мысль.

– А что дальше? – продолжала тем временем Аманда. – Что-то будет. Когда пилот забрался в кабину, он нашел это у себя на сиденье. Отдал мне.

Кэмпион взглянул на серебряную вещичку у нее на ладони. Это был орден Квентина. Аманда сжала свой смуглый кулачок.

– Я решила, что пока подержу его у себя, – сказала она. – Временно. Что ты об этом думаешь?

– Когда Джорджия после обеда пришла в ангар, его уже не было.

– Знаю. И на Делле его не было. И как он оказался на сиденье, прямо под носом у тех немногих, кто знает, что это и кому принадлежит? Его подбросили. Очередное «загадочное совпадение».

Мистер Кэмпион заерзал.

– Это просто оскорбительно, – угрюмо произнес он. – Аманда, мы выясним, кто этот несносный бог из машины.

Глава 14

Было проведено вскрытие тела сэра Рэймонда Рэмиллиса, ряд его внутренних органов подвергся тщательному исследованию – на это у ричмондской лаборатории ушло двадцать четыре часа, хотя в общем порядке подобные исследования занимают около трех недель.

Ознакомившись с результатами вскрытия, доктор Харви Бакстон-Колтнесс не счел нужным отзывать выданное им свидетельство о смерти, и похороны состоялись на пятый день после смерти. Господа Хаксли и Койн из крупной мебельной компании организовали все наилучшим образом.

В графе «причина смерти» в продолговатой черной книжечке значилось: «Остановка сердца вследствие дистрофии сердечной мышцы. Прочие факторы: хронический нефрит». На общечеловеческом английском это значило, что сердце сэра Рэймонда остановилось без каких-либо видимых причин – по крайней мере, насколько удалось выяснить доктору Бакстон-Колтнессу, мистеру Роландсону Блейку (члену Королевского общества хирургов) и ричмондской лаборатории. Кроме того, это значило, что вышеупомянутые светила готовы побиться об заклад, что ни одному специалисту в мире не удастся выяснить больше ничего. На этом и основывалось официальное заключение.

Некоторых это заключение изумило – среди них была Аманда, – но мистера Кэмпиона оно еще и разозлило. Гнев его все разрастался. Ему нанесли личное и профессиональное оскорбление, его репутацией бесстыдно воспользовались, и пророчество Вэл полностью сбылось. Хуже того, на сцене, казалось, все-таки появился «неизвестный науке смертельный яд». Кэмпион держался со всеми необычайно приветливо, и они с Амандой всюду появлялись вместе.

Они посетили похоронную службу в церкви Святого Иуды у Вестминстерского дворца, где их увидела Вэл, – они сидели на два ряда дальше Гайоги и выглядели необыкновенно элегантно в своих черных нарядах. Сама Вэл пришла на службу вместе с вдовой. Джорджия позвонила ей утром.

– Милая, я тебя прошу. Я на тебя рассчитываю. Единственные женщины в семье – мои тетушки и жена сводного брата, а они жутко злобные, да к тому же все воняют псиной. Со мной будет Синклер, конечно, но надо же, чтобы рядом была какая-нибудь женщина, правда? Я хотела попросить Ферди, но что-то не уверена… Он слишком молод. Алан пойдет один. Ему необходимо прийти, но нам нельзя появляться вместе. Это будет очень неприлично. Вэл?

– Да.

– Удивительно, правда?

– Просто невероятно.

– На самом деле я жутко расстроена.

– Ну конечно.

– Ты мне как будто не веришь. Но это правда, Вэл. Я каждую ночь плачу перед сном. Правда. Плачу и плачу. Я его любила. Не так, как Алана, конечно, но любила. Бедняга Рэй! Мне его страшно не хватает. Пойдем вместе. Я за тобой заеду за четверть часа до начала. Не слишком рано и не слишком поздно, да? В самый раз.

– Хорошо.

– Вэл, ты какая-то отстраненная. Ты на меня не сердишься?

– Сержусь? Дорогая, но на что? Ты же ничего не замышляешь?

Джорджия рассмеялась – весело и облегченно.

– Ну конечно нет. Я просто спросила. – И с комическим акцентом кокни добавила: – Мы, девчата, все же странные, вечно себе что-то воображаем. Такими уж уродились. Да, Вэл?

– Да.

– Ты меня любишь, хотя бы чуточку? Мы подруги?

– Разумеется, дорогая.

Вэл не была актрисой, и голос ее звучал немного принужденно.

– Правда?

– Не глупи. Я на работе. Конечно, подруги.

– Ну хорошо. И будь со мной поласковее. Мы же идем на службу в память о моем муже. Но ты меня не понимаешь, да? Ты такая жесткая.

Укол достиг своей цели, и лицо Вэл выдало ее эмоции, но телефон явил миру только ее спокойный высокий голос:

– Неужели? Мне так не кажется. Впрочем, не знаю.

– Вот я и говорю. Но я тебя не виню – напротив, восхищаюсь. Ты сама не знаешь, насколько тебе легче. Ты многое теряешь, но куда больше выигрываешь. Слушай, а как насчет леди Папендейк? Она пойдет с нами? Мы же не хотим походить на девиц легкого поведения. То есть мы и не будем, конечно, но все-таки мы слишком молодо выглядим. С кем она пойдет?

– Боюсь, она вообще не пойдет.

– Да? Почему? По-моему, ей надо пойти.

– Она решила, что не пойдет, – ответила Вэл. В действительности тетя Марта сказала, что знала Рэмиллиса слишком хорошо, чтобы не понимать: молиться за него – значит впустую тратить время, как свое, так и Господа. Но повторять ее слова не стоило.

– Ну понятно. Тогда остаемся мы с тобой – и Синклер, конечно. Я только что примерила свой костюм, просто потрясающе. Как ты думаешь, эти бабочки на шляпке не слишком игривые?

– Да нет, пожалуй. Ему же нравилось, когда ты хорошо выглядела.

– Ты что, смеешься?

– Ну что ты, дорогая.

– С тобой сложно. Ты не понимаешь. Я его любила. Я обожаю Алана, но любила Рэя. Правда. Любила.

– Ты нас всех любишь, – сказала Вэл. – Храни тебя Господь. Пока, золотце.

– Пока, дорогая. Я приеду в четверть третьего. Да, дорогая, не надевай все черное. Это ведь я вдова. Ничего, что я так говорю? Я подумала, что ты не обидишься. За это я тебя и люблю – можно быть самой собой. Вэл, как ты думаешь, я очень вульгарна?

– Не больше, чем мы все. До встречи, дорогая.

Похоронная служба была замечательно организована и проведена, поскольку церковь специализировалась именно на такого рода службах. Оглядывая старинный каменный неф, мистер Кэмпион подумал, что присутствующие, как всегда, разделились на «друзей невесты» и «друзей жениха» – только теперь это были «родственники и официальные лица» и «друзья покойного».

Таузер, представлявший королевскую семью, и его спутники, очевидно представлявшие Таузера, сидели по одну сторону прохода вместе с тетушками, сводным братом, сослуживцами Рэмиллиса и его приятелями по клубу. По другую сторону сидела Джорджия в окружении людей из «Цезарева двора». Синклер со стоическим выражением на вытянувшемся личике примостился рядом с матерью.

Вэл тщательно продумала свой наряд, и женская сторона ее натуры взяла верх. Она выглядела превосходно. В своем темном наряде Джорджия в кои-то веки смотрелась как-то уж слишком тяжеловесно, чересчур по-вдовьи, хотя и неизменно элегантно. Вэл на свой лад выполнила просьбу не одеваться во все черное – вместо обычной сумочки она взяла очаровательный серебристый конверт, украшенный оплеткой со старинного немецкого молитвенника и несколькими крупными живыми фиалками.

Многие оборачивались в ее сторону, а некоторые даже толкали своих соседей и показывали на нее. В основном это было внимание, которое обычно привлекает к себе красивая и изысканно одетая женщина, – но не только. Вэл пребывала в блаженном неведении. Она остро осознавала, что всего в нескольких рядах от них сидит Алан Делл, что рядом встает на колени и молится Джорджия, но в остальном церковь могла бы быть совершенно пустой – она бы не заметила.

Мистер Кэмпион тоже помнил о присутствии Делла.

Викарий, который в прошлом сам служил, решил произнести речь по этому поводу. Он был уже немолод, путался в воспоминаниях и пару раз спутал Рэмиллиса с каким-то другим воякой, но, поскольку вещал он привычным церковным речитативом, слушатели все равно практически ничего не поняли, а потому неловкий момент остался незамеченным.

Во время проповеди Кэмпион наконец позволил себе взглянуть на Делла.

Тот наклонился вперед, держа в руках шелковую шляпу, и лицо его четко вырисовывалось на фоне колонны. Время от времени он поглядывал на спины сидящих передним женщин. Аманда пнула Кэмпиона.

– У А. Д. такой вид, словно он на работе, – прошептала она.

Он кивнул и вновь посмотрел на Делла. На его лице теперь не было ни смущения, ни слабости, ни растерянности. На похоронную службу по Рэмиллису пришел Алан Делл – глава «Аландел», начальник Аманды, предмет восхищения Сида и любви Вэл. Мистеру Кэмпиону было его бесконечно жаль.

Он также видел Джорджию, неприступную в своей скорби, красоте и изысканности. Он знал, что рядом с ней сидит Вэл, и ему вновь вспомнились пророчества сестры. Многие женщины обладают пугающей прозорливостью, которая позволяет им самым невероятным образом постигать правду. И вместе с тем они не так умны, как думают, что совершенно естественно, конечно, но странно, учитывая их проницательность.

Удивительно, что при этом обе они были не в состоянии постичь одного мужчину и его поступки. Во многом он был средоточием всех их интересов, но они бесконечно ходили вокруг да около, пытаясь управиться с машиной, бывшей не сложнее велосипеда, при помощи инструмента, которым скорее получилось бы разобрать по винтикам часы.

Он снова взглянул на Делла: судя по всему, внезапная смерть Рэмиллиса и освобождение Джорджии потрясли его. Потрясение, конечно, было скорее физическим – благородный и вышколенный ум, привыкший к выходкам тела, наверняка отреагировал подобающим образом. Возлюбленная свободна, а значит, необходимо немедленно заявить на нее свои права – и тогда, после выражения скорби по преждевременно скончавшемуся, сердце сможет наконец-то возрадоваться. Радовалось ли сердце Делла? Мистер Кэмпион готов был поспорить на все, что угодно, – не радовалось. Мистеру Кэмпиону казалось, что Делл, возможно, испытывает отвращение к происходящему и – если он действительно так неопытен, как кажется, – недоволен собой. «Сейчас ты попросишь ее выйти за тебя замуж, – обратился он к Деллу мысленно. – Если дурак – будешь умолять, а если нет – попросишь неохотно. Если она согласится, вы вскоре поженитесь, и ты станешь одним из тех вечно раздраженных и нарочито жизнерадостных мужей, которые достаются Джорджиям мира сего. Но с того момента, как умер Рэмиллис, с той секунды, как ты об этом услышал, пусть тело Джорджии и остается для тебя тошнотворно привлекательным, ее оговорки, нечаянно выданные мысли, все то, на что раньше ты мог не обращать внимания, потому что это было не твое дело, – теперь будет бросаться тебе в глаза. На самом деле, как только ты узнал о смерти Рэмиллиса, Джорджия стала действовать тебе на нервы, хотя, конечно, ты отказываешься верить в то, что между двумя этими событиями есть какая-то связь и что чувства могут быть настолько хрупкими».

Мистер Кэмпион прочитал этикетку на шляпе Делла. Он думал о том, что ни Вэл, ни Джорджия не способны на подобные простейшие умозаключения, если только не втолковывать им их годами, и эти мысли вызвали у него совершенно детскую радость. Пусть они проводят свои изящные изыскания, тщательно взвешивают полученную информацию и перлюстрируют письма, подгоняя доказательства под свои фантастические теории, хитроумные и упоительные, словно китайские головоломки, но они не способны увидеть простые и ясные факты, даже если те будут заглядывать им в лицо.

Он посмотрел на Аманду. Она читала старый молитвенник, который нашла на скамье, Молитву в благодарность за спасение короля Якова от Порохового заговора.[16]

Когда они вышли из церкви, моросил дождь, и они на мгновение остановились на крыльце. К ним подошел Ферди Пол с подобающе скорбным выражением лица – уголки его рта смотрели вниз. Увидев Аманду, он просиял и радостно поздравил Кэмпиона с помолвкой, о которой, очевидно, уже все знали, но после этого вновь принял мрачный вид.

– Это ужасно, – произнес он своим неожиданно тоненьким противным голоском. – Сплошное невезение. Бьет прямо сплошняком. Это может плохо сказаться на Джорджии. Все решат, что она приносит несчастье, бедняжка. Люди порой такое думают.

Последнее замечание прозвучало неожиданно искренне и сопровождалось пристальным взглядом умных карих глаз.

– Даже представить себе не могу, как некоторые сумасшедшие приходят к своим идеям, – поделился он. – Кстати, как дела у Вэл?

Мистер Кэмпион не уловил смысла слова «кстати» и вопросительно посмотрел на Ферди Пола. Тот явно удивился, а потом чуть ли не смутился – если это в принципе было возможно.

– Она же пришла, да? Ну хорошо. С Джорджией? Правда? Прекрасно. Она ей так помогла. Джорджии куда хуже, чем она показывает. Последние несколько вечеров она играет едва ли не лучше обычного, но видно, что держится из последних сил.

Он умолк, и на лице его появилась бледная улыбка.

– Слава богу, это все не фарс, – сказал он, – или нам пришлось бы сойти со сцены. Но пока что «маленькая отважная женщина» вполне справляется со своей миссией.

Мистер Кэмпион слегка удивился. Несмотря на затейливую формулировку, от него не ускользнул намек на Вэл.

– Это все, конечно, было ужасным потрясением, – сказал он.

– Кошмарным, друг мой, просто кошмарным!

Никаких сомнений в искренности Ферди Пола он не испытывал. Его волнение было практически осязаемым.

– Кошмарным! Меня чуть удар не хватил, когда Джорджия позвонила. Взять хотя бы всю эту шумиху. Если бы бедняга Рэй хотел нам насолить, он бы не нашел лучшего способа.

– Не нашел бы. Гайоги, кажется, расстроился.

– Гайоги? – хохотнул Ферди. – Да он на три дня слег. Вы не знали? Он же влюблен в свой отель. Чуть ли не спит с ним. Это уже выглядит странно! А вот и он. Царь Гайоги из «Цезарева двора».

Замечание было недобрым, но метким. Гайоги Ламинов вышел из церкви с видом скорбящего императора. Он приблизился и церемонно поклонился.

– Речь была не совсем удачной, не так ли? – серьезно заметил он.

– Просто кошмар. Ни единой рекламы, – едко ответил Ферди.

Гайоги приподнял бровь и повернулся к Аманде.

– Вас приятно видеть даже в столь печальный день, – просто сказал он.

Мистер Кэмпион самым негалантным образом оставил свою нареченную в этом безвыходном положении и с облегчением услышал, как она говорит, что при виде Гайоги подумала совершенно то же самое. Он пошел вместе с Ферди встречать Джорджию.

Пока они шли по проходу, Вэл оттеснили от Джорджии, и она присоединилась к светской толпе, которую вынужденное молчание довело уже практически до кипения. В этот момент она поймала на себе тревожный взгляд Делла.

На мгновение ей показалось, что он ждал ее, но она раздраженно отмела эту мысль и приветствовала его холодной полуулыбкой. Он неловко протиснулся к ней через толпу и оказался рядом, когда все задвигались. Она понимала, что он хочет что-то сказать ей, и испытывала по этому поводу совершенно неуместное и унизительное ликование, но, услышав его торопливый хриплый голос, осталась в полном недоумении.

– Вэл, – сказал он, – вы же умная девушка. Вы же не станете винить невиновного, правда?

Она непонимающе уставилась на него, и тут перед ними появилась Джорджия.

– Поехали с нами, Вэл. Мы тебя подвезем. Ради бога, не улыбайся. Ты же знаешь этих фотографов. А где Синклер? Ладно, не важно. Найдет себе такси. Пойдем, нельзя тут стоять. Это ужасно выглядит. Пойдем, Алан. Мерзкий мальчишка. Я же сказала ему держаться рядом.

Главный скорбящий по Рэймонду Рэмиллису сидел на скамье в глубине церкви. Всю службу его терзала одна и та же мысль, и в последний момент он дал слабину и поддался ей.

– Господи, прошу Тебя, – молился он, – если Ты и впрямь существуешь, послушай меня. Я знаю, говорят, что ада нет, но если он есть, Господи, прошу Тебя, Господи, не сжигай Рэя. Он был всего лишь дураком, Господи, ужасным дураком. Пощади его, Господи.

Совершив эту молитву, он поднялся, поймал на себе подозрительный взгляд дьячка и с горящими ушами поспешил прочь. Мать уже уехала, он принялся искать такси и уехал бы в нем, но мальчика встретили Аманда и Кэмпион, которые пригласили его на чай.

Тем временем Вэл и Джорджия сидели рядышком в автомобиле Джорджии. Напротив них сидел Алан Делл.

Джорджия была на грани. Вэл еще никогда не видела ее такой напряженной. Она трудилась изо всех сил, задействовав каждую унцию своего магнетизма, а поскольку сейчас в этом не было никакой необходимости и они оказались в замкнутом пространстве, пусть и просторного автомобиля, – все были оглушены.

Вэл держалась очень тихо. Она спокойно сидела в своем уголке, поджав одну ногу, и четырехдюймовый каблук ее туфельки ярко выделялся на фоне серого репсового сиденья.

Делл был поглощен своими мыслями и выглядел крайне мрачно, но Джорджия буквально светилась лаской. Ее энергия захлестывала его, принуждая отвечать помимо воли, хотя он явно мечтал о минутке покоя.

– Милые мои, я впервые с того ужасного дня чувствую себя счастливой. Вы самые верные мои друзья. Я бы без вас и дня не смогла прожить. Знаю, иногда я говорю и делаю жуткие вещи, но я не нарочно. Как ты думаешь, Вэл, могу я снять шляпу? Нас же сейчас уже никто не видит, правда? В смысле, меня же никто не узнает.

Делл забрал у нее шляпу и положил рядом с собой. Мелкие черные бабочки на тулье привлекли его внимание, и он рассеянно поиграл с одной из них. Джорджия рассмеялась.

– Похожи на крылья самолета, правда? Вэл – просто гений. Удивительное создание. Ты это понимаешь, Алан?

Он бесстрастно оглядел их обеих – в его ярко-синих глазах застыл упрек.

– Вэл – хороший друг, – сказал он. – У тебя нет друга лучше.

Джорджия откинулась на спинку сиденья с по-детски обиженным видом. На щеках ее проступил румянец.

– Милый, я это прекрасно понимаю! – воскликнула она страстно и по-хозяйски схватила Вэл за руку. – Прекрасно. Как же иначе. Алан, зачем ты мне это говоришь? Я обожаю Вэл, и она меня тоже любит, правда? Ты же меня любишь? Мы уже много лет дружим. Мы просто ужасно расстроены. Такая печальная служба. Все-таки я ненавижу такие вещи. Давайте остановимся и выпьем где-нибудь. Хотя нет, наверное, нельзя. Господи, нам ведь сегодня вообще никуда нельзя идти. Что же делать?