Текст книги "Волчьи дети Амэ и Юки"
Автор книги: Мамору Хосода
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Глава вторая
Весна.
Пригородное шоссе, покрытое превосходным асфальтом, сменилось просёлочной дорогой, которая пересекала сумрак кедровника и открывала взору роскошные каскады засеянных террасных полей. В оросительных каналах журчала талая вода, спустившаяся с гор.
Хана, сидевшая рядом с водителем в белой машине районной администрации, невольно залюбовалась пейзажами. Сельская местность вдали от Токио.
Водитель, молодой сотрудник администрации по имени Курода, не стал сбрасывать скорость, когда дорога сузилась, и продолжал ловко крутить руль, не замолкая ни на секунду.
– К нам в администрацию района, конечно, приезжают люди, которые просят показать им свободные дома в деревне, но надолго они не задерживаются. Сама же видишь – тут ничегошеньки нет. До начальной школы и больницы ехать полчаса. До средней школы – трястись на автобусе или электричке по два с половиной часа в одну сторону. Это ж, получается, пять часов в день на дорогу. Природа тут, может, и хорошая, но если собираешься растить детей, то… ой!..
Асфальт неожиданно кончился, и машина резко подскочила.
– Думаю, в райцентре будет удобнее.
Амэ и Юки спали на заднем сидении, устав от долгой поездки. Они не проснулись, даже когда пошли кочки, ямы и началась тряска.
Из окон машины сквозь ветки деревьев виднелись заснеженные горные вершины. Хана сравнила их с фотографией в своём блокноте. С теми самыми родными горами, о которых он когда-то ей рассказывал.
Курода остановил машину у обочины, переобулся из кожаных туфель в резиновые сапоги, поправил сползшие очки и уверенно зашагал в гору. Хана двинулась следом, держа на руках спящих детей.
Дом утопал в зелени.
– Какой огромный!..
В разговоре Курода описывал его как «обветшалый семейный дом, построенный сотню лет назад». Но тот оказался куда великолепнее, чем Хана представляла себе. Однослойная черепичная крыша на мощных столбах, освещённая утренним солнцем, бросала на землю чёткую тень. Этот дом построили, ещё когда в окрестностях рубили леса. Какие там Хана и дети, да здесь хватило бы места огромной семье, соберись люди жить тремя поколениями под одной крышей.
Хотя, если приглядеться, окна в доме были грязными, потрескавшимися и наспех залатанными изолентой. Глина со стен местами совсем отвалилась, обнажив бамбуковый каркас, – Курода сказал, что это работа дятлов. Сразу становилось понятно, что здесь уже много лет никто не жил. За домом, у самой стены, стоял сарай, а на склоне, уходящем к горной дороге, – собачья будка, которая за прошлые зимы так накренилась под тяжестью снега, что, казалось, вот-вот рухнет.
– Ну и сдаём-то мы его почти за бесценок, но вот на ремонт уйдёт ого-го сколько! Это не дом, это руины настоящие… Да можно прямо в обуви.
Но Хана туфли всё же сняла. Стоило ей ступить из прихожей в комнату, как пол под ногами заскрипел. Огромная гостиная занимала никак не меньше тридцати квадратных метров. Под высоким потолком перекрещивались деревянные балки. Татами на полу местами выцвели от дождя и воняли плесенью. Раздвижные бумажные перегородки и двери были выломаны и небрежно приставлены к стенам рядом со шкафами и прочей мебелью. В печной комнате нашлась старинная жестяная дровяная печка, похоже ничем другим дом не отапливался. На кухне – брошенные тазики и кастрюли, почти утонувшие в пыли. Из шланга, идущего вдоль кафельной плитки, капала густая мутная жижа.
– Зато, электричество есть, колодец не пересох, и всем, что осталось в сарае, можно пользоваться.
Курода открыл все тринадцать окошек, выходящих на веранду, чтобы проветрить дом. Взгляду предстал двор, заросший сорняками. Хана заметила, что за деревьями вокруг дома начинается открытый участок.
– А там огород, да?
Действительно, участок походил на заброшенное поле. Курода вышел на веранду и спустился во двор.
– А, ну нет, тут на своём огороде жить не получится. Придут лесные животные и всё разорят. Кабаны там, обезьяны, медведи. Сколько над овощами ни бейся – всё пожрут. Здесь так много брошенных домов как раз потому, что всех людей прогнали.
– Так, значит, по соседству…
– Ни одной живой души до самого подножия холма.
– Неужели?
Курода вздохнул и огляделся по сторонам.
– Посмотрим какой-нибудь другой дом? В деревне есть варианты поприличнее.
Но она внезапно ответила:
– Я выбрала.
– Что?
– Этот дом, – Хана улыбнулась.
Курода опешил, его глаза за стёклами очков удивлённо заморгали.
– Почему?!.
Дети проснулись уже после того, как Курода уехал в деревню.
– Уо-о-о! Где мы?!
– Это наш новый дом.
– Уа-а-а! – Юки босиком выбежала во двор.
Она быстро нашла покосившуюся от снега будку и с радостным «ой, какая косая!» изогнулась набок, изображая её. Затем она обошла дворовый колодец, отчего-то присела на корточки перед муравьиной дорожкой и вежливо поздоровалась с насекомыми. В задней части двора Юки разглядела развалины старого склада, встрепенулась и бегом устремилась туда. Она ловко запрыгнула на крышу и, вполне довольная собой, что-то оттуда прокричала.
Амэ опасливо наблюдал за ней, прячась за столбом на веранде. Тут вдруг по столбу пробежала ящерица и Амэ громко завопил. Он кинулся вниз по ступенькам, подбежал к возвращающейся вприпрыжку Юки и вцепился в сестру, ища спасения.
Хана присела на веранду и спросила детей:
– Ну как вам? Нравится?
Юки горделиво расставила ноги пошире и заявила во весь голос:
– Нравится!
– Хочу обратно, – еле слышно отозвался Амэ, держась за подол платья сестры.
Юки было пять лет, Амэ – четыре.
Юки, красивая черноволосая девочка, росла активной и жизнерадостной. Она много помогала матери по дому, много ела и много смеялась. Она мгновенно запоминала детские книжки и сказки и пересказывала их наизусть.
Амэ был тихим и замкнутым. Упрямый, необщительный, плаксивый, избалованный, беспокойный – это всё о нём. Когда от волнения мальчик пускался в слёзы, его приходилось гладить по спине и заговаривать волшебными словами «всё хорошо, всё хорошо».
После того как Хана всё же решила съехать с токийской квартиры, у неё ушло несколько лет на выбор подходящего жилья.
Перед уходом Курода предупредил её, что жизнь в глубинке не сахар и что розовые очки в деревне долго не держатся. Но Хану его слова ничуть не смутили. Наоборот, ей очень понравилось это место, где можно воспитывать волчьих детей вдали от посторонних глаз. Новый дом воплощал её идею о том, что дети должны сами выбрать, как им жить: как волкам или как людям.
В сарае теснились вещи бывших хозяев. Помимо мотыг, кос и прочих сельскохозяйственных инструментов, попалась и педальная швейная машинка, и даже детский четырёхколёсный велосипед. Хана взяла с полки ящик с инструментами и внимательно перебрала содержимое. Первым делом нужно подлатать дом – настолько, чтобы в нём хотя бы можно было спокойно жить.
Белая машина администрации остановилась возле террасы.
– Сказала, «где угодно, лишь бы никто рядом не жил». Странная она, – доложил Курода деревенским старожилам о необычной переселенке.
Один из стариков, Хосогава, смотрящий на мир через очки с цветными линзами, поинтересовался таким деловым тоном, словно речь шла о полевых работах:
– Где её муж?
– Не знаю.
Другой серьёзный старик с полотенцем на шее, Ямаока, сложил руки на груди и с мудрым видом спросил:
– Зарабатывает сколько?
– Не знаю.
Хосогава и Ямаока недоумённо переглянулись между собой.
– И как же она собирается жить, с детьми-то на руках?
– Не знаю…
Курода удручённо почесал затылок и огляделся по сторонам. На глаза ему попался ещё один старик, молча ровняющий борозды мотыгой.
– А… Дедушка Нирасаки. Как поживаете?
Высокий худощавый старик Нирасаки поднял на него глаза, но ответил угрюмым, задумчивым молчанием.
Следующим утром Хана проснулась на рассвете, вышла во двор и медленно огляделась по сторонам. Горный воздух дышал прохладой и свежестью. Словно благословение всему миру, из-за деревьев лились слепящие солнечные лучи. Утреннюю тишину нарушало лишь ласковое журчание горных ручьёв. Хана вздохнула полной грудью и, подбодрив себя кратким «ну, за работу!», приступила к уборке дома.
Первым делом она вытащила все татами с перегородками и поставила их на веранду, прислонив к внешней стене. Всего в доме девять комнат: гостиная, молельная, гардеробная, печная и так далее. Общая площадь переваливала за сто квадратных метров.
Она прошлась по стенам и потолку старой щёткой для пыли, а затем быстро вычистила дощатый пол стёртой метлой. Сор и скопившаяся за долгие годы пыль взметнулись в воздух. Хоть она и дышала через полотенце, это почти не спасало. Хана постоянно чихала, и в какой-то момент она чихнула с такой силой, что доска под ногами хрустнула и переломилась.
Молодая женщина взглянула наверх и на потолке, точно над этой половицей, увидела дождевые подтёки. Хана принесла стремянку, взобралась пол потолок и надавила на доски. Сверху одна за другой посыпались сороконожки, но Хана не обратила на них внимания и просунула голову на чердак, темноту которого прорезало несколько солнечных лучей. Значит, начинать ремонт придётся с крыши. Хана приставила к внешней стене лестницу и осторожно забралась наверх. Там она сняла с кровли часть черепицы и прибила на прохудившиеся места старые доски, которые нашла в сарае. Помимо них там обнаружилась ещё и запасная черепица, которой женщина заменила разбитую, когда возвращала всё на место. Затем Хана вновь заглянула на чердак и убедилась, что дыр не осталось.
Однако на следующий день пошёл дождь, и отремонтированная крыша опять сильно протекла. Хане, недобро поглядывавшей на потолок, пришлось ставить под сочащуюся воду бутылки и тазики.
Дождливый день сменился солнечным. Хана снова отправилась на крышу и починила её лучше прежнего. Но дождь вернулся на следующий день и вновь просочился в дом. В этот раз крыша текла меньше, но было ясно, что новая хозяйка не добралась ещё до всех мест, требующих ремонта. Хана смотрела на потолок, вздыхала и понимала, что ей предстоит долгое противостояние. И правда, на борьбу с протекающей кровлей ушло ещё немало времени.
Добившись кое-каких успехов в ремонте крыши, Хана переключилась на мытьё дома. Из-за его размеров казалось, что уборка никогда не закончится, но Хана не опускала рук и продолжала работу. Её стараниями пол изменился до неузнаваемости, зато руки и лицо совсем перепачкались.
Когда она, засучив рукава, протирала веранду, Амэ стоял рядом и пристально наблюдал за ней. Хана попросила его подвинуться, и послушный мальчик сразу отошёл. Зато Юки…
– Мама, смотри, смотри!
Она на всех парах примчалась со двора и высыпала на только что протёртый пол свою добычу: лягушек, червей, навозных жуков и тому подобное. Ошарашенная женщина рассматривала сокровища дочери, а та широко улыбалась перепачканной мордашкой, словно ожидая похвалы.
Пока Хана трудилась над уборкой дома, дети её путешествовали в самые дальние уголки двора. Сначала Юки пряталась в цветнике и боязливо разглядывала пчёл, потом взобралась на хурму и попыталась поймать залетевшую пташку. Амэ же наблюдал за сестрой из укрытия и, стоило хоть чему-то случиться, бросался наутёк.
Даже когда к ним забрела шипящая дикая трёхцветная кошка, Юки сразу же протянула ей свою руку.
– Кисонька, сюда. Сюда.
Однако кошка решила заявить свои права на эту землю, выпустила на удивление острые для такого пухлого тела когти и махнула перед Юки лапой. Девочку попытка поцарапать нисколько не смутила – она сразу же обернулась волчонком и гавкнула. От такого невероятного превращения кошка истошно завизжала и кинулась прочь как ужаленная. Юки-волчонок ещё долго и с удовольствием гоняла её по полям. Впредь, встречая Юки, та сразу поджимала хвост и убегала, громко мяукая.
Уборка дома близилась к завершению. Хана усердно драила все уголки их нового дома. И чем больше она старалась, тем отчётливее проглядывал его былой облик. Стоило очистить от грязи двери и перегородки, как взгляду открылось изумительной красоты витражная роспись. Хана даже сделала небольшой перерыв, залюбовавшись тем, как солнечные лучи играют в переплетениях узора. Когда она оттёрла губкой грязь со старой раковины, то увидела, как под её рукой проступает нарядная цветная плитка. У Ханы дух захватило от красоты фигурного орнамента, выложенного на дне раковины; она даже провела по квадратикам плитки пальцем, словно надеясь ещё и так почувствовать их цвета, на ощупь. Хана всё отчётливее понимала, что жившие здесь когда-то люди всем сердцем любили этот заброшенный нынче дом: трещины на чайном шкафчике и декоративных стёклах аккуратно заклеивались скотчем, а заплатки на раздвижных перегородках расписывались под сакуру.
Хана даже нашла на одном из столбов зарубки – когда-то по ним мерили рост детей. Хана и сама поставила Юки и Амэ возле того же столба, а затем вырезала две новые отметки: «Юки, 5 лет» и «Амэ, 4 года».
Наконец, пришло время занести в дом те скудные пожитки, что они взяли с собой из Токио. Хана включила в сеть маленький холодильник, поставила в зале чайный столик и книжный шкаф. Здесь, в горном особняке, её вещи казались слишком маленькими. На шкаф она поставила бутылку с весенними цветами, а перед ней – водительские права своего парня. Хана подумала, что из большой комнаты, откуда прекрасно просматривается веранда, он всегда будет видеть своих детей.
Наконец-то Хана добилась того, что её новый дом приобрёл жилой вид. В завершение она заклеила расцарапанные пальцы пластырем.
Выкатив из сарая старый велосипед, она поехала на нём в деревню за покупками. Велосипед бодро катился с горы, Юки всю дорогу весело смеялась, а Амэ стучал зубами от страха. На полях уже колосился рис, сев давно прошёл. Лишь при виде этой зелени молодая женщина отчётливо поняла, сколько времени ушло на ремонт дома.
Хана закупила в сельском магазинчике всё необходимое для жизни и расплатилась на кассе. Тысячные купюры в кошельке подходили к концу. Магазин, кстати, продавал и семена овощей, но пока Хана бегло рассматривала упаковки с ними, она услышала перешёптывание продавца и другой покупательницы. Хана быстро, стараясь скрыть детей от посторонних глаз, усадила их на велосипед и поехала домой.
Всю обратную дорогу на руле велосипеда висели пакеты с продуктами. Ехать пришлось в гору, и Хана вся вспотела. Доехали они только к вечеру.
Она убрала все продукты в холодильник и сразу приступила к приготовлению позднего ужина. Поджарив на сетке куриные якитори со сладким перцем, она отложила одну шпажку для своего парня.
После еды они все втроём направились в ванную. Теперь, после уборки, здесь стало чисто и хорошо. Хана забралась в горячую воду и испустила протяжный вздох. От облегчения, что дом наконец приведён в порядок; от понимания, сколько денег на это ушло. Тех денег, что остались, не хватит надолго, даже если ограничиться самым необходимым.
– Придётся пояса затянуть…
– Пояса затянуть? – переспросила покрытая мыльной пеной Юки.
– Хе-хе-хе… Думаю, хотя бы овощи свои надо научиться выращивать.
– Я тоже буду!
От предвкушения чего-то интересного Юки затряслась так, что с неё слетела вся пена. Глаза девочки заблестели.
Дважды в неделю на деревенскую площадь приезжала переделанная из рейсового автобуса библиотека на колёсах.
– Ждите здесь.
Хана поглубже надвинула капюшоны на лица детей, а сама зашла внутрь.
Она брала с полок книги по садоводству и изучала их. Может, она ничего и не понимала в сельском хозяйстве, но искренне хотела научиться, чтобы экономить. Конечно, она не забыла слова Куроды о том, что они не смогут жить своим огородом. Но быть может, хоть что-то у неё да вырастет. Не попробуешь – не узнаешь.
Хана тщательно выбрала несколько книг для начинающих и сложила их на стойку.
– Эти, пожалуйста.
И тут…
– И эти, пожалуйста.
Непонятно, когда Юки успела сюда пробраться, но сейчас она стояла рядом с мамой и протягивала несколько детских книг. Девочка стояла на цыпочках и так усердно тянулась, что капюшон соскочил с её головы… обнажив волчьи ушки.
– Юки!!!
Хана мгновенно натянула капюшон обратно.
– Простите, но… – девушка-библиотекарь высунулась из-за книжных стопок, – за раз можно взять не больше восьми.
Хана почувствовала облегчение: похоже, библиотекарь ничего не заметила.
Она поняла, что придётся ещё раз объяснить детям, почему нельзя превращаться просто так в волчат.
Когда они вернулись домой, Хана взяла альбом для рисования и пастельным карандашом нарисовала в нём фигурки Юки и Амэ.
– Амэ, Юки, то, что вы волчьи дети, это наш с вами секрет, хорошо?
– Угу!
– Угу.
Хана дорисовала им волчьи уши и хвосты.
– Если вы вдруг превратитесь в волчат, все остальные сильно испугаются.
Хана перелистнула страницу и нарисовала испуганных людей.
– Испугаются!
– Испугаются.
Хана продолжала рисовать историю, назидательно поучая:
– Поэтому превращаться в волков на глазах чужих людей нельзя. Договорились?
– Ладно!
– Ладно.
Хана вновь перелистнула страницу и нарисовала медведя, оленя и кабана.
– И ещё кое-что. Если вдруг встретитесь в лесу с животными, не обижайте их.
– Почему?
На следующий странице Хана нарисовала их отца с волчьими ушами.
– Потому что ваш папа тоже был волком. Он расстроится, если вы будете так делать.
– Ладно!
– Ладно.
Картинка с отцом приковала взгляды детей. Напоследок Хана нарисовала им ещё одну, чтобы показать, что они вправе выбирать, как им жить – людьми или волками. Так же, как выбрал их отец.
Амэ в одиночестве сидел на веранде и разглядывал книгу. Это была одна из тех детских книг, которые Юки взяла в библиотеке. На обложке её красовался могучий волк, раскрывший пасть и обнаживший клыки. Амэ сразу проникся к нему глубокой симпатией и увлечённо перелистнул страницу. Он гадал, какие же подвиги тот собирается совершить.
Но когда Амэ начал читать, книга предала его надежды. Волк из книги оказался свирепым, коварным и отвратительным злодеем, который очень радовался тому, что с лёгкостью мог вредить сельским жителям. Картинка на последней странице изображала жителей деревни, загнавших волка в угол и наставивших на него ружья. Зверь же сидел с поджатым хвостом, плакал и клялся, что больше так не будет. Амэ отвёл взгляд от иллюстрации и мысленно сравнил себя с волком из книги.
Тем временем его мать работала на заброшенном поле у дома. Она ещё раз проглядела подробные записи, сделанные по книге. Хана уже нашла в сарае все нужные инструменты и купила в хозяйственном магазине удобрения и прочие недостающие припасы.
Она выполола сорняки, затем взяла мотыгу, нагнулась и начала планомерно расчищать поле от всех попадающихся камней. На подготовку земли ушёл не один день.
Затем Хана распределила по земле удобрения и разделила поле на грядки, какие видела у других. Целиком засеяв поле семенами овощей, Хана позвала детей, и они всей семьёй обильно полили его из леек. Напоследок Хана ещё раз окинула взглядом поле и искренне понадеялась, что этого хватит, ведь денег на удобрения и семена ушло немало.
К огромному облегчению Ханы, уже через несколько дней из земли проклюнулись первые ростки. Дети тоже прыгали от радости. Женщина не рассчитывала, что справится с первого раза, но теперь начала верить, что у неё, несмотря ни на что, всё получится. Она прореживала растения и подкармливала их удобрениями, строго следуя указаниям из книги. Овощи быстро росли. Казалось, такими темпами свой первый урожай они успеют собрать ещё до начала лета.
Но очередной день принёс с собой дождь, после которого Хана вышла в поле и увидела, что все всходы завяли.
– А-а-а-а-а!
– Почему? – спросила Юки, опустившись на корточки перед погибшим ростком.
Хана в недоумении перелистывала книгу, но смогла лишь пробормотать, что делала всё, как там написано. Может, из-за нехватки денег они купили недостаточно удобрений?
Кто-то обратился к деревенским старикам, занятым прополкой:
– Прошу прощения!
– А?
Хосогава и Ямаока выпрямились и повернулись на голос. За ними с небольшим опозданием оглянулся и Нирасаки. Его взгляд наткнулся на Хану, указывающую на рощу за грядками с гортензией.
– Можно мне взять опавших листьев из рощи?
Хосогава так опешил, что невольно переспросил:
– Чего взять?!
– Опавших листьев!
– Да ни один дурак не спрашивает, можно ли их брать! – изумлённо отозвался Ямаока.
Хана поблагодарила их и направилась в рощу.
Хосогава и Ямаока переглянулись.
– Интересно, сколько протянет?
– Скоро начнёт выть, что у нас нет ни супермаркетов, ни караоке.
– Это точно.
Они усмехнулись и вернулись к работе.
– …
Нирасаки молча посмотрел в сторону рощи, а затем угрюмо повернулся к ней спиной.
Хана выдернула все погибшие растения, взяла мотыгу и смешала с землёй листья, которые притащила из рощи в полиэтиленовых мешках. Затем она достала купленные горшки с рассадой помидоров и баклажанов и осторожно пересадила каждый росток.
– Теперь получится.
Откровенно говоря, продолжать тратиться на семена попросту опасно. К тому же лето уже приближается. Если уж и эти ростки не приживутся, придётся забыть о летних овощах и ждать осенней посевной поры. Хана бережно окучивала растения, вознося молитвы земле. И тут…
– Мама…
Хана услышала рядом с собой всхлипы и подняла голову.
– Амэ! Что с тобой?!
Она увидела перед собой красное, зарёванное, исцарапанное лицо сына, наполовину обратившегося волком.
Хана схватила Амэ на руки и поспешила в дом. Юки, сидевшая в зале с набитым сладостями ртом, беззаботно пояснила:
– Кошка. Хоть он и волк, но такой слабый, что она его задирает.
Хана вытерла слёзы Амэ и помазала небольшую ранку на носу.
– Ничего страшного, просто царапина.
– Так нельзя.
– Юки, – Хана с укором посмотрела на дочь.
Амэ прильнул к матери и умоляюще пролепетал:
– Сделай хорошо.
– Всё хорошо, всё хорошо, – повторяла Хана, словно заговаривая боль.
Она нежно погладила Амэ по спине, и тот, успокоившись, уткнулся в мамины колени. Однако Юки такое поведение не понравилось. Она встала и нарочито громко сказала:
– А вот я даже кабанов не боюсь.
– Ты видела кабанов?
– Видела. И обезьян, и антилоп. И нисколечко они меня не пугают. Они так смешно убегают, когда я гоняюсь за ними, а ещё…
– Юки.
– Когда я писаю, они…
– Юки, вспомни, я же говорила не обижать животных.
– Но…
– Пожалуйста.
Юки скуксилась. «Почему ты не хвалишь меня?» – читалось на её лице. Но она проглотила обиду, взяла себя в руки и села обратно.
– Ладно.
– Спасибо.
– Сделай ещё хорошо, – вновь попросил Амэ.
– Всё хорошо, всё будет хорошо, – бормотала Хана, нежно поглаживая его по спинке. – Но и правда…
Возможно, так жить действительно нельзя. Может, она и смогла бы научить его жить по-человечески, но как научить его быть волком? Как же взрослеют волчьи дети?
Девушка взглянула на фотографию их отца.
Хана отправилась с детьми на пикник в сторону ближайшей горы. Безлюдная тропа, что вела по склону, совсем обрядилась в летние одежды, и нередко на пути вставали пышные заросли мелкого бамбука, которые Юки раздвигала подобранной по пути палкой.
– Ну-у, не отставайте.
– Подожди, Юки.
Хана остановилась, чтобы дождаться с трудом идущего в гору Амэ.
– Давай, Амэ, идём.
– Неси.
– Что? Уже?
Они прошли всего ничего. Но Амэ упрямился: «Неси!» Сверху донёсся голос Юки: «Ну, быстрее же!» Хана улыбнулась, и Амэ с кислым видом зашагал дальше.
Во время привала Хана читала им детскую познавательную книжку о волках. «Волки начинают охотиться примерно через четыре месяца после рождения. Сначала они учатся на мышах и других мелких животных, а повзрослев, начинают ходить вместе со стаями взрослых волков…»
– Стая! – воскликнула Юки, крепко обхватив ладошкой запястье брата.
Амэ помрачнел, освободил руку, обхватил колени и уткнулся взглядом в землю.
– Не хочу.
– Фи, ну и ладно!
Юки подняла нос, принюхалась к ветру, а затем убежала наверх без брата.
– Далеко не забегай.
– Ага!
Юки намотала платье на шею, вложила в него бутылку с водой, обернулась волчонком и исчезла в лесу.
Оставшись наедине с матерью, Амэ надулся.
– Давай уже домой.
Хана, чтобы хоть как-то его развеселить, сорвала листок, проверила его по ботаническому атласу и предложила:
– А попробуй-ка съесть.
– …
Амэ взял в руки палочку и принялся угрюмо ковыряться ею в земле.
Юки-волчонок бежала по лесу среди слепящих лучей летнего солнца, пробивавшихся сквозь листву. Она пробовала охоту на вкус.
Юки следовала за своим обострившимся любопытством: она начала узнавать истекающие смолой деревья, обращать внимание на форму следов, отличать по запаху звериные кучки, а также, вглядываясь и вслушиваясь, находить спрятанное. Заметив движение, она преследовала добычу до последнего. Ей досталось в нос от оленя, но девочка-волчонок не расстроилась. Юки бесшумно подкрадывалась к перепелам, самозабвенно ворошила мышиные норы, не обращала внимания на угрожавших ей змей и упорно преследовала по пятам зайцев. Она читала дома справочники по насекомым и животным, поэтому обитатели лесов были ей уже знакомы и радость от встреч с ними потеряла остроту. Когда ей удавалось кого-то поймать, она пробовала добычу, нюхала, трогала лапой и внимательно разглядывала. Её удивляли шестиногие насекомые и безногие змеи. Она любовалась цветными перьями птиц, раскрывая им крылья. Заглядывалась на сильные задние лапы убегающих зайцев. Когда к концу подходила одна охота, она тут же начинала следующую, ставя перед собой всё более сложные цели.
Другими словами, Юки охотилась вовсе не затем, чтобы набить себе живот. Не из тяги к насилию, которое часто принимают за охотничий инстинкт. Просто касаться чего-то нового ей казалось интересным и увлекательным, и желание узнать про лес всё-всё только крепло.
Амэ так и не смог толком привыкнуть к земле. Он вообще старался ни к чему незнакомому не приближаться. Его сил хватало лишь на то, чтобы брести вслед за матерью. Они шли по усеянной камнями поляне с камышами и одним-единственным сухим деревом. Амэ опёрся о высохший ствол рукой, не выдержав усталости и переживаний.
– Ух ты, Амэ, посмотри.
Но стоило Хане обернуться, как вдруг мальчика стошнило на корни дерева.
Сокол высоко в небе уже заметил хилого волчонка и готовился в любой момент накинуться на него. Хана села рядом со съёжившимся в комочек сыном и прижала его к себе.
– Всё хорошо, всё хорошо.
Она погладила его по напряжённой спине. Амэ продолжал смотреть в землю и ёжиться. Видимо, от стыда за то, что его стошнило.
Вскоре появилась бодрая Юки, гордо держа над головой пойманную птицу.
– Мама, смотри, смотри! Баклан! Вон там есть болото, где…
– Ш-ш-ш.
Хана приставила палец к губам, прося дочь помолчать, а затем вновь погладила Амэ по спине. По грязным от рвоты щекам Амэ покатились крупные слёзы. В его глазах светилось упрямство.
– Мама.
– М-м-м?
– Почему волки всегда злодеи?
– Злодеи? В книгах?
– Их ненавидят и в конце убивают. Раз так, то я… не хочу быть волком.
На мгновение Хана обомлела.
– Ты прав.
– …
– Но я люблю волков. Пусть их ненавидит хоть весь мир, я всегда буду им другом.
– ?..
Амэ изумлённо поднял голову и посмотрел на мать.
На обратном пути Хана несла сына на себе. Тот устроился поудобнее и быстро заснул. У Ханы сердце сжималось при мысли о том, что душу маленького волчонка терзают сомнения о смысле собственной жизни. Даже когда они вернулись домой, Хана не отпускала Амэ. Тот спал на её коленях, а она гладила его волосы. Летнее солнце клонилось к закату. С поля донёсся встревоженный голос Юки:
– Мама! Мама!
Хана пошла к ней посмотреть, что случилось.
– А? Что такое?
Юки развернулась и взглянула на ростки помидоров.
– Опять завяли.
– Не может быть! – Хана изумлённо присела перед помидорами.
Листья частично пожелтели и начали скручиваться. Нижние вовсе пожухли.
– Заболели… Неужели они все…
Такие же симптомы нашлись и у остальных растений. Они явно были чем-то больны, но чем именно, так просто не разобраться. Впрочем, даже на её неопытный взгляд было видно, что урожай уже не спасти.
Хана едва не упала в обморок: помидоры почти начали зреть. Неужели они погибнут совсем, не дав урожая? Она была уверена, что сделала для растений всё возможное. И где теперь её труды?
– Мама… – услышала она голос и опомнилась. – Что мы теперь будем делать?
Похоже, интуиция подсказала Юки – дело серьёзное. Её слова упали Хане на сердце ещё одним камнем. Она замолчала, не в силах быстро ответить на вопрос. Впрочем, уже через пару секунд Хана встряхнула головой, словно выбрасывая оттуда тревогу, и выдавила из себя улыбку:
– Маме надо больше учиться.
Она протянула руку и коснулась щеки Юки. Хана удивительным образом успокаивалась, проводя большим пальцем по гладкой коже лица дочери.
– Ты ведь поможешь мне?
– Ладно.
Пусть девочка и напряглась, но всё же кивнула. На душе Ханы сразу стало легче.
– Спасибо.
Хана перевела взгляд за огород и вдруг увидела на обочине пикап. Рядом, положив руку на крышу машины, стоял человек и смотрел на неё. Старик Нирасаки. Хана узнала его лицо. Он один из тех стариков, у которых она спрашивала разрешения взять листьев из рощи.
Хана велела Юки возвращаться в дом, а сама подошла к Нирасаки.
– Добрый вечер.
– …
Тот не ответил, продолжая сверлить её пристальным взглядом. Не прекращая улыбаться, Хана продолжила:
– Я всё думала навестить вас, но что-то так и не решилась…
– …
– Тяжёлое это дело, овощи выращивать. Вроде всё по книге делаю, а никак не получается…
– …
– Но всё-таки хорошее здесь место. Всё такое натуральное…
И тут Нирасаки неожиданно заговорил:
– Какое ещё натуральное? Не могут овощи за день взойти.
– Что?
– У тебя так каждый раз одно и то же будет. Не задумывалась?
В голосе Нирасаки слышалось лёгкое пренебрежение. Хана неловко улыбалась, не зная, что отвечать.
– Н-ну…
– Не улыбайся.
– !..
– Что ты лыбишься?
– …
– Если это тебе хиханьки, от меня тут толку никакого.
С этими словами Нирасаки сел в машину, громко хлопнул дверцей и уехал. Ошарашенная Хана всё с той же застывшей на губах улыбкой проводила машину взглядом. Она ещё долго стояла на месте.
Она выкапывала завядшие растения, пока совсем не стемнело. На разговоры сил совсем не осталось. Помогавшая ей Юки тихо обронила:
– Тот дед страшный.
– Нет. Это я виновата, что ничего не знаю.
– Но ты же взрослая?
В голове Ханы до сих пор раздавались слова Нирасаки. Ей стало за себя стыдно.
– Эх… надо было побольше всего узнать от отца, – Хана вздохнула и посмотрела в небо.
Летний полдень.
По крыше барабанил крупный дождь. На веранде сидели Юки и Амэ, провожавшие взглядом капли. Хана устроилась за столом в комнате и читала книгу, пытаясь разобраться, что за болезнь поразила огород. В итоге оказалось, что причина болезни очень простая и предотвратить её можно было легче лёгкого. Хана горько пожалела о том, что не прочитала о болезнях растений раньше. Поэтому сейчас она тщательно конспектировала всю информацию даже о таких напастях, с которыми новичку едва ли придётся столкнуться.