Текст книги "Консорциум. Книга вторая. Переписать судьбу"

Автор книги: Максим Осинцев

Соавторы: Александр Абдуллин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Данное произведение является неофициальной, альтернативной, фан-версией книг литературного сериала «Этногенез» и никакого отношения к оригинальным произведениям не имеет.

Не предназначено для коммерческого использования.

Максим Осинцев
Александр Абдуллин
КОНСОРЦИУМ
Книга вторая. Переписать судьбу

В ПРЕДЫДУЩЕЙ КНИГЕ

2138 год. В России проходит заключение договора между людьми, со стороны которых выступал президент корпорации «Кольцо» Гумилев Максим Михайлович, и Прозрачными. Сделка проста: людям дают технологии для терраформирования Луны и остальных планет солсиса, а Прозрачным отдают планету Земля. Но во время переговоров двух сторон вмешивается третья – четверо людей, представляющих некую организацию Консорциум. Они добиваются того, чтобы договор был подписан и произведен в исполнение.

Но за долгое время до этого один из новичков-охотников, по имени Малой, отправился в свой первый рейд в Мексику, в котором и познакомился со своими будущими друзьями. Им предстояло пройти посвящение и отправиться на дальнейшие поиски загадочных артефактов в виде фигурок разнообразных животных, выполненных из неизвестного металла.

Их заносило в Англию 20 века за фигуркой лягушки, где Малой впервые и задумался о том, что совершил ошибку, вступив в ряды Консорциума. Но в итоге остался, держась за новых друзей. Дальше их отправили в рейд в Японию начала 16 века, где по легенде находилась сокровищница Клана Желтого Императора, схороненная до лучших времен. Им было наставлено принести фигурку крота.

Но только тогда пазл начал складываться. Отряд Малого еще в Англии встретили загадочного незнакомца, который явно дал им понять, что их дороги еще пересекутся и возможно не один раз. А в Японии им пришлось идти по его следам. По следам человека, который назвал себя V.

Фигурка крота была уже в руках охотников, но охота продолжалась – у них была новая цель. Но нельзя мотыльку перехитрить паука, расставившего свои сети. И Малой со своими друзьями как раз и угодили в ловушку V. Пройдя следом за V через линзу, они оказались в заснеженной тайге начала 25 века без всякой возможности связаться с базой Консорциума.

Началось новое приключение, которое совсем явно оказалось слишком опасным для новичков. Им пришлось столкнуться с Прозрачными, которые были против вторженцев. Встретить сумасшедшего человека, в итоге обманувшего их, за что и получившего пулю в лоб. А так же встретить племя ёхху, которое отнеслось к гостям со всем своим гостеприимством.

Но нужно было выбираться из тайги. А выход был один – последовать плану V и достать фигурку броненосца, которая хранилась в Черной башне. И все хорошо, но в этом конфликте была не одна сторона, желающая получить фигурку, а сразу три. Консорциум. V. И Ренегаты, проявившие себя под конец спектакля, почти что смертельно ранив одного из людей в отряде Малого.

Но все они остались там, снаружи. А Малой со своими друзьями уже находились в Черной Башне. Затянувшееся приключение подходило к концу. Но даже тогда хихикающий демон, возникнувший, словно из неоткуда, объявил, что один из них – предатель!

И ведь именно так все и развернулось. Стас, вышедший из Черной башни с фигуркой броненосца, использовал ее против своего же отряда, позабыв о Глебе, который в любую секунду мог проститься с жизнью, и Линой, пребывающей не в своем рассудке. Это и стало его ошибкой. Лина собрала все свои силы в кулак и не позволила своему другу довершить дело до конца.

Отряд вернулся на базу. Они стали своего рода героями. А Стас, который как казалось, предал своих друзей, всего лишь пребывал под воздействием предмета орел, которым воспользовался против него V. Грамотный план, который не сработал.

А тем временем жизнь налаживалась. Все целы и был явный повод устроить себе праздник. Но у Малого в этот день был не один праздник, а целых два. Он встретил свою любовь и был счастлив, празднуя с остальными их общий успех.

Но праздник не длился долго. На базу Консорциума напали. Вторжение!

Ренегаты грамотно оккупировали базу и добирались до особо важных целей: хранилища, архива и, конечно же, головы Главы. Началась локальная война.

Отряд Малого разделили на три части, а его самого вместе с Линой отправили в хранилище оберегать запас волшебных зооморфных фигурок. Один путь до хранилища стоил многого. Малого успели ранить в ногу, но его возлюбленная в итоге смогла дотащить его до пункта назначения. И вроде бы в хранилище должно быть безопасно, так думали все, кто находился в этом зале. Но все было иначе.

Малой очнулся лишь потом, когда все закончилось. Его спасла фобия, которую он долгое время проклинал. Но теперь, она дала ему спасение. Ему – да, а Лине… нет. Лина умерла. Он не видел ее смерти, но уже догадывался об этом, хотя всячески пытался отбросить от себя такую мысль.

Но правду ему рассказал сурок. Волшебная фигурка, которую вручил ему V, уже выбегавший из хранилища как раз в тот момент, когда Малой только очнулся. Зачем он это сделал? Не ясно. Но сурок позволил прояснить Малому слишком многое из того, что он даже не желал видеть. Его поместили в госпиталь. А после выписали, чтобы он только смог отправиться на могилу своей возлюбленной, чтобы последний раз взглянуть на нее и полностью забыться в себе, отдав свою волю серебристой фигурке сурка.

А она в свою очередь вела его прочь от базы Консорциума в новую жизнь, где он стал предателем, но смог встретить нового друга и товарища по общему делу – V или Виктора, как звали его на самом деле. Малого ждал рассвет…

ПРОЛОГ

Официантка принесла кофе и булочки, Андрей Гумилев вдохнул чудесный аромат мокко, и в этот момент на террасу кафе вошел человек. Он был одет в джинсовый комбинезон и водолазку с высоким воротом, а голову держал чуть-чуть набок, словно у него была повреждена шея.

– Здравствуйте, tovarishch, – произнес он скрипучим голосом. – Вы не против, если я присяду за ваш столик?

Гумилев повернул голову и увидел знакомое, до боли, лицо. Полковник Чарльз Роулинсон, отметил он про себя. Он видел его последний раз буквально несколько недель назад. И, если честно признать, не особо желал увидеть его вновь после тех событий, что они пережили. С одной стороны он был удивлен этим неожиданным возникновением, так как помнил о том, что Чарльз погиб. Но не придал значения данному факту. В последнее время произошло слишком много того, что он просто-напросто не мог объяснить. Хотя так же он отметил, что Роулинсон немного изменился. Постарел что ли?

Андрей сделал жест рукой, приглашая незваного гостя за столик, и полковник сел на стул напротив него. Они смотрели друг на друга, и никто даже не открыл рта, чтобы начать разговор. Атмосфера накалялась.

А ведь Чарльз и вправду изменился с их прошлой встречи. Лицо постарело, что у него появились морщинки на лбу, которых еще совсем недавно не было. А рана на шее, которую закрывал ворот водолазки, догадывался Гумилев, уже затянулась и это лишь привычка раненого полковника.

Роулинсон, продолжая смотреть на Андрея, улыбнулся, обнажив передние резцы. Хотя даже улыбкой это было сложно назвать. Больше походило на оскал хищного зверя.

Гумилев сделал глоток из своей чашечки и обжегся, но скрыл этот факт от своего собеседника. Вернул чашечку на блюдце и наконец-то произнес:

– Вы ведь не просто так решили присесть за мой столик, – констатировал факт Гумилев. – И явно не для того, чтобы вспомнить былое. Тогда, у меня остается лишь один вопрос: зачем?

Роулинсон невольно улыбнулся и поднял на колени небольшой чемоданчик, который тут же принялся открывать. Щелкнули замки, и уже в следующую секунду Чарльз положил на столик папку с документами. А после подтолкнул их в сторону Андрея.

Гумилев лишь окинул их взглядом, но не спешил браться за их изучение. Все так же пристально смотрел на Роулинсона. А тот глумливо переводил взгляд с документов на Андрея и обратно.

– Что там? – спросил Андрей.

– Ваше будущее, – лишь загадочно ответил Чарльз и откинулся на кресло стула, поставив чемоданчик у ножек стола. – Советую их хотя бы просмотреть.

– Вы хотите мне что-то предложить? Если так, то лучше расскажите об этом, а не подсовывайте мне папки под нос. Если же нет, тогда я вообще не вижу смысла в нашем дальнейшем разговоре.

– Просто откройте, мистер Гумилефф, – произнес Роулинсон, а в его голосе послышался вызов и решимость.

Теперь улыбался во все зубы Андрей. Эта ситуация лишь веселила его.

– Кажется, вы возомнили о себе слишком многое Чарльз Роулинсон. Ведь именно мы позволили вам выбраться из Солт-Лэйк-Сити и после всего пережитого, вы еще смеете предлагать мне какое-то сотрудничество. Да такому никогда не быть!

Полковник потупил взгляд и уже собрался подняться со своего стула, но затем в последний раз взглянул на Гумилева.

– Это не сотрудничество, мистер Гумилефф, – процедил он сквозь зубы. – Это поддержка. И я все равно считаю, что вам следует ознакомиться с этими данными.

Он поднялся со стула и подхватил свой чемоданчик. Но его тут же остановил голос Андрея.

– Стойте!

Чарльз обернулся и увидел, что папка уже раскрыта и Гумилев явно успел прочесть пару строк.

– Откуда вам известно о проекте «Искусственное солнце»?

– Я даже никогда о нем не слышал, – ответил ему Роулинсон и поправил водолазку в том месте, где когда-то давно у него было ранение.

– Тогда откуда это?

– От тех людей, которые заботятся о вас, мистер Гумилефф. И как я уже сказал, это лишь акт помощи с их стороны.

– Кто они? И зачем им это?

– Они надеются, что этот проект поможет не только вашей семье, но и всему миру. И не буду лукавить, но они очень заинтересованы в том, чтобы род Гумилевых добился великих высот во многих отраслях науки.

– Но как это поможет им? – озадаченно спросил Андрей, совсем позабыв о своем кофе и булочках.

– Скажем так, те люди, на которых я работаю, настоящие филантропы. Их не беспокоит личное благосостояние и участь, которая может их ждать. И они готовы на все, только ради того, чтобы исправить ситуацию в мире в благополучную сторону.

Гумилев усмехнулся. Он начал искренне считать, что знакомый ему полковник, чей чин, конечно же, был неофициален, сошел с ума. Ну, ведь и вправду, где в современном обществе можно отыскать человека, который готов отдавать все, что у него есть в благотворительность. Настоящие безумцы.

– Вы можете мне не верить, но я убеждаю вас, что те данные, которые они вам передали через меня – помогут в ваших целях. И за это, они совершенно ничего не потребуют взамен.

Роулинсон перевесил чемоданчик с одной руки на другую и уже решил откланяться, как его вновь остановил голос Андрея:

– Кто эти люди?

Роулинсон уже не улыбался, но его глаза сияли неестественным огоньком. Хотя возможно, это был лишь отблеск от солнечных лучей.

– У них много названий, но самое известное – Консорциум…

ГЛАВА 1
ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ

Декабрь 2001 года, США, Нью-Йорк, центр психологической поддержки, кабинет Риты Эванс.

Виктор Вайс, пациент.

Лежу на этой кушетке. И вроде удобно, но внутреннее чувство вины продолжало сжигать меня. Последние несколько месяцев я жил словно бы не своей жизнью, а чьей-то иной, повторяющейся снова и снова. Замедленная съемка. Сильный удар, сотрясший землю. И взрыв, оглушивший меня. Снова и снова.

Сон пропал вовсе. Я уже забыл о тех днях, когда просыпался и с легкой предрассветной сонливостью извлекал из под ее головы руку, да так аккуратно, чтобы она не проснулась. Проводил по ее волосам. Легонько целовал в темечко и наконец-то таки поднимался. Тут же направлялся в душ, где не мылся, хотя после некоторых ночей это вполне требовалось, чтобы хотя бы просто смыть пот, а просто ополаскивался, окончательно просыпаясь. Чистил зубы. Брился.

А она еще спала, обняв подушку, с милой улыбкой на лице. Она еще думала, что я лежу рядом, но все никак не могла проснуться. Нежилась под одеялом. А я уже направлялся на кухню, чтобы включить кофеварку. Заряжал тостер хлебцами. И пока мой и ее завтрак готовился, натягивал джинсы и футболку, либо брюки и рубашку, если предстояла деловая встреча.

Щелк! Это выпрыгнули тосты.

Щелк! Это сварился кофе.

Достаю тосты и смазываю их небольшим кусочком масла. Наливаю в кружки кофе. Я еще успею позавтракать, а пока предстояло разбудить мою соню. Ставил чашечку с кофе на поднос. Туда же тост на тарелочке. Украшал все это маленькой вазочкой с лилией. Как же она любит лилии. И нес в спальню, чтобы наконец-то ее разбудить. Открывал дверь и…

– Вы сейчас вспоминаете Элизабет? – прервал мои мысли голос мисс Эванс.

Я не отвечаю. А зачем? Она итак прекрасно обо всем знает. О ком еще я могу думать?

– Виктор, вы уже который раз приходите на наши сеансы, но мы так и не может выяснить, что именно вас тревожит, – продолжает мой личный психотерапевт.

Хочу уже что-то ответить, но не могу. Мысли словно утекают из головы в неизвестном направлении. Я ничего не могу сказать. А перед глазами все так и держится ее лицо. Она уже открыла свои глаза и, легонько зевая, произносит мне:

– Доброе утро!

– Доброе утро! – отвечаю ей я.

– Виктор, вы вообще меня слышите? – опять вырывает меня из моих фантазий мисс Эванс. – Я не смогу помочь вам, если мы с вами даже не можем поговорить.

А мне нечего говорить. Для меня лишь молчание и тишина являются успокоением.

– Виктор! – говорит Рита Эванс более настойчиво и мне все-таки приходится повернуть голову в ее сторону. – Если вы продолжите молчать, – она поднимается со своего кресла и направляется к стеллажу с папками. А в каждой папке, я был уверен, по делу на каждого пациента. Кладет мое дело в папку и возвращается к столу. – Я буду вынуждена прекратить наши сеансы.

Столь резкое замечание все же привело меня в себя. И мысли о том, как я целую только проснувшуюся Элизабет и вручаю ей поднос с ее завтраком, просто-напросто рассыпаются. Спустил ноги с кушетки и склонил голову, сгорбившись, зарываясь лицом в ладони.

– Вы хотите знать, что произошло? – произношу я и не вижу лица мисс Эванс, но догадываюсь, что она уже вернулась в свое кресло и утвердительно кивнула. Ждала, пока я не начну рассказ.

А перед глазами вновь всплывает Элизабет. Она нежно проводит своей ручкой по моей и просит посидеть с ней, пока она завтракает. Гляжу на часы и понимаю, что время еще есть. Соглашаюсь и наблюдаю, как она с хрустом откусывает небольшой кусочек от тоста и запивает его кофе. А после смотрит на меня, делает смущенное лицо и говорит мне:

– Ну что ты на меня так смотришь?

И так изо дня в день. Но мне это только нравится. Я улыбаюсь и продолжаю смотреть прямо на нее, зная, что мои глаза сверкают точно так же как и у нее, словно у влюбленных школьников. Она вновь хрустит тостом и уже после тихонько толкает меня ногой.

– Ладно, – смеется она. – Иди, пей кофе, а то я не могу так есть, пока ты на меня смотришь.

Я смеюсь вместе с ней и поднимаюсь с кровати, но она хватает меня за руку. Я уже заранее знаю, чего она хочет. Наклоняюсь и целую ее. Поправляю ей челку, которая упала на глаза, и целую вновь.

– Спасибо, – говорит она.

А я уже знаю, за что она меня благодарит. Не за то, что я приготовил ей завтрак в постель. Не за то, что уделил ей внимания. А за то, что рядом с ней. Так было всегда и…

…должно было быть.

– Можно начать и с этого, – отвечает мне мисс Эванс. – Но, Виктор, ты можешь начать совершенно с любого момента. Что беспокоит тебя сильнее всего?

Протираю ладонями лицо и смотрю на нее. Очки-половинки держатся в аккуратной оправе на переносице. Серый драповый пиджачок. Вокруг шеи повязан платок нежно-розового цвета. Ее посоветовали мне друзья. Говорили, что лучше нее никто не сможет разобраться с моими проблемами. Ясное дело, она решала только душевные проблемы. Хотя иногда, я желал, чтобы этим ее деятельность не ограничивалась.

– Мы только недавно проснулись, – произношу я и понимаю, что мой голос дрожит. – Я принес ей завтрак в постель. Наше обычное утро.

– Какой она была в этот день? – задает уточняющий вопрос Рита.

А я замолкаю. Ведь я знаю, что это должен был быть ее почти, что самый счастливый день в жизни. Мы долго планировали все это. И вот-вот наш общий праздник должен был состояться.

– Она была счастливой, – лишь отвечаю я. – Наверное, самой счастливой из всех людей в тот день.

– Что-то должно было состояться?

– Да, в тот день она должна была ехать примерять свадебное платье.

– У вас предстояла свадьба?

Я уже не могу отвечать. К чему эти вопросы? Лишь киваю.

– Хорошо, Виктор, – говорит мисс Эванс, отпивая чай из своей чашечки. – Продолжайте свой рассказ.

– В тот день она должна была ехать примерять платье, а до этого, она попросила подбросить к ее отцу, – выпалил я быстро и просто обрадовался, что смог хотя бы продолжить рассказ. – Но это было позднее.

– А что предшествовало этому? – Рита Эванс вновь отпила из чашечки.

– Мы вместе выбирали оформление для нашей свадьбы, – говорю я и понимаю, что с тех пор прошло столько времени. – Выбирали цветы. И вновь обсуждали список гостей.

– Вам нравилось это дело?

– Не совсем. То есть, как, – мысли вновь начали покидать мою голову, – я был готов отдать разбираться со всем этим Элизабет.

– Вы не хотели этим заниматься?

– Нет-нет, – отвечаю я ей. – Просто я совершенно ничего не понимаю в этом.

– И хотели, чтобы Элизабет выбрала все сама? Но зачем?

Отвечаю не сразу. Обдумываю слова мисс Эванс. Даже повторяю их, словно примеряю на себя. Но было в них что-то неестественное. Или мне это только показалось? Да, вполне возможно. Я хотел лишь уснуть. Но понимал, что, вряд ли, смогу уснуть. Это теперь не для меня. Меня лишили этого дара вместе с Элизабет.

– Я просто хотел, чтобы это был лучший день в ее жизни, – пытаюсь улыбнуться, но догадываюсь, что получилось не ахти. – Я всего лишь хотел, чтобы это был самый лучший день в ее жизни! Не более!

В кабинете повисла тишина. Вязкая и противная. Она лишь сильнее увеличивает мою усталость. Лишь сильнее давит на мою телесную оболочку, которая итак сама по себе готова в любую секунду дать трещину, да или рассыпаться вовсе.

Рита Эванс вызвала секретаршу.

– Да, мисс Эванс? – раздался молодой женский голос, пробегая эхом по кабинету.

– Секунду, Мисти, – говорит ей Рита и смотрит на меня. – Виктор, может, вы хотите чаю или кофе?

Я не сразу понимаю, что мне предлагают. Но даже когда смысл доходит до мозга, реакция проходит медленно. Размышляю над этим вопросом, словно я теперь начал общаться с нейрохирургом о его профессиональной деятельности, совершенно ничего о том не зная.

– Воды, если можно, – отвечаю.

– Мисти, ты слышала? – говорит мисс Эванс.

– Прекрасно слышала, – отзывается секретарша. – Стакан воды. Скоро буду! – и связь обрывается.

– Может, вы хотите передохнуть, Виктор? – спрашивает меня психотерапевт. – Для наших сеансов уже и этот разговор – достаточно много. Не нужно давить из себя, если не желаете продолжать. Можем продолжить и в следующий раз.

– Нет. Все хорошо, – произношу я и пытаюсь собраться с мыслями, чтобы продолжить. – Потом, когда Элизабет выбрала все, что требовалось для оформления. Мы собрались и вышли из своей квартирки. Спустились в гараж и сели в мой автомобиль.

Мисс Эванс еще раз отпила из своей чашечки, но по ней было видно, что она полностью поглощена моим рассказом.

Дверь в кабинет открылась и внутрь вошла молодая девушка на высоких каблуках. Блузка с глубоким вырезом и короткая мини-юбка. Вертихвостка, тут же всплыло слово, которое я, словно клеймо прицепил к ней. Она поставила передо мной бокал с водой и так же быстро, как вошла, покинула кабинет.

– Продолжайте, Виктор. Куда вы поехали?

Я потер лицо ладонью. Заем взял в руку бокал. Водная гладь качалась, и только потом я понял, что это дрожит моя рука. Сделал небольшой глоток. Вернул бокал на столик.

– Мы поехали в ювелирный магазин.

– За кольцами? – немного удивленно спросила мисс Эванс.

Я тут же понял, о чем она подумала. Решила, что мы еще даже не купили кольца. Но все было немного иначе.

– Нет. Кольца мы уже купили. Но так получилось, что ее кольцо было немного велико, – затараторил я, словно оправдывался. – Я остановил автомобиль за квартал от магазина. А Элизабет сказал, что мне нужно занести документы по работе. Помню, как она окликнула меня, когда я уже вышел. Я, дурак, тогда солгал ей во благо и так спешил разобраться со своей первоначальной целью, что совершенно забыл про папку с документами, в которой, если честно, была пачка чистых листов. Но она лишь улыбнулась и протянула папку сквозь окно с полуопущенным стеклом. А я поспешил до ювелирного магазина. Вернулся минут через пятнадцать с уже уменьшенным кольцом, которое ясное дело ей не показал. Ей незачем было об этом знать.

– И вы за это себя вините?

Ну, конечно же, нет! Где-то в потаенных уголках разума я просто вспылил. Винил я себя не из-за этого. Но и до конца того дня было еще очень далеко.

Что еще я мог сказать? Мне было больше нечего говорить. А ее лицо все еще стояло перед глазами. Это милое, светящееся счастьем, личико. Она сидела рядом со мной на пассажирском сидении. И что-то быстро набирала на телефоне. А я же завел автомобиль и покатил по направлению к башням-близнецам, где нас и дожидался отец Элизабет в своем совершенно безвкусно обставленном кабинете.

– Ви, – послышался голос Элизабет. Она очень часто любила употреблять подобное сокращение, точь-в-точь как моя покойная сестра в детстве. И это мне нравилось. Для меня это было привычно и… дорого, что ли. Хотя первое время, как только Элизабет придумала меня так называть, мне было противно, тяжело. Каждый раз я вспоминал Эни. Вспоминал, как я наблюдал за погребением ее тела и еле-еле сдерживал себя, чтобы не упасть в ту же яму. – Ви! – вновь окликнула меня Элизабет.

Я, выловив момент, когда можно отвлечься на секунду от управления автомобилем, глянул в сторону Элизабет. Она держала передо мной свой мобильник, – достаточно допотопную модельку, которая, кажется, только и могла, что отвечать на звонки, да отправлять SMS-сообщения, – а там был набран текст: «Я люблю тебя, мой V!»

Я улыбнулся. С одной стороны это событие было каким-то подростковым, бестолковым и наполненным искренней любовью, которая не имеет границ. Совсем детская причуда, которая смогла заставить меня улыбнуться искренне. Да так искренне, что я достаточно сильно отвлекся от ситуацией на дороге и, уже увидев удивленное, – да что там удивленное, испуганное, – лицо Элизабет, смотрящая сквозь лобовое стекло. Мой взгляд бросился в ту же сторону.

Прямо перед машиной, метрах в десяти, стоял совершенно растерянный молодой человек в потертом плаще. Под плащом скрывался растянутый бордовый свитер. Вообще, юноша выглядел так, как будто уже несколько дней спал, где попало, и совершенно забыл про такое определение, как «здоровый крепкий сон».

Нога молниеносно вдавила педаль тормоза в пол.

Дикий визг!

И автомобиль остановился, легонько толкнув юношу, что тот отошел на один шаг назад. Но его нога не смогла найти опору позади себя, и юноша попросту повалился на асфальт.

Я же сидел и не мог сдвинуться с места. Учащенно дышал. Я вот-вот мог сбить человека. Мог переломать ему кости. Убить, в конце концов!

Элизабет смотрела на меня, и в ее глазах читался страх. Искренний и пугающий. Легонько прикоснулась ко мне, и я словно ожил. В голове тут же собралась картинка, а я понял, что нужно делать.

– Сиди здесь, дорогая, – бросил я Элизабет и отстегнул ремень безопасности.

Распахнул дверцу и вышагнул из машины. Бросился к незнакомцу, которого только что чуть не сбил. Он, уже опершись на руку, поднимался. Я помог подняться, протянув руку. А затем помог отряхнуться.

– Вы в порядке? – произнес я, лишь только сейчас рассмотрев лицо юноши.

У него была недельная щетина, да и сам он был достаточно неухоженным.

«У него нет дома», – мелькнула в голове мысль. – «Еще один бомж, которых теперь в Нью-Йорке стало очень много».

А затем я увидел его глаза, которые совершенно отличались от всего внешнего вида этого парня. Голубые, как гладь воды, или кусочек неба в самый светлый безоблачный день. В какой-то степени неестественно голубые.

– Со мной все в порядке, – отозвался юноша. – Тебе стоит не за меня беспокоиться.

– О чем ты?

– Ты узнаешь, – загадочно ответил незнакомец, сквозь гул клаксонов автомобилей, застрявших позади моей машины.

Я создал пробку из-за случившегося происшествия. Обернулся и поднял руку.

– Сейчас, сейчас! – крикнул я.

А тем временем прямо рядом с моим ухом услышал голос юноши:

– Беспокойся о себе, Виктор. Только о себе.

Повернулся к юноше и заметил, как в его руке блеснул какой-то металлический предмет. Парень улыбался.

– Откуда ты… – начал, было, я говорить, но он меня прервал.

– Еще увидимся, Виктор! – произнес он и, ловко повернувшись, зашагал к тротуару, чтобы потом затеряться в толпе зевак, которые еще совсем недавно наблюдали за происшествием, желая удовлетворить свое внутреннее любопытство.

Я хотел броситься за ним. Остановить. Выяснить: откуда он знает мое имя? Что он хотел всем этим сказать?

Но мои мысли прервал гул клаксонов. Я простоял перед капотом своего автомобиля, всматриваясь в лобовое стекло, где сидела Элизабет. Она была слегка взволнована. Челка упала на лоб и прикрыла правый глаз. Она взглянула на меня и немного грустно улыбнулась, а затем сделала жест своей ладошкой, приглашая вернуться в машину и продолжить наш путь.

Бии-биип!

Я сделал шаг к двери своего автомобиля со стороны водителя и как-то машинально засунул руку в карман джинсов. И остановился вновь. Мои пальцы дернуло током, а по всему телу прокатилась волна холода, вызывая мурашки. Я сжал в кулак…

– Что было в кармане? – отвлек меня голос Риты Эванс.

И только сейчас я понял, что непроизвольно с закрытыми глазами и, вернувшись вновь в лежачее положение на кушетке, продолжал свой рассказ. Хотя мне казалось, что все эти картинки воспоминаний всплывают лишь перед моими глазами. Но оказалось все иначе. Поднял веки и взглянул на своего психотерапевта, которая дожидалась моего ответа. А я понимал, что не мог рассказать про то, что я обнаружил в кармане.

В тот момент моя рука сжала маленькую серебристую фигурку в виде черепахи, которую перевила змея. Этот талисман достался мне от бабушки Евы, которая каждый раз только и делала, что твердила мне, что наша семья – родственники того самого Гарри Гудини, иллюзиониста, способного освободиться из любых кандалов и выбраться из любого замкнутого пространства. Рассказывала, что у Гарри, которого на самом деле звали Эрик Вайс, в начале 20 века был роман с моей прапрабабкой. Он был уже достаточно прославлен и, что самое главное, был женат. А прапрабабка забеременела и как только узнала об этом, направилась, получается, по рассказам бабушки Евы, к моему прапрадеду. Он отказал ей, сказав, что не бросит любимую жену. Тогда прапрабабушка в порыве злости выкрала у него маленькую фигурку черепахи, с которой он не расставался даже во сне.

И вот спустя много поколений фигурка оказалась у меня. Мне передала черепашку бабушка на мое совершеннолетие. Но для кого-то это был талисман, а для меня маленькая серебристая фигурка, на которую к тому же у меня появилась аллергия. После пары часов, как я носил ее на шее, привязав веревочкой к туловищу змеи, которая перевила черепашку, у меня начинали болеть глаза и сильно чесаться. После тех дней я больше никогда не носил этот талисман с собой. Он пылился в коробке с воспоминаниями глубоко в стенном стеллаже.

А теперь, он появился в кармане моих джинсов, когда я совершенно о нем забыл. И холодящий кожу металл, вновь вернулся в мою жизнь. Что там говорила бабушка? Рассказывала, что после смерти Гудини, этот талисман забрал его силы, позволяя владельцу проходить сквозь стены и пропускать сквозь свои запястья кандалы и цепи. Глупости. Ей Богу, все это глупости. А бабушка всю свою жизнь была слишком суеверной.

Но остался один вопрос: как он оказался в моем кармане, хотя должен был быть в коробке в стенном стеллаже?

У меня не было ответа на этот вопрос.

А Рита Эванс продолжала ожидать моего ответа. Но я отчетливо понимал, что про фигурку черепахи говорить нельзя. Теперь нельзя. Да и никогда нельзя было. Никогда!

– Да нет, ничего важного, – произнес я и вновь закрыл глаза.

– Вы не хотите об этом говорить?

Ну, вот что это за вечные стереотипы? Почему мой психотерапевт говорит все теми же стереотипами, которые про них сложились? «Вы не хотите об этом говорить?» – по-моему, уже стала той фразой, упоминание которой тут же проецирует перед глазами картинку с психотерапевтами. И вот, Рита, лишь укрепляет веру в этот стереотип.

– Там была ручка, – произношу я, хотя понимаю, что произнес эти слова неуверенно. – Всего лишь ручка.

– И почему же, Виктор, вас это так удивило?

Я поднимаю веки и смотрю прямо на своего психотерапевта.

– А вас бы это не удивило, если бы в кармане ваших джинсов неожиданно для вас появилась ручка? – парирую я ее вопрос.

Рита улыбнулась и сделала глоточек из своей чашечки.

– Это хорошо, что вы успеваете шутить, – твердо произносит она, не скрывая улыбки на лице. – Мы наконец-то может пообщаться и выяснить все, что вас гложет.

Ну да! Ну да…

А зачем мне было это говорить вслух? Ей не стоит это слышать. Пусть думает, что все идет по тому пути, который она наметила. Мне уже до лампочки. До такой большой горящей лампочки, которую не стоит есть и которая так сильно похожа на грушу.

Груша… Груша…

Да, в тот день Элизабет ела грушу, впиваясь своими зубками в сочный плод. Помню, как по ее подбородку пробежала капелька сока и свесилась, готовая в любую секунду сорваться. Я тогда провел по ее подбородку своей ладонью, стирая капельку сока. А она, отставив в сторону руку с грушей, легонько улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать в щеку, стирая заодно с губ грушевый сок, оставляя его на моей щеке. Рассмеялась.

Но это было еще утром того дня. Утром, когда мы были еще в нашей квартирке.

– Может, вы продолжите свой рассказ? – вновь подала голос Рита Эванс.

Я неубедительно хмыкнул. А мой психотерапевт приняла этот нечленораздельный звук за согласие. Хотя я и сам чувствовал, что нужно продолжать. Нужно было это пережить вновь, чтобы после мне стало легче. Надеялся, что все будет именно так и никак иначе.

– Я вернулся в машину под ругань водителей, которые уже успели выйти из своих автомобилей, чтобы поторопить меня и, наконец-то, устранить созданную мной пробку. Повернул ключ зажигания, и все еще пребывая в растерянности, направлял автомобиль в сторону башен-близнецов.

Приблизительно в половину девятого утра мы заехали на подземную стоянку южной башни всемирного торгового центра. Припарковался недалеко от лифта и заглушил двигатель. В тот момент с меня наконец-то спало напряжение. Я глубоко вздохнул и выбрался из машины. А Элизабет уже давно цокала каблуками по бетонной плите по направлению к лифту. Захлопнул дверцу и направился за ней следом.