Текст книги "Закон и честь (СИ)"

Автор книги: Максим Шторм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Дьявол меня возьми! – отсмеявшись, сторож стёр выступившие на глазах слёзы толстым, как сарделька, волосатым пальцем. – Ты здорово меня насмешила, детка… По всему выходит, что ты на редкость дерьмовая шлюха, коли просишь у меня кусок вонючего хлеба вместо денег! Неужто ты не в состоянии заработать себе не пропитание? На вид не уродина, так какого ж рожна ты тогда голодаешь?

Судя по интонациям, сторож не кривил душой. Его удивление было самым что ни на есть неподдельным. Генриетте показалось, что её сильно ударили. Её охватила такая жгучая обида, что жаркая краска бросилась ей в лицо, а живот скрутило тошнотворным узлом. Она уже и не знала, то ли от голода, то ли от чего ещё. Больше не улыбаясь, Генриетта затравленно посмотрела на сторожа.

Хохотун меж тем продолжал разглагольствовать. И невооружённым глазом было видно, что он донельзя рад столь неожиданному развлечению, скрасившему его унылую ночную смену. Его перестали сколь либо трогать внешние прелести девушки. Теперь ему хотелось всего лишь поиздеваться.

– А может, ты просто трахаться не умеешь, а? Или же настолько плохо это делаешь, что не стоишь и ломаного пенни? Или от тебя мужики шарахаются, потому что у тебя писька с зубами?

От последнего «гениального» предположения сторож пришёл в такой бурный восторг, что заржал с новой силой. От хохота с его кудлатой головы едва не слетела шляпа.

Генриетта, с ненавистью глядя на него, едва сдерживала подкатившие к горлу рыдания. От былой решимости не осталось и следа. Да как он смеет…

– Прекратите! Прекратите смеяться надо мной! – не сдерживаясь более, выкрикнула она. – Вы не имеете никакого права…

Лапа сторожа, метнувшись к её лицу, жёсткой хваткой стиснула ей челюсти, больно зажимая губы. Грубые пальцы сторожа пахли свежим хлебом и ядрёным чесноком. Несмотря на столь плачевную для себя ситуацию, от этого аромата девушка сглотнула голодную слюну.

– Заткнись, – угрожающе процедил сторож, вновь поднимая фонарик. Генриетта, не в силах вымолвить и слова, зажмурилась. Из её горла вырвался сдавленный писк. – Тут, на этой сранной территории, я имею все права, что только придумал Господь бог, уяснила? А вот ты, сучка белобрысая, не имеешь здесь права даже находиться, не то чтобы ещё открывать свой поганый, не пригодный к делу рот. Поэтому слушай меня внимательно. Сейчас я тебя отпущу и дам такого пинка под твою жалкую задницу, что ты кубарем вылетишь отсюда на хрен. И больше я тебя здесь не вижу и не слышу, ясно? Или же я вызываю легавых, говорю, что поймал тебя на воровстве, и ты проводишь несколько незабываемых месяцев на казённых харчах. Хоть на дармовщину пожрёшь, а?

Генриетта, не открывая глаз, чувствовала на своём лице ласкающее в такую холодную ночь тепло горящего фонаря. Её тонкие пальцы впились в толстую ручищу сторожа. От его хватки челюсти с каждым ударом сердца болели всё сильнее и сильнее. Казалось, что вот-вот они с хрустом рассыплются в этих немилосердных, но вкусно пахнущих пальцах.

И тут девушка решилась на то, на что, как она считала до последнего мига, была в корне не способна. Раньше она никогда никого не била. И представить себе не могла, что у неё хватит отваги поднять на кого-нибудь руку. Впрочем, руку она и не подняла. Зато ногой двинула так, что мышцы от резкого движения прострелило острой болью. Носок туфельки угодил в пах ухмыляющегося сторожа и его глаза повторно округлились. Но на это раз не от удивления! Тут же выпустив девушку и уронив фонарь, сторож с жалобным скулёжем упал на колени, зажимая ушибленное место обеими руками.

– Ах ты б… – задыхаясь от боли, фальцетом просипел сторож. – Да я тебя… С-сука…

Не дожидаясь того, что захотел с ней сделать деморализованный противник, Генриетта развернулась и, подобрав юбки, со всех оставшихся сил бросилась бежать к выходу из пропитанного запахами свежеиспечённого хлеба дворика. Сторож, с широко распахнутым ртом и уязвлённым самомнением, остался за спиной.

На высоких тонких каблуках бежать было ещё тем мучением, Генриетта несколько раз подворачивала лодыжки и только чудом не падала. Но остановиться или же просто оглянуться и посмотреть, не оклемался ли сторож, она не могла. Девушка бежала со всей прыти, всё ожидая, что позади вот-вот раздадутся гневные вопли и топот тяжёлых сапог. Ей не впервой было убегать от преследователей, будь то полицейская облава или разозлённые клиенты, так что она знала, насколько её хватит. А в этих туфлях и юбках далеко ей не смыться. Поэтому убежище придётся искать в самых тёмных закоулках. Нужно забиться в самую глубокую и недоступную для посторонних глаз нору, замереть, чтобы ни одно, даже самое чуткое, ухо её не услышало.

Генриетта вскоре начала задыхаться, в боку закололо острым назойливым шилом, в висках бухали кузнечные молоты, из груди вырывался надсадный хрип. Она мчалась из последних сил, едва разбирая в чернильной густоте ночи дорогу. Прохладный воздух страстно лизал разгорячённое лицо. Девушка неслась, как на крыльях, не замечая мелькающие по обе стороны в чехарде быстрого бега погружённые в сон дома. Наконец она стала замедляться. Пробежав ещё несколько ярдов, Генриетта остановилось и тяжело дыша, попыталась глубоко вздохнуть. Воздух ржавым напильником резанул горло, и она громко надрывно закашлялась. Согнувшись пополам, Генриетта упёрлась ладонями в коленки. Её чуть не вырвало.

Только сейчас, с трудом сосредоточившись, она сообразила, что убежала достаточно далеко, и незнамо куда. Она так и не услышала звуков погони. Ни тебе ругани вдогонку, ни угрожающих криков, ни лая спущенных собак. Да уж… Девушка нашла в себе силы криво усмехнуться. Совсем ты, родная, тупить начала. Да кому ты нужна, чтобы за тобой гнались пол квартала из единственного чувства мести? Вот если бы украла что ценное, а так… Ничего особо страшного не произошло. Яйца у того ублюдка не отвалились, и ладно.

Она оказалась в на удивление тихом и безлюдном районе города, где за последние несколько минут ей никто не встретился. Пока Генриетта бежала, у неё не было времени особо оглядываться, теперь же она настороженно крутила златокудрой головой по сторонам. Не хватало ещё попасть из огня да в полымя. Кто его знает, на кого можно нарваться в этом месте? Вариантов хватало, от дежурного наряда констеблей до неуловимого Джека-Попрыгунчика! Смешок застрял у Генриетты где-то области вновь давшего о себе знать голодным ворчанием заледеневшего живота. Зря она подумал об этом чудовище, ох, зря!

Вообще-то, когда припекало, Генриетта могла за себя постоять и девушкой была, по сути, не самой робкой, но одно упоминание о безжалостном маньяке наводило на неё несусветный ужас. Запахнув на покрывшейся мурашками груди кофточку, Генриетта непроизвольно поёжилась. И ни сколько от холода. Не поминай чёрта к ночи, говорят мудрые люди. Вот и она не будет забивать себе голову надуманными страхами, благо у неё и без того забот хватает. Для начала было бы неплохо всё же куда-нибудь спрятаться. Где можно будет присесть и размять разболевшиеся ноги. Поморщившись от вонзающихся в мышцы судорог, Генриетта потихоньку пошла на подмигивающие в ночи огоньки. Прямо напротив неё, по другую сторону дороги, возвышалось нечто огромное, заслоняющее собой полнеба.

Перейдя пустынную в столь поздний час проезжую часть, до рези в глазах вглядываясь вдаль, Генриетта внезапно поняла, где именно она очутилась. Её угораздило добежать до улицы Маргариток, на которой располагался Северный Железнодорожный вокзал. Собственно, огромное здание вокзала и вырисовалось перед ней. Просто она оказалась с чёрного входа, этим и объяснялась царящая здесь тишина и полумрак, с трудом разгоняемый несколькими газовыми рожками. Приблизившись к громадному, скрытому темнотой зданию, Генриетта замедлила шаг. Стоп, вряд ли кому из местной обслуги придётся по нраву её присутствие. Девушка не понаслышке знала, что на железнодорожных станциях строго следили, чтобы никто из низов общества и на пушечный выстрел не приближался к перронам. К сожалению, к низам общества помимо нищих, цыган, напёрсточников и алкашей причисляли и ночных бабочек. А в Генриетте любой здешний охранник без труда опознает проститутку. Значит… Значит, к центральному входу она не пойдёт. Но способ забраться внутрь огромного стеклянного купола найдёт. Внутри тепло, сухо и спокойно. Внутри она сможет спрятаться и поспать до утра. Если конечно взбунтовавшийся желудок позволит ей заснуть.

Купол вокзала был сквозным, увенчанным дымящейся трубой паровой установки и шпилями молниеотводов. С востока в него заходили и на добрую сотню ярдов терялись несколько путей, выходя с запада. Под гигантской чашей, сработанной по самым передовым технологиям из армированного, непроницаемого для непогоды стекла, находилось шесть железнодорожных платформ, огромный зал ожидания, касса и целая россыпь небольших лавчонок, где прибывающие-убывающие пассажиры поездов могли купить почти любую полезную, или же совсем ненужную вещицу. Там же находились и пирожковые. Об одном только воспоминании о горячих пирожках с мясом и капустой у голодной девушки закружилась голова. К слову, ей уже доводилось бывать внутри Северного вокзала. Правда, это было давно, и одета Генриетта тогда была совсем по-другому. Раньше она, бывало, ездила поездом. Но раньше у неё была совсем иная жизнь.

Старясь ступать мягко и бесшумно, что было крайне затруднительно на цокающих каблуках, девушка пошла по дуге, прячась в отбрасываемой куполом густой жирной тени. Внутрь можно попасть и не через двери. Всего то и нужно, что дойти до железнодорожного состава, втянувшего половину бесконечного туловища в здание вокзала, нырнуть под один из вагонов и по шпалам заползти внутрь. Плёвое дело. Останется только спрятаться в каком-нибудь закутке, а если повезёт, то и разжиться чем-нибудь более съедобным, чем старая мятая кожа её переброшенной через плечо сумочки.

Сказано-сделано. Поднявшись, оскальзываясь на самых мелких камешках, по гравийной насыпи, Генриетта остановилась. Носки её туфель застыли в нескольких дюймах от стальных рельсов. Буквально под носом у девушки оказалась длинная, теряющаяся в темноте гусеница вагонов. Поезд замер на путях, спрятав голову-паровоз в недрах укрытого стеклянным куполом вокзала. Генриетта подкралась к украшенному ковкой и искусной резьбой высоченному массивному вагону класса люкс.

Надорвав подол платья, чтобы не стеснял движения, Генриетта проворно нырнула под вагон. Втягивая голову в плечи, чтобы не удариться макушкой о железное днище, девушка резво поползла, обдирая на коленках колготки. Ползти по шпалам было не очень удобно и приятно, то и дело, минуя остро пахнущие смолой шпалы, ладони и коленки Генриетты попадали на пребольно колющийся гравий. К запаху шпал примешивалась забивающая нос вонь смазочных материалов и гари. Генриетта тихо шипела сквозь стиснутые зубы, но продолжала упрямо ползти вперёд. Когда она преодолела два вагона, то уличный прохладный сумрак сменился тёплым, приятно обволакивающим воздухом и хлынувшим под вагон ярким светом. Отлично, она уже внутри.

Не спеша высовываться наружу, Генриетта устроилась, насколько это было удобно в её положении, с наибольшим комфортом, и, пониже опустив голову, внимательно осмотрелась. Золотые пряди падали ей на глаза, стальные диски колёс заслоняли обзор, но девушка всё же смогла увидеть немало полезного. Во-первых, к её немалой радости, ни одной пары ног, принадлежащих шатающимся по залу ожидания полуночникам, в зоне ближайшей видимости не замечалось. Во-вторых, никаких рыскающих по устилавшей пол мраморной плитке собак. Зачастую местная охрана выгуливала между перронов натасканных на воришек злобных доберманов. И в-третьих, внутри было не так уж и светло, как ей показалось сначала. Просто для глаз, привыкших к царившей снаружи пасмурной ночи, приглушенный свет вокзальных фонарей был сродни полыханию безжалостного солнца. На деле, в оснащённом по последнему слову техники гигантском здании вокзала электричество экономили и редко врубали подвешенные к потолочным фермам фонари на полную мощность.

Генриетта прислушалась. До неё доносилось низкое, утробно звучащее пыхтение. Было похоже на тихий гул раскочегаренного паровоза. Паровые машины, поддерживающие на станции температуру, догадалась девушка. Каждая из последних, построенных в городе за последние двадцать лет, железнодорожных станций была оснащена этими чудесными машинами. Мощь и энергия пара дарили тепло, двигали багажные транспортёры, вращали лопасти вытяжных вентиляторов.

Отлично, просто отлично, Генриетта позволила себе расслабиться. Наполовину она справилась, осталось теперь вылезти наружу, привести себя в удобоваримый вид и спрятаться там, где можно будет распрямить ноющую спину и где не будет этого въедающегося в кожу запаха смолы и машинного масла. Возможно, что один из торгующих в ночную смену лавочников угостит её поздним ужином и приютит до утра. Разумеется, за всё придётся платить. Но измученная и морально и физически, вконец обессилевшая и уставшая девушка была готова разделить ложе хоть с самим дьяволом, лишь бы съесть что-нибудь и спокойно поспать на чём-нибудь более мягком, чем гравий.

И вот, когда Генриетта, набравшись храбрости, уже была готова покинуть своё убежище, её внимательному взору предстали невесть откуда взявшиеся ноги. Недовольно наморщив лоб, девушка почти улеглась на шпалы, пытаясь увеличить угол обзора. Кто-то, обутый в стоптанные хромовые сапоги до колен, неслышно подошёл к вагону, под которым она себе уже все бока отлежала. Негодованию Генриетты не было предела, но она не издала ни звука, угрюмо наблюдая за обутыми в сапоги ногами. Кроме сапог, заправленных в них тёмно-синих кавалерийских штанов, и почти достигающих пяток пол тяжёлого плаща, видно ничего не было. Генриетту поразило то, как неслышно это человек приблизился к вагону. Его сапоги были на высоких каблуках и, по идее, стук подмёток по мраморным плитам должен был с головой выдать их владельца ещё несколько секунд назад, ещё до того, как он взобрался на перрон.

Но если ступал этот человек неслышно, то вблизи издавал достаточно громкие звуки. Генриетта услышала какое-то странное сопение, словно у невидимого ей незнакомца был заложен нос. Отчего-то его тяжелое спёртое дыхание бросило девушку в дрожь. Она вся покрылась гусиной кожей. Сопящее дыхание человека изрядно напугало её. Сердечко Генриетты суматошно заколотилось, едва не разбивая грудную клетку. Да прекрати ты паниковать, с раздражением одёрнула себя Генриетта, злясь на собственную трусость. Возможно, у него просто насморк. Это дурацкое сопение вовсе не означает, что он… Принюхивается. Эти звуки не значат, что он вынюхивает её, будто охотничий пёс. Вынюхивает…

И вот тут девушке стало по-настоящему страшно. Едва не пискнув, она с силой вцепилась зубами в сжатый кулачок, душа рвущийся на свободу всхлип. Ни один человек не учует её, под днищем вагона, в окружении перебивающих всё и вся резких специфических запахов. Ну не может же, чтобы этот подозрительный человек чувствовал запах её пота и дешёвых клубничных духов!

– О-о-о… Как сладко пахнет… – раздавшийся голос, негромкий, едва уловимый, показался Генриетте усиленным рупором громом. Она чуть не заорала от испуга. Голос был то того мерзким и противным, что она ни за какие коврижки не согласилась бы посмотреть в глаза обладателю такого голоса. То, как он говорил, с протяжными насмешливыми интонациями, словно каждое слово протягивал через омерзительно липкое вонючее болото, настолько поразило Генриетту, что она даже перестала дышать.

Человек стоял, раскачиваясь с носка на каблук и обратно. Только сейчас девушка обратила внимание на поистине огромный размер сапог. Она себе и представить не могла, какого ростом должен быть это человек, чтобы носить обувь такого размера. На затылке девушки зашевелились волосы. Нехорошее предчувствие надвигающейся беды охватило её, посыпая студёным льдом ужаса.

– Очень, очень сладко пахнет, – незнакомец мерзко хихикнул. – Как я люблю этот сладкий запах… Так может пахнуть только очень вкусная и аппетитная девочка. И куда же ты спряталась, моя хорошая? Ум-м-м. Ну до чего же вкусно ты пахнешь…

Генриетта едва не прокусила кожу на до побеления костяшек сжатом кулаке. Её зубки разжались в самый последний момент. Она смогла удержаться лишь огромным усилием воли. Бегущую кровь этот сумасшедший сразу учует и тогда её ничто не спасёт. Интуитивно, на уровне мечущегося в панике подсознания девушка поняла, с кем её свела нелёгкая на железнодорожной станции. Понять то поняла, но принять отказывалась, цепляясь за обрывки растворяющейся в судорогах последней надежды, что всё обойдётся. А кто бы на её месте захотел бы поверить, что удостоился сомнительной чести услышать голос самого Джека-Попрыгунчика?!

– Куда же ты спряталась, моя истекающая соком сладкая киска? – промурлыкал Джек. Он продолжал стоять на одном месте, громок сопя и похихикивая. – Я найду тебя, найду, моя мокрая щелочка… Ты не спрячешься от меня.

Генриетта ещё успела покраснеть, услышав скабрезные высказывания Джека, когда он мягко оттолкнувшись носками сапог от перрона, в одно мгновения взмыл вверх. Его ноги исчезли с испуганно округлившихся глаз девушки, а спустя секунду откуда-то сверху донесся едва различимый стук по дереву. Это чудовище запрыгнуло на крышу вагона!

Пожалуй, эта ночь стала для Генриетты ночью Неприятных Неожиданностей и Опрометчивых Поступков. Во всяком случае, по-другому описать свое поведение она не могла. Повинуясь какому-то проснувшемуся первобытному инстинкту, Генриетта ухватилась исцарапанными пальцами за стальные обводы колёс и рыбкой вынырнула из-под вагона.

Подобрав опостылевшие юбки, Генриетта бросилась прочь от состава так быстро, как ещё была способна. К дьяволу всё! Пусть её ловит охрана, пусть на неё натравят всех доберманов вместе взятых, но она больше ни за что не останется рядом с этим монстром!

Генриетта на своё счастье сообразила вылезти со стороны перрона, там, где ещё несколько секунд назад стоял предположительно Джек-Попрыгунчик. И теперь девушка во весь дух мчалась от поезда в зал ожидания, под недоумевающими взглядами толкающих тележки с багажом носильщиков. Едва не опрокинув одинокого господина с интеллигентным лицом в коротком пальто, стоявшего с задумчивым видом у неё на пути, Генриетта бросилась к выходу из вокзала. Вслед её понеслась отборная ругань едва не сбитого с ног «интеллигента».

У девушки не было времени любоваться внутренним убранством и архитектурными красотами гигантского здания вокзала, и она точно не замечала многих деталей. Но не заметить заступивших ей дорогу двух крепких молодцев в синей униформе, высоких фуражках и револьверах в кобурах кожаных портупей мог бы только слепой. Охрана! Да подумаешь! Сейчас она была рада кому угодно, особенно если у этих людей есть оружие. Девушка на скользящих по мраморным плитам подошвах туфель затормозила в опасной близости от суровых станционных охранников. С трудом переводя дыхание, Генриетта махнула рукой себе за спину, указывая на поезд и, возбуждённо тараща глаза, скороговоркой выпалила:

– Там, там… Там на вагоне Джек-Попрыгунчик! Он стоял на перроне, а затем р-раз и запрыгнул наверх! Скорее туда, пока он не успел спрятаться! Он ещё должен быть там!..

К немалому удивлению и досаде Генриетты её сбивчивые слова не возымели должного воздействия. Она робко вглядывалась в мрачнеющие с каждым мгновением физиономии охранников и недоумевала. Да что же они медлят? Чего стоят, как привязанные? За что им платят, в конце то концов? Они уже должны вызвать подмогу и окружать поезд! Что это с ними?..

Окончательно запутавшись в сонмище громоздящихся друг на дружку вопросов без ответов, девушка окончательно затихла, робко потупившись. А охранники тем временем во все глаза смотрели на неё. И видели симпатичную растрёпанную девушку лет двадцати с грязной мордашкой и потёками косметики под перепуганными глазами. Видели измятое платье из красного атласа с взывающим вырезом на груди и бедре. Видели ажурные, порванные на коленках колготки, туфли на высоком каблуке. Они видели замученную уставшую девушку, смахивающую на побывавшую в сомнительного толка передряге неудачливую проститутку.

Один из охранников, постарше и повыше, с аккуратной щёточкой чёрных усов над верхней губой, снисходительно пробасил:

– Так-так-так… И кто это у нас здесь? Милашка, ты часом, не заблудилась? Тут вокзал, между прочим, приличное место для приличных людей. Ты что, перепутала станцию с борделем?

– Но… Но ТАМ Джек! Вон в том поезде спрятался Джек-Попрыгунчик… – запинаясь, проговорила Генриетта, отчаянно краснея под снисходительно насмешливыми взорами охранников и кляня себя за это. – Вы что, не расслышали меня?

В разговор вступил второй охранник, совсем ещё молодой парень с лёгким пушком на бледных щеках. Он то и дело постреливал слегка косящими глазами в вырез платья девушки. Вид полных, тяжело вздымающихся грудей весьма заинтересовал его. С трудом отведя взгляд от декольте Генриетты, он сказал:

– Да отлично мы тебя расслышали. Только знаешь, сколько мы таких, как ты, сказочников вылавливаем в ночные смены? Ты не первая бродяжка, кто прячется под вагонами на путях! И порой это плохо заканчивается. Андрэ, помнишь того бедолагу, которому месяц назад паровоз отдавил обе ноги, когда он спьяну не успел убраться с рельсов?

– Такое и в страшном сне не забудешь! Но ты погляди на нашу пташку. Нет. Она вовсе не бродяжка. Что, повздорила с сутенёром? Или клиент попался несговорчивый?

– Пока вы мне тут допросы устраиваете, опасный преступник уже успел десять раз скрыться, – сквозь зубы процедила девушка, готовая расцарапать молодому охраннику всю рожу за его плотоядные, ощупывающие её тело взгляды. – Я почти уверена, что видела Джека…

– А мне на прошлой смене показалось, что в пришедшем из Форгуа поезде я увидел самого папу Филиппа Шестого, – буркнул Андрэ, заложив большие пальцы за широкою портупею. – Ты нам тут не заливай. Не маленькие, чай. Решила согреться в тепле, потому и заползла внутрь. День, видимо, был неудачный, поколотили тебя, ни шиша не заработала, а жрать-то хочется! Верно?

Генриетта обречённо поникла. Не поднимая головы, она язвительно сказала:

– Вам бы детективом работать в отделе по расследованию убийств.

– А я там и работал несколько лет назад, – сказал старший охранник, самодовольно подкрутив усы. – Пока не выгнали, хм. В общем, так, у тебя ещё есть время, чтобы убраться отсюда как можно быстрее, пока я не обратился в полицию и не сообщил, что мы поймали проститутку, обворовавшую местную лавку.

– Я не воровка! – вспыхнула Генриетта. – И я вам говорю, что…

– Да кто тебе поверит? – засмеялся молодой. – Давай-давай, шевели своей красивой задницей и вымётывайся. Мы тебя даже торжественно проводим через главные двери!

У девушки всё внутри оборвалось. Она едва не зарыдала. Она была голодной, уставшей, у неё болело всё тело, а теперь ещё её выставляют полной дурой, несущей несуразную околесицу. Ей стало так обидно, как не бывало уже давно. Подняв на охранников глаза, полные выступивших слёз, Генриетта прошептала:

– Можете меня выгнать, но вы просто обязаны тут всё проверить. Говорю вам, Джек в этом здании, и я уверена, что он прячется где-то рядом. Пожалуйста, ну что вам стоит просто обыскать этот чёртов поезд?

– Выход вон там, – помрачнев ещё больше, Андрэ указал на распахнутые двустворчатые двери в самом конце пустынного, не считая обслуживающего персонала, в столь поздний час зала ожидания. – Или хочешь загреметь в кутузку на несколько суток?

При одном только упоминании о полиции Генриетту прошиб холодный пот, вмиг остудивший все её благородные позывы. Угодить в Империал-Ярд она боялась ещё больше, чем попасться в лапы Прыгуну. Нет уж, только не полиция… ТУДА ей точно нельзя.

– Я ухожу, – девушка отвернулась от охранников. – Наверно вы правы… Я придумала эту историю, чтобы запудрить вам мозги.

Уходя под подозрительными взглядами затянутых в униформу мужчин, Генриетта лихорадочно пыталась сообразить что-нибудь путное. Она-то была стопроцентно уверена, что ничего ей не померещилось, и ничего она не придумала. Страшный маньяк действительно прячется тут. Но что же ей делать? В полицию она не пойдёт никогда в жизни, на слово ей никто не поверит… Что же делать? Кому можно довериться в эту унылую, мрачную, полную страхов, смятения и необъяснимых событий ночь?

И когда Генриетта, обогнув подметающего мраморный пол перед выходом пожилого работника, подошла к дверям, в её мозгу всплыло одно имя. Спунер. Этот обаятельный воришка и плут. У них с ним были очень даже неплохие отношения. Джек как-то хвастался, что у него есть один знакомый инспектор в Империал-Ярде, с которым они чуть ли не разлей вода. И что Джек частенько помогает ему в расследованиях…

Спунер. Генриетта достал из сумочки платочек, и вытерла влажные глаза. Джек поможет ей. ОН точно поверит каждому её слову. Осталось только найти его. А это совсем непросто. Джек словно непоседливый воробей. Юный сорванец может оказаться в любой точке необъятного города. И пока Генриетта найдёт его, пройдёт не один день. Да что там день! Кого она обманывает? Ей не хватит и нескольких дней. Но терять столько времени в бесплодных розысках она не вправе. Остаётся проверить самые излюбленные берлоги Спунера. Благо пара из них находилась совсем неподалёку от железнодорожной станции. Что делать, если его там не окажется, Генриетта старалась не думать. Она не хотела загадывать настолько далеко. Жизнь слишком быстра и непредсказуема, чтобы просчитывать наперёд каждый шаг.

_______________________________________________

Невидимка не скрывал отвращения и брезгливости, рассматривая этих парней. Похожи как братья (они что – все ТУТ родственники?). Все трое одинаково небриты, обуты в грубые башмаки, одеты в потёртые кожаные куртки, на коротко стриженых головах засаленные котелки, в прищуренных глазах жажда наживы. Крепкие руки, грязные ногти, гнилые зубы. У одного неправильно сросшийся, некогда сломанный нос, у второго шрам на левой щеке в виде звёздочки, у третьего не было правого уха. На вид матёрые уголовники, по которым давно плачет виселица. По сути таковыми и являлись. Невидимка не любил подобный тип людей. Как-то сильно резался в его представлении образ трудовых пролетариев с узколобыми рожами этих бандитов.

Но выбирать было особо не из кого. Руперт лично поручился за каждого из этой троицы, заверив террориста, что проблем они не создадут. Мол, очень надёжные и проверенные ребята, настоящие народные борцы за правое дело. И вот теперь, с кислой миной рассматривая этих бегемотов, Невидимка думал, что Руперт не иначе как издевается над ним. Впрочем, кому как не ему знать, на что способны эти уголовники. Невидимка, после внепланового делового разговора с правой рукой Манфреда, ещё больше убедился в том, что этот острый на язык тип занимает не последнее место в криминальной иерархии столицы.

Как бы там ни было, выбирать Невидимке и вправду не приходилось. На войне любые средства хороши. А в том, что он ведёт войну, да не простую, а священную, за освобождение страны от власти продажных кровососов, Невидимка никогда не сомневался. И вообще дареному коню в зубы не смотрят. К тому же Руперт обеспечил его весьма полезной и своевременной информацией. Каналы осведомителей в подполье работали как безупречные вертонские часы. Оперативности и организованности осведомительной сети Руперта можно было только позавидовать. Что ни говори, а без помощи руководителей подполья Невидимка ещё долго топтался бы на одном месте.

Помимо ценной наводки Руперт снабдил Невидимку неприметным, но добротным почтовым дилижансом, запряжённым двойкой резвых рысаков и вот этой троицей быстрых наподхват парней бандитской наружности. Ещё раз всмотревшись в лица своих новых подручных и не найдя там ни капли совести, Невидимка сухо сказал:

– Операцию начнём в шесть утра. В это время почтовые кареты начинают развозить по улицам газеты и письма. Поэтому мы ничем не будем выделяться. А, как известно, почтовиков полиция никогда не останавливает, да и внимания мы не будем привлекать. Но, объясняю один раз и для всех, в случае чего, слову держу я один. Ясно? С кем бы нам ни пришлось столкнуться, хоть с констеблями, хоть с молочницей, вы держите рты закрытыми.

– А не поздновато, в шесть то часов? – засомневался Сломанный нос. – Вдруг, они ранние пташки и упорхнут из гнёздышка раньше, чем мы к ним нагрянем?

– Не упорхнут, – сказал террорист. – В шесть утра ещё темень кромешная. Да и нет им никакого резона выезжать так рано. Информатор сообщил, что конференция начнётся не раньше часу дня. А от дома объекта до Академии всего-то часа полтора езды на паромобиле. Так что торопиться они не станут. Поймите, нас никто не ждёт. Им и в голову не приходит, что мне известно, где они прячут Крейга.

Шрам, старательно прислушиваясь к разговору, сплюнув на землю сквозь выщербленные зубы, сказал:

– Лезть в хату к полицейскому… Да ещё старшему инспектору отдела по расследованию убийств… Попахивает знатным дерьмом. Этот хмырь не последняя шишка в Империал-Ярде. Как бы не было с ним проблем, а?

– Боишься? – презрительно спросил Невидимка. Трусов он терпеть не мог. Особенно тех, кто на словах готов без колебаний броситься на пушечный расчёт во благо революции, а на деле трясётся за свою вонючую шкуру. – Их всего двое. Один из них обычный законник, а второй хилый умник с учёной степенью и никудышным зрением. Чемодан, что он таскает с собой, весит больше него! Или ты испугался хозяйки особняка, этой старушенции, у которой инспектор снимает комнаты?

Сломанный нос с Безухим весело заржали, с превосходством поглядывая на побагровевшего товарища. Шрам злобно зыркнул на них и поспешил оправдаться:

– Я вовсе не боюсь, просто как бы потом Империал-Ярд весь город на уши не поставил! Убрать инспектора в его собственном доме и этого яйцеголового – это вам не шутки!

– Тебе, вам ВСЕМ заплатили более чем достаточно, чтобы вы не терзались подобными мыслями, – резко оборвал бандита Невидимка. – Мне не нужны ваши сомнения. О последствиях будут думать те, у кого больше мозгов, вам ясно?

– Да яснее не бывает, – сказал доселе отмалчивающийся Одноухий. Невидимка так и не смог вспомнить за какое преступление отсекают правое ухо. – Проникаем в дом, глушим обоих, со старухой поступаем по обстоятельствам, забираем чемодан и уходим. Не сложнее, чем отнять у ребёнка пряник.