Текст книги "Битва за небо"

Автор книги: Максим Сабайтис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Только вам придется к этому брату ехать в Петербург, – прошелестел у него над ухом тихий голос третьего собеседника. – А значит, нужен отдельный паромобиль. Я приступаю к розыскам Михея. Если повезет – будет вам каламбур, а не повезет – сам за рычаги возьмусь! Темпус фугит!

Отчего-то текст письма не вызвал затруднений у Поликарпа Матвеевича и был одобрен всеми собравшимися. Куда больше времени ушло на сборы. Погода на улице стояла отвратительная, следовало одеться и представительно, и соответственно климату. Не успели решить, все ли необходимое взяли, как в столовую ввалился заспанный Афанасий и доложил, что Михей то ли спятил, то ли допился до «белочки». Виданное ли, точнее, слыханное ли дело – врываться в дом к почтенным людям и орать, будто было ему знамение свыше и голос из ниоткуда повелел немедленно ехать с Архиповым и его спутниками в Петербург по какой-то государственной надобности.

– Передай Михею, что мы уже выходим, – попросил дворника Поликарп Матвеевич, с трудом сдерживая желание расхохотаться во всю мочь. Уговорить Михея на быструю ночную поездку до столицы и обратно можно было только так, как это только что проделал отсутствующий собеседник.

Сэнсэй жаждал активных действий, а потому всю дорогу до Санкт-Петербурга поддерживал необходимое давление пара в котле. Михей принимал это как благословение небес и храбро разгонял грузовой паромобиль до гоночной скорости – семьдесят пять километров в час.

XV

«Разумовскому Николаю Аполлоновичу», вывела рука владивостокского медиума последние слова на конверте. Сеанс завершился, оставалось только доставить письмо по назначению.

Медиум осторожно запечатал конверт, привычно шлепнул по нему печатью «Совершенно секретно» и вышел из кабинета в коридор, узнать у первого попавшегося человека, как отправить письмо в расположение флота международной Комиссии по борьбе с подводным пиратством. Медиум уже привык к тому, что его считают странным и даже немного душевнобольным, но метод первого опрошенного еще никогда не давал сбоев – то ли так подбирались первые попавшиеся, то ли талант медиума включал в себя и способность найти в толпе подходящего человека. Что днем, что ночью и, что характерно, – без фонаря.

– Так курьерский дирижабль вот-вот улетит, – сказал медиуму первый встречный. – Я слышал, что отлет назначили на шесть часов.

Наручные часы медиума ходили исправно и показывали пять пятьдесят восемь по местному. Успеть за две минуты пробежать несколько километров и вручить конверт дежурному офицеру смог бы только Космический Счастливчик, да и то когда его автор пребывал в хорошем расположении духа.

– Платон Эдуардович задержали отправление курьера, – услышал краем уха медиум слова, предназначавшиеся вовсе не ему. Говорил их один жандарм другому, младшему по званию.

Младший жандарм щелкнул каблуками, отдал честь и убежал, очевидно на аэродром. Медиум нагнал его у выхода из здания, поинтересовался относительно своей догадки и, довольный, передал письмо жандарму. Теперь оставалось только вернуться к себе, достать чистый лист бумаги и отписать на нем уведомление о промежуточной доставке. Там, в Петербурге, считали, что содержимое письма слишком важно, и требовали, чтобы на том конце обязательно уведомили хотя бы о том, что оно пустилось в путь.

«Наверное не стоило ставить штемпель «Совершенно секретно», – подумал медиум, тут же забывая о переданном сообщении. При работе на государя и правительство это был наилучший способ сохранения здравого ума и твердой памяти. Не подвел он медиума и на сей раз.

– Еще раз!

Я перенес все внимание на руки, влил в них энергию, подстегнул нервные клетки и осуществил попытку номер двадцать восемь. Лезвие сверкнуло в свете восходящего солнца, Воздушные Ловушки полетели по замысловатым траекториям…

– Уже лучше, – похвалил меня Дмитрий, разворачиваясь посмотреть на приближающийся к флоту дирижабль.

Мы тренировались на нижней боевой платформе по утрам, так было удобнее всего: и зрителей только дежурные офицеры, и голова свежая, что для разучивания новых приемов – по Поликарпу Матвеевичу – первое дело.

Двойной хачатурян пока что получался отвратительно, сказывалось отсутствие привычки к слегка изогнутым клинкам. Изучай я с самого начала восточную версию Мастерства, таких проблем и не возникло бы, но привычка к прямому мечу диктовала и набор приемов, в которых ни простой хачатурян, ни двойной не входили.

– Курьерский, к «Бирону» идет. – Шмидт определил дирижабль раньше Ледянникова, сказывалась богатая практика хождения по воздуху.

Курьер проскочил мимо «Дежнева» – просемафорил что-то на флагман и приступил к торможению.

– Российский. – Шмидт прямо-таки излучал радость, и я его превосходно понимал.

Если курьер прилетел из Владивостока, следовательно, привез с собой приборы для поисков субмарины. Неделя монотонного патрулирования калифорнийского побережья вымотала каждого из нас. Тяжело летать над океаном и знать, что найти субмарину получится лишь случайно, когда солнце будет под правильным углом, волны покатыми, а глубина – не слишком велика. Только вот субмарина способна обнаружить дирижабль много раньше и выстрелить первой. Или же просто уйти с опасного места. Неужели теперь мы будем всегда знать, где она находится? Если заработает идея Чеснокова – будем.

– Попробуем еще раз или сначала отдохнешь? – участливо спросил Ледянников. – У тебя хорошо получается. Стоишь ты правильно да и двигаешься тоже. Проблема с Ловушками, может, и стоит сделать паузу минут на десять-пятнадцать.

Пауза на четверть часа вылилась в целый час. Сначала нас вызвали к капитану – на имя Дмитрия пришло письмо от Несвицкого, а мне достался конверт со штампом «Совершенно секретно». И что может быть секретного в письме от сэнсэя? Прочитать письма мы не успели – начался завтрак, во время которого все разговоры крутились вокруг идеи с радио. А ну как не получится ничего? Все прочие новости, вроде прибытия к нам на помощь Ястребиной Гвардии – элитного британского психотехнического отряда, сорванного прямо с фронта, – остались не востребованы, обсуждать было не интересно.

После завтрака мы предприняли попытку продолжить обучение; и мне и Дмитрию хотелось заняться письмами, но Ледянников решил, что нам стоит потренироваться самоконтролю, и определил время вскрытия конвертов на после обеда.

Двойной хачатурян у меня так и не получился, я повторил попытку еще трижды, прежде чем сверху не начал прибывать свободный от вахт народ. На нижней боевой всегда был один из наилучших обзоров океана. Мы видели, как с флагмана спускают шлюпку, как ее начинает сносить в сторону Санта-Круз. «Бирон», чтобы не испортить тонкий прибор своим психотехническим излучением, набрал высоту и замер в ожидании, равно как и весь флот комиссии.

– Господи… – пробормотал кто-то за моей спиной. – Неужели?

Сигнальщик на шлюпке вскочил с банки и поднял в небо алые флажки. Эту комбинацию сигналов знали все, даже я.

– К бою!

Неизвестно когда и по какой причине Чесноков спустился к нам, но среагировал он одним из первых.

Субмарина капитана Теслы находилась где-то рядом, может быть, готовилась к новой атаке.

– Надо зажать негодяя между нашими бомбардировщиками и минными полями на юге, – предложил Шмидт, но было уже поздно составлять какие-либо планы. Ни одна сторона не стреляла, но сражение уже началось. Ведь главное в любом сражении маневры, не так ли?

Что-то в мире изменилось, только вот я никак не мог понять, что именно. Вроде бы точно так же светило солнце, плыли по небу редкие облачка, медленно занимал свою позицию в боевом порядке наш дирижабль. На платформе суетились бомбардиры. Дмитрий успокаивал свой дух, жонглируя пятью Воздушными Ловушками.

Японский дирижабль распахнул бомболюки, и вниз полетели первые бомбы. Некоторые из них практически сразу раскрыли парашюты – этими бомбами при помощи Воздушных Ловушек управляли японские «психи». Теперь в электрическую подводную лодку верили почти что все, а потому не стеснялись применять все психотехнические приемы, какие только знали.

Субмарина выпустила первые снаряды – они прорвались сквозь толщу воды, взлетели ввысь и разорвались над боевым порядком флота. Каждая бомба содержала сотню флетчетов для уничтожения газовых камер. Тесла тоже подготовился к встрече с нашим флотом. Металлический дождь прошелся по верхним платформам двух британских бомбардировщиков; если кто-то там и выжил, то только «психи» и редкие счастливчики.

И тут я понял, что же изменилось в мире, – мое чувство защищенности от любой опасности исчезло, как мираж или распознанный фантом. Теперь моя жизнь полностью и без остатка влилась в ту емкость, из которой мы собирались платить за будущую победу. Удивительно, но я не чувствовал себя беззащитным – ничуть. Рядом со мной стоял и следил за сражением Дмитрий, в кармане лежало письмо от сэнсэя. Что-то отчаянно подталкивало меня прочитать его как можно скорее, но мне не хотелось пропускать ни секунды этого боя, пусть даже он был в моей жизни не первым и даже не вторым.

Тесла стрелял экономно, выпускал по два или три снаряда, но даже такая невысокая плотность огня доставляла флоту немало неприятностей. Загорелся, не успев сбросить запас бомб, старенький «Брусилов», потерял рули еще один японский дирижабль. Зато успешно отбомбился «Бирон» – лес фонтанчиков поднялся там, откуда секундами ранее вылетели снаряды Теслы.

«Дежнев» медленно подходил к той точке, в которой внести свою лепту в победу над электрическим монстром предстояло и нам. Может, именно наша бомба окажется гибельной для этой подводной лодки? Господи, только бы это было так!

Из-под воды взметнулись черные тени, какая-то часть моего сознания моментально просчитала их траекторию и сделала вывод, что стреляли именно в наш корабль. Бомбардиры рванули рычаги, и смертоносный груз отправился вниз.

Одна из бомб столкнулась в воздухе с выпущенным в нас снарядом – вероятность такого события была астрономически мала, но все же оно состоялось. Может быть, именно эта случайность спасла наши жизни.

Из огненного облака стремительно вылетел второй снаряд. Воздушные Ловушки не остановили его продвижения, но слегка сбили с курса. Вместо того чтобы вонзиться в центральную часть боевой платформы, снаряд прошел в метре от дальнего края, врезался в арматуру защитной решетки и разлетелся тысячами осколков. Нам с Дмитрием повезло, мы находились на противоположном краю платформы, там, где металлический шквал бушевал не так сильно. И все же я видел, как один осколок снес половину черепа бомбардиру, о чем-то говорившему со Шмидтом, как Дмитрий отбивает мечом еще один осколок и судорожно хватается за бедро, оцарапанное другим осколком.

А затем платформа вздрогнула и накренилась. Не выдержали иссеченные крепления. Откуда-то снизу появился густой черный дым, от которого хотелось согнуться в три погибели и кашлять.

– «Психам» очистить воздух! – проорал Шмидт, подскакивая к голосовой трубке, связанной с капитанским мостиком.

Связи с Чесноковым, разумеется, не было – акустическую трубу разорвало или просто деформировало во время взрыва.

– Царапина, не бери в голову, – простонал Ледянников, демонстрируя мне свою рану.

Его действительно скорее обожгло раскаленным металлом, нежели серьезно задело. Опасности для жизни ранение не представляло, только вот боль мешала сосредоточиться на Мастерстве. Я выхватил катану из-за плеча и осторожно присел на палубу возле Дмитрия. Чтобы выгнать дым с палубы, пришлось создавать область повышенного давления и пройтись ею, как шваброй, по всей платформе. Остальные «психи», уловив мои Намерения, взяли на себя самую тяжелую задачу, справиться с которой мне было еще не по плечу. Стена воздуха, уплотненного Мастерством и упорством российских «психов», отвела дым в сторону. Более того, эта же стена расчистила воздух ниже платформы, позволив нам с Дмитрием осторожно посмотреть, как шло сражение.

– Не понимаю, – бормотал Финн себе под нос. – Для чего капитан играет с этими воздушными «психами»? В арсенале есть еще четыре «Ската», хватит на то, чтобы расчистить небо и убраться восвояси. С тех пор как появился этот Айлендер, Тесла сам на себя не похож. Уж не загипнотизировали ли его? Говорят, что гипноз не является психотехникой…

– Другие говорят, а ты побольше слушай и поменьше болтай, – буркнул Джон Голд, уставившись в вереницу желтых и зеленых лампочек. – Тут политика делается, большая игра на уровне империй. Такие вещи для простых людей вроде нас либо полная туфта, либо что-то мудреное. Ты ведь заметил, что оружейники используют только два аппарата из пяти исправных?

– И этого я тоже не понимаю, – кивнул Макалистер. – Позволить этим япошкам бросать в тебя бомбы и при этом не отстреливаться в полную силу? Это тоже какая-то хитрость?

Субмарина вздрогнула еще раз, желтых лампочек на диспетчерском пульте прибавилось.

– Хитрость, – подтвердил Голд. – Вот дадим еще пару залпов и раскроем козыри. К тому моменту там, наверху, будут думать, что мы ослабели и нас можно взять голыми руками. Тут-то мы им и покажем, всем сразу. Ты ведь помнишь, что мы монтировали этой ночью?

Вместо ответа ирландец перекрестился и помянул святого Патрика. Помнил, значит.

Оружейники «Линкольна» тянули время, выпуская заряды уже не попарно, а поодиночке. Тесла готовился нанести сокрушительный удар и уничтожить весь флот комиссии при помощи хитрости и бомбы, забранной из тайника. Самой страшной бомбы в мире.

Какому из воздушных кораблей удалось отличиться и даже под каким флагом ходил этот герой, я не увидел – «Дежнев» медленно отползал в сторону, туда, куда направлялись все поврежденные дирижабли. Между нами и местом сражения как раз пролетал горящий британец. Зато мощную волну торжествующих Намерений удалось уловить без помех.

– Неужели… – простонал Дмитрий. Ради того чтобы полноценно порадоваться победе, он снял часть психотехнических барьеров и теперь страдал от ожога.

– Сейчас выберемся из дыма и увидим все собственными глазами, – пообещал я, прикидывая расстояние, на которое мы уже успели отойти. Без бинокля или воздушной линзы, увеличивающей изображение, мало что поймешь.

Осмотреть останки субмарины захотели все выжившие на нижней платформе. Биноклей, само собой, не хватало – их уцелело всего два, зато линза, поддерживаемая нашими совокупными усилиями, показывала ничуть не хуже.

На поверхности океана расплывалось грязное масляное пятно, в нем плавали какие-то предметы, слишком мелкие, чтобы их можно было различить на такой дистанции. Почти в самом центре этого пятна из воды торчала тонкая мачта. Мне показалось, что она медленно удлиняется, и наблюдения Дмитрия подтвердили этот факт.

– Не нравится мне все это, – поделился своими ощущениями Шмидт. – Если это спасательный отсек всплывает, значит, работа сделана некачественно. То есть я хочу сказать, господа, что суд над пиратами это, конечно, правильно, но окончательная победа, когда судить остается некого, ей-богу, как-то благороднее.

На конце мачты показался белый флаг. Добрая половина зрителей на нашей платформе разочарованно вздохнула.

– Ну, хотя бы на живых пиратов посмотрим, – пробормотал кто-то из бомбардиров. – В детстве, помню, мечтал поглядеть на Питера Блада или Моргана. Знал бы тогда, во что мечты выливаются…

На мой взгляд, в этой мачте было что-то неправильное, только я никак не мог понять, что именно вызывает такое ощущение – белый флаг или ее металлический отблеск?

– У Теслы вообще все странное и неправильное, – попытался успокоить меня Ледянников. – Вспомни этот… гидроплан.

Упоминание капитана Теслы породило мысль о том, что основные злодеи – сам Тесла, мэтр Джонс, может быть, еще кто-то из офицеров подводной лодки уцелели, тогда как всяким стрелкам и механикам, которых нанимали в Сан-Франциско среди местных рационалистов, места в спасательном отсеке наверняка не нашлось.

«Дежнев» начал разворачиваться обратно, в группу боевых кораблей, и наклон палубы вскоре помешал нам таращиться на эту дурацкую мачту.

– Вот, собственно говоря, и все, – подытожил Ледянников, предлагая мне подняться в каюту и наконец-то заняться письмами.

Читать носившее штамп «Совершенно секретно» письмо на людях, во избежание косых взглядов, не хотелось. А вот в каюте… правильно Дмитрий придумал. Мне вообще крупно повезло с напарником, надо написать об этом сэнсэю, все равно буду отвечать на его письмо.

Мы осторожно поднялись по изрядно деформированной лестнице, я помогал Ледянникову, у которого то и дело подгибалась раненая нога. Двумя палубами выше, в узких коридорах внутреннего корпуса нас встречали ремонтники, приветствовали, забрасывали вопросами. Как будто это мы, собственноручно, потопили субмарину. Право слово, даже неловко стало, прежде чем мы до каюты добрались.

– Жалко, Алексей до этого дня не дожил.

Дмитрий опустился на свою койку и достал письмо Несвицкого.

– Интересно, что бы сказал Островский, узнав, что его делегируют в международный суд? А ведь и делегировали бы, как видевшего своими глазами весь быт этого пиратского сообщества. Чтобы зерна от плевел помогал отделять. Его, военного разведчика, специалиста по техническому шпионажу – да в международный суд, на растерзание газетчикам и адвокатам!

Узнавать, что сказал бы тот или иной знакомый тебе человек в какой-то конкретной ситуации, – это ли не суть стилевидения? Стиль Островского в моей памяти сохранился полноценно и с очень высоким качеством. Неудивительно, ведь я видел его не только в размеренной обстановке, но и в бою, где человек или раскрывается полностью или погибает.

Вот если бы Алексей сейчас сидел напротив, живой, только что вместе с нами отстоявший на нижней палубе и собственными глазами видевший, как погибла субмарина, на которой ему довелось плавать… Он бы узнал спасательный отсек с первых же секунд и даже смог бы рассказать нам, кто в этом отсеке находится, в какой обстановке и сколько они там могут просидеть без посторонней помощи…

А еще Островский сказал бы, что для Теслы, пирата, не обращавшего внимания на международные соглашения и джентльменские правила, белый флаг не характерен. Тесла поднимался бы с голой мачтой или даже подняв свой собственный флаг, поскольку судьба спасательного модуля для него вполне очевидна, как очевидно, что никакого суда не будет. Тем более международного, о котором мы только что трепались с Дмитрием.

Ледянников почувствовал резкое изменение моего состояния, тень, пробежавшую по Намерению, итоговое ощущение неотвратимой катастрофы.

– Что… – начал было он, но я не стал тратить зря секунды драгоценного времени и вместо объяснений бросил короткую фразу:

– К Чеснокову, срочно!

На капитанском мостике кипела работа. Победа победой, а распоряжения с «Бирона» все продолжали поступать. Когда мы, преодолев сопротивление молодого офицера, прорвались к Ростиславу, тот уже обо всем догадался сам.

– Наши дела откровенно плохи, – подтвердил Чесноков, надиктовав очередное сообщение на «Бирон» в акустическую трубку. К счастью, попадание снаряда не повредило связь капитанского мостика с семафорной мачтой, а то пришлось бы связистам бегать туда-сюда с бумажками. – В ответ на попытку Костровицкого спустить шлюпки и подобрать спасшихся пиратов мы получили ряд довольно резких сообщений, общий смысл которых сводится к тому, что англичане с японцами больше не верят в дружественность наших намерений.

Капитан специально сделал паузу, чтобы не только мы, но и все вокруг смогли понять, что Комиссия как международное объединение отныне существует только де-юре.

– Нас обвиняют в попытке захватить объект, несущий ценнейшую техническую информацию. Ни Япония, ни Британская империя не могут позволить, чтобы Россия получила доступ к техническим достижениям, позволяющим строить подобные субмарины. О том, чтобы организовать совместный доступ к объекту, и речи не идет. Японцы сразу же вспомнили о войне против Англии, британцы – что их дирижаблей уцелело больше, чем японских или наших, а мы поставлены в тупик. Отдавать Теслу ни одной иностранной державе мы не вправе, а уничтожить его – чтобы эти проклятые секреты не достались никому – не позволяет белая тряпка на его мачте. Публичного нарушения международных законов, касающихся белого флага, нам не простит весь мир.

Дежурный связист, стоявший по правую руку от Чеснокова, сделал знак, что пришло очередное сообщение.

– Капитан, из Сан-Франциско вышел японский флот под командованием Куриты. Они держат курс сюда. Часа через два будут на месте. На «Бироне» утверждают, что англичане тоже зафиксировали отплытие флота.

Что сулит прибытие японского флота дирижаблям, разбросавшим весь запас бомб, понимали все. Дмитрий рассказывал мне, что несколько месяцев назад, когда он впервые столкнулся с деятельностью Теслы, Курита уже пытался подвести лишенные бомб британские дирижабли под беспощадный огонь двух броненосцев.

Воистину, странная штука эта история – минимум фантазии, максимум аллюзий.

– Теперь я понимаю, для чего англичане послали сюда Ястребиную Гвардию, – пробормотал первый помощник капитана. – В расчете на быстрый захват и стремительное отступление. Не удивлюсь, если Риковер со своими дирижаблями сейчас курсирует тоже где-то неподалеку.

Я повернул голову и задумчиво посмотрел через пуленепробиваемое стекло.

Теперь посреди пятна покачивался на волнах небольшой плотик с ярко-оранжевой полусферой. Если бы не мачта с белым флагом, один-единственный залп, да что там, пара пулеметных очередей разрешили бы массу проблем, предотвратили бы вооруженный конфликт.

– Черт побери! – выругался кто-то из офицеров. – Ближайшие наши соединения – в Анкоридже, а это добрые сутки пути…

Очевидно, мысли о применении оружия для разрешения создавшегося противоречия посещали не только меня. Ростислав окинул своих подчиненных быстрым оценивающим взглядом, после чего продемонстрировал настоящий капитанский голос:

– Да как вы не понимаете, господа?! Про Анкоридж вспомнили… Ведь это же возможное начало войны!

В его словах имелся смысл. Новость о победе над Теслой уже достигла Сан-Франциско, а значит, российского посольства, английской разведки и японского протектора. Если начнется перестрелка и будут человеческие жертвы, засекретить этот факт, скрыть его от общественности, как скрываются в России случаи нападения на дальневосточные пограничные участки, не удастся. Идеальный предлог для войны или, по меньшей мере, для ухудшения всех дипломатических отношений между тремя империями.

Тесла даже после уничтожения субмарины представлял угрозу для мира в этом регионе. Как бы ни завершилось дело, Калифорния может восставать, заявлять о независимости и международном признании в обмен на поддержку в грядущей войне и доступ к ее гелиевым месторождениям, ценность которых во время войны резко возрастет.

Тут я подумал еще немного и понял, что Калифорния восстанет обязательно, не таков Мэтт Кинг, чтобы упустить столь удобный случай.

Итого, мы получаем не только удобный предлог для войны, но еще и серьезный повод. Взять под опеку свежеиспеченную республику – заманчивая цель для англичан. Они и до этого топтались на орегонской границе, сдерживаемые китайскими армиями. Без поддержки же Японской империи Калифорнийской республике не устоять. Но если в британо-японскую войну вмешается Россия, у республики появляется пространство для дипломатических маневров и шансы на выживание.

Дирижабли, только что воевавшие против общего врага, поспешно перестраивались в воздухе. Англичане собирались на севере от спасательного отсека, японцы предпочли расположиться на юго-востоке, поближе к протекторату, до которого всего полтора-два часа полета. Русским достался сегмент на юго-западе, там уже занял позицию бывший флагман объединенного флота, тяжелый дирижабль «Бирон», туда же неторопливо приближался наш «Дежнев».

Скоро к этому месту подойдет Курита, и начнется война. Или Ястребиная Гвардия, пользуясь численным преимуществом британских вооруженных сил, захватит Теслу в плен. Но тогда все равно начнется война. Даже если Костровицкий секретным кодом передаст на российские корабли приказ напасть на японцев и британцев, войны не избежать. Да, за счет того, что у нас тяжелые дирижабли с большим количеством пулеметов, мы можем отвоевать Теслу как у японцев, до подхода военно-морских сил самых слабых противников, так и у британцев, «эринии» которых вряд ли смогут на равных противостоять «Бирону» и «Дежневу». Но зачем бросаться в атаку, если не считаешь, что война неизбежна?

– Что так, что иначе – война, – высказал результаты размышлений капитан Чесноков. – Рано или поздно у кого-нибудь не выдержат нервы, и начнется бойня. Все против всех. Или кто-то убедит себя, что единственный способ победить в предстоящей войне – захватить Теслу. Господа офицеры, прошу всех занять свои места и приготовиться к бою. Я не знаю, кто и каким образом его начнет, но вступать в него неподготовленным не намерен.

Он уже смирился, подумалось мне. Стиль и Намерения Чеснокова выдавали в нем борьбу между боязнью спровоцировать войну и ответственностью за экипаж, за судьбу и честь Российской империи. Но мне, стилевидцу и «психу», был уже известен исход этого внутреннего конфликта.

Иллюзий относительно шансов выжить я не питал. Боевые платформы традиционно славились высоким процентом потерь, а если вспомнить о наклонной палубе на нижней платформе и предстоящем сражении не на жизнь, а на смерть, можно было смело записываться в смертники. Как там в Японии называют психотехников, атакующих врага всеми силами и не жалеющих ни капли жизненной энергии на завтрашний день? Божественный ветер? Да, именно так – камикадзе.

Я шел размеренным шагом по узким техническим коридорам и мысленно приводил душу в порядок. В мире оставалось так много несделанного. Не поставлена свеча в Никольском соборе, не написано письмо сэнсэю, да и родителям Сугимото, помимо краткого сообщения о смерти их сына, тоже ничего еще не отправил.

Как-то так получилось, что большая часть всех незавершенных дел касалась эпистолярного жанра. Словно ангел-хранитель соглашался нарушить законы мироздания и один разок поработать почтальоном – только сядь и напиши все, что хотел. Такие мысли, разумеется, напомнили о письме от сэнсэя. Том самом, совершенно секретном.

По этой части технических коридоров, кроме меня, никто не передвигался. Ремонтники уже наладили механизм автоматической смены поврежденных камер, проверили манометры и удалились в другую часть дирижабля. Авиаторы, чье место согласно штатному расписанию было на нижней боевой платформе, спустились, едва получили приказ, то есть намного раньше.

Я вытащил конверт и, приладив переносной фонарь на один из вбитых через равные расстояния крюков, рассмотрел бледно-синий штамп. Обратный адрес письма утверждал, что его отправителем является Поликарп Матвеевич Архипов, однако руки сэнсэя никогда не прикасались к этому конверту. Загадки военной разведки? Я отчего-то вспомнил, что Дмитрию тоже пришло письмо, только от Несвицкого. Да ладно, времени мало – присоединим эту тайну к числу тех, разгадать которые так и не успею.

Внутри конверта обнаружился сложенный вдвое лист слегка пожелтевшей бумаги. Почерк был до того беглым и незнакомым, что я с трудом разбирал отдельные слова.

«Николай!

Обойдусь без вступлений, приберегу их на следующее письмо, поскольку та разновидность связи, к которой пришлось прибегнуть, отнимает много энергии.

Сейчас ты находишься на борту «Дежнева», эту и прочие детали мы выяснили при помощи футуроскопии. Верь им.

Источником страшной опасности является плот, ставший объектом интересов всего вашего флота.

Даже нам неведомо, что произойдет после того, как он взорвется. Мы знаем только то, что взрыв будет подобен Апокалипсису. Все дирижабли сгорят и оплавятся в доли секунды. Морские корабли, если успеют подойти, тоже обречены. Вы все и мы все обречены, если этот взрыв состоится. Отчего-то все думают, что на плоту находятся люди, – и это ваша главная ошибка.

Извини за сумбур, письмо надиктовывается в страшной спешке, первоначальный вариант на трех листах отвергли Ксения с Ворониным. Говорят, детальное знание будущего опаснее, чем прямое описание без деталей.

Предотврати взрыв или хотя бы сделай так, чтобы почти никто не погиб. И, ради бога, постарайся при этом не спровоцировать какую-нибудь войну. Насчет войны – это не шутка, а прямое указание. Ксения видела, возможности выполнить поручение у тебя есть. Не теряй времени, оно дороже всего на свете. И обязательно напиши, что это было, – а то футуроскописты только бледнеют и почти ничего не рассказывают.

Удачи, Николай! Мы за тебя молимся».

Теперь уже я узнавал Стиль сэнсэя, слегка искаженный сильным волнением и присутствием посторонних. Только вот склонный к театральности Поликарп Матвеевич ни за что не стал бы отправлять на противоположный край планеты такое невнятное письмо. Разве что если опасность оказалась велика и не было времени на раздумье.

«Отчего-то все думают, что на плоту находятся люди…»

Я перечитал письмо и внезапно понял, что от меня требуется. В одиночку такими делами пусть Космический Счастливчик занимается. А я не супергерой с развевающимся на психотехническом ветру плащом, всего лишь подмастерье. Как бы ни говорил Дмитрий, что Архипов выпускает человека только после того, как тот обретает силы сдать экзамен на мастера. Но зато этот подмастерье понимает, его роль не единственная, рядом с ним есть другие люди, способные на большее. Может быть, в этом и заключается великая сила подмастерья.

А вдруг я не успею, вдруг письмо прибыло слишком поздно, как то, что настигло меня в Перми? Мысль о том, что изменить уже ничего не получится, подстегнула мои нервы. Я сдернул с крюка фонарь и побежал по гулким темным коридорам туда, откуда только что пришел. Мне срочно требовалось поговорить с Ростиславом Чесноковым. Если только не поздно…

Дежурный офицер попытался не пустить меня на мостик, пришлось задержаться, показать ему конверт и штамп на нем. Пока добивался права пройти, восстановил дыхание, что тоже положительный момент – мне предстояло выглядеть убедительным.

– Футуроскопия… – пробормотал капитан, внимательно изучив текст письма.

Я и не думал, что убедить его будет так легко, но Ростислав, похоже, только и ждал подсказки со стороны.

– Взрыв и отсутствие людей на плоту, – процитировал он, словно ощущая послевкусие слов. – Вот это уже похоже на настоящий пиратский стиль. А то я голову сломал, пытаясь сообразить, отчего им так хочется в плен. С их-то техническими возможностями проторчать пару часов под водой, не подавая никаких признаков жизни, можно было бы и в такой оранжевой штуковине.