Текст книги "Люди желтых плащей (СИ)"

Автор книги: Максим Марух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

   Женя не выглядит разочарованным – на его лице скорее облегчение.

   – Ну и отлично. Я и не хотел.

   Он говорит правду, и я выдыхаю – стало быть, угадал. Черт, я знаю его двадцать шесть лет – разве могло быть иначе?

   Михась указывает пальцем на себя:

   – Кто за меня?

   Я поднимаю руку. Прости, Михась.

   Однако я единственный.

   Михась почти не реагирует, словно знал наперед, что будет именно так. Я заведомо был в фаворитах. Я – связующее звено между всеми ними. Братья Миронюк – сыновья моей крестной, мы знаем друг друга с пеленок. Ваня – друг детства. С Михасем мы с пятого класса дружим. Женя – родной брат. Я свел их вместе и закрепил на себе, как втулка, на которой держатся все спицы нашего колеса, нашего ка-тета, если угодно мистеру Стивену Кингу.

   Я понимаю, что уже выиграл, но Михась для формальности наставляет палец на меня. Ему даже не надо называть мое имя – руки Жени, Вано, Витоса и самого Михася уже в воздухе.

   В одно мгновение я становлюсь главой прайда... Неожиданно. А впрочем, почему нет? Из всех здесь присутствующих я больше всего подхожу на эту роль. Что еще я умею? Командовать – вот все, что я могу. Я не умею жертвовать собой, как Женя и Ваня, я не умею прислушиваться к точке зрения других, как Арт, я не умею быть преданным, как Витос и рассудительным, как Миша. У каждого из них есть какой-то талант, а мой – использовать таланты тех, кто меня окружает. И я пользуюсь ими на всю катушку. Когда мне нужна компания, я звоню Михасю, когда машина – Ване, когда помощь в работе и пополнение компании – братьям Миронюк, когда нужно настроить компьютер – однокашнику Олеже (интересно, жив ли он?). Не говоря уже о брате. Им я кручу, как хочу и когда хочу. Я использую друзей для своих целей, но сейчас это на руку всей группе. Сейчас моя цель – выжить любой ценой, и, думаю, наши интересы в кои-то веки совпадают.

   Михась хлопает меня по плечу:

   – Поздравляю.

   – Спасибо. Но еще нам нужен заместитель.

   – На кой хуй? – хмурится Женя.

   – На случай если... ну, знаете, вожака вдруг не станет.

   Все настороженно переглядываются, словно я собрался прямо сейчас лечь и умереть.

   – Тогда еще р'аз голосуем? – воодушевляется Виталик.

   – Нет, – отвечаю. Хватит с меня голосований. – Зама назначит главный.

   Никто не перечит. Теперь уже поздно.

   Я остаюсь верен своему первоначальному выбору:

   – Михась.

   Мой друг криво улыбается мне. Не знаю, испытывает он радость или огорчение, но, думаю, в нем и того и другого понемногу. Отныне решения буду принимать я, в то время как ответственность за последствия нам предстоит делить поровну.

   – Я все равно не останусь с бабушкой, – щурится Арт из клубов табачного дыма.

   По лицу Жени расплывается мстительная улыбка.

   – Если я скажу, ты останешься один, – отвечаю ему.

   – Пожалуйста, – пожимает плечами Арт. – Мне похуй.

   Все с подозрением косятся на меня. Я блефую. Оставлять здесь кого-то – плохая идея, и в этом споре Женя уже обречен на поражение. Но я играю вновь обретенными мускулами и слежу за реакцией. Они покупаются на мой блеф. И мне это чертовски нравится.

   – Никто с ней не останется, – выношу вердикт.

   На сей раз негодует Женя. Начинающийся заново спор убивает в зародыше Витос:

   – Кто будет выступать, того буду бр'осать на пятак! – предупреждает он. – Я – палач. Тебя это тоже касается, – добавляет он в сторону Арта.

   В ответ тот показывает средний палец.

   Я обращаюсь к Жене:

   – Забаррикадируем все окна в дом, укрепим дверь, оставим ей еды и питья на двухнедельный срок. Выходить на улицу будет только днем и только раз – чтобы очистить переносной туалет и дать псу пять минут выгуляться. Если за это время мы не вернемся – она всех нас переживет.

   Женя не выглядит убежденным, но вынужден согласиться. Мое решение ему не нравится, но это меня не беспокоит. Именно поэтому и я не поднял руку на голосовании, когда произносили его имя. Поменяй нас местами, и он пошел бы у меня на поводу. Сие – бремя каждого младшего брата.

   Поворачиваюсь к Ване:

   – Вано, ты вспомнил?

   – Вспомнил. На Нансена есть оружейка. "Арсенал" или как-то так...

   – Тогда собираемся.

   Нансена – совсем недалеко. Не больше километра вверх по Шеболдаева. Когда-то было... В отличие от магазина Тамилы, до которого сто шагов пешком, расстояние до Нансена теперь покажется мне бесконечно долгим путешествием. И пускаться в него неподготовленными нельзя.

   11:25

   Я ставлю задачу разделиться. Трое остаются в доме, готовить бабушку к двухнедельной осаде, трое едут в "Арсенал". Мое первое серьезное решение, как лидера. Делю группу не наобум: в доме остаются Михась, Женя и Арт. Я, Вано и Витос на "Октавии" выдвигаемся в магазин. Все правильно – два брата и два лидера в разных группах. Больше шансов, что к родителям вернется хотя бы один сын.

   Женя настаивает на том, чтобы перед отъездом мы все проверились на предмет микротравм, а все найденные обработали йодом и заклеили пластырем. Делаем, как он говорит.

   Берем с собой несколько ножей, два топора и мачете. У Вани в багажнике отыскивается кусок арматуры и устрашающего вида "вундервафля", как называет это Витос, сделанная руками самого Вано. Кусок черенка от лопаты с набитыми на одном конце гвоздями – эдакое подобие "утренней звезды". Несмотря на примитивизм, орудие выглядит внушительно.

   – Ну, мы погнали, – говорю я, стоя одной ногой в машине.

   Витос и Вано уже внутри, двигатель включен и тихо урчит в ночной тишине дневного города, нарушаемой лишь жалобными стонами брошенных зэков.

   – Давай, удачи, – брат пожимает мне руку, и его страх словно передается мне через ладонь.

   Мне не хочется оставлять его здесь. Ни с пацанами, ни с ротой солдат.

   – Вы тут тоже поаккуратней.

   – Да нам хули, у нас Дэн, – улыбается Арт.

   К моему удивлению, он справляется со страхом лучше Жени. Или я просто хуже его знаю...

   – Через час не вернетесь, мы выдвигаемся на поиски, – напоминает напоследок Михась.

   Хлопаю его по плечу:

   – Через полчаса вернемся загруженные под завязку.

   – Залазьте в машину, – кричит мне Ваня из салона, – товарищ командир, еб вашу дивизию!

   11:40

   Теперь я знаю, как выглядит покинутый город. И это страшно.

   Мы видим брошенные машины. Мы видим сгоревшие остовы машин, сгоревшие кости людей в остовах машин. Трупы повсюду – столько я не видел даже в фильмах про войну. Одни целые, другие истерзанные, третьи – разбросанные по кускам на несколько метров. Мы видим брошенные дома, брошенные многоэтажки, брошенные магазины и кафешки, сауны и автомойки. Где-то там, в их темных углах притаились бывшие владельцы, ждущие своих новых клиентов. Новой ночи.

   Воздух наполнен гарью и пороховым запахом. Под колесами хрустят тысячи стреляных гильз и ковер битого стекла. Пока мы поднимаемся к РИИЖТУ, я вижу трупы нескольких военных. Я различаю их лишь по обрывкам зеленой формы – то, что содержалось внутри, теперь похоже на кровавое месиво.

   РИИЖТ разрушен. Моя альма-матер, где я провел пять лет жизни, теперь в огне. Из кабинетов и окон вырываются длинные языки пламени, лижут беленые стены, покрывая черной копотью. Куполообразная крыша главного корпуса ввалилась внутрь. Завораживающее зрелище.

   Раз или два мне попадаются бесцветные лица людей за стеклами уцелевших хрущевок. Выжившие. Такие же, как и мы. Они смотрят на нас со страхом и недоверием. Они боятся нас не меньше, чем мы их. Их мало и с каждым днем будет становиться все меньше. Если кто-то думает, что глобальные катаклизмы заставляют сплотиться, то он ошибается. Наш мир отныне – сообщество первобытных хищников. Охотников, кто посмелее, и падальщиков, кто нет. Эволюция пущена в обратное русло – выживут самые деградировавшие, самые злые и бесчестные, аморальные и подлые. Это наш новый прогресс. Дарвиновский естественный отбор. Травоядным здесь не место.

   Нам несказанно везет – в сутолоке гигантской пробки, в которую превратились теперь все дороги города, Ваня умудряется находить узкие лазейки и, не щадя кузова своей машины, поднимается на Нансена.

   Только там, на горе, мы вдруг обращаем внимание на небо. Всего два часа назад первозданно голубое, теперь оно затянуто некрозной плотью дождевых облаков. Дневной свет меркнет – солнце скрывается за плотной пеленой. В воздухе отчетливо пахнет дождем.

   Мы подъезжаем к магазину в тот момент, когда первые капли начинают барабанить в стальной кузов машины. Несколько падает на лобовое стекло, и мы видим, что они розовые...

   11:40

   – Блять! – Ваня спешно закрывает окна.

   Как и прошлой ночью, дождь обрушивается на нас единой мощной стеной, и вот уже розовые потоки отравленной жижи стекают по стеклам.

   Мы смертельно напуганы. Боимся дышать. Ваня перекрывает вентиляционные заслонки, чтобы даже насыщенный ядовитой влагой воздух не поступал в салон. Витос натягивает на нос горловину толстовки.

   Я смотрю в лобовое стекло. Магазин перед нами, закрыт и нетронут. Большая желтая вывеска гласит: "СЕПУР-АРСЕНАЛ. РЫБАЛКА. ОХОТА. ТУРИЗМ".

   Так близко и так далеко...

   – Подождем, пока закончится, – говорю я.

   12:00

   В шуме дождя появляется новый звук, и через секунду на парковку перед магазином въезжает еще одна машина. Черный "Хендай Акцент". Стекла слега тонированы, но мы все равно видим сидящих внутри людей. Их четверо, молодые, самому старшему едва за тридцать. Крепко сбитые, двое кавказской наружности и по виду спортсмены. Завидев нас, водитель поворачивает бритую голову и делает устрашающие глаза. Слов не разобрать, но по его губам я легко читаю: "съебывайте на хуй".

   Новые клиенты "Супер-Арсенала" совершенно не намерены соблюдать очередь.

   12:10

   – Чо будем делать? – слышу с заднего сиденья голос Витоса. – Если кипешь начнется – каша будет.

   Оружие у нас в салоне, но противников на одного больше. И я очень удивлюсь, если они приехали сюда с голыми руками.

   "Не нужно было разделяться" – мелькает в голове. – "Нужно было ехать всем скопом".

   Мое первое решение – и первая ошибка.

   – Ваше мнение?

   Я слишком поздно понимаю, что дал слабину.

   – Ты босс, – пожимает плечами Ваня.

   Адреналин и страх перехлестывают его, и это плохо. Если он заведется – быть беде.

   – Если мы сейчас включим заднюю, можем уже нигде не найти целого магазина, – вслух рассуждаю я. – Ажиотаж слишком большой. А без оружия мы далеко не уедем. Но если ввяжемся... можем даже отсюда не уехать.

   Я снова смотрю на "Акцент". Водитель, словно поняв смысл нашей беседы, качает головой: "не стоит".

   Витос просовывается между нашими сиденьями, и я вижу его бледное лицо.

   – Мы их сделаем, Макс, – заверяет он меня. В его глазах я не вижу той уверенности, что несут его слова, но зато я вижу там другое. Дух. Боевой дух.

   – Сделаем, – поддерживает Вано. – Продумаем, только, как – и сделаем.

   Они правы. Время выживания началось. Уже началось. Если мы начнем с поражения, если будем бояться и прятаться, как те жалкие существа в своих квартирах – нам конец. Пришло время узнать, каково наше место в новой пищевой цепи.

   – Хорошо, – киваю я, и страх тут же парализует все конечности. – Остаемся.

   Когда дождь закончится, в этом магазине окажемся либо мы, либо они.

   Мы начинаем ждать.

Глава 5

Бойня

   13:20

   На какое-то время дождь поглощает все вокруг. Это стена, тюремный обвод, за который никому не прорваться. Дождь настолько плотный, что мы почти не видим наших визави. Только темный силуэт их машины. Но они по-прежнему там, внутри. Как и нам, им сейчас некуда идти.

   Окна запотевают через десять минут. Видимость падает до нуля, и мы оказываемся в непроницаемом розовом коконе. Я говорю Ване включить кондиционер – держать соперников в поле видимости жизненно важно для нас. Ваня заводит мотор, включает режим рециркуляции воздуха в салоне и климат-контроль.

   Водяной пар на стеклах медленно отступает, в образовавшихся прогалинах я снова вижу Нансена. Однако что-то изменилось. Дождь поутих, и теперь сквозь тонкую розовую завесу я различаю тени. Приглядевшись внимательней, понимаю, что это тени людей. И они движутся прямо на нас.

   13:35

   – Снимайся с ручника! – командую Ване. – Уезжаем!

   Тот недоуменно хлопает глазами.

   – Чо случилось?

   Пар на стеклах почти исчез. Я поднимаю глаза к небу.

   Солнца нет. Небо обложило наглухо, город погружен в предвечерний полумрак. Смотрю на "Акцент". Парни в салоне не обращаются на нас внимания, переговариваясь о чем-то между собой. Кажется, один из них смеется.

   Угомонившееся немного сердце возобновляет бешеную пляску.

   Света нет, а, значит, нет светобоязни. А, значит...

   – Там кто-то ходит, – говорит Витос, прильнув лбом к боковому окну.

   Они пока далеко – ближайший к нам силуэт не больше скрепки для бумаги. Но дом бабушки, где нас ждут друзья, отсюда еще меньше.

   – Прокаженные, – я не узнаю своего голоса. – На улице темно, и они повылазили...

   Мои друзья витиевато матерятся. Продолжая сыпать проклятьями, Ваня включает заднюю передачу и смотрит на меня:

   – Куда? На хату?

   Мы не успеем. Я понял это еще до того, как он спросил, но боялся озвучить. Город наводнен "прокаженными", и сейчас они вылезают из своих нор на свет божий. Или во мрак, который, уходя, оставил после себя бог.

   Если мы доедем до РИИЖТа – это уже будет чудом. Но мы не доедем. Я нахожу подтверждение своим мыслям в глазах Витоса и Вано.

   – Нет. Придется искать убежище здесь.

   – Я вро'де уже нашел, – Витос стучит пальцем по заднему стеклу "Октавии", и мы с Ваней выворачиваем головы назад. – Смотр'ите.

   13:40

   На самом деле улиц Нансена в Ростове две. Верхнее и нижнее. Между обоими пролегают железнодорожные пути, ведущие к главному Ростовскому ЖД Вокзалу. Никогда бы не подумал, что эти самые пути, создававшие в час пик огромные пробки у переездов, так мною ненавидимые, теперь могут спасти наши жизни. Точнее, не сами пути, а старый добрый Торжский электропоезд в своем вечнозеленом боевом раскрасе.

   "Торжок" стоит прямо напротив нас, головной вагон метрах в трехстах от "Супер-Арсенала". Все двери в вагонах открыты, под многими спущены ступеньки. Но есть и те, где ступеньки так и остались втянуты внутрь – пассажиры покидали состав спешно, выпрыгивая прямо на пути.

   Воспаленное воображение рисует интерьер медленно катящегося к вокзалу поезда. В приоткрытое окно в тамбуре курит мужчина. Сбивает пепел, и несколько розовых капель попадает на фильтр. Мужчина не замечает, как слизывает их со следующей затяжкой. Для квази-апокалипсиса в замкнутом пространстве электропоезда довольно и одного зараженного...

   – Туда! – кричу Ване. – Жми!

   Ваня бьет по педали газа, свистят по скользкой дороге покрышки. Мы отъезжаем от "Супер-Арсенала" под гогот и улюлюканье сидящих в "Акценте" парней. В нашу сторону показывают скабрезные жесты и корчат рожи. Я слышу голос водителя, кричащего в чуть приоткрытое окно: "Черти! Черти!"

   Я выбираю вагон в середине поезда и направляю Ваню туда. Когда мы останавливаемся у насыпи, дождь почти прекратился. Розовые капли едва слетают с небес, точно стряхнутые с губ гигантского зараженного божества.

   Поезд выглядит довольно надежным убежищем. Железные стенки, толстые стекла, в купейных вагонах прочные двери с хорошими замками. Все вагоны соединены друг с другом, в каждом есть два выхода, а межвагонные двери вообще непробиваемые, так что "прокаженных" можно легко отрезать от остального состава, если они вдруг ворвутся внутрь.

   "Мы могли бы здесь жить", – мелькает в голове шальная мысль.

   Нет, нельзя так думать. Это пораженчество. Хоронить мир людей слишком рано. Человечество не могло погибнуть всего за сутки. Где-то там обязательно есть оплот живых людей, современный Арарат, призванный стать колыбелью новой цивилизации. Я верю, что там нас ждут близкие и друзья. Если это место существует, мы обязательно найдем его.

   – Дождь еще моросит, – замечает Ваня.

   – Спрячьте руки в рукава и натяните кофты на головы, – распоряжаюсь я. – Пойдем так.

   Ждать нельзя – тени на дороге все ближе, и их все больше.

   Вооружившись, мы открываем дверцы машины и ступаем на пропитанную отравленной водой улицу.

   14:00

   – Воняет, – слышу из-под толстовки приглушенный голос Витоса.

   Да, теперь мы все чувствуем это – розовый дождь имеет запах. Едва уловимый, но в то же время едкий, химический аромат алкогольной рвоты. По опыту прошлой ночи я знаю – долго в воздухе он не продержится. Возможно, его исчезновение означает смерть вируса, неспособного долго жить вне живого организма.

   Первым в вагон залезает Витос, следом за ним я. Ваня замыкает.

   Прячу мачете за пояс, хватаюсь за влажные поручни, и рукава вязаной кофты тут же впитывают розовую влагу. Почувствовав ее на своих ладонях, я едва не кричу от паники. Неконтролируемый, животный страх скручивает где-то в области живота. Я почти уверен, что уже заражен, что вот-вот потеряю сознание, а когда очнусь – моей единственной целью станет убийство себе подобных ради пропитания и просто ради убийства.

   – Быстрее! – безотчетно подгоняю Виталика. – Быстрее! Быстрее! Быстрее!

   – Да иду, заебал! – шипит тот, ощущая мои отчаянные тычки в спину.

   Мы оказываемся в тамбуре. Только покинув перенасыщенную розовой дрянью среду, я замечаю, что Вани на ступеньках нет. Он по-прежнему на земле, смотрит на нас снизу вверх:

   – Идите, я догоню.

   – Лезь в вагон! – кричу на него шепотом.

   За моим плечом Витос поносит матом его и всю его родословную на несколько колен вверх по генеалогическому древу.

   Но тот уже не видит нас, выпуклые глаза лихорадочно изучают нижнее Нансена. Дождь совсем перестал, в шуршащей тишине инфицированного города мы слышим, как хлопают двери черного "Акцента". Четыре человека направляются к "Супер-Арсеналу".

   Тени "прокаженных" приобретают вполне четкие очертания, и я вижу, что они повсюду. Нижнее Нансена, верхнее Нансена, спуск на Буденовский проспект... Они бродят вокруг, мне даже кажется, что я слышу, как они урчат что-то себе под нос на своем нечеловеческом наречии.

   Потом шуршащую тишину обезлюдевшей улицы вспарывает звон бьющегося стекла – пассажиры "Акцента" проникли в оружейный магазин через окно.

   – Идите, – говорит нам Ваня, взвешивая топор в руке. Оглядывает вагон в поисках номера. Его явно распирает какая-то идея. Он завелся – теперь уже не остановить. – Я щас... быстро...

   И, прежде чем мы с Витосом успеваем хоть что-то сказать, мой друг возвращается обратно в машину и заводит мотор.

   14:25

   Мы запираем вагон с обоих концов, но не втягиваем ступеньки, оставляя для Вани пути для отхода. Вагон купейный. С оружием наизготовку и трясущимися от страха коленями обыскиваем все купе. Нам снова везет – ни одного "прокаженного". Запираемся в одном из купе. Вещи пассажиров брошены так, словно их владельцы вышли отсюда минуту назад глотнуть свежего воздуха на очередном полустанке. На столе нехитрая снедь и чай в железных подставках, койки расстелены, подушках сохранили вмятины голов своих хозяев.

   Глаза Витоса широко раскрыты, нижняя губа отвисла:

   – Они спали, когда все случилось...

   Да, картина не из приятных. Но сейчас не время рефлексировать.

   Прилипаем лбами к окну и следим за Нансена. Белая "Октавия" медленно подкатывает к "Супер-Арсеналу". Наших конкурентов на оружие не видно – все четверо увлечены разграблением магазина. Ваня выжидает еще минуту, потом открывает дверь и выходит на улицу.

   Я вижу в его руке нож, другая сжимает топор. Пригибаясь к земле, Ваня подкрадывается к черному "Акценту" и, одно за другим, прокалывает все четыре колеса. Даже отсюда я слышу шипение, с которым выходит воздух из пробитых покрышек.

   – Сука. Сука. Сука, – бубнит у меня над ухом Витос. – Чо он делает...

   Я снова окидываю взглядом нижнее Нансена. Дорога в обе стороны безлюдна, насколько хватает глаз – обзор ограничен шириной окна. Но что твориться за его пределами известно только Ване.

   – Сука. Сука. Сука.

   "Акцент" уже стоит на дисках, расплющивших спущенную резину. Ваня возвращается к "Октавии" и вдруг замирает. Затем принимается лихорадочно обыскивать карманы в поисках ключей.

   В эту секунду я вижу первого "прокаженного".

   Это женщина. Она вступает в пределы видимости окна, и Витос перестает бубнить. Мои легкие со свистом втягивают воздух сквозь неплотно сжатые губы.

   Ей чуть за тридцать, абсолютно голая, с головы до пят измазана розово-черной грязью. При каждом шаге тело женщины извивает в страшных корчах, скрюченные руки словно живут своей жизнью – она то прижимает их к израненной груди, впиваясь пальцами в мягкую плоть, то отрывает назад, уже со свежими кусочками кожи под ногтями. Длинные волосы грязным колтуном лежат на плече. Страшнее всего ее лицо. Перекошенный судорогой рот вытянут в непрерывном немом "О", подбородок и горло покрыты запекшейся кровью, излившейся из того обрубка, что раньше был корнем ее языка. Глаза закрывает слипшаяся от грязи и крови челка. На голове слева недостает уха – не знаю, отгрызли его сородичи, или она оторвала сама.

   Первые секунды шока настолько сильны, что полностью обездвиживают нас. Ротовую полость наполняет терпкий привкус адреналина. Мы так перепуганы, что не можем даже дышать. Все на что нас хватает – наблюдать за адским отродьем, которое медленно приближается к нашему другу.

   Между тем, Ваня не замечает зараженную женщину, или не хочет замечать. В ситуациях сродни этой страусиная тактика может быть весьма полезна – по крайней мере, не даст тебе впасть в ступор.

   Однако вместо того, чтобы сесть в машину и ехать к нам, Ваня ставит ее на сигнализацию.

   "Пиу-пиу" – откликается та.

   Этот привычный звук, точно вернувшийся к нам из прошлой, нормальной жизни, приводит нас с Витосом в чувство.

   – Какого хуя он делает! – вопрошает Виталик.

   Если бы я знал.

   Ощущаю рукоятку мачете в ладони – последние несколько минут я сжимаю ее до онемения в пальцах.

   "Прокаженная" не видит Ваню, от нее до парковки "Супер-Арсенала" добрых двести метров, усеянных брошенными и перевернутыми машинами. Но это не значит, что она не слышала звуков сигнализации.

   Витос обалдело смотрит на меня:

   – Он чо, бля, боится, что ее угонят?

   За меня ему отвечает сам Ваня. С размаху бьет топором в передний бампер "Октавии", и улица оглашается надрывным звуком сработавшей сигнализации.

   "ПИУ-ПИУ-ПИУ-ПИУ! УА-УА-УА-УА!"

   Теперь инфицированная женщина точно его услышала. Как и все остальные "прокаженные" в округе.

   Неожиданно мне становится ясен замысел Вани.

   – К дверям! – кричу Витосу. – Надо его встретить!

   Сквозь толстое стекло вагона-купе мы видим, как наш упитанный друг опрометью несется к поезду, держа вооруженную топором руку на отлете.

   14:40

   Следующие десять минут помню урывками, точно плохой сон в первые минуты после пробуждения.

   Мы с Витосом у дверей в вагон. Ваня мчится к насыпи, маневрируя меж кузовов разбросанных по дороге машин. Никогда бы не подумал, что его грузное тело может обладать такой проворностью – полосу препятствий он проходит почти красиво. Один раз сильно задевает бедром "кенгурятник" огромного "Ландкрузера", вскрикивает от боли, но остается на ногах и скоро восстанавливает прежний темп.

   "Прокаженная" женщина переходит с шага на бег. Она мчится к "Октавии", изрыгая страшные горловые звуки, похожие на зов о помощи. Скрюченные руки вытянуты вперед, истерзанные груди прыгают вверх-вниз.

   Ваня почти поравнялся с нашим вагоном. Осталось пересечь дорогу и подняться на насыпь. Потом происходит сразу несколько событий.

   Я вижу еще двух "прокаженных" – молодую девушку, почти девочку, и взрослого мужчину. Они появляются с той же стороны, откуда пришла первая женщина. За ними – еще шестеро или семеро. Другая группа "прокаженных" выбегает на дорогу со стороны Буденовского, и я перестаю считать. Они уже повсюду. В мгновение ока нижнее Нансена заполнено этими тварями. В ту же минуту из магазина выбегает пассажир черного "Акцента". Кажется, один из двух кавказцев, что сидели на заднем сиденье.

   Ясно – они решили, что сигнализация сработала у них. Но я-то отлично помню, что водитель вообще не закрывал машину. Увидев моргающую аварийными огнями "Октавию", кавказец тоже это понимает. Я слышу, как он выкрывает что-то на незнакомом языке.

   В следующую секунду на него набрасывает первый "прокаженный".

   Тварь цепляется зубами парню в горло и валит на землю. Последнее, что я вижу, перед тем, как тело несчастного полностью скрывается под десятком обнаженных нелюдей – фонтан крови, толчками вырывающийся из прокушенной артерии.

   Ваня уже у насыпи. Осталось совсем чуть-чуть. Но удача, наконец, изменяет нам – его преследуют. "Прокаженная" женщина – та самая, что появилась на дороге первой и "позвала" остальных – оставила попытки проникнуть в "Октавию" и теперь бежит за ее водителем. Остальные твари тянутся к магазинной парковке, привлеченные звуками кровавого пира.

   Поворачиваюсь к Витосу:

   – Готовься! Ща мы ее встретим!

   В ответ Виталик собранно кивает.

   Крепче сжимаем в руках оружие.

   В жизни так не боялся.

   14:50

   – НЕ-Е-Т! – доносится до нас из недр "Супер-Арсенала".

   Мужской вопль на грани срыва похож на женский. Звук пронизан таким отчаянием, что перекрывает собой даже шум "прокаженной" толпы.

   Затем мы слышим череду автоматных выстрелов, и из окон магазина вылетают последние уцелевшие стекла.

   14:51

   Ваню больше не преследуют. Привлеченная новым неведомым звуком женщина резко меняет направление и, шлепая босыми ногами по мокрой дороге, мчится к дверям "Супер-Арсенала". Остальные "прокаженные" на Нансена, в количестве, примерно, полусотни обезумевши мужчин, женщин и детей, следуют ее примеру.

   14:52

   Ваня практически взлетает на ступеньки – один шаг, и он уже внутри вагона. Мы с Витосом запрыгиваем следом, втягиваем ступеньки и захлопываем дверь.

   Смотрю на Ваню. С губ полностью сошла кровь, они контрастируют на раскрасневшемся от бега лице, как подвенечное платье в похоронной процессии. Мой друг едва дышит, грудь вздымается и опадает в бешеном ритме, подмышками залегли темные пятна от пота.

   Мы не говорим друг другу ни слова – все и так понятно. Проталкиваемся в то же самое купе, где еще недавно наблюдали в окно за Ваней, и закрываемся на замок.

   В "Супер-Арсенале" уже вовсю кипит бой. "Прокаженные" толпой ломятся внутрь, в узких дверях образовывается затор. Канонада ружейных залпов и автоматного стрекота сотрясают стены магазина, вопли умирающих под пулями "прокаженных" разрывают нам барабанные перепонки. Несколько измочаленных тел вываливается на парковку сквозь разбитые окна, расплескивая литры крови.

   Если бы нам было чем – мы бы снова блевали.

   – Первый закон зомби-апокалипсиса: будь человеком, и к тебе потянутся, – слышим хриплый голос Вани.

   Весь его план в одном предложении.

   15:10

   Наконец, битва закончена. Перед окнами и дверями магазина плетеный ковер из окровавленных человеческих тел. Ступая по нему, из "Супер-Арсенала" выходит человек. С карабином наперевес, он тоже с ног до головы в крови, но, в отличие от лежащих внизу, жив, а не мертв. Не знаю, ранен ли он, не знаю, заражен ли он – сейчас это неважно. Я просто хочу, чтобы он уехал отсюда. Неожиданно я ловлю себя на мысли, что всей душой желаю его спасения.

   Трясущейся рукой парень открывает дверцу "Акцента" и садится за руль. Заводит мотор. Жуя пробитую резину железными дисками, машина медленно отъезжает от магазина. На Нансена все еще неспокойно – несколько "прокаженных" по прежнему бродят вокруг. "Акцент" выезжает на дорогу и катится к спуску на Буденовский проспект. Привлеченные звуком мотора, "прокаженные" бросаются за ним вдогонку, но развязки этой истории мы не видим – машина съезжает вниз и исчезает из поля нашего зрения. "Прокаженные" следуют за ней, как стая щенков за материнской титькой.

   Первый луч солнца ложится на дорогу, и мы видим его блик, отраженный в наполненной кровью луже. Поднимаем головы к небу, и мое тело, наконец, расслабляется. Такого блаженства я не испытывал уже давно.

   В серой стене дождевых облаков появляются первые голубые оконца. Нам остается только ждать.

   15:50

   – Ну, что, выходим? – спрашивает меня Витос.

   Мы в тамбуре вагона, держусь рукой за металлическую ручку двери. Десять минут назад погода окончательно наладилась, с тех пор мы не видели ни одного "прокаженного". Однако после кровавого побоища, развернувшегося на нижнем Нансена всего час назад, нас все еще потряхивает.

   – Выходим, – решаюсь я.

   Щурясь от яркого света, выпрыгиваем на насыпь и перебежками двигаемся к магазину. Как я и предполагал, от химического запаха не осталось и следа. Стало быть, в воздушной среде вирус живет около получаса, не больше. Это хорошая новость.

   Головы моих друзей крутятся во все стороны, выискивая любые признаки движения. Два топора, два ножа и одно мачете находятся на боевом взводе. Пробегая мимо того места, где несчастного кавказца сожрали заживо вместе с одеждой, мы избегаем смотреть вниз. Наступая на тела убитых "прокаженных" перед входом в оружейный магазин, представляем себе, что идем по водяному матрацу.

   – Еба-ать! – восклицает Ваня.

   Пожалуй, это самое подходящее слово для описания того, что мы видим внутри магазина. Здесь достаточно светло (спасибо выбитым окнам), чтобы ни одна тварь не выбрала это место для дневки, и мы, открыв рты, созерцаем представшую перед нами картину.

   Большая часть "прокаженных" нашла свою смерть именно здесь. Примерно с три десятка трупов в творческом беспорядке разбросано по всему магазину. Они лежат на полу, лежат на разбитых витринах, лежат на поваленных манекенах в охотничьей экипировке. В отделе рыбалки мы видим единственное тело в одежде – это третий из пассажиров черного "Акцента". По бритой голове я понимаю, что это водитель. По изрешеченной пулями спине – что он стал жертвой нескольких шальных пуль, если такие вообще бывают. Тело четвертого товарища нигде не видно, но я не исключаю возможности, что оно просто похоронено под трупами убитых им тварей.

   Однако если отбросить кровавые подробности, перед нами настоящий Клондайк! Здесь есть все, что нужно для выживания в "зомби-апокалипсисе", как назвал это Ваня. Принадлежности для охоты и рыбалки: камуфляж, удочки и спиннинги, палатки, веревки, капканы, переносные газовые плиты для полевой кухни, походные фляги, фонарики, настоящие охотничье ножи, по сравнению с которыми наши выглядят жалкими ковырялками.