Текст книги "Погружение"
Автор книги: Максим Калашников
Соавторы: Сергей Кугушев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 48 страниц)
Первый – это проект, который и известной долей условности назовем «Белым». Проект либерально-демократический. Его выдвигали масоны. Они пользовались поддержкой определенной части еврейства. Наконец, масонскому проекту, особенно на первом этапе, симпатизировали западные союзники по Антанте.
Проект этот стоял на убеждении, будто после свержения царизма можно устроить жизнь по западным образцам. Идеологами проекта служили масоны, которые исходили из возможности интеграции России в европейское сообщество. Экономическая принадлежность России к западной цивилизации, которая проявилась в романовскую эпоху империи, дополнялась полной экономической, культурной и идеологической интеграцией с Западом. Планировалось создать в России общество, отличительными чертами которого на уровне воспринимаемой реальности стали бы политическая демократия парламентского типа, независимая судебная власть, рыночная экономика, политический плюрализм, светский характер общества, наличие развитой системы социального обеспечения.
Что же касается не внешней стороны, а сути, то демократия парламентского типа должна была опираться на строго иерархическую систему тайной власти в орденских и подобных им масонских и парамасонских структурах. Независимость судебной власти должна была базироваться на корпоративных договорах и системе третейского разрешения споров для избранного круга реальных хозяев общества. Рыночная экономика становилась основанием и питательной средой для монополистических структур финансового и промышленного капитала, концентрирующего в себе основные финансовые потоки и центры прибыли. Идеологический плюрализм должен был обернуться манипуляцией общественным сознанием. Развитая система социального обеспечения – становилась средством канализации социальных беспорядков.
Надо прямо сказать, что предлагаемый масонами западноевропейский вариант развития России был не плох и не хорош. Более того, он продемонстрировал свою силу и эффективность в условиях Западной Европы. Однако он, как показала история, оказался неприемлем для русских, и его внедрение лишь намного ускорило процесс самораспада национального проекта Российской империи.
Парадокс Белого, масонского (или либерального) проекта состоял в том, что образ привлекательного, мирного и зажиточного будущего, приемлемый для значительной части образованного русского общества, на самом деле не имел ни единого шанса на успех. Ведь именно путь интеграции России с Западом, утрата ею своей национальной идентичности в значительной степени и предопределили трагическое расхождение цивилизационного и национального проектов, и, в конечном счете, крах российского общества и его уничтожение. Предлагаемое будущее не могло наступить, поскольку путь к нему оборачивался катастрофой. А этого не смогли понять либералы всех мастей в России.
Именно этим можно объяснить то, что после революции они писали мемуары, в которых выражали сожаление по поводу случившегося, искали в этом результат своих собственных трагических ошибок, личных просчетов и выражали убеждение в том, что успех проекта был весьма близок. И если бы они не ошибались, и если бы Запад помог, то это будущее наступило бы, и жили б мы все в полноценной европейской стране, которая в полной мере могла воспользоваться плодами победы над Германией, Австро-Венгрией и Турцией. И только наиболее проницательные из сторонников либерально-масонского проекта смогли сделать чрезвычайно горький и жесткий для себя вывод: у их проекта шансов в России не было совсем. Он не мог осуществиться просто потому, что еще до этого Россия, идя по пути вестернизации, неизбежно должна была распасться и самоуничтожиться.
Об этом блестяще написал один из самых глубоких умов прошлого века, сэр Арнольд Тойнби:
«Хотя прозападная политика проводилась более двух веков, она привела Россию Петра Великого к полному краху. Одно из объяснений подобного развития событий видится в том, что процесс вестернизации не затронул всех сторон жизни России и был жестко ограничен определенными рамками. Собственно, Запад так и не оказал влияния на жизнь и культуру России… Мощные традиционные культурные пласты оказывали сопротивление процессам вестернизации. Катастрофа 1914-1918 годов сделала очевидной и общепризнанной промышленную и социальную отсталость России, способствовала приходу к власти большевиков, определив в некоторой степени и их программу… Радикальные формы политической оппозиции, выработанные на Западе, проникли в русскую жизнь столь глубоко, что борьба за политическую свободу в России может вполне считаться движением западного происхождения, а революция была антизападной в том смысле, что Запад в определенном смысле отождествлялся с капитализмом». (А.Тойнби. «Постижение истории»).
Тойнби четко сформулировал важнейшее положение: генотип России, выраженный в ее цивилизационном проекте, входил во все возрастающее противоречие с политическими проектами ее же собственной элиты. Именно это противоречие взорвало и разорвало страну, которая оказалась не в состоянии пережить раскол. В сущности, само определение «раскол» и есть определение трагического разлада жизни, дефекта, который не позволяет осуществить гармонию, воплотить идеалы соборности, симфонии властей.
Проект народной вольницы
Второй проект был проектом народной вольницы. Главным противоречием русской истории выступает противостояние народа и власти. Народ, видя ослабление власти, всегда стремился ее скинуть, уничтожить эту чужеродную силу. С 1690-х годов вся история России – это история ее вестернизации. Она шла мимо народной жизни – вопреки ней и в большой степени за счет нее. Для народа она была не только чуждой, но и противоположной.
Противостояние народа и власти стало еще острее в годы Первой мировой. Власть бросила народ воевать за непонятные и чуждые ему цели. Русскому крестьянину было наплевать на черноморские проливы, ему было все равно, на кого ориентируется Петербург: на Лондон, Париж или на Берлин. Для него это была чужая война. Она только обострила тяготы крестьянской жизни, каждый год забирая из крестьянского мира здоровых и сильных мужчин, оставляя матерей без сыновей и делая русских баб безутешными вдовами, ничего не давая взамен.
Эта война окончательно отринула народ от власти и довела до логического конца процесс отчуждения русских от государства. Как только появилась возможность, народ восстал против любой власти, против власти вообще.
Народ выступал против власти как таковой. Первые поджоги дворянских усадеб начались вместе с убийствами офицеров и братанием русских и немецких солдат в первые месяцы 1917 года. Затем вспыхнула эпидемия крестьянских неповиновений и грабежей распространилась с февраля по октябрь. А уж после октября, когда две власти – красная и белая – сошлись в смертельной схватке между собой, народ сделал все, чтобы уничтожить государственность на территории Русского мира.
Крестьянство той эпохи выдумало уникальный, не имеющий аналогов в истории последних столетий проект политического устройства. Он предполагал осуществление совершенно утопического идеала жизни простых хлебопашцев, получивших землю в свою собственность и на основании простых и понятных отношений соседства обрабатывающих ее. В условиях тотального ослабления (а затем – и фактической ликвидации) власти, в условиях войны всех против всех, наше крестьянство в последний раз попыталось воплотить патриархальную утопию в мире зрелого индустриализма. Цена этого эксперимента – почти 17 миллионов жизней прямых и косвенных потерь. Здесь – жертвы Гражданской войны, эпидемий и голода начала 1920-х годов.
Страшную цену заплатило русское крестьянство за попытку наладить нормальную жизнь в распадающемся цивилизационном социуме…
Создатели новой Реальности
Красный проект в корне отличался от остальных тем, что решительно порывал с прошлым. Он соответствовал логике развития российского имперского социума, который покончил жизнь самоуничтожением. Большевики не пытались реанимировать этот социум. Напротив, они создавали принципиально новую реальность, совершенно иной мир, в корне отличный от старого мира – от мира, погибшего на их глазах. Действия большевиков просто совпали с логикой перемен. Они использовали неодолимую силу истории для того, чтобы придти к власти. Причем, придти именно в тот момент, когда они сами этого не ожидали, да еще и в стране, которая была совершенно не готова к социалистической революции. Ленин писал по этому поводу:
«… Бесконечным шаблоном является у них (у традиционных марксистов – прим. ред.) тот, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии, и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные ученые господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма. И никому не приходит в голову спросить себя: а мог ли народ, встретивший революционную ситуацию такую, которая сложилась в первую империалистическую войну, не мог ли он под влиянием безвыходности своего положения броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не в совсем обычных условиях для дальнейшего роста цивилизации?»
Ленин четко выразил понимание большевистской революции как попытки создать новый мир на обломках старого, который развалился как бы сам собой в результате логики своего развития, отнюдь не в результате победной и продуманной стратегии большевиков и других революционеров. Конечно, кое-какую помощь в процессе разрушения они оказывали. Но не более того. Старая Россия сама себя уничтожила.
У большевиков же нашлись все три необходимых компонента для создания новой реальности. У них был образ возможного и желаемого мира. У них имелись воля, энергия и вера. И, наконец, они выстроили структуры психоисторического действия.
Начнем с идеалов. Идеал тут имеет конкретное наименование – «коммунизм». Мир счастья, в котором исполнятся все желания, где людям будет хорошо жить. Образ желаемого мира, казалось, напоминал рай земной. Далеко не случайно то, что целая плеяда русских, христиански настроенных мыслителей, одновременно выступали и горячими адептами социализма. Достаточно назвать Сергея Булгакова. Правда, адептами социализма они оставались лишь до того момента, пока не узнавали о цене «билета» в новую реальность.
Чрезвычайно важно для исторических судеб Красного проекта было то, что мир коммунизма был по сути своей антитрофеистским, он отвергал дух грабежа, мародерства и присвоения. (Не будем путать здесь практику экспроприаторов с собственно идеологией коммунизма). Коммунизм стоял на первенстве труда. Важнейший принцип социализма гласил: от каждого – по способностям, каждому – по труду. И революция, собственно, делалась в интересах трудящихся масс. «Труд, активность, созидание» – эти надписи горели на знаменах нового мира. Коммунизм изначально был против паразитизма. И, как бы над этим не издевались поздние критики, как бы знаменитый Элвин Тоффлер не бичевал красных за то, что они недооценивали роль интеллектуального труда и обожествляли сверхцентрализацию, изначальный посыл был все же созидательным. Фабрики и лаборатории – вместо борделей, планетарии и дома культуры – вместо кабаков.
Что касается энергии, воли и веры, то их большевикам было не занимать. Ядро большевиков составили профессиональные революционеры, то есть люди, сделавшие своей профессией создание новой Реальности. Люди, готовые пойти ради этой реальности до конца.
И, наконец, у большевиков имелась организация. Она стала именно тем тайным обществом, которое превратило возможный мир в новую историческую реальность, которая повернула историю ХХ века. Вероятно, самым большим успехом Владимира Ильича Ленина и его соратников (Троцкого, Каменева, Зиновьева, Дзержинского) было создание партии, сумевшей собрать и нацелить энергию, волю и веру профессиональных революционеров на достижение желаемого образа новой Реальности, вовлечь в этот процесс миллионы и миллионы людей по всей России.
Сегодня стало почти повсеместным убеждение, что Октябрьская революция стала проклятием России, после чего ее история отклонилась от нормы и превратилась в сплошную патологию вплоть до нынешнего безвременья. Мы же, дорогой читатель, считаем совершенно по-иному. Большевики оказались единственной силой, которая после фактической гибели российского имперского социума в феврале 1917-го попыталась наладить жизнь на пепелище и создать новую Реальность, в чем-то связанную со старым, но все же в корне отличную от мира, существовавшего до нее. Конечно, с позиций старой реальности новый мир коммунистов выглядел несомненной патологией. Но с позиций логики новой Реальности, он представлял собой становящуюся норму, норму, нарождающуюся в условиях катастрофы, в ужасе крови, смерти и муках.
Позволим себе сделать вывод: если бы не большевики, мир бы столкнулся с еще более худшими последствиями – с последствиями распавшейся еще в начале ХХ века России.
Правда, дорогой читатель, надо сказать, что и сам большевистский режим был весьма двойственным. Двойственным прежде всего по отношению к русскому цивилизационному проекту. К российскому цивилизационному ядру. Мы надеемся, дорогой читатель, ты помнишь, что значительную часть революционеров составляли интернационалисты. Были среди них и русские, и евреи, и латыши, и грузины, и еще Бог весть кто. Они рассматривали Россию как базу для мировой революции. Ей предстояло стать искупительной жертвой грядущего торжества коммунизма в индустриальной Европе. И в этом смысле значительная часть большевиков была глубоко антинациональной силой. И соответственно, большевистский проект выступил прямо враждебным русскому топосу, даже решая задачу налаживания порядка, новой жизни после катастрофы царской России. Упорядочением быта и восстановлением экономики большевики в значительной степени занимались не ради России и ее народа, не во имя культуры и судьбы, а для того, чтобы иметь ресурсы, силы и возможности разжечь пожар мировой революции. Чтобы захватить Европу, Азию, Африку, Америку, оставив Россию на почетной роли отсталой колыбели мировой революции.
Но нельзя не заметить и того, что в большевистском проекте имелся и другой, глубоко национальный, вполне русский компонент. Достаточно сказать, что большевистский проект впитал такие базисные для русского топоса ценности, как справедливость, первенство правды над законом, духовного начала над материальным. Большевизм подхватил традицию русской старообрядческой трудовой этики – с основополагающей ролью труда в жизни и бытовании народа. Эта русская составляющая большевизма стала проявляться с первых дней. Борьба между этими двумя течениями (интернационализмом и национал-большевизмом) составляла стержень и главный конфликт эпохи Гражданской войны и первых лет восстановления разрушенной страны.
В 1917 году еще никто не знал, что Красный проект победит. Еще предстояла ожесточенная схватка трех проектов на развалинах Российской империи. Стране предстояло пройти через ад.
Распахнутые врата ада
В 1917 году – и это надо четко уяснить! – наступил конец Русской цивилизации.
Это был не политический переворот, не приход к власти шайки уголовников, не жидомасонский заговор, не козни немецкого Генштаба. Нет, все оказалось гораздо страшнее! Произошло крушение старой России. Слом цивилизации. Неконтролируемый разгон «русского реактора». Хиросима…
Печати были сорваны. Воцарился звериный, первобытный, темный хаос. Наступило царство зла, ужаса и страданий. Врата в преисподнюю распахнулись, и абсолютное Зло хлынуло в мир. Уничтожающее цивилизацию и культуру, пожирающее миллионы людей. Забудьте навсегда примитивные сказочки об ужасных красных варварах и воевавших с ними белых рыцарях-православных человеколюбцах! Все было гораздо отвратительнее. Хороши оказались все без исключения. То была агония раздробленного еще при поздних Романовых общества, осколки которого упоенно пошли войной друг на друга. Русские тогда перестали существовать как цивилизованный народ.
Цепная реакция, питаемая темной энергией хаоса, закончилась апокалиптическим взрывом, уничтожившим последние остатки имперского мира. После этого на бескрайних просторах бывшей империи воцарилось бескрайнее насилие. Война всех против всех. Без правил. Без пощады. Началось такое, что до сих пор боятся в полной мере проанализировать и понять историки. Такое, о чем не хотят задумываться мыслители. До сих пор это боятся описывать литераторы и показывать – кинематографисты. И их можно понять. Читатель, погрузившись в этот ужас, быстро захлопнет книгу. Зритель выскочит из зала. Мы приводим лишь немногие свидетельства, хотя могли бы представить тысячи…
Начнем с красных. Так привычнее.
«В Благовещенске, – писал американский свидетель генерал Нокс – были найдены офицеры с граммофонными иглами под ногтями, с вырванными глазами, со следами гвоздей на плечах на месте эполет. Их вид был ужасен…
На станции валялся изуродованный труп старичка – начальника станции. У него на груди лежали проткнутые штыками фотографические карточки двух молоденьких прапорщиков, сыновей начальника станции… Если так расправлялись большевики с родителями офицеров, то над самими офицерами, взятыми в плен, красные палачи изощряли всю свою жестокость. На плечах вырезали погоны, вместо звездочек вколачивали гвозди, на лбу выжигали кокарды, на ногах сдирали кожу узкими полосками в виде лампас. Бывали случаи, когда даже тяжелораненых офицеров медленно сжигали на кострах. Видя неминуемый плен, офицеры-добровольцы застреливались или, если были не в состоянии пошевелить рукой, просили своих друзей пристрелить их во имя дружбы…»
А вот что написано по поводу наступления Красной армии на юге:
«…В Таганроге люди из отрядов Сиверса бросили пятьдесят связанных по рукам и ногам юнкеров и офицеров в горячую доменную печь. В Евпатории несколько сотен офицеров … были после страшных истязаний связанными сброшены в море. Подобные же зверства имели место во многих городах Крыма, занятых большевиками: Севастополе, Ялте, Алуште, Симферополе…»
Эти зверства творили не знаменитые чекисты, укомплектованные, как пишут антисемиты, преимущественно евреями, а просты русские крестьяне, призванные в Красную армию. Впрочем, и на красном флоте зверствовали:
«…На гидрокрейсере (носителе гидросамолетов – прим. авт.) «Румыния» лиц, приговоренных к расстрелу, выводили на верхнюю палубу, а там, посоле издевательств, пристреливали… На «Труворе» снимали с жертвы верхнее платье, связывали ей руки и ноги, а затем отрезали уши, нос, губы, половой член, а иногда и руки, и в таком виде бросали в воду. Казни продолжались всю ночь, и на каждую казнь уходило 15-20 минут… На крейсере «Алмаз» помещался морской военный трибунал. Офицеров бросали в печи или ставили голыми на палубу в мороз и поливали водой, пока они не превращались в глыбы льда…»
Но и оппоненты красных были ничем не лучше. В последние годы «демократические» историки отменно постарались обелить их, представив белую армию образцом порядочности, офицерской чести и джентльменства по отношению к мирному населению. Какими же они были на самом деле? Вот что пишет о колчаковцах в своих воспоминаниях атаман Краснов:
«Они не распространяли на большевиков, а заодно и на побывавшее под властью Советов население, особенно «низшие трудовые слои», общепринятые правовые нормы и гуманитарные обычаи. Убить или замучить большевика не считалось грехом. Сейчас невозможно установить, сколько массовых расправ над гражданским населением навсегда ушло в небытие, не оставив документальных следов, потому что в обстановке хаоса и безвластия простым людям не у кого было просить защиты…»
Сам же Колчак писал в одном из своих писем:
«Но Вы поймите, что от этого нельзя избавиться. Гражданская война должна быть беспощадной. Я приказываю начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. Или мы их перестреляем, или они нас. Так было в Англии во времена Алой и Белой розы, так неминуемо должно быть и у нас…»
И началось… Славные белые рыцари в Сибири вели себя как самые настоящие свиньи. Глава Уральского края Постников даже ушел в отставку, послав Колчаку письмо о том, что больше не может руководить голодным краем, где власть удерживается штыками, где идут расправы без суда, где аресты совершаются по доносам, где порют даже женщин.
А вот – выдержки из докладной записки одного из офицеров белого движения:
«Наезды «гастролеров», порющих беременных баб до выкидышей за то, что их мужья ушли в красную армию, решительно ничего не добиваются, кроме озлобления и подготовки встречи красных. Между тем, в домах этого населения стоят солдаты, все видят, все слышат и думают… Порка кустанайцев в массовых размерах повела лишь к массовым переходам солдат…»
Александр Бушков в своей книге «Красный император» тоже приводит воспоминания колчаковского ротмистра Фролова, орудовавшего тогда в Кустанае:
«Развесив на воротах Кустаная несколько сот человек, постреляв немного, мы перекинулись в деревню. Деревни Жаровка и Каргалинск были разделаны под орех, где за сочувствие большевикам пришлось расстрелять всех мужиков от 18 до 55-летнего возраста, после чего «пустить петуха». Убедившись, что от Каргалинска осталось пепелище, мы пошли в церковь… Был страстной четверг. На второй день Пасхи эскадрон ротмистра Касимова вступил в богатое село Боровое. На улицах чувствовалось праздничное настроение. Мужики вывесили белые флаги и вышли с хлебом-солью. Запоров несколько баб, расстреляв по доносу два-три десятка мужиков, Касимов собирался покинуть Боровое, но его «излишняя мягкость» была исправлена адъютантами начальника отряда поручиками Кумовым и Зыбиным. По их приказу была открыта по селу ружейная стрельба и часть села предана огню…»
Глядите: это делают не еврейские комиссары в кожанках, не латышские стрелки-душегубы и даже не гитлеровские зондеркоманды – а самые что ни на есть «их благородия». Вроде бы русские до самых корней. Поручики Голицыны, мать их, в чьих комнатах сидят комиссары и девушек ихних ведут в кабинет…
Ну что ж, откроем еще и воспоминания знаменитого Василия Шульгина. Для полноты картины. Итак:
«В одной хате за руки подвесили … комиссара … Под ним разложили костер. И медленно жарили… человека… А кругом пьяная банда «монархистов» … выла «Боже, царя храни»…»
Знаете, читатель, это короткая зарисовка дает для понимания всего ужаса Гражданской войны гораздо больше, чем десятки томов официальных комиссий как с красной, так и с белой сторон. Но это – политизированные красные и белые. А что же простой народ? Вот что отмечал по сему поводу генерал Деникин, командовавший армией Юга России: «Расправы с большевистскими властями носили характер необыкновенно жестокий…» . Дело в том, что на юге действовали народные ватаги, попеременно сражавшиеся и с красными, и с белыми – которые вообще никакой власти не признавали. Вот и находили деникинцы трупы белых офицеров и комиссаров с отрубленными руками и переломанными костями. Обезглавленные мертвецы, убитые с раздробленными челюстями и отрезанными половыми органами – обычные картины того лихого времени.
В следственных материалах ВЧК, посвященных сибирскому крестьянскому восстанию, имеются многочисленные свидетельства о том, как сжигали и замораживали пленных красноармейцев. Как устраивали показательные казни коммунистов на городских площадях – путем забивания их молотками, распиливания или сдирания кожи.
А вот последствия народной воли еще до октября 1917-го. Речь – о событиях в Кронштадте в марте того же года, сразу же после февральской буржуазной революции, когда революционные матросы орудовали сами, без всякой подсказки красных:
«В Кронштадте были зверски убиты главный командир порта адмирал фон Вирен, начальник штаба адмирал Кутаков …, командир второй бригады линкоров адмирал Небольсин. На следующий день толпа настигла командующего Балтийским флотом адмирала Непенина. От рук взбунтовавшихся матросов пали комендант Свеаборгской крепости, командиры 1-го и 2-го флотских экипажей, командир линкора «Император АлександрII», командир крейсера «Аврора»… К 15 марта Балтийский флот и крепость Кронштадт потеряли 150 офицеров, из которых более ста человек было убито либо покончило с собой…На сухопутном фронте тоже происходило немало эксцессов…»
Деникин в своих воспоминаниях писал о том, еще дооктябрьском времени:
«Я помню хорошо январь 1915 года … В жестокий мороз, по пояс в снегу, однорукий бесстрашный герой полковник Носков рядом с моими стрелками под жестоким огнем вел свой полк в атаку на неприступные скаты высоты 804… Тогда смерть пощадила его. И вот теперь (летом 17-го – прим.авт.) пришли две роты, вызвали генерала Носкова, окружили его, убили и ушли…»
Вот так разгулялся наш народ-богоносец, еще недавно считавшийся добросердечным и всепрощающим. Почти мгновенно он исторг из своей массы целые полчища изуверов и мучителей. Психическая пандемия жестокости, кровожадности и варварства, распространившаяся среди всех участников гражданской усобицы, охватила и иностранные войска, вступившие на нашу территорию. Например, англичане, высадившиеся в Архангельске и Мурманске, массами расстреливали попавших в плен красноармейцев, избивали их прикладами, бросали в тюрьмы и принуждали к работе, доводившей людей до полного истощения. Кормили впроголодь, угрожали казнью за отказ вступить в Славяно-британский контрреволюционный корпус. Именно англичане 23 августа 1918 года организовали первый концлагерь в России – на острове Мудьюг в Белом море, прозванным местными жителями «островом смерти». От цинги, тифа и голода смертность в нем достигала 30 процентов.
На Дальнем Востоке свирепствовали японцы:
«Пятеро русских были приведены к могилам, вырытым в окрестностях железнодорожной станции. Им завязали глаза и приказали стать на колени у края могил со связанными позади руками. Двое японских офицеров, сняв верхнюю одежду и обнажив сабли, начали рубить жертвы… И в то время, как каждая из жертв падала в могилу, от трех до пяти японских солдат добивали ее штыками, испуская крики радости…»
В начале 1918 года власть в Киеве при прямом пособничестве немецких оккупантов оказалась в руках самостийника Петлюры и его бандитов. И что же творили эти герои украинской независимости?
«Киев поразили как громом плакаты с фотографиями тридцати трех зверски замученных офицеров. Невероятно истерзанными были эти офицеры. Я видел целые партии расстрелянных большевиками, сложенных, как дрова в погребах, в одной из больниц Москвы. Но это были все только расстрелянные люди. Здесь же я увидел другое. Кошмар этих киевских трупов нельзя описать. Видно было, что раньше, чем убить, их страшно, жестоко, долго мучили. Выколотые глаза, отрезанные уши и носы, вырезанные языки, приколотые к груди вместо Георгиевских крестов, разрезанные животы, кишки, повешенные на шею, положенные в желудки еловые сучья. Кто только был тогда в Киеве – тот помнит эти похороны жертв петлюровской армии… Много было убито офицеров, находившихся на излечении в госпиталях. Свалочные места были буквально забиты офицерскими трупами. На второй день после вторжения Петлюры мне сообщили, что анатомический театр на Фундуклеевской улице завален трупами, что ночью привезли туда 163 офицера. Господи, что я увидел! На столах пяти залов были сложены трупы жестоко, зверски, садистски, изуверски замученных! Ни одного расстрелянного или просто убитого, все – со следами чудовищных пыток. … И почти у всех головы отрублены. У многих оставалась только шея с частью подбородка, у некоторых – распороты животы…»
…В марте 1920-го части белого атамана Анненкова под ударами красных отходили к китайской границе в Семиречье. Здесь он разбил временный лагерь у перевала Сельке. Вместе с анненковцами шли и семьи белых офицеров – женщины, девушки, дети. Анненков отдал два приказа. Первый – офицерам с семьями эвакуироваться в Китай. Второй – перебить всех уходящих офицеров, а женщин отдать своим казакам. Так славные борцы с коммунистами, нажравшись спиртного, и сделали. Женщин раздевали и насиловали скопом. Потом рубили шашками или подвергали таким истязаниям, перед которыми блекнут фантазии маркиза де Сада. Тела женщин потом нашли с отрубленными руками, распоротыми животами, с раскинутыми ногами и истерзанными половыми органами…
О зверствах белых и красных в ту войну написано немало. И о том, как белые тысячами топили людей в реках, и как чекисты делали белым клизмы из толченого стекла. Но это еще можно хоть как-то объяснить взаимным ожесточением. А в случае с Анненковым садистски расправились со своими же, с белыми офицерами и их семьями! Со своими же!!! Вот вам – картина полного распада старого русского общества. Вот – чудовища, которые выросли за «сусально-слащавой» картинкой «России, которую мы потеряли». Вот картина чубатых полуграмотных казаков, которые «отрываются» на семьях «их благородий», европейски образованных офицеров. Белые казаки не считали белых офицеров своими…
Ужас «Хиросимы семнадцатого года» глубоко потряс умы, вызывая подчас вывернутые, патологически-злобные реакции. Вот как описывал рабочую демонстрацию 25 февраля 1918 года в Москве поэт Иван Бунин:
«…Знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток: – Вставай, поднимайся, рабочий народ!
Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин – все, как на подбор, преступные… Римляне ставили на лица своих каторжников клейма… На эти же лица ничего не надо ставить – и без всякого клейма все видно…И Азия, Азия – солдаты, мальчишки, торг пряниками, халвой. Восточный крик, говор… Даже и по цвету лица желтые, и мышиные волосы! У солдат и рабочих, то и дело грохочущих на грузовиках, морды торжествующие…»
Уже из Одессы Бунин пишет:
«А сколько лиц бледных, скуластых, с разительно асимметричными чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья, – сколько их, этих атавистических особей, круто замешанных на монгольском атавизме! Весь, мурома, чудь белоглазая…»
Знаете, что нам напомнили эти строки Бунина? Многие места из воспоминаний ярого гитлеровца, пилота пикирующего «Ю-87» Руделя. Он тоже писал о том, как защищал Европу от русских, этих монгольских орд с уродливыми лицами. В бунинских злых мемуарах – страх осколка «Северной Пальмиры», человека, который мнит себя высшей расой, павшей жертвой вырвавшихся на свободу расы таких несимпатичных и атавистичных рабов, полуживотных. Интересно, а он раньше не видел того, кто работает на заводах, обеспечивая ему, поэту, сытую и сладкую жизнь? В ненависти к своим же, русским, представитель «северно-пальмирской» элиты соперничает с немцами, описывая низы русского общества как существ низшей расы. Подспудный взгляд на русский народ как на скопище недочеловеков был присущ многим белоэмигрантам. Немудрено, что многие из них пошли служить гитлеровцам, исповедовавшим те же взгляды. Да и расправы над нашими деревнями (за поддержку партизан) таких эмигрантов не сильно волновали: белые-то в Гражданскую лютовали ничем не хуже немецких карателей в Великую Отечественную…
