Текст книги "Погружение"
Автор книги: Максим Калашников
Соавторы: Сергей Кугушев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 48 страниц)
Русские по этому пути развиваться никак не могли! Наши предки жили перед лицом постоянной угрозы жестоких вторжений и набегов. Каждый год надо было успеть собрать урожай, спастись от голода и отбиться от степняка. Сначала – от хазарина. Потом – от печенега. Потом – от половца, языческих «литвы и ятвягов» и немецких рыцарей. Потом – от монгола (ордынца, татарина). От крымчаков и поляков. Сама жизнь в постоянном «экстриме» заставляла русских создавать армейскую, тоталитарную общественную систему, способную быстро мобилизоваться и дать отпор беспощадному, все сжигающему на пути врагу. Приходилось содержать линии укреплений и пограничную стражу. И эта жизнь под страхом регулярных нападений, в отличие от Запада, наложила неизгладимый отпечаток на все стороны жизни русских. Причем жить так нам пришлось целое тысячелетие! Хазарские набеги начались в седьмом веке, а последние разрушительные набеги крымских татар – это начало восемнадцатого века. Нам было просто не до долгого выяснения правовых отношений, не до разделения властей, споров феодалов друг с другом и парламентских дебатов. Вернее, русские пробовали было идти по такому пути – и поплатились. Пришли монголы.
Огромную роль в формировании психологии западного человека, в его традициях личной свободы и индивидуализма сыграло явление рыцарства. Рыцарь – не просто тяжеловооруженный всадник в латах. Рыцарство – не только правила ухаживания за прекрасной дамой, а особая система правовых отношений между властителем и вассалом. Это – независимый индивид с уникальной матрицей поведения, с принципом неприкосновенности личности и презумпцией невиновности, с целой системой экономических отношений. Все это затем проникнет из рыцарства в низы западного общества.
Но рыцарство как таковое стало возможным только в огражденной от нашествий из Азии Европе! Рыцари вели бой разрозненно, не подчиняясь центральному командованию. Их сражения – мизерные по масштабам русской истории – распадались на множество поединков между рыцарями противных сторон.
Так вести войну для русских было чистым самоубийством – рыцари в столкновении с хорошо организованными массами конных лучников-азиатов попросту погибали под градом бронебойных стрел, сметались отрядами многочисленной кавалерии татар. В сущности, рыцарская конница, столкнувшись с азиатскими армиями, потерпела жестокие поражения – и в случае войн крестоносцев с турками-сельджуками, и при столкновении с монголами (при Лигнице в 1242 году). Так что рыцарства у русских не возникло – а вместе с тем не появилось и множества традиций, сформировавших Западную цивилизацию.
Из чего еще выросла современная западная традиция либерализма, свободы личности и демократии? Из религиозного разделения Европы, полтысячелетия назад раздробившейся на католиков и десятки протестантских течений – лютеран, кальвинистов, пуритан, англикан, цвинглианцев, пресвитерианцев и т.д. Правда, за это Европе пришлось заплатить тремя столетиями жесточайших гражданских и религиозных войн, ожесточенными теологическими спорами, переходящими в жестокую резню. Это потом все улеглось-устаканилось и все стали уважать чужие взгляды. А мы себе подобного позволить не могли. Расколоться по религиозным признакам означало для нас верную гибель от внешнего нашествия.
Но Запад этого простого обстоятельства понять не в силах. Ему невдомек, почему ежегодная угроза весеннего набега степняков и отсутствие парламентаризма – взаимосвязанные вещи. Плевать западникам на исторические корни – они видят лишь внешние стороны. Ведь чтобы понять, надо испытать подобное на собственном опыте. А потому Запад почитает нас варварами, прирожденными рабами, неспособными к уважению прав личности, свободе, созданию общественных союзов граждан и т.д.
Вот так история, природа и география превратила генетическо-языковых родственников (русских и западноевропейцев) в две совершенно разные цивилизации. Вроде эти русские – белые и христиане, а какие-то неправильные. И эта наша особость бесила и до сих пор выводит из себя Запад. Век за веком разница между нами росла вширь и вглубь, доходя до национальной психологии, до мельчайших бытовых черт и обычаев повседневной жизни. Мы не только разные типы государств создавали – мы стали любить и радоваться совершенно непохоже друг на друга. Век за веком нас с Западом разделяла все расширяющаяся пропасть!
Расширение пропасти
Мы были вынуждены все возрастающую сумму усилий тратить не на развитие, а на выживание. Особенно в ходе наступления в России «малого ледникового периода» в XVI столетии. Огромные силы нашего народа отбирала борьба с природой. И это было даже более страшным, чем чума, что опустошила Европу в 1348 году. Да, она свела в могилу чуть ли не каждого четвертого. Но для оставшихся людей Запада открылось огромное поле деятельности. Развитие Европы резко ускорилось. А нас природа давила каждый год. Мы пошли осваивать Сибирь – но тамошний климат еще более суров, чем в доуральской России, там – уже обширные районы вечной мерзлоты.
Следующие два роковых фактора нашей истории – это роковая нехватка подпитки ресурсами извне и отсутствие системы снижения накала внутриобщественных противоречий, которые у Запада имелись и в XVI веке. Причем оба этих фактора переплетены.
Если мы возьмем синергетику, то есть два типа поддержания динамического равновесия внутри системы. В одном случае система постоянно получает ресурсы извне. В другом – она имеет возможность безболезненно исторгать беспокойные элементы, те самые статистически активные единицы, антиобщественные элементы, смутьянов, которые выбиваются из общего равновесия (стохасты). В обоих случаях система работает эффективно.
Вся европейская цивилизация построена по этим принципам. Она начала свой расцвет как раз с завоевания Америки испанцами и африканских экспедиций Португалии. Америка давала громадную массу внешних ресурсов, ее концентрировали в своих руках испанцы. А потом приходила Англия и грабила Испанию. Получилось, что земляки дон Кихота взяли на себя самую тяжелую и грязную работу по добыванию нужных Европе ресурсов, по освоению и грабежу новых земель. Пиратским же флотилиям англичан только оставалось поджидать момент, когда очередной караван тяжелых галионов с американским золотом возьмет курс на Кадис. Таким образом, Испания сыграла роль первой ступени для старта Европы, и, как только эта ступень догорела, ее просто отбросили. Разгонными же двигателями Европы выступили Италия и Голландия, где на небольших территориях за счет средиземноморской и еврейской торговли стали формироваться ресурсы, достаточные для начала технологического рывка. Потом этот рывок соединился с большими ресурсами, отнятыми англичанами у испанцев – и так родилась современная Европа.
Когда Иван Грозный в 1558-м начал роковую для нас войну в Ливонии, Европа уже получала мощные экономические инъекции из американских колоний. В нее хлынул поток золота, вызывая бурный рост мануфактурного производства. Волна роста через хлебную торговлю докатилась до Польши, последней страны Запада на Востоке, до ливонцев и до шведов.
А у нас колоний и внешней подпитки ресурсами просто не было. Когда европейцы в пятнадцатом-семнадцатом веках получали обширные колонии (райские земли!), русские сидели взаперти, лишенные всякого выхода к теплым морям. У нас внешнего источника питания не будет ни в семнадцатом, ни в восемнадцатом, ни в девятнадцатом, ни в двадцатом веках. Вплоть до 1973 года, когда он у нас появится в виде нефтедолларов. Запад же все эти века внешнюю подпитку только увеличивал, обзаводясь системой заморских колоний по всему свету, грабя Индию и Китай, грабя Россию после 1917-го и в 1990-х. Запад использовал труд черных рабов на колониальных плантациях, а мы собственных мужиков закрепощали.
При этом своих смутьянов-стохастов Европа постоянно выбрасывала. То в Америку, то в Африку и Австралию, то в азиатские колонии. Германия, например, выдавливала излишек крестьян: земельные наделы не делились, их целиком наследовали старшие сыновья. Те, кто был младше, вынужденно ехали искать землицы в Россию, Польшу, чуть меньше – в Америку.
Поэтому Европа могла относительно мягко регулировать свою систему. При обилии ресурсов, при потоке доходов из колоний каждый мог проявить свою инициативу, и не приходилось заниматься усилением эксплуатации низов. Пусть медленно, но эта эксплуатация на протяжении европейской истории ослаблялась. Средний класс Европы рос в числе, потому что масса изымаемого из остального мира продукта тоже росла: Европа выжимала свои колонии. Возникла чудесная, закольцованная схема: взятый у других народов ресурс позволял европейцам повысить эффективность производства, а это, в свою голову, позволяло брать с остального мира еще больше ценного сырья и золота. Даже удаляя своих стохастов на окраины мира, Европа делала так, чтобы они обеспечивали ей непрерывный приток оттуда ресурсов. Ступайте-ка, буйны головушки, да лучше грабьте индусов, индейцев или негров, а не французских или английских господ. Европа норовила с толком использовать своих стохастов испокон веку. Еще тысячу лет назад она устраивала Крестовые походы, чтобы пограбить мусульманский Восток и православную Византию, а когда там дело не выгорело – начала походы на славян и прибалтов через Ливонский орден. Когда же турки, русские и поляки остановили эти предприятия, европейцы быстро нашли замену в Африке, Вест-Индии и Америке. Потом к ним добавились Австралия с Индией. Даже маленькая Голландия нашла куда отправлять свои буйны головушки – в будущую Южноафриканскую республику и богатую Индонезию. Сначала европейские стохасты выступали как отряд передовых грабителей, «добывателей трофеев». Потом – как освоители новых земель, пионеры, отцы-основатели.
А коли система регуляции мягка (повторим – относительно мягка), то европейцы очень быстро поняли: им гораздо эффективнее не принуждать и не подавлять низы, а ввести механизмы согласования.
И они смогли смягчить свои общества! А потом с негодованием смотрели на русских, лишенных живительного притока колониальных ресурсов: ах, какими жестокими методами эти варвары поддерживают порядок в своей стране! Ах, дыбой и кнутом! Ах, насколько мы гуманнее русских! Они забыли, что всего несколькими столетиями, когда у Европы не было колоний, они делали то же самое. Знаете, как казнили крестьянского вожака Гильома Каля в четырнадцатом веке? Ему на голову надели докрасна раскаленный железный треножник – вместо короны. И это – в культурной Франции. А в Англии, покуда у нее не имелось колоний, порядок в обществе поддерживался виселицами – и тысячами казней ежегодно.
А что в России? «Ах, почему мы не Европа!» – слышим мы чей-то вздох. – «Вот если бы не нашествие монголо-татар…» Чушь собачья!
Ни стен на пути движения кочевых завоевателей из Азии, ни притока ресурсов извне у нас и в этих случаях не появлялось. Их русским прошлых веков негде было взять. Наша экспансия шла на Север, за Урал, в Сибирь. Мы приобретали территории и потенциальные богатства, но не капитал. Север и Сибирь давали нам будущее, а не быстрые барыши «здесь и сейчас». Ведь скованная вечной мерзлотой, суровая Сибирь не идет ни в какое сравнение даже с территорией США, не говоря уж о тропической, изобильной Южной Америке. Что давали русским Заполярье и Сибирь в семнадцатом веке? Пушнину, которая была гораздо менее ценной, чем золото ограбленных ацтеков или инков, чем потоки индиго, пряностей, хлопка, табака и кофе из Америки. В Сибири лежали нефть и газ, но они будут востребованы лишь в ХХ веке. В Сибири было невозможно завести плантационное хозяйство. В Сибири не было сказочно богатых индийских магараджей, которые платили бы кучи золота за русские пушки и ружья. В Сибири не было древних царств с городами, накопившими несметные сокровища, которые можно было пограбить. Там не было массы населения, годного для превращения в рабов. Добывать медь или золото в Сибири в несколько раз тяжелее, чем в Перу или Мексике. Там можно было погнать в рудники и на прииски покоренных краснокожих, а у нас – лишь самих себя. Хлеб сибирский растить – гораздо труднее, чем в Арканзасе.
В свое время Испания, первой высадившаяся на Американском континенте, с презрением отвернулась от Северной Америки, все внимание отдав Южной. Северная Америка показалась испанцам слишком бедной. Но она – сущий рай по сравнению с нашей Сибирью. Нам досталась самая суровая земля на планете.
Коль скоро внешнего источника подпитки для нашего развития не имелось, то приходилось брать ресурсы внутри. А внутри России их было очень мало: климат-то Среднерусской равнины суровее норвежского, полезных ископаемых тут – кот наплакал. Значит, приходилось заниматься жесточайшей эксплуатацией людей.
Буйных стохастов своих мы, конечно, выбрасывали. Но выбор направлений оказался невелик. На Запад не пойдешь: там ощетинились копьями сильные государства – польско-литовская Речь Посполитая с подвластной ей Украиной, Швеция, Ливонский орден. На Юге – свирепые и сильные народы, крымчаки и турки. А это вам не инки, не майя с бронзовым или каменным оружием, которые достались испанским конкистадорам. Турки и татары тебе дюжину кортесов с писарро схарчат – не поморщатся. Эти от вида лошади не пустятся наутек, как ацтеки, пушками и ружьями их не напугаешь. У них – отличное стальное оружие и прекрасный боевой опыт. Оставалось русским идти в Сибирь и на европейский Север. И ведь шли.
Да вот беда: двигаться посуху из Подмосковья в Якутск, скажем, гораздо труднее, чем плыть на двадцатиметровой «Санта-Марии» Христофора Колумба из Кадиса в Америку. В те времена океаны соединяли, а суша – разъединяла. Конечно, океан грозит бурями да рифами, но все-таки даже утлая каравелла идет по кратчайшему маршруту, с хорошей скоростью, неся в трюмах сотни тонн еды и воды, оружия и товаров, таща на борту десятки человек экипажа и целый пушечный дивизион. За месяц даже пузатый парусник с хлопающими на ветру парусами покрывает три-четыре тысячи километров. Чтобы увезти такой же груз на такое же расстояние по земле, русским требовались неимоверные усилия. Приходилось форсировать реки, текущие поперек пути, переваливать через горы, продираться сквозь густые леса, часто идти в обход природных препятствий, да еще попутно отбивать нападения враждебных племен.
Все это приводило к тому, что всех стохастов-смутьянов отправить за Урал русские не могли. Да и толку с того тоже было мало: если европейские пассионарии оказывались отделенными от прародины морями, то наши, даже уходя в Сибирь, все-таки оставались в пределах Империи. Конечно, самые пассионарные шли на Восток. Туда бежали староверы и у берегов Ледовитого океана и Белого моря, в Приморье и на Алтае создавалась параллельная Россия. Но при этом пуповина между ними и коренными русскими землями не рвалась, как это было в случае с Англией и Северной Америкой. Поэтому за Уральский кряж приходила и власть, которая и там занималась жестокой эксплуатацией, стремилась содрать налоги, установить жесткие законы и привязать вольных людей к бюрократическому Голему.
Всего этого Запад понять не мог. Не постигая причин русского особого пути развития, он ужасался нам. С точки зрения западника мы всегда были какими-то «инопланетянами». По всем его расчетам, русские не должны были жить на этой планете – и культура у них не та, и ресурсов нет, и общественное устройство безобразно. А поди ж ты – русские сумели и невиданно размножиться, превосходя в числе любой народ Запада, и Сверхдержаву построили, и Гитлера победили, и в космос первыми в мире полетели. Каким-то непостижимым для западника образом эти белые варвары смогли уцелеть после страшных потрясений и колоссальных потерь, да еще и сорок с лишним лет ухитрялись противостоять блоку самых богатых и развитых стран планеты в Холодной войне! В голове европейца или американца зачастую не укладывается: как это русские, не умея делать хорошие общественные туалеты в городах, строят космические корабли?
Мы всегда оставались непонятными для Запада. А непонятное страшит. Мы казались и кажемся им каким диким вывертом Реальности, необъяснимой мутацией, затянувшейся «неправильностью». А наша белокожесть и европеоидность лишь усиливают это чувство. Китайцы, мол, тоже неправильные, и тоже взяточниками были еще недавно. Но китайцы другие. А эти – внешне свои, а на поверку чужие.
Трудно быть русским…
И все же, названные нами причины русофобии на Западе – это лишь самый верхние психоисторические слои. А есть и куда более глубинные пласты этого неприятия. И речь здесь идет уже о тончайших материях.
Главная причина, братья, заключается в том, что мы были и остаемся цивилизацией из иного, запредельного для Запада мира. Об этом здорово сказал выдающийся современный писатель Владимир Шаров в романе «Репетеция»:
«…Суворин говорил, что человек, едва появился он на Земле, знал, что его жизнь здесь – только ничтожная часть всей жизни, Земля – ничтожная часть мира, созданного для него Господ. Среди тысяч и тысяч племен, бывших на Земле с сотворения рода человеческого, не было ни одного, кто думал бы иначе. Каждый человек, учась жить в большом мире Бога – вера и есть учение об этом мире, – в котором даже была началом новой жизни, постигая и понимая его строение, его правила, его законы, его цель и смысл, всегда относился к нему как к целому и приспосабливался к нему тоже как целому. Миры человека были несравненно шире, больше, сложнее мира, в котором жили не ведающие о Боге звери и птицы…
…Главную роль в становлении русского государства сыграл именно большой мир – для него оно и строилось, под него подгонялось. Из тех, кто его делал, мало кто думал о земле…» (В.Шаров, «Репетиция» – Москва, 2003 г., с.39-40)
С ним перекликается крупнейший мыслитель, Юрий Мамлеев. В своей работе «Россия вечная» он написал, что русская идея затрагивает такие глубокие, метафизические и парадоксальные космологические проблемы, что просто не может относиться к уровню бытия одного мира. И то, что России приходится жить вместе с приземленным человечеством – это тяжкий крест России и, быть может, некоторых стран Востока. Например, Индии.
«Возможно, на каком-то чисто духовном уровне … (при неизбежности экономического и тому подобного общения) России лучше всего уйти от этого человечества внутрь себя, тем более, что человечество в таком виде подходит к концу… (Когда речь идет о человечестве мы имели в виду, конечно, современное человечество…)…
Понятно теперь почему внезапно даже у русских людей внезапно возникал страх перед Россией. Непомерный страх. Это происходило не только по социальным причинам, а гораздо глубже. Действительно, трудно быть русским, ибо трудно человеку вместить то, что вмещает Россия. Отсюда – этот страх перед русской нирваной, перед русскими просторами. Страх перед русской апокалиптичностью…, ибо эта апокалиптичность просто фиксирует разрывы в русской истории и в русском сознании, хаос – выход непредсказуемости на арену историю, тайную подготовку к внезапным переменам. Русское бытие есть фактически полное отрицание всего того, что является основным в западном образе жизни…» (Ю.Мамлеев, «Россия вечная» – Москва, 2002 г., с. 149-159).
По нашему глубокому убеждению, Русская цивилизация (если отбросить прочь неудачные национальные проекты и свинство правящих «элит») – это цивилизация будущего. А Запад – цивилизация нынешнего мира, уходящего на глазах в небытие. Запад создавал окружающую нас Реальность по своим лекалам, по своей философии. Русским в их реальности приходилось приноравливаться к чужим меркам и обычаям, а потому нам в этом мире оказывалось тесно и душно.
Но вот построенная Западом Реальность начинает рассыпаться. Впереди – Эпоха Перемен. Бурная. Непредсказуемая. С кризисом биологического вида «хомо сапиенс». Ставящая человечество на грань жизни, смерти и чудесного преображения. И мы, русские, выросшие и закаленные в горнилах испытаний, знакомые с хаосом и нестабильностью на собственном опыте, ставящие перед собой запредельные по своей космичности цели, к жизни в наступающей эпохе готовы, как никто другой. Мы сможем жить и там, где Запад может умереть. Он – прошлое. Мы – пугающее Завтра. И, как сказал еще один современный мыслитель, Сергей Переслегин, каким-то «тонким нервом» Запад это улавливает.
Вот почему мы для Западной цивилизации – чужие, непонятные и непредсказуемые. Мы – их конкуренты. А потому над Западом довлеет соблазн окончательно, раз и навсегда решить «русский вопрос».
Пятая колонна
Ох, как хотелось бы нам прямо тут, с гордо поднятой головой, поставить точку и начать следующую главу. Но не получается!
Увы, наша цивилизация, несмотря на огромные психические преимущества перед Западной, оказалась жестоко битой. Почему? Ты, читатель, добравшись до этого места нашего цикла, уже знаешь главный ответ. Это произошло потому, что правящие элиты так и не смогли обеспечить национальных проектов, нужных для раскрытия титанического потенциала Китеж-цивилизации русского народа. И Третий Рим, и Северная Пальмира, и гибрид Китежа с Третьим Римом – Красный проект закончились катастрофами, опустошительной потерей человеческого капитала, огромных богатств и ценностей, создававшихся трудами целых поколений. Это несоответствие вымотало русских и довело их до края гибели в наши дни. И потому сегодня Запад с торжеством смотрит на нас, видя в катастрофическом положении нынешней России самое яркое подтверждение европейско-американских теорий об изначальной русской «недочеловечности».
Постоянные попытки «озападить» русских, предпринимавшиеся нашей «элитой» за три с лишним последних века, породили еще один чудовищный феномен психоистории – отряд русских (и россиян), ненавидящих Россию и Русскую цивилизацию. Русских, принявших западный взгляд на свою страну – но, в отличие от Запада, не стеснявшихся в выражениях. Их можно считать пятой колонной Запада в нашей цивилизации. Эти русские диссиденты уже давно приговорили России к смерти. Они выбрали мир без России. И они сделали многое, чтобы довести страну до краха.
Начало им положил тонкий и нервический мыслитель девятнадцатого века – Петр Чаадаев, основоположник западнического течения русской философской мысли. Именно он первым сказал, что Россия, «опираясь одним локтем на Китай, и другим – на Германию», так и не смогли совместить достоинства двух культур – воображение и разум. Мы оказались предоставлены сами себе, «века и поколения протекли для нас бесплодно».
«Наблюдая нас, можно было бы сказать, что здесь сведен на нет всякий закон человечества. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины…»
По Чаадаеву, мы не дали человечеству ни одной полезной мысли. А из того, что создано воображением других, русские заимствовали только обманчивую внешность и самое бесполезное. Мы не оставили своего следа в мировой истории, и только татаро-монгольские орды, пройдя через русские земли перед неглубоким вторжением на Запад, хоть как-то отметили нас в глобальной хронике. А чтобы мировая история нас заметила, русским, де, пришлось растянуться от Берингова пролива до Одера. Реформы Петра Первого привели к заимствованию принципов Западной цивилизации, но при этом «к просвещению мы не прикоснулись». Победы над Наполеоном и европейские походы для русских обернулись принесением страну «дурных понятий и гибельных заблуждений», принесших катастрофу декабристского восстания 1825 года, «откинувшую нас на полвека назад».
«В крови у нас есть что-то такое, что отвергает всякий настоящий прогресс. Одним словом, мы жили и сейчас еще живем лишь для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам, которые поймут его, пока, что быв там ни говорили, мы составляем пробел в порядке разумного существования…»
По Чаадаеву, у русских нет идей справедливости, долга и правопорядка. Тех, которые составляют атмосферу Запада и саму физиологию европейского человека. Правда, к концу жизни Чаадаев заговорил о великой миссии России, ее всечеловеческом предназначении. Но это как раз и забылось, а вот первое «Философическое письмо» осталось в истории навеки.
Младшим современником Чаадаева был другой выдающийся диссидент – Владимир Печерин. Один из самых способных студентов Петербургского университета, он в 27 лет стал профессором Московского университета. А потом превратился в политического беженца, лишенного всех прав российского подданства, изгнанного из империи. Печерин принял католичество и проповедовал в Ирландии, борясь против владычества протестантов-англичан. В его бумагах после смерти нашли чудовищное стихотворение:
Как сладостно Отчизну ненавидеть
И жадно ждать ее уничтоженья
И в разрушении Отчизны видеть
Всемирного денницы возрожденье
«Денница», между прочим – это Люцифер…
…Исчезни, Россия, исчезни
Больная Отчизна моя
И это тоже из Печерина.
Такие, как Чаадаев и Печерин, пробили брешь, в которую хлынули тысячи их куда менее даровитых эпигонов. Они шли косяком из в девятнадцатом, и в двадцатом веках. Например, такие, как «великий русскоязычный поэт» Иосиф Бродский, удостоенный Нобелевской премии при Гобачеве. Бродский – кумир сбесившейся от жира советской «творческой интеллигенции», возжаждавшей учинить в России некий воображаемый Запад. Хотите его услышать?
Холуй трясется, раб хохочет,
Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна,
Сверкает зимняя луна.
Се вид Отечества, гравюра,
На лежаке – Солдат и Дура.
Старуха чешет мертвый бок,
Се вид Отечества, лубок.
Собака лает, ветер носит,
Борис у Глеба в морду просит.
Кружатся пары на балу,
В прихожей – куча на полу.
Луна сверкает, зренье муча,
Под ней, как мозг отдельный, туча…
Пускай художник, паразит,
Другой пейзаж изобразит
Вся эта ненависть к России и русскому народу, накапливаясь в русско-советской интеллигентщине, плавно перетекала в политику. Она ярко полыхнула в 1917 году – пока Сталин не загнал русофобию в подполье. Но уже у преемников Сталина оказались другие жизненные ориентиры. Апофеозом же вульгаризованной чаадаевщины стала короткая история Беловежской России, зачатой в пьяном угаре декабря 1991 года. Тогда к рычагам власти пришли люди 1950-х годов рождения – получившие советское образование мерзавцы, вознамерившееся полностью свернуть Русскую цивилизацию и объявившие себя крутыми интеллектуалами.
Вы их прекрасно знаете – Гайдар и вся кодла его подельников. Среди них есть и Альфред Кох, подручный Анатолия Чубайса по Госкомимуществу 1992-1994 годов, на совести которого лежит варварское раздробление и невиданная по горячке приватизация военно-промышленного комплекса. Кох в историю войдет прежде всего как выразитель глубинной психологии россиянских либерал-реформаторов 1990-х годов. Психологии закоренелых «добывателей трофеев» и разрушителей. Именно «друг Алик», к 1998 году став на приватизации павшей империи преуспевающим, богатым бизнесменом, дал интервью одной американской радиостанции. Дело было вскоре после финансовой катастрофы, поставившей под вопрос само существование РФ:
« – Высказывается мнение, что в России катастрофа и экономическое будущее призрачно. Как вам кажется?
– Мне тоже так кажется.
– Не видите свет в конце туннеля?
– Нет.
– А каким вы прогнозируете экономическое будущее России?
– Сырьевой придаток… Безусловно, эмиграция всех людей, которые могут думать, но не умеют работать (в смысле – копать), которые только изобретать умеют. Далее – развал. Превращение в десяток маленьких государств.
– И как долго это будет длиться?
Я думаю, в течение 10-15 лет… Вы понимаете, в течение семидесяти лет, когда формировалось мировое хозяйство, Россия, вернее, Советский Союз, находился как бы вовне, развивался отдельно, по каким-то своим законам. И мировое хозяйство сформировалось без Советского Союза. И оно самодостаточно. Там есть достаточные ресурсы. Все есть. И сейчас Россия появилась, а она никому не нужна. (Смеется). В мировом хозяйстве нет для нее места. Не нужен ее алюминий, ее нефть. Россия только мешает, она цены обваливает своим демпингом. Поэтому, я думаю, что участь ее будет безусловно печальной.
– Прогнозируете ли приход инвестиций в Россию?
– Нет, потому что Россия никому не нужна (смеется). Не нужна Россия никому. (Смеется). Как вы не поймете!
– Какие гигантские ресурсы имеет Россия?
– Этот миф я хочу развенчать, наконец. Нефть? Существенно теплее и дешевле ее добывать в Персидском заливе. Никель в Канаде добывают. Алюминий – в Америке, уголь – в Австралии. Лес – в Бразилии. Я не понимаю, чего такого особого в России?
– Но торговать с Россией, с огромной страной, где огромная потребность купить, купить, купить…
– Для того, чтобы купить, нужно иметь деньги. Русские ничего заработать не могут, поэтому они покупать ничего не могут.
– Словом, вы не видите никаких перспектив?
– Я – нет. (Смеется).
– Как, по-вашему, может повернуться экономическая политика российского правительства? Будет ли возврат к старым методам?
– Какое это имеет значение? Как ни верти, все равно это обанкротившаяся страна.
– Если исходить из вашего взгляда на завтрашнюю Россию, то весьма безрадостная картина создается…
– Да, безрадостная. А почему она должна быть радостной? (Смех).
– Ну просто хотелось, чтобы многострадальный народ…
– Многострадальный народ страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, их никто не покорял, их никто не загонял в тюрьмы. Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил…»
Откровенней не скажешь. Вот – то, что у наших «реформаторов» на уме. Вот – путеводные звезды их политики после развала Советского Союза. Они – не реформируют, они просто разрезают на части и утилизируют остатки страны, Это и есть суть россиянских режимов.
И тут мы сталкиваемся с еще одним явлением психоистории. Порожденная на Западе русофобская информационная матрица, как вирус, внедрилась в наше общество и смогла захватить умы «элиты». Она сформировала пятую колонну, подорвавшую нас изнутри, стала еще одним фактором падения России.
А вот и неприятный итог. Сегодня наша «элита» – это надежный помощник Запада в окончательном решении русского вопроса. Сама «элита» не верит в будущее России, рожая детей за рубежом и отправляя своих чад учиться в тамошние университеты. «Элита» РФ выбирает мир без России!
