Текст книги "Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)"

Автор книги: Максим Горький

НЕИЗВЕСТНЫЕ АВТОРЫ

 
Вот они, мужи искомые,
Нужд отечества печальники!
Эва, лица-то знакомые —
Те же всё столоначальники![170]170
  Те же столоначальники – намек на бюрократический характер нового кабинета.


[Закрыть]
 

<Октябрь 1905>

 
Пять свобод нам обещали,
И хоть мы их не видали,
Но подумай, о народ,
Целых пять ведь их – свобод.[171]171
  Пять свобод – неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний и союзов, обещанные в манифесте 17 октября 1905 г.


[Закрыть]
А народ затылок чешет,
Молвя: «Пять меня не тешат.
Лучше б дали мне, народу,
Просто-напросто – свободу».
 

<Конец 1905>

 
Организатор смут,
Патронов истребитель,
Реакционный кнут,
Погромов вдохновитель…
Ушел сей молодец,
Насилия поборник:
Назначен во дворец
Как самый старший дворник!..
 

<Декабрь 1905 или январь 1906>

Яковлев А. Е.

Почтовый ящик

Журнал «Новый Сатирикон», 1913, № 10

 
Господь Россию приукрасил —
Он двух героев ей послал:
Один в Москве народ дубасил,
Другой же в Питере – трепал.[173]173
  Дубасил, трепал – от фамилий: Дубасов и Трепов.


[Закрыть][174]174
  Дубасов Ф. В. (1845–1912) – московский генерал-губернатор, руководивший жестоким подавлением декабрьского вооруженного восстания 1905 г.


[Закрыть]
 

<Декабрь 1905 или январь 1906>

 
Чем хочешь будь себе свободно:
Буржуем, барином, купцом,
Нововременцем[176]176
  Нововременец – сотрудник реакционной газеты «Новое время».


[Закрыть], подлецом —
Ну, всем, чем, душенька, угодно.
Семеновцем[177]177
  Семеновец – солдат Семеновского полка; этот полк участвовал в подавлении Декабрьского вооруженного восстания 1905 г. в Москве.


[Закрыть], прохвостом, вором,
Жандармом будь, будь прокурором,
Будь палачом, будь «октябристом»[178]178
  «Октябрист» – член «Союза 17 октября», монархической партии крупной буржуазии и помещиков, образованной в октябре 1905 г.


[Закрыть],
По мне, хоть будь себе шпиком.
Но… если стал социалистом,
Мой друг, не будь меньшевиком.
 

<Конец 1905 или начало 1906>

 
Томился ты в плену —
Жена глодала корку.
Окончили войну —
Пришел… получишь порку.
 

<1906>

 
Когда-то по градам и весям России,
По всем закоулкам ее и углам
Носился суровый казарменный окрик:
«Руки по швам!!!»
 
 
Но вот времена наступили иные,
Девиз дисциплины, как будто на смех,
Теперь изменился, и слышим мы крики:
«Эй, руки вверх!!!»
 

<1905 или 1906>

Посвящается первому Российскому парламенту

 
Как на рубище заплаты,
Вдруг явились две палаты[180]180
  Две палаты – Государственный совет и Государственная дума. Написано в связи с предстоящим открытием I Государственной думы.


[Закрыть].
Торжествуй же, храбрый росс![181]181
  Торжествуй же, храбрый росс! – перефразированная строка из стихотворения Г. Р. Державина «Хор для кадрили».


[Закрыть]
Только вот один вопрос:
Будет ли ума палата?..
Это, кажется, сверх штата.
 

<Апрель 1906>

 
Печатай книги и брошюры,
Свободой пользуйся святой —
Без предварительной цензуры,
Но с предварительной тюрьмой.
 

<1906>

 
Однажды выборный поплелся в Думу.
Ушел тихохонько, без шуму,
Но уж назад не возвращался…
Тюремщик! Он тебе не попадался?..
 

<1906>

 
Чтоб добиться в Третьей думе[183]183
  Третья дума. – В III Государственной думе (ноябрь 1907 – июнь 1912) главной контрреволюционной силой стала партия октябристов.


[Закрыть]
Благотворных результатов,
В октябре (заметьте это)
Выбирают депутатов.
Здесь расчет заметен сразу,
И расчет довольно чистый:
В октябре проникнут в Думу,
Натурально, октябристы.
 

<Октябрь 1907>

АЛЕКСЕЙ ГМЫРЕВ[184]184
  Гмырев Алексей Михайлович (1887–1911) родился в Смоленске. С четырнадцати лет – рабочий Николаевского судостроительного завода. Участвует в революционном движении, с 1903 года подвергается арестам. Умер в херсонской тюрьме от туберкулеза. Многие произведения Гмырева погибли в рукописях, отобранных тюремщиками. Основная часть стихотворений опубликована посмертно, составив сборник стихотворений «За решеткой», изданный уже в 1926 году.
  Стихотворения А. Гмырева печатаются по тексту издания: У истоков русской пролетарской поэзии. М.-Л.; «Советский писатель» («Библиотека поэта», Большая серия), 1965.


[Закрыть]

 
Нет, товарищи! Так дольше жить нельзя!
Лучше смерть, чем жизнь позорная рабов!
Выходите же на улицу, друзья,
Из своих прогнивших домиков-гробов!
Прочь бессилье! Становитеся в ряды —
И вперед, на верх горящих баррикад!
За свободу! Против мрака и нужды!
Тот изменник, кто вернется с них назад.
Кровь прольется… Ну так что же? Без крови
Ни один народ свободы не добыл —
Царство воли, царство счастья и любви
Люди строят на развалинах могил.
Вот и мы на месте тюрем и дворцов
Наше царство вечной правды создадим
И за рабство наших дедов и отцов
Всех врагов позорной плахой наградим.
А героев, павших в битве роковой,
С честью в братскую могилу отнесем,
И курган ее мы вольною толпой
Вечной памяти цветами уберем.
Выходите же на улицу скорей,
На борьбу, на верх горящих баррикад!
Стыдно жить под гнетом мрака и цепей.
Смерть иль воля! Вот наш лозунг и набат.
 

<1905 или 1906>

 
В черном мраке душной ночи
Стонет злой набат;
Толпы грозные рабочих.
В улицах кишат.
 
 
Из жилищ-гробов с проклятьем
Вековым цепям
Они встали дружной ратью —
На беду царям.
 
 
И на место жизни ада,
Где давил их мрак,
Вырастают баррикады,
Рвется красный флаг.
 
 
И под знаменем восстанья,
Воли и борьбы
Бьются с тьмой, горя сознаньем,
Гордые рабы.
 
 
А набат мятежным словом
Бьет их по сердцам:
Смерть врагам! Долой оковы!
Жизнь и честь борцам!
 
 
В черном мраке душной ночи,
В боевом дыму,
Рать свободная рабочих
Рушит жизнь-тюрьму.
 

<1905 или 1906>

 
Гори, мое сердце, бестрепетно, смело,
Не прихотью чувств, не бесплодной тоской,
А жаждой великого общего дела
В борьбе за свободу отчизны родной.
 
 
В тюрьме я. А там, за стенами, на воле,
Борьба… Там дрожат властелины-цари…
Телами борцов покрывается поле…
Гори, мое сердце, сильнее гори!
 
 
Крепки еще цепи тупого насилья!..
Темно. Чуть забрезжился отблеск зари.
О, если бы вольности, вольности крылья!
Гори, мое сердце, сильнее гори!
 
 
Гори! Твое страстное гордое пламя
Охватит немало таких же сердец.
Гори, мое сердце, как красное знамя,
Которое поднял рабочий-борец.
 

<Между январем и апрелем 1907>

 
Нет в моих песнях ни тени искусства,
Нет в них ни музыки, ни красоты;
В них я излил свои юные чувства,
В них я излил дорогие мечты.
 
 
В стенах глухой и холодной темницы
Их породили тоска и любовь,
Звуки их слушали дум вереницы
И омывала сердечная кровь.
 
 
Сытые люди, быть может, забаву
В них от хандры и безделья найдут;
Только пусть знают: не смех, а отраву
Песни мои для души принесут.
 
 
Только лишь тот их поймет и оценит,
Кто, как и я, беспредельно страдал,
Тот, кто, как я, в волю светлую верит,
Тот, кто, как я, без борьбы изнывал.
 
 
Пой, мое сердце! В объятьях неволи
Негодованьем и местью звучи!
Близка, уж близка желанная воля!
Скоро позорно падут палачи.
 
 
Знайте, товарищи: годы страданья
Местью, борьбою я вмиг искуплю!
И на развалинах рабского зданья,
Песню, свободную песню спою!
 

<1907>

 
Я погибну, но вместе со мной не умрут
Пролетарские песни мои.
Знаю я, что к могиле моей не придут
Ни друзья, ни слепые враги.
 
 
Далеко за тюрьмой, где клубится туман.
Без обряда схоронят меня,
И покроет могилу колючий бурьян
С первым зноем горячего дня.
 
 
А зимой, когда вьюга заплачет над ней
И ковром снеговым опахнет,
Зазвенят мои песни по шири степей,
И, быть может, хоть внук до любимых людей
Буйный ветер тогда донесет.
 
 
Я умру, но со мною в тюрьме не умрет
Муза-узница, крошка моя.
И в последний мой час лишь она обовьет
Грустной песней и лаской меня.
 

<1911>

ФИЛИПП ШКУЛЕВ[186]186
  Шкулев Филипп Степанович (1868–1930) родился в деревне под Москвой в бедной крестьянской семье. Был отдан десяти лет в учение на фабрику, где изувечил правую руку. Научился писать левой рукой. Принимал участие в декабрьском вооруженном восстании. Стихи начал писать с пятнадцати лет. Первые публикации – в 1890 году. Участвует в суриковском литературном кружке. Организовывает в Москве небольшое издательство, выпускает нелегальную литературу. Печатается в большевистских изданиях. Сборник стихов «Смелые песни» выходит в 1911 году. С 1918 года Ф. Шкулев – член Коммунистической партии.
  Стихотворения Ф. Шкулева печатаются по тексту издания: Революционная поэзия (1890–1917). Л., «Советский писатель» («Библиотека поэта», Малая серия), 1950.


[Закрыть]

 
Гуди призывом благодатным,
Смелей, настойчивей гуди,
И всех, кто спит в родной отчизне,
На дело общее буди.
 
 
Несися вдаль по горным кручам,
По стогнам бедных деревень,
Где под ярмом тяжелой доли
Страдают люди ночь и день.
 
 
Гуди призывом благодатным,
Чтоб наш измученный народ
Разрушил цепи роковые
И сбросил вековечный гнет…
 
 
Гуди, набат, гуди сильнее,
Гуди над Русью без конца…
Пусть от твоих ударов мощных
Дрожат холодные сердца.
 

<Апрель 1912>

 
Мы кузнецы, и дух наш молод,
Куем мы к счастию ключи!
Вздымайся выше, тяжкий молот,
В стальную грудь сильней стучи!
Мы светлый путь куем народу —
Мы счастье родине куем…
В горне желанную свободу
Горячим закалим огнем.
Ведь после каждого удара
Редеет тьма, слабеет гнет,
И по полям родным и ярам
Народ измученный встает.
 

<Май 1912>

 
Яснеет даль, все ярче блики.
Рассвет, собратья, недалек;
Я вижу радостные лики,
Я вижу огненный поток…
Редеет мрак!
Бегут весенние потоки,
Зарницы пышут и горят,
Они о счастье недалеком,
О счастье светлом говорят…
Идет весна!
Чу, слышен звон… То звук набата,
Он нас зовет на пир весны,
Все дали заревом объяты,
И люди радости полны,
И в сердце звон!
Конец засилью темной ночи,
Оно уйдет за грань веков,
Яснеют страждущие очи
Родимых братьев и отцов…
Светлеет мир!
 

<Май 1912>

САМОБЫТНИК[187]187
  Самобытник (псевд.; наст. имя – Алексей Иванович Маширов; 1884–1943) родился в семье рабочего. Член РСДРП с 1905 г. Сотрудничает в большевистской печати, в газете «Правда: (1912–1914). С 1914 г. на нелегальном положении, в 1916 г. был арестован и сослан в Сибирь. Первая книга стихотворений вышла уже после Октябрьской революции («Под красным знаменем», 1918).
  Стихотворения Самобытника печатаются по тексту издания: Революционная поэзия (1890–1917). Л., «Советский писатель» («Библиотека поэта», Малая серия), 1959.


[Закрыть]

 
Не страшась борьбы упорной,
Неустанно день за днем
Мы по бездне моря черной
В даль заветную плывем.
 
 
В первом радостном обмане
Цель казалась нам близка…
Но кругом в седом тумане
Потонули берега…
 
 
Уж одни гребцы устали
В волны весла опускать
И сырой туманной дали
Золотого солнца ждать.
 
 
Мы гребцов усталых сменим
И, бесстрашно, в свой черед,
Дружно волны моря вспенив,
Смело двинемся вперед!
 

1912

 
Не говори в живом призванье
Мне слова гордого «поэт».
Мы – первой радости дыханье,
Мы – первой зелени расцвет.
Разрушив черные оконца,
Мы жаждем миром опьянеть.
Еще не нам, не знавшим солнца,
Вершиной гордою шуметь.
Еще неведомой тревогой
Полна восторженная грудь,
И очарованной дорогой
Мы только начали свой путь.
Придет пора, порыв созреет,
Заблещет солнцем наша цель.
Поэта мощного взлелеет
Рабочих песен колыбель.
И он придет как вождь народный,
Как бури радостный раскат,
И в песне пламенной, свободной
И наши песни прозвучат.
 

1914

АЛЕКСЕЙ ГАСТЕВ[189]189
  Гастев Алексей Капитонович (1882–1941) – сын учителя, работал слесарем. Революционер-коммунист. Печататься начал в 1904 году в Ярославле. Сотрудничал в «Правде». После Октябрьской революции был активным деятелем Пролеткульта. Вел большую хозяйственную и научно-организационную работу. Основной сборник – «Поэзия рабочего удара» (1918).
  Стихотворения А. Гастева печатаются по тексту издания: Революционная поэзия (1890–1917). Л., «Советский писатель» («Библиотека поэта». Малая серия), 1959.


[Закрыть]

 
Чуть раздались, приоткрылись облака седой зимы.
Зовы верхние мятежные услышали вдруг мы.
Улыбнулись, заискрились солнца раннего лучи,
В снег сбежали и разбились блеском пурпурной парчи.
И поднялись люди кверху от тоскующей земли,
Забуянили надежды, окрыленные вдали.
О, не скоро, не так скоро к нам весна с небес придет,
Нет, не скоро хоры песен светлых с моря приведет.
Но поверьте: мы натешимся, взовьемся, полетим,
Хороводы мы с гирляндами цветными закружим.
Мы забрызжем, мы затопим весь цветами старый мир,
Солнцу, звездам слышен будет наш бескрайный хмельный пир.
Мы согреем, мы осветим, мы сожжем всю жизнь весной,
Мы прокатимся, промчимся по земле шальной волной,
Мы ударим!
Приударим!
Мы по льдинам,
По твердыням,
Мы… Да что тут говорить?
Беспощадно зиму будем мы разить и хоронить!
 

<1913>

 
Я сегодня утром по полю гуляла,
Дожидалась в травке, как пробьет гудок,
Я в тропинках дивных счастье все искала,
Я в овражках чудных сорвала цветок.
Думала, мечтала, зорьку вопрошала:
Не опять ли к нивкам брошенным пойти?
Так в душе легко бы, вольно бы мне стало,
Так легко бы счастье давнее найти.
Но пути-дороженьки все-то позабыты,
Старый дом разрушен, прудики разрыты,
Сон мой детский, ранний жизнью погребен.
Загулял, забегал, зазвонил призывно,
Застонал надрывным голосом гудок:
Встань скорей, работай быстро, непрерывно,
Заведи сверлильный чистенький станок.
Но и не печалься, не гляди тоскливо
В старые сказанья, заглуши их стон,
А беги к надеждам новым торопливо,
Живо откликайся на машинный звон.
Ты укрась машины свежими цветами,
Лаской, нежной грезой отумань, обвей,
Смелыми оденься, облачись мечтами,
Алые знамена на станках развей.
 

<1913>

ДМИТРИЙ СЕМЕНОВСКИЙ[190]190
  Семеновский Дмитрий Николаевич (1894–1960) – в 1912 г. был исключен из духовной семинарии за участие в забастовке. В том же году начал печататься в газетах «Невская звезда» и «Правда». Большое значение для Д. Семеновского имела поддержка М. Горького, общение и переписка с которым продолжались с 1913 по 1935 год.
  Стихотворения Д. Семеновского печатаются по тексту издания: Революционная поэзия (1890–1917). Л., «Советский писатель» («Библиотека поэта». Малая серия), 1959.


[Закрыть]

 
Товарищ, скорее за дело!
Недаром ты встал до зари.
Остывший свой горн разъяри,
Чтоб пламя рвалось и гудело,
И крепче, сильней и смелей
В железо горячее бей.
 
 
Металлов могучим владыкой
Стой в злой, мятущейся мгле
И век золотой на земле
Из века железного выкуй!
 
 
Вся в зареве горна, рука
Верна, и тверда, и метка.
 

1913

 
Весенним дыханьем, нежданно и ново,
Меж нами промчалось заветное слово,
Заветное имя одно:
– Товарищ! —
Как песня звучит нам оно.
 
 
То – песня во славу труда-миродержца,
То – мост, переброшенный к сердцу от сердца,
То – братьям от братьев привет.
– Товарищ! —
Прекрасней воззвания нет.
 
 
Из темных подвалов, из глуби подполья
Помчал оно на простор, на раздолья
Кипящих толпой площадей.
– Товарищ! —
То – новое имя людей.
 
 
Лучистее взгляды, смелее улыбки,
И кажется: майским сиянием зыбким
Вся жизнь озарилась до дна.
– Товарищ! —
Мы – сила, мы – воля одна.
 

<Осень 1917>

АЛЕКСАНДР БЛАГОВ[191]191
  Благов Александр Николаевич (1883–1961) – сын крестьянина, мальчиком поступил на фабрику, участвовал в революционном движении. Писать начал в 1910 году. Активно сотрудничал в революционной печати Иваново-Вознесенска. В советские годы продолжал поэтическую деятельность.
  Стихотворение А. Благова печатается по тексту издания: Революционная поэзия (1890–1917). Л., «Советский писатель» («Библиотека поэта». Малая серия), 1959.


[Закрыть]

 
В разгаре машинного шума,
Под мерные взмахи ремней,
Нередко отрадная дума
В душе возникает моей.
 
 
И греет, и ласково светит
Надеждой, что время придет —
И жизнью счастливой на свете
Рабочий народ заживет.
 
 
Поймет он, откинув тревоги
Покорной, позорной судьбы,
Что нет ему кроме дороги,
Как только дорога борьбы.
 
 
И встанет он дружной семьею,
За брата – униженный брат,
И солнце тогда над страною
Заблещет яснее в сто крат.
 

1914

НИКИФОР ТИХОМИРОВ[192]192
  Тихомиров Никифор Семенович (1888–1945) – сын крестьянина. С 1914 года и до конца жизни работал на 1-й электростанции в Петрограде – Ленинграде. Печатался с 1912 года в профсоюзных изданиях. В советские годы совмещал работу на электростанции с сотрудничеством в печати. Участвовал в обороне Ленинграда (1941–1944).
  Стихотворение Н. Тихомирова печатается по тексту издания: Революционная поэзия (1890–1917). Л., «Советский писатель» («Библиотека поэта». Малая серия), 1959.


[Закрыть]

 
Мы с тобой родные братья,
Я – рабочий, ты – мужик.
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.
 
 
Я кую, ты пашешь поле,
Оба мы трудом живем,
Оба рвемся к светлой воле,
С бою каждый шаг берем.
 
 
Я сверлю земные недра,
Добываю сталь и медь.
Награжу тебя я щедро
За твои труды и снедь.
 
 
Наши руки мощью дышат,
Наши груди крепче лат,
Наши очи местью пышут, —
Постоим за брата брат.
 
 
Мы с тобой родные братья,
Я – рабочий, ты – мужик,
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.
 

<Осень 1917>

ДЕМЬЯН БЕДНЫЙ[193]193
  Бедный Демьян (псевд.: наст. имя Придворов Ефим Алексеевич; 1883–1945) родился в деревне Губовка Херсонской губернии. Окончил за казенный счет военно-фельдшерскую школу (после сельской школы), служил в армии, затем сдал экзамен на аттестат зрелости и поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета в 1904 году. В 1909 году напечатал первое стихотворение. С 1911 года выступает под псевдонимом Демьян Бедный, в основном в большевистской печати. Член Коммунистической партии с 1912 года. Сотрудник «Правды» с первого ее номера (5 мая 1912 г.),
  В произведениях Д. Бедного всегда присутствовал живой дух русской разговорной речи, прибаутки, чувствовалось блестящее знание народного языка (например, стихи, построенные на игре имен и др.). Демьян Бедный успешно развивал жанр русской басни.
  Стихотворения Д. Бедного печатаются по тексту издания: Демьян Бедный. Собрание сочинений, т. 1 и 2. М., ИХЛ, 1963–1964.


[Закрыть]

 
Поемный низ порос крапивою;
Где выше, суше – сплошь бурьян.
Пропало все! Как ночь, над нивою
Стоит Демьян.
 
 
В хозяйстве тож из рук все валится:
Здесь – недохватка, там – изъян…
Ревут детишки, мать печалится…
Ох, брат Демьян!
 
 
Строчит урядник донесение:
«Так што нееловских селян,
Ваш-бродь, на сходе в воскресение
Мутил Демьян:
 
 
Мол, не возьмем – само не свалится, —
Один конец, мол, для крестьян.
Над мужиками черт ли сжалится…»
Так, так, Демьян!
 
 
Сам становой примчал в Неелово,
Рвал и метал: «Где? Кто смутьян?
Сгною… Сведу со света белого!»
Ох, брат Демьян!
 
 
«Мутить народ? Вперед закается!..
Связать его! Отправить в стан!..
Узнаешь там, что полагается!»
Ась, брат Демьян?
 
 
Стал барин чваниться, куражиться:
«Мужик! Хамье! Злодей! Буян!»
Буян!.. Аль не стерпеть, отважиться?
Ну ж, брат Демьян!..
 

1909

 
Кукушка,
Хвастливая болтушка,
Однажды, сидя на суку,
Перед собранием кукушечьим болтала
О чем попало,
Что ни взбрело в башку.
Сначала то да се, по общему примеру:
Врала да знала меру.
Но под конец – поди ж ты! – соврала,
Что видела орла.
«Орла! Ведь выпадет же случай! —
Кукушки все тут в крик наперебой. —
Скажи ж скорей, каков орел собой?
Чать, туча тучей?!»
«Ну, это – как кому, – хвастуньи был ответ, —
Особого в орле, пожалуй, мало.
По мне, так ничего в нем нет,
Чего бы нам недоставало:
Те ж когти, клюв и хвост,
Почти такой же рост,
Подобно нам, весь сер – и крылья и макушка…
Короче говоря,
Чтоб слов не тратить зря:
Орел – не более как крупная кукушка!»
 

* * *

 
Так, оскорбляя прах бойца и гражданина,
Лгун некий[196]196
  Лгун некий… – Имеется в виду Ф. И. Родачев, один из лидеров кадетской партии.


[Закрыть] пробовал на днях морочить свет,
Что, дескать, обсудить – так выйдет все едино
И разницы, мол, нет,
Что Герцен – что кадет.
 

1912

Конфискованы №№ 1 и 2

рабочей газеты «Правда».

 
«Слыхал?» – «Слыхал!»
«Видал» – «А не видал!»
«Подумай: наша, брат, рабочая газетка…
Чай, жиру не придаст хозяйским-то горбам!»
«Да… Кой-кому не по зубам
Конфетка».
«А нам, гляди, как выйдет впрок!
Пойдем-кась купим номерок».
Пошли, по переулкам рыщут,
Газету ищут.
«Тьфу! Будто черт газетчиков посмёл!»
«Нашел газетчика, нашел!»
И впрямь нашел, судя по бляхе медной;
Стоит парнишка сам не свой,
Весь бледный.
«Газетку…» – «Братцы, все унес городовой!»
«Ой, прах его возьми!.. Теперь хоть волком вой…
Ты шутишь аль взаправду?!»
 

* * *

 
Нет, не шутил бедняк:
Под глазом у него синяк
За «Правду».
 

1912

 
Склонилась тихо у станка.
Привычен труд руке проворной.
Из-под узорного платка
Задорно вьется волос черный.
 
 
Но грустен взгляд лучистых глаз:
В нем боль и скорбь души невинной.
Слеза, сверкая, как алмаз,
Повисла на реснице длинной.
 
 
В груди тревогу сердце бьет:
Враг властный стал с рабою рядом,
Дыханьем жарким обдает,
Всю раздевает жарким взглядом:
 
 
«Слышь… беспременно… ввечеру…
Упрешься – после не взыщи ты!»
Застыла вся: «Умру… Умру!»
И нет спасенья! Нет защиты!
 

1912

Через года полтора

Все уйдут на хутора.

Худо ль, лучше ль будет жать,

А нет охоты выходить.

«Псковская жизнь», № 557, 1911 г.

«Деревенские частушки»

Где в мире найдем мы пример, подобный

русской аграрной реформе? Почему не

могло бы совершиться нечто подобное и

среди тружеников промышленного дела?

«Россия», 17 августа 1912 г.

 
Над переулочком стал дождик частый крапать.
Народ – кто по дворам, кто под навес бегом.
У заводских ворот столкнулся старый лапоть
С ободранным рабочим сапогом.
«Ну что, брат лапоть, как делишки?» —
С соседом речь завел сапог.
«Не говори… Казнит меня за что-то бог:
Жена больна и голодны детишки…
И сам, как видишь, тощ,
Как хвощ…
Последние проели животишки…»
«Что так? Аль мир тебе не захотел помочь?»
«Не, мира не порочь.
Мир… он бы, чай, помог… Да мы-то не миряне!»
«Что ж? Лапти перешли в дворяне?»
«Ох, не шути…
Мы – хуторяне».
«Ахти!
На хутора пошел?! С ума ты, что ли, выжил?»
«Почти!
От опчества себя сам сдуру отчекрыжил!
Тупая голова осилить не могла,
Куда начальство клонит.
Какая речь была: «Вас, братцы, из села
Никто не гонит.
Да мир ведь – кабала! Давно понять пора:
Кто не пойдет на хутора,
Сам счастье проворонит.
Свое тягло
Не тяжело
И не надсадно,
Рукам – легко, душе – отрадно.
Рай – не житье: в мороз – тепло,
В жару – прохладно!»
Уж так-то выходило складно.
Спервоначалу нам беда и не в знатье.
Поверили. Изведали житье.
Ох, будь оно неладно!
Уж я те говорю… Уж я те говорю…
Такая жизнь пришла: заране гроб сколотишь!
Кажинный день себя, ослопину, корю,
Да что?! Пропало – не воротишь!
Теперя по местам по разным, брат, пойду
Похлопотать насчет способья».
Взглянув на лапоть исподлобья,
Вздохнул сапог: «Эхма! Ты заслужил беду.
Полна еще изрядно сору
Твоя плетеная башка.
Судьба твоя, как ни тяжка,
Тяжеле будет, знай, раз нет в тебе «душка»
Насчет отпору.
Ты пригляделся бы хоть к нам,
К рабочим сапогам.
Один у каши, брат, загинет.
А вот на нас на всех пусть петлю кто накинет!
Уж сколько раз враги пытались толковать:
«Ох, эти сапоги! Их надо подковать!»
Пускай их говорят. А мы-то не горюем.
Один за одного мы – в воду и в огонь!
Попробуй-ка нас тронь.
Мы повоюем!»
 

1912

 
Однажды летом
У речки, за селом, на мягком бережку
Случилось встретиться пастушьему рожку
С кларнетом.
«Здорово!» – пропищал Кларнет.
«Здорово, брат, – рожок в ответ, —
Здорово!
Как вижу – ты из городских…
Да не пойму: из бар аль из каких?»
«Вот это ново, —
Обиделся кларнет. – Глаза вперед протри
Да лучше посмотри,
Чем задавать вопрос мне неуместный.
Кларнет я, музыкант известный.
Хоть, правда, голос мой с твоим немного схож,
Но я за свой талант в места какие вхож?!
Сказать вам, мужикам, и то войдете в страх вы.
А все скажу, не утаю:
Под музыку мою
Танцуют, батенька, порой князья и графы!
Вот ты свою игру с моей теперь сравни:
Ведь под твою – быки с коровами одни
Хвостами машут!»
«То так, – сказал рожок, – нам графы не сродни.
Одначе помяни:
Когда-нибудь они
Под музыку и под мою запляшут!»
 

1912

Задержаны и арестованы три народных

певца, распевающих по дворам песни

революционного содержания.

 
Размахнулся б я басней задорною,
Распростясь на минуту с кручиною,
Да боюсь, чтобы слезы не брызнули
Под веселой личиною.
 
 
А и спел бы я, братцы, вам песенку
Обо всем, что на сердце скрывается,
Да не всякая песенка
До конца допевается.
 

1912

 
Взбежавши на пригорок,
Зайчишек тридцать – сорок
Устроили совет.
«Житья нам, братцы, нет».
«Беда. Хоть с мосту в воду».
«Добудемте права!»
«Умремте за свободу!»
………………………….
От смелых слов у всех кружилась голова.
Но только рядышком шелохнулась трава,
Как первый, кто кричал: «За волю в землю лягу!»,
С пригорка задал тягу.
За ним все зайцы, кто куда,
Айда!
 

* * *

 
Зайчиха с заинькой под кустиком сидела.
«Охти мне, без тебя уж стала тосковать.
Ждала тебя, ждала: глаза все проглядела.
Договорились, что ль, в совете вы до дела?
«Договорилися. Решили бунтовать!»
 

* * *

 
О бунте заячьем пошли повсюду толки.
Не говоря уж о лисе,
Теперь, поди, хвосты поджали звери все, —
А больше всех, понятно, волки?!
 

1912

 
«Хозяин! Пантелей Ильич! Гляди-ко… Волга…
Взбесилась, видит бог. И потонуть недолго.
А не потонем – все равно
Водой промочит все зерно».
Приказчик мечется, хлопочет.
А Пантелей Ильич, уставя в небо взор,
Дрожащим голосом бормочет:
«Святители! Разор!
Чины небесные, арханделы и власти!
Спасите от лихой напасти!
Я добрым делом отплачу…
Сведу в лампадах пуд елею…
Под первый праздничек свечу
Вот с эту мачту закачу…
И сотельной не пожалею!»
То слыша, говорит приказчик Пантелею:
«Ты это что ж, Ильич? Про мачту-то… всурьез?
Да где же ты свечу такую раздобудешь?»
«Молчи, дурак, – умнее будешь! —
Хозяин отвечал сквозь слез. —
Дай только вымолить скорей у неба жалость,
Чтоб я с моим добром остался невредим, —
А там насчет свечи мы после… поглядим…
Укоротим, пожалуй, малость!»
 

* * *

 
Читатель, за вопрос нескромный извини:
Скажи, ты помнишь ли те дни,[199]199
  Читатель… помнишь ли те дни… – Имеются в виду октябрьские дни 1905 г., прошедшие в обстановке шумихи, организованной либеральной и монархической прессой по поводу царского манифеста, в котором были обещаны «основы гражданской свободы». За сравнение манифеста 17 октября с «копеечным огарком» басня была запрещена царской цензурой, а номер журнала «Просвещение» конфискован.


[Закрыть]
Когда везде толпы народа
Гудели, как шмели
У меда:
«Свобода!»
«Свобода!» —
А дела до конца не довели.
На радостях, забыв о старом,
Обмякли перед вольным даром.
Читатель, если ты один из тех шмелей,
Сам на себя пеняй и сам себя жалей, —
А мне тебя не жаль. Польстившись на подарок,
Что заслужил, то получи:
Заместо сотенной свечи —
Копеечный огарок.
 

1913

 
Жил-был на свете клоп. И жил мужик Панкрат.
Вот как-то довелось им встретиться случайно.
Клоп рад был встрече чрезвычайно;
Панкрат – не слишком рад.
А надо вам сказать: судьба свела их вместе,
Не помню точно – где,
Не то в суде,
Не то в присутственном каком-то важном месте.
Кругом – чины да знать. Нарядная толпа
Изнемогает в кривотолках.
Панкрат и без того сидел как на иголках, —
А тут нелегкая несет еще клопа!
Взобравшись ловко по обоям
К Панкрату на рукав, клоп этаким героем
Уселся на руку и шарит хоботком.
От злости наш Панкрат позеленел весь даже:
«Ах черт, и ты туда же
Кормиться мужиком!» —
И со всего размаху
Хлоп дядя по клопу свободною рукой.
 
 
Мир праху
И вечный упокой!
 

* * *

 
Читатель, отзовись: не помер ты со страху?
А я – ни жив ни мертв. Наморщив потный лоб,
Сижу, ужасною догадкой потрясенный:
Ну что, как этот клоп —
Казенный?
 

1913