Текст книги "Плетущий"

Один день вытесняется другим.

Квинт Гораций

Глава 1

Я иду по ночному городу.

Редкие, горящие желтым светом фонари на мачтах городского освещения развеивают ночной мрак, обозначая мой путь. С каждым шагом очертания домов становятся все четче, будто неведомый фотограф наводит резкость на объективе своей камеры.

Без труда узнаю место – и это неудивительно, потому что в свое время я исходил эти кварталы вдоль и поперек. Незнакомый и таинственный город сразу сбрасывает вуаль загадочной таинственности, становится насквозь знакомым и привычным. Конечно же, я смогу узнать это место из сотен и тысяч похожих, где мне приходилось бывать в самых разных снах.

Улица Бальзака, по четной стороне которой пролегает мой путь, безлюдна. Только легкий ветер, неизменный в любое время года в этих кварталах, ерошит мои короткие волосы. Небо скрыто низкими тучами. Они зависли над самыми крышами домов и, кажется, сердито их царапают. Косматые гривы тяжелых облаков изредка озаряют изнутри короткие, но яркие вспышки света. Беззвучная гроза насыщает воздух озоном, отчего дышится легко, и даже поднятая сквозняком пыль почти не ощущается.

Почему я здесь? Надеюсь, в скором времени мне станет известна причина, по которой ноги, словно сами, несут меня к неведомой цели. Зов, если его так можно назвать, ненавязчив. Да и трудно представить себе хоть что-то, способное заставить меня во сне подчиниться чужой воле. Однако этот ненавязчивый Зов достаточно ясен, чтобы я проверил его источник.

Вижу движение. Навстречу бежит человек. Я не сбавляю шага и продолжаю спокойно идти, ведь он всего лишь иллюзия – я успеваю это проверить. Мужчина в спортивной одежде, бейсболке и натянутом на голову капюшоне так, что его лицо теряется в глубокой тени, совершает пробежку. Его появление ясно говорит о том, что я нахожусь в собственном сне, потому что никак иначе объяснить появление бегуна нельзя. Да, я уже видел его наяву, и мое сознание таким образом дает знать, что это место – мой собственный сон.

Темные громады многоэтажных домов слепо таращатся глазницами пустых окон, а усиливающийся ветер заводит временами заунывную песню и носится сквозняком между бетонными коробками зданий.

Следуя все тому же Зову, который ясно указывает дальнейший путь, мне приходится преодолеть рельсы трамвайных путей в низине между четной и нечетной сторонами.

Помимо того что усилился ветер, вспышки в небе становятся чаще, и стекла многочисленных окон послушно отражают их, подчеркивая безлюдность и безжизненность этого места.

С запоздалым удивлением отмечаю, что смотрю сейчас на дом, на десятом этаже которого я прожил почти десять лет, пока не переехал в другую квартиру. Здесь до сих пор живут мои родители. Неужели меня тянет именно туда? Что-то едва слышно звякает под ногами, и я сразу останавливаюсь, чтобы разглядеть, что именно. Это обычная монета размером с пятак, но разглядеть в темноте ее аверс или реверс невозможно. Оставляю лежать ее на асфальте и продолжаю путь.

Я ошибся, когда думал, что моя цель – дом, в котором живут родители. Следуя Зову, я иду сейчас к единственному парадному шестнадцатиэтажного жилого дома по соседству. Останавливаюсь перед ступенями подъезда и после короткого раздумья обхожу здание вокруг, разглядывая стены, окна, высматривая что-либо необычное. Участившиеся небесные вспышки причудливо освещают дом и придают ему несколько жутковатый вид. Какое-то время я гляжу на светящийся прямоугольник окна на восьмом этаже. Похоже, мне нужно именно туда. Ничего необычного я больше не обнаружил, поэтому возвращаюсь к парадному, поднимаюсь по ступеням, открываю слабо скрипнувшую дверь и захожу внутрь. Как обычно в домах такого типа и планировки, лестница ведет наверх в стороне от лифтовой площадки, которая мне сейчас не нужна. Восьмой этаж – не критичная высота для подъема, тем более нужно осмотреть и саму лестницу.

Как оказалось, проверять тут нечего. Обычная лестница: по два пролета между этажами, с девятью ступенями каждый. Стены выкрашены в тот самый не поддающийся описанию цвет, которым строители, как правило, уродуют лестничные марши. На каждом из них тускло горят обычные лампы.

Ничто, кроме собственного дыхания, не нарушает тишину лестничного колодца. Экономя силы, я неспешно поднимаюсь на нужный этаж. На стене виднеется трафаретно выкрашенная восьмерка. Останавливаюсь, чтобы полностью восстановить и без того почти ровное дыхание и проверить состояние экипировки. Легкий, но чрезвычайно прочный и надежный бронежилет моей собственной конструкции сидит как влитой. Без особой нужды поправляю наколенники и налокотники. Все карманы застегнуты, а шнурки на высоких ботинках с мягкой бесшумной подошвой завязаны и заправлены должным образом.

Тихо, очень тихо. Не слышно даже сквозняка. Настроившись нужным образом, коротко «созерцаю». В сером Ничто сразу вижу человеческий силуэт, расположенный почему-то горизонтально, словно он лежит. Неизвестный светится ярким белым светом так, как может светиться только Плетущий. Выходит, ко мне в гости пожаловал коллега. Ну что же – осталось недолго, чтобы выяснить, зачем.

Перед тем как вернуть себе обычное зрение, успеваю заметить, как от фигуры человека тянется нить, слабо светящийся энергетический канал. Он уходит куда-то в сторону, но проследить ее слишком далеко я уже не успеваю, а «созерцать» снова не решаюсь, потому что глаза начинает неприятно пощипывать.

Прохожу по короткому коридору-балкону, разделяющему лестничный колодец и лифтовую площадку, бросаю взгляд на улицу. Ничего не изменилось с тех пор, как я зашел в здание. Только угрюмые тучи опустились еще ниже, отчего их сердитый и беспокойный вид наталкивает на невеселые мысли. Однако облака или тучи на небе – явление, не стоящее пристального внимания. Пусть себе хмурятся, на то они и тучи.

Лифтовая площадка встречает меня такой же тусклой лампой, как и те, что горят на лестнице. Длинный коридор тянется в обе стороны. На секунду останавливаюсь, сверяясь с Зовом, что ведет меня, с расположением силуэта Плетущего, который я «созерцал» минуту назад. Как и следовало ожидать, оба направления полностью совпадают.

Мне уже не нужен Зов, чтобы понять, что цель моего пути находится за приоткрытой дверью одной из квартир, сквозь щель которой пробивается более яркий свет. Скорее по привычке, касаюсь пистолета в кобуре на бедре, проверяя его наличие.

За дверью слышен невнятный и почти неразличимый шорох. Толкаю ее ладонью, и та медленно и без скрипа открывается. За ней бежевая стена прихожей, обклеенная обоями в невнятный узор. На полу ламинат. Пустая вешалка для одежды. Вот и все, что я вижу. Высоко поднимая колени, захожу внутрь и сразу фиксирую темный проход слева. Вероятно, он ведет на кухню. Прямо передо мной закрытая дверь с вставкой из цветного стекла. Справа – прямоугольник дверного проема справа, откуда льется свет.

Я вздрагиваю от неожиданности, когда тишину нарушает детский плач. Он доносится из освещенной комнаты, где видна часть мебельного гарнитура и светлый ковер на полу. Замираю и внимательно вслушиваюсь, но, кроме плача, ничего не слышу. Ребенок, похоже, совсем мал. Он плачет громко и требовательно, как плачут самые маленькие, привлекая внимание мамы. Я не «созерцаю», чтобы проверить, откуда взялся ребенок. Уверен, еще минуту назад его не было, а для его появления не было ни одного подходящего момента.

Дитя продолжает самозабвенно и взахлеб кричать, когда я, осторожно ступая, заглядываю в комнату. Тело человека – Плетущего – вижу сразу. Им оказывается молодая женщина. Она лежит с закрытыми глазами на диване слева от дверного проема. Ее темные волосы разбросаны по подушке. У нее широкие скулы и правильные черты лица. За диваном стоит детская кроватка, в которой плачет, размахивая ручками и пиная ножками воздух, малыш. Ясно, что ребенок пытается докричаться до мамы. Вот только она не в состоянии утешить его – без сознания этого сделать невозможно.

Больше никого в комнате нет. Я прислушиваюсь к своим ощущениям и хочу убедиться, что странный Зов исходит именно от девушки. Непонятная ситуация… Подхожу к дивану, чтобы лучше осмотреть Плетущую, разбудить ее или оказать помощь, потому что бессознательный Плетущий во сне – явление само по себе крайне необычное и тревожное.

Склоняюсь над девушкой, чтобы рассмотреть нечто на ее лбу. Неожиданно в этот миг что-то сильно бьет меня в грудь. Не могу удержать равновесие, но и упасть не получается. Новый удар приходится в бок, болезненно отдается в районе шеи, и я вдруг понимаю, что вылетаю из квартиры в коридор. Еще удар – и я оказываюсь на лифтовой площадке. Удары следуют один за другим, но это меня не удивляет. Такое случается, если чужое сознание, с которым невольно сталкиваешься во сне, безмерно напугано или находится в глубоком стрессовом состоянии. Либо другой Плетущий может таким образом «выбить» из сна. Нет, определенно, меня из сна выбивает не Плетущая – она пребывает без сознания. Я ничего не успеваю предпринять – все происходит в какие-то мгновения. Последний удар поднимает меня с пола и швыряет с площадки на лестницу. Не раздумывая ни секунды, начинаю процесс ухода. Подо мной мелькают перила, и я понимаю, что лечу вниз с восьмого этажа на темнеющий где-то внизу асфальт.

Покидая этот сон, чтобы спастись, понимаю, что же я увидел на лбу девушки: ярко-алым огненным цветом на ее челе проступила цифра семь.

Холодное и солнечное ноябрьское утро встречает меня детьми и их родителями, которые спешно ведут своих чад в школу в соседнем дворе, работниками близлежащего офиса с сигаретами в руках и, что особо приятно, «добрым утром» консьержки нашего парадного. Беспокойное утро обычного рабочего дня. Утро пятничное, а именно в этот день суеты больше, чем обычно. Тянучки на дорогах сопровождают почти весь путь на работу. Большие джипы, компактные малолитражки, минивэны, автобусы, ленивые грузовики – все движутся с одинаковой и чаще всего незначительной скоростью, несмотря на количество «лошадей» под капотом и стоимость автомобилей.

Рабочий день начинается с проверки электронной почты. С удовлетворением вижу, что в ответ на мой запрос пришло письмо. Несколько раз озадаченно его перечитываю. Есть чему удивляться и над чем подумать… Дело в том, что какое-то время назад я начал поиски оборудования для предприятия, на котором работаю. И вот есть результат. Безусловно, поступали многочисленные и самые разные предложения, но такой фактор, как цена, оставался основополагающим. Сейчас интересующее меня оборудование предлагают по очень хорошей цене и не где-нибудь, а в Минске.

– Алло, – слышу голос в трубке, когда набираю указанный в электронном письме номер телефона.

– Евгений Иванович?

– Да, это я.

– Здравствуйте, меня зовут Максим, – представляюсь я. – Мне на имейл пришло ваше сообщение.

– Максим Геннадиевич? – переспрашивает он.

– Совершенно верно.

– Слушаю вас.

– Я бы хотел уточнить несколько вопросов касательно оборудования.

– Да-да.

– ТА 1732 М. Вы прислали мне данные об этом аппарате – все, кроме мощности.

– Три киловатта, – сразу отвечает собеседник.

– Ясно. Он у вас в наличии имеется?

– Да, на прошлой неделе на склад поступила новая партия.

– Очень хорошо. Цена, указанная вами, полная или же без учета… каких-то статей?

– Нет, цена полная.

– Ясно, – говорю я. – Форма расчета?

– Любая, какая устроит вас, но, если по безналу, только по предоплате.

– Евгений Иванович…

– Можно просто Евгений.

– Евгений, что касается доставки.

– Извините, – отвечает он сразу, – мы доставкой не занимаемся. Но я могу посоветовать, куда обратиться по этому вопросу. Вы откуда?

– Киев, Украина.

– Киев? – переспрашивает он удивленно.

– Да.

– Боюсь, в таком случае вам придется заниматься доставкой самостоятельно.

– Не думаю, что это будет проблемой, – отвечаю ему. – Теперь скажите, как нам можно встретиться, чтобы вы показали товар лицом, так сказать.

– Встретиться мы сможем только через месяц, потому что с понедельника я ухожу в отпуск.

– На месяц? – стараюсь скрыть удивление в голосе.

– На четыре недели, – уточняет Евгений.

– Вместо вас еще кто-нибудь сможет показать оборудование, запустить его и продемонстрировать в работе? А также выполнить все формальности при заключении сделки, если таковая состоится?

– Кроме меня, никто не покажет, – отвечает он. – А всеми формальностями и оформлением документов занимается бухгалтерия.

– Ну да, конечно. Через месяц оборудование еще будет на складе?

– Затрудняюсь ответить, – признается собеседник, – хотя, скорее нет, чем да. Дело в том, что всю предыдущую партию забрал Питер. Насколько я знаю, клиенты остались довольны приобретением и сообщили, что в ближайшем будущем им, вероятно, понадобится еще какое-то количество машин. Как вы понимаете, им уже нет нужды смотреть товар.

Конечно, я понимаю этот недвусмысленный намек и невольно даюсь диву, какая торговая жилка пропадает в главном инженере. Хотя он, может, и правду говорит о клиентах из Санкт-Петербурга, которые собираются повторить закупку в ближайшее время. Как бы там ни было, нужно что-то решать.

– Евгений, – говорю, – я перезвоню вам в течение ближайшего часа.

– Хорошо, звоните, – он правильно понимает причину отсрочки нашего разговора.

На самом деле мне понадобилось меньше времени для того, чтобы переговорить с директором по поводу возможной сделки и получить от него своеобразный карт-бланш на решение этого вопроса.

После нового звонка в Минск я таки договорился с Евгением о том, что он проведет демонстрацию оборудования. Для этого он согласился принять меня в нерабочий день – в субботу или воскресенье. К счастью, габариты и вес необходимой мне машины вписывались в те, которые предусматривают нормы железнодорожных перевозок для провоза багажа.

В общем, после серии звонков в Минск и одну из контор в Киеве, занимающейся продажей железнодорожных билетов, мне остается только заехать в эту самую контору за билетами в Беларусь и обратно. Туда поезд отправляется завтра вечером, то есть в субботу. У меня в запасе оказывается достаточно времени на подготовку к поездке.

До обеда я мотаюсь по городу, занимаясь рабочими вопросами, и заодно мне удается забрать забронированные билеты. День, как обычно, пролетает незаметно, и ранний ноябрьский вечер вступает в свои права.

Дома меня ждут мои самые дорогие люди: жена и две дочки. Старшая учится в школе, уже в восьмом классе, а младшей – только три годика. Татьяна, моя любимая, с пониманием относится к предстоящей поездке и, уточнив лишь несколько деталей, помогает со сборами дорожной сумки.

– Когда будешь обратно? – спрашивает она.

– Если все будет хорошо, то во вторник утром, – отвечаю.

– Пусть все будет хорошо.

– Так и будет, – и спрашиваю: – Ты список написала?

– Да, он на столе.– Отлично. Поеду скупиться по нему завтра пораньше.

Глава 2

Ужас гонит меня, ледяным дыханием обжигая спину. Я бегу по разбитой неасфальтированной улице. Она тянется прямо, как стрела, между двумя рядами небольших одноэтажных домов. Как же мне холодно! Пар белесыми облачками вырывается у изо рта вместе с хриплым дыханием. Встречный ветер настолько силен, что не дает поднять головы и нормально осмотреться. Он выдавливает слезы из глаз и размазывает их по лицу.

Безотчетный ужас и необъяснимый страх заставляют бежать куда-то прочь, но я знаю, что мне не удастся скрыться или где-нибудь спрятаться от того, что так люто гонит меня. Нет сил сопротивляться, и моя воля дрожит и трепещет в неописуемом испуге, пораженная и ошарашенная. Как же мне страшно!

Унылые дома с разбитыми окнами, старыми стенами и перекосившимися, провалившимися крышами проплывают мимо слишком медленно, будто я бегу не изо всех сил, а едва плетусь или прогуливаюсь неспешным шагом. Я выкладываюсь полностью, стараюсь бежать быстрее, но мои ноги как ватные – не желают слушаться. О нет, они совсем не ватные, они тяжелые и неподъемные, словно свинцом налитые.

Встречный ветер усиливается еще больше, будто намеревается остановить, сбить с бега и бросить в объятия неотвратимого Ужаса. Я неловко спотыкаюсь, но в последний момент удерживаю равновесие и продолжаю сумасшедший забег. Кажется, бояться сильнее просто невозможно, но острый как бритва страх пронзает меня, когда я едва не падаю.

Ветер уже силен настолько, что мне приходится наклонить голову вбок и хотя бы так смотреть под ноги. Дом, мимо которого я сейчас пробегаю, кажется смутно знакомым, и меня короткой вспышкой озаряет воспоминание. Я узнаю его. Здесь жил дядя Федя, как я тогда называл его. Каждый день родители отправляли меня к нему за свежим парным молоком. Он с женой содержал небольшое хозяйство. А еще у них была собака по кличке Алый, прозванная так за цвет своих глаз.

Эти и остальные воспоминания всплывают на поверхность скованного страхом сознания. Улица, по которой я сейчас бегу, называется Родниковой. В доме № 38 мы с родителями жили, пока не перебрались в Киев. Еще один дом проплывает слева, и я знаю, что следующим окажется тот самый, где я когда-то жил.

Ужас охватывает еще сильнее, и я чувствую, как мое сердце заходится в бешеном ритме, пытаясь вырваться из груди.

Ветер уже не просто дует. Он рвет, он яростно свистит и безумно визжит. Он завывает в развалинах домов по обеим сторонам дороги и поднимает в воздух тучу пыли, бросает ею, будто специально целясь в лицо. Он срывает с сухих и безжизненных деревьев остатки листьев, мелкие ветки и носит их по воздуху.

Мне кажется, что я бегу на месте, неуклюже переставляя ноги под этой бешеной стеной урагана. Слезы текут уже не только от секущего лицо ветра, но и от бессилия и безысходности, тяжелыми цепями сковавшими мое нутро.

В какой-то момент я чувствую, как Ужас слегка отступает. Оказывается, я достигаю границ участка, на котором стоит такой знакомый дом. В разбитых окнах – непроницаемый мрак, а на ветру колышутся грязно-серые занавески, облупившаяся зеленая краска на стенах и просевшая крыша – вот что я вижу. Калитка жалобно взвизгивает, когда я пинком распахиваю ее и оказываюсь за косым штакетником забора. Меня едва не сбивает с ног ураганный ветер, но я добираюсь до двери и вопреки его усилиям дотягиваюсь до нее, толкаю и с криком отчаяния вваливаюсь внутрь.

Целую минуту я привожу дыхание в норму. В нос бьет запах плесени и гнили. Под ногами хрустят какие-то осколки, когда я осторожно шагаю в направлении двери, ведущей из сеней в прихожую. С душераздирающим скрипом дверь открывается, предоставляя взору полутемное и захламленное помещение. Из прихожей в жилую часть дома ведет еще одна дверь, точнее то, что от нее осталось. Прогнившие насквозь доски обсыпаются трухой, едва я их касаюсь. Здесь немного светлее, но так же грязно, серо и тоскливо.

Короткая мысль, словно озарение, мелькает в голове, прежде чем я шагаю в гостиную: «Кто я? Что я здесь делаю? Почему?» Но ни на один вопрос ответить не могу. Я просто не знаю ответов.

Вид за разбитыми окнами расплывается и будто мутнеет, когда я пытаюсь бросить в их сторону взгляд. Создается ощущение, что за пределами стен этого полуразрушенного дома нет ничего, и обезумевшего ветра, который еще несколько минут назад свирепо выл и свистел, уже не слышно.

Я захожу в гостиную, точнее в помещение, которое некогда ею было, и замираю в дверном проеме. В нескольких метрах от меня на полу сидит большой пес. У него черная спина, светло-коричневая грудь, такого же цвета лапы и невероятно умная морда. Пес следит за мной с ледяным вниманием. Мне очень не по себе от этого взгляда, но я сразу узнаю собаку.

– Рэм? – нерешительно зову я.

Никакой реакции в ответ, только черные, как маслины, глаза продолжают изучать меня.

Новые воспоминания непроизвольно всплывают в памяти, едва я увидел пса. Отец однажды принес домой маленький мохнатый комок, который повизгивал и больно кусался острыми как иглы зубками. Его назвали Рэмом, и уже через год его знали все соседи в округе. По ночам отец спускал его с толстенной цепи, и он гулял по всему району. Рэм не нападал на людей, кроме тех, кто пытался попасть в дом. Потому он и сидел на цепи, иначе гости не могли к нам зайти.

Воспоминания становятся ярче и объемнее. Мы забрали его с собой в Киев, когда переезжали, и Рэм прожил еще больше десяти лет. Когда у него отказали задние лапы, отец каждый день выносил его на руках на улицу. Мама видела его последней – она рассказывала, что Рэм плакал, когда умирал…

– Рэм? – снова шепчу я, не в силах поверить глазам. – Дружище!

С комком в горле я делаю шаг в его сторону и протягиваю руки. Глухое рычание служит мне ответом, и я недоуменно замираю. Пес продолжает рычать глухо и утробно, и с каждой секундой страшный рык становится громче. Его глаза уже не кажутся мне черными. В них словно притаился сам Мрак, глядящий на меня сквозь глаза пса – когда-то настоящего друга.

Нас разделяет всего шаг. Один шаг до Бездны. Рэм поднимается на четыре лапы и продолжает зло рычать. Желтые иступившиеся зубы видны под задранной и дрожащей верхней губой. Рычание становится громче и вытесняет другие звуки.

Я не верю глазам, когда вижу, как вокруг пса широкими крыльями раскрывается Тьма. Она распространяется, заполняет собой все пространство в комнате, оставляя свободный пятачок лишь между нами.

Тягучей каплей из пасти пса вытекает слюна. Его уши крепко прижаты, а шерсть вздыблена, отчего Рэм кажется гораздо больше. Глаза глядят яростно и безумно. И тогда он прыгает прямо на меня. Последнее, что я успеваю увидеть, – это его алая пасть, закрывающая собой комнату, дом, улицу, весь мир…

Я снова оказываюсь в ночном городе, где был прошлой ночью. Проходит, наверное, несколько мгновений, и меня охватывает дрожь. Руки немилосердно трясутся, а колени предательски подгибаются, и я без сил опускаюсь на тротуарную бровку. Чувствую, как по спине ледяной струйкой стекает холодный пот. В пальцах оказывается сигарета, и я закуриваю ее. Закуриваю? Нет! Руки, ладони и пальцы трясутся настолько сильно, что я даже не в состоянии прокрутить колесико зажигалки. Выхватываю сигарету изо рта и, яростно скомкав, откидываю в сторону. Так дело не пойдет… Прикрываю глаза, делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Повторяю это нехитрое упражнение несколько раз, пока сердце не перестает бешено колотиться о ребра, а частое и хриплое дыхание не приходит в норму. Насчет ног не уверен, но руки уже не трясутся, как раньше.