Текст книги "Плетущий"

Автор книги: Максим Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Максим, – такой знакомый голос рядом.

Я оборачиваюсь и вижу Марину Яковлевну. Она держит руку на моем плече и тепло говорит:

– Сядь, пожалуйста, за парту.

И тут до меня доходит, что недавняя боль – ее рук дело. Я не знаю, что сказать. Я вообще не понимаю, почему вместо того, чтобы сидеть на своем месте, стою сейчас посреди класса.

– Что происходит? – внезапно хриплым голосом спрашиваю я и пытаюсь откашляться. Учительница протягивает мне стакан с водой.

– Выпей.

– Спасибо, – с благодарностью принимаю его и начинаю жадно пить, заливая неожиданно сухое горло. Краем глаза ловлю на себе ошарашенные взгляды ребят, но от стакана не отлипаю, пока не выпиваю его полностью.

– Спасибо, – говорю еще раз, протягивая его Марине Яковлевне.

– На здоровье, – отвечает она. – А теперь садись за парту.

Делаю шаг и вдруг замираю, как громом пораженный. Какой-то отголосок недавних чувств и желаний заставляет меня вспомнить все, что произошло за прошедшую минуту. А самое главное, я снова ощущаю желание освободить тварь. Снова? Что за нелепость?

Медленно поднимаю глаза на Учительницу и все еще осипшим голосом спрашиваю:

– Что случилось, Марина Яковлевна?

Она ловит мой взгляд, но отвечать не спешит.

– А ты сам как думаешь? – произносит она.

Как я думаю? Мысли, словно с цепи, срываются, носятся в голове, но на ум ничего не приходит. Делаю несколько глубоких вдохов и пытаюсь мысленно воспроизвести все, что произошло. Я сидел за партой, потом вдруг мной овладело абсурдное, но неодолимое желание освободить тварь. Я встал со своего места и почти дошел до нее, если судить по тому, где сейчас стою. А потом, видимо, меня привела в чувство Марина Яковлевна. Но почему я вообще решился на такое? Перевожу взгляд на клетку, из которой на меня исподлобья смотрит мужчина в строгом костюме и с глупым галстуком. Он все так же сидит на полу, обняв руками колени. Наши взгляды встречаются, но в этот момент меня зовет Учительница. Я сразу отвожу глаза, уже зная, в чем дело.

– Догадываюсь, что произошло, – стараюсь говорить спокойно.

– Расскажи нам, пожалуйста.

Я все же отступаю на шаг от решетки, прежде чем повернуться к ней спиной.

– Мне кажется, – начинаю я, едва сдерживая эмоции, – тварь смогла загипнотизировать меня и заставить вызволить ее из плена.

Шок и удивление в глазах моих одноклассников сменяются на недоумение и откровенное недоверие, но я этого не замечаю, потому что целиком и полностью поглощен обуреваемыми меня чувствами. Семен что-то спрашивает, и ему вторит Соня, даже Клаус обращается ко мне, но я ничего не слышу из-за частого и гулкого стука в висках и в груди – так бьется мое сердце. Мне кажется, оно стучит все чаще и чаще. И что-то происходит с глазами или зрением, потому что все вокруг застилает алая пелена, а дыхание перехватывает невероятно сильная ярость. Такая сильная, какой я ранее никогда не испытывал. От лютой злости, что сжирает меня изнутри, кажется, начинает кипеть в венах кровь. Не в силах сдерживаться, я разворачиваюсь к клетке и вскидываю руку. Впервые за все время учебы я плету так быстро, и спустя несколько секунд ладонь ощущает приятную прохладную тяжесть. Одним движением передергиваю затвор, досылая 9-миллиметровый патрон в ствол и, испытывая невероятное облегчение, жму на спусковой крючок. О да! Это МОИ эмоции и МОИ чувства. Они никем не навязаны и исходят только от МЕНЯ. Я в этом уверен так же, как и в своем имени. Тварь посмела залезть мне в голову, ну так пусть сдохнет за то, что такая тупая!

В замкнутом помещении выстрел звучит звонко и громко. За спиной вскрикивает Соня. Или Катя? Неважно. Привычная и уже не заметная за многочисленными тренировками отдача подкидывает ствол пистолета вверх. С трудом, но мне удается сдержаться и ограничиться лишь одним выстрелом. Я смотрю на тварь в клетке, которая совсем не мужским голосом верещит от боли, зажимая окровавленными руками рану на ноге. Гул в висках и бешеный стук сердца становятся тише. Или я не могу их расслышать из-за визга раненой твари? Не опуская пистолета, глубоко вдыхаю несколько раз. Пороховой дым приятно щекочет ноздри. Жду только одного – чтобы тварь снова на меня посмотрела. Словно в ответ на мои мысли, существо в клетке поднимает глаза, но ничего, кроме боли, на этот раз в них нет. А жаль. Я бы с огромным удовольствием прострелил ему для полноты ощущений и коленную чашечку. Тварь спешно опускает взгляд, и тут вдруг до меня доходит, что она наверняка умеет читать чужие мысли. Опускаю руку с зажатым в ней пистолетом и ставлю его на предохранитель.

– А я думала, ты заставишь меня искать для вас новый экземпляр, – сухо произносит Марина Яковлевна.

– Простите, – отвечаю я, ни капли не чувствуя себя виноватым.

– За что? – задает она неожиданный вопрос.

– Эмм… – не знаю, что ответить. – За то, что стрелял?

– Неправильно. Подумай еще раз.

– Может быть, за то, что не сдержался?

– Почти правильно, – роняет Учительница. – За то, что ты не сдержался и позволил своим оскорбленным чувствам взять верх над разумом.

После этих слов я вдруг чувствую себя, нет, не виноватым, а совсем не тем, кем я хотел бы стать: умным, сдержанным, сильным и хладнокровным Плетущим.

– Простите, – повторяю я уже искренне. – Больше этого не повторится.

– Этого не повторится, – эхом повторяет Марина Яковлевна и позволяет себе скупую улыбку. – Ты ведь мог убить тварь, но сдержался, значит, контролировал себя.

Невероятная буря эмоций утихает и окончательно сходит на нет. Я чувствую себя странно под скрещенными взглядами, в которых есть удивление, непонимание и даже страх. Марина Яковлевна смотрит на меня каким-то новым, я бы сказал, изучающим, но вполне спокойным взором. Признаться, мне становится неловко, и, не оглядываясь больше на тварь в клетке, занимаю место за партой.

– Ну что же, – нарушает молчание Учительница, – вы все стали свидетелями того, как обычная тварь-паразит способна подчинить себе чужое сознание. Чем сильнее и старше тварь, тем легче ей читать чужие мысли и делать так, чтобы ее желания становились желаниями того, на кого направлено ее внимание. И чем эмоциональнее человек, тем желаннее он как добыча, как донор. А теперь кто может сказать, почему наш пленник выбрал именно Максима?

Я уже понял. Судя по поднятым рукам, поняли это и остальные,

– Да, Семен?

– Потому что, – он встает с места, – Оружейник, то есть Максим, самый эмоциональный среди нас.

– Ты прав, но лишь отчасти, – отвечает ему Учительница. – Потому что он не столько эмоциональный, сколько несдержанный, а это говорит об отсутствии или о слабом контроле над своими эмоциями.

Вот уж не сказал бы! Я, конечно, не отрицаю того, что эмоционален, но насчет несдержанности… Наоборот, зная свой характер, я стараюсь всегда контролировать себя. У многих, с кем я общаюсь, складывается мнение, будто я чересчур необщителен и даже замкнут.

– Есть разница, – Марина Яковлевна будто читает мысли мои, – между несдержанностью в мыслях и чувствах и несдержанностью в поведении. Да, ты часто отмалчиваешься и не принимаешь активного участия в обсуждениях и разговорах на моих занятиях, но, согласись, это вовсе не значит, что ты в этот момент эмоционально спокоен.

Честно говоря, под таким углом я не рассматривал этот вопрос, и мне приходится согласиться с доводами Учительницы.

– Хорошо, что ты это понял, – кивает она в ответ.

– Вы научите быть сдержанным? – спрашиваю я, не вставая с места.

– Это будет наш первый урок, – серьезно отвечает Марина Яковлевна и обращается ко всем: – Если вы думаете, что Максим сильно отличается от вас, то ошибаетесь. Каждый из вас представляет собой яркую личность, которая не может быть неэмоциональной. Просто некоторые могут достаточно хорошо скрывать свои чувства, но на образе вашего мышления, на вашем поведении и способе принятия решений это не сказывается. Как вы видите, даже самые примитивные твари, одна из которых находится перед вами, способны управлять чужим сознанием. А уж ваше для нее – как мед для мухи. Поэтому умение защищать себя не только от физического воздействия, но и от так называемых ментальных атак является одним из приоритетных направлений в вашем обучении. Первый, самый сложный, шаг вы уже сделали. Умение контролировать мысли при подготовке к «созерцанию» – ключевой момент в вопросе подготовки защиты от воздействия тварей. Вообще существуют два способа так называемой защиты. Первый, самый простой и надежный, – это изолировать свое сознание. Чтобы вам было понятно, о чем идет речь… Вы должны представить себя камнем. Или деревом. Не просто представить, а свято в это поверить. Вы же не думаете, что у камня или дерева могут быть какие-то мысли, тем более эмоции. Когда вы настроитесь нужным образом, твари перестанут ощущать вас. Но это не значит, что они не смогут увидеть вас, если вы будете находиться в зоне прямой видимости. Подобный прием используется довольно редко, в первую очередь, потому, что подразумевает не только ментальную пустоту, которую ощутит тварь, но и состояние полного физического спокойствия самого Плетущего. А это означает, что для начала он должен где-то спрятаться и укрыться от чужих взоров. Второй способ – прямая противоположность первому, его антагонизм. Плетущий не скрывается от тварей, но в случае ментальной атаки, когда возникает угроза оказаться под чужим контролем, он бьет в ответ. И чем сильнее противопоставляемые эмоции Плетущего, тем хуже придется твари. Вам также нужно знать очень важный момент. Если Плетущий встречается с группой тварей, риск подвергнуться ментальной атаке минимален, ничтожен. Как бы странно это ни звучало, но, находясь в стае, твари не пытаются подчинить себе чужое сознание. По крайней мере, до сих пор подобного не происходило.

Я перевожу взгляд на клетку, в которой заключена тварь, и невольно наши взоры скрещиваются.

– Только попробуй, – цежу я еле слышно сквозь сжатые зубы.

Пленник отводит глаза и больше на меня не смотрит. Рана на его ноге продолжает кровоточить, но сей факт не доставляет созданию особого беспокойства.

– Пример второго способа защиты от ментальной атаки этого создания, – продолжает Марина Яковлевна, – был продемонстрирован только что Максимом.

Удивленные взгляды одноклассников останавливаются на мне, но я и сам испытываю не меньшее недоумение.

– Он сделал то, о чем я вам только что говорила, – ударил в ответ, и удар этот был довольно сильным, если тварь так бурно на него отреагировала. И пусть вас не сбивает с толку нанесенная Максимом огнестрельная рана. Гораздо больнее твари было получить ментальную плюху, чем 9-миллиметровую пулю…

Спустя год каждый из нас был способен на какое-то время погружать сознание в ментальную пустоту, становиться камнем или деревом, как говорила Учительница. Несмотря на ее заверения, что самое сложное из этого мы уже усвоили, когда изучали «созерцание», учеба по данному предмету проходила тяжело. Однако время шло, мы отдавали обучению огромное количество сил и становились более подготовленными. Мы изучали военное дело, психологию, физику, непрестанно зубрили и повторяли химию, органическую и неорганическую. Молекулярные структуры, атомные решетки, устройства того или иного вида оружия, принцип роста и развития растений, строение человеческого тела, ментальная прострация, способы воздействия на воздух, воду и почву, работа с «дверьми» – все это и многое другое мы изучали, и спустя какое-то время снова возвращались к тому же, закрепляя усвоенный материал.

Скорость. Скорость работы Плетущего, скорость с которой он плел ткань сна, скорость, с которой он мог отреагировать на угрозу: защититься и ударить в ответ. Скорость воздействия на окружающее пространство. Скорость, с которой он мог покинуть сон, избегая смертельной опасности. Скорость была нашим главным противником, с которым мы непрестанно боролись. Десятки минут, необходимых на то или иное действие, превращались в минуты, а потом – в секунды. И к моменту сдачи выпускного экзамена время, что мы тратили на работу, измерялось именно в секундах…

Глава 5

Шел последний день экзамена. Все индивидуальные задачи были уже сданы, и оставалось только найти выход из настоящего лабиринта сновидений. Это было групповое задание. Я прекрасно помню, как мы блуждали по мирам снов в поисках подсказки, куда двигаться дальше. Как правило, они находились у людей, которых мы должны были спасти от монстров и собственных страхов, порождениями которых эти твари, собственно, и являлись.

Мы были измотаны, потому что уже десятую ночь подряд не могли нормально выспаться и дать сознанию отдохнуть. После очередной двери, своеобразного мгновенного прохода между различными снами, мы оказались в странном месте с постапокалиптическим пейзажем. Наверное, когда-то это был город, потому что вокруг, куда ни глянь, видны развалины зданий. Многие из них сохранили высокие стены, но не оставалось сомнений, что никто не может жить в этом пугающем пустом месте.

Я помню, как мы брели по пустынным улицам, поднимая в сухой воздух грязно-рыжую пыль, как над нами висело багровое небо без солнца и луны, как мертвые здания глядели пустыми глазницами оконных проемов. Мы должны были найти зеленую дверь, но, где именно ее искать, никто не имел представления.

Нас постоянно тревожили твари. Их было много, они были разных форм и размеров. Именно в тот день я смог всецело продемонстрировать свой талант и лишний раз показать умение или, правильнее сказать, любовь к оружию. С первого дня, когда мы начинали изучать огнестрельное оружие, я понял, что это моя настоящая слабость. Я любил и до сих пор люблю стрелять, чувствовать в руке смертоносную тяжесть и приятную прохладу металла. Люблю, когда автомат по-дружески толкает в плечо, а вылетающие из него пули с огромной скоростью летят в цель. Как никому другому в нашей группе, мне удавалось легко работать с оружием, а Клаус мог только недовольно хмуриться, когда не успевал за мной. Хотя, говоря по правде, демонстрация собственных талантов волновала меня, да и остальных, меньше всего. Мы были слишком измотаны, времени оставалось мало, а зеленой двери нигде видно не было.

В последний день экзамена мы уничтожили огромное количество тварей. Учительница предупреждала, что не все из них будут фантомными. Многие будут самыми настоящими, а значит – смертельно опасными.

Мы долго бродили по мертвому городу. Больше всего он был похож на давным-давно брошенный, а не на разрушенный. Нам казалось, что лабиринту улиц и переулков не будет конца. На очередном коротком привале мы расположились на площади, чтобы контролировать как можно большее пространство вокруг. На Кате и Соне от усталости не было лиц, да и парни выглядели не лучше, хотя старались не показывать виду. Мертвые и безжизненные здания в пять-шесть этажей окружали площадь, и только с одной стороны архитектурный «ансамбль» был нарушен протяженным и высоким зданием. Его окна были темными, но еще более удивительным был купол на крыше. Я сидел на земле, как вдруг подумал… Признаться, поначалу я посчитал неожиданную мысль бредовой и сразу отмел ее, но она не давала мне покоя, заставляя рассматривать ее под разными углами. В конце концов, других идей не было.

Воспоминания о тех событиях становятся все четче, обретая форму и объем. Мне кажется, я вновь чувствую дуновение сухого горячего ветра, поднимающего грязную пыль. Будто мои глаза снова видят низкое багровое небо без солнца и изможденные лица друзей…

Я делаю несколько глотков воды, прежде чем начать говорить.

– Есть идея, – роняю я.

Ребята с вялым интересом оборачиваются и устало смотрят на меня. К этому моменту мы блуждаем по руинам города уже несколько часов, и все отлично понимают: если мы не найдем выхода до утра, весь экзамен будет провален. А при мысли о том, что придется заново его сдавать, лично меня передергивает.

– И что придумал наш Оружейник? – пытается пошутить Рыжий, и его губы дергаются в подобии улыбки.

Прежде чем ответить, ловлю на себе взгляд Клауса. Должен сказать, он ведет себя совсем не так, как обычно. О нет, он не пытается с нами говорить или по-другому показать свое доброе отношение. Если бы я его не знал, то решил, что он кажется грустным. Он не отвечает на вопросы, отделываясь кивками или покачиванием головы. Не знаю и знать не хочу, что является причиной такого поведения. Пусть хоть на голове стоит – мне все равно, как и остальным. Главное, чтобы никого не доставал и держал при себе свое мнимое высокомерное превосходство.

– Мне кажется, – начинаю я, – нам не следует убегать от тварей.

– Мы от них и не убегаем, – мрачно произносит Сергей, он же Угрюмый.

– Я неправильно выразился, – поправляюсь. – Думаю, нам следует изменить тактику.

– Что ты хочешь сказать? – устало интересуется Соня.

– То, что нужно двигаться навстречу тварям.

– Как это? – не понимает Семен.

– Куда мы собирались идти после привала? – вместо ответа спрашиваю я.

– Не знаю, – он неопределенно пожимает плечами. – Все равно, но не туда, откуда пришли.

– А я думаю, мы должны идти туда, – и указываю рукой в сторону, откуда несколько минут назад на нас была предпринята очередная атака.

– С той стороны напали твари, – задумывается Соня.

– Мне сейчас все равно, – роняет Катя. – Я так устала, что пойду куда угодно, лишь бы найти эту дурацкую зеленую дверь. Я даже думать не хочу о том, что мы можем провалить экзамен, и через год снова его сдавать. Я не выдержу, – она обреченно вздыхает.

– Выдержишь, – без тени эмоций произносит Рыжий, – потому что для подготовки будет целый год.

– Хватит! – повышает голос Соня. – Никто пересдавать экзамен не будет. Мы найдем выход. У нас в запасе есть время, но его не хватит, если мы будем ныть и спорить.

– Я не ною… – пытается вставить Катя, но я не даю возникнуть новой словесной пикировке.

– Я иду, – говорю, поднимаясь на ноги. – Кто со мной?

Кряхтя и бормоча под нос, поднимаются остальные. Да уж, вид у нас еще тот: все уставшие, грязные, но с горящими непобедимым упорством глазами. Иначе нельзя. Там, где сил не хватает, ведет воля.

Спустя полчаса блужданий по мрачным улицам я начинаю сомневаться в правильности новой тактики – двигаться туда, откуда на нас нападают твари. Кате уже не хватает сил удерживать автомат, и она использует пистолет. Соня крепится, но видно, что и она скоро перейдет на более легкое оружие, чем Калашников. Парни – Семен, Клаус, Сергей и я – стараются изо всех сил. Все уверены, что за оставшееся время мы не успеем найти выход, но все равно продолжают упорно продвигаться вперед. Хотя «вперед» – это громко сказано, потому что за последний неполный час мы успели добраться только до правого крыла большого здания на площади, того, которое с куполом. Преодолев всего сотню метров мы отбиваемся от двух яростных атак и уничтожаем приличное количество тварей.

Вблизи здания, которое мы по умолчанию назвали Ратушей, становится ясно, что оно сохранилось лучше остальных. Заглядываем в темные провалы окон и убеждаемся, что внутри до сих пор сохранились межэтажные перекрытия, но, как ни вглядываемся во мрак за стенами и как ни светим фонарями, зеленой двери не видим. Лезть внутрь нет желания больше потому, что твари появляются не из здания, а из-за него. И мы, следуя своей установке, продвигаемся дальше мимо погрызенных временем стен.

Едва миновав угол, нас снова атакуют. Твари, напоминающие пауков, ожидают нас небольшой группой. Издавая неприятное щелканье, они бросаются плотной толпой. Свинцовый шквал встречает их, останавливает и отбрасывает назад. Наши пули безошибочно находят цели – трудно промахнуться в надвигающихся сплошной стеной монстров, ведя огонь практически в упор. Все заканчивается, едва начавшись. Последняя тварь в судороге издыхает, тает в воздухе, и следующие несколько секунд слышны только щелчки вставляемых в оружие полных магазинов.

– Они ниоткуда не пришли, – запоздало отмечает Соня, вытирая с лица пот.

– Да, как будто ждали нас, – добавляет Рыжий.

– Может, мы уже близко к цели? – с надеждой говорит Катя.

– Может быть, – оглядываюсь.

– Куда дальше? – спрашивает Сергей. Кажется, что хмуриться сильнее, чем он делает это обычно, невозможно, но это не так. Угрюмый еще и сильно щурится и кривится, будто целиком съел лимон.

– Пройдем немного, – говорю я и первым шагаю вдоль стены.

Клаус за все время не сказал ни слова, хотя наравне со всеми принимает самое активное участие в отражении многочисленных атак, и темп его стрельбы уступает разве что моему. Но подобные мелочи, касающиеся его поведения, заботят нас меньше всего. Мы думаем только об одном: как бы поскорее найти выход из этого осточертевшего города.

Ветер заводит заунывную песню и принимается носиться обиженным сквозняком сквозь проломы и бреши мертвых зданий. Багровые небеса опускаются ниже, будто намереваются раздавить нас мрачной необъятной тяжестью. Пыль от ветра упорно лезет в глаза и нос, и приходится закрыть лица платками. Проходит, наверное, минута, и видимость в этой плотной завесе рыжей пыли чрезвычайно падает. Тем не менее, я могу рассмотреть кое-что интересное.

Трогаю Семена за плечо, не желая разговаривать из-за пыли, и указываю на стену Ратуши. Рыжий послушно смотрит, куда я показываю, и кивает. Следуя моему примеру, он жестами привлекает к себе внимание остальных, и до меня доносится его громкое: «Смотрите!»

То, на что показывает Рыжий, по меньшей мере, необычно. У Ратуши с этой стороны практически нет стены. Два нижних этажа скрыты от наших взглядов кирпичной кладкой. Выше видны «внутренности» здания, будто бы стена развалилась. Словно по приказу, взбесившийся ветер прекращается, хотя пыль еще несколько минут висит в воздухе. В тишине, которая кажется мне оглушающей, Семен шепотом говорит:

– Дверь.

В ту же секунду воздух взрывается нашими радостными криками. Но мы быстро успокаиваемся и принимаемся решать, как добраться до пятого этажа, на котором сквозь пролом все более отчетливо виднеется кусок белой стены и ярко-зеленая дверь с круглой металлической ручкой. Спустя всего минуту коротких обсуждений мы решаем забраться в здание через оконные проемы и уже внутри искать лестницу на верхние этажи. С горящими глазами и веселыми шутками – и откуда только силы взялись! – мы пробираемся внутрь, помогая девочкам, и отправляемся на поиски лестницы.

Темные коридоры и переходы встречают нас угрюмой пугающей тишиной. Мне приходится довольно резко осадить чрезмерно развеселившегося Семена:

– Не шуми.

– Да ладно, Макс, мы уже у цели. Осталось только подняться на пятый этаж и…

– Не шуми, – злым голосом повторяю я, заглядывая ему в глаза.

– Ты чего? – удивляется Рыжий.

– Здесь могут быть твари.

Мои слова повисают в воздухе мрачным предостережением и заставляют друзей утихнуть. Замечаю, как Клаус одобрительно кивает, а Сергей снова хмурится и недовольно щурит глаза.

– Ты прав, – говорит Соня, – нам еще рано радоваться и шуметь тоже нельзя. Может быть, здесь действительно есть твари.

– Давайте разделимся, – предлагает Семен. – Так мы быстрее найдем путь наверх. Нас шестеро, разделимся на две группы по трое.

– И как же ты дашь знать остальным, если первым найдешь лестницу? – спрашивает Катя, и все недоуменно смотрят на нее.

– А это что? – Рыжий достает из-под рубашки ожерелье из табичей.

– А, ну да… – растеряно отвечает она и добавляет устало, – Я уже ничего не соображаю.

– Идея неплохая, – говорю я, – но, по-моему, рискованно разделяться и дробить наши силы. Можно ведь и в самом деле наткнуться на тварей.

– Если это произойдет, свяжемся друг с другом, хотя о нападении сразу станет известно по выстрелам, – приводит в свою пользу разумные доводы Семен.

– Хорошо, я – за. Так мы действительно имеем больше шансов найти лестницу быстро, чем если будем двигаться одним отрядом.

– Я тоже за, – соглашается Соня.

– И я.

– И я.

– Я тоже.

Клаус снова ничего не говорит, но кивает, когда все смотрят на него.

– Кто с кем идет? – оглядываю ребят.

– Я пойду с Семеном, – сразу говорит Сергей.

– Я с вами, – тут же добавляет Катя.

– Хорошо, значит, мы с Соней и Клаусом идем второй группой.

– Договорились.

– Тогда расходимся.

Здание оказывается большим и со множеством коридоров, тупиков и переходов. Но все равно мы часто видим друзей из другой группы. Вскоре наши пути расходятся, и мы теряем друг друга из виду окончательно. Соня, по моей просьбе, каждые несколько минут связывается с Катей, проверяя, как проходят поиски и все ли в порядке.

Мрак темных коридоров неохотно отступает перед светом электрических фонариков, а звуки шагов глотает толстый слой пыли на полу. Вдоль стен расположены дверные проемы. Они ведут в небольшие помещения. На их проверку уходит гораздо больше времени, чем хотелось бы. «Созерцать» на ходу довольно тяжело, а специально останавливаться для этого никто не хочет. Если бы это был обычный сон, никто не стал бы пренебрегать «созерцанием», но здесь и сейчас твари могут появиться в любой момент из ниоткуда. Можно «созерцать» и никого не видеть, а через секунду уже прет толпа монстров. Такое было и не раз. Поэтому мы не утруждаем себя «созерцанием».

Тут и там на стенах, потолке и на полу видны небольшие трещины. Изредка в коридор, по которому мы двигаемся, проникает свет из помещений слева – в некоторых из них есть окна. Свет льется неровным багрянцем и ускоряет проверку комнат с этой стороны.

Спустя четверть часа осторожных блужданий по темным коридорам мы попадаем в большое помещение с высоким потолком. Здесь намного светлее, поскольку свет проникает сквозь высокие окна. Судя по всему, когда-то это был холл, из которого на площадь, где мы недавно располагались на короткий привал, выходит несколько широких дверных проемов.

– Площадь, – шепот Сони за спиной. – Мы там были.

Ничего ей не отвечаю, отделавшись лишь легким кивком. Клаус пытается обойти меня сбоку, чтобы выйти в холл, но я придерживаю его за руку и в ответ на недоуменный взгляд показываю на пол, где в глубокой пыли отчетливо просматриваются следы. Парень следит за моим взглядом и, увидев следы, напряженно сжимает губы. Спустя секунду и Соня обращает внимание на цепочки отпечатков чьих-то конечностей – ничего общего с человеческой ступней они не имеют. Девушка сдавленно охает и отступает за наши спины. Судя по количеству следов, незваных гостей не меньше дюжины. Попав внутрь с улицы, они прошли через холл и углубились в здание в сторону Семена и его группы.

– Свяжись с Катей, – еле слышным шепотом обращаюсь к Соне, – и предупреди, что в здании твари.

Девушка кивает, достает ожерелье из табичей, выбирает нужный и концентрируется на нем. В ту же секунду мертвая тишина взрывается гулким треском автоматной очереди и громкими криками, перемежаемыми иными звуками, походящими на рычание.

– За мной! Быстро! – бросаю я ребятам и выбегаю в холл, направляясь туда, где гремят выстрелы. Отчетливо слышу искаженные замкнутым пространством двойные автоматные очереди и редкие, почти неслышные на их фоне, хлопки пистолетных выстрелов. Ну да, Катя же отказалась от автоматной тяжести!

– Максим! – догоняет меня испуганный вскрик Сони.

Я невольно вздрагиваю, услышав страх в ее голосе, оглядываюсь и сразу поднимаю автомат. Сквозь дверной проем, ведущий на площадь, и сквозь стрельчатые окна пробираются твари. Мой разум все еще пытается анализировать увиденное, а палец уже вдавливает спусковой крючок и дает путь стремительной неотвратимой смерти. Краем глаза отмечаю, что Клаус открывает огонь с заметным опозданием, практически одновременно с Соней. Звуки автоматных очередей за спинами, где ведет бой вторая группа, тонут в грохоте наших выстрелов.

На этот раз тварями оказываются жуткие создания с человеческим телом, но вместо ног у них – змеиные хвосты. От страшного взгляда их широких белесых глаз становится не по себе, и это подстегивает нас обороняться эффективно. Мы успешно сдерживаем натиск монстров, пока у Сони и Клауса не заканчиваются патроны. Я использую боезапас экономнее, потому что веду огонь одиночными выстрелами. Монстры подступают близко, пока ребята меняют магазины. Теперь твари уже внутри здания. Считая про себя секунды, когда же Клаус или Соня наконец заменят магазины, опустошаю свой рожок. Не трачу время на «воспроизведение» нового, выхватываю из кобуры Берету и открываю огонь, ни разу не промахнувшись. Наконец-то! Не успеваю я дострелять обойму, как автомат Клауса снова начинает стучать, а спустя несколько секунд к нему присоединяется Соня. Почему Клаус так долго возился? Целых семь секунд! Я прекрасно помню, что он в состоянии «достать» автомат за неполные пять секунд. Решив не забивать голову неуместными вопросами, концентрируюсь на атакующих монстрах, которых, несмотря на большие потери, меньше не становится. Мы дважды меняем позиции, уходя то влево, то вправо от заволакивающего порохового дыма выстрелов.

Яростный натиск тварей заметно ослабевает, когда мы отстреливаем по три магазина каждый. Монстры не оставляют попыток добраться до нас, пока последний из них не падает замертво. Все оказывается кончено за несколько минут. Ожидаемая, но с другой стороны неожиданная атака захлебнулась, и последний наш враг исчезает, погибнув в безрассудной попытке добраться до нас.

В безмолвии слышно протяжную заунывную песню усилившегося ветра и наше громкое хриплое дыхание. Нет, больше тварей не видно. Похоже, мы перебили всех.

Не сразу до меня доходит, что тишину не нарушают автоматные очереди со стороны Семена и ребят. Я суетливо извлекаю ожерелье из табичей, выбираю нужный, сосредотачиваюсь и вызываю перед внутренним взором образ Рыжего.

– Что? – отрывисто бросает он, и я вижу его бегущим по ступеням.

– Как дела?

– Лестницу мы нашли, – с отдышкой отвечает Семен.

– Я вижу. У вас был бой?

– Да, – он оглядывается назад и, повысив голос, кричит: – Быстрее, быстрее! Серега, не отставай!

– Куда вы бежите? – не понимаю я. – Подождите нас.

– С удовольствием так бы и сделали, – у него даже получается изобразить слабое подобие улыбки, – вот только тварь, что гонится за нами, не позволит нам!

– Какая тварь?

– Не знаю, Макс, но пули ее не берут!

– Она одна?

– Была одна. Остальных, что поменьше, мы перебили.

– Где вы сейчас?

– Поднимаемся на пятый этаж. Надеюсь, успеем добраться до двери раньше, чем тварь догонит нас.

До меня доносится тоскливый вой, слышный как через табич, так и без него, отчего кажется, что он двоится и гулким эхом звучит вокруг.

– Вот, опять она воет! – мне кажется или на самом деле я слышу в голосе друга панические нотки? – Ладно, Макс, будьте осторожны, а мы попытаемся как можно быстрее добежать до двери.