Текст книги "Плетущий"

Автор книги: Максим Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Что это? – удивляется Соня, делая ко мне шаг и провоцируя появление такого же хруста.

– Трава, – догадываюсь я и обращаюсь к Рыжему, который с нескрываемым удовольствием наблюдает за нами: – Что с ней?

В ответ он лишь невозмутимо пожимает плечами, будто предлагая мне самому выяснить, что не так с травой. Я сажусь на корточки и провожу рукой по зеленой растительности.

– Она твердая, – в некотором замешательстве говорю я и ломаю несколько узких ярко-зеленых листьев. Они с хрустом крошатся. Уже догадываясь, в чем дело, подношу к лицу эти крошки и осторожно внюхиваюсь. Соня приседает и ломает несколько зеленых листьев. Кончиком языка пробую на вкус сорванную зелень и поднимаю лицо к Семену.

– Что это? – спрашиваю его, чувствуя во рту сладость.

– Глазурь, – он еле сдерживается, чтобы не засмеяться.

– Что? – почти одновременно вопрошают остальные ребята, внимательно следящие за мной. Спустя секунду они уже сами ломают траву и пробуют ее на вкус. Ясно теперь, почему под ногами так хрустело.

– И что, здесь все из глазури? – спрашивает Соня.

– Нет, – ухмыляется Рыжий.

– А из чего еще?

– Сами пробуйте, – коротко смеется он, шагает по траве, наклоняется, срывает какой-то синий цветок и начинает его жевать. Под нашими удивленными взглядами он веселится еще больше и с насмешкой следит, как мы повторяем его действия, срывая ближайшие цветы. Смотрю, как Соня нюхает желтый цветок, довольно улыбается и откусывает от него кусочек.

– Лимонная тянучка, – говорит она.

– У меня – вишневая! – восклицает Катя.

– А у меня – клубничная, – моргает Клаус.

Сергей не говорит ничего, а лишь увлеченно жует синие лепестки.

– А ты чего? Попробуй! – обращается ко мне Семен.

– Угу, – роняю я и иду к ближайшим деревьям.

За мной увязывается Соня. Она продолжает жевать и прихватывает с собой несколько цветов. Вижу, как Учительница с серьезным видом вдруг наклоняется вбок на стуле и срывает оранжевый цветок. Наверное, у него вкус апельсина или мандарина.

Вблизи деревья кажутся еще более странными из-за отсутствия оттенков. Их кора выглядит самой обычной с многочисленными складками, а в стволе ближайшего дерева, как раз на уровне глаз, виднеется небольшое темное дупло. Знакомый запах щекочет ноздри, и я, не поворачивая головы, произношу:

– Шоколад.

В ту же секунду Соня, позабыв о цветах в руках, бросается к дереву и пытается отломать кусочек от ствола.

– Ой! – она поворачивается и показывает испачканные ладони.

Я поднимаюсь на цыпочки и отламываю кончик ветки с несколькими листьями. И правда – шоколад, но не черный, а молочный. А листья…

– Листья из чего? – поворачиваюсь к Семену.

– Бизе, – говорит он с набитым ртом, отчего получается что-то вроде «Бивэ!»

– Бизе? – не перестает удивляться Соня, отламывая листок.

– Ага, – кивает он. – Оно легкое, поэтому нагрузка на ствол и ветки небольшая.

– Да? – тянет девочка сладость и даже не жует ее.

– Не стойте под ветвями! – громко предупреждает Учительница.

– Почему? – спрашивает Рыжий.

Марина Яковлевна показывает рукой вверх.

– Солнце, – коротко звучит ее пояснение.

Семен сразу сникает и бормочет едва слышно:

– Нужно было про температуру не забыть.

Действительно, если еще минуту назад кора имела матовый оттенок, то сейчас там, где на нее попадают солнечные лучи, она блестит.

– Ух ты! – восклицает Катя и наклоняется к земле. Через секунду она распрямляется, сжимая что-то в пальцах.

– Жук? – удивляется Клаус, заглядывая ей через плечо.

– Нет, – она подносит «что-то» к самым глазам, а через секунду закидывает в рот. – Мармеладка!

Еще какое-то время мы носимся по поляне, ломаем хрупкую траву и срываем яркие цветы. Кто-то находит мармеладных насекомых, а Сергей, скрывшись за деревьями, появляется через несколько минут и несет что-то на вытянутых руках. Когда он подходит ближе, мы ясно видим, что это обычный торт. Девочки с веселыми криками подбегают к нему и пальцами снимают слой крема.

– Вкуснятина!

– Класс!

– Там еще грибы есть, – говорит Сергей, пытаясь спасти торт от чужих посягательств.

– Какие грибы? – переспрашивает Клаус.

– Обычные, – следует односложный ответ.

Веселые игры продолжаются, и совсем скоро мы обнаруживаем, что кусты на другом краю поляны сделаны из сладкой ваты, щедро обсыпанной легкими сахарными чипсами.

Скоро появляется Клаус. Он несет целую охапку грибов, которые выглядят именно так, как их изображают в мультфильмах: с толстыми белыми ножками и темно-коричневыми круглыми шляпками. Все, кроме Семена, тут же окружают его, и каждый забирает себе по грибу. Они оказываются из мягкого вкусного и аппетитно пахнущего бисквита с прослойкой малинового варенья внутри шляпок.

Рыжий все то время, что мы веселимся, неподвижно стоит на открытом пространстве в стороне от нас. По его напряженному лицу и прикрытым глазам мне становится ясно, что Семен плетет. Марина Яковлевна продолжает сидеть на стуле, с улыбкой наблюдая за нами и поглядывает изредка на Рыжего.

Порыв ветра срывает с деревьев листья. Мы прекращаем веселиться, когда на поляну врывается холодный ветер. Он мечется из стороны в сторону, будто ищет выход.

Облачко пара вырывается у меня изо рта, и я недоуменно оглядываюсь на остальных.

– Холодно, – передергивает плечами Катя.

– Рыжий, ты что делаешь? – громко обращается Соня к Семену.

Он ничего не отвечает и продолжает работать, а я вижу, как Учительница встает со стула и накидывает на плечи моментально появившееся в ее руках пальто. Потом садится, скидывает легкие туфли и одевает вместо них валенки. Не раздумывая, следую ее примеру, потому что от крепнущего холода уже мерзнет нос. Только вместо пальто я надеваю пуховик на синтепоне, а ноги переобуваю в теплые зимние ботинки. Спустя минуту уже все мы переодеваемся в теплую одежду.

Воздух красиво серебрится, и словно из ниоткуда начинает падать снег.

– Снег, – запоздало отмечает Катя, подставляя ладони под снежинки.

– А почему он такой… – Соня запинается, – необычный?

Действительно, с неба, где солнце закрыто тучами, идет странный снег.

– Он разноцветный! – широко улыбается Катя.

Снег падает так часто, что не сразу удается разглядеть тучи. Да, они тоже разноцветные: бледно-розовые, салатовые, голубые… Очень быстро снегопад скрывает все вокруг, и даже ближайшие деревья превращаются в смутные силуэты. Солнца не видно, но от этого лишь ненамного. становится темнее

Первый снежок летит в меня. Соня победно вскрикивает, когда он попадает мне в грудь. Через несколько секунд поляну заполняют радостные возгласы и веселые крики. Семен перестает плести и присоединяется к развлечению.

– Ой, извини! – Клаус бежит к Соне, которой секунду назад угодил снежком в лицо. – Я не хотел!

Вижу, как девочка обиженно хмурится, оттирая разноцветный снег, но через миг ее лицо светлеет, и она недоверчиво произносит:

– Мороженое?.. Ребята! Это мороженое!

На несколько секунд над поляной повисает недоуменная тишина, когда все, кроме Рыжего, пробуют на вкус падающий снег. А Семен с улыбкой глядит на нас. Ему и в самом деле удалось устроить снег из мороженого – клубничного, вишневого, смородинового, фисташкового и даже шоколадного, – когда из низкой светло-коричневой тучки посыпали такого же цвета снежные хлопья.

Марина Яковлевна позволила в этот день больше не заниматься. Я помню, как она с теплой улыбкой следила за нами и даже ела мороженое из снега, собранного в небольшую розетку. Рыжий получил «отлично» за это задание, но все же был вынужден повторить его в обычном виде, создав фантазию «несъедобную», как сказала тогда Учительница. Семен не стал придумывать ничего нового. Он сдал Марине Яковлевне сон о лесном уголке с поляной, деревьями, обязательными животными и насекомыми, точную копию которого мы еще долго со смехом и шутками вспоминали.

Глава 4

В классе, к нашему огромному удивлению, до сих пор не появилась Марина Яковлевна. Вообще-то мы уже привыкли, что она может задержаться, но не так же долго! Часов в классе нет. Их не бывает и во снах, где мы плетем. Однако наше обостренное и тренированное чувство времени подсказывает, что Учительница опаздывает на урок как минимум на полчаса. Разговоры и короткие фразы учеников становятся громче, и в тот момент, когда двери открываются, в помещении стоит настоящий гомон. Шум моментально стихает, едва в дверном проеме появляется Марина Яковлевна.

– Здравствуйте, дети, – говорит она и сразу обращается к Рыжему, – Семен, будь так добр, помоги.

Мальчик вскакивает из-за парты и через секунду оказывается рядом с ней.

– Открой, пожалуйста, вторую створку, – просит Марина Яковлевна.

Семен удивленно таращится за дверь, но делает то, о чем просит Учительница. Он щелкает замками второй дверной створки сверху и снизу и распахивает ее наружу.

– Спасибо. А теперь закати это в класс.

– Хорошо, – Рыжий даже не смотрит на нее. Он скрывается за дверью, и спустя несколько секунд мы видим, как нечто «вплывает» в дверной проем. Проносится удивленный шепот, на который Марина Яковлевна не обращает внимания.

Пыхтя и отдуваясь, появляется и Семен, толкающий что-то большое, похожее на шкаф или просто вытянутый ящик. Но, что именно это такое, мы не видим – оно скрыто от наших взоров светло-зеленой накидкой. Колесики, на которых катится ЭТО, жалобно скрипят, а Марина Яковлевна говорит:

– Достаточно, Семен. Спасибо. Можешь сесть на место.

Он что-то бурчит в ответ, отдуваясь, и проходит к своей парте. Учительница сперва закрывает створку, и замки на ней щелкают сами по себе, потом – саму дверь, и только после этого поворачивается к нам. А Рыжий удивленно пялится на то, как Учительница, не касаясь, щелкнула замками на створке. Соня за соседней партой коротко смеется и отпускает какую-то шутку.

– Ну не будет же она сама заталкивать эту телегу в класс, – бурчит в ответ Рыжий.

– Сегодня, – произносит Марина Яковлевна, становясь рядом с непонятным высоким предметом, скрытым от наших взглядов накидкой, – мы начинаем новую тему.

Тишина. Ни звука не раздается в ответ. С тех пор как мы начали изучать оружие, прошло два года, и мы до сих пор продолжаем тренировки, связанные как с его «воспроизведением», так и со стрельбой. Ко мне уже прочно прицепилось прозвище Оружейник, но я не придаю этому особого значения. Во всяком случае Оружейник лучше, чем Толстый или Кучерявый. Параллельно с оружием в прошлом году мы начали изучать психологию, которая никому особо не нравится. Но Учительница говорит, что настоящий Плетущий должен досконально разбираться во всех тонкостях человеческой природы, уметь быстро распознавать страхи и скрытые фобии, от которых люди сами же и страдают. Естественно, мы жаждем стать настоящими Плетущими, поэтому с ответственностью и старанием изучаем тему. Хотя, нужно сказать, ответственность и желание имеют мало общего, поэтому Марине Яковлевне временами приходится заставлять нас учиться. На фоне этого предмета упражнения с оружием, по крайней мере для меня, – настоящая отдушина.

Учительница выдерживает паузу, приковывая к себе и без того жадное внимание, и произносит:

– Новая тема носит название «Твари», – и с этими словами резким движением сдергивает накидку с громоздкого и габаритного предмета.

Признаться, после этих слов я ожидаю увидеть какого-нибудь монстра или страшилище. Но каково же мое изумление, когда я вижу самого обычного человека, заключенного в железную клетку. Это взрослый мужчина, который по возрасту годится нам в отцы. Он одет в строгий костюм, сиреневую рубашку, похожую на женскую, и несуразный, на мой взгляд, белый галстук. В руке он держит пухлый и даже на вид тяжелый коричневый портфель.

Едва спадает накидка, как он, гневно сверкая глазами, выкрикивает в нашу сторону:

– Вы что делаете?! Да вы хоть знаете, с кем связались? Я вам такое устрою! Вы ответите за произвол! Я буду жаловаться! Я…

– Молчать, – спокойно произносит Марина Яковлевна, даже не глядя в его сторону, а мы впервые слышим незнакомые нотки в ее голосе – злые и повелевающие.

Сначала я думаю, что незнакомец ее не услышит, так громко он вопит и так негромко произносит единственное слово Учительница. Но я ошибаюсь. Мужчина осекается на полуслове и буквально затыкается, так и не закончив предложение. Он с явным испугом следит за Мариной Яковлевной, в то время как она так и не удостаивает его взглядом. Перемена в поведении настолько разительна, что удивление от этого перевешивает изумление и шок, которые мы испытываем, когда видим заключенного в плен железной клетки, как какого-то зверя, человека.

– Без разрешения говорить запрещается.

Признаться, от тона, которым сказаны эти слова, у меня по спине пробегает нехороший холодок, а Соня передергивает плечами. Учительница наконец поворачивает голову к пленнику, и их глаза встречаются.

Человек в клетке после брошенной ему приказной фразы испуганно пятится, пока не упирается в железные прутья спиной. Он глядит на Марину Яковлевну, не отрываясь, и мне кажется, что вот-вот заплачет от страха. Учительница отпускает его взглядом, отведя глаза в сторону, и в тот же миг пленник без сил опускается на пол. Кожа на его лице покрыта бисеринками пота, а враз побледневшие губы заметно дрожат.

Не уверен, что меня сейчас удивляет больше: заточение человека в клетке, поведение Марины Яковлевны или реакция незнакомца на ее слова. По лицам друзей вижу, что и они чрезмерно удивлены и поражены происходящим.

А Марина Яковлевна тем временем обводит взглядом класс – самым обычным, привычным и ни капельки не пугающим. Таким, каким она всегда смотрит на нас.

– Дети, – говорит она ровным голосом, – пусть ваше зрение не обманывает вас. В клетке заключен вовсе не человек. Нашим пленником является тварь. Вы сами с легкостью можете в этом убедиться, если проверите, «созерцая».

Этот способ зрения, названный так своеобразно, мы начинали изучать почти одновременно с темой оружия. В течение одного занятия Учительница заставляла нас «созерцать» как минимум два раза.

– Чем больше будет практики, тем быстрее вы сможете настроиться и тем дольше сможете использовать подобное зрение, – неустанно повторяла она, и нам ничего не оставалось, кроме как выполнять ее требования.

Без лишних вопросов мы приступаем к процедуре, итогом которой и должно стать особое зрение. Никто в классе не блещет умением быстро настроиться на него. Даже Клаус, и тот едва ли проводит подготовку быстрее остальных. Все, что нужно для «созерцания», – это спокойная сосредоточенность. Когда впервые мы услышали эту формулировку, решили, что никаких сложностей с этим не возникнет. Как же мы ошибались! На самом деле, оказалось чрезвычайно трудно заставить свои мысли течь спокойно лишь в одну, нужную сторону. Они постоянно разбегались будто мыши, за которыми гонится голодный кот. Любая, даже самая незначительная мелочь, будь то солнечный зайчик на стене, невесомая видимая в воздухе пыль, пятно от плохо вытертого мела на доске, негромкое дыхание друзей, даже стук собственного сердца – все это и тысяча других мелочей, на которые, казалось бы, раньше не обращал внимания, мешали настроиться нужным образом. Но время шло, и через какое-то время упорных упражнений мы практически одновременно смогли достичь определенных результатов. Марина Яковлевна никогда нас не торопила, и первых успехов мы достигли после того, как почти десять минут готовились и сосредотачивались. Я до сих пор помню, как удивился, когда вместо друзей и Учительницы в классе увидел вдруг сияющие и почти неразличимые от ярко-белого света человеческие силуэты. А вокруг не было никакого класса, только серая, как туман, пустая мгла. Конечно же, сейчас, спустя два года, нам уже не нужно десять минут, чтобы настроиться нужным образом, – хватает и минуты. Но Учительница не перестает нас «гонять» и заставляет работать все быстрее и быстрее, чтобы, как она говорила, нам хватало нескольких секунд для того, чтобы начать «созерцать». Я думаю, если мы способны достигнуть нужного эффекта за минуту, то почему бы не справиться за несколько секунд? «А в экстремальных ситуациях, – любила повторять Марина Яковлевна, – время, необходимое для подготовки к «созерцанию», нужно умножать на два». Никто не подвергал ее слова сомнению, хотя для нас все же «экстремальные ситуации» были частью какой-то еще далекой взрослой жизни.

А сейчас я несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю, в первую очередь, настраивая дыхание. Я отпускаю свои мысли, и они неугомонными ласточками разлетаются вокруг. Мысли множатся нескончаемым числом. Они обо всем и ни о чем. Их так много, что, кажется, вместо меня думает не меньше сотни людей. Никакой связи нет между ними. Они совершенно разные. Бесчисленные ассоциации мелькают перед мысленным взором, будто суматошные картинки в каком-то безумном калейдоскопе. Хватит. Достаточно! Я прикрываю глаза, и беспокойные мысли, будто устав друг от друга, замирают и спустя мгновение сплетаются в единый жгут. В единую мысль. Я спокоен. Я собран и сосредоточен. Когда я открываю глаза, сначала мне кажется, что взгляд мой расфокусирован, а предметы вокруг и вся обстановка в целом начинают странно плыть и менять очертания. Все происходит быстро, и уже через несколько секунд вокруг остается лишь серое ничто. Мои друзья видятся привычными яркими светящимися силуэтами, свет которых, кстати, совсем не режет глаза. Максимум, на что я сейчас способен, – это пять секунд «созерцания». Марина Яковлевна заметно выделяется на фоне ребят, в первую очередь, яркостью, интенсивностью света, исходящего от ее фигуры, а вот рядом с ней… Рядом с ней, совсем близко, клубится черное облако непроглядного мрака. Оно небольших размеров, по крайней мере, меньше той высокой ослепительной фигуры, рядом с которой находится. При виде его у меня возникает только одна мысль: «Уничтожить!» Глаза начинают болеть, а я, словно завороженный, гляжу на эту первородную тьму. Когда резь становится нестерпимой, я смаргиваю, и ко мне возвращается обычное зрение.

– Максим! – зовет меня Учительница. – Хватит!

Я уже и сам понял, что хватит. Сколько же я «созерцал»? Слезы все текут и текут из глаз, затуманивая взор.

– Нельзя «созерцать» так долго! – слышу наставительный голос. – Ты вдвое превысил лимит. В будущем постарайся лучше себя контролировать, чтобы подобного не повторялось, иначе в самый ответственный момент ты рискуешь временно ослепнуть.

– Ого! – доносится до меня приглушенное восклицание Сони. – Это рекорд! Еще никто не «созерцал» целых десять секунд!

Пожалуй, я бы даже возгордился ее похвалой, если бы глаза не болели так сильно.

– Через минуту зрение восстановится, – слышу я успокаивающий голос Марины Яковлевны, – но впредь следи за временем и увеличивай свой лимит постепенно.

Я лишь киваю в ответ, не переставая вытирать бегущие из глаз слезы.

– Итак, – говорит она, – вы все «созерцали». Что можете сказать об этом создании?

Тишина стоит недолго. Учительница обращается к Рыжему:

– Да, Семен?

– Я видел какое-то черное облако на том месте, где он находится.

– Хорошо, молодец, – поощрительно отзывается она. – Все видели это облако?

Нестройным хором мы согласно отвечаем на вопрос, а Марина Яковлевна продолжает:

– Именно таким, как выразился Семен, облаком черного цвета видны твари, если их «созерцать». Исключений не бывает. Создания могут принимать любую форму в пределах своего первоначального объема и любой внешний вид. Они могут предстать как в облике близких и родных людей, так и в облике незнакомых. Попадая в чужой сон, первое, что вы должны сделать, – проверить окружающую обстановку, «созерцая». Если в силу различных обстоятельств вы не сделали этого сразу, используйте первую же возможность, но проверьте и оцените обстановку вокруг. И при встрече во сне с кем-либо обязательно проверяйте его таким образом.

Зрение понемногу возвращается, и размытая картинка становится четче, а предметы вокруг уже не кажутся мутными и смазанными. Марина Яковлевна не ошиблась: через минуту зрение ко мне полностью вернулось, и лишь на периферии угла обзора окружающее кажется нечетким и каким-то блеклым. Учительница все так же стоит перед нами, а в железной клетке, обняв руками колени, сидит тот, которого мы сперва приняли за человека.

– Да, Катерина? – она кивает девочке, тянущей руку.

– Скажите, твари опасны? И если да, то почему?

– Безусловно, они опасны, – строго отвечает Марина Яковлевна. – Твари – единственные наши враги, но нельзя сказать, что между нами война. Отнюдь. Они нас очень боятся и всячески избегают встречи. Исключение составляют те ситуации, когда твари объединяются в группы или крупные отряды, и тогда при встрече с Плетущим они действуют крайне агрессивно. Но, должна сказать, подобные нападения происходят крайне редко ввиду отсутствия у монстров какой-либо организации.

– А что нужно делать в такой ситуации? – с места спрашивает Рыжий, но Учительница делает вид, что не обращает внимания на это мелкое нарушение дисциплины.

– В такой ситуации, – отвечает она, – нужно действовать по обстоятельствам. На этот счет нет четких инструкций, в первую очередь, из-за того, что твари бывают самыми разными. И если вы попадаете в сон, где они находятся, предугадать их наличие невозможно. Повторюсь, они могут быть самых разных форм и обликов. Твари предстают в виде обычных людей, каких-нибудь зверей – как реально существующих, так и фантастических. Вы знаете, что Плетущий не должен поддаваться страху, но он также должен видеть и понимать разницу между смелостью и глупым желанием покончить с собой, победив так называемый страх при столкновении со слишком большим количеством тварей. Если случается так, что вы осознаете свою неспособность разобраться в сложившейся ситуации, вы должны отступить и вернуться с подкреплением, чтобы нейтрализовать угрозу или, попросту говоря, уничтожить всех тварей. Но это не значит, что вы должны поступать так каждый раз, наткнувшись на отряд монстров. Не забывайте, что в силах Плетущих менять реальности. Поэтому вы можете и вы обязаны работать с тканью сна.

– А сколько их может собраться вместе? – спрашивает с места Семен.

– Теоретически, – отвечает Учительница, – любое количество. Максимум, с которым сталкивалась я, составлял несколько десятков тысяч.

– И что вы сделали?

Затаив дыхание, мы ждем ответа. Марина Яковлевна выдерживает короткую паузу и с едва заметной усмешкой отвечает:

– Я их уничтожила.

– Вы сами это сделали? – вопрос Рыжего тонет в приглушенных восклицаниях.

– Сама, – кивает она.

– Но как?!

– Довольно просто, на самом деле. Дело было на открытой местности – можно сказать, мне повезло. Произойди столкновение в городских условиях, не уверена, что справилась бы. Часть тварей я уничтожила воздушным молотом, многократно его применив. Часть – просто скинула в разверзнувшуюся перед ними пропасть, которую я сама создала, а оставшихся – сожгла.

– Вот это да! – откровенно восхищается Семен, и ему вторит весь класс.

– Но подобное происходит очень редко, – спокойно продолжает Марина Яковлевна, – хотя известны случаи, когда тварей было гораздо больше.

– Насколько? – заинтересовано сверкает глазами Рыжий.

– Намного, – односложно отвечает Учительница, – но это не имеет отношения к сегодняшнему уроку.

Возбужденный шепот и приглушенные голоса моментально умолкают, и Марина Яковлевна продолжает в полной тишине.

– Твари, – говорит она, – это искусственные создания, а их создателями являются сами люди. Твари – это их воплощенные страхи, как скрытые, так и явные. Твари не знают жалости, они заботятся только о своем существовании. Они осторожны и трусливы поодиночке, наглы и смелы в стае. Их несложно уничтожить. Но убить того, кто кажется вам обычным человеком, даже если вы предварительно убедились, что под его обликом скрывается тварь, непросто Они хитры и изворотливы, но в то же время глупы и не способны к рациональному мышлению. Подавляющее их большинство вообще не способно к мышлению, потому что являются простейшими паразитами, simplex parasitus на латыни, которую мы, к вашему счастью, учить не будем. Итак, что представляет собой самая простая и наиболее часто встречающаяся в мире снов тварь? Как я уже сказала, люди сами создают их. Естественно, это происходит неосознанно. Если страх человека достаточно велик, он обязательно воплотится во сне в такую тварь, – Учительница кивает на пленника в клетке и продолжает: – Уничтожить ее не составляет никакой проблемы. Но! Если вы убьете одну тварь, на ее месте обязательно появится другая, и так будет происходить до тех пор, пока человек, воплощением чьих страхов является тварь, не избавится от них. Нередко бывает, что эмоции и чувства настолько сильны, что твари рождаются одна за другой, и так происходит долго, но не бесконечно. Почему? Потому что они должны поддерживать свое существование и делать это опять же за счет своего невольного создателя. Сперва твари питаются одним лишь страхом, их породившим. Но после, набравшись силы, сами становятся способны окунать сознание человека в созданные ими кошмары, от чего страха становится больше. Запомните, страх – наиболее часто испытываемое людьми чувство, самое яркое и сильное. Все без исключения чего-то боятся. Страха не испытывают только полные идиоты – я говорю о душевнобольных, чья психика повреждена. Твари питаются не просто эмоциями, они вытягивают из человека саму жизнь, но делают это настолько аккуратно и осторожно, что едва ли это сказывается на его здоровье. Хотя наяву он становится раздражительным и страдает от хронической усталости. Такой человек неохотно общается, а если и делает это, то грубо и неохотно. Но так происходит, если тварь-паразит уже не одна. Повторюсь, уничтожить их несложно – пули, да и любое другое оружие, охотно их берут, но задача Плетущего – помочь человеку избавиться от тех страхов, что рождают тварей. Безусловно, сделать это нелегко: для этого нужно досконально знать человеческую психологию и уметь пользоваться ее приемами.

Учительница делает несколько глотков воды и продолжает:

– Вкратце я рассказала о самых примитивных созданиях. Теперь так же кратко объясню и о других тварях. Позже мы будем подробно изучать их классификацию, а сейчас – только самое главное. Итак. Паразиты, питающиеся эмоциями, вытягивают из человека и его жизненную энергию. Это практически не сказывается на здоровье их донора, так как за время бодрствования он успевает восстановить ее. Но бывает и по-другому. Случается, что человек умирает, потеряв слишком много сил. Это происходит далеко не сразу, и зачастую процесс тянется не один год, но все же время от времени такое происходит. Тварь, оставшаяся без источника сил, чаще всего погибает вслед за своим создателем. Однако так происходит не со всеми из них. Очень немногие оказываются способны к короткому самостоятельному существованию, и тогда они, повинуясь инстинктам, отправляются на поиски нового донора. Такие твари уже не просто паразиты. Впитав в себя достаточно чужой жизненной энергии, они становятся обладателями некоего подобия разума. Эти твари отличаются от других даже внешне. Они более крупные, ловкие, сильные и называются similis prudens, подобные разумным – на латыни. Эти экземпляры находят другой источник сил, удовлетворяющий их потребности, и выкачивают его уже без стеснений. У людей, которые стали их донорами, резко ухудшается самочувствие. Однако летальных исходов среди них не так много, как можно было бы ожидать. Почувствовав, что человек на грани и не способен удовлетворять ее потребности, тварь покидает его и отправляется на поиски следующей жертвы. И с каждой из них монстр становится все разумнее. Известны случаи, когда отдельные твари были способны даже плести, то есть работать с тканью сна. Но подобные инциденты случаются настолько редко, что не стоит их сейчас даже рассматривать. Тем более таких тварей несложно обнаружить. Ну а что с ними бывает, когда Плетущие их находят объяснять, думаю, не нужно.

Марина Яковлевна делает паузу и снова прикладывается к стакану с водой. В классе стоит такая тишина, что я слышу, как через парту справа дышит Семен. Существо в клетке за все время монолога Учительницы так и не сдвинулось с места. Я испытываю какую-то жалость к нему. Наверное, это из-за того, что у твари человеческий облик. Или нет?

Звон стакана, который поставила Марина Яковлевна, слишком громкий – будто она специально так стукнула. Я невольно вздрагиваю от неожиданности и ловлю на себе странный взгляд Учительницы.

– О развитии тварей и их природе на сегодня все, – неожиданно произносит она, от чего я немало удивлен: времени ведь еще достаточно, или мы снова будем учить психологию?

– Но, прежде чем закончить, – снова говорит Учительница, не отрывая от меня взгляда, – я расскажу еще кое-что о тварях и их особенностях…

Ее голос доносится до меня будто через вату. Он звучит глухо и невнятно, и я вдруг понимаю, что хочу сейчас сделать.

Я не вижу удивленных взглядов одноклассников, направленных на меня. Я не слышу, как они что-то спрашивают, и не чувствую, как Соня осторожно тянет меня за руку, привлекая внимание. Я смотрю сейчас только на бедного человека, которым притворяется заточенная в клетке тварь. Я чувствую ее страдания и одиночество. Мне больно от того, что ей так плохо. Пусть она не человек, пусть паразит, но она живое существо и имеет право на жизнь так же, как и мы. Кто виноват, что ее суть и природа заставляет питаться чужими эмоциями и энергией? Она так точно, не виновата. Тварь же не убивает никого – она только поддерживает свои силы, чтобы не умереть. Кто из нас не сделал бы того же? Кто захочет умирать, если можно без особого ущерба для других жить? Никто.

Словно во сне, крохотными шажками я иду к клетке, в которой находится создание с жалобными глазами. Я освобожу его. Нельзя держать живое существо в плену железных прутьев. Пусть оно живет свободно.

С отстраненным удивлением отмечаю, что не могу приблизиться к решетке еще хотя бы на шаг. Но ноги-то мои идут! Ничего, я все равно дойду. Не сейчас, так чуть позже. Какая, в сущности, разница? А если путь займет слишком много времени, я поделюсь с существом своей энергией, чтобы оно не умерло от голода…

Да что же это, в самом деле?! Почему я не могу приблизиться к этим железным прутьям, до которых уже можно дотянуться рукой?! А почему бы и нет? Если я не могу дойти, значит, попробую дотянуться, а там глядишь…

Резкая боль острой иглой вонзается в ключицу, и я невольно вскрикиваю. Мир вокруг, словно растекшийся, моментально обретает четкость, становится невероятно резким и собранным. С удивлением отмечаю, что вместо того, чтобы сидеть за партой, я стою в шаге от железной клетки, в которой находится тварь, неотрывно следящая за мной. Боль у основания шеи длится всего лишь миг и исчезает так же внезапно, как появилась.