Текст книги "Недетские игры"

Автор книги: Максим Есаулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Последнюю фразу Шахид произнес очень громко. Наталья шлепнула его по плечу:

– Леша, дети спят!

– Прости, маленькая, – Шахид прижал к плечу ее руку, наклонил голову и нежно поцеловал. Потом, подняв рюмку с коньяком, задумчиво посмотрел на Арнаутова:

– А ты знаешь, Паш, я до сих пор не понимаю, в чем смысл жизни?

– Хороший дом, хорошая жена. Что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?

Шахид не узнал цитаты из «Белого солнца…» и одобрительно покачал головой с таким видом, как будто Арнаутов предложил что-то оригинальное:

– В точку! Размахивать руками – это по-молодости хорошо, а потом нужен дом.

– Дом всегда нужен, – заметил Паша с непонятной хозяевам грустью.

С верхнего яруса, где располагались спальни, донесся детский плач. Наталья легко вскочила с дивана, поспешила к винтовой лестнице:

– Вера проснулась…

Когда жена скрылась в детской, Шахид придвинулся ближе к Паше:

– Ты не представляешь, какая у нее голова! Наши аналитики – просто щенки по сравнению с ней. Я, может, и на воле до сих пор только потому, что она рядом.

– Ты ж говорил, что у тебя бизнес чистый?

– Не бывает в России чистого бизнеса, – вздохнул Шахид. – Нету его!

– Это точно. Стреляют каждый день. Даже из гранатометов.

Шахид вздрогнул. Остро и совсем не пьяно посмотрел Паше в глаза. Откинулся назад, полулег на диване, скрестил под столом ноги:

– А вот я стрелять не люблю. Я все как-то по старинке, если что – ногой в челюсть.

– Зато Кальян ваш, говорят, пострелять любит.

Шахид поморщился, а когда заговорил, стало понятно, что он давно уже относится к своему шефу более чем критично, но пока они еще работают в одной связке, он сохраняет внешнюю лояльность:

– Кальян просто стресс снимает. Он до сих пор после Афгана отойти не может. Ты ведь слышал, что он несколько лет у моджахедов в плену провел? Ислам даже принял – иначе там было не выжить. Ты бы на него в тире посмотрел: страшное зрелище…

– И не боишься рядом с ним быть? Он дров наломает, а тебе отвечать.

– Кальян сгорит скоро по дурости.

– А ты займешь его место?

Шахид снова посмотрел на Пашу:

– Я бы, Паша, такие слова вслух не говорил.

– Извини, перебрал. Надо двигать, наверное. Поближе к хате…

– Давай. Если что надумаешь, я тебя всегда возьму без проблем.

– Ага. Если что – звони, поболтаем. Без проблем.

Арнаутов ушел. Закрыв за ним дверь, Шахид вернулся в холл. Выпил коньяку, заново наполнил рюмку и устроился на диване. С верхнего яруса спустилась Наталья. Села к нему на колени, отобрала рюмку. Понюхала, поставила на стол. Сказала:

– Он мне не понравился. Ты ему ничего лишнего не наболтал?

– Болтун – находка для шпиона.

– Я серьезно. Он не просто так приходил.

– И про гранатометы не просто так говорил. Я это заметил.

– Так ты ему ничего…

– Ничего!

– А про то, что Кальян скоро сгорит?

Шахид невразумительно пожал плечами и опустил голову. Наталья погладила его по короткому ежику черных волос:

– А если его Кальян подослал?

– Да брось ты! Он…

– Не считай его глупее себя. Я тебе сколько раз говорила об этом? Неспроста он тебя на передний план вместо себя выдвигает. Неспроста…

* * *

К посту возле Тарасовки Румын подъехал на зеленом «Запорожце». Остановился, выключил двигатель, вышел. Осмотрелся, сверяя картину с информацией, которую ему уже сообщил прибывший на место раньше него наблюдатель. Расхождений не выявилось, можно работать. Микроавтобус «скорой», две машины ГАИ, чья-то гражданская иномарка. Менты, столпившись у одной из своих машин, обсуждают случившееся. На зеленый «запор» внимания почти не обратили. Как не обращают внимание и на машины, проносящиеся мимо по трассе. Послушать бы, о чем они говорят… Хотя чего слушать, и так все понятно! Жалуются на зарплату, ругают начальство, охают и матерятся, как опасно стало работать. Проходя к «скорой», Румын смог разобрать несколько фраз из их разговора. Все почти так, как он и предполагал. Кто-то грозился уволиться и пойти на гражданку зарабатывать нормальные деньги, кто-то жарко доказывал, что «этого урода» надо было не задерживать, а валить к чертовой матери. Вот уж точно, это было бы правильно: избавили бы его сейчас от работы, не пришлось бы на ночь глядя срываться от бабы и нестись подчищать чужие огрехи. Хорошо, что оказался неподалеку. И что «инструмент» был под рукой. А если бы нет? Что тогда, прикажете всю больницу взрывать?

Румын открыл задние двери «скорой» и, полусогнувшись и держась за живот, заканючил:

– Мужики, спасите! Таблетки не найдется какой? Так скрутило, что…

Два врача оказывали помощь солдату. Тот лежал без сознания, все штаны были запачканы кровью, от укрепленной на стенах салона аппаратуры к нему тянулись какие-то провода.

Один из врачей раздраженно поднял голову и, оценив полубомжатский вид Румына, агрессивно спросил:

– Чего ты хочешь?

– Живот так прихватило…

– Иди отсюда!

– Сил нет никаких…

– Отвали! Ну, кому сказано?

Второй врач постучал по перегородке, отделяющей кабину водителя:

– Иваныч! Подойди, разберись.

Прежде чем Иваныч – здоровенный и уверенный в себе мужик с громким голосом – отогнал Румына от «скорой», тот успел закрепить в нужном месте брикет пластита с радиодетонатором.

– Давай-давай! – крикнул Иваныч вдогонку ковыляющему к «Запорожцу» Румыну. – А то я тебя сейчас сам вылечу…

Проследив, как Румын садится в машину, Иваныч отошел на обочину, закурил и, расставив ноги пошире, начал справлять малую нужду.

Румын проехал мимо «скорой». Достал из-под сиденья пульт с помигивающим зеленым свето-диодом, нащупал кнопку. Посмотрел в зеркало: нормальное расстояние, чтобы не зацепило взрывной волной.

Ловите подачу!

При нажатии кнопки зеленый светодиод погас, и вместо него вспыхнул красный.

Глава 4

Внешне «скорая помощь» пострадала несильно, взрывная волна ушла через стекла и широкие задние двери. Но перед тем как уйти, раздавила и разорвала все, что находилось в медицинском отсеке.

Шилов прибыл на место одним из последних. Он дежурил сутки старшим наряда Управления уголовного розыска, и сообщение застало его в Приморском районе, куда он выезжал «на убийство» – застрелили одного предпринимателя. Василевский жил у Московской и добрался раньше него своим ходом, а теперь опрашивал уцелевшего водителя «скорой». Иваныча немного контузило, он часто сбивался с мысли и то и дело поднимал руки к повязке на голове, но все же толку от него было больше, чем можно было ожидать.

К Шилову подошел сержант-автоматчик, подстреливший Андрея:

– Сигаретки не найдется?

Шилов молча протянул ему пачку.

– Спасибо…

– Хорошо этого бойца обыскали? Гранатки у него никакой не завалялось?

– Не было у него ничего. Да и потом, с гранаты бы так не разнесло.

– Взрывчатку, что ли, они на «скорой» перевозили?..

Сержант пожал плечами.

Закончив с Иванычем, подошел Василевский:

– Значит, так: перед взрывом в машину заглядывал мужик в черных очках. Спрашивал таблетку от живота. Потом уехал на зеленом «Запорожце».

– В черных очках, ночью? Интересно… Таблетку ему дали?

– Нет.

– Может, обиделся?

– Ага, и решил всех взорвать. Слепой стреляет без промаха!

Шилов посмотрел на сержанта:

– Ты этого мужика видел?

Тот покачал головой:

– Нет. Но меня же тут долго не было. Сначала Гомона в травму возил, потом рапорт писал. Может, кто другой из наших заметил? Вы у них спросите…

– Спросим. – Шилов развернулся к Василевскому. – Тащи водилу составлять фоторобот.

– Рано еще, у экспертов нет никого.

– Значит, позже. Но до обеда.

– Зря я по ногам стрелял, – вздохнул сержант. – Надо было сразу валить. Тогда бы врачи не погибли.

– С чего ты решил, что вояку взрывали? – спросил Шилов. – Может, в машине и вправду что было?

Сержант пожал плечами: для него «солдатская» версия была очевидной.

– Или врача из ревности жена заказала, – насмешливо высказался Василевский, показывая, что он тоже не разделяет сомнений начальника и что, кроме как дезертира, в «скорой помощи» убивать было некого.

Шилов крикнул эксперту-взрывотехнику, который, стягивая с рук резиновые перчатки, отошел от останков микроавтобуса:

– Миш, ну что там, хоть предварительно?

– Примерно полкило в тротиловом эквиваленте. Эпицентр взрыва – у задних дверей.

– Мужик, который таблетку просил, как раз и заглядывал через задние двери, – торопливо добавил Василевский.

– Надо будет там «пальчики» поискать.

– Чудес не бывает, – покачал головой Василевский.

– Если ничего не делать, их не будет тем более. Бог помогает тем батальонам, которые хорошо стреляют. Ладно, Лень, доделывай здесь все и водилу не упусти, до обеда надо фоторобот составить. А я в город, дежурство сдавать. Заодно с гаишниками свяжусь, может, зеленый «запор» кто и видел на трассе…

Когда Роман отошел, сержант-гаишник спросил Василевского:

– Извини, конечно, но твой начальник не балуется наркотой?

– Ты чего, с дуба рухнул?

– Глаза у него…

– Глаза – это зеркало души. А он в последнее время очень не любит, когда машины взрываются.

До города Шилов долетел быстро. По пути через дежурного по главку выяснил: за минувшую ночь зеленый «Запорожец» для проверки не останавливался и вообще никому из гаишников на глаза не попался. Оно и понятно: ДПС обращает мало внимания на такие машины.

– Проверь еще, пожалуйста, по угонам. Не было за последние два-три дня?

Дежурный отнесся к поручению добросовестно и перезвонил только минут через двадцать:

– Я всю неделю просмотрел: ни одного «Запорожца». И с соседями связался: Псков, Новгород, Вологодская и Карелия. Тоже пусто.

– Спасибо.

До сдачи дежурства оставалось еще больше часа, и Шилов заскочил домой. Юля спала, но услышала, как он открыл дверь, и вышла из спальни, улыбаясь и затягивая пояс халата:

– Так рано? Я не ждала тебя раньше одиннадцати.

Шилов поцеловал ее, обнял за плечи:

– Мне опять надо будет уйти.

– Куда?

– На работу.

– Ты ведь и так всю ночь работал!

Роман не ответил. Они постояли молча какое-то время. Потом Юля высвободилась, отступила назад:

– Тебе не кажется, что мы живем как-то странно? Ты чем-то занимаешься, ночуешь неизвестно где, куда-то уходишь… А я сама по себе.

Шилов снял куртку, освободился от наплечной кобуры с тяжелой «береттой». Аккуратно положил пистолет на полочку перед зеркалом. Вздохнул:

– Нет, не кажется.

– Для тебя работа на первом месте.

– Так я ведь все-таки мужчина.

– Если ты считаешь, что мужчина должен только заниматься работой, а все остальное…

– Юль, давай сейчас не будем об этом. У меня на самом деле очень много дел.

– И все, наверное, особенно важные. Все, кроме…

– Перестань! – Роман попытался снова ее обнять, она отошла. Спросила, стараясь чтобы голос звучал равнодушно. Но равнодушно не получилось, горечь обиды нет-нет, но проскальзывала:

– Сколько у тебя времени есть? Может быть, сделать ванну?

– Нет, спасибо. Побреюсь, душ, кофе, и все…

Через пятнадцать минут они сидели на кухне. Юля наготовила бутербродов, но Шилов к еде почти не притронулся. Пил крепкий кофе, курил, глядя то в стол, то куда-то поверх плеча Юли. Она чувствовала, что мысленно он уже опять на своей дурацкой работе.

– Ты знаешь, что у тебя больные глаза? – спросила она.

– Что? А-а-а… Только сегодня?

– Давно.

– Я просто не высыпаюсь.

– Я тоже не высыпаюсь.

– Да ладно, ты-то чего!

Юля стиснула тонкую чашку: вот ответ, вот ответ, лучше всего характеризующий их отношения. Их нынешние отношения.

Ты-то чего!

Ничего! Просто так жить надоело. Утром в половине девятого он уезжает и возвращается вечером, в лучшем случае в девять. За весь день ни разу ей не позвонит. Если она сама не наберет его номер, то он, видимо, вообще не вспомнит о ней до позднего вечера. Где она, с кем, чем занимается и какое у нее настроение – его не волнует. Он, вероятно, считает, что только на его работе может происходить что-то по-настоящему важное и только ради этого стоит жить. А все, что не относится к работе, должно быть подчинено одной цели: позволить ему отдохнуть от прошедшего трудного дня и помочь подготовиться к дню наступающему.

– Да ладно, ты-то чего! – сказал Шилов, и Юле захотелось ответить: «Я не могу одна жить, как ты этого не понимаешь? Или мы вместе, или…», но она лишь вздохнула:

– Я не могу одна спать.

– Не преувеличивай, я же иногда бываю дома.

– А где дом, Рома?

– Слава богу, не тюрьма, – сказал он так быстро, будто заранее приготовил ответ и только и ждал момента, чтобы его использовать.

– У тебя есть связи, у тебя есть имя в мире бильярда. Ты бы мог открыть клуб и зарабатывать хорошие деньги.

– А на эти деньги, – подхватил он, – организовать частное детективное агентство и заниматься тем же самым.

– Ты так свято уверен в том, что преумножаешь количество справедливости на земле?

– Нет. Я просто удерживаю баланс. – Он допил кофе и встал. – Тот, кто убивает людей, должен быть наказан.

– Бог накажет…

– Он и делает это, моими руками. Не могу же я подводить начальника? Все, я побежал…

Уже из прихожей, надев куртку, Шилов крикнул:

– Хочешь, сегодня сходим куда-нибудь? В кино, в театр…

– Как скажешь. – Юля пожала плечами.

– Тогда на мой вкус?

– Значит, на твой.

– Тогда начинай готовиться…

Хлопнула дверь.

Спускаясь по лестнице, Шилов думал: личная жизнь дала трещину, это факт. Но, черт побери, сейчас совершенно нет времени этим всем заниматься. Особенно после сегодняшнего взрыва «скорой», вызывающего очень большие ассоциации с обстоятельствами гибели Соловьева. Почему Юлька не может хоть как-то войти в его положение и чуть-чуть потерпеть?

С телефоном в руке Юля стояла у окна и смотрела, как Шилов выходит из дома, как садится в «Фольксваген-гольф», купленный вместо взорванной «Альфы-ромео». Мог бы обернуться, помахать рукой. Но он об этом совершенно не думает, хотя она ему не один раз говорила, что всегда смотрит, как он уходит…

Когда «Фольксваген» выехал из двора, Юля набрала номер подруги:

– Натаха, привет! Едешь на работу? Очень хочется напиться. Составишь компанию?

– Что, проблемы с твоим милицейским принцем?

– У него нет проблем. Проблемы есть у меня. Так ты как?…

– Даже не знаю, не прямо же сейчас, да? Давай ближе к вечеру я тебя сама наберу…

* * *

Издалека заметив приближающегося велосипедиста, Ремезов и Витек спрыгнули в сухую канаву, протянувшуюся вдоль проселка, и переждали, пока он не проедет. На багажнике велосипеда были закреплены рюкзак и всякие рыболовные причиндалы.

– Какая сейчас рыбалка? – удивился Витек. – Дурак, что ли?

– Дурак – не дурак, но свой кайф имеет.

– Тоже верно. Сейчас бы горяченькой ухи похлебать… Слушай, может, надо было у него одолжить велик? Все приятней, чем мозоли набивать. Пока бы он до ментовки добрался, мы бы уже…

Сашка поморщился. Не то чтобы он привык слишком уж чтить закон, но по крайней мере старался не нарушать его без крайней необходимости. Витька же иногда начинал действовать, не думая о последствиях, руководствуясь минутной выгодой. Поэтому и на гражданке погряз в долгах и запутался в отношениях и с бандитами, и с товарищами. Кстати, начав служить в одном взводе, они поначалу часто ругались. Даже до махача как-то дошло. Скажи тогда кто-нибудь Ремезову, что через два года они вместе подадутся в бега, Сашка бы ни за что не поверил. Но потом они крепко сдружились и в многочисленных рискованных операциях, которыми изобиловал последний год службы, прекрасно дополняли друг друга. При этом Витек безоговорочно признавал лидерство Ремезова, и если дело касалось серьезных моментов, шел за ним, не раздумывая. Так было и после Калининграда. В первую ночь после возвращения в часть, Ремезов разбудил Витьку: «Надо отсюда валить. Пока нас самих не завалили…» Правда, удобного момента для побега потом ждали неделю. И все равно, похоже, выбрали не самый удачный: слишком рано заметили их отсутствие и слишком быстро пустились за ними в погоню. Наверняка Андрюха ругает себя, считая, что это он, своей невезучестью, навлек беду на всех. Где он сейчас?..

Накручивая педали, велосипедист удалялся.

– Ты давно на багажнике ездил? – спросил Ремезов.

– А чего? – не понял Витек.

– Ничего. Километр едешь, потом два идешь враскорячку. У нас вес-то какой? Это тебе не в детстве гонять по дворам…

– Я и в детстве не очень гонял. У нас в детдоме их не было; так, иногда одалживали у кого-нибудь.

Ремезов выбрался из канавы, повесил на грудь автомат:

– Ну что, ноги в руки?

– Как про уху подумал – сразу жрать захотелось.

– Бог в дороге подаст.

– Ты что, уже в монахи записался? Репетируешь?

– «Комод»( Командир отделения.) один так говорил, в Сербии. Там, кстати, народ сплошь верующий.

– Если бы это им еще помогало…

Они перебежали проселочную дорогу и углубились в лес на другой стороне. Ремезов бежал первым. Неровности почвы, корни деревьев и коряги ему не мешали, казалось, он может до самого вечера держать взятый темп. Витек отставал, хотя старался и не подавать виду, что обессилел. В очередной раз оглянувшись на него, Сашка перешел на шаг, а отыскав подходящее место, дал команду:

– Привал!

Витек лег на спину, закрыл глаза. С одной стороны, привал – хорошо. С другой – пока ты бежишь, никаких дурацких мыслей в голове нет, думаешь только о том, чтобы ногами не зацепиться да глазом на ветку не налететь. Но как только сделаешь передышку, так сразу будто кто-то начинает нашептывать, что ничего у вас не получится и весь этот бег – пустая трата времени и сил. Не догонят сзади – встретят спереди. Это от дедовщины можно сбежать. Какие-нибудь «Солдатские матери» или газета, поднимут шум, наймут адвоката и проследят, чтобы перевели в новую часть. А тут взорвут, на фиг, и «Матерей», и газету… И комбата их бывшего, на помощь которого так рассчитывает Сашка Ремезов.

Неожиданно близко загрохотал поезд.

Ремезов встрепенулся:

– Вот туда нам и надо. Значит, не сбились с курса.

– На станции будет засада. Предлагаешь прыгать на ходу, ноги ломать?

– У тебя есть варианты получше? Зато, если повезет, почти до самой Ладоги удастся добраться. Ну что, отдышался? Тогда – бегом марш!

Каждое утро полковник пробегал по парку пять километров, а на обратном пути покупал свежую прессу, чтобы почитать дома за завтраком. Завтракал он всегда уже в форме, оставалось только обуться и надеть фуражку с бушлатом. Завтрак всегда был единообразен: каша с мясом, два вареных яйца, черный хлеб с маслом и большая чашка крепкого кофе. В первые годы совместной жизни супруга посмеивалась:

– Ты быть хоть дома от своих военно-полевых привычек отказывался, – потом привыкла и накрывала на стол, не пытаясь изменить рацион.

Приняв душ, побрившись и одевшись, полковник сел за стол и развернул газету. Хлопотавшая у плиты жена продолжила незаконченный вечером разговор:

– Нет, я этого не понимаю: какая может быть картошка в наши дни? Просто пережиток какой-то!

– Физический труд полезен.

– Надо было мальчику заканчивать школу с золотой медалью, чтобы потом возиться в грязи и холоде? Я не знаю… Я к ректору пойду!

– Мам, перестань, – Генка зашел в кухню, сел за стол. – Все поедут, и я поеду.

– Правильно, – одобрил полковник, опуская газету.

– Он выиграл три олимпиады по математике. Зачем ему эта картошка?

– Он будет печь ее на костре и запивать портвейном. А по вечерам тискать девчонок на дискотеке. – Полковник подмигнул сыну.

– Степан! – всплеснула руками жена.

– На первом курсе выламываться из коллектива неприлично. Будет, как все!

– Кроме портвейна, – спокойно уточнил сын.

Полковник вопросительно посмотрел на него:

– Водка? Виски? Коньяк? Мартини?

– Мартини. Под печеную картошку хорошо пойдет.

Мать, раздраженно поставив на стол тарелки с гречневой кашей, вышла из кухни. Генка, опустив глаза, заерзал на стуле.

– Ничего, – успокоил отец, – отойдет. Значит, так: возьмешь мой старый бушлат и побольше шерстяных носков. Стирать-то все равно не будешь, студент.

Генка кивнул. Начал есть, шумно запивая кашу чаем и время от времени искоса поглядывая на отца. Наконец спросил:

– Пап, что-то произошло?

– С чего ты взял? – Полковник с преувеличенным вниманием уткнулся в газету.

– Я-то тебя знаю. Дезертиров не можете поймать?

– Одного сегодня ночью убили. Напал на пост ГАИ, отобрал пистолет…

– Не слабо!

Прозвонил лежавший на столе сотовый телефон. Полковник ответил. Генка делал вид, что поглощен завтраком и мыслями о предстоящей поездке «на картошку», но на самом деле внимательно слушал. Несмотря на сложности переходного возраста, отец, как и в детстве, оставался для него непререкаемым авторитетом во всем, и любые его служебные неприятности – а сын замечал, что за последний год они участились – он воспринимал очень болезненно.

– Переходите в следующий квадрат, – говорил отец. – Если надо – добавьте людей. Нет… Приоритет один – поиск. Особое внимание уделять железнодорожному транспорту. Докладывать мне каждый час. Все!

– Переживаешь потому, что это твой солдат? – спросил Генка, когда полковник положил трубку.

– Да. Что бы ни произошло, в этом есть моя вина. Запомни: командир отвечает за все. И за всех.

– Пап, все будет хорошо, – сказал сын, почувствовав в последних словах отца какой-то ожесточенный надлом.

– Я постараюсь, – после паузы ответил полковник.

* * *

Уйдя от Шахида, Паша хотел поехать домой, но все частники, которых удавалось тормознуть, либо пугались его внешнего вида и отказывались, либо заламывали такую сумму, что Паша сам хлопал дверцей. Минут двадцать потоптавшись на проспекте напротив дома Шахида, в окнах квартиры которого довольно быстро погас свет, Паша отправился к Лютому – до него было всего полчаса ходу пешком. Прописанный у какого-то дальнего родственника, Гриша снимал однокомнатную квартиру и много раз приглашал Пашу в гости. Паша взял «ноль семь» водки и пиво. Пиво употребил, пока шел, водку они – правда, не всю – раскатали вдвоем. Лютый, казалось, был чуть ли не рад, что его подняли посреди ночи, и отмахивался от всех Пашиных извинений по этому поводу.

– Извиняться перед девушкой своей будешь. Ты мне лучше скажи, как встреча прошла.

Выслушав Пашу, Лютый почесал затылок:

– Да уж, не густо. Но кое над чем помозговать можно…

В семь часов Паша проснулся и засобирался домой.

– Ты чего? – протирая глаза, Гриша сел на кровати. – Поехали отсюда сразу в отдел.

– Не, хочу домой показаться. Побриться, помыться, портянки сменить. Потом с батей на машине доеду.

– Ну как знаешь. Дверь захлопни, мне влом вставать…

Когда Паша пришел домой, Арнаутов-старший с мрачным видом смотрел телевизор – программу утренних новостей. В комнате царил бардак, предшествующий началу ремонта. Осторожно протиснувшись между отодвинутой от стен мебелью, Паша сказал:

– Доброе утро! – и услышал в ответ раздраженное:

– Ты где был?

– У Гриши заночевал.

– А почему не позвонил?

– Батя, я уже взрослый…

– Ты сопляк еще! – безапелляционно перебил Арнаутов, не отрывая взгляда от телевизора, на экране которого дикторша торопилась сказать о взрыве «скорой» на шоссе неподалеку от Тосно. – А я – начальник отдела по разработке преступных лидеров, и ты у меня, между прочим, работаешь.

Паша сбросил с кресла какие-то старые журналы, сел и сказал как можно спокойнее:

– И что?

– Ко мне бандиты подходы ищут. Всегда ищут, ты это можешь понять? Так что если ты пропадаешь, то я должен знать, почему.

– Может, хватит из дома казарму устраивать?

– Вот когда своим обзаведешься, тогда и будешь порядки свои устанавливать.

– Ты, может, не знаешь, – медленно начал Паша, – но есть такие дома, в которые хочется возвращаться после работы. Потому что там люди не орут друг на друга. Потому что там… другая жизнь. И я думаю, правильно, что мать тебя бросила и укатила в Америку.

– Что? – Бросив пульт управления телевизором, Арнаутов-старший поднялся.

– Ничего! – Паша тоже встал. – А теперь ты бесишься потому, что твоя дама из прокуратуры тоже тебя послала.

Арнаутов двинул Пашу справа в челюсть. Паша жестко блокировал руку отца и схватил ее за запястье, одновременно готовясь к опережающему удару, если последует вторая атака.

Глаза Арнаутова вспыхнули: казалось, что он обязательно ударит еще раз. Но он вдруг расслабил руку и, как только Паша отпустил захват, повернулся и, ссутулившись, пошел в коридор.

Паша увидел на полу свою спортивную сумку. Схватил ее, вытряхнул тренировочный костюм, протиснулся к шкафу. Распахнул створки и, не очень задумываясь, начал хватать с полок свои вещи. Крикнул:

– Я пока у Гриши поживу!

– А ремонт? – Арнаутов, уже вышедший в коридор, остановился.

– Это твой ремонт!

Арнаутов вздрогнул и как-то беспомощно огляделся.

Впрочем, это продолжалось мгновение, и занятый сборами Паша ничего не заметил.

Арнаутов расправил плечи:

– В отделе скажешь, что я взял отгул. Молчун за старшего.

– Хорошо!

– И дверь закрыть не забудь.

Через пять минут Паша закрыл дверь с такой силой, что это услышал весь дом.

Оба жалели о том, что случилось. Но ни один не был готов попытаться что-нибудь изменить.

* * *

Сдав дежурство и отметившись у начальства, Шилов провел «сходку» в своем кабинете. Собрались все, кроме Василевского, оставшегося работать на месте взрыва. Но и он успел застать конец совещания.

– Всем доброго утра. Не ждали? – Василевский занял место рядом с Джексоном.

– Есть чего нового? Водилу привез?

– Водила на два часа домой отпросился, очень уж у него жена психовала.

– Фоторобот нужен сегодня.

– Сделаем.

Шилов оглядел ребят. Василевскому можно дать задание и посложнее, водилой пусть лучше займется Сапожников.

– Значит, так, уточняю задачу. Леня, Витя, – Роман посмотрел на Василевского и Егорова, – дуйте в часть, уточняйте все по этим беглецам. Куда бежали, зачем бежали, с кем… Почему остальные не побежали. Когда получите полные данные всех троих, отзвонитесь Оле. Она их пробьет по базам, мало ли, чего интересного выплывет. Поняли?

– Спасибо тебе, добрый фей, – хмыкнул Леня, а Оля серьезно кивнула и пометила что-то в блокнотике.

Оля работала в отделе недавно. Ее взяли на должность опера, но фактически она исполняла обязанности компьютерщика и секретаря. Искала информацию в базах данных, писала справки и ответы на отдельные поручения, составляла запросы. Иногда привлекалась к опросам свидетелей, если надо было поговорить с женщинами или детьми. Она неоднократно просила, чтобы ее допустили к более серьезным вещам, но пока что все просьбы закончились только тем, что ее пару раз взяли на задержания, когда для поимки злодея нужно было рассредоточиться по улице и ждать его появления, не привлекая внимания. Оба раза Оля более чем серьезно относилась к задаче, хотя все, что от нее требовалось, – это стоять рядом с Шиловым или Джексоном и изображать беззаботно щебечущую подружку.

– Женя, – посмотрел Шилов на Джексона, – ты – то же самое – по врачам.

– Дело мы заводим или район? – спросил Джексон.

– Какой, на хрен, район? Шум уже такой стоит, что в Москве слышно. В семь надо докладывать «первому», а в восемь справка должна уйти в Министерство.

– Кто ее там ночью будет читать? – усмехнулся Егоров. – Лунатики?

– Еще вопросы имеются?

– Дурацкие можно? – уточнил Василевский. – Я по поводу ордена.

– Ты еще про отмену бесплатного проезда спроси. Если больше вопросов нет, то – вперед. Родина требует подвига.

– Как всегда, – вздохнул Джексон, первым направляясь к выходу из кабинета.

* * *

В то время как Шилов проводил совещание, за две тысячи километров от него Скрябин перешагнул порог оперчасти Учреждения УЩ-349/13 – так официально именовалась «ментовская зона». Замначальника оперчасти принял Стаса радушно, напоил кофе и сообщил, что опер, непосредственно курирующий Петрухин отряд, сейчас в отпуске, но кое-что он и сам может сказать. Среди заключенных Петруха имеет определенный авторитет, на контакт с администрацией не идет, успел за драку посидеть в штрафном изоляторе.

– «Греют» его? – спросил Стас.

– Были только две посылки от матери. И переписывается он только с ней. – Глядя в зарешеченное окно просторного, но очень мрачного и холодного кабинета, замнач немного подумал и высказался: – В принципе, может быть, тебе и удастся его разговорить. Есть в нем что-то такое… надломленное. С моим опытом это чувствуется. Прежде чем сюда лететь, могли бы и с нами связаться, мы бы сами попробовали. Или не доверяете?

– Да ну, о чем разговор! Просто когда еще удастся за казенный счет прокатиться? Да и не в нем одном дело. Со мной следачка приехала, ей тоже нужно нескольких человек допросить.

– Следачка? Молоденькая? – Замнач понимающе усмехнулся. – А чего она не пришла?

– Она сперва в «шестерку» ( Женская колония рядом с Нижним Тагилом.) поехала. Завтра, наверное, к вам.

– Ну, мы всегда рады хорошим гостям. С культурной программой помочь? Сам понимаешь, с нами тут многие дружат, так что отдых организовать – не проблема. Хоть в городе, хоть за городом. Денька на три в горы, на базу отдыха – вы как?

– Спасибо. Только мы, наверное, долго у вас не задержимся. – Предложение было заманчивым ровно настолько, насколько и неприемлемым. Хотя… Да нет, никак не получится! Даже предлагать Татьяне это не стоит. Тем более что – Скрябин вспомнил, как они утром позавтракали в гостиничном буфете и разъехались в разные стороны, – вообще непонятно, как она относится к тому, что было ночью. С ним самим все понятно, он уже и не помнит, когда чувствовал себя таким счастливым, как нынешним утром. А вот она как будто о чем-то жалела…

Отогнав эти мысли, Скрябин вернулся к работе:

– Когда с ним можно поговорить?

– Можно сейчас. Но лучше, конечно, вечером.

– Что, Петр Олегович изволят почивать?

– Петр Олегыч изволят трудиться. Танк делают. Т-90.

– Хм, это как? Для побега?

– Для армии. У нас договор с танковым заводом, уже два года. Иностранцы шум подняли: «В России опять используют труд заключенных». А на самом деле они, – хозяин кабинет кивнул на окно, – только рады. И при деле, и кое-что зарабатывают… Ну так что, зовем сейчас?

Скрябин утвердительно кивнул, и замначальника снял рубку внутреннего телефона. Отдав распоряжение, он еще минут двадцать посидел со Скрябиным, а потом запер сейф и поднялся из-за стола:

– Беседуйте, не буду вам мешать. Если хочешь, можешь кофе его угостить. И бутербродами – я сейчас скажу, чтобы их принесли из нашей столовой…

Войдя в кабинет, Петруха хотел доложить по всей форме, что осужденный такой-то, статья такая-то, срок двадцать лет, явился… Но узнал Стаса и замер, недоверчиво глядя, как он хозяйничает у маленького стола, на котором дымились две кружки кофе и стояла тарелка с бутербродами.

– Здорово, Петруха, – Скрябин, продолжая размешивать сахар, через плечо посмотрел на бывшего коллегу; а он сильно изменился! Заметно похудел, слегка осунулся, но главное – взгляд. Глаза у него… В общем, разговор действительно может получиться толковый. – Заходи, присаживайся. Я в гостинице позавтракать как следует не успел. Составишь компанию? Колбаса свежая, так что бери, не стесняйся…