Текст книги "Недетские игры"

Автор книги: Максим Есаулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 12

В семь утра Вика была уже готова к отъезду. В семь десять у ее подъезда остановился серебристый «Шевроле-тахо». Она махнула из окна рукой, что выходит, включила автоответчик и взяла вещи: сумку с подарками родственникам и одеждой, и полиэтиленовый пакет с тигренком, которого когда-то подарил Шилов. Вика не шутила, когда называла игрушку своим лучшим другом, и всегда брала с собой, когда уезжала надолго. Даже в Турцию, куда летала отдохнуть прошедшим летом.

Кроме ее земляков Марата и Тимофея, в «Шевроле» был охранник. Марат выглядел так, как положено выглядеть преуспевающему бизнесмену, Тимофей – как талантливому непризнанному художнику. Охранник тоже был вполне фактурным. Он вышел из-за руля и поставил сумку Вики в багажное отделение, где уже лежали три чемодана, мольберт, зачехленные ружья и многочисленные рыболовные снасти. Туда же он хотел положить и тигренка, но Вика не отдала. Сев рядом с Тимофеем на задний диван, она пристроила друга себе на колени.

– Тронулись? – обернулся с переднего сиденья Марат.

Вика посмотрела на окна квартиры. В груди защемило: вдруг почудилось, что домой она никогда не вернется. Но как показалось, так и прошло. Тем более что Тимофей начал что-то рассказывать – он был мастером по части всяких интересных историй, и даже самый бородатый анекдот в его исполнении звучал очень смешно, – и она отвлеклась.

Марат и охранник собирались сменять друг друга за рулем и рассчитывали добраться в Улан-Удэ за неделю – с учетом остановок для охоты, рыбалки и шашлыков. Тимофей говорил, что тоже готов порулить, но его не принимали в расчет, у него был слишком маленький водительский стаж, чтобы доверить дорогую машину на незнакомой дороге.

– Еще отвлечешься на какой-нибудь пейзаж и въедешь в дерево, – насмешливо объяснил причину отказа Марат.

Маршрут должен был пролегать через Москву, Пензу, Челябинск, Новосибирск, Красноярск и Иркутск. Вика думала: когда еще придется увидеть так много. Почти две трети страны промелькнет за окном. Вдоль одного Байкала ехать триста километров. А она, хоть и выросла рядом с ним, но, стыдно сказать, почти не бывала.

– Смотри внимательнее, – шепнула Вика тигренку. – Потом расскажешь остальным.

Под «остальными» она имела в виду другие игрушки, не отправившиеся в путешествие.

Избежав утренних пробок, выскочили из города и помчались по московской трассе. Предполагалось, что до Москвы остановок делать не будут, приедут в нее часам к трем-четырем и, поселившись в гостинице, вечером сходят куда-нибудь отдохнуть, а с утра пораньше продолжат поездку.

– Правда, у меня там одно дело есть. С человеком одним надо встретиться, – признался Марат, когда за окном промелькнул указатель «Новгородская область» и колеса джипа зашумели на плохом асфальте, которым всегда отличались от соседних новгородские дороги.

У Тимофея вытянулось лицо:

– Марат! Ты же обещал, что никаких дел…

– Бизнес есть бизнес. Ничего, вы меня в каком-нибудь ресторанчике подождете, а я быстро управлюсь. Только договорюсь с человеком, и все.

– Я так чувствую, что тебе сейчас с работы позвонят, и мы поедем обратно.

Художник накаркал, Марату, действительно, позвонили. Как начали звонить, так и не переставали. Иногда Марат сам набирал чей-то номер и начинал спрашивать, но чаще искали его, и он принимался что-то объяснять, нервно жестикулируя свободной от телефона рукой. Разговоры были серьезными. Звучали красивые бизнес-термины, известные всему городу имена и цифры с большими нулями. Вика много раз слышала, как ее клиенты вели подобные разговоры. И обычно после таких разговоров у клиентов мало что получалось – мысленно они были уже не с ней, а считали прибыль от сделок или лихорадочно думали, как минимизировать убытки или оправдаться перед партнерами.

Было похоже, что Марат занимается как раз последним – оправдывается. И его оправдания звучат достаточно жалко. Где-то он напорол, и теперь на него вешают всех собак.

Вике его стало жалко…

Тимофей наклонился к ней, сказал на ухо:

– Накрылась поездка. В прошлом году то же самое было. Собрались поехать, а в последний момент его дела не пустили.

Не доехав до Великого Новгорода двадцати километров, Марат приказал водителю остановиться и с мрачным видом обернулся к Вике и Тимофею.

– Ничего не говори, мы все поняли, – опередил Тимофей бизнесмена. – Назад, да?

– Что вы поняли? – Марат внезапно окрысился. – Да ни хрена вы не поняли! На меня такие бабки повесили!

– Надо было телефон отключить, – сказал Тимофей.

– Дурак ты! – Марат чуть не плюнул. – Короче, мне надо обратно. Хотите, в Новгороде меня подождите. Я через два дня, может, освобожусь. А нет – поехали домой. Если останетесь, гостиницу в Новгороде я вам оплачу.

Тимофей посмотрел на Вику. Перспектива поселиться с ней в гостинице, тем более за чужой счет, его вдохновляла.

– А может, и не освободишься? – спросила Вика.

Марат отвел взгляд:

– Может, и нет. Не знаю, как дела сложатся.

Тимофей незаметно толкнул Вику локтем: давай, остаемся. Пару дней погуляем, а потом, если Марат не вернется, как-нибудь доберемся до Питера.

– Я возвращаюсь, – сказала Вика.

Сидеть в Новгороде и гадать, что будет дальше, ей не хотелось. Тем более что она чувствовала: у Марата все закрутилось серьезно и ни через два дня, ни даже через неделю он не освободится. Чем его ждать, проще отправиться из «Пулково» самолетом.

– Я возвращаюсь…

Марат посмотрел на художника:

– Ты, я так понимаю, один не останешься? Тогда решено.

– Возвращаться – плохая примета, – пробубнил Тимофей.

Широкими колесами подняв с обочины пыль, «Шевроле» развернулся и припустил в Санкт-Петербург.

Обратная дорога показалась длиннее – хотя обычно бывает наоборот. Может быть, потому, что молчали, и потому, что погода испортилась. Небо заволокло тучами, в лобовое стекло бил косой сильный дождь, будто старавшийся задержать рвущуюся в город машину.

Вика шепнула тигренку:

– На самолете полетим. Помнишь, ты летал и тебе очень понравилось?

Ее подвезли к дому. У подъезда стоял патрульный «Форд-эскорт» с милиционером в кабине.

– Чего тут гаишники делают? Да еще и с московскими номерами. У кого-то денег не хватило откупиться на трассе, так они домой к нему не поленились приехать? – усмехнулся охранник, останавливая «Шевроле» позади «Форда».

Он вышел вместе с Викой, чтобы помочь забрать из багажника сумку. Когда он поднял заднюю дверь, с сиденья обернулся Тимофей:

– Вик, может, тебе донести?

Лицо у него было жалобное: он напрашивался на «чай с продолжением» – и понимал, что ни чая, ни продолжения ему, конечно, не светит.

– Спасибо, Тема. Я сама.

Вика забрала сумку, поблагодарила охранника и вошла в дом.

«Шевроле» резко взял с места – Марат торопился высадить художника у метро и отправиться на работу.

Вика подошла к двери квартиры, достала ключи.

Выше нее, на межэтажной площадке, стоял инспектор ГАИ в ярком светоотражающем жилете.

– Нехорошо, девушка! Правила нарушаем, – сказал он и начал неторопливо спускаться.

В его уверенной неторопливости было что-то гипнотизирующее.

Снизу бесшумно поднимался второй инспектор, который сидел перед домом в машине.

У Вики в сумочке зазвонил телефон.

Первый инспектор цокнул языком и запрещающе покачал головой: не надо, не трогай его.

– Вам придется проехать с нами, гражданочка, – сказал второй, бесшумно подошедший вплотную.

Вика вздрогнула и прижала к себе тигренка.

* * *

Взрывом выбило широкие витринные окна зала игровых автоматов, раскидало по тротуару какие-то бумажки, жетоны. Место происшествия было оцеплено постовыми и обозначено белой лентой, привязанной где куда – к водосточной трубе, к вынесенному из зала высокому табурету, к ящикам. Внутри оцепления стояли две «скорые помощи», патрульный «УАЗик», микроавтобус взрывотехников ОМОН. Виднелись статичные фигуры местного руководства, прибывшего отметиться и проконтролировать, щелкал фотоаппаратом эксперт, опрашивал какую-то женщину участковый.

Кто-то из руководителей по телефону докладывал в дежурную часть главка:

– Один человек погиб, у двоих ранения средней тяжести…

Когда Роман и Егоров подъехали, два медика с носилками выходили из раскуроченных взрывной волной дверей зала. Человек на носилках был до середины лица укрыт простыней, но показалось, что это Стас, и Шилов с Егоровым бросились к нему из «Фольксвагена».

Это оказался не Скрябин.

Скрябин, живой и почти невредимый, курил под аркой дома напротив, почти на том самом месте, где получасом раньше стояла машина Румына.

– Георгич! – крикнул он.

Круто изменив направление, Роман и Егоров подбежали к нему.

У Стаса был растрепанный вид, испачканное лицо и царапины на шее и на скуле.

– Живой, а?! Птица-феникс!

– Мы, боевые мотыльки, в огне не горим. – Скрябин закурил новую сигарету и смял опустевшую пачку.

У Романа зазвонил телефон.

– Да!

– Рома, это Голицын. Надо срочно найти жену Прапора.

– Юра, я занят. Давай позже. – Шилов убрал «трубку» в карман, кивнул Стасу: – Ну!

– Похоже, он меня вычислил.

– И промахнулся?

– Нет, он все сделал точно. Меня Заяц спас.

– Какой заяц?

– Потом расскажу. У нас остался только адрес Пановой. Если он начнет зачищаться, то, значит, и ее тоже.

– Твою мать! Где ж людей взять?

Снова дозвонился Голицын.

– Да, Юра!

– Что ты решил?

– Ну а мы-то тут при чем? Это вообще не наша тема.

– Рома, ее убьют. Арнаутовский отдел замазан, им соваться нельзя.

– А у меня на шее двадцать дел и московская проверка. Один опер с проломленным черепом в больнице лежит, второго чуть не взорвали. И я не знаю, что еще будет минут через пять, а ты мною чужие дыры латаешь.

– Рома, это операция Кальяна. Он по твоим делам тоже мелькал. На этом деле можно его прихватить. И дальше можешь его давить, на что хочешь.

– Сомневаюсь…

– А ты не сомневайся, Рома, ты меня не первый день знаешь. Дай мне эту женщину, и я прихвачу Кальяна, я тебе обещаю.

– Твою мать! Где ее найти?

– В Гатчине. На работе ее нет, я звонил. Но сын в садике. Если поспешите, то успеете перехватить, когда она за ним придет.

Поехали все втроем. Приехали, договорились с воспитательницей, и стали ждать. Сначала сидели в машине, потом вышли размяться.

Дети бегали по площадке, играли. У мальчишек было много пластмассового оружия – пистолеты, автоматы, винтовки, и они весело изображали войну. Понарошку убитые падали и лежали, подражая увиденному в кинофильмах. Сын Прапора Олег бегал вместе со всеми. У него был «калашников», очень похожий на настоящий. Он расстреливал товарищей длинными очередями и радостно кричал:

– Ты убит! Ты убит!

Шилов облокотился на металлическую ограду детской площадки, сунул в рот сигарету.

– Ты бы не курил, тут дети, – сказал Стас.

– Пусть привыкают, – буркнул Роман, но закуривать все же не стал.

– А моя тайком дымит, – сообщил Егоров. – Думает, я не знаю.

– Все мы так в детстве думаем, – ответил Стас. Подумав, добавил: – А я сына хочу.

– Так в чем проблема?

– Найти правильную женщину.

– Ну, это как раз не проблема, – махнул рукой Шилов.

– А чего сам не женишься? – Егоров посмотрел на него.

– Детей не люблю, – ответил Роман после паузы.

– Это пройдет…

– Просто ты еще не нашел свою женщину, – добавил Стас.

Подошла воспитательница:

– Вы про сили сообщить. За Олегом пришла мама.

– Где она?

– Вон, видите?

Женщина в коротком, песочного цвета пальто и расклешенных джинсах стояла у бокового крыльца детского сада. Именно она принесла Арнаутову деньги, а потом пыталась утопить его своими показаниями. Теперь ее надо спасать…

Мальчик с «калашниковым» оставил игру и подбежал к маме. Она ему что-то сказала, поправила шапочку. Заметила троих приближающихся мужчин и с тревогой посмотрела на них.

– Добрый день, – сказал Шилов, показывая удостоверение. – Вам придется проехать с нами.

– С какой стати?

Деликатничать не хотелось, и Роман сказал прямо:

– Вы жить хотите?

– Что? – Прямота имела успех, женщина сразу поверила, что дело серьезно.

Шилов посмотрел на мальчика и, очень убедительно разыграв удивление, показал на его щеку:

– Ты где это так испачкался? Ну-ка, иди, помойся.

Сын посмотрел на маму. Она кивнула:

– Иди, иди.

Мальчик взбежал по крыльцу и скрылся в доме.

– Ваш муж убит, – сказал Шилов. – Кто и почему его убил, вы сами догадываетесь. Если вы любите сына, вам придется проехать в прокуратуру и рассказать всю правду.

Женщине потребовалось всего несколько секунд на раздумья. Потом она решительно кивнула:

– Да. Я так и знала, что этим кончится. Я готова.

– Ребенка есть куда отвезти?

– К бабушке.

Мальчик выбежал из дома и с ходу обвинил Шилова:

– Ты меня обманул! У меня щека чистая.

– Я не обманул, а пошутил.

– А врать плохо.

Во время разговора Роман и Стас стояли к женщине лицом, а Егоров посматривал по сторонам и первым заметил вишневый «Лэндкрузер» с дочерна затемненными стеклами. Проехав вдоль ограды, джип остановился у калитки, в нескольких метрах от «Фольксвагена» Шилова. Открылись двери, вышли Кальян и двое бойцов, вставших по обе стороны от него. Вид у них был вполне угрожающий. Водитель остался в машине.

– Это он подговорил вас обвинить Арнаутова? – спросил Шилов.

Не колеблясь, женщина кивнула и взяла сына за руку. Если у нее и оставались какие-то сомнения, то своим появлением Кальян их полностью разрешил.

– Идем спокойно, – сказал Роман, расстегивая «молнию» куртки и движением плеча поправляя подмышечную кобуру так, чтобы было удобнее выхватить пистолет. – Стас – с женщиной, Витя страхует. Готовы? Вперед.

Он пошел первым.

Кальян и его люди стояли, не двигаясь. Кто-то из них убил Прапора. Вряд ли он сам, не по его статусу такой мелочевкой мараться. Он отдал приказ, а исполнил кто-то другой. Тот, который стоит справа. Или слева. Или который остался в машине.

Тонированное стекло не позволяло увидеть, чем занят водитель, и Роман старался идти так, чтобы Кальян с бойцами все время находился прямо между возглавляемой им группой и черным окном водительской дверцы «Лэндкрузера». Кальян, конечно, не полный обмёрзок, чтобы устраивать бойню при таких обстоятельствах, но чем черт не шутит?

Обошлось без стрельбы.

Когда подошли ближе, Кальян вежливо, с полупоклоном, приветствовал:

– Здравствуйте, Роман Георгиевич. Какими судьбами?

– Здравствуйте, Федор Аркадьевич. Работаем.

– Не бережете себя.

– Выслуживаюсь.

– Похвально.

– Можно, мы пройдем к машине?

Кальян посмотрел через плечо на «Фольксваген» и чуть отступил в сторону, символически освобождая проход:

– Конечно.

Стоя вполоборота к Кальяну, Роман подождал, пока за его спиной Стас, женщина с ребенком и Егоров не дошли до «Фольксвагена». С брелока отключил сигнализацию и разблокировал двери, убедился, что они сели. После этого попрощался:

– До свидания, Федор Аркадьевич.

– Удачи, Роман Георгиевич. А я думал, у нас с вами одни враги.

Кальян имел в виду Арнаутова.

– Да нет, вы ошиблись.

– Жаль. Мог бы получиться шикарный альянс.

Кальян сделал своим бойцам знак грузиться в машину, а сам остался стоять, наблюдая, как «Фольксваген» разворачивается и увозит опасную для него свидетельницу.

По большому счету, ему на это было плевать. Ее показания уже ничего не решали.

* * *

Пока отвезли сына к бабушке, пока ехали из Гатчины в Питер, наступил вечер.

Голицын, словно почувствовав их приближение, встретил в коридоре прокуратуры.

– Спасибо, Роман Георгиевич.

– Да ладно.

В дороге с женщиной поговорили, и стало понятно, что старались не зря. Она сдала Кальяна с потрохами и была готова идти до конца, через опознания, очные ставки, судебные заседания. Правда, статья, которую можно было вменить Кальяну на основании ее показаний, была не слишком тяжелой, но для начала – хоть что-то.

Голицын пригласил женщину в кабинет. Шилов сказал Стасу:

– Ты бы к Кожуриной заглянул, поговорил про Панову. Ее там, кажется, нет, а Татьяна Николаевна на месте. Поговори и догоняй нас.

– А вы куда?

– Громов ночью едет в Москву, надо кассету с ним передать. И с адресом Пановой что-то придумать. Так что дел хватит, ты тут не затягивай.

Роман и Егоров начали спускаться по лестнице. Стас постоял, задумчиво глядя им вслед, пригладил волосы и пошел к кабинету Кожуриной.

– Можно?

– Заходите, Станислав Александрович…

Выслушав Стаса, она не сильно удивилась.

– Если хочешь знать мое мнение, напрямую говорить с ней нельзя. Она девочка шустрая, старательная, все успевает. Но с двойным дном. Такая будет рога мужу наставлять под самым носом, и совершенно безнаказанно.

– Думаешь, она не при делах?

– Я предпочитаю мыслить юридическими категориями. Найдите факты, тогда видно будет.

– А ты в стороне?

– Ну как я могу быть в стороне, когда такое рядом? Я к ней повнимательнее присмотрюсь.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Чаю хочешь? И бутерброды еще есть.

– Чаю? Да, хочу.

Кожурина встала из-за стола. Проходя мимо Стаса, сидевшего на стуле посреди кабинета, недоуменно остановилась:

– Слушай, ты грязный какой-то. Упал, что ли? И кровь на шее…

Стас потер запекшуюся царапину.

– Не трогай, я сейчас обработаю. – Кожурина достала из шкафа аптечку, нашла вату, перекись водорода, пластырь. – Где тебя так угораздило?

– На Гороховой. Там меня сегодня взорвать пытались.

– Вон оно что… Это кто так постарался? Уж не тот ли взрывник?

– Тот самый.

– Следствие по этому делу, между прочим, я веду. Не хочешь поделиться информацией?

– Сама говоришь, нужны только факты. А у нас пока одни домыслы.

Кожурина обработала рану, заклеила пластырем. Все это время Стас сидел спокойно, но как только она закончила, он взял ее за руку и прижал ладонь к своему лицу. Они замерли.

Громко щелкнул, выключаясь, электрический чайник. Кожурина вздрогнула, освободила руку. Ничего не говоря, отошла от Стаса и, убрав аптечку, занялась чаем.

В машине, по дороге к дому Александры, Роман говорил Егорову:

– Если за этой дурой выставимся, попадем под раздачу: слежка за прокурорским работником. Плюс Паша Арнаутов. Он тоже не лох.

– Лох, не лох – а пашет девку Серегиного убийцы.

– Ты ему это докажи.

– Бесполезно. Влюбленные глухи, слепы…

– И туповаты, – подхватил Шилов. – А ведь это идея!

– В смысле?

Не отвечая, Роман достал телефон и набрал номера Стаса:

– Ты еще в прокуратуре? Слушай, спроси у Кожуриной координаты Лютого, она же его дело ведет… Да нет, нам Паша срочно нужен, а он у Лютого кантуется. Я перезвоню через минуту.

– Ты уверен в своей правоте? – спросил Егоров.

– Какая, на хрен, уверенность? Просто делаю, что могу. Есть идеи получше?

– Подтянем Фрола, Сапожникова, сядем в засаду.

– На полноценную засаду нас не хватит. Волчара крученый, вон он как Стаса отбрил. Ничего, Сергеич в Москву скатает, пробьет нам подмогу.

– Ты в нее веришь, в подмогу?

– Я на это надеюсь. – Шилов нажал кнопку повторного набора номера. – Стас, ну как? Говори, я запомню. Так, так… Какая квартира? Спасибо!

– Обиделся на меня тогда?

– Я тебя тогда не понял.

– А сейчас?

– И сейчас не понимаю.

– Испугалась я, Стас. Просто испугалась.

– Чего?

– Обмануться страшно. В себе… В тебе.

– А одной быть не страшно?

– Одной тошно. Это легче.

– Черт, забыл у него про Панову спросить. – Шилов снова нажал кнопку повтора.

Скрябин не отвечал.

– Им сейчас не до нас, – глядя в окно, сказал Егоров.

– Почему?

– Потому, Ром, потому. Все давно это заметили, один ты не видишь. Потому что ни о чем, кроме работы, не думаешь. Когда они в Нижний Тагил в командировку летали, между ними искра проскочила. Ты обратил внимание, что Стас изменился?

– Он же вернулся раньше нее. Чего они тогда прилетели не вместе?

– Не все так просто бывает.

– Ну, не знаю…

– То-то и оно.

Шилов покосился на Егорова. Хотелось сказать что-нибудь очень язвительное, вроде: «Конечно, ты в тюрьме всю жизнь просидел, привык людей под микроскопом разглядывать – вот и замечаешь то, чего никто увидеть не может. А что не можешь заметить – придумываешь. Какая искра? Кожурина с Арнаутовым седьмой год то сходится, то расходится – и так постоянно. А Стас до сих пор о семейной жизни не может без содрогания вспоминать, и серьезные отношения ему сейчас нужны, как парашют водолазу».

Сказать хотелось, но он промолчал. А там и приехали…

Вызвав Пашу для разговора на лестницу, Шилов энергично спросил:

– Ты мне руку жал? Значит, меня уважаешь.

– Ну…

– Лаконичен, как спартанец. И задание тебе будет спартанское.

– Роман Георгиевич, я вас уважаю, но задачи мне мое начальство ставит.

– Сашу убить могут.

Через двадцать минут они были у ее дома. В квартире был включен свет, работал телевизор.

– Не спит, – сказал Шилов. – Ну что, Паша, вперед?

– Вы так и не сказали, кто он такой. Она же недавно в следствии, никому насолить не успела.

– Паша, я тебе клянусь: я все тебе расскажу, но не сейчас. Нет у нас сил ее прикрывать, понимаешь? И ей нельзя ничего говорить. Так что вся надежда на тебя.

– Да она меня еще ни разу к себе не пускала.

– Потому что раньше у тебя цели были легкомысленные. А теперь ты ее охранять должен. Это уже не баловство, а дело. А дело замаскируешь баловством.

– Вот про баловство не надо, – Паша тяжело взглянул исподлобья.

– Извини, понимаю: чувства. Сам когда-то был молодым.

– А если он сейчас там?

– Ты же собровец, да и мы не сразу уедем, дождемся. Если все в порядке, дай нам знак: свет выключи и снова включи. Идет?

– Идет.

– И смотри, не проболтайся ей.

– Да понял я!

– Если он там, вали его сразу, борьбу не устраивай. Зверь страшный.

– Придет – не уйдет…

Через несколько минут свет в комнате погас и зажегся. Роман и Егоров переглянулись.

– Ну что, Витя, полетели кассету для Громова переписывать?

* * *

Два гаишника вышли из леса.

Прежде чем подойти к стоявшему на обочине патрульному «Форду», они отряхнулись и счистили грязь с саперных лопаток, которые у них были в руках.

– Надо было ее глубже закапывать.

– Ладно, я валежником закидал, зверье дожрет.

– Ага, полковника уже дожрали. Часы не мог с него снять? Нас шеф так самих прикопает.

– Да шеф без нас никуда! Что он, сам, что ли, будет?.. Я его сейчас, кстати, обрадую. – Инспектор достал телефон и набрал номер трубки Бажанова, который пыталась, но не смогла узнать Вика.

Его напарник бросил в багажник лопатки. Потом достал с заднего сиденья пакет с тигренком. Сумку Вики они выпотрошили в лесу, проверяя, нет ли там чего-нибудь важного, а пакет не брали, и так рук не хватало, чтобы дотащить и девку, и ее барахло.

Пока он рассматривал тигра, его товарищ дозвонился до генерала:

– Короче, она все сказала. Это был один опер из уголовки, фамилия у него Шереметьев. Да, и микрофон тоже он дал. Ага… Понял. – Он убрал телефон и посмотрел, как напарник вертит игрушку: – Чего, детство вспомнил?

– Да вот думаю, может, его Машке подарить? Зачем добру пропадать?

– Ты чего, дурак, что ли?

– Шутка юмора. – Гаишник примерился и сильным ударом ноги отправил игрушку в кусты по другую сторону дороги.

* * *

Двое охранников – тех же самых, которым Джексон недавно бил морды, на этот раз беспрепятственно пропустили его в VIP-кабинет восточного ресторана. Только что двери перед ним не открыли, а так даже пробормотали какое-то невразумительное приветствие.

Кальян был в кабинете один. Сидел за столом, пил зеленый чай из пиалы. Выглядел он так, словно всю ночь пил, курил и черт знает чем занимался. Наверное, так и было на самом деле. И обстановка в кабинете служила тому подтверждением: валялись пустые бутылки, на тарелках давно остыла несъеденная закуска, многочисленные подушки и одеяла были разбросаны по всей комнате, а не лежали, как положено, на диване, пахло табаком и «травой».

– Как настроение?

– С баблом было бы лучше, – Джексон сел и тяжело облокотился на стол.

– Это поправимо, – Кальян улыбнулся и достал из кармана рубашки пачку перетянутых резинкой пятисотрублевых купюр, бросил ее перед Джексоном. – Совесть случайно не мучает?

– Ты меня ни с кем не перепутал? – Джексон убрал деньги в куртку.

– Не обижайся. Есть тема; если ее сделать, можно будет свалить в Аргентину до конца жизни.

– Почему в Аргентину?

– Не знаю, но мне почему-то всегда нравилось слово Буэнос-Айрес. – Кальян мечтательно поднял взгляд к потолку.

– Что делать надо?

– Завалить несколько духов и принять груз. Очень дорогой груз.

– Дурь?

– Ты чертовски догадлив.

– Сколько моя доля?

– Приятно иметь дело с профессионалом…

* * *

– Может, удастся Кальяна за принуждение к даче ложных показаний закрыть? – размышлял Скрябин, прохаживаясь по кабинету.

Утренняя сходка закончилась. Ольга, Фрол и Сапожников отправились по рабочим местам, Егоров и Скрябин остались вместе с Романом.

Слушая Стаса, Шилов ждал звонка Громова. Он давно уже в Москве и, наверное, сейчас разговаривает с замом министра, которого знает много лет. Когда-то давно они начинали операми в одном отделении и до сих пор поддерживали товарищеские отношения, несмотря на то что Громов застрял на своей должности и вряд ли уже двинется выше, а товарищ успешно строит карьеру в верхних этажах власти.

Стас продолжал:

– От Кальяна – к Бажанову. От Бажанова – к воякам. А там и Румын…

Только он это сказал, как генерал Бажанов собственной персоной решительно вошел в кабинет и, с одобрением заметив, как личный состав при его появлении дисциплинированно поднялся, подошел к столу Шилова.

Шилов подумал: вот будет номер, если Бажанов из коридора слышал выкладки Стаса. Дверь тонкая, а Скрябин говорил достаточно громко…

Но генерал, похоже, ничего такого не слышал. Считал, видимо, ниже своего звания прислушиваться к доносящимся из кабинетов обрывкам фраз. Или шел слишком быстро, да еще и погруженный в свои мысли – на лице генерала было написано, что причина для визита к «убойщикам» у него очень важная.

– Роман Георгиевич, – сказал генерал, – у вас есть в отделе опер по фамилии Шереметьев?

– Что? – Роман подумал, что ослышался.

– Шереметьев Арнольд. У вас есть такой?

Романа спас звонок телефона. Вздрогнув, он посмотрел на аппарат, спросил:

– Товарищ генерал, разрешите? – и, не дожидаясь ответа, снял трубку.

Это был Громов:

– Говорить удобно?

– Так себе.

– Тогда слушай. Кассету я людям отдал. Люди посмотрели и сказали, что кассета размагничена. В общем, на ней ничего нет.

– Никто не хочет иметь проблемы.

– Еще не все. Меня временно отстранили от должности. Бажанов подсуетился…

Шилов поднял глаза на генерала.

Заложив руки за спину, Бажанов с хозяйским видом прошелся по кабинету. Заметив на стене фотографию Соловьева под стеклом в траурной рамке, подошел поближе, наклонился, чтобы рассмотреть. Увидев в стекле свое отражение, машинально поправил волосы.

Громов продолжал говорить:

– У тебя копия кассеты осталась?

– Конечно.

– Не наломай дров. Через пару дней я вернусь, и мы все спокойно обсудим. Понял меня?

– Да.

– Тогда пока все.

Громов отключился, но Роман продолжал держать трубку прижатой к уху и изображать заинтересованное внимание, благо Бажанов стоял далеко и не мог услышать коротких гудков.

–ОНА НЕ УЕХАЛА.

Не успела? Ее перехватили по дороге? Она соврала про земляков, чтобы он не беспокоился, а на самом деле и не собиралась никуда ехать?

– Мне не нравится твоя фамилия. Она какая-то холодная и острая. Тебе бы подошло что-нибудь дворянское. Например, Шереметьев. Арнольд Шереметьев.

– Можно, я останусь тем, кто я есть?

– Можно. Мы все остаемся теми, кто мы есть.

Вот и все…

Генерал Бажанов стоял к Роману спиной. Сшитый на заказ китель обтягивал широкие плечи, блестело золото погон. Он лично не допрашивал и не убивал. Он распорядился, и ему доложили об исполнении. А теперь он пришел получить информацию, чтобы его мокроделы могли закончить зачистку.

Хорошо, что не пошел в управление кадров. Зажрался генерал, ох, зажрался. Расслабился. Перестал думать. Давно ему рожу не чистили, вон он и поверил в собственную непогрешимость…

…Шилов положил трубку и бесшумно поднялся. Генерал продолжал стоять, как стоял, и не заметил, что Роман подошел сзади. Коротко замахнувшись, Шилов ударил ребром ладони по шее, и генерал тяжело упал к его ногам.

Стас и Егоров все поняли. Стас бросился запирать дверь, Егоров достал наручники и моток скотча. Липкой лентой генералу замотали лицо, лишив возможности слышать, видеть и говорить, и опутали щиколотки. На запястьях сцепили «браслеты».

После этого Бажанова положили к стене позади стола Шилова. Егоров остался его караулить, а Роман со Стасом уехали, предварительно поставив в известность дежурного, что их не будет до вечера.

Время пролетело быстро. Один раз позвонили из дежурки:

– Роман Георгиевич, генерала Бажанова не могут найти. Не знаете, где он может быть?

– Понятия не имею. Наверное, в сауне с девочками.

Вечером, когда главк опустел, Шилов и Скрябин вернулись. Бажанов неподвижно лежал у стены, Егоров сидел за столом, положив перед собой резиновую дубинку:

– Пришлось его успокоить.

Из главка Бажанова вынесли через запасной выход. Роман отвлек постового, и Егоров со Скрябиным незаметно пронесли тело. Утрамбовали в багажник «Фольксвагена» и поехали.

На выезде из города их тормознули гаишник. Шилов показал ксиву:

– Привет, коллеги! Случилось чего?

– Случилось. Генерал один из Москвы потерялся. Приказано досматривать все машины. Может, его похитила мафия!

– Эт-то точно! Нас досматривать будете?

– Проезжайте.

В лесу с генерала сняли «браслеты» и скотч, и принялись бить. Он катался в грязи, скулил, плакал, просил пощады. Предлагал денег. Много денег. Миллион долларов. Два миллиона. Три. И никто ничего не узнает! Он всем расскажет, что в пьяном виде стал жертвой грабителей…

Он рассказал, как убивали Тигренка. Кто убивал, как, где, почему.

Рассказывал и просил, чтобы его пощадили. Говорил, что он не хотел трогать бабу. Не хотел! Но куда было деваться? Жизнь такая, не ты – значит, тебя.

Шилов перерезал ему горло и столкнул в овраг.

– Надо было часы с него снять, – сказал Стас, – а то потом опознают, как Карташова… .. Роман положил на аппарат трубку и потер лоб.

Генерал Бажанов стоял к Роману спиной. Сшитый на заказ китель обтягивал широкие плечи, блестело золото погон.

Жаль!

Промелькнувшие в воображении сцены были не только справедливы – они были вполне выполнимы.

А может?..

Услышав, что разговор закончен, Бажанов повернулся и подошел к столу Романа.

– Так о чем вы, товарищ генерал? – спросил Шилов.

– Опер, Шереметьев Арнольд.

– Есть такой. Вернее, был. Уволился, сейчас нам помогает как внештатный сотрудник.

– Справочку мне на него составьте, быстренько. Адрес, телефон… В общем, все по полной.

– Есть, товарищ генерал.

Бажанов ушел.

– Кто такой Шереметьев? – Спросил недоуменно Егоров.

– Ты «Секреты Лос-Анджелеса» смотрел?

– Нет.

– Там Кевин Спейси детектива играет. Перед тем как его застрелили, он назвал своему убийце – начальнику полиции города – фамилию человека, от которого якобы получил информацию. Фамилия была вымышленной, и когда начальник полиции начал искать этого человека, напарник Спейси все понял.