Текст книги "Прогрессоры (Лестница из терновника-3)"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Он чувствовал на себе взгляд Эткуру – почти благоговейный – и слышал, как волки под стеной выкрикивают его имя, но именно сейчас, когда вера получила абсолютное подтверждение, Анну веровал в высшие силы меньше, чем когда бы то ни было.

Если бы кто-нибудь рассказал Анну, что он своими глазами узрит лик Творца в сиянии славы – и, созерцая сей лик, будет прикидывать, каким механическим фокусом это сделано – ох, не поверил бы Львёнок ещё полгода назад. Скептиком его сделал Ар-Нель. Скептиком его сделала и лекарская наука Ника.

Ведьмаки, подумал он о Нике и А-Рин без малейшей неприязни, просто принимая очевидный факт, разве что – с некоторой иррациональной усмешкой. Убивать им вера запрещает, а колдовать – нет, помогли, чем могли. Кощунство? А Святой Совет – не кощунство?

Аргумент для синих. И вернули Ар-Неля.

Считать ли это краденой победой? Или – хороши все средства?

Внизу вопят: «Творец – за тебя, Анну!» – что ответить?

А если эти двое – или трое? может, и Ар-Неля надо считать? – так уверовали в справедливость, что ИХ, а не Анну, истовая вера нарисовала этот лик на солнечном диске? Тогда – почему же ведьмаки?

Я ведь тоже веровал в справедливость. Я имел веры побольше, чем с семечко т-чень, так почему бы и моей вере не осыпаться лепестками с небес в тот момент, когда всё кажется конченным, подумал Анну, чувствуя, как каменный панцирь постепенно исчезает с сердца. А если – это мы все, а не только трое? Если – все мои женщины, если все преданные братьями и отцами волки, если все чангранские рабыни, если все обрезанные мальчишки, у которых не было детства и не будет юности, если все тени всех убитых – ТОГДА это настоящий лик?

Как я вообще могу сомневаться, вдруг чётко и ясно высветилось в сознании Анну. Как бы не было создано это знамение, чьими бы молитвами, чьими бы заклятиями или проклятиями – выразило оно именно то, о чём, так или иначе, думали все.

Ар-Нель говорил, что верит в истину. И я верю в истину. А наша попытка исправить зло – это и есть истина. Точка.

Анну улыбнулся Эткуру и сказал:

– Пойдём вниз, брат. Нас ждут там.

И они спустились на площадь у дворцовых ворот, где ждали и синие, и мирские, и северяне, и южане, и целые, и раненые, и мужчины, и женщины – в одной толпе, а мёртвых покрыл освящённый самим Творцом миндальный цвет. Анну шёл – и бойцы касались его одежды, потерявшей цвет от копоти и крови, даже синие братья, которым устав не велит никаких праздных прикосновений. И в это самое время у городских ворот, отпирающихся на чойгурский тракт, стояла армия из Данхорета, успевшая к знамению, но опоздавшая в бой – и Нуллу-Львёнок не знал, что ему теперь делать: то ли уводить бойцов назад, попытавшись что-нибудь соврать, пока никто не опомнился, то ли сбежать прямо сейчас, дёрнув верблюда за кольцо в ноздрях – потому что вряд ли станут догонять.

Наимудрейшему Бэру придержали стремя его братья. А Ар-Нель смотрел на Анну с седла странным, отрешённым каким-то взглядом. И спрыгнул с коня, когда Анну подошёл.

Он выглядел очень усталым, и синий плащ Цитадели прикрывал жалкие затрёпанные лохмотья. Церемониальный меч Вассала Двора Тай-Е, меч Барсёнка сиял на его бедре – но вместо ожерелий из топазов и золотых фигурок его шею украшал замызганный шнурок с теми самыми Стрелами Небесными, дарёными, наидешевейшими, наивным деревенским талисманом. И он смотрел без всякого, кажется, ожидания, напряжения и надежды. Даже без радости.

И Анну с невероятным трудом погасил в себе дикое желание заорать на толпу глазеющих и вопящих приветствия и клятвы: «Да ради какой грязной гуо вы тут торчите-то все?!! Пошли вон! дайте сказать… два слова… брату…» – но в действительности он не мог не только орать, но и говорить.

– Благие Небеса, как ты невероятно велик, Лев, – сказал Ар-Нель с той самой ледяной иронией, которая бесила и очаровывала Анну с первого момента их знакомства. – Я не уверен, что смею обращаться с жалкими речами к такой блистательной особе, как Лев, избранный не только людьми, но и Небом. Целую твои руки и прошу позволения говорить в твоём присутствии.

Но не шелохнулся. Но Анну понял всё и даже больше, чем всё. И – силу и ярость боя, который выдержал и в котором победил Ар-Нель, там, в Цитадели, где в его распоряжении были только слова и разум. И – силу его преданности. И – северную гордость, не позволяющую потерю лица даже на несколько секунд.

– А руки целовать, Ар-Нель? – сказал он, усмехаясь. – Ты, Ар-Нель, ты опять хочешь обойтись одними словами. Не получится.

– Почему? – спросил Ар-Нель насмешливо.

– Потому что я вызываю тебя на бой, – сказал Анну, сам поражаясь, что говорит это ввиду толпы, рядом с внимательно слушающим Синим Драконом, после безумной и бессонной ночи – ещё не решив, что делать дальше. – Потому что ты, Ар-Нель, ты, наверное, последний человек на свете, который считает меня трусом – и пора бы разубедить тебя и вообще северян.

В серых глазах Ар-Неля вспыхнул солнечный свет.

– Ты хочешь доказать всему Лянчину, что не боишься поединка за любовь, который твои соотечественники запретили сугубо из страха – или у тебя есть ещё какие-нибудь резоны, Анну?

– Признаний перед всем Лянчином хочешь? – Анну невольно – и который раз уже – перенял тон северянина. – Будто не знаешь… что я с самого Тай-Е таскаю с собой твою тряпичную игрушку… и как я тебя…

– Твоё бесстрашие заходит так далеко, что ты не боишься осиротить свой народ? – спросил Ар-Нель безжалостно. – Был обожаемый воинами Львёнок – и Небесами данный Лев – а в случае неудачи станешь моей подругой? Оэ…

Анну вздохнул и поднял голову.

– Моим сёстрам метаморфоза не помешала пойти умирать за истину, – сказал он. – И мне не помешает. Ты полагаешься на свои Небеса, а я вручаю себя Творцу. Пусть он решит. И пусть сожжёт меня в прах на этом месте, если я считаю путь женщины низким, недостойным или стыдным.

– Львица? – спросил Ар-Нель, улыбаясь.

– Там видно будет, Ча. Я не боюсь поражения, но верю в победу.

– Хорошо, – Ар-Нель улыбнулся почти кротко. – Не сейчас. Обычай не велит сражаться за любовь, не умывшись и не выпив чок… или сяшми. Вечером – или завтрашним утром. Когда прикажешь, Лев – я в твоём полном распоряжении, – и поклонился, как северный посол. – И нам не годится тратить слишком много времени на выяснение отношений, когда Глубокоуважаемый и Почтенный Учитель Бэру желал бы сказать тебе несколько слов.

Ах, да. Бэру.

Синий Дракон в окружении своих бойцов, высоченный и седой, как пепел походного костра, стоял, скрестив руки на груди, и внимательно слушал. Чересчур даже внимательно.

– С тобой я тоже хотел поговорить, Бэру, – сказал Анну менее мрачно, чем собирался.

Губы Дракона, тонкие, как шрам, тронула тень усмешки.

– Лев вспомнил обо мне… Благодарю.

– Лев? Ты меня так зовёшь?!

– Лев Львов, если бы у меня осталась хоть тень сомнения, в том, как к тебе обращаться, я не беседовал бы с тобой, – Бэру усмехнулся откровеннее. – Ты – одно из двух: или Лев, или враг Льва, а, значит, и мой враг. Но если ты – Лев, значит, во Дворце Прайда – никто. Как говорит твой северный друг, мертвец.

– А я? – спросил Эткуру из-за плеча.

– И ты, Львёнок. Мёртвый Львёнок мёртвого Льва, – констатировал Бэру. – Маленький северянин, твойсеверянин, Лев, убеждал меня, что я должен стать мечом в деснице Творца; Творец изъявил волю. Я вынужден согласиться с язычником – и я стану мечом. С Льва Львов, владыки Анну ад Джарата начнётся новый Прайд.

Толпа расступилась, пропуская синих братьев, сопровождающих Элсу. Маленькому Львёнку было тяжело идти, и он опирался на плечо Кору. Синие всадники, подъехав с другой стороны, сбросили с седла Нуллу. Третий сел, подтянув колени к груди, и уставился на Анну снизу вверх с тем беспредельным ужасом, какой должен бы сопровождать созерцание выходца из ада.

– Так я и думал… – пробормотал Эткуру в тоске, пытаясь соорудить презрительную мину. – Ну не говорил ли я, Анну…

Ви-Э, изменившись в лице, дёрнулась вперёд, но синие удержали её осторожно и крепко – за плечи и руки. А Ника и А-Рин нигде рядом не видно; Анну подумал, что они, наверняка, исцеляют тяжелораненных.

– Ты – сам Владыка Ада! – выдохнул Нуллу. – Я не знаю, как ты это сделал – но ты это сделал, именно ТЫ это сделал, Анну – нечистыми чарами, ты душу продал…

– Приколи ты эту тварь, Лев, – сказал Хенту, гадливо морщась. – Трус, палач, подонок… Вели людям Дракона заткнуть его и закопать где-нибудь… погань.

– Приказываешь, Хенту? – улыбнулся Анну – и его сотник тут же стушевался, но волки из Данхорета смотрели зло и напряжённо.

– Вот – те, что были в городе, – сказал Бэру. – А те, что во Дворце, ждут тебя во Дворце. И Престол ждёт. Ты можешь принять его из моих рук, как Линору-Завоеватель. Ты же знаешь: Синяя Цитадель принимает решение, сообразуясь с Отцом Небесным – и всё. Дело за тобой, верши правосудие… или расправу. Что хочешь.

– Отпусти братьев, Бэру, – сказал Анну негромко. – Брата Эткуру и Маленького Львёнка. Я их люблю, они мои советники и друзья, их место – в Прайде. И их женщинам – место в Прайде. Это будет называться – Львицы. Так вот, я не хочу слышать о них слова «мёртвые Львята».

– Не боишься, что кто-нибудь из них ударит тебя в спину? – спросил Бэру с неуловимой интонацией то ли сожаления, то ли насмешки. – Нож им в руки вкладываешь, Лев Львов.

Анну ощутил, как каменеет его лицо.

– А зачем им бить в спину, которую они прикрывали полгода? – спросил он, снижая голос, чтобы не наорать. – Если, паче чаяния, я буду побеждён в поединке, то Маленький Львёнок, брат Элсу, станет Львом Львов…

– А я? – вырвалось у Эткуру.

– А ты – нет, – невозмутимо ответил Анну, и над растерянной миной Пятого Львёнка расхохотались бойцы, улыбнулись даже синие стражи, а Ви-Э обняла, наконец, своего друга сзади, положив голову на его плечо. – Мы с Эткуру в том случае останемся в Совете Прайда, – продолжал Анну. – Но это – если меня победят, а для этого новое чудо понадобится…

Бойцы веселились, Бэру рассматривал лицо Анну, будто не мог поверить собственным глазам, Эткуру сконфуженно улыбался, а Элсу сиял, забыв о боли и ранах, используя мгновения триумфа полностью… Анну встретился взглядом с Ар-Нелем – и Ар-Нель еле заметно кивнул.

– Про Львёнка Нуллу ты ничего не сказал, – напомнил Бэру.

Анну снова быстро переглянулся с Ар-Нелем, оценил собственную шальную мысль – и обратился к своим волкам:

– Среди вас есть кто-нибудь, кто его НЕ ненавидит?

Бойцы как-то замялись – и Анну не понял, что означает эта заминка: либо Нуллу вызывал отвращение у всех поголовно, либо волки опасались, что симпатии к мёртвому Львёнку могут принять за предательство.

– Нуллу не умрёт, – сказал Анну, – но Львёнком не останется. Его учили убивать, его учили делать подлости, его плохо учили, в общем, но он ещё молод, и… В общем, я отдам его тому, кто захочет взять. В качестве подруги – если метаморфоза его исправит, и рабыни – если ничего не получится.

– Нет! – вскрикнул Нуллу, стискивая кулаки – и чуть не на четвереньках подобрался к ногам Анну. – Лев, нет, я умоляю, убей меня, только не это, я верую в Творца, я прошу прощения, я присягну тебе, только не надо…

– Вот он – страх, которому я объявил войну, – сказал Анну. – Смотрите, люди: вот Нуллу меньше боится умереть, чем дать жизнь детям. Разве любая женщина из моей армии не стоит вдесятеро больше, чем такой мужчина? Сила остаётся силой, душа остаётся душой, а человек остаётся человеком. Я хочу, чтобы Нуллу это понял. Кто его возьмёт?

Винору ухмыльнулся и на треть вытащил из ножен кинжал, но Анну покачал головой.

– Нет. Вызови его на поединок. Зачем тебе подранок, Винору? Это – львиная кровь, пусть у неё родятся хорошие дети. Освободите место и верните Нуллу оружие. Новый Прайд – новый закон: если боец не трус, он не возьмёт женщину без поединка. Кто боится – пусть живёт один или покупает рабынь – но называть его волком не за что. Воин вверяет себя Творцу и не пасует при виде чужого меча.

Синий страж протянул Нуллу меч со знаками Прайда. Волки и синие братья расступились широким кругом, освобождая место для поединка; на их лицах было то нервное оживление, какое Анну обычно видел только перед боем за чужой город. Нуллу взглянул на Анну отчаянными глазами, полными слёз:

– Брат, пожалуйста… Анну, не делай из меня посмешище… я не могу.

– Тебе придётся, – сказал Анну. – Чем лучше ты будешь защищаться, тем красивее станет твоё тело после метаморфозы. И легче роды, говорят. Северяне говорят – они знают, язычники.

Нуллу взял меч и отшвырнул в сторону ножны. Его заметно трясло, даже руки дрожали; Винору гладил ладонью лезвие своего меча, улыбался, то ли кровожадно, то ли похотливо, и ждал, когда Львёнок встанет в настоящую боевую стойку.

Нуллу встал. Анну со странным удовольствием увидел в его глазах зарождающуюся решимость, огонёк настоящей отваги. Львёнка увидел. Сколько Анну ни встречался раньше с Нуллу во Дворце Прайда – ни малейшей тени бойца, ни одной живой чёрточки не мелькало в смазливом и надменном лице Третьего – а вот тут, на площади перед разбитыми воротами, в толпе, перед такой жестокой игрой, какая Третьему Львёнку и не снилась…

Язычники давали своим преступникам, искупающим грехи метаморфозой, палки против мечей – но Анну решил, что это будет слишком низко, да и ни к чему, в сущности. Нуллу не мог равняться с Винору – как спесивый Львёнок, слишком любивший всяческие телесные радости мог противостоять старому бойцу, ветерану нескольких тяжёлых кампаний? Винору гонял Львёнка, как щенка, не торопясь кончать с ним, заставляя отступать и уклоняться – Нуллу держался исключительно на остатках самолюбия… тем удивительнее, что чистый огонёк в его взгляде не погас, а разгорелся ярче.

Волки, окружавшие место поединка, молчали недолго: видимо, молчать, наблюдая такое зрелище – выше человеческих сил. Азарт действа был куда сильнее любых скачек и собачьих боёв:

– Да, Винору, да! Обрежь его!

– У Львицы красивые глаза!

– Винору, у тебя родовые знаки есть? Ты ей личико раскрасишь или как?! – и кто бы мог подумать, что в присутствие Львят у волка повернётся язык такое ляпнуть?

– Тише вы, псы! – огрызнулся Винору, довольно, впрочем, беззлобно. – Не пугайте мою подружку, гуо хвостатые!

И тут Нуллу, как северный плебей, дерущийся на палках со своим приятелем, вдруг выдал:

– Ещё неизвестно, кто тут чья подружка, Винору!

Хохот и свист придали Львёнку храбрости и сил, он атаковал, столь же отчаянно, сколь и неумело – и Винору выбил меч из его руки, даже не царапнув.

В тот момент, когда меч с львиной головой отлетел в сторону, Нуллу шарахнулся – и волки толкнули его к Винору совершенно так же, как сделали бы северяне, Анну понял, что остановить это действо ему не удастся. Он беспомощно оглянулся на Ар-Неля – и с удивлением увидел, что Ар-Нель наблюдает без малейшего смущения или неловкости. Прочтя тихое одобрение на его лице, Анну повернулся, чтобы увидеть, как Винору срезает своим мечом застёжки с шикарного кафтана Нуллу.

А во взгляде Нуллу уже не было ни страха, ни стыда – только честный спокойный вызов. И Третий, и Винору, похоже, не видели и не слышали сейчас никого вокруг; происходящее перестало походить на публичную казнь.

Анну понял, что затеяв это языческое представление, поступил совершенно правильно.

Нуллу не закричал.

Означал ли этот судорожный вздох запредельную боль или что-то больше боли – Анну не взялся бы объяснять. Но когда Винору брал женщину львиной крови, как военный трофей, под взглядами солдат, на разбитой мостовой – кажется, всем, кто это видел, открылась ещё одна новая истина.

И никто не хохотал, не свистел и не комментировал – будто осознание происходящего таинства прошило всех до костей. Винору опомнился только, когда поднял глаза от лица львицы – и увидел своего командира.

– Дай ей чем-нибудь прикрыться, – сказал Анну – и поймал на себе взгляд Нуллу, которая так и не разжала рук, продолжая держать Винору изо всех сил. – Ты всё ещё хочешь умереть? – спросил её Анну.

– Нет, – выдохнула Нуллу, не отводя взгляда. – Если твой волк останется со мной.

– Она уже не девочка, – сказал Винору. – Ей будет тяжело пережить метаморфозу и роды. Но я останусь. Прости её, командир… то есть, владыка.

– Помоги ей Творец, – сказал Анну. – Я не держу зла. Пережив всё, она будет лучшей женщиной, чем была мужчиной. Коня мне.

Подвели коня под синим чепраком, со сбруей в восьмиугольных звёздочках. Анну только усмехнулся про себя забавному положению: Бэру, видимо, действительно вообразил себя Святым Хоулу, открывающим Линору-Завоевателю врата в Царство Небесное – но возражать не стал.

– Позаботьтесь о мёртвых братьях, – сказал Анну Зухру и данхоретским командирам, оглаживая жеребца. – Обо всехмоих мёртвых братьях и сёстрах. Мёртвый Лев станет окончательно мёртв не позднее заката – и его кровь успокоит святые души бойцов, которыми он заслонил от меня свой страх. Лев – не Нуллу, его уже не переделаешь и не простишь.

Хенту придержал стремя – и Анну вскочил в седло. Синий эскорт и верные волки пропустили к нему Львят с их Львицами, Ар-Неля и Бэру – и кавалькада направилась к Дворцу, через разбитые ворота, по тракту, залитому кровью – к опущенному мосту через канал, на котором братья Бэру подняли штандарты Синей Цитадели.

Бэру не удержался на полпути к Дворцу – Анну просто молчал и ждал, когда он, наконец, рискнёт высказаться.

– Лев Львов, – сказал Дракон, – ты, конечно, волен в решениях и действиях, но я в жизни не видал, чтобы так тешили гуо, как ты нынче на площади… Твоё решение раздать мёртвых Львят солдатам милосерднее, правильная казнь для них – но синим ангелам не годится видеть такие вещи…

– Простите, что снова встреваю не в своё дело, Глубокоуважаемый Учитель Бэру, – сказал Ар-Нель, – но мне кажется, что зрелище не лишнее. Вы, синие стражи, слишком много знаете о духовной любви, вы, полагаю, больше всех на свете знаете о ней – но вам вовсе неизвестна любовь мирская. Вы её не учитываете. Лев продемонстрировал её созидающую силу – вот и всё.

Бэру взглянул на него, скользнул взглядом по бледному, вымазанному копотью лицу Ви-Э, по до сих пор настороженной физиономии Кору – и вздохнул.

– Новое время создало новых женщин, – сказал он. – Летописи Линору не хранят воспоминаний о его боевых подругах… которых могло и не быть в его довольно-таки варварской вольнице…

– Это означает, что моя армия сильнее, – заметил Анну, не сумев скрыть самодовольства, и порадовался про себя, что решительно никто не думает возражать очевидному факту.

А конь Ар-Неля шёл бок о бок с конём Анну, не пытаясь затеять грызню – и Анну мучительно хотелось дотронуться до локтя или колена Ар-Неля, не дожидаясь завтрашнего дня. Но Ча, очевидно, ничего не желал замечать, а его лицо было так безмятежно, будто он не мог думать ни о чём, кроме архитектурных достоинств встающего перед всадниками Дворца Прайда…

Запись №149-01; Нги-Унг-Лян, Лянчин, Чангран, Дворец Прайда.

Мы с Мариной сидим на широких тёплых ступенях, ведущих в Логово Львят. Здесь теперь – территория посольства Кши-На.

Лестница из какого-то мягкого минерала, похожего на песчаник, почти сплошь, как широкой ковровой дорожкой, заросла ярко-зелёным и пушистым растеньицем, здорово напоминающим земной мох. Кое-где он даже цветёт мелкими красными и розовыми цветами – и бесконечное хождение туда-сюда ему нипочём. Устойчивый «мох» – английский газон позавидует. Подозреваю, его разводят специально и ухаживают тщательно – он придаёт лестнице особый вид, фантастический, и таким же фантастическим образом поднимается по стенам приблизительно на ладонь в высоту. Но мрамор стен мху, похоже, «не по зубам» – и выше по специальным решёткам, расположенным прихотливым орнаментом, поднимаются вьющиеся розы, растущие справа и слева от входа в Логово, в больших и круглых мраморных вазонах.

Дворец – сотканная из цветов обитель эльфов, дворцовый сад – великолепен. Он напоминает сплошь цветущие джунгли; любимый лянчинцами миндаль – всего лишь рама, живая изгородь, а сама картина состоит из мальв всех оттенков розового цвета, серебряных кустов, похожих на олеандры, сплошь усыпанных крупными молочно-белыми и молочно-лиловыми цветами, из роз и пионов всех форм и расцветок – и высоких раскидистых деревьев, с широко разбросанных ветвей которых струящимися занавесами свисают соцветия, белые, жёлтые и розовые шарики на ниточках. Небывалый сад. Можно понять эстета Эткуру, которому казалось в Тай-Е тускло, грубо и холодно.

Волшебное местечко – этот Дворец. Такая тут обнажённая, раскрытая рукотворная красота – вот, смотрите, что может Лянчин, что могут Шаоя, Кри-Йа-На, Дальний Юг – кроме того, чтоб резать друг другу глотки. Ткать ковры. Ковать металлы и резать камень. Тянуть стекло, нежное, как текущая вода. Выращивать удивительные цветы. Книги писать. А кто бы мог подумать…

А мы – первые земляне и первые кшинассцы, допущенные лицезреть. Сидим на лестнице, смотрим на этот эдемский сад, залитый вечерним светом и тихо радуемся, что до разрушения Карфагена не дошло.

Так тихо, будто сегодняшний безумный день – чья-то дурная галлюцинация. Война – злая ложь. Ладно, в прошлом, в прошлом. Поединок Анну и «мёртвого Льва» – тоже в прошлом: не рискнул Анну запятнать себя казнью, предложил противнику честную смерть.

Подарок оценили. Он не такой трус был, как можно подумать, и далеко не дурак, бывший Лев Львов. Он, наверное, очень хорош внешне был в молодости – вроде Эткуру, с такими длинными раскосыми глазами и фараонскими скулами – и очень несчастен был, сам себя загнавший в те рамки, где нги-унг-лянец не может существовать и быть счастливым. И поймал клинок грудью, умер достойно, Сонну-Лев, очень и очень тяжёлый человек, политик, подлец и злодей. Элсу плакал о нём – но слова не сказал Анну поперёк, прекрасно помнил, во что ему обошлась отцовская любовь. Эткуру никак не проявился – Сонну-Лев успел бросить на Ви-Э ненавидящий взгляд напоследок.

Старшие Львята оказались пожиже отца. Не терпел Сонну противодействия даже в мелочах – уцелевшие дети выглядели форменной слякотью. Может, Анну отдал бы своим солдатам и наследных принцев, но время их метаморфозы миновало, а обрезать их, оставляя шанс на озлобление и мелкие подлости, он не решился. По ужасному древнему обычаю, принцев, лишённых прав, полагалось бы заколотить в деревянные ящики, обмотать их цепью и сжечь – но Анну и тут всё нарушил, ограничившись парой пуль и выслушав нотацию от Бэру.

Синий Дракон – теперь личный духовник Анну; Святой Совет формально объявлен вне закона. Впрочем, дело Бэру – проводить чистку в рядах святых отцов; у него, похоже, давно руки чесались – и реформы Анну дали ему возможность свести старые счёты. Святой Совет дискредитирован полностью – зато Синяя Цитадель, похоже, вернула себе былое величие и право первого, после львиного рыка, голоса. Анну и Бэру смотрят друг на друга с взаимным опасливым почтением – может, ещё не притёрлись и не сработались?

С Ар-Нелем Бэру общается вовсе не так, как полагалось бы столпу истинной веры общаться с необращённым язычником… дорого бы я дал, чтобы узнать, что между ними произошло в Синей Цитадели, когда Бэру выбирал, к кому примкнуть… Надеюсь, мне удастся это выпытать у милого-дорогого Ча хотя бы в общих чертах.

Впрочем, на завтрашнее утро назначен эпохальный поединок милого-дорогого и нового Льва Львов. Анну демонстративно ломает каноны… не слишком ли смело? Ар-Нель, чистенький, увешанный побрякушками, как в старые добрые времена, в длинном кафтане из своих, сохранённых Юу, вещей, о чём-то болтает с синими стражами у фонтана – как в Тай-Е. Вид у него надменный, небрежный и легкомысленный. Что-то он завтра запоёт…

Мы с Мариной истощили запас чудес на целый год вперёд – и наши целительские способности теперь ограничиваются навыками по оказанию первой помощи. При нетяжёлых травмах и начале метаморфозы – у нас большой опыт. Мы выскребли аптечку Ильи досуха, чтобы помочь всем, раненым в драке за Дворцовые Ворота… всё равно убитых много.

С другой стороны, при других обстоятельствах их могло быть гораздо больше.

У Кирри – лёгкая рука. Он намерен учиться у хирургов Синей Цитадели, лучших целителей на территории Лянчина. Ри-Ё собирается остаться с ним и тоже переквалифицироваться в лекари из стеклодува и солдата; они болтают по-лянчински на террасе – и Ри-Ё учит Кирри северной игре в буквы на ладони. Я же, как правильный знахарь, официально приглашён в библиотеку Цитадели – на предмет делёжки опытом. Я считаюсь лекарем при северном посольстве.

При создавшемся, вернее, созданном Юу положении вещей – хорошо, если ещё и не повивальной бабкой… Но, надеюсь, это не надолго: наступает время длительного перемирия, через границу открыт проезд учёным, южане и северяне наверняка побеседуют не только о политике…

Не думаю, что всё будет совершенно гладко. Не уверен, что не случится никаких неожиданностей. Но катастрофы, похоже, мы избежали.

Марина пребывает в задумчивости.

Она – военный консультант Кши-На. Ей с Дин-Ли необходимо вернуться в Тай-Е, чтобы отчитаться перед Государем о законченной миссии. Мне же придётся на неопределённое время остаться при лянчинском дворе.

Я замечаю, что обнимаю её, будто хочу удержать около себя. Она не сопротивляется.

– Гора с горой не сходится, – говорит чуть грустно, но улыбаясь. – Мы с тобой скоро увидимся, Дуров. Мы же налаживаем международные связи… глядишь, грядёт либо поход, либо посольство в Шаоя… не пройдёт и полгода – и я появлюсь…

– Угу. Чтобы снова уйти на полгода…

– Тебя звали в КомКон.

– Спасибо. С вашими методами… Скажи, Мариша, а если бы ты знала в тот момент, что Бэру уже выбрал себе в Львы нашего Анну и собирается прийти на помощь его людям, а не дворцовой страже – ты стала бы вызывать лик Господень?

Марина задумывается.

– Не знаю… Это было красиво… Когда-нибудь их потомки узнают о том, кто был автором знамения… и может быть, простят нам это богохульство за спасённые жизни и спасённые государства… А может, сочтут, что мы не имели права лезть не в свои дела… Но нет, не жалею. Земляне не везде оставляют память в виде метели из цветов, я бы сказала.

– Ага, – отзываюсь я. – Не худшее воздействие, госпожа агент влияния. И если бы цветы везде действовали эффективнее, чем атомная бомбардировка, мы, наверное, заслужили бы доброе слово от потомков, и наших, и чужих.

Ви-Э идёт по аллейке, приподнимая подол шёлковой юбки, прекрасная, как средневековая кшинасская гравюра:

– Господин Вассал Ник, Уважаемая Госпожа А-Рин, Львята ждут вас к ужину, вы будете?

Мы переглядываемся и киваем. Мы идём за Ви-Э в Логово Льва, главный дворцовый корпус, и я слышу, как проигравший в слова Кирри напевает по-русски высоким чистым голоском юного нги, не подходящим этому тексту:

 
…Проложите, проложите хоть тоннель по дну реки —
И без страха приходите на вино и шашлыки,
И гитару приносите, подтянув на ней колки,
Но не забудьте, затупите ваши острые клыки…