Текст книги "Аграрная история Древнего мира"

Автор книги: Макс Вебер

Но в первом случае происходило некое примитивное «раздвоение личности», когда все, что запрещалось хозяйствующему индивиду в пределах рода, разрешалось по отношению к чужакам-инородцам. Во втором случае становилась реальной опасность парализовать у человека всякую своекорыстную инициативу, без которой вообще немыслима «хозяйственная этика» капитализма (или, по меньшей мере этика подталкивающая в капиталистическом направлении). Иначе говоря, «первоначально стремление к наживе сталкивалось с двумя, тесно друг с другом связанными препятствиями: с одной стороны, здесь влияет, так сказать, внутренняя мораль, а именно подчинение домашним традициям и пиетет по отношению к членам своей семьи, рода и племени, что препятствовало возможности беззастенчивой наживы в кругу лиц, связанных известными узами; с другой стороны, – внешняя мораль, а именно беззастенчивость в средствах получения торговой прибыли вне этого круга, во внешнем обмене, где каждый чужеземец рассматривался как враг, по отношению к которому не обязательны никакие этические рамки» (3, 222). Однако такой «компромисс» традиционной морали с «духом наживы», властно требовавшим своих прав, мог открыть дорогу только для «иррационального» или (что здесь то же самое) «архаического» капитализма, который укоренился в «древнем Вавилоне и Китае, где «не ставилось других объективных пределов стремлению к наживе, кроме норм, устанавливавшихся внутри рода, в котором хозяйство велось на коммунистических или общинных началах» (3, 223). Но, «несмотря на это, там не развился современный капитализм» (там же). Архаический – в самых разнообразных формах – да, современный – нет.

«В результате, – заключает М. Вебер, – мы приходим к удивительному выводу: зародыши современного капитализма надо искать не в культурах Востока и античного мира, но как раз в тех странах, где официально господствовали явно враждебные е м у (а не «компромиссные» – Ю. Д.) теории» (там же). На том же основании М. Вебер отказывается признавать вместе с В. Зомбартом решающую роль еврейства в формировании хозяйственной этики современного капитализма. «…Еврейство, – согласно его концепции, – сохранило первоначально общий для всех (вариантов архаического капитализма – Ю. Д.) дуализм внутренней и внешней морали в том отношении, что с иноверца разрешалось брать проценты. Этот дуализм позволил евреям заняться экономически-иррациональными предприятиями, как, например, откупами и всякого рода финансированием государства. В течение нескольких столетий евреи достигли в этих областях такого искусства, что их специально повсюду приглашали и зазывали. Но то был капитализм париев, а не рациональный капитализм, как он впоследствии установился в Европе; поэтому среди крупных предпринимателей, творцов современной хозяйственной организации, почти нет евреев…» (3, 224–225). Тезис, – решительно отвергавший не только зомбартовскую, но и ранне-марксистскую трактовку «еврейского вопроса», взятого в контексте проблематики современного капитализма.

Что же касается самого М. Вебера, то он настаивает на противоположности дуалистически раздвоенной (и в этом смысле архаической) иудаистской этики не всякому, а именно современному капитализму с его «монистической» этикой, не различающей ее на ту, что существует лишь для «внутреннего» (в конце концов внутрисемейного) и ту, которая употребляется исключительно для «внешнего», «публичного» употребления. В качестве таковой, «как показывает Талмуд, национальная еврейская этика глубоко традиционна. Набожный еврей так же боится, – по утверждению М. Вебера, – всяких новшеств, как и представитель дикого народа, опасающийся за это мести таинственных сил» (3, 225).

Однако, настаивание М. Вебера на архаичности (и в этом смысле «иррациональности») иудаистской этики в данном пункте не мешало ему тем решительнее подчеркивать все аспекты позитивной роли иудаизма в формировании рационального капиталистического мировоззрения. По его утверждению, «иудейство имело важное значение для современного рационального капитализма постольку, поскольку оно передало христианству свое отрицательное отношение к магии. За исключением иудейства, христианства и двух или трех восточных сект, (из коих одна находится в Японии), нет ни одной религии с ясно выраженным отрицательным отношением к магии… Подготовив христианство и придав ему характер свободной от магии религии, иудейство оказало тем самым огромное влияние на историю хозяйственной жизни; ибо магия, господствовавшая повсюду вне сферы влияния христианства, является одним из главных препятствий для рационального развития хозяйства. Магия равносильна рутине в области техники и экономики» (там же).

Заключение последнего параграфа «Истории хозяйства», а вместе с тем и всего этого курса лекций посвящено проблеме «призвания», которая оказалась центральной в классической работе М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». И здесь представляет интерес заключительный абзац «Истории хозяйства», ставшей одновременно последним из крупных научных «предприятий» М. Вебера: «Этот религиозный корень современной экономической жизни уже отмер. Теперь понятие «призвания» представляет собой в мире caput mortuum. Аскетическая религиозность сменилась пессимистическим, отнюдь не аскетическим мировоззрением, как оно представлено в басне Мандевилля о пчелах: грехи и пороки отдельных лиц при известных обстоятельствах могут послужить всеобщему благу. Оптимизм «Просвещения», доказывавший всеобщую гармонию интересов, отбросив самым решительным образом все остатки протестантского религиозного пафоса, заимствовал от протестантского аскетизма лишь его взгляды на хозяйство (…) Хозяйственная этика, возникшая на почве аскетического идеала, лишилась теперь своего религиозного обоснования (…) Надежда на награды в будущем пала и на первый план выдвинулись все возрастающие противоречия интересов. Здесь кончается эпоха раннего капитализма и начинается железный век XIX столетия» (3, 230).

Это тот самый век, о котором десятилетием раньше А. Блок писал в своей поэме «Возмездие», так и оставшейся незавершенной:

 
Век девятнадцатый, железный,
Воистину жестокий век!
Тобою в мрак ночной, беззвездный
Беспечный брошен человек!
Век буржуазного богатства
(Растущего незримо зла!)
Под знаком равенства и братства
Здесь зрели темные дела…
А человек? – он жил безвольно:
Не он – машины, города,
«Жизнь» так бескровно и безбольно
Пытала дух, как никогда…»
 

А. БлокСобрание сочинений в 8-ми тт., т. 3, с. 304

* * *

Литература

1. Вебер М. Город / Пер. М. И. Левиной // Вебер М. Избранное: Образ общества, – М.: Юрист, 1994, С. 309–439.

2. Вебер М. Аграрная история Древнего мира / Пер. под ред. Д. М. Петрушевского. – М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1923.

3. Вебер М. История хозяйства: Очерк всеобщей социальной и экономической истории / Пер. под ред. проф. И. М. Гревса. – Пг.: Наука и школа, 1923.

4. Маркс К. Капитал: Критика политической экономии. Т. 1. – М.: Издательство политической литературы, 1983.

5. Вебер М. Город / Пер. Б. Н. Попова под ред. проф. Н. И. Кареева. – Пг.: Наука и школа, 1923.

* * *

Крупнейшие и наиболее известные исследователи Древности, на которых ссылается и с которыми полемизирует М. Вебер

Белох (Beloch) Карл Юлиус (1854–1929) – немецкий историк, специалист по античности; работы по социально-экономическим отношениям греко-римского мира; модернизировал Древность, в анализе источников – сторонник гиперкритицизма.

Бюхер (Büchner) Карл (1847–1930) – немецкий экономист, статистик, представитель новой (молодой) исторической школы. При общей теоретической несостоятельности, работы Бюхера содержат обширный фактический материал по численности населения средневековых городов, организации ремесла и др.

Велльгаузен (Wellhausen), Юлий (род. в 1844 г.) – немецкий историк, ориенталист-семитолог.

Вилавомиц-Мёллендорф (Willamowitz-Mällendorf) Ульрих фон (1848–1931) – крупнейший немецкий филолог-классик, профессор в Грейфсвальде, Гёттингене и с 1897 г. – в Берлине. Осуществил комплексный синтез филологии и истории античной материальной культуры, что позволило ему преодолеть застой в филологической науке, обусловленный слишком продолжительным господством историзма в методологии. Виламовиц-Мёллендорф расширил сферу изучаемого классической филологией материала, включив в число рассматриваемых периодов эпоху эллинизма, чем навсегда была прервана устоявшаяся традиция преимущественной ориентации на изучение классического периода античности.

Вилькен (Wilcken) Ульрих (1862–1944) – немецкий историк Древнего мира и папиролог. В 1917–1931 гг. – профессор Берлинского университета. Его исследования посвящены главным образом истории эллинизма, в частности деятельности идеализировавшегося им Александра Македонского и социально-экономической истории птолемеевского Египта. Основал журнал «Archiv für Papyrusforschung».

Винклер (Winckler) Гуго (род. в 1863 г.) – немецкий историк-ориенталист, автор книг: «Keilinschriftliche Textbuch zum Alten Testament», «Der Thontafelfung von El Amama», «Altorientalische Forschungen» (1893–1905).

Гельбиг (Helbig) Вольфганг (род. в 1839 г.) – археолог, известный, главным образом, каталогизацией и исследованием геркулианских и помпейских росписей. Гельбиг впервые высказал предположение, что эти росписи хотя и исполнены в римское время, но, за немногими исключениями, восходят к эллинистической живописи и представляют более или менее точные копии ее памятников; римские росписи иного стиля большей частью грубо реалистичны.

Кнапп (Knapp) Георг Фридрих (1842–1926) – немецкий экономист и статистик, автор работ по истории аграрных отношений и теории денег.

Кун (Kuhn) Адальберт (1812–1881) – немецкий филолог и историк, один из основателей сравнительной мифологии, автор гипотезы об арийском пранароде, основатель (в 1851 г.) журнала «Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung».

Масперо (Maspero) Гастон Камиль Шарль (1846–1916) – французский египтолог; руководил археологическими раскопками в Египте, исследовал тексты на внутренних стенах пирамид.

Мейер (Meyer) Эдуард (1855–1930) – немецкий историк, исследователь Древности (египтолог), профессор в Лейпциге и Берлине, автор «Истории Древности» в 5-ти томах (1884–1902), написанной по принципу синхронного изложения истории Древнего мира и охватывающей всемирную историю со времен возникновения древневосточных цивилизаций по 335 г. до н.э.; придавал важное значение древневосточным цивилизациям, в первую очередь Египту («Египетская хронология», 1904), изучал историю религии («Происхождение и истоки христианства», 1920–1923, 5 т.).

Мейтцен (Meitzen) Август – немецкий статистик (род. в 1822 г.), профессор в Берлине; известен своими работами по истории и статистике земледелия.

Модестов Василий Иванович (1839–1907) – русский историк и филолог, специалист в области античности. В главном сочинении «Введение в римскую историю» (ч. 1–2, 1902–1909) изложил историю древнейшей Италии на основании археологических, лингвистических и историческо-традиционных данных.

Моммзен (Mommsen) Теодор (1817–1903) – немецкий историк античности. Главный труд – «Римская история» (т. 1–3, 1854–1856; т. 5, 1885), в котором Моммзен изложил основную военно-политическую историю Рима до 46 г. до н.э. и дал обзор истории римских провинций, и в настоящее время является одним из наиболее популярных сочинений по античности (Нобелевская премия по литературе, 1902). Также опубликованы работы «Римское государственное право» (т. 1–2, 1871–1875), «Римское уголовное право» (1899) и др.

Пайс (Pais) Этторе (1856–1939) – итальянский историк Древнего Рима. В конце 90-х годов XIX в. выступил как наиболее последовательный сторонник гиперкритицизма, отрицая достоверность римских преданий, историчность царского и раннереспубликанского Рима (до III в. до н.э.)

Ревилью (Revillout) Эжен – французский египтолог (род. в 1843 г.), автор важных работ о демотических письменах.

Рейнах (Reinach) Соломон – французский филолог и археолог (род. в 1858 г.). Проводил ученые экспедиции и раскопки в Смирне, Тунисе.

Родбертус (Родбертус-Ягецов – Rodbertus-Jagetzov) Карл Иоганн (1805–1875) – немецкий экономист, известный своими работами по вопросам земельной ренты и прибыли. Выступил с идеей прусского «государственного социализма».

Ростовцев Михаил Иванович (1870–1952) – русский историк древнего мира и археолог. В 1918 г. эмигрировал в США.

Фуртвенглер (Furtwängler) Адольф (1853–1907) – немецкий историк античного искусства. Опубликовал и определил авторство многих произведений древнегреческого искусства.

Фюстель де Куланж (Fustel de Coulanges) Нюма Дени (1830–1889) – французский историк; основные работы посвящены проблеме генезиса феодализма в Западной Европе. Выдвинул идею «непрерывности» развития общества от античности к Средневековью.

Эрман (Erman), Адольф (1854–1937) – немецкий египтолог, профессор в Берлине,известен работами по грамматике древнеегипетского языка, истории египетской культуры и религии, автор книг: «Aegypten und aegyptische Leben im Altertum» (1885–1887), «Aegyptische Grammatik» (1902) и др. Издал самый полный словарь древнеегипетского языка.

АГРАРНАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА.
ВВЕДЕНИЕ

Общим для поселений европейского Запада и поселений культурных народов азиатского Востока, несмотря на все весьма существенные различия между ними, общим является то, что – если формулировать это коротко и потому не совсем точно – на Западе переход к окончательной оседлости есть переход от сильного преобладания скотоводства (или, еще точнее, разведения молочного скота) над земледелием к перевесу земледелия над совместно с ним существовавшим скотоводством, а на Востоке это есть переход от экстенсивного, следовательно, связанного с переходами с места на место землепользования (Ackernutzung) к интенсивному земледелию (zum gartenmassigen Ackerbau) без разведения молочного скота. Эта противоположность относительна и к доисторическим временам, может быть, не относится. Но, поскольку она существовала в историческое время, значение ее было достаточно велико. Ее последствием было то, что присвоение земли в собственность у европейских народов всегда связано с выделением на занятой общиной территории определенных пространств под пастбище и предоставлением их в исключительное пользование более мелким общинам, тогда как у азиатов, напротив, этот исходный пункт и тем самым и обусловленные им явления первобытной «общности полей» (Flurgemeinschaft), например, западное понятие марки и альменды[2]2
  Марка (mark, от древне-верхнегерм. marcha) – у древних германцев первоначально – граница частных владений и государственных территорий. Позже этим термином стали обозначаться и пограничные провинции (Danemark – Дания, Steiermark – Штирия). Уже в VII в. слово «марка» получило и другое, переносное значение – округ, расположенный в известных границах и заключавший в себе разного рода владения, состоящие как в общинной, так и в частной собственности. В Западной Европе в средние века маркой называли также сельскую общину, в которой пашня была индивидуальной собственностью (при сохранении некоторых прав общины), а пастбища, леса и другие угодья – общей собственностью.
  Альменда (нем. Allmende, от ср.-верх.-нем. al(ge)meinde – то, что принадлежит всем) – у германских народов в раннее Средневековье, а позднее и в других странах Западной Европы – земельные угодья, находящиеся в общем пользовании членов общины (аналогично российскому общинному землепользованию). Право пользования альмендой соответствовало прочим правам, в основном имущественным правам крестьян или горожан, и распространялось на все слои обитателей сельской или городской общины.


[Закрыть], отсутствуют или имеют другой экономический смысл. Поэтому элементы общности полей в деревенском строе азиатского Востока, поскольку они вообще не новейшего происхождения, не возникли, например, из особенностей податной системы, и носят совсем иной отпечаток, чем е Европе. Отсутствует у народов азиатского Востока и «индивидуализм» как форма владения стадами со всеми его последствиями. У западных же народов, напротив (мы имеем в виду преимущественно, но не исключительно, Европу), мы почти повсюду можем проследить развитие до известных исходных пунктов. Обычно тут – насколько мы можем судить – перешедшее окончательно к оседлости земледелие возникло вместе с сужением площади прокорма путем перенесения центра тяжести питания с дохода от разведения молочного скота на доход с полей. Это относится не только к Северо-западной Европе, но, по существу, и к Южной Европе, и к Передней Азии. Но, впрочем, в Передней Азии (в Месопотамии), как и у единственного крупного африканского культурного народа, египтян, этот ход развития уже в доисторическую эпоху был сильно изменен решающим влиянием связанной с системой орошения культуры, сложившейся по берегам рек (Stromufer-und Bewasserungskultur), которая, как можно себе по крайней мере представить, могла развиться непосредственно из первобытного, предшествовавшего приручению домашних животных, чистого земледелия в свою позднейшую форму огородной культуры, во всяком случае она и в историческую эпоху наложила на всю хозяйственную жизнь свой очень специфический отпечаток.

Напротив, эллинские (несмотря на то, что как раз в античных источниках постоянно подчеркивается значение скота именно как рабочего, а не как молочного), а также римское общества в своей аграрной основе обнаруживают по существу больше родства с нашими средневековыми условиями. Черты, резко отличающие Древность от Средневековья, выработались на той ступени развития, когда после окончательного перехода к прочной оседлости масса населения ввиду необходимости перехода к более интенсивному труду была прикована к земле и по своим экономическим условиям не была уже способна служить для военных целей, так что путем разделения труда выделилось профессиональное военное сословие, которое и старалось для извлечения средств на свое содержание эксплуатировать невооруженную массу. Развитие военного дела (и техники) до степени искусства, требующего постоянного совершенствования и упражнений и потому доступного только людям, посвятившим себя этой профессии, шло с этим параллельно, отчасти как следствие, отчасти как вызывающая его причина. В Европе в начале средних веков подобный процесс привел, как известно, к возникновению «феодализма». В той форме, в какой он возник там и в то время, Древность знала его только в зачатках: соединение вассалитета и бенефиция[3]3
  …соединение вассалитета и бенефиция… – Вассалитет (фр. vassalite) – в средние века в Западной Европе система отношений личной зависимости одних феодалов (вассалов) от других (сеньоров). Вассал (фр. vassal) обычно получал от сеньора феод (лен) и был обязан нести за это определенные повинности (прежде всего военную службу).
  Бенефиций (от лат. beneficium – благодеяние) – в период раннего Средневековья в Западной Европе земельное владение, которое жаловалось королем (или каким-либо другим крупным феодалом) в пожизненное пользование вассалу на условии несения военной или административной службы. Постепенно превратился в феод.


[Закрыть] и та форма, в какую вылилось романо-германское ленное право[4]4
  Лен (нем. Lehn) – в Западной Европе в эпоху феодализма (главным образом в Германии) – земельное владение (реже какой-либо другой источник дохода), которое вассал получал от сеньора на условии несения службы (главным образом военной); с XII в. лен (в отличие от бенефиция) – наследственное владение, практически то же, что и феод. Леном называется также подать, собиравшаяся с ленного поместья. Лицо, находящееся в ленной зависимости, т. е. держатель лена, называется ленником. В исторической литературе термином «лен» часто называют аналогичные формы феодальной собственности в других странах мира.


[Закрыть], не имеют полной аналогии в Древности в историческую эпоху. Но ведь совсем и не нужно, и не правильно ограничивать понятие «феодализма» только этой специальной его формой. Культурным народам, как азиатского Востока, так и древней Америки, были известны учреждения, которые мы, имея в виду их функцию, без всякого колебания признаем «феодальными», и непонятно, почему бы не подвести под это понятие и все те социальные учреждения, в основе которых лежит выделение из общей массы населения господствующего слоя (Herrenschicht), живущего для войны и службы царю, и его содержание при помощи привилегированного землевладения (будь то чиновничьи лены (die Amtslehen) в Египте и Вавилонии или спартанское государственное устройство), ренты и барщины, отрабатываемой зависимым невооруженным населением. Различие заключается лишь в том, каким образом военный класс расчленен и экономически обеспечен.

Среди различных возможностей расселение господствующего класса по всей стране в качестве вотчинных землевладельцев (Grundherren) есть та «индивидуалистическая» форма феодализма, которую мы встречаем на Западе в средние века (а в зачатках уже и на исходе Древнего мира) и которая поддается точному анализу. Напротив, средиземноморская и, в частности, эллинская Древность знала в начале своего культурного развития «городской феодализм» («Stadtfeudalismus») поселенных совместно в укрепленных местах профессиональных воинов. Не то, чтобы «городской феодализм» был единственной формой феодализма, известной Древности; но в этой форме он прямо господствовал в позднейших центрах «классической» политической культуры в начале их своеобразного политического развития. Он означал поэтому для них нечто большее, чем то, что означало принудительное переселение сельского дворянства в некоторые города в средневековой Италии.

Импорт более развитой иноземной военной техники производился в Южной Европе в древности морским путем и одновременно с тем, как захваченные им раньше всего прибрежные местности вступили в широкий, по крайней мере, если судить по его географическому протяжению, оборот. Как правило, классом, который прежде всего извлекал выгоду из этого оборота, как раз и был господствующий класс феодалов. Поэтому специфически античное феодальное развитие и привело к образованию феодальных городов-государств. Напротив, Центральная Европа в начале средних веков сухим путем была охвачена по существу однородным военно-техническим развитием. Когда она созрела для феодализма, в ней не было такого, как в древности, сильно развитого оборота, в связи с чем здесь феодализм строился в гораздо большей степени на земельной основе и создал феодальное поместье (Grundherrschaft). Поэтому связь, которая связывала здесь господствующий военный слой, была по существу чисто личной связью ленной верности; в древности же это была гораздо более крепкая связь права городского гражданства.

Отношение этого античного городского феодализма к меновому хозяйству напоминает нам рост свободного ремесла в наших средневековых городах, падение господства в городе знатных родов («Geschlechter»), скрытую борьбу между «городским хозяйством» и «феодальным поместьем» («Grundherrschaft») и разложение феодального государства благодаря развитию денежного хозяйства в эпоху позднего Средневековья и в Новое время.

Но эти аналогии со средневековыми и современными явлениями, сами собой напрашивающиеся на каждом шагу, по большей части в высшей степени ненадежны и нередко прямо-таки вредны для непредвзятого познания. Ибо эти сходства легко могут быть обманчивы и нередко и действительно бывают такими. Античная культура имеет специфические особенности, которые резко отличают ее как от культуры средневековой, так и от культуры Нового времени. По своему экономическому центру тяжести она до начала императорской эпохи является на Западе береговой, приморской культурой (Küstenkultur), а на Востоке и в Египте прибрежной, речной культурой (Stromuferkultur) с географически экстенсивной и приносящей высокую прибыль внутренней межрегиональной (interlokalen) и международной торговлей, которая, однако, по относительному значению количества обменивавшихся товаров, если исключить некоторые значительные intermezzi[5]5
  Intermezzi – вставки, промежуточные объемы (ит.).


[Закрыть], остается позади позднего Средневековья.

Правда, предметы торговли очень разнообразны, и в их число входят и неблагородные металлы и гораздо больше сырых материалов, чем можно было бы предполагать a priori.

Но, с одной стороны, сухопутная торговля может только в отдельных пунктах, да и то лишь в отдельные периоды, идти в сравнение с (торговлей) позднего Средневековья; с другой стороны, и в морской торговле большинство предметов массового потребления играют действительно господствующую роль лишь в известных высших пунктах политического и экономического развития, прежде всего в случаях монополизирования штапельного права: в Афинах, позднее на Родосе, в Египте и в Риме. Сумма годового оборота, которую Белох определяет на основании данных об аренде пирейских пошлин за 401–400 гг. (пошлина взималась в размере ¹/₅₀ стоимости товара, арендная плата равнялась 30–36 талантам[6]6
  Талант (греч. talanton, букв. – вес, весы) – самая крупная весовая и денежно-счетная единица Древней Греции, Египта, Вавилонии, Персии и ряда областей Малой Азии; в Древней Греции была равна 60 мин или 6000 драхм.


[Закрыть], следовательно, оборот был около 2000 талантов = около 13 млн. фр.), составила бы, впрочем, для одного Пирея, к тому же очень скоро после Пелопонесской войны[7]7
  Пелопонесская война (431–404 гг. до н.э.) – крупнейшая в истории Древней Греции война (по-существу – серия войн) между союзами греческих полисов: Делосским (во главе с Афинами) и Пелопонесским (во главе со Спартой); охватила Грецию и греческие города Южной Италии и Сицилии. В 404 г. осажденные Афины капитулировали. По условиям мира Делосский союз распускался, и Афины вынуждены были вступить в Пелопонесский союз, кроме того они должны были передать Спарте флот (кроме 12 сторожевых кораблей); укрепления Афин и Пирея ликвидировались, признавалась гегемония Спарты в греческом мире. В Афинах устанавливался олигархический режим «тридцати тиранов».


[Закрыть] (и не принимая во внимание разницы в покупной цене денег) во всяком случае приблизительно ¹/₁₀ внешнего оборота теперешнего[8]8
  Т. е. начала XX в. – (Прим. ред.).


[Закрыть] Греческого королевства (130–140 млн.), что составляет, конечно, внушительную сумму и достоверную в том случае, если будет окончательно установлено, что эти торговые пошлины равнялись тогда лишь 2% и что на откуп сданы были только они одни, а не вместе с какими-либо иными платежами. Но тут все спорно. Еще внушительнее была бы сумма в 1 млн. (родосских) драхм (= приблизительно 140 аттическим талантам), которой достигал по утверждению родосцев (NB!) пошлинный сбор их острова (занимавшего, впрочем, исключительно привилегированное положение среди почти всех эллинистических государств) до основания свободной Делосской гавани (после того – только 150 000 драхм!), если бы это утверждение не было довольно-таки сомнительным, несмотря на свой «официальный» характер. Чтобы, тем более, 5%-ный сбор с морского оборота одних союзных городов, не считая Афин и самых больших островов, установленный афинянами в V в. до P. X. взамен известных взносов союзников, хотя бы только по их субъективному расчету мог дать 1000 талантов, как утверждает Белох, представляется мне немыслимым. Место из Фукидида[9]9
  Фукидид (Thukydides) (ок. 460–400 до н.э.) – древнегреческий (афинский) историк; автор «Истории» (в 8 книгах) – труда, посвященного истории Пелопонесской войны (до 411 г. до н.э.); это сочинение считается вершиной античной историографии.


[Закрыть], которое имеют при этом в виду, по своей чрезмерной сжатости не может служить достаточным основанием для правильного понимания смысла этого мероприятия, и к тому же эту цифру трудно согласовать с 30–36 талантами аренды пирейских пошлин. И подать, заменяемая 5%-ным повышением цены ввозимых морем товаров, была бы детской игрой. 55 млн. сестерциев[10]10
  Сестерций (лат. sestertius, от semis tertius – половина трети) – первоначально (со 2-й половины III в. до н.э.) самая мелкая древнеримская серебряная монета достоинством 2,5 асса (а также 2,5 динария), бывшая в обращении до самого конца существования римского государства. В период поздней Римской республики сестерций был уже бронзовой (медной) монетой; Август велел чеканить его весом 23,7 г из латуни. В начальный период Римской империи вес сестерция часто уменьшался. После хозяйственных неурядиц в III в н.э. чеканка сестериция прекратилась.


[Закрыть] (16 млн. франков), которым равнялся годовой ввоз Египта морем из Индии при Веспасиане[11]11
  Веспасиан Тит Флавий (Titus Flavius Vespasianus) (9–79 н.э.) – римский император, основатель династии Флавиев. Сын откупщика; при Калигуле был военным трибуном, а затем консулом; при Нероне покорил Иудею (за исключением Иерусалима). После низвержения Нерона в 69 г. был провозглашен египетскими войсками императором. Заботился о повышении благосостояния населения; значительно шире, чем его предшественники, распространял на провинциалов права римского и латинского гражданства; при нем был построен амфитеатр Колизей.


[Закрыть], так как, по-видимому, чтение соответствующего места источника правильно, составляют во всяком случае очень значительную сумму, выше которой, по-видимому, и не поднимался торговый оборот в античном мире в свободной частной торговле – без государственного контроля и без государственного пособия. При всяких цифрах, относящихся к античной древности, надо, кроме того, всегда помнить, что не одни вещи, но также и люди (рабы) составляли (благодаря легкости их транспортировки) во времена расцвета торговли очень важный, а в мирные времена, при хорошем качестве, и очень ценный предмет торговли. Зависимость от подвоза иноземного хлеба там, где она в древности составляет постоянное явление, всегда была обстоятельством, которое вызывало вмешательство со стороны власти и влекло за собой институционные и политические последствия самого широкого характера, потому что частная торговля являлась недостаточной для того, чтобы обеспечить население продовольствием (литургии[12]12
  Литургия (греч. leiturgia) – государственно-денежная повинность богатых граждан и метеков в древнегреческих полисах (например, содержание участников гимнастических состязаний – гимнасиархия, или оплата хоров, выступавших на празднике Диониса – хорегия); чрезвычайной литургией считалась триерархия – снаряжение военного корабля (триеры) триеры. В Древнем Риме литургии соответствовала мунера. Литургия была распространена и в других государствах Древнего мира. Как пишет М. Вебер: «…принцип литургии – прикрепление владения к государственной функции, владельца – к функции владения».


[Закрыть] в Афинах, закупка хлеба государством на деньги, обеспеченные ипотекой, и раздача его гражданам, как в Самосе и т. д., вплоть до грандиозных мероприятий Рима).

Как известно, не только средним векам, но и эпохе меркантилизма, и даже еще в настоящее время России знакома хлебная торговая политика, преследующая подобные же цели. Но по своему политическому значению, хотя бы с вавилонской и египетской системой государственных магазинов (Magazinsystem)[13]13
  Магазины – в самом общем смысле это здания или помещения для складирования, хранения, распределения и различного рода реализации каких-либо запасов. Здесь имеются в виду государственные, храмовые или другие общественные учреждения, хранящие и распределяющие чрезвычайные запасы продовольствия на случаи необходимой поддержки бедствующего населения.


[Закрыть] или даже с римской системой аннон[14]14
  Аннона (лат. annona, от annus – год) – в Древнем Риме – годовой урожай и запас хлеба, необходимый для снабжения города; общественный хлеб, отдававшийся по низкой цене или вообще даром беднейшему населению; в поздней Римской империи – натуральная повинность населения поставлять продукты и фураж городам и армиям; цены на годовые урожаи, главным образом, хлеба.


[Закрыть] магазинная политика (die Magazinpolitik) абсолютных государств и даже России (где она достигла наибольшего развития) может быть сравниваема лишь очень издалека.

К тому же здесь и цели, и средства (даже в России) иные. Своеобразие античной хлебной политики по сравнению с современной объясняется главным образом совершенно иным характером античного так называемого «пролетариата» по сравнению с теперешним пролетариатом. То был пролетариат потребителей (ein Konsumenten-Proletariat), толпа деклассированных мелких буржуа, а не нынешний пролетариат – рабочий класс, который на своих плечах несет производство. Современный пролетариат, как класс, в древности не существовал. Ибо античная культура, отчасти благодаря малой стоимости содержания человека в местах ее расцвета, отчасти по причинам историко-политическим, либо опиралась главным образом на рабство – как было в Риме конца республики, – либо, по мейыыей мере там, где преобладал в частно-правовом смысле «свободный» труд (как в эпоху эллинизма и в императорскую эпоху), все-таки в такой мере была проникнута рабским трудом, как этого никогда не бывало в средневековой Европе. Конечно, остраконы[15]15
  Остракон (греч. глиняный черепок) – часть стенки разбитого сосуда, использовавшаяся для записей.


[Закрыть] и папирусы эпохи Птолемеев[16]16
  Птолемеи – в 322 г. до н.э. Египет, находившийся в то время под персидским владычеством (он являлся тогда провинцией Персии), был покорен Александром Македонским, после смерти которого полководец Александра, диадох Птолемей Сотер («спаситель») сын Лага (ок. 367/ 366–283 до н.э.), в 305 г. до н.э. провозгласил себя царем Египта Птолемеем I, основав царскую династию Птолемеев (Лагидов). В истории Египта началась почти трехсотлетняя эллинистическая эпоха. При последней представительнице династии царице Клеопатре после битвы при Акциуме в 30 г. до н.э. Египет был завоеван Римом и вошел в состав Римской империи в качестве провинции.


[Закрыть] и Римской империи, так же, как и, например, Талмуд[17]17
  Талмуд (др.-евр., букв. – изучение) – собрание догматических, религиозно-этических и правовых положений иудаизма, сложившихся в IV в. до н.э. – V в. н.э., главный памятник еврейской раввинской письменности (поучения, легенды, притчи, сведения по истории, географии, астрономии, математике, медицине, естествознанию, промышленности, торговле и др.). Распадается на 2 главные части: 1) Мишна – повторение закона Моисея, т. е. записанные устные предания в дополнение к законам Моисея); состоит из в отделов (63 трактата): собрание религиозных, гражданских и уголовных законов, составленных в 189–218 гг. до н.э. на еврейском языке. 2) Гемара (завершение) – собрание толкований к Мишне, изложенных в форме диалогов ученых в палестинских и вавилонских академиях. Составлена в IV–V вв. до н.э. на арамейском языке в 2-х редакциях: иерусалимская Гемара и вавилонская. Последняя пользовалась у евреев наибольшим авторитетом. По содержанию в Талмуде различают части, трактующие о законах – Галаха («Законоположение»), и части, представляющие собой сопутствующие «Законоположению» комментарии и повествования в форме легенд, мифов и т. д. – Агада (или Гаггада). К Талмуду написано много комментариев.


[Закрыть], свидетельствуют о значении свободного труда на эллинистическом Востоке и вне пределов требующего выучки ремесла, да и надписи говорят о нем очень ясно. Специфически капиталистическое понятие «работодателя» (εργοδότης) было, по-видимому, развито. Но, что весьма характерно, там, где требуется обеспечение рабочей силой в большем количестве и на твердо определенные сроки, например, хотя бы на птолемеевских монопольных масляных прессах, сейчас же принимаются меры для косвенного или прямого ограничения свободы передвижения. И рабство особенно сильно выступало на первый план как раз в эпохи и в местах «классического[18]18
  Замечательно то, что эти предполагаемые античные фабрики можно было таким образом «утаить» (Афоб) или «промотать» (Тимерок), что они в буквальном смысле слова исчезли с лица земли, не оставив никакого следа! С современной фабрикой во всяком случае этого не могло бы произойти.


[Закрыть] расцвета «свободных» общин. Хотя количество рабов, как и их социальное значение для достаточно больших частей и периодов античного мира (в частности для эпохи эллинизма, более всего для Египта, но также и для более раннего Востока и Греции) было, несомненно, как теперь установлено (см. ниже) довольно сильно преувеличено, однако это все-таки не слишком сильно меняет принципиальное значение этого различия.

Во всяком случае, после всего этого нельзя уже обойти вопрос, не проявляются ли вообще в экономическом строе Древнего мира черты, исключающие возможность применения к нему категорий, которыми мы пользуемся при изучении хозяйственной истории средних веков и тем более Нового времени. Вокруг этого вопроса за последнее десятилетие шли оживленные, отчасти даже страстные, споры.

Исходным пунктом дискуссии послужила теория Родбертуса, по которой античный мир в своей совокупности принадлежал к сконструированному им периоду «ойкосного» хозяйства[19]19
  Ойкос – в античности и раннем Средневековье крупное поместье, основанное на натуральном хозяйстве, не связанное с рынком. Может рассматриваться как определенный тип хозяйства, в чистом виде в конкретной исторической действительности встречающийся на очень ранних стадиях развития.


[Закрыть], т. е. производства для собственных надобностей, которое ведет расширенный с помощью несвободного труда дом; античное разделение труда по существу было только специализацией труда в пределах большого рабовладельческого домашнего хозяйства, обмен был явлением непостоянным и случайным, имеющим целью утилизировать случайные излишки в принципе самодовлеющих крупных домашних хозяйств («автаркия[20]20
  Автаркия ойкоса – имеется в виду политика полного хозяйственного обособления отдельного домового хозяйства.
  Автаркия (от греч. autárkeιа – достаточность, самоудовлетворение) – 1) Отсутствие потребностей и желаний, независимость от окружающих вещей и людей (у Сократа и Платона); способность к блаженству. Согласно киникам и большему числу стоиков, автаркия – отличительный признак мудреца. 2) Политика хозяйственного обособления отдельной страны. Примерно так определял автаркию и Фукидид (политическая и экономическая независимость какой-либо страны от других государств).


[Закрыть] ойкоса»). И Карл Бюдсер принял эту родбертусовскую категорию «ойкоса» как характерный для Древности тип хозяйственной организации, однако, судя по его аутентичному толкованию этого взгляда – насколько я его понимаю – в смысле «идеально-типической» конструкции хозяйственного строя, который в древности выступал с особенно сильным приближением к чистому понятию домашнего хозяйства со всеми его специфическими последствиями, но без того, однако, чтобы домашнее хозяйство господствовало во всем Древнем мире, на всем его протяжении и во все эпохи, и (это можно прибавить без всяких колебаний) без того, чтобы это «господство» в те эпохи, когда оно существовало, означало что-либо большее, чем, правда, очень сильное и по своим последствиям чрезвычайно действенное ограничение явлений обмена в их значении для удовлетворения потребностей и соответственное деклассирование тех слоев общества, которые могли бы быть носителями обмена. Правда, было вполне в порядке вещей, что Бюхер, рассматривая Древность как наглядный пример типа «ойкосного хозяйства» (таков ведь должен был быть тогда смысл его разъяснений), поневоле в известной мере подчеркивал как раз подходящие для этой парадигматической цели составные части античной хозяйственной истории, так что у историков появилось представление, будто, по его мнению, всему античному хозяйству можно целиком приписать характер «ойкосного хозяйства», а рядом с этим, во всяком случае в городах, характер «городского хозяйства» (в «идеально-типическом» смысле этого слова). Э. Мейер в своих возражениях против понятого так (по разъяснению Бюхера, понятого неверно) бюхеровского взгляда пошел так далеко, что отверг вообще применение к Древности особых экономических категорий и сделал попытку, по крайней мере в отношении к классическому периоду расцвета Афин, оперировать с совсем современными понятиями, такими как «фабрика» и «фабричные рабочие», и вообще доказывал, что мы представляем себе не «в достаточно современном духе» («gar nicht modem genug») условия тогдашней хозяйственной жизни, между прочим, и то значение, какое имели тогда торговля и банки. Между тем (чтобы ограничиться одним этим замечанием) до сих пор еще не доказано существование в древности даже свободной «домашней промышленности» («Hausindustrie») в том значении этого понятия, в каком она существовала уже в XIII в. после P. X., т. е. с договорными формами кустарной системы («Verlagssystem») (следовательно, не только как фактическая эксплуатация производителя знающим рынок купцом, которая была известна, конечно, и в древности). Но уже совершенно не имеется до сих пор никакого доказательства существования «фабрик», хотя бы только в чисто техническом смысле, в организации производства включающем, например, и русские крепостные фабрики, опиравшиеся на барщинный труд, а также и государственные мастерские, работающие для собственного потребления). Ни о каких промышленных предприятиях, которые бы по своим размерам, по своей долговременности и техническим свойствам (концентрации процесса труда в мастерских с разделением и с объединением труда и с «постоянным капиталом) заслуживали бы названия фабрики, как о сколько-нибудь распространенном явлении, источники не знают ничего. В качестве нормальной формы производства они ни разу не встречаются ни в производстве фараонов, ни в монопольном производстве Птолемеев и позднейшей Римской империи, которые скорее всего могли бы их напоминать (см. ниже.). Эллинский έργάστήριον[21]21
  Εργάστήριον – эргастерий (греч. ergasterion – рабочее место) – мастерские, не имевшие сколько-нибудь значительного механического или технического оборудования и производившие продукцию на заказ или впрок. Со второй половины V в. до н.э. выступали как организованные мануфактурные производства. С помощью рабов, вольноотпущенников, а также вольнонаемных рабочих при несколько усилившемся разделении (специализации) труда и при значительном числе работников (до 50 рабов в ремесленных предприятиях и до 1000 человек в горных разработках) эргастерии добивались более высоких производственных показателей. Предприниматели часто вели дело не сами, а предоставляли за вознаграждение помещение, инструменты (оборудование), сырье работнику (рабу), давая ему возможность во всем прочем хозяйствовать самостоятельно. Эргастерии имелись во всех отраслях производства.


[Закрыть] (эргастерий) есть в сущности людская (Gesindestube) состоятельного человека – большей частью купца, в частности импортера ценного сырья (например, слоновой кости) – в которой он с помощью любого количества скупленных или взятых в заклад с правом пользоваться их трудом обученных рабов, под надзором надсмотрщика (ζγεμών ού έργάστήριον) перерабатывал ту часть сырья, которую он не продал свободным ремесленникам (Demosth. XXVII 823, 19). Этот эргастерий можно делить на сколько угодно частей (продавая часть рабов), как кусок свинца, потому что он представляет собой недифференцированное скопление попавших в рабство рабочих, а не дифференцированную организацию труда. И встречающиеся кое-где в крупных сельскохозяйственных производствах «побочные промышленные производства» («Nebengewerben») для сбыта, так же как и мастерские для переработки сырья при монопольных правительственных организациях (Monopolverwaltungen) на Востоке и во времена Римской империи и, несомненно, как и в средние века, принимавшие иногда более значительные размеры текстильные «производства» (Textil-«Betriebe») хозяек княжеских домов, являются лишь придатком плантаций податного управления или «ойкоса», но не «фабриками».