Текст книги "Трилогия: Небо Титана, Небо Земли, Небо над моим домом (СИ)"

Автор книги: Макс Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Члены команды переглянулись.

– Так, – начал Гречкин, – я, как бортинженер, человек далекий от астробиологии, хотел бы пояснений.

– Пожалуйста, спрашивай.

– На Титане когда-то нашли какую-то молекулу с названием, как ты там сказал…

– Да… название труднопроизносимое, не важно… не суть… В две тысячи двадцатом нашли.

– И этой молекулы на Земле не существует?

– Ее вообще не существует нигде, кроме Титана и облаков межзвездной пыли. Ну и, конечно же, в лаборатории можно получить.

– И о ней никто толком ничего не знал?

– Знали очень мало и нигде ее не использовали.

– Потом в две тысячи двадцать восьмом, когда зонд принес нам бактерии с Титана, мы поняли, что в основе этих бактерий как раз лежит эта молекула?

– Да.

– Эта органическая молекула, которая спокойно себя чувствует при низких температурах?

– Да. А наш паук умер от того, что сварился изнутри, когда проглотил коптер. Это как если ты проглотишь металлический предмет, нагретый до двухсот градусов. Стрелять в него было необязательно.

– Сколько тебе надо времени, чтобы сделать полный отчет об этой особи? – спросил Мингли.

Жорж уставился на паука и замер. Секунд через тридцать молчания команда поняла, что он не думает над ответом, а просто стоит, уперев взгляд в это неземное создание. Стоит будто манекен. Потом Жорж достал из набедренной сумки рулетку и приложил ее к сочленению конечности паука.

– Жорж? – Мингли обошел биолога. – Ты в порядке?

Жорж попятился назад.

– Опять, – произнес он, – опять начинается…

– Что с тобой? – взволнованно спросил Гречкин.

– Опять эти отрезки. Соотношения отрезков… Я не понимаю!

Биолог рванул к выходу, но Мингли схватил его за торс, и они оба упали. Жорж пытался вырваться. На помощь капитану подлетели остальные. Саид сел биологу на ноги, а Юра со Стивом скрутили ему руки.

– Я не могу так, не могу, – кричал Жорж, – что-то проникает в меня! В мое сознание! Внутрь самого потаенного!

Глава 17. Я тоже их видел

Жорж сидел на полу, прислонившись спиной к стене шатра. Саид на всякий случай встал возле двери, чтобы биолог не попытался вновь выскочить и натворить с собой бед. Мингли и Стив находились по бокам от Жоржа, а Юра расположился на полу и, всматриваясь в его побледневшее худое лицо, произнес:

– Я тоже их видел.

Жорж поднял взгляд на Гречкина.

– Видел? – с волнением спросил биолог.

– Что значит «тоже видел»? – удивился Мингли.

– Тогда, когда ты спросил у меня про странности? – вспомнил Стив.

– Да, – начал Гречкин, – только у меня немного другая ситуация. Ты, Жорж, говорил про какие-то отрезки. Так вот, а у меня не отрезки, у меня треугольники.

– Приехали… – пробурчал Саид.

После того, как Юра рассказал команде о странных треугольниках, проникающих в его сознание, Жорж поднялся и, казалось, полностью пришел в себя. Биолог в свою очередь рассказал, что видит соотношения длин отрезков в обычных вещах. Принцип был точно такой же, как у треугольников Гречкина, – Жоржу бросался в глаза какой-то линейный объект, вырванный из общего фона, а следом еще один, и соотношения длин пары этих объектов оказывались всегда равны соотношению длин какой-нибудь другой пары объектов, которые так же бросались в глаза. Это могли быть абсолютно разные, несвязанные между собой линейные объекты: ножка стола, линия на узоре стены, сочленение паука, карандаш или рост Саида.

Остальные члены команды не замечали ничего подобного.

– Вы понимаете, что это признаки шизофрении? – сказал Стив.

– Понимаем, – ответил Жорж, – только коллективно шизофренией не заболевают, как гриппом. А ведь с Данте и Леонардо произошло похожее помешательство.

– Если это не шизофрения, – начал рассуждать Мингли, – а объективная закономерность, существующая в нашей общей реальности, а не в мозгу индивида, то нужно найти этому объяснение.

– Попытка контакта? – предположил Юра.

– Паука? – пренебрежительно сказал Жорж. – Сомневаюсь.

– Сферы? – раздался голос сзади.

Все обернулись на Саида.

– Что? – спросил археолог. – Я просто предположил.

– А почему бы и нет, – сказал Мингли. – Жорж, ты сейчас видишь эти свои отрезки?

Биолог огляделся.

– Нет.

– Юр, а ты треугольники?

– Нет.

– Попробовать создать треугольник? – предложил Саид.

– Нарисовать, – сказал Стив.

– Нет, те треугольники, которые я видел, были сделаны либо не мной, либо мной, но случайно. Если я буду рисовать, то сработает фактор моей сознательности, – ответил Гречкин.

– И как сделать случайный треугольник? – задумчиво произнес Жорж.

– Есть идея.

Гречкин опустился на пол и вынул из сумки гайки, которые остались после создания антенны. Члены команды обступили сидящего на коленях бортинженера. Юра взял три гайки в руку, потряс ими, будто собирался играть в кости, и подкинул. Упав, гайки образовали вершины треугольника. Кидал их Юра так, чтобы они разлетелись хотя бы на пару метров, но две гайки упали рядом, а вот одна откатилась подальше.

– Треугольник, – констатировал Мингли, – остроугольный.

– Иного быть не может, они же не могут упасть все в одну линию, конечно, будет треугольник, – усмехнулся Жорж.

– Что-нибудь видишь? – спросил Стив.

– Нужен транспортир, карандаш и бумага, – сказал Юра.

– Держи, – Саид протянул карандаш.

– Рулетку еще дай.

– Пожалуйста.

Стив и Жорж растягивали рулетку между гайками, а Гречкин чертил тонкие линии, соединяя вершины треугольника. Получилось достаточно точно, ведь центр гайки найти не сложно.

– Транспортир найдите.

Юра померил углы до градусов (а точнее это сделать было и невозможно) и записал их прямо на полу: 83,83,14.

– Снова равнобедренный, – сказал Гречкин, – это четвертый треугольник, который получается равнобедренным.

– В тех треугольниках углы были такие же? – спросил Саид.

– Нет.

– Если это какой-то язык, то нужны еще данные. Кидай гайки, – потребовал Саид.

– Как случайные действия могут образовывать язык? – спросил Жорж. – Да еще и действия, совершаемые тем, кто должен воспринять информацию, а не передать. Это невозможно.

– А три равнобедренных треугольника с одинаковыми углами, которые я увидел до взрыва базы, возможны? – обратился Гречкин к биологу. – А то, что тут снова равнобедренный треугольник, это совпадение? А твои отрезки?

Жорж пожал плечами.

– Все же проще поверить в шизофрению, – произнес Стив.

Юра кинул гайки. Треугольник оказался похожим на предыдущий, разве что вытянут он был в противоположную сторону. Прочертив линии и измерив углы, Гречкин записал следующее: 82,82,16.

– Я согласен, не может быть языка, который основан на случайных сигналах, – сказал Саид. – Любой язык – это конкретный набор искусственно созданных знаковых символов. Но если кто-то пытается передать нам информацию через эти углы, следовательно для кого-то это является языком.

– Так сигналы не случайные, а закономерные. У нас всегда есть два угла одинаковых, а один отличающийся. Что сейчас, что там, на базе, – заметил Юра.

– Результаты закономерные, а действия, приводящие к этим результатам, случайные, – рассуждал Мингли. – Ты случайным образом выкидываешь гайки, а приземляются они закономерно. В какой момент случайность становится не случайной? В момент полета гайки? Как это вообще возможно?

– Давайте кинем гайки в третий раз и попробуем поискать какую-нибудь связь, – предложил Саид.

После третьего измерения углов Юра сделал запись: 81,81,18.

– Три похожих вытянутых треугольника, – сказал Юра, – снова равнобедренные. Все согласны с тем, что это не может быть совпадением?

– Согласны, – ответил Стив.

– Похоже на то, – сказал Саид.

– Кинь контрольный четвертый, – попросил Мингли, – а дальше будем думать.

После четвертого броска гайки сложились в треугольник, в котором один из углов был настолько острый, что точно померить его транспортиром было сложно. Получалось то ли пять градусов, то ли шесть. Саид поставил тахеометр и отснял вершины треугольника лазером. Прибор показал углы: 87,87,6. На минуты и секунды условились внимания не обращать. Заодно археолог проверил и остальные треугольники, начерченные друг на друге. Измерительные данные, сделанные транспортиром, совпали с тахеосъемкой в пределах градуса.

– Если это послание, то какими силами оно регулируется? Должны быть какие-то законы, которые заставляют гайки так падать, – сказал капитан.

– Контролировать случайность невозможно по определению, иначе это уже не случайность, – заметил Гречкин.

– У нас есть четыре переменных, – сказал Саид и присел. Карандашом он записал числа: 14, 16, 18, 6. – Если это целенаправленное послание нам, значит, его делали под нас, и мы сможем его понять.

Вся команда уставилась на последовательность чисел.

– Получается, – рассуждал Гречкин, – четырнадцать плюс два, плюс два и делить на три.

– И что нам это дает? – спросил Жорж.

– Какие есть универсальные величины, которые будут понятны всем во Вселенной? – даже не спросил, а утвердительно произнес Саид.

– Очевидно, это ограничения скорости света, – сказал Мингли, – скорость света в вакууме одинакова во всех уголках мира в любое время, будь это час после большого взрыва, наши дни или далекое будущее.

– Число «Пи» – предположил Гречкин, – отношение длины окружности к ее диаметру везде одинаковое. Даже если у неземных существ другая система счета, само отношение будет такое же, как и у нас.

– Я, конечно, не программист, но, может, еще какой-нибудь двоичный код? – осторожно, чтобы не показаться глупым, подбросил версию Стив.

– Перевести эти числа в двоичный код, – Гречкин взял карандаш и листок, – попробуем.

– А ты умеешь? – спросил Стив.

– А чего там уметь, – ответил бортинженер, – четырнадцать делим на два, если делится без остатка, то записываем ноль, если с остатком, записываем единицу.

Юра принялся чиркать на бумаге и монотонно проговаривать свои действия:

– Четырнадцать делить на два… Семь без остатка, – пробурчал он, выводя цифры. – Значит, в двоичной системе будет ноль.

Такое же деление Юра проделал с другими цифрами и получил, что четырнадцать в двоичной системе – три единицы и ноль.

Когда Гречкин перевел остальные числа в двоичный код, Саид, как специалист по языкам, пусть и земным, глядя на исписанную бумагу предположил, что в поисках ответа они двигаются не в том направлении.

– Какой смысл из простого делать сложное? – сказал археолог. – Это не выглядит чем-то естественным.

Команда разошлась по геологическому модулю. Каждый взял листок с числами 14, 16, 18, 6 и принялся искать закономерность.

Мингли пытался как-то сопоставить числа со скоростью света, с гравитационной постоянной Земли, Титана, Сатурна, с постоянной Хаббла и со множеством величин, которые должны быть абсолютными во всей Вселенной.

Гречкин продолжил расшифровывать это через двоичный код. Следующим шагом стал перевод двоичного кода в латинские буквы. Когда у Юры вышло бессмысленное слово, не имеющее никакого значения, как его ни крути, какие анаграммы ни составляй, Гречкин приуныл и смял бумажку.

Жорж сел на стул, поставил ноутбук на колени и принялся рыться в своих справочниках, раздумывая над вариантами со строением молекул. Молекула диена содержит четырнадцать атомов водорода, в алканах шестнадцать атомов углерода, циклокарбон состоит из восемнадцати атомов углерода…

Стив решил зайти с другой стороны – попробовать разобраться с последовательностью оставшихся углов треугольников. А что, если нужно искать послание в двух других, равных друг другу углах? Он выписал их себе на листок и уперся взглядом в этот код.

Хлопок в ладоши отвлек членов команды от раздумий.

– Я понял, что это значит, – произнес Саид.

Глава 18. Контакт

– Эти углы указывают на порядковый номер букв в кириллице, – Саид подошел к столу в центре шатра и положил бумажку с надписью «МОРЕ».

Учитывая, что сегодня-завтра команда отправляется на исследование моря Кракена, ни у кого не возникло мысли, что это какое-то совпадение и что Саид не прав.

– О как, – тихо произнес Стив.

– Все настолько просто? – удивился Гречкин.

– Видать, те, кто это послал нам, считают нас не очень умными, – сказал Жорж.

– А я тут уже с излучением Хокинга мучаюсь, – с усмешкой произнес Мингли, – а они нам просто порядковый номер алфавита транслируют.

– Почему именно кириллица? – спросил Гречкин.

– Я думаю, что если они хотели выйти на диалог с тобой, то и алфавит подобрали соответствующий, – пояснил Саид, – у Жоржа, очевидно, был бы латинский, а у меня персидский.

– И послания эти на всех действовали по-разному, – сказал Гречкин, – я, например, даже и не собирался буянить.

– Не собирался он, – фыркнул Жорж, – мне они так в мозг залезли, что… ай, ладно… чего уж теперь… – биолог махнул рукой.

– Само слово «МОРЕ» не дает нам никакого понимания, – сказал Мингли, взяв бумажку с надписью.

– Может, мы не дослушали? – предположил Саид. – Кто сказал, что кидать надо было четыре раза?

Юра отошел от стола. Рукой он нырнул в сумку и снова достал три гайки.

– Продолжим? – с азартом произнес бортинженер.

– Надо бы сначала пол протереть, – сказал Стив, – а то неудобно треугольник на треугольнике чертить, каша выходит.

* * *

Оттирать пол взялись мы со Стивом. Тряпок, конечно же, тут не оказалось, поэтому использовали хлопковый костюм Данте. Воды у нас с запасом, так что я взял у геологов ведерко, плеснул туда из бутылки, промокнул штаны и принялся стирать графитовые линии треугольников. Стив тер пол кофтой. Провозились мы недолго, минут десять. Идеально отмыть все не удалось, скорее, мы размазали графит по полу.

Закончив с уборкой, я кинул гайки.

Две упали сразу на бок и замерли в метре друг от друга, а третья покатилась.

Катилась, катилась, катилась… Остановилась подальше (кто бы сомневался) и тоже завалилась на бок. Получился снова остроугольный равнобедренный треугольник. Я измерил углы транспортиром, а Саид, для контроля, лазерным тахеометром. Мингли записал букву «О».

Минут через пять пол был снова исчерчен треугольниками, а на бумаге образовалось слово «ОПАСНО». С буковой «А» пришлось немного помучаться, ей соответствовал угол в тридцать четыре градуса. Тридцать три буквы в нашем алфавите заканчивались, и тридцать четвертый градус обозначал снова первую букву. Таким вот незатейливым оказался алгоритм.

Следующие треугольники начали выпадать не равнобедренными, и мы поняли, что сеанс связи окончен.

– Возможно, Сфера или тот, кто находится внутри нее, сказал, чтобы мы не ходили к морю, – заключил Мингли.

– Может, это не Сфера, – сказал Жорж.

– Наверное, стоит спросить, с кем мы общаемся, – согласился Стив.

– Как спросить? Задать вопрос перед тем, как кинуть гайки? – предложил я.

Они все замолчали. Задумались. Действительно, до этого нам просто передали послание. С чего мы взяли, что они нас слышат? Вдруг это одностороння связь? А может, нам надо тоже им как-то через треугольники сигнал посылать?

– Как задать им вопрос… – задумчиво произнес Саид, – если они общаются через случайно выстроенные геометрические фигуры…

– Для нас случайные, для них, может, и не случайные, – поправил его Мингли.

– Хорошо, допустим, для нас и для них случайность имеет разную… природу? Структуру? Принцип? – сказал археолог. – Тогда… тогда… честно сказать, я не знаю, как выстроить диалог.

– Жорж, ты теперь поменял свое мнение насчет того, что не может быть принципиально иной формы жизни? – язвительно произнес я.

– Рано делать выводы, – ответил биолог, – может, это и не жизнь вовсе. Сознание – не есть жизнь.

– Искусственный интеллект? – спросил Стив.

– Я не знаю. Искусственный это интеллект, естественный это интеллект, интеллект ли это вообще? Может, имитация интеллекта? Мало данных.

– Тестом Тьюринга его проверить? – предложил Мингли.

– Нет-нет, – возразил я, – вы что, это мы тут все карандаши испишем. Это слишком долго и сложно по одной букве общаться. Да и для теста Тьюринга нам надо вопросы задавать. А как их задавать?

– Юра, давай делать, как ты предложил, – сказал Саид, – спрашиваешь и следом кидаешь гайки. Может, снова все гораздо проще, а мы пытаемся усложнить.

– Хорошо, попробуем.

Я отошел от стола. Оглядел товарищей.

– Давай, – подтолкнул Саид.

Я кивнул.

– Ты Сфера? – спросил я громко и внятно, зачем-то подняв голову вверх. Спустя несколько секунд я кинул гайки.

Когда первой буквой оказалась «Н», мы все сразу поняли, но решили кинуть гайки еще два раза.

– Нет, – произнес Саид, – не Сфера значит, ясно… ясно…

– Спроси, кто это, – сказал Мингли.

Я снова кивнул.

– Кто ты?!

Гайки выстроились в треугольник, давший нам первую букву «Л». Второй буквой стала «У», а третьей «Ч».

– Луч? – удивился Стив. – Что еще за Луч?

– Может, надо продолжить кидать? – сказал Мингли.

Я кинул еще раз, но треугольник выпал не равнобедренный.

– Все, разговор закончен? – предположил Жорж.

– Или он… этот Луч таким образом показывает, что он закончил отвечать на вопрос, – сказал я.

– Тогда давай спросим еще что-нибудь, – предложил Стив.

– Попроси его рассказать, кто он и как создает эти неслучайные углы из случайно упавших гаек, – сказал Мингли.

Я озвучил вопрос и кинул гайки. Все три угла снова были разными.

– Вот и поговорили, – я подошел к столу и сел на стул.

– Вопросов стало только больше, – сказал Мингли, – предлагаю начать по порядку. Первое – стоит ли после всего этого ехать к морю?

– Я считаю, что стоит, – отозвался Саид, – терять нам уже нечего. Кислорода осталось дня на четыре.

– Я тоже считаю, что надо ехать, – согласился Жорж, – море может скрывать просто невиданные формы. Мы ничем не рискуем.

– Если мы все там погибнем, то кто отправит данные на Землю? – спросил я.

– Погружаться будут двое, – ответил капитан, – в любом случае все не погибнем.

– Ну так что? Значит, едем? – обратился ко всем Стив.

– Едем, – подтвердил Мингли.

– Но я настаиваю на том, что нам надо поспать, – сказал Стив, – мы на ногах уже около пятнадцати часов. Я введу вам всем снотворное. Отдохнем, покушаем и выдвинемся.

Стив оглядел команду в надежде, что все согласятся.

– Я бы отдохнул, – согласился я, – голова тяжелая.

– И я, – сказал Саид.

– Да, всем надо поспать, – Жорж потянулся.

– Как проснемся, попробуем еще раз поговорить с этим Лучом, а после выезжаем. Сегодняшний сеанс связи и, надеюсь, завтрашний обсудим по дороге. Завтра сначала к Сфере, потом к морю.

Глава 19. Море Кракена

Самым большим морем на Титане является Море Кракена. По своим размерам оно превышает Каспийское море – его площадь составляет 400 тысяч квадратных км. Глубина его может достигать по данным Кассини около 200 м.

Съемка с аппарата Кассини 2005 г.

Проспали мы чуть более восьми часов. Я проснулся позже всех. Некоторое время лежал и смотрел в белый потолок в надежде, что все случившееся было лишь сном. Давящие мысли о скорой смерти не сразу вернулись в сознание, и первые минуты после пробуждения я смог провести, ощущая умиротворение и утреннее спокойствие выходного дня. Но теперь пришло время возвращаться в реальность. Я поднялся с пола. Спину ломило. Настроение стало настолько скверным, что невозможно описать. Я не хотел умирать…

Пить и есть в непригодной для дыхания атмосфере было крайне неудобно – набираешь воздух, снимаешь шлем скафандра, кладешь в рот тушенку, надеваешь шлем. После завтрака мы попытались еще раз связаться с Лучом, но буквы выпадали в случайном порядке.

Я вышел из шатра. Метановый дождь тут же начал заливать стекло скафандра. Вдалеке гремело. Прожектора, направленные в стороны от нашего пристанища, позволяли видеть не более чем на двадцать метров, а дальше все скрывалось за черной стеной ночи.

Шел к буровой, еле волоча ноги. Очередной порыв ветра заставил меня покачнуться. Рукой я смахнул капли, стекающие перед глазами и размывающие изображение. Мингли уже прицепил батискаф к машине. Я залез в кабину и сел за руль. Завел электромотор. Прогреваться она будет минут двадцать. Этого времени хватит, чтобы собрать необходимые вещи, в том числе и переносной модуль для нового лагеря возле моря. Скорее всего, там мы проведем несколько земных дней.

* * *

Выехали к Сфере. Я держался двумя руками за руль. Машину трясло из-за камней под колесами. Справа сидел Стив, остальные сзади. Глядя на гироскопический компас, я подумал – а вот если он сейчас сломается, то как мы в такой тьме найдем дорогу обратно? Никаких других навигационных систем, кроме компаса, у нас нет, ведь спутники над Титаном не летают, а звезд, по которым можно было бы ориентироваться, как моряки в древности, не видно из-за туч. Сейчас этот компас – наш единственный указатель. В зеркале заднего вида уже исчез в густой атмосфере луч прожектора, который я направил в небо на случай, если произойдет непредвиденное и нам придется искать базу.

– Исходя из теории Демона Лапласса, – начал рассуждать я, – случайностей вообще не бывает. Всем правят причинно-следственные связи. Падению гайки предшествует сила броска, гравитация, трение и еще куча факторов.

– Значит, что бы гайки упали так, как надо им, они должны заложить в тебя параметры броска? – спросил Мингли.

– Выходит, что так, – ответил я, – но это вне физики нашего мира.

– А если они не из нашего мира? – предположил Мингли.

– Тогда и нет смысла рассуждать, – вмешался Жорж, – чего толку гадать?

– Гадать толку нет, а рассуждать и строить теории вполне себе можно, – ответил Мингли.

Компас не подвел. В свете фар мы увидели ее.

Выходить на улицу ни у кого желания не было. Вышел только Саид. Я развернул буровую так, чтобы светить ему в спину, пока он делал в очередной раз съемку Сферы. Он прошелся по трем своим реперным точкам, а мы ехали следом.

После в кабине археолог сразу сравнил размеры. Удивился ли я, когда мы увидели увеличение радиуса Сферы на пять сантиметров? Даже не знаю. После всего, что произошло, как можно удивляться? Нет, я не удивился, но теперь в наши условия задачи попала еще одна переменная. А сама задача звучала так – что тут происходит? Кто такой Луч? Что такое Сфера? Вместо последовательного приближения к ответам, мы отдалялись от них из-за ввода новых данных.

– Можно сказать одно, – произнес Жорж, – если она не сжимается, значит черной дырой ей не стать. Это хорошая новость.

– Мы не знаем, почему она увеличилась, – сказал я, – может, есть какие-то циклы. Сейчас она увеличилась на пять сантиметров, а завтра сожмется на метр.

* * *

До моря мы добрались за два с половиной часа. За двадцать минут до прибытия я начал волноваться – вдруг Саид ошибся с выставлением маршрута относительно нашего компаса. Не знаю, откуда пришла эта фобия потеряться на ледяных пустошах Титана, ведь в первые ночные поездки я ее не ощущал.

Я стоял на берегу. Поверхность из жидкого метана, которую в энциклопедиях описывали гладкой как зеркало, сейчас колыхалась, а волны накатывались на каменистую сушу, едва не доходя до моих ботинок. Я вслушивался в шум морского прибоя и ударов дождя. Низкие звуки шороха, шипения и треска доносились со всех сторон. Увидеть бы море днем… А сейчас оставалось довольствоваться малым – тем сектором видимости, который попадал в зону налобного фонаря.

Сзади подошел Саид.

– Надо лагерь ставить, – сказал он, – мы там со Стивом вытащили все из кузова.

* * *

– На Земле жизнь вышла из воды, – сказал Жорж, раскладывая стол в центре нового шатра, – я думаю, что основная масса жизни расположена именно в морях Титана. Это не считая бактерий в слоях грунта.

– Почему на поверхности мы еще никого не встретили? – спросил я, расставляя консервы возле стены.

– Сложно сказать, – ответил Жорж, – но если сравнивать Титан с нашими земными ледяными или песчаными пустынями, то картина схожая. У нас тоже мало кого ты там встретишь на поверхности.

– В такой густой атмосфере было бы удобно летать, – заметил Стив, – но и крылатых созданий мы не видели.

– Но это не значит, что их нет совсем, – парировал биолог.

В шатер зашел Саид с двумя десятилитровыми бутылками воды под мышками.

– Мингли почти закончил с батискафом. Ждет вас на улице, – сказал археолог.

Мы подключились к общему чату. Погружаться в море буду, конечно же, я, ведь никто, кроме меня, не умеет так управляться с этой замечательной подлодкой, и, естественно, Жорж. Жорж будет управлять манипулятором, которым он соберет образцы, возможно, жизни, возможно, еще чего, представляющего интерес для астробиологии.

Глава 20. Погружение

Стеклянный купол нашего уже спущенного на «воду» двухместного батискафа выглядел не очень надежно. Но это лишь на первый взгляд. На самом деле он выдерживал давление на глубине до трех километров. Нам же предстояло погрузиться не более чем на двести метров.

Мы сидели внутри. Я за штурвалом, а Жорж за пультом управления «клешней». Сидели в скафандрах. Я зажег свет над головами и уже с трудом видел сквозь свое отражение в стекле стоящих на берегу Мингли, Стива и Саида.

– Погружайтесь, – скомандовал капитан в чат.

После того, как мы оказались ниже уровня моря, я включил прожектор на полную мощность и развернул батискаф. Гидролокатор показывал, что до дна четыре метра, но чем дальше мы отплывали от берега, тем становилось глубже.

– Ну как ощущение? – спросил Мингли.

– Завораживающе, – ответил Жорж.

Погружались под углом тридцать градусов. Плыли медленно – со скоростью три узла. Глубина десять метров.

– Все самое интересное должно быть на дне, – сказал Жорж.

Глаза его горели от восторга. Я подумал, что в этот момент он позабыл обо всех проблемах, даже о скорой смерти.

Губина тридцать метров. Мингли пытался что-то сказать нам, но из-за слабого сигнала мы слышали лишь обрывки фраз.

– Все, – сказал я капитану, – не ловит, не слышно тебя.

Рация замолчала. На экране радара появился резкий обрыв. Я остановил батискаф.

– Давай вертикально вниз? – предложил я.

– Да, – ответил Жорж, – только повернись к откосу.

Погружались по отвесной линии вдоль скалистой стены, уходящей в бесконечную черную пропасть. На самом же деле пропасть имела дно, и дно это было на глубине двухсот пятидесяти пяти метров, если верить показаниям радара.

– Вот и новое открытие, – сказал я, – ранее предполагалось, что море Кракена не такое глубокое.

– Да, а еще никто не исключает наличия впадин.

Внезапно в свете прожектора, направленного на скалистый откос, промелькнул столб из пузырей.

– Видел?! – возбужденно, чуть ли не вскрикнув, сказал биолог.

– Да, – ответил я, – вот еще.

Пузыри снова пролетели перед нами. Мы остановились на глубине сорока семи метров возле полуметровой трещины в скале, откуда периодически выбрасывался какой-то газ.

– Ну-ка, – Жорж подался вперед и уперся шлемом в купол батискафа, – давай, чего сидишь, свети туда скорее!

Я навел прожектор в разлом.

– Так, – произнес Жорж и активировал управление клешней, к которой была присоединена камера и фонарик. Клешня была телескопическая и могла выдвигаться более чем на десять метров.

Жорж просунул клешню в расщелину и медленно, будто врач-эндоскопист, принялся удлинять ее, погружая в скалу. Пузыри пролетали мимо нас с ритмом в десять секунд, будто кто-то выдыхал. На экране камеры эндоскопа тоже было видно мельтешащие шарики газа.

Пока Жорж изучал трещину, я огляделся и не увидел ничего, кроме черноты этой бездны. На Земле на учениях я провел множество погружений в Черном море на нашем батискафе. Погружение в море Кракена отличалось какой-то пустотой, одиночеством и… скорбью? Даже не знаю, как объяснить, но тут я ощущал себя будто выброшенным в открытый космос. Здесь настолько пусто… ничего вокруг: ни кораллов, ни колышущихся водорослей, ни проплывающих мимо любопытных рыб разных цветов, никакой бурлящей жизни. При этом в сознании томилось чувство, что за тобой кто-то следит. Кто-то смотрит издалека, из этой пучины. Смотрит множеством глаз и ждет момента, чтобы напасть! Не по себе мне тут, ух не по себе…

Я заглянул в монитор Жоржа.

– Ничего нет, – сказал биолог, вытаскивая эндоскоп, – тупик. Ладно, давай вниз.

Мы продолжили погружаться все ниже, и вот уже радар показывал нам отметку в семьдесят пять метров.

Пустынная скала проносилась снизу вверх в круге луча прожектора. Пузыри все так же пробегали перед нашими глазами, поднимаясь откуда-то со дна.

Сто двенадцать метров жидкого метана над нашими головами, а за бортом минус сто восемьдесят два градуса Цельсия. Защищало нас всего лишь трехсантиметровое стекло купола. Я задумался – а если оно треснет, то как мы погибнем? Учитывая, что на нас надеты скафандры, то явно умрем мы не сразу. А может, и не умрем? Может, сможем выплыть?

Сто пятьдесят метров. Скала резко оборвалась и луч устремился под горный свод, уходящий во мрак.

– Похоже, пещера, – сказал Жорж, – остановись.

Мы повернулись влево, потом вправо. Справа было видно скалу, слева нет. Я подал чуть вперед, зайдя под каменный потолок, и посмотрел на показания георадара – глубина под нами двадцать один метр.

– Да, пещера, – сказал я.

– Идем вдоль стены, – предложил Жорж, а потом добавил: – Хотя нет, давай сначала до дна спустимся, потом сюда вернемся.

– Как скажешь.

Мы продолжили погружение.

Сто восемьдесят… двести… двести двадцать… двести сорок… Я медленно сбавлял скорость. Через двадцать секунд наш батискаф плавно лег на дно. Казалось, мы должны были взбаламутить касанием грунт, но из-за экстремально низкой температуры все вещество вокруг, кроме самого сжиженного метана, находилось в состоянии льда. Двигатели автоматически остановились, чтоб экономить энергию.

Как же тут тихо… Разве что слышно еле уловимое глубокое дыхание Жоржа в микрофон, а больше ничего. Биолог снова прилип к стеклу купола. Было ощущение, что мы попали в мир мертвых.

– Юр, – начал Жорж, – давай чуть приподнимемся, на полметра, и вперед, но медленно. Проплываем метров десять, оглядываемся, светим, еще метров десять – снова оглядываемся.

– Принято.

Мы отплыли от скалы. Стелились практически по дну. Георадар выстраивал карту в режиме реального времени. На карте было отмечено и наше местоположение, так что вернуться назад к пещере труда не составило бы. Через несколько минут мы увидели борозды на дне, из которых снова выходили пузыри газа.

– Откуда могут быть эти траншеи? – спросил я.

– Сложно сказать, у нас подобные штуки делают мидии, когда ползут по дну.

Я прикинул ширину этой канавы и понял, что если это сделало подобие мидии, то размер ее должен составлять в ширину метра три, а в длину метров шесть-семь. Учитывая низкую гравитацию, тут ничего не мешало организмам вырастать до колоссальных по сравнению с земной жизнью размеров.

– Давай вдоль траншеи, – сказал Жорж.

Внезапно на нашем пути возникла стена высотой в пару метров. Когда мы подплыли к ней ближе, то поняли, что это больше похоже на трубу или тоннель, по самому верху которого тянулся костный хребет, будто плавник.