Текст книги "В третьей жизни (СИ)"

Автор книги: Макс Ливнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Глава 28

Суббота, 08. 03.1975 г.

В общем, пролетели мы мимо обеда. Как позднее выяснилось, преднамеренно. Желудки желательно было не нагружать твёрдой пищей. До начала концерта оставалось чуть более двух часов. Уставшие музыканты пошли отдыхать в санаторий, а мы с Аллой и со звукорежиссёром Геной направились в знакомую студию. Там нас терпеливо ожидали поэт Олев и ассистентка Нина. Для меня включили магнитофонные записи. Песня для конкурса «Арлекино» достигла узнаваемых кондиций. Появилось вступление, как в цирковых программах. Слободкин постарался. Я глубокомысленно изрёк полное одобрение сотворённым новшествам. Алла с довольной улыбкой пояснила:

– Текст написал Боря Баркас, и Паша добавил кое-что от себя. Твои вставки тоже очень помогли. А теперь послушай, что вышло у нас с «Музыкой любви».

Зазвучала мажуковская композиция. Исполнение было на приличном уровне, но не помешало бы добавить побольше той экспрессии, которая станет позднее коронной фишкой Аллы. Высказался об этом, слегка обидев певицу. Она что, ожидала от меня неистового восторга? Губки надула, но быстро успокоилась и вновь заулыбалась.

Последней записью оказалась композиция по мотивам мелодии немецкой группы «Чингисхан», якобы написанная всё тем же композитором Эмилом Димитровым. Слова от Наума Олева, на мой взгляд, пресноваты. Мои рекомендации создать музыкальную визитную карточку Москвы, возымели немного не тот эффект. Упор делался на русскую экзотику почему-то в виде икры, матрёшек, бани и катания на тройках. Видимо, придётся мне распаковывать немецкий и английский варианты песни с соответствующим переводом на русский.

Улучив момент, предложил Аллочке прошвыряж после концерта по свежему морозцу при луне, предполагая последующее сближение до интимных дистанций. Она тут же отбоярилась загадочной улыбочкой и удалилась в гримёрную, готовиться к концерту. Женщинам требуется гораздо больше времени по сравнению с мужчинами, чтобы навести на себя красоту.

Я намеревался выклянчить у Паши контрамарки для своих спутников. С трудом отыскал худрука. Тот порекомендовал вытаскивать контрамарки из концертного директора Николая Агутина, отца будущего певца в моём бывшем времени. С ним я ещё не успел познакомиться. Решил нарядиться в концертный костюм и тогда подойти. Против такого аргумента особо не побрыкаешься.

В коридоре между студиями наткнулся на Миню Пятницу. Тот вытаращился на мой сценический наряд и недоверчиво вымолвил:

– Ты чего так вырядился?

– Косплею помаленьку, ибо невдолбенный фанат Весёлых Ребят, – объяснил я, хохмя на автомате.

Ни приветов тебе, ни оревуаров. Чё за манеры!

– Извини, Миня, спешу очень. Потом как-нибудь пощебечем, – промявкал я, надеясь обогнуть щуплое тельце. Не тут то было. Чувак намертво ко мне приклеился. Пока вместе неслись по коридорам, он мне успел выдать экспрессом все свои планы и миссии на этот вечер, среди которых намерение отыскать меня и вручить обещанную пластинку Джеймса Брауна "Секс машина" занимало где-то предпоследнюю строчку. Погашать минины издержки не потребовалось. Пластинка была мне передана в счёт будущих наших с ним деловых взаимоотношений.

Директор ансамбля Агутин, вопреки опасениям, принял меня как родного и одарил желанными ништяками. Оценил меня ещё по тогдашнему конкурсу. Зря только обряжался в эту дурацкую форму канареечных расцветок. Оставил Миню с Николаем шептаться и погнал разыскивать своих бандитов. Сразу же их предупредил:

– Ржать только попробуйте, тут же пролетите мимо концерта.

Представление грозило начаться, а кроме Аллы в гримёрке и её помощницы, никого из Весёлых не присутствовало. Забастовку что ли объявили? Странное поведение музыкантов объяснилось очень просто. Перед нами на разогреве показали своё искусство подопечные Лидии Геннадьевны. Пожилые мужики и бабы в старинных одеяниях плясали, кружили в хороводах и пели коровьими голосами примерно полчаса, и с достоинством удалились под жиденькие аплодисменты зрителей.

Весёлые Ребята появились за кулисами все сразу к моменту завершения разогрева. Занавес закрыл сцену, и рабочие деловито суетясь, занялись установкой концертной аппаратуры. Музыканты настраивали свои инструменты, или просто слонялись по сцене. Вокруг Аллы продолжала кружиться помощница, поправляя ей волосы. Никто не выказывал волнения – обычное рутинное выступление. Кроме меня только Павел слегка нервничал, поругивая музыкантов. Зрительный зал был весь забит до отказа. Даже в проходах стояли люди. Все желали насладиться выступлением знаменитого ансамбля.

Открылась сцена, и бодро выскочил улыбчивый человечек среднего возраста, имеющий благообразную внешность и твидовый костюм в тёмную-синюю клетку. Это был штатный конферансье ансамбля с забавным именем Арнольд. Конферансье представил каждого из нас, причём меня под настоящим именем. Возник недоумённый рокот в зале, быстро улёгшийся. Наверное, многие решили, что я просто сильно смахиваю на их многопрофильную звезду местного масштаба. Вон, был ещё один музыкант, который Матвиенко. Тоже похожий, вроде бы.

Концерт начался тухмановской песней «Как прекрасен этот мир». Всё первое отделение Саша Барыкин, Слава Малежик и Толик Алёшин голосили вместе, или выдавали соло по отдельности. В точности, как на прогоне. Я исправно трудился на басах и подпевал где надо бэк-вокалом. Алла стояла также на подпевках. И молодежь, и пожилые зрители с одинаковым энтузиазмом аплодировали артистам. Очень хорошо принимались тухмановские произведения. Алла исполнила пару сольных композиций перед антрактом. Песенки были такими немудрящими, фольклорными: «Березовая рощица» и «Посидим, поокаем», но звучали потрясающе красиво её голосом.

Антракт был объявлен всего на пятнадцать минут. Музыканты горными архарами ломанулись отливать в уборную, потом устало перекуривали. Я устроился возле Аллы в комнате отдыха и забавлял её анекдотами. Та в ответ задорно смеялась и одаривала меня сладким чаем с мятой из китайского термоса.

Следующее отделение началось с совместного с Аллой распева «Вечной весны» Тухманова – Шаферана. Причём, начал я и от волнения непроизвольно включил скиллы, дав голосом не хуже самого Бочелли, чуток приправленного Иглесиасами, причём обоими. Алла даже слегка офигела и оттого не сразу попала в ноты. Но, не это главное. В зале что-то такое навелось от меня, случайно индуцировалось. У многих зримо стали проявляться выражения сильнейшего кайфа. Зрители тянулись друг к другу, трогали руками, обнимались и целовались. Кое-кто даже принялся стаскивать с себя одежду.

Композиция, наконец, закончилась, и мы с Аллой стали солировать попеременно. Она с песнями «Ты снишься мне» и «Музыка любви», и я с композициями Слободкина и Дербенёва – «Что такого» и «Когда молчим вдвоём». Каждое моё очередное соло вызывало в зрительном зале новый приступ разврата. Успевшие раздеться до трусов люди спешно выводились из зала ментами и работниками ДКС. Более устойчивые требовали исполнения песен «на бис», не только моих, но и алкиных. Арнольду приходилось каждый раз выбегать и упрашивать зал не комкать программу концерта и отложить исполнение понравившейся вещи на конец.

С каждым разом ему приходилось всё труднее. Когда я вылез с губинской композицией, то довёл зал до полнейшего безумия. При словах «…такие звёзды, как она» показал на Пугачёву. Алла зарделась вся. Короче, вместо запланированного часа выступления во втором отделении получилось все полтора, и четыре последних в списке номера в исполнении основных вокалистов ансамбля не вписались в программу. Успех получился катастрофическим. Хорошо, что среди зрителей оказались менты, остановившие прущихся на сцену особо неуравновешенных.

Люди в эйфории излучали обратно нечто такое, что меня охватило необычное состояние, которое не могло не окончиться каким-нибудь жутким конфузом. И он пришёл в виде крутейшего стояка. Опомнился, когда Алла, сильно разрумянившись, скосила глазки в неприличном направлении. Ещё эта мерзкая одежонка в обтяжку. Триумф грозил перерасти в жуткий позор. Оставалось надеяться, что издали не так заметно видно. Изобразил приступ медвежьей болезни, чуток согнувшись и держась за живот, и срочно умыкнулся за кулисы, не дожидаясь окончания заключительных мероприятий, подальше от сотен глаз. Паша выскочил за мной следом и схватил за локоть на полном скаку:

– Миша, постой! Куда ты так спешишь? Мы можем с тобой где-нибудь сейчас посидеть до ресторана?

Я без всякой задней мысли махнул лапой в сторону уборной и провыл о своём желании там оказаться. На что худрук сильно закашлялся и сказал, чтобы я непременно приходил потом в ресторан, отмечать успешное выступление. Я кивнул тыковкой и устремился к намеченной цели. Действительно чего-то вдруг прихватило живот.

…Твою же роженицу! Не организм, а сто рублей убытков. Это же надо так прилюдно опарафиниться? Да и сейчас эта тварь стояла колом, скотина копытная. Не утихомиривается. Видимо, коняшка заскучала по женским чреслам. Облегчился в артистической уборной, потом разделся и сделал себе холодный, почти ледяной душ. Немного отпустило. Срочно нужно добиваться определённости от Аллы на эту ночь, иначе устрою бабоцид по всем окрестным рощам, и не только берёзовым. Переоделся в свои шмотки и прокрался через технические помещения на улицу, стараясь никому не попадаться на глаза и страшась услышать глумливый смех. Чтобы я ещё хоть раз высунулся на сцену…

Бассейн санатория теперь полностью был в моём распоряжении. Не иначе все на концерт ломанулись. Наплавался там до большой устали, убив примерно полчаса и излишнюю возбуждённость. Теперь можно смело соваться на банкет.

В ресторане Весёлые Ребята гудели в знакомой мне ВИП-зоне на втором этаже. Оттирались здесь также Шумилов со своими секретаршами и прочими приближёнными с работы. Неожиданно для меня здесь оказался Миня Пятница, сходу окативший меня ушатами комплиментов:

– Моща, парень! Потрясно поёшь. Лучше самого Магомаева.

Алла, завидев меня, зарозовела словно рождественский поросёнок. Её соратники стали выкрикивать тоже чего-то одобрительное в мой адрес, призывая за свои столики. Парни уже успели хорошенько расслабиться и пили друг с другом на брудершафт, отчаянно целуясь. Шумилов выступал с велеречивыми тостами и признавался в любви к ансамблю.

Слава всем богам, Слободкин вытащил меня из этой любвеобильной компании и повел к отдельным кабинетам ВИП-зоны. В одном месте застали полураздетого Гену Макеева, обцеловывающего возлежащую без верха фигуристую даму. Паша досадливым рыком разогнал тандем, но увёл меня в соседнюю комнатку, надеюсь не целоваться. Когда мы присели за столик, он вытащил из кармана конверт и протянул мне. В нём покоились пять бумажек по червонцу.

– Аллочка мне рассказала, как ты ей помог с подготовкой к конкурсу в Болгарии. И сегодня ты меня выручил, подменив заболевшего музыканта. Тут твой гонорар за консультации и за сегодняшний концерт. Не обидел?

Дождавшись, когда я подергаю соответствующе головой, худрук продолжил:

– Я тебя пригласил только на одно выступление ансамбля, но ты меня впечатлил своим творчеством, и в особенности вокалом. И песни твои просто великолепны. Так что, приглашаю тебя стать частью нашего прославленного коллектива. Работать будешь вокалистом и на бас-гитаре. Возможно, со временем перейдёшь на лидер. Кое-кто из Ребят собрался уходить. Появятся новые вакансии на выбор.

Я отмолчался, и Паша продолжил уговоры:

– О нашем коллективе только глухие не знают. Мы хорошо известны не только в Союзе. Много гастролируем, бываем за рубежом. Недавно выпустили диск-гигант, скоро поступит в продажу. У меня музыканты за месяц иной раз получают больше денег, чем министр союзного значения. А у тебя ещё будут авторские отчисления за свои песни. С этим делом у меня налажен строгий порядок. Со мной с удовольствием работают молодые авторы и композиторы, такие как Юра Антонов, Серёжа Дьячков, Слава Добрынин, Давид Тухманов. Никто из них на меня пока не обижался. Если хочешь, мы можем заключить с тобой договор об эксклюзивных правах, то есть ты будешь писать песни только для нашего ансамбля. Это прибавка к зарплате до ста рублей ежемесячно. Вдобавок оплата передачи прав сразу, как только появляется новый продукт, и в дальнейшем, по авторским отчислениям. Если что-то выстреливает в эфире, то дополнительно выплачивается премия. Твой подарок Аллочке тоже попадёт в этот договор.

Я снова промолчал, изображая моськой бурную работу мысли. Слободкин нервно покрутил шариковой ручкой и высказался:

– Подумай, конечно. Хотя не вижу ничего, что препятствовало бы нашему сотрудничеству. Этим летом возможна поездка в составе нашего коллектива в Болгарию на международный конкурс «Золотой Орфей». Если состоится результат, то в качестве премии за первое место ты можешь получить тысячу, за второе – пятьсот, за третье – двести.

– Гринов, деревянных, левов? – уточнил я.

Худрук рассмеялся и уточнил:

– Догадываюсь, что грины – это доллары. К сожалению, мы с тобой в тюрьме сразу же окажемся, если валютой станем баловаться. Деревянными, конечно, как ты выразился.

– А если будет гран-при?

– Маловероятно. Но если такое произойдет, то рассчитывай на три куска.

Каков гусь! Этим денежным финтом Паша так изящно пробросил меня через бедро, фигурально выражаясь, сделав невозможным какие-либо иные контакты с секси-певицей, кроме деловых, что я невольно восхитился. Дорого же он оценивает свои альковные перспективы с этой женщиной, готовя условия для её мощнейшего спурта. Конечно же, не стоит сбрасывать со счетов невероятную харизму и вокальные возможности самой певицы. И всё же стоит признать, что без трамплина под названием «Слободкин» не случился бы выдающийся полёт этой суперзвезды к вершинам славы.

– Ваши условия, Павел Яковлевич, очень привлекательные, но имеются кое-какие подводные камни, осложняющие моё сотрудничество с вами, – проговорил я с уксусным видом иезуита, выслушивающего теорию Дарвина.

Паша мгновенно напрягся, но поинтересовался вежливо:

– Поясни, пожалуйста.

– Первое – мой возраст. Я ещё даже не закончил школу.

Худрук поначалу опешил, но быстро справился и с улыбкой заметил:

– Да ты, оказывается, вундеркинд, а выглядишь не моложе нашего Богрыча. Тот тоже школьником начинал в ансамбле. Впрочем, никакой проблемы нет. Надеюсь, тебе уже стукнуло шестнадцать лет?

– Пока ещё нет. В конце мая ожидается, – снова развёл я горестно руки.

– Мда, не хотелось бы из-за тебя влипать в проблемы. Знаешь, сколько у меня «доброжелателей». Сожрут без приправы и не подавятся. Ладно, поговорю об этой проблемке с юристом. Что ещё у тебя такого подводного имеется?

– Мой дядя Коля, который Шумилов, хочет задействовать меня в шахматном турнире общества «Урожай», начинающегося завтра.

Не стал засвечивать свой статус запасного. Павел Яковлевич вдруг окончательно заскучал и стал понемногу закруглять рандеву со мной. Предложил отзвониться ему на домашний номер, когда проклюнется какая-нибудь определённость. Ансамбль намеревался через пару дней отправиться в гастрольный тур по городам Сибири до майских праздников. Вот и ладненько! Не хотелось бы обижать уважаемого человека прямым отказом.

Окончив деловые переговоры, мы с Пашей вернулись к основной группе. Вернее, только я, потому что Слободкин сразу же увёл шептаться в кабинки Шумилова. Наобнимался с музыкантами, набрудершафился и, соответственно, нацеловался на сто лет вперёд. Кажется, я подкатывал к Пугачихе и предлагал ей заняться со мной тантрическим сексом. Продолжения не последовало, поскольку меня успели выставить из ресторана при помощи дяди-директора по причине малолетства и позднего времени. Подозреваю, что это Слободкин мне мелко подналожил, цуко!

Когда вышел на улицу, наткнулся на группку фанатов, ожидавших знаменитостей. Меня узнали и горячо благодарили за прекрасный концерт, жали руки, говорили приятные слова, только автографы почему-то не выпрашивали. Потом меня, разомлевшего от похвал, встретили два амбалистых мужика.

– Гля, Витёк! Фифа знаменитая идет, выцеживается… Звезда, мля… – высказался один.

– Точно, Сань. Мы вкалываем целый месяц за несчастную сотку, а эти горло подерут часок-другой и те же деньги. Вон, какие шмотки нацепил. Нам такие ни в жисть не достать, – добавил другой.

– Ладно, мужики! Давайте разойдемся по-хорошему. Каждый идет своей дорогой, – попытался я разрулить ситуацию.

– Давай ему сунем, чтоб борзометр не зашкаливал! – рассвирепел первый.

Бить никого не хотелось и убегать заплетающимися ногами тоже. Пришлось пьяно помахаться с этими жлобами. Сунул им пару оплеух и принял на свою морду тоже нехило. Настроение опустилось ниже Марианской впадины. Оказывается, не всем нравится то, что я делаю. Немало таких, как эти двое, живут в атмосфере зависти и страха. Сами путем не живут и окружающим портят жизнь.

Сложно сказать, за кем бы оказалось поле боя. Вовремя подвалили мои хоккейные пчёлки и разогнали жлобов. Оказывается, они тоже меня поджидали, несмотря на поздноту, и жаждали общения с засиявшей внезапно звездой эстрады. Жека и Вовка, видимо, сумели объяснить пацанам выверты с моими фамилиями-псевдонимами.

Общение как-то сразу не заладилось после того, как узнал от Змея, что Маргоша не приехала. Напустился на пчёлок, требуя срочно найти мне какую-нибудь женщину, иначе пропаду из-за страшной стоячечной болезни. Даже не постеснялся показать им свой орган прямо на улице. Эта сволочь моментально вставала на дыбки, едва я о нём вспоминал. Парни мне сочувствовали, но чем помочь не знали. Чесали затылки и виновато отводили глаза. Хорошо, что с ними не было сикилявочного сопровождения. Хрен знает, что пьяным мною учудилось бы. В общем, звезда устала и хочет в койку. Можно просто соснуть малость. Кажется, на автомате высказал пожелание ночевать у Тохи и… больше ничего не помнилось.

Глава 29

Воскресенье, 09. 03.1975 г.

Проснулся с больной головой, в знакомой комнате и в знакомой кровати. Кто-то меня заботливо раздел и укрыл одеялом. Поблизости на диване звонко посвистывал в свои носопырки Змей. Казалось, будто какой-то неумелый музыкант зверски мучил панфлейту. Вспомнилось, что надо тащиться на этот чёртов шахматный турнир. Дядю нежелательно нервивовать. Часы тут есть? Ага, вижу, только девять, надо вставать. Коняга в трусах вроде бы усмирился. Уфф, как же болит башка. Вот я дуб, нажрался вчера опять!

Зашёл в комнату Тоха будить нас со Змеем и звать завтракать. Прекратилась наконец надоедливая змеиная песня. Постоял в ванной под струями холодной воды, плюс таблетка анальгина. Чуток стало легче. Лидия Геннадьевна улыбнулась как-то подозрительно. Я естественно всполошился. Неужели, успел чего-то здесь вчера сотворить с пьяных глаз? И почему у меня морда битая, скула распухла? Не, Тоха руки об меня не распускал. Жлобы своевременно вспомнились. Сюда я, оказалось, притопал на своих двоих, но на какие-либо дальнейшие серьёзные безобразия сил уже не хватало. Раздевали меня Змей, Тоха и его мамаша втроём.

На кухонном столе призывно шкворчала аскетичная яичница. Пообщались с хореографом о вчерашнем концерте, делясь впечатлениями. Женщина была в восторге от моих творческих способностей, а я нахваливал мастерство её подопечных. Заговорили о наших занятиях брейком.

– Миша, когда начнем наши занятия? – сразу взяла быка за рога хореограф.

– Да хоть сейчас, – выпалил я.

Пластинка хранилась у Змеюги.

– Тогда пойдем.

Не знал, теперь буду знать, что в этом многопрофильном дворце также имелась комната с зеркалами, называемая в простонародье хореографической студией. Перешли туда все вчетвером. Раздеваться не стал. Не в семейках же прыгать перед прекрасной дамой. Снял только джинсовую курточку и кроссовки. Зато Лидия вскоре явилась перед моими очами во всем великолепии обтягивающего трикотажного костюма. Мустанга понесло.

– Лидия Геннадиевна, не могли ли вы одеться менее вызывающе? – взмолился я, чувствуя нарастающее возбуждение внизу.

Женщина улыбнулась и согласилась:

– Конечно, Миша. Извини, как-то не подумала. Можешь обращаться ко мне просто Лида, хотя бы потому, что я – твоя ученица.

Вот платье очень кстати. Тем более, что ниже пояса мы сегодня ничего делать не будем. Люблю послушных девочек. Начали с электрик-буги. Запустили пластинку Джеймса Брауна на электропроигрывателе. Элемент «волну» она взяла с ходу. Будто эти движения она раньше изучала. С коброй и поворотами пришлось повозиться. А еще всякие кручения, или роллы рук и ног. Показал, как из этих элементов сплетается каскад движений. Стиль очень насыщен, но первые успехи ученицы позволяют надеяться на быстрое освоение. По виду и настроению было понятно, что это всё ей дико нравится. Пацаны тоже были в восторге.

Теперь следовало показаться перед дядиными ясными очами. Шумилов у себя в кабинете рвал и метал. Один из участников команды Юлия Максимовна серьёзно загрипповала. Дядя умчался принимать спортивные делегации, горестно махнув рукой и наказав не опаздывать. Что теперь будет с нашей командой? Наверное, дисквалифицируют. А он так хотел пробиться в финал! Надо срочно найти хоть какую-нибудь шахматистку на замену.

Поскакал со Змеем к Жеке посоветоваться. Выяснилось, что тот тоже фишку не сечёт в этих вопросах. Может быть, директор школы чего подскажет? Уже втроем прибежали к квартире Марка Ефимовича. Опять засада. Дверь никто не открывал.

В полном отчаянии я решился обрядиться женщиной, пожертвовав на годы вперед своей репутацией. Ни дядя, ни кто другой здесь Юлю ещё не имели счастья видеть. Вовка горячо одобрил идею, а Жека немного засомневался. Вообще-то Шумилов сам должен был бы позаботиться о запасном женском игроке.

Наша троица помчалась в студию к Дибич. Хореограф насмеялась всласть и согласилась помочь нашему горю. Фольклорной одежды там было завались. Меня обрядили в какой-то дурацкий сарафан, под который натолкали груди нехилых размеров. Эй, срочно включаем чувство меры. Образ кормящей мадонны здесь совсем ни к чему. Жека со Змеем ржали надо мной, как обожравшиеся дурью лошади. Гады, в общем, подлые! Заставил сделать себе нормальные грудки такие, сносные.

Еще макияж последовал. Новая ступень моего унижения. Как женщина не старалась, резкие черты выдавали меня с головой, несмотря на длинноволосый рыжий парик. Я больше был похож на крашенную трансуху, приехавшую проституировать, чем на серьезную шахматистку. Хоть паранджу надевай.

Не пришлось изображать восточную женщину, изборожденную чирьями и угрями. Примчался возбужденный Лёха и сообщил, что Николай Михайлович злой, как сто крокодилов, срочно требует найти меня. Оказалось, что второго номера сегодня тоже не будет, и я теперь должен был официально присоединиться к команде в качестве себя. Женщиной я решил теперь сделать Змея, чтобы в следующий раз знал, как надо мной ржать. А что? Фигуры знает, как двигать. И мордень у него более миловидная, чем у меня. Лёха там все равно будет крутиться. Пусть потихоньку ему шепчет верные ходы. Даже если проиграет одну партейку, выиграем день. А там чего-нибудь родим.

Змей как ни странно сразу же согласился, даже обрадовался почему-то. Весь в меня. Такой же авантюрист-пройдоха. Платье по его фигуре с трудом нашлось, но все равно висело, как у пугала огородного на жердях. Из тощего туловища жутко торчали острые груди. Приснится такое любому мужику, враз импотенцию поимеет. На хеллоуине Вовка точно бы призы взял. Времени уже не было шлифовать образ. Нормальная губная помада была изведена на меня, поэтому у него губы получились слишком яркими, как у какого-нибудь вампира в будущих триллерах. Нацепили ему вдобавок рыжий женский парик, бусы на шею. Платье было почти до пола, поэтому, подумав, решили кеды на ногах оставить. В итоге получилась такая праздничная чудаковатая колхозница, малость вульгарная, правда. Ничего так, терпимо.

Блин кислый, голосок то у парня ни разу не женский, юношеский басок пробивался. В панике предложил ему стать немой шахматисткой, на что Вовка резонно заметил, что если он по документам учительница, то никак немой быть не может. Решили, что участница взяла, да и охрипла, на детишек оря. Поблагодарив нашу спасительницу, метнулись на торжественное открытие.

Просторное фойе дворца было преобразовано в турнирный зал. Около каждого из шестнадцати шахматных столиков стояла своя магнитная демонстрационная доска. Как мне кажется, совершенно напрасно, потому что гибкая ограда будет отделять зрителей от столиков, стоящих в одну линию, всего в пару шагов. Ну, да ладно. Организаторам видней. По бокам столиков в сторону зрителей были размещены таблички с фамилиями участников, названием команд и номеров по рангу. Места для зрителей предполагались только стоячие, или лучше сказать ходячие. А ещё поблизости будет буфет. Значит, и чавкающие.

Само открытие турнира прошло как-то скучновато, но вполне по-советски. Шахматистов построили в линию, как каких-то пионеров. Перед капитанами команд встали шумиловские ассистенты и прочие активисты, держащие в руках таблички с названиями команд. Вопреки обычной практике, Шумилов назначил меня сразу на вторую доску, оставив Жеку на третьей. Поэтому я стоял вторым после дяди. Напротив нас негромко перетаптывалась с ноги на ногу и перешёптывалась толпа любителей шахмат. Многие мужчины с каким-то удивлением поглядывали на нашу команду. Причина этого оказалась в Вовке. Где только он научился всяким женским пошлостям? Он изо всех сил пытался соответствовать одному ему понятному женскому образу, игриво кося глазами и делая странные движения, особенно бедрами. Достать его мне было проблематично. Шепотом попросил Жеку, чтобы двинул эту новоявленную проститутку локтем как следует, или щипанул за вертлявую задницу.

К микрофону, установленному на небольшом подиуме, вышел полный представительный мужчина, как потом выяснилось, председатель областного совета ДСО «Урожай». Он поздравил всех участников и зрителей с началом состязания, пожелал успехов и победы достойным. Потом подошел коренастый мужчина с волевым лицом, которого присутствующие встретили особенно восторженно. Им оказался один из сильнейших шахматистов Подмосковья и общества «Урожай» гроссмейстер Ратмир Холмов. Он посетовал, что не сможет в этот раз принять участие в соревнованиях, но пообещал по возможности следить за турниром и оказывать содействие организаторам. На правах принимающей стороны выступил капитан нашей группки Шумилов. Он немного растекся словесами о высокой чести, оказанной санаторию. Больше всех трындел ни о чем. Закончил торжественную часть сухенький старичок, судья этого турнира. Он долго рассказывал о всяких правилах, которые должны соблюдать участники во время турнира, а потом объявил о начале игры и пригласил занять свои места.

На столике, за который я сел, так и осталась висеть табличка с фамилией Николаев Ю. А. (1р.). Против нас сегодня играла команда Ступинского района. Напротив меня уселся молодой парень с измученным интеллектом лицом и с фамилией Романов Р. Р. Тоже перворазрядник. Поприветствовали друг друга рукопожатием. Парень с каким-то ужасом уставился вдруг на меня, а когда заметил мой взгляд, поспешно отвел глаза. Я не удержался и немного схохмил:

– Слушай, Рыры, может быть, сразу сдашься? Силы сэкономишь.

Парень сглотнул и нервно покачал головой в отрицании. Чего опять со мной не так?

По команде старичка ассистенты подскочили к столикам и включили часы. Я играл черными. Чего-то Рыры долго тормозил с первым ходом, а потом как-то неуверенно двинул слоновью пешку. Я ему такой же пешкой навстречу. Ага, английское начало. Парень нервничал, потел, часто ошибался и на двадцать третьем ходу сдался. Он рассеянно поздравил меня с победой и быстро умотался восвояси. Я на всякий случай ощупал лицо. Вдруг клыки выросли, или там рога.

Времени на игру было затрачено полчаса. Я самый первый на турнире освободился. Народ лениво прогуливался по разрешенной части зала, наблюдая за игрой. Больше всего скопилось возле моего столика. Обслуживающий нашу команду на стендах Лёха утирал пот на лице. Не давал я ему присесть своими быстрыми ходами. Вовка сидел против какой-то сикилявки с хвостиками на голове. По всему выходило, что его уверенно ставят в позу «раком», не выходя из дебюта. Дядя на первой доске со ступинским кандидатом такого же возраста сражались пока на равных. Жека белыми разыграл испанку с неясными перспективами против длинного, худого и очкастого второразрядника. Дождался подхода судьи, зафиксировавшего результат, и удовлетворенно зевнув, обратился к Лёхе:

– Посмотри на мою морду. Там все в порядке?

Лёха придирчиво осмотрел ее и ответил:

– У тебя чего-то с глазами. Странные они какие-то.

Ладно. Сам разберусь. Потопал в туалет. Там нашел зеркало над умывальником и уставился туда.

Ёперный детонатор! Змею и Жеке за такую подставу положена самая мучительная смерть без наркоза. А перед смертью я им обоим ещё пооткручиваю яйца. Короче, когда я смывал перед турниром с морды макияж, каким-то образом тушь на ресницах осталась. А эти подлые гады умолчали о таком косяке. Вот таким Элисом Купером и позорился перед достопочтенными советскими шахматистами.

Злым собаком вернулся к столикам. Змея уже вышибли с дыркой от бублика. Сикилявка постаралась. И он бродил меж столиков в образе отвергнутой любовницы с печальной и кривой улыбочкой. Некстати он мне попался. Вытащил его за шкиряк в туалет и разрядился на нем, как Тузик на британском флаге. Пацан ускакал от меня на полусогнутых.

На оставшихся досках в нашей команде царило равновесие. Попросил Лёху подменить себя пацаном из своих, чтобы пойти и привести моего друга. Потом мы втроем двинули к Лидии возвращать змеево естество и повздыхать насчет тортика, который у ней был замечен.

Возвратились в турнирный зал где-то через полчаса. Жека встретил нас с довольной лыбой. Разделал он своего дохляка под орех. У дяди положение было, наоборот, очень сложное. Не смертельное, но и не вызывающее приятных чувств. Ступинский кандидат играл остро и смело. После сделанного сорокового хода Шумилов поднялся из-за стола и подозвал меня. Далее последовало то, что повергло меня в глубочайший шок. Он предложил мне подменить его на первой доске, ссылаясь на срочные и неотложные дела. Правила турнира позволяли нижестоящим по рангу членам команды подменять в любой момент старших товарищей. Обратное невозможно. Если учесть, что он решил слинять, наворотив тяжеленную позицию на доске, то понятно было мое состояние. Ещё даже не получив моего согласия, директор шустро умыкнулся из поля зрения. Его соперник порозовел от счастья, предвкушая победу и уже сделал шах ладьей моему, то есть дядиному королю.