Текст книги "Ей это нужно, мне это удобно (СИ)"

Автор книги: МаККайла Лейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

И это все вместе с Саймоном Мелларком. В день, когда они закончили Конриальскую академию, Нора вздохнула от облегчения и напряглась одновременно. Окончание обучения отрезало ее от Саймона раз и навсегда, она больше никогда не увидит его, если захочет. Отныне у каждого из них свои дороги. Но вместе с этим в ней поселилась тревога. Ведь отныне она не могла видеть его. Не могла знать, с кем он и чем занимается. Не могла знать, с кем он состоит в отношениях. Он больше не мелькал перед ней как на ладони, и этого мига, когда она лишилась возможности видеть Саймона хотя бы издалека и говорить с ним, Нора ждала с невероятным страхом. Потому что она не знала, как жить дальше.

Дальше по дороге жизни она пошла бок о бок с Яном Лайтмером. И не в качестве пары, а все также... Друзьями. Их встретил Эраклион, одна квартира на двоих, одна работа и Нэр Шеппард в качестве бонуса.

И одна постыдная тайна, которую Нора Цюрик оказалась не способна открыть никому. Лишь посвященные знали о том, что она не переставала любить Саймона Мелларка. Тот же Ян, например. Более того, он всегда угадывал, когда причиной плохого настроения Норы становился именно этот придурок. Более того, в некоторые моменты Лайтмер был единственным, с кем Нора... Могла поделиться личной болью. Единственный, кто был рядом и кто все это слушал. Нора прекрасно представляла, что он сам может при этом чувствовать: девушка, в которую ты влюблен, рассказывает тебе о мудаке, в которого сама влюблена. Рассказывает долго, горячо и с чувством.

Нора прекрасна понимала все это. Но не могла остановиться. Казалось, что Ян понимал ее лучше всех. И с кем-то хотелось поделиться своей болью, даже если этому кому-то ее рассказ сам причиняет боль. В конце концов, если ее так невыносимо слушать, почему же он ни разу ее не заткнул? И тот плохой момент, что при всем своем прочем хорошем отношении в момент, когда ей было плохо, Нора хотела надавить и на Яна. Пусть и своим рассказом. Пусть и он пострадает. Да, она чувствовала себя потом виноватой мразью. Но не могла остановиться.

Как же хорошо, что теперь у Яна появилась Серверджина Рафстер, и Норе больше не надо все делать с оглядкой.

Но было то, что Ян не знал. Но смутно догадывался, только не в том ключе. Ни разу за все то время, как они жили вместе, они не обсуждали сексуальную жизнь друг друга. И если в случае Яна было ясно, что он так бы и остался последним девственником, не подвернись ему тогда эта Билли Ламберт, то Нора Цюрик целибат не хранила. Но то, как она его не хранила, ей категорически не нравилось. И нравилось одновременно.

Ян даже понятия не имел, какой большой вклад вносила Нора в охрану его психики. Она знала, что Лайтмер мог оставаться непоколебимым сколько угодно рядом с ней, но знала она и также, что кое-что все же могло выбить его из колеи.

Знание о том, что Нора Цюрик вступила с кем-то в отношения. Пока она была одна, это легче переносилось. Нора знала по себе: в те моменты, когда в графе “семейное положение” у Саймона стояла пустота и на аватарке он был один, ее сердце билось значительно легче.

Пока Ян Лайтмер не знал о том, что у нее кто-то есть, он мог спать спокойно. И Нора охраняла его сон. Знал бы он только, какой ценой.

Иногда, очень редко она вдруг могла не прийти вечером домой. Пропасть на целую ночь. А наутро вернуться как ни в чем не бывало, но ни слова не сказать об этом. Ян полагал, что Нора занимается с кем-то сексом. Возможно, со случайными знакомыми. Возможно, вон с кем-то из тех, с кем Нора довольно мило общалась на обеде. Лучше не знать потенциального врага в лицо. Ян ни о чем ее не спрашивал – Нора ничего не говорила.

Но он не представлял, насколько был прав. Нора действительно в такие ночи уходила именно для того, чтобы заниматься сексом. У нее была одна весомая причина порой слишком рьяно срываться, когда она вроде бы ничего не планировала. Если бы только Ян знал имя этой причины. Ведь ради нее Нора была готова примчаться куда угодно и когда угодно.

Некоторые вещи никогда не меняются. Саймон Мелларк в ее жизни не менялся тоже.

Саймон. Именно к нему Нора срывалась. Именно на его зов приходила. Его губы, заливаясь слезами, целовала. Его рукам позволяла скользить по своей груди и расстегивать свой бюстгальтер. Саймон Мелларк чаще всего не замечал ее слез. Потому что был изрядна пьян.

Как и все, он повзрослел. Прорывающаяся раньше грубость теперь проявлялась в нем больше. Брутальность, которая влекла к нему девушек, наполняла его все сильнее. А самоуверенность только росла.

И именно такого его и любила Нора Цюрик. Именно к такому и шла, зная, что завтра утром ему будет на нее насрать. Шла и ненавидела себя за собственную слабость. Потому что прекрасно понимала, что теряет всякую гордость, которую имела (и имела ее предостаточно) и стелилась перед Саймоном самой настоящей тряпкой. Но был слишком велик риск потерять его. А этого Нора допустить не могла.

Она позволяла ему все. Потому что слишком скучала. Саймон, надо сказать, не очень-то с ней церемонился. Творил много вещей, которые Норе не слишком-то нравились. Но она была готова терпеть, ведь это же Саймон.

Он хлопал ее по жопе. Держал за волосы и называл грязными словечками. Кончать предпочитал в живот или на лицо. При минете любил пихать в нее свой член еще глубже. А Нора терпела, преданной собакой заглядывая Саймону в глаза. В ее распоряжении была целая ночь. В течение которой Саймон имел ее, как ему вздумается.

А на следующее утро Нора ненавидела его. Когда он был уже далеко, когда она сама более-менее приходила в норму. Тогда наступало отвращение к себе: как же она могла до такого опуститься. И всегда после этого Нора Цюрик твердо обещала себе: это все случилось в последний раз. Больше она такого себе не позволит. В следующий раз она покажет свой характер и пошлет Саймона Мелларка, полагающего, что стоит ему написать ей пьяным в некстере, так она тут же примчится туда, куда он скажет. В следующий раз она не побежит за ним как собачка.

Следующий раз наступал, и Нора Цюрик бежала. А потом ненавидела себя наутро. И получался замкнутый круг.

Зачем она все это делала? Потому что любила? Потому что не могла отказаться от возможности видеть самого дорого человека, пусть и вот так вот? Да. А еще те слова, которые он изредка говорил ей. Когда Саймон был пьян, он не особенно следил за языком. И иногда Норе удавалось уловить то, что она и не надеялась услышать. Что она лучшая. Что она великолепно сосет. Что он, может быть, зря ее бросил, да Кэтрин, Лесбит, Вероника или кто там еще не поймет, если он вдруг расстанется с этой Кэтрин, Лесбит, Вероникой прямо сейчас и вернется к Норе. Иногда ему кажется, что, может, можно начать все сначала. А, ему только кажется, сорян. На этих словах сердце Норы Цюрик падало вниз. И тут же взлетало: ведь при прочих равных Саймону все же “кажется”.

Как и Ян, она жила слепой надеждой. Жила уже пять лет. В клетке, из которой не было выхода.

Но теперь кое-что изменилось. И имя этому изменению было Нэр Шеппард. Он и понятия не имел, что давал Норе. Нет, она конечно никогда не собиралась ему что-то рассказывать или, тем более, показывать. И нет, она не влюбилась в Нэра Шеппарда назло этому мудаку.

Но он давал ей кое-что очень важное – сомнительную надежду, что кроме Саймона в ее жизни будет кто-то еще. Уж точно не Нэр, это понятно, но хотя бы тот факт, что она может хотеть кого-то другого. И трахаться с кем-то другим. И получать от этого удовольствие, не представляя Саймона, не пытаясь найти в Нэре замену. Она хотела именно Нэра, а не возможность заткнуть Шеппардом воющее по Саймону сердце.

Пускай пока это был законченный радикальный сексист, но потом, возможно, появится кто-нибудь еще, и тогда она сможет порвать с Саймоном.

Чем дольше она трахалась с Нэром, тем больше в Норе возникала уверенность, что, может быть, у нее появятся силы, чтобы это сделать. Может быть, они уже появились.

Норе уже не казалась такой неосуществимой цель, чтобы поговорить с Саймоном и расставить все точки над “и”. В первую очередь она совершила невозможное. В очередной раз, когда Саймон, напившись, написал ей, Нора ответила отказом. Он явно не ожидал такого. И очень взбесился, но Нору только что оттрахал Шеппард... Поэтому она не видела смысла мчаться сломя голову к еще одному мудаку. И пусть сердце гулко стучало, когда пальцы набирали сообщение об отказе, внутри она чувствовала некоторое... Облегчение.

Пожалуй, тогда Саймон впервые после этого стал писать ей, когда был трезв. Обычно он не очень-то горел желанием общаться с Норой, но теперь неожиданно проявил инициативу. Это было приятно, хотя Нора и знала, чем эта инициатива была вызвана. Он сам – сам! – писал Норе два или три раза, прежде чем она согласилась встретиться с ним на ее территории. А вернее – выполнить якобы его просьбу – показать ей ее работу. Если, конечно, такое возможно. Нора обратилась напрямую к руководству, и оно разрешило. Все-таки имя Саймона Мелларка как зельевара что-нибудь до значило. Династию Мелларков уважали, как и династию Цюрик.

Поэтому весь день на работе Нора чуть ли не светилась от счастья. Это заметил Ян, но на все вопросы Нора лишь загадочно отмалчивалась, предпочитая уходить от ответа. Видел это и Нэр, но он предпочел никак не реагировать. Норе не было до этого никакого дела. Сегодня Шеппард стоял для нее на последнем месте.

Она дождалась окончания своей смены дня, когда и Ян, и Нэр (кажется, он тоже) свалили, и кинулась в холл, чтобы встречать Саймона.

Он был прекрасен, Дракон. Словно само солнце коснулось Норы своими лучами. Улыбка против воли расползалась на ее губах. Впервые не пьяный. Впервые пришедший просто так.

– Нора, – Саймон раскрыл свои объятия, в которые она так легко бросилась, потому что это был Саймон, – я скучал.

“Особенно по тому, чтобы кончить мне на лицо, не так ли?”

– Неплохо ты тут устроилась, – присвистнул он, оглядываясь вокруг. – А я вот батрачу на отца и мать. Беру свои заказы. Скоро мир хорошо узнает зельевара Саймона Мелларка.

Нора улыбалась, слушая его. В каждом его слове так и скользила самоуверенность, но Саймона не хотелось убивать за это, – это было частью его шарма.

– Лайтмер тоже с тобой? – Саймона была не остановить. – Его не будет сегодня? Хорошо. Не то чтобы я не хочу его видеть, просто давно не видел именно тебя, – тут же исправился он, но Нора прекрасно все поняла.

Дальше шла околочасовая прелюдия того самого разговора, который надеялась начать Нора и ради которого явился Саймон. Прелюдия, заключавшаяся в том, что она показала ему вкратце, как у них все устроено, и рассказала, чем они занимаются. То, что можно видеть другим, конечно же. Они неспеша шли по их небольшому предприятию, пока наконец не оказались на улице у одного из нескольких выходов. У любого предприятия есть такой – самый непосещаемый, закрытый и неприметный. Именно там и происходят важные разговоры. Именно там и вершатся судьбы.

Они отошли немного подальше от двери, завернули за угол, оказавшись в небольшом закутке, который Нора отлично знала, и тогда Саймон оперся об стену спиной и задумчиво посмотрел на нее.

– Нора, что происходит? – спросил он прямо, от чего сердце Норы ушло в пятки, но она нашла в себе силы в ответ спросить как ни в чем не бывало:

– А что должно происходить?

– Я о тебе.

– А что со мной?

– Ты не пришла в прошлый раз.

Вот такая констатация факта. И Норе бы закричать, что она, вообще-то, ничем ему не обязана, что у Саймона есть на данный момент девушка (она сбилась уже со счета, какая из) и что по-хорошему он бы должен трахать ее, а не стоять тут и не смотреть на Нору с таким видом, словно отчитывает ее.

– Я знаю, Саймон.

– То есть ты сделала это специально? – Нора не ответила. – То есть я стал не интересен тебе?..

– Вовсе нет... – ее сердце нехорошо сжалось. Она уже усомнилась в том, что это была хорошая идея – затевать такую игру. Все-таки выдержать взгляд его глаз – это невыносимо.

– А что такое тогда, Нора? В чем причина? Вообще-то, я тебя ждал.

– Вообще-то, у меня есть своя жизнь, Мелларк, – холодно проговорила Цюрик. – Которая, представь себе, не вертится вокруг тебя.

– А, то есть... – задумчиво проговорил Саймон, и Нора закусила губу. Черт, она знала эти интонации. Они не предвещали ничего хорошего. Он не должен был подумать, что она отказывается от него!

– Я не это имела в виду.

– А что же ты тогда имела в виду?

Внезапно это начало раздражать ее. Что она по-прежнему готова была расстилаться перед этим мудаком. Твердая решимость захватила Нору Цюрик.

– Я имела в виду, Саймон, что у меня тоже могут быть свои интересы и свои дела. И своя личная жизнь. Представь себе, ты не единственный, к кому я могла бы прийти. Я не жду тебя днями и ночами. У меня тоже есть личная жизнь. И на данный момент у меня есть человек, к которому я могу пойти и помимо тебя.

Лицо Саймона вмиг потемнело.

– Все ясно, – вдруг со злобой проговорил он. – Тогда я, пожалуй, пойду.

И в это мгновение Нора испугалась. Она не ждала, вернее, ждала такой реакции, но оказалась не готова к ней.

– Почему? – испуганно спросила она.

– Потому что не имею никакого желания с тобой говорить после все этого.

– После чего этого? После того, как ты бегаешь от Элисон, – надо же, она наконец-то вспомнила имя, – ко мне, хотя на странице в некстере пишешь том, как сильно ее любишь? Что ты трахаешься со мной за ее спиной? Почему тебя удивляет, что я тоже могу трахаться с кем-то?

– Не желаю слушать жалкие бредни шлюхи.

Нора осеклась. Внутри все похолодело.

– Что? – растерянно переспросила она. Она надеялась, что ей послышалось.

– Что слышала, нахрен. Я не желаю ничего слышать от шлюхи.

Он же это не серьезно? Нет, он не мог же... Краска вмиг отлила от лица Норы.

Она не могла. Не хотела в это верить.

– Что ты такое говоришь? – прошептала Нора, смотря на свои почему-то трясущиеся руки.

– То, что есть, детка. Ты шлюха. Мерзкая, дряная шлюха, которая раздвигает ноги перед каждым, – Нора вздрагивала от каждого его слова. Словно от хлестких пощечин.

– Я не... – снова прошептала она, чувствуя, как глаза наполняются слезами. – Я же люблю...

– Любишь? – расхохотался Саймон, и у Норы из глаз брызнули слезы. – И поэтому отсасываешь за глаза какому-то мудаку? А может, он и не один, м? Или тебя вообще пускают по кругу?

– Нет же, нет! – как-то истерично выкрикнула Нора, но Саймон снова расхохотался, и взметнувшееся было сердце поникло.

– А откуда мне знать? – хрипло спросил он. – Ты серьезно думаешь, что я буду верить словам шлюхи? Отвратительной, грязной, мерзкой шлюхи?

– Ты же сам... – все еще не веря, сквозь слезы проговорила Нора.

– Что я сам? – холодно переспросил Саймон.

– Спишь... Со мной.

– После того, что сегодня услышал, больше даже не хочу дотрагиваться до тебя. Ты мне еще что-то смела молоть про любовь. Ага, как же. Вся ваша мерзкая шкурная природа вскрывается на раз.

– Это неправда, – Дракон, она пыталась еще что-то ему доказать. Он поливал ее дерьмом, а она пыталась ему что-то доказать. – Я... Если бы ты... Я до сих пор...

– Зато ты мне нахер не сдалась, гребаная подстилка.

– Саймон!

– Я не желаю тебя больше видеть. Не же-ла-ю. Можешь ты это нахрен понять или нет? – наступал он на нее. Нора почувствовала, что ноги ее больше не держат. Реальность перед глазами задрожала. – Ты мне нахер не нужна. Можешь хоть подавиться своими чувствами, хотя я вообще не верю, что у тебя есть какие-то чувства, мерзкая дрянь, ты мне нахер не сдалась. Ни тогда, ни сейчас. Думаешь, ты какая-то особенная? Ты самая обычная шлюха, готовая раздвинуть ноги перед первым попавшимся мужиком. Чтоб ты сдохла, дрянь.

Нет, нет, нет. Она не хотела верить. Она не хотела слышать. Она не хотела, но эти слова летели в нее.

– Ты ничего не стоишь. Ты точно такая же, как и все. У тебя никакой гордости нет. На словах ты такая неприступная, а стоит мне сказать, как ты сосешь мой член... Кстати, хорошо сосешь слишком. Наверное, опыт, да? – он смеялся над ней. Он бросал ей все это в лицо. – Спорим, если бы я бы пустил тебя по кругу, ты бы не отказалась? Чтобы только меня не потерять. Какая же ты тряпка, Цюрик. Бесполезная тряпка, о которую-то и ноги вытерять брезгливо. И что я вообще в тебе нашел когда-то, а? А теперь еще и выяснил, что ты шлюха.

Это все говорил он. Человек, которого она любила. Человек, ради которого она была готова бросить все, если бы он позвал. В каждую встречу она бежала к нему, хотя клялась, что это в последний раз. Бежала и ненавидела себя. Терпела унижения. Терпела все. Лишь бы он прикасался. Лишь бы ее трахал. Лишь бы говорил, что она “ничего такая детка”. Заслужить слышать хотя бы такое от самого дорогого человека было для нее самым высшим счастьем.

Нора не хотела верить. Не хотела. Хотя налицо были все факты.

– Я ненавижу тебя, – попыталась хотя бы просипеть она, но ничего не вышло.

А Саймон пригибал ее все ближе к земле. Не физически, конечно, но морально.

– Плачь, плачь, шлюха, это же единственное, что ты умеешь делать, – говорил он, и Нора плакала еще больше. Слабела на глазах. – Ах нет, еще ты хорошо подсасываешь кому не попадя. И ты правда думала, что мне нужна подстилка, которую имели все кому не лень? Серьезно думала, что я подбираю грязное, вонючее дерьмо? Я ненавижу шлюх. Откровенно говоря, мне хочется на тебя блевануть.

Она слышала и не слышала его. Она уже давно опустилась на корточки, потому что ноги перестали держать. И закрывала голову руками, а из глаз все продолжали течь слезы. И Нора слушала все то, что, очевидно, и заслужила за эти годы. То, что думает о ней любимый человек.

– И ты еще что-то реально смела говорить о том, что меня любишь. А в это время трахалась с другим мужиком. Да пошла ты нахрен!!! – Норе показалось, что он занес ногу и сейчас ее пнет. Она чувствовала себя шариком, который безжалостно швыряет на сильнейшем ветру. – Шлюха, чертова мерзкая шлюха. Да чтоб я еще хоть раз имел с тобой что-то общее. Ты мне противна. Противна.

Противна. Противна. Шлюха. Не хочет ее знать. Это было неправдой, было чудовищной, чертовой неправдой, но именно шлюхой сейчас Нора Цюрик себя и чувствовала. Грязной, мерзкой шлюхой. Все так, как он и сказал.

Хуже уже быть не могло.

Или могло.

Сквозь слезы она все-таки увидела их. Тяжелые, озлобленные глаза, смотрящие на нее из темноты. А Саймон все продолжал говорить, и яд капал с его губ. А глаза все смотрели. Глаза человека, согласного с Саймоном на все сто процентов.

Еще и Шеппарда впридачу, сразу обоих Нора вынести бы не смогла. И сломавшись, она уронила голову на колени и расплакалась окончательно. Пусть добивают.

Сейчас он присоединится к Саймону, и они вдвоем...

– Какого хрена?!! – Нора вздрагивает, хлопая мокрыми ресницами, потому что не может поверить: ей же не послышалось? Не послышалось... Звук удара. Она подняла залитую слезами голову и сквозь влажную пелену увидела...

Нет-нет-нет, что?

Наверное, она упала в обморок и видит галлюцинации... Наверное, это ее фантазия. Но крик Саймона тут же вернул ее к реальности. Это произошло на самом деле.

Нэр Шеппард только что врезал Саймону в челюсть. За которую последний теперь держался одной рукой.

– Ты кто вообще такой?! – как-то даже взвизгнул Саймон, и впервые Нора услышала такие интонации в его голосе. – Мужик, какого черта... Не мешай мне, я разбираюсь со шлюхой. Твою мать!!!

Больше он ничего не успел сказать. Потому что также молчаливо и также мрачно Нэр задвинул ему прямо в пах. На руках у Саймона, мгновенно взвывшего от чудовищного удара и которого уже обуяла ярость, тут же замерцали всполохи магии. Но Шеппард оказался быстрее, у него на ладонях заблестели черные полосы, и в следующий момент он повалил Саймона на землю, после чего Нора воочию наблюдала то, что называется избиением.

Саймон выл, сама она плакала, не в силах даже пошевелиться, а Нэр все также, не сказав ни единого слова, наносил удар за ударом. В живот, в лицо, не гнушаясь использовать магию.

Он действовал так четко и слаженно, что разбитая, сломленная... Нора даже испугалась. Ей казалось, что Нэр знал, как надо бить. Это было похоже на черто спланированное избиение. И Нора впервые видела, как это делает бывший боевой маг.

Вот только... Только ей было все равно. Кричал, срываясь на визг и истерику, Саймон, а в душе у Норы Цюрик медленно что-то умирало. Клетка за клеткой.

Вскоре, правда, удары начали затихать, и тогда Нора осмелилась поднять голову, чтобы взглянуть... Нет, ужаснуться и взглянуть на какого-то побитого, разом растерявшего всю свою крутость и гонор Саймона с расквашенными носом. Такого... Такого жалкого. С взглядом как у побитой собаки.

Но тут Саймон словно бы увидел, что Нора смотрит на него, и он истерично завизжал.

– Вы, вы, вы... Шкура, шлюха, дрянь... – пробормотал он слабеющим голосом, глядя Норе прямо в глаза. – А ты вообще конченый! – вдруг заорал он на Нэра, который тяжело дышал, но по-прежнему не проронил ни звука. – Ты, да я на тебя, да ты...

И тут он телепортировался. Сбежал из самых последних сил, как сбегают самые последние трусы. Вот так просто. Странно, что после него еще грязной лужи не осталось. Он вполне ведь мог обмочиться.

Теперь они с Шеппардом остались только вдвоем. Но Нора не могла смотреть ему в глаза. Просто не хватило сил. Он все еще продолжала сидеть на том же самом месте и в той же самой позе, обхватив руками колени.

Шеппард тяжело молчал. А Нора боялась. Боялась слов, которые он может произнести. А он мог. Сейчас ее уничтожило бы даже самое невинное его заявление.

Она боялась каждого его дальнейшего возможного действия. Не знала, что от него можно ждать.

Но, судя по всему, Нэр стоял, не двигаясь. Она прямо-таки ощущала его тяжелый взгляд на себе. Или не на себе, а на стене, около которой она сидела. Но результат, в общем-то, тот же. Нора почти физически чувствовала его тяжелое молчание. Внутри Шеппарда сейчас скрывался такой дьявол, с которым лучше было не сталкиваться.

Он стоял там несколько минут еще точно. А потом Нора ощутила, что рядом стало как-то... Пусто. И только тогда рискнула поднять голову.

И этот свалил тоже.

Все они сваливают. Но если бы он остался здесь сейчас, то, наверное, Нора Цюрик сломалась бы окончательно. Хотя куда уж хуже.

Что она ощущала? Ничего. Только пустоту. Пустоту, в которой будет отражаться ночное небо и зажигающиеся на нем звезды. Нора Цюрик была так разбита, что, подняв голову, она смотрела только вверх. На проплывающие темные облака.

Она не знала, сколько сидела так. Просто не было чертовых сил подняться. В первые минуты ей казалось, что у нее вообще никогда не будет сил.

Потом ей показалось, что, может быть, чуть позже, но она даже сможет встать. Еще позже она все-таки встала. По всему телу прокатилась слабость, но сил на одну телепортацию все-таки хватило. И то какую-то неудачную, Нора чуть не споткнулась у себя в прихожей.

Сил приводить себя в порядок не было. Она кое-как, на автомате добралась до ванной. На скорую руку приняла душ. Доковыляла до кухни. Что-то выпила. Кусок в горло не лез. Затем дошла до спальни. Вспомнила, что нужно поставить на зарядку телефон. И рухнула без сил на кровать.

И на следующее утро чуть не опоздала на работу.

====== Глава 3. О взаимодействии с сексистами ======

В первый раз цветы он ей притащил после того, как они посрались. Из-за чего?.. Из-за того же, что и всегда: “остроумных” и “искрометных” высказываний Нэра. Правда, в тот раз ссора получилась напорядок серьезнее, чем раньше: Шеппард выбесил Нору основательно, по всем параметрам, начиная от “женщина по природе создана ниже мужчины” и заканчивая “зельеварение – неженская профессия”. Тогда Нора спустила его с лестницы и не видела уже пару дней.

Да уж, выносить Шеппарда было... Сложно. Более того, рядом с ним и сама начинаешь терять адекватность. А иначе просто не получалось. Нэр Шеппард мог выбесить кого угодно, точно недалек тот день, когда и более спокойный Ян выйдет от себя. Это сначала кажется, что от его сексистских нудений можно абстрагироваться. Иногда это казалось даже смешным (неужели человек, вдвое их старше, реально и на полном серьезе городит такую чушь?), но в конце концов начинало раздражать. Обязательно нашлись бы те, кто заявил, Норе: а что же ты так остро реагируешь? Провоцируешь его, обращаешь внимание? Ха. Побыли бы они на ее месте. Это в теории таких людей, как Шеппард, можно заткнуть, поставить на место. На практике же – нихера. Максимум, он заткнется на день, а потом начнется по новой. И если слушать одно и то же изо дня в день, на каждую ситуацию, на каждый промах и достижения...

О, Нора с удовольствием бы посмотрела на тех, кто не свихнулся. Особенно на тех, кто и правда считал, что ее слова – это просто отмазки и на самом деле Нэр никого не может вывести из себя.

Может. Даже не надейтесь.

Тогда заканчивался ее третий выходной, и Нора, в общем-то, собиралась выбраться из своей квартиры, чтобы прогуляться. И как только она уже почти закрыла за собой дверь, на лестничной клетке материализовался Нэр. С очень тяжелым взглядом и державший перед собой – Нора не могла поверить – пять огромных. Красивых. Ирисов.

Ирисов. Ее сердце радостно забилось против воли, а на губы уже ползла самая широченная улыбка, но усилием воли Нора подавила ее. В памяти тут же взвились все его обидные замечания, и поджать губы, скептически оглядывая Нэра, оказалось проще простого.

– Это нахрен, Шеппард, что?

Как по команде глаза у Нэра налились кровью, и от его ора, наверное, чуть ли не содрогнулся весь этаж.

– А ты, нахрен, как думаешь?!!

– Мне интересно: нахер ты это припер, а? – уперлась руками в бок Нора. И пристально посмотрела на Нэра. Выглядел он по крайней мере нелепо с этими вот цветами, которые держал перед собой. И он это прекрасно понимал, более того, Нора подозревала, что такое решение далось ему непросто. И вообще-то ей очень хотелось обнять его, просто кинуться, обнять и сказать спасибо за то, что это, мать вашу, ирисы! Но она продолжала смотреть на Нэра как на последнее говно, и это сработало: с каким-то рыком он резко подскочил к ней и всучил в руки этот несчастный букет, с побагровевшим лицом и таким видом, будто хотел ее убить. Норе, впрочем, тоже хотелось его убить (и обнять, но какая к черту разница?).

– Вы, женщины... – начал он, явно собираясь рассказать ей о том, что женщины абсолютно не ценят “подвигов”, которые несчастные мужчины совершают ради них, но ответом ему послужила резко захлопнувшаяся дверь. И огромный ядовито-зеленый фак, возникший перед его носом, очень явно дававший понять настроение Цюрик.

Она не стала посылать его открыто – но заклинание с приветом отправила. Телепортировался Нэр так ощутимо, что вот эта тяжелая тишина за дверью, казалось Норе, стояла там еще минут двадцать. Он умел оставлять после себя ощутимый эмоциональный след. Ну и пусть проваливает, сексистский урод.

А вот ирисы классные. Те же двадцать минут, пока ощущение эмоционального состояния Нэра не рассеялась, Нора стояла, улыбалась и прижимала к груди этот прекрасный букет.

Огромные, фиолетовые, душистые ирисы, еще немного влажные снизу. Дракон, где он их только откопал. И именно ирисы... Ее самые любимые цветы во всей волшебной вселенной.

Но тут стало чертовски обидно. Потому что Саймон никогда не дарил ей ирисов. Хотя прекрасно знал, что именно они ей нравятся больше всего. Нет, этот ублюдок тащил ей все что угодно: розы, тюльпаны, лилии, но никогда – ирисы. Конечно, Нора была рада цветам от него, но знаете... Порой у нее оставалось ощущение, что он дарил их потому, что просто надо было подарить. Откупиться перед самим собой. А не потому, что действительно хотел ее порадовать.

А тут какой-то левый мудак, который женщин и за людей-то не считает, мудак, с которым они периодически трахаются, вдруг взял и ни с того ни с сего притащил ей ирисы. Даже этот мудак притащил ей ирисы. А самый дорогой человек – нет.

Саймон... При мысли о нем сердце предательски сжалось. Да, все еще болело, как ни крути. Но уже меньше. Что-то сломалось в Норе тогда, когда он фактически заставил ее опуститься на колени и свернуться калачиком. Что-то сломалось, когда он наносил ей удары – не физические, а моральные. Что-то сломалось, когда Нора увидела его, лежащим на земле, с разбитым носом и воющим от боли, обхватившего руками коленку. После ударов Нэра. Тогда впервые за все эти годы он показался ей... Жалким.

У нее ни на миг не возникло желания подбежать к нему, заорать на Нэра и... Успокоить Саймона. Не возникло. Она как будто впервые видела его такого: трусливого, жалкого... И впервые что-то умирало.

Да, сейчас иногда в сердце еще гулко прокатывалась боль, но внутри у Норы произошел раскол. Она насадила Саймона на конец иглы, возвела его в абсолют, а себя поставила перед ним на колени, осознавая, ненавидя себя за это, но все же продолжая стоять перед ним на коленях и заглядывать в рот.

Но, оказывается, всему есть предел. Есть слова, которые не прощаются, и в тот вечер Саймон сказал много таких слов.

Есть такие моменты, когда раненый человек вдруг поднимается с колен и идет дальше. У него не появились новые силы, нет. Просто любой горечи рано или поздно наступает конец. Человек не может долго бичевать сам себя, ему требуется передышка.

Иногда ты становишься зависим настолько сильно, что однажды просто осознаешь, что перегорел. Наверное, что-то почти такое и случилось у Норы Цюрик. Она устала. А еще увидела его жалким. А жалких мужчин она как-то не особо любила.

А еще не могла найти правильного объяснения поступку Нэра. Он не должен был этого делать. По всей логике не должен был. Услышав все доводы и выводы Саймона, Шеппард должен был присоединиться к нему и повещать и так разбитой Норе о том, какие же все женщины – твари.

Но он не сделал этого. А почему-то взял и с непроницаемой клокочущей яростью ударил Саймона в челюсть. Затем еще и еще. После этого Саймон валялся на земле. А Нэр продолжал его избивать. И как только закончил, у Саймона едва хватило сил, чтобы унести ноги. Впрочем, Нэр тоже долго не задержался. И тоже сбежал.

Но почему, черта с два, Шеппард, почему? Ты же, как ты сам это любишь повторять, не вагинозащитник. Так почему?

И хуже всего, что он сделал то, что именно Норе и было нужно. Тогда, когда она ничего не видела из-за застилающих глаза слез, когда чувствовала себя так, словно ее пинали в живот – настолько хлесткими были слова этого ублюдка.

Нора Цюрик ощущала себя невероятно жалкой. Беспомощной. Весь ее характер и вся ее гордость просто ломались, когда любимый человек говорит такие слова. Нора Цюрик тогда совершенно не могла постоять за себя.