Текст книги "Загадка Фестского диска и змеепоклонники"

Автор книги: Мачей Кучиньский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Во-первых, этот знак – подобие клетки на языке науа назывался чалльчиуитль (chalchiyitl)– «драгоценный камень» – и был синонимом понятия «жизнь». Во-вторых, название иероглифа ollinпроисходит от корня ol, означающего «нечто круглое», а глагол oliniприменялся уже для обозначения не только «вращение вокруг», но – это особенно важно для моих выводов – и «движения, перемещения больших количеств людей». В сапотекском языке название иероглифа звучало шоо (хоо) —«огромный» и «Землетрясение». Майяские же племена цоциль-цельталь (tzotzil-tzeltal)называли его чик (chic),что означало «лишаться»! И наконец, майя с Юкатана имели очень похожий знак для слова кабан (caban) —«то, что находится снизу».

И тогда я пришел к заключению, что этот иероглиф, по форме так мало общего имеющий с «землетрясением», идеально объясним в биологическом контексте: как «то, что находится снизу», то есть укрыто в теле; что «огромно»; что «лишается, разделяется», чтобы «перемещаться большими количествами», и притом имеет вид двух палочек и круглого, как схема клетки, драгоценного камня – чалъчиуитлъ,и его скорее всего следует считать знаком бивалентной хромосомы – образования, которое, будучи укрытым в теле, отделяется от своего подобия, и оно, несомненно, огромно, могуче по своему генетическому воздействию и, наконец, перемещается соединением в двадцать три палочки в свою дочернюю клетку и несметными полчищами – из поколения в поколение. Последний момент толкования находил поразительное подтверждение в рисунке из миштекского рисованного манускрипта, где оллин-бивалента шагает на двух человеческих ногах!

И наконец, что уже совсем удивительно, символы, подобные оллин, были известны даже в каменную эпоху и при этом в разных частях света – в Азии, Европе, Северной Америке, – нарисованные или выцарапанные на камне, они напоминают тот, что мы обнаружили в Армении, а обозначают, по мнению ученых,» идею человека». Да, возможно, о человеке, но только в фазе хромосомы! Еще одним красноречивым подтверждением сказанному были антропоморфные рукоятки кельтских мечей из Центроальной Евопы!

Наряду с оллин– движением, другими знаками, обозначающими движение времени – дни, были окелотл (ocelotl– «ягуар», а также куаупыи (сиlaиtlа) – ''орел», смыслы которых, похоже, тоже связаны с основами жизни. Тремя этими символами, как я убедился, проблема бытия мексиканцев не исчерпывается. Связь времени и жизни в древней Центральной Америке имела особое значение.

И если было какое-то место, где я мог бы отыскать эту истину обнаженной, то это был прежде всего

ТЕОТИУАКАН

Одно древнее сказание, записанное францисканцем Бернардино де Саагуном вскоре после завоевания Мексики и опубликованное в его главном труде «Historia General de kas Cosos de Bueva Espana» («Полная история новой Испании»), включает такие слова:

«Прежде чем день наступил на свете, собрались боги в этом месте, именуемом Теутиоаканом [9]9
  Перевод дан нами по польскому тексту, приведенному М. Кучиньским по его переводу с испанского.
  В. И. Гуляев в книге «Древние майя. Загадка погибшей цивилизации»
  (М., Знание, 1983) дает несколько иной текст:
  «Затем было создано третье Солнце. Его знаком бшо «Дождь-4''. Оно называюсь «Солнцем огненного дождя». В это время выпал огненный дождь из мелких камней. И говорят, что именно в это время упали сверху камни, которые мы сейчас видим, что кипел от жары камень «тесонтли» и что тогда появились скалы красного цвета».
  Поскольку в данном случае важна суть, а не форма, я оставил текст, приведенный М. Кучиньским.
  Мануэль Галич («История доколумбовых цивилизаций»/ Перевод Ершовой Г. Г. и Гурвица М. М.; М.: Мысль, 1990. С. 108) приводит такой текст:
  «Первым Солнцем было Солнце Ночи, или Солнце Земли. Оно изображаюсь в виде головы животного из семейства кошачьих (Оселотонатиу) и воплощало царство тьмы, без надежды на избавление. Там жили созданные богами великаны, растерзанные хищниками за неумение обрабатывать землю. Второе Солнце было Солнцем Дыхания (Экекотонатиу) – чистый дух, предназначенный для возрождения. Благодаря ему люди, чтобы спастись от истребления ураганами, превратились в обезьян. Третье Солнце было Солнцем Огненного Ливня (Киаутонатиу). Тогда мир оказался залитым ливнем из лавы и огня, от которого спаслись лишь птицы. Четвертое Солнце было Солнцем воды (Атонтиу). Оно исчезло в водах потопа, во время которого появились рыбы. Пятое Солнце – это то, в котором живем мы, Солнце Движения (Наоллин), Солнце Кецалькоатля и Теотиуакане».


[Закрыть], и один за другим говорили: – Боги, кто возьмет на себя освещение мира?» С началом нашей эры в этом районе, лежащем в 50 километрах к северу от столицы Мексики и названном так в честь мифической встречи богов, малоизвестный народ, который, не зная его имени, исследователи нарекли теотиуаканами, возвел первую посвященную Солнцу пирамиду. Через восемьсот лет огромный уже архитектурный комплекс был покинут. Модели пирамиды Солнца и Луны, Птицы-Змея и Тлалока, десятки возвышенных площадок, окруженных анфиладами лестниц, святилища, дворища, дома и дворцы превращались, особенно с появлением испанцев, в руины – источник камня для поселений и католических церквей в долине.

Через девятнадцать столетий после основания Города Богов – так с языка науатль переводится название этого города, на автостоянке у шоссе сосредоточилось около сотни автомобилей, и прибывали все новые. Я вышел под чистое, но уже охваченное солнечным сиянием, золотистое утреннее небо. Жар обжигал ноги, яркий блеск не позволял поднять глаза. Чувствуя, как пересыхает во рту, я по красной щебенке, хрустевшей под ногами, устремился к руинам. Об уединении нечего было и думать. Кругом были люди, они шли толпами – с детьми, свертками, горшками, бутылками, торчавшими из корзин, ведя за собой сестер, теток, стариков-отцов, тестей и тещ прямо к подножию пирамид, между опунциями и агавами, к рощице акаций, надеясь прийти в себя в их хилой тени.

Я сменил направление. Чтобы оторваться от толпы, я начал не с пирамид, а с дворцов и музея. Пересек еще пустынные утром, хранившие прохладу дворы, внутренние галереи и покои без окон. Сначала без всякой мысли смотрел не на архитектуру, а на то, что ее покрывает: фрески, рельефы и фризы. Всюду на стенах я видел змея – символ материи и земли. Покрытый перьями, он своим двойственным существом птицы-гада выражал связь земли и неба, материи и духа. Вот так понимаемый крылатый змей и кецалъкоатль (quetzal – птица, coatl – змей)говорил нам о небесном происхождении жизни, о материи, одухотворенной духом.

В то время, когда здесь творили индейские художники, в другой части света Христос проповедовал то, что имело такую же символику. А птица-голубь – от Святого Духа возвещала о жизни из праха земного.

А мне, уже в XX веке, предстояло отыскать современный, так сказать, аналог этого духа. И я нашел его в той энергии – силе извне, – вечное поступление которой образует и движет жизнь. Для всей Земли это лучистая энергия непрерывным потоком льется от Солнца.

Я увидел в залах шеренга кецалей с взъерошенными перьями и когорты солнцевидных орлов, ленты, завитые в двойные спирали, и мои «делящиеся палочки»… Изображения клеток с ядрами, палочек, изогнутых на манер посоха, наконец, Древо Жизни и Тлалокан – рай, где каждый человечек, держа во рту палочку, изогнутую в виде вопросительного знака, радостно или же со слезами как бы возглашал: «Я – хромосома!»

Я начинал понимать – здесь послание. В музее я увидел то, что воистину должно изумлять: город и его символы словно не знали исторического развития! Из древних корней сразу же, в законченном виде выросла могущественная метрополия Центральной Америки, а с нею науки, религия и искусство, и им в этой стране уже пятнадцать столетий. Возникла система мышления, детерминированная с самого начала, логически последовательная и ясная.

Археолог Лоретта Сежурне, автор множества открытий в Теотиуакане, в книге «Pensamiento у Religion en el Mexico Antique» («Мысль и религия древней Мексики») с изумлением задается вопросом, была ли эта научная картина мира созданием коллективным, или же она рождена одним духовидцем? И склоняется к последнему. Только могучее и ясное видение человека и пресмыкающимся во прахе, и окрыленным вдохновением с небес позволило создать этот пророческий символ змея-птицы.

Думаю, так оно и было. Ибо разве не так же возникали иные великие доктрины? Появлялся учитель, который излагал свое миропонимание в уже законченном виде. В Теотиуакане – его пророка мы знаем – это научное понимание жизни, думал я, было чем-то большим, нежели просто наитие по вдохновению. Оно было явлено как чистая информация о явлениях жизни с убедительной достоверностью, – отсюда и сила воссоздания его красками на стенах и резцом на камне. Это должно быть прозрачное и обращенное к всеобъемлющему разуму знание. Какое именно и о чем?

Эр было пять, Солнц мира пять, четыре уже миновали, и в пятой эре живут люди – учил миф о Солнцах. Каждая эра оканчивалась катастрофой, во время которой исчезали какие-то живые существа.

При первом же чтении в последовательности эр, приводимой в Хронике Куаутитлана, мне бросилось в глаза сходство ее мифа с историей Земли, ее животного царства, предложенной палеонтологами:

О том, что зарождение жизни связано с морем, сказано в книгах бытия многих народов (Библия, «Калевала», «Пополь-Вух», папирусы египтян и др.). Сказано в них также и о том, что создавал Бог все виды постепенно. Но ни один древний источник не классифицирует животного мира так детально, так логично, в таком соответствии с современными знаниями, как мексиканский Миф о Пяти великих эрах, или Пяти Солнцах.

Начать с того, что миф о Солнцах – это изложение эволюции. Графически она отображена в виде Древа Жизни. Я – стою перед ним, оно на стене, извлеченной из-под развалин Теотиуакана, поврежденной потеками: выцветшие краски складываются в исполненную глубочайшего смысла ценнейшую и менее других оцененную фреску мира.

Вот Рай. Это страна духов – человечков, говорящих на языке лент из двух полосок с двумя тройками квадратиков, как будто для выражения идеи трехбуквенного генетического кода; человечков, пытающихся перешагнуть через нечто или несущих на плечах нечто вроде ярма, так напоминающего форму, которую принимают хромосомы во время деления клеток…

Я вышел на свет. Ветер нес сухую пыль. Земля в это время года совершенно затвердела. Я начал взбираться на пирамиду. Камни были мелкие – вулканический туф. Камни, обработанные в виде брусков, составляли стены пирамиды, заполнена она была необработанным туфом.

Узкие, высокие ступени заставляли идти боком или чуть ли не на кончиках пальцев. Повизгивая и охая, тяжело дыша и размахивая руками, толпа, стадо благородных млекопитающих – взбиралась наверх, то и дело помогая себе руками.

– Почему разрешают проносить транзисторы сюда? Ведь запрещено! – на ломаном испанском вопрошал проводника американец, возмечтавший в тиши насладиться своим присутствием здесь. – Угомоните их!

– Si, senor! Да, господин, – соглашался с ним проводник в соломенной шляпе, с черными усиками. – Но они скажут, что здесь у себя дома. Дома!

Я глянул вокруг: всюду смуглые лица – кофе с молоком, охра или жженая сиена, юркие, словно огонь, дети, раздобревшие матроны. Веселая беззаботность, добродушная болтовня, семейные разговоры поверх голов. Да, они были у себя дома! Более того – в своей семье! Черные волосы и черные глаза у всех не были случайностью, а являли, так сказать, продукт генов, отличных от моих. Они были такими, потому что все в них развивалось по «плану», переданному генами людей, отживших здесь две тысячи лет назад. Эти гены, копировавшиеся на протяжении сорока поколений, явились сюда в новых телах.

Трое детей на верхней площадке, наклонившись над крутой лестницей, скандировали:

– Sube, Jgualita, sube! Лезь сюда, Игуалита, лезь! Пожилая служанка, индианка без примеси белой крови – не то что господа, взявшие ее с собой, – взбиралась по ступеням, кряхтя, задыхаясь, добродушно грозя детям. Она двигала тяжелыми бедрами, толстыми икрами. Слегка смущенная всеобщим вниманием и ничего не знающая о том, что она здесь – больше, чем кто-либо другой! – у себя. И больше, чем кто-либо другой, – на своей пирамиде. Ее поднимали вверх те же самые гены, и темный пигмент, обильное потовыделение и индейские черты были все те же, что у взбиравшихся здесь некогда строителей пирамид. Сто процентов ее генов брали начало здесь, а вот гены подтрунивавших над нею детей по меньшей мере наполовину были завезены из-за моря.

Я стоял на верхней площадке Пирамиды Солнца, уже внутренне примирившийся с ползающими по ней скопищами людей. Керро Гордо – Толстая Гора, – фиолетово – синяя вдали, заслоняла горизонт, лежала гигантским бревном на вылинявшей земле. На ее фоне в конце Дороги Мертвых высилась Пирамида Луны. Стоя на триста шестьдесят пять ступеней и – шестьдесят шесть метров выше окружающей местности, я видел вокруг себя волнистые коричневатые поля, покрытые в эту зимнюю пору пылью. Краснеющая глина, на ней ряды агав – черное с голубым, – бегущих ровными рядами через холмы. Дальше – горы повыше, а над ними – облака. Они уже начинали клубиться, уходить ввысь, набухать, напоминая цветную капусту: темно-синие снизу, снежно-белые сверху.

Солнце стояло уже в зените и его лучи, чтобы согреть меня, падали именно туда, где я стоял, – на самую верхнюю площадку пирамиды.

«Боги, – думал я, – кто из вас и зачем взялся освещать мир?»

«Тут бог, который назывался Текучицекатль, сказал:

– Я буду освещать мир.

Тогда снова заговорили боги и сказали:

– А кто будет вторым?

Они взглянули друг на друга и стали совещаться; кто будет вторым, и ни один из них не отважился жертвовать собой ради этого, все боялись и отказывались. Один из богов, – был он рябой, не очень все понимал и молча только слушал, что говорили другие боги. Другие обернулись к нему и сказали:

– Ты, рябой, будешь тем, кто осветит.

И он выслушан, что ему сказали, и ответил:

– Приму за честь, что вы мне сказали, пусть будет так…

Потом они разожгли костер, который был сложен на камне… Сказали ему:

– Итак, Нанауцин, попробуй ты. – И так как ему сказали боги, превозмог он себя и, закрыв глаза, напрягся и кинулся в огонь…

Когда увидел Текучицекатль, что кинулся он в огонь и горит, тоже напрягся и бросился в костер…

Когда взошло Солнце, то показалось, что оно очень красное и качается из стороны в сторону, и никто не мог глядеть на него… и потом взошла Луна в той же стороне восхода, рядом с Солнцем, сначала Солнце, а за ним Луна, в том же порядке, в каком вошли они в огонь, в таком же и вышли уже готовые Солнце и Луна…

Потом, когда оба поднялись над Землей, остались в неподвижности в одном месте Солнце и Луна и боги… сказали:

– Как нам жить? Не вращается Солнце… Так умрем же, и пусть оно оживет за счет нашей смерти.

И тогда воздух принялся убивать всех богов и убил их… Говорят, что, хотя стали неживыми боги, не поэтому двинулось Солнце; потом начал дуть ветер… и он заставил его двигаться, чтобы проходило оно свой путь».

Текст мифа позволил мне предположить, что за заботой о движении Солнца, которую с мексиканцами разделяли и египтяне в своих религиозных представлениях, кроется, быть может, какой – то отзвук научных сведений о том, что планетная система не может существовать без вращательного движения космических тел. Остановившаяся планета упала бы на Солнце, а слишком разогнавшаяся удалилась бы в ледяной холод космоса.

Можно было в том тексте вычитать и еще кое-что:

«Солнце – это сжигающий себя бог», – верили мексиканцы.

Солнце – это горящий водород, утверждают астрофизики.

Между этими идеями пространство в две тысячи лет. И оба они указывают на самое важное – термическое свойство не только согревающего нас космического тела.

О том, что представление древних мексиканцев о нашем светиле зиждилось на более глубоком соображении, нежели одно ощущение его жара, свидетельствуют слова из древнего текста майя:.

– Эй! Разве люди не как Солнце? Не из камня, из которого создана Желтизна?.. Это известно, это знает каждый.

Рассмотрение этого в высшей мере поразительного утверждения, ставящего знак равенства между «материалом» тела человеческого и тела небесного, я отложу на потом. А сейчас мое внимание занимают связи символов Солнца с символами жизни у древних мексиканцев. Мексиканцы верили, что солнечная энергия выводит материю из состояния инертности и дает ей жизнь. Так оно и есть ведь в действительности. При температуре абсолютного нуля материя почиет в неподвижности, в ней не протекает никаких процессов. Между прочим, исходя из этого, ученые предрекают тепловую гибель Вселенной.

Приток энергии взывает в мертвой материи изменения: атомы соединяются в молекулы, молекулы – в большие цепочки, а эти цепи – в такие уже сложные минеральные агрегаты, в которых могут начаться особенные жизненные процессы. Вот так, возможно, возникла жизнь на земле – через возникновение клеток – этих кирпичиков, из которых строится все живое. А далее история жизни – бесконечное, уже вечное деление клеток, которые благодаря солнечной энергии усваивают неодушевленную материю, неустанно увеличивая тем количество живой массы на планете. Существуя в праокеане или многомиллиардными колониями, образующими тела наземных растений, животных, в своей общей массе эти клетки представляют собою как бы гигантский накопитель солнечной энергии, низвергшейся на Землю. Они сохраняют эту энергию, удерживают от распыления ее в космическом пространстве.

Жизнь можно представить как целостную каплю протоплазмы, которая, однажды зародившись в море, растет на протяжении тысячелетий и разбрызгивается миллиардами капель, взбухает кругом, из моря выбирается животными на сушу, птицами взмывает в небо.

Современная физика ставит знак равенства между материей и энергий. Они суть два состояния одного и того же. Так вот, солнечное вещество, превратившееся в энергию и посланное на Землю в виде излучения, здесь, на планете, в процессе фотосинтеза вновь превращается в материю и продолжает существовать уже в живых организмах.

При таком взгляде жизнь на Земле можно считать копией Солнца, ибо оно переливается сюда, перенося свою частицу, а здесь растет в объеме и в определенном смысле уже тоже радиирует, излучает.

Именно как Солнце, пылающее на Земле, воспринимали жизнь древние мексиканцы.

Я сам был его частицей. Здесь, на пирамиде, пронизываемый его лучами, залитый его теплом, падающим сверху, ослепленный его светом, чувствуя его обжигающие прикосновения к коже, я не ведал сомнений: я и оно были единым.

Я глядел на людей, на акации и агавы внизу, на краснобрюхих ласточек, взмывающих в небо, и разделял всеобщую радость, с какою все живое выскальзывало из тени, вырывалось из-под земли, распускаю листья, сбрасывало покровы, чтобы всем собою, всеми клеточками кожи поглощать, пить лучи светила.

Да, в Теотиуакане пришло ко мне понимание одного из важнейших символов Древней Мексики. Я покинул руины и отправился в библиотеки, чтобы искать изображения, иллюстрирующие драгоценную святую связь:

СОЛНЦЕ – ЖИЗНЬ

Основным источником, бросавшим мне свет на биологическое значение древних символов, должны были стать индейские рисованные книги, известные под названием «кодексы» и содержащие ритуальные, календарные или генеалогические сведения. Кодексы рисовались на длинных, сложенных гармошкой полосах бумаги или оленьей кожи шириной около 30 сантиметров и длиной иногда свыше 14 метров. Эти полосы с двух сторон были покрыты цветными пиктограммами по белой известковой грунтовке.

Лишь немногие индейские кодексы, а некогда их было неисчислимое множество, пережили конкисту и инквизицию. Так, например, уцелели всего 3 кодекса майя, 13 кодексов, «написанных» миштеками, 5 кодексов из так называемой «группы Борджиа» не вполне ясного происхождения, хотя несомненно родственных миштекским, и несколько ацтекских кодексов. Сюда надо добавить некоторое количество кодексов, свернутых в рулоны или составленных из больших кусков полотна, – эти в основном созданы уже после завоевания Мексики испанцами. Майяские кодексы, несмотря на многочисленные попытки, все еще не прочитаны. В других, благодаря кропотливому труду нескольких поколений исследователей, приоткрыт смысл некоторых фрагментов или определенных слоев значений, а часть их была даже неплохо понята. Спасенные оригиналы, рассыпанные по библиотекам и музеям нескольких стран, были катологизированы и названы по именам своих первых исследователей, владельцев или по месту хранения.

В своих поисках я обращался к миштекскому кодексу Нутталь и кодексам Борджиа, Виндобоненси, Лауд, Фезервари-Майера. На их страницах я увидел многочисленные изображения Солнца – концентрические окружности, увенчанные лучами. Замечательно, что эти Солнца были составные – совместные изображения дисков: пылающего на небе и его порождения на Земле – жизни.

Вот, например, рисунок с 10-й, страницы кодекса Нутталь. Самый большой круг – желтый – изображает солнечный диск. На нем другой, зеленый, являет собою Землю. Внутри зеленого – третий, коричневый, обведенный «лесенкой», – это уже органическая клетка и в ней – ее ядро.

Да, забранный в поясок лесенки иероглиф, который у народов, говорящих на языке науатль, значит чальчиуитл —«драгоценный камень», действительно, как утверждают исследователи текстов Древнего мира, имел значение «клетка» в современном биологическом понимании. В подтверждение этому я имел уже различные научные доводы, начиная с утверждений известного комментатора кодексов Эдуарда Зелера:

«Чальчиуитль (спакпЫф был для мексиканцев символом, или изображением, жизни».

«Чальчиуитль апаско – «сосуд чальчиуитль», «сосуд драгоценного камня»… место… происхождения человечества».

Я решил, что этот сосуд означает яйцеклетку. Отложив на потом подробное рассмотрение двух вариантов символа, я сосредоточил свое внимание на значениях, которые приобретает понятие «драгоценный камень» в сочетании с символом Солнца.

Вообще-то, размышлял я, Солнце, как явление, наблюдаемое на небе, как светозарный диск, рассеивающий лучи, в кодексах не встречается. Оно всегда показано в его земной биологической роли.

Итак, вот диск на небе и помещенная в него символическая всеклетка Земли. Коричневые же лучи могут указывать на излучение живой субстанции, ее распространение при возрастании биомассы.

Из составленного таким образом символа выходили две отклоняющиеся друг от друга двойные полоски, одна – копия Другой. Так возникала бивалента – двуслойная хромосома. А точное копирование генной «записи», содержащейся в двойных нитях хромосомной ДНК, обусловливает непрерывное распространение жизни.

Второе изображение, на 40-й странице кодекса Борджиа, было настоящим апофеозом жизни, выраженным, как мне казалось, более осознанно и ближе к научному пониманию, нежели к мистическому представлению. Тело черного солнечного божества Йоуалитекутли составлено из клеток-солнц. Они едины в своем множестве, пусть выделены, но одинаковы – наполненные солнечной энергией капли живого вещества, одна исходящая из другой. Все они участвуют здесь в своем роде великой мистерии, в грандиозном делении клеток Земли, величественном умножении жизни, рождении и смене поколений, могучем продолжении существования всего живого.

А испускающие лучи кружочки клеток являются солнцами на земле, – они лопаются под ударами ритуальных кремней в руках кецалькоатлей, порхающих вокруг. Деление явлено жертвой, которой клетка приносит себя во имя рождения двух дочерних. Символическая кровь, изливающаяся из нее, и есть знак самопожертвования во имя движения, распространения жизни.

Но здесь кровь имеет не только символическое значение. Ее понимали буквально, как некую материальную субстанцию, с помощью которой боги создают тела. При таком понимании деление, или умножение, клеток, переданное на рисунке, следует разуметь как процесс, ведущий к возникновению многоклеточного организма.

Наконец, третье изображение, которое я нашел тоже в кодексе Борджиа на 57-й странице, представляло сцену, которую опять же озаряло Солнце-Жизнь. При этом оно все так же посылало лучи, состоящие из двойных хромосомных палочек, дополненных обрывками лесенок, уже так хорошо мне знакомых, и символами клеток! Значит, это была не просто звезда, а опять же именно распространяющаяся вширь жизнь.

Еще более интересное открытие принесла сцена пониже. Из сосуда, опирающегося на изображение двух клеток, возникающих из одной, выглядывал человек. Передо мною было сотворение Адама… В эти минуты я не мог не думать, что именно 57-ю страницу кодекса Борджиа следует считать американским аналогом Книги Бытия. Но не будем забегать вперед.

Лесенка, идущая по горловине сосуда, склоняла отождествить его с генеративной клеткой. Его заполняли початки кукурузы, а в соответствии с преданием боги создали человека именно из перемолотых зерен этого растения. Стало быть, уже был божественный сосуд, а в нем материал для созидания. Чего же недоставало?

Так вот стоящая справа от сосуда богиня живой воды Чальчиутликедержит в руке две взаимопереплетенные ленты чальчиуитль —ленты «драгоценного камня», со знаками клеток на концах. Вот что позволяло создать мыслящее существо, ибо тут изображена двойная спираль ДНК с генетическим «планом» человеческого организма.

Слева от сосуда видна только одна из таких лент – вероятно, «образец». Держит ее с «записью» генов согласно своему назначению в мире бог воды и обмена веществ – Тлалок.Что же он собирается с нею делать? А именно то, что он и Сделал: превратил в ребенка! Лента в руке бога переплетена с коскашль —ожерельем из драгоценных камней – клеток, которое в Древней Мексике было знаком близящегося рождения ребенка.

Заставило меня задуматься и изображение солнечного знака, так сильно отличающееся от примитивных кружочков с лучами у других народов. Ведь связь Солнца с жизнью можно показать понятнее, если поместить знак клетки под Солнцем. Но он расположен внутри солнечного круга. И я в соответствии с ранее принятым мною принципом, решил поискать обоснования этому в современной науке.

Наиболее очевидным даром Солнца всем земным организмам является непрерывно идущая от него лучистая энергия. Тепловая гибель Солнца, которая, по расчетам ученых, наступит примерно через 8 миллиардов лет, приведет к смерти всех организмов Земли, если, разумеется, мыслящие существа, потомки людей, а может, и дельфинов, не найдут какого-либо другого источника энергии. А пока зависимость жизни от Солнца полная. И правильнее поэтому будут рисунки, помещающие Землю и ее многоклеточные создания внутри солнечного диска.

И еще: другой пользой, которой жизнь обязана Солнцу, является созданный им заслон от космического излучения. Идущий из бездны Вселенной поток сверхбыстрых и проницающих все и вся частиц мог бы убить все живое на Земле. Да и вообще не позволил бы возникнуть жизни на планете около 4 миллиардов лет назад. Именно тогда, когда в праокеане простые молекулы могли бы объединиться в первые цепочки – клетки, способные образовывать себе подобных, они были бы уничтожены из космоса – и ни малейшей надежды на более высокий уровень организованности.

И только противодействие нашего светила сдерживает убийственный поток из космоса. Атомные реакции, происходящие внутри Солнца, высвобождают гигантские количества энергии и частиц, выбрасываемых наружу. Каждую секунду поверхность нашей звезды покидает четыре тысячи тонн материи. Помимо электромагнитного излучения, такого, как свет и тепло, это еще протоны и электроны с начальными скоростями около 500 километров в секунду. Начиная полет перпендикулярно поверхности Солнца, они изгибают траектории в виде вытянутых спиралей. И происходит это из-за вращения светила с периодом около 25 суток, что при гигантском диаметре звезды создает столь же большие скорости.

Дождь рассеиваемых во все стороны частичек, именуемый «солнечным ветром», есть не что иное, как сфера Солнца, его разреженное продолжение, оно само. Протяженность ее такова, что, как установлено в последнее время, она охватывает собою всю планетную систему и даже выходит за пределы орбиты Плутона. Она представляет собой среду, явственно отличную от собственно космического пространства за ее пределами, заполненного уже невероятно разреженной межзвездной материей.

Границей сферы Солнца является та поверхность, на которой веющий от него «ветер» соударяется с этой космической материей, создавая зону бурной турбулентности, движения соударяющихся частичек. Что еще важнее, электрические заряды этих частичек вызывают магнитные завихрения, а они-то и создают невидимую преграду. Правда, по сравнению с объемом всей солнечной сферы эта преграда тоньше оболочки воздушного шарика, но достаточно «крепка», чтобы задерживать излучение, идущее к Земле из глубин Вселенной.

Вот почему, в полном согласии с научным представлением, можно утверждать, что жизнь возникла и далее существует внутри Солнца, продолжает в нем развиваться, представляет собою его внутреннее явление, его собственный процесс.

Поэтому-то изображение древними мексиканцами символа жизни – клетки – внутри солнечного контура глубоко обоснованно.

Итак, этот символ в достаточной мере нами объяснен. Солнце, клетка, удвоение палочек хромосом, ленты, обвитые одна вокруг другой, – выходит, перед нами Книга Бытия?

Мне вспомнились слова Книги Моисеевой. В ее 27-м стихе первой главы сказано: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его».

И дальше, стих 7-й второй главы: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою».

Насколько же ближе к тому, что я знал о жизни теперь, показалась мне концепция миштеков!

Из-за невозможности до конца понять тайну существования остановились они как раз на том, что может быть проверено обитателями юдоли земной.

Вот как, перефразируя библейские слова, читал я их рисованное послание:

«Создали боги человека по образу, записанному в нитях двойной спирали».

И далее:

«Сотворили боги человека из клеток».

И наконец:

«Им незачем было вдыхать в него жизнь. Он изначально был живым, начиная с первой клеточки, ab ovo, ибо является живым отпрыском земного Солнца – самой жизни».

Я начинал понимать ольмекский культ ребенка. Ольмеки, создатели первой центрально-американской культуры и неповторимого искусства, за тысячу лет до нашей эры высекали из камня большие, шаровидные детские головы, выпуклые лбы, младенческие лица, маленькие носики, пухлые щечки. Они почитали ребенка, потому что видели в нем нечто особенное: зародыш духа человека, его нравственное начало, существо переходное на пути от незримого мира к зримому, к уже зрелому созданию. Явственное ли это доказательство, что в мире нечто происходит, действуют некие силы, которые из невидимого зерна в чреве матери создают тело, дают ему зрение и слух, способность двигаться, наделяют речью, развивают память, обогащают, готовят к жизни? Ольмеки почитали младенца, ибо еще девственный, не изуродованный сознанием, он был для них чудесным ростком, стебельком жизни, только что народившимся отпрыском Солнца на Земле. Он появлялся новой капелькой из биомассы планеты, новым побегом в мире бытия, обогащавшим великое