Текст книги "«Мертвая голова»"

Автор книги: Мацей Сломчинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Джо Алекс
«Мертвая голова»

Эриния:

Над сушей и морем, как парус крылатый,

Бесшумно и грозно за ним я летела.

И вот, наконец, я настигла убийцу

И запах почуяла крови горячей

ЭСХИЛ Эвмениды

(Перевод с древнегреческого Джо Алекса)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ,
или
ЭПИЛОГ

Помещен в начале этой книги, а не в ее конце для того, чтобы объяснить читателю, почему Джо Алекс, до сих пор не любивший жизнь в деревне, купил себе домик с садиком и пригласил сюда на уик-энд трех своих лучших друзей: Каролину Бекон и Беньямина Паркера с супругой.

Он это сделал по следующим причинам.

Во-первых, знал, что действие его нового романа должно происходить в определенной обстановке, а именно: в загородном доме, после захода солнца, посреди лесов и полей, когда засыпают звери и просыпаются нетопыри и ночные бабочки – тысячи бесшумных, мохнатых насекомых, живущих в темноте и постоянно стремящихся к свету. Одно из этих красивых, безвредных созданий называется Atropos L, но все человечество знает ее исключительно как бабочку Мертвая голова. Так вот именно Мертвая голова, у которой на спине расположилось изображение черепа, и играла большую роль в повествовании Алекса.

Во-вторых, Алекс знал, что прочесть рассказ о трагедии ему предстоит в ближайшее время. Со дня убийства минул месяц, оно уже исчезло со страниц печати, потускнело в памяти людей, но мисс Каролина Бекон и миссис Розмари Паркер постоянно напоминали, что Алекс должен посвятить их во все подробности этого удивительного дела. Поэтому, если он хотел купить домик с садиком, ему следовало сделать это немедленно.

Третью причину, по которой он решил купить домик, Джо изложил мисс Каролине Бекон за неделю до того, как прочел новый роман друзьям. Вернемся к тому дню.

Каролина Бекон и Джо Алекс сидели друг против друга за столиком в ресторане, помещавшемся в большом саду на крыше многоэтажного дома.

Вечер был теплый, и Каролина сняла легкую накидку, открыв красивые плечи, покрытые ровным золотистым загаром. Легким движением она отставила чашку и подвинула к себе треугольный, с ароматом пунша, кусок торта.

– Джо, ты слышал, что я сказала? – чуть заметно улыбнулась она.

– Ну конечно! – сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало как можно убедительнее. – Каждое слово!

Но честно говоря, он слышал слова, но не вникал в их смысл, хотя знал, что Каролина спрашивает его об одном и том же во второй раз. Но о чем?

– Конечно! – повторил он. – Но почему ты спрашиваешь об этом?

Она слегка нахмурилась.

– Жулик, теперь я убедилась, что ничего ты не слышал. Я спросила, когда, наконец, ты расскажешь мне об этом деле с бабочкой. А заодно я хотела уведомить тебя, что через три недели уезжаю в Египет… – И, видя изумление Алекса, добавила: – Мы будем копать неподалеку от Сиди-Хафра. Профессор Николс абсолютно убежден, что там находятся захоронения последних двух фараонов седьмой династии. Один из них… впрочем, довольно о фараонах. Если я не узнаю историю бабочки в ближайшее время, мне не узнать ее никогда. После возвращения появится множество других дел.

– К сожалению, это была не моя личная тайна… – Джо с такой экспрессией развел руками, что чуть не опрокинул вазу с цветами. – У Паркера было с этим делом множество хлопот, различные высокопоставленные особы настаивали на полной конфиденциальности, а кончилось все тем, что пресса получила сообщение о самоубийстве. Если бы кто-нибудь из репортеров тогда напал на след, полиции пришлось бы долго и трудно объяснять, что к чему. Поэтому мы оба, то есть Паркер и я, решили обо всем молчать, пока не пройдет какое-то время. Конечно, «Дело Мертвой головы» так и останется тайной, но – он слегка улыбнулся – супруга заместителя начальника следственного отдела Скотленд-Ярда и ты, которая являешься… являешься… ну в общем являешься, – закончил он, не найдя нужного слова, – вы имеете право знать все. Но повторяю еще раз, что…

– По-моему, я еще ни с кем не обмолвилась ни словом о твоих делах, Джо? – Мисс Бекон была слегка обижена. – И не мне напоминать, что уже раз сто множество репортеров использовали десятки способов, чтобы вытянуть из меня что-либо. Ты ведь так до противного популярен. – Она чуть-чуть скривила губы. – Впрочем, можешь, конечно, никогда ничего мне не говорить. В конце концов, ты знаешь, что я не считаю эту область жизни такой уж интересной…

– Да, конечно… – Джо грустно покачал головой. – Я отлично понимаю, что выкапывание старых черепков и подгрызенных термитами скелетов имеет свои прелести и при желании может считаться лучшим занятием под солнцем. Археология – прекрасная наука. Я горжусь тобой! – Он рассмеялся и положил ладонь на ее маленькую, но сильную руку. – Шучу, дорогая… Даю слово, что еще на этой неделе ты и Розмари Паркер будете знать все. Я изменил только имена, названия и некоторые личностные черты героев. В остальном все осталось как было.

– Ты написал об этом? Когда?

– В течение двух последних недель.

– А как называется роман?

– «Бесшумно и грозно за ним я летела…» – сказал Джо и слегка покраснел, предвидя следующий вопрос.

– О Господи! – Каролина вздохнула. – И откуда же эта цитата?

– Из «Эвменид»…

– Эсхил! В каждом бестселлере ты используешь в названии какого-нибудь моего любимого автора.

– Конечно… – Джо скромно потупился. – Но я сам перевожу эти отрывки, а заодно самообразовываюсь. – Он рассмеялся. – Кроме того, я популяризирую старичков в наше время, когда огромное большинство людей считает, что Эсхил это кличка скакового жеребца или одно из названий ревматизма. И потом, цитаты – готовые названия для криминальных романов… Я связываю приятное с полезным… Впрочем, я могу и изменить название. Скажем так: «Мертвая голова». Угадай, о чем я сейчас думал?

– Скорее всего о каком-нибудь несчастном, которого некий неизвестный отправил во владения Всевышнего. А название не лучше: «Мертвая голова» – Бр-р-р! Ну да ладно. Пусть так. Однако о чем же ты думал?

– Я думал кое о чем гораздо более приятном, чем о мертвецах, я думал о… – Он замолк и посмотрел на нее исподлобья. – Я всегда знал, что не отношусь к людям с неизменными взглядами и постоянными привычками. Но мне казалось, что я твердо знаю, чего не люблю…

– Согласна на первое, – кивнула головой Каролина.

– Между тем, – продолжал Алекс, не обидевшись на ее замечание, – мне всегда казалось, что я не люблю сельской жизни. Родился я в Лондоне и хотя много путешествовал, а иногда по приглашению знакомых бывал в деревне, но всегда считал, что не смогу жить вдали от города…

– Какой прелестный отрывок из биографии, – заметила Каролина и вздохнула. – Может показаться, что ты умер и я читаю некролог в газете. Представляю себе траурную колонну за твоим гробом: все полицейские и все преступники Лондона маршируют в ногу… ты, кажется, любишь похоронный марш Шопена?

– Ну конечно! Но я думаю, что в траурной колонне оказалась бы и некая знакомая мне дама, если бы, конечно, в этот момент не сидела бы в каком-нибудь забытом Богом уголке Земли и не ковырялась бы в носу у мумии Аменхотепа Среднего. Ты бы хоть поплакала?

Вопрос был задан так легко, что Каролина уже собралась было объяснить, как ее развеселила бы весть о его кончине, но она промолчала и потупилась. Потом тихо сказала:

– Ты же знаешь, Джо…

– Гм… – Алекс кашлянул. – Да. О смерти нельзя говорить после сытного ужина, потому что человек становится сентиментальным. Возвращаясь к тебе: я вижу, ты не можешь угадать, о чем я думал.

– Нет… – Каролина покачала головой.

– Так вот: я решил переселиться в деревню.

– В деревню?! – У нее округлились глаза. – Как это, в деревню? Не хочешь же ты сказать, что…

– Нет, не совсем то… Я не хочу сказать, что уезжаю на край света. Но я купил вчера домик, к которому с севера примыкает мрачный, запущенный сад, а с юга перед ним подстриженный газон, похожий на теннисный корт. Вокруг растут розы, жасмин, магнолия и… какие-то цветы… Не помню названия.

– И ты пытаешься убедить меня, что будешь жить вдали от Лондона?

– Да нет. Дом расположен в Лондоне, вернее, в Ричмонд-парке.

– Ну, это не так страшно, – вздохнула с облегчением Каролина, но вдруг взглянула на Алекса с любопытством. – Слушай, это не там разыгралась трагедия?

Джо кивнул:

– Там, по соседству со мной. Рядом стоит дом, где произошла, если так можно выразиться, «трагедия Мертвой головы». И именно туда я хочу пригласить вас всех, чтобы после обеда, видя все время тот сад и огни в том доме, прочесть вам мой отчет о расследовании.

– Ну хорошо, но ведь ты же купил этот дом не только для того, чтобы рассказать о расследовании?

– Нет, конечно. Видишь ли, Каролина, я хочу там остаться, чтобы… чтобы попробовать написать серьезную книгу…

– Ну да, конечно… – В голосе Каролины было сомнение. Она верила, что Алекс мог бы стать крупным писателем, но не представляла себе, чтобы он нашел в себе когда-нибудь силы написать книгу, подписавшись своим настоящим именем. Потому что Джо Алекс был, конечно, псевдоним, под которым его знали читатели, полицейские и преступники. И она сказала: – Ну да, домик в пригороде, конечно, больше подходит для литературной работы, чем городская квартира, но я не уверена, что ты не написал ничего серьезного только оттого, что у тебя не было домика с садом.

– Конечно, нет! Я не написал до сих пор ничего серьезного, потому что, ну… мне трудно это объяснить… мне казалось, что не пришло еще время…

– А теперь ты чувствуешь, что время пришло?

– Да.

– Ну что ж, я всем сердцем с тобой. Но ведь книга, которую ты хочешь нам прочесть, не последний детектив?

– Нет, конечно. Я не в силах уже бросить писать криминальные романы.

– Ну хорошо, я, конечно, приеду. Но ты забыл сказать мне адрес. Да и существует ли этот дом в действительности?

– Существует, не беспокойся! Хиггинс уже там и действует. В субботу после полудня я сам привезу тебя туда и перенесу через порог. Будешь хозяйкой уик-энда.

– Если там будет Хиггинс, не нужно никакой второй хозяйки, – рассмеялась Каролина.

И она была права. В субботу вечером, когда она появилась в милом домике на одной из тихих, зеленых улиц Ричмонд-парка, здесь все было готово к приему гостей.

Обед был великолепным. После него все перешли на веранду, и Алекс сел за столик, рядом с настольной лампой.

Паркер дотронулся до пухлой папки и сказал:

– Здесь находится отчет обо всем, что произошло вон в том доме… – Он показал на два освещенных окна, находящихся на первом этаже невидимой в темноте виллы, стоящей по другую сторону улицы. – Месяц тому назад мы стояли там, в столовой, и не понимали абсолютно ничего. А в соседней комнате… Однако не будем опережать события…

– Вот именно, – сказала миссис Паркер и повернулась к Алексу. – Начинай, Джо. Я умираю от любопытства, а мой правоверный полицейский за весь месяц не сказал ни слова.

– Хорошо. Начнем. – Алекс развязал папку. – Конечно, мы с Беном были на месте уже после убийства. Но я позволил себе на основе реконструкции всего дела поделить течение событий на две части: в одной действие происходит до убийства, во второй принимаем участие мы. Но, однако, приступим.

Он открыл папку и подвинул к свету первый, густо исписанный на машинке лист бумаги.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая
в которой мужчины думают, что женщины спят

В этот вечер Джо Алекс писал, как обычно, без особой охоты, но и без отвращения. Когда Джо садился за машинку, у него всегда был уже составлен подробный план романа и до мелочей разработана каждая глава. Поэтому он писал, не особенно задумываясь над тем, что именно пишет. Одна половина мозга в этот момент как бы складывала слова во фразы, ведя героев через диалоги и описания к неизбежному разоблачению преступника, в то время как вторая половина думала о чем-то совершенно ином. В этот момент она была полна образом Каролины Бекон, спящей или засыпающей над книжкой где-то на другом конце Лондона. На очередном листе, который он вытащил из машинки, стояла цифра сто девяносто восемь…

Он потер усталые глаза и, уже не взглянув в сторону машинки, пошел в ванную. Через десять минут он уже засыпал. Перед глазами его мелькали черные ряды букв, которые постепенно исчезли, уступив место насекомым: кузнечикам, слепням, оводам, бабочкам… Последняя картина, которая мелькнула в его сознании, был вид большой, темной, мохнатой бабочки, кружащейся в оранжевом полумраке. Возможно, поэтому его не особенно удивил телефонный звонок на рассвете.

Но прозвенит он только через несколько часов. Сейчас же, когда Алекс засыпал, не только перед его глазами появилась большая, мохнатая бабочка. В саду у дома в далеком предместье Ричмонд-парк было много бабочек и несколько человек, которые ими интересовались.

– Мертвая голова! – воскликнул в темноте сэр Гордон Бедфорд. – Быстро циан, Цирил!

Его большая тяжелая рука приблизилась к освещенному экрану и осторожно накрыла сосудом с расширяющимся горлышком бабочку. Плененная Мертвая голова затрепыхалась в поисках выхода.

Из темноты мгновенно вынырнула рука Цирила Бедфорда. Она была так же велика и тяжела, как рука брата. Ватку с цианистым калием он аккуратно засунул в сосуд. Бабочка затрепыхалась и упала на дно.

Гордон Бедфорд осторожно отнял ватку. Бабочка выпала ему на ладонь.

Оба брата склонились над ней. Даже в полумраке они были очень похожи: огромные, широкоплечие, с маленькими головами на коротких, толстых шеях. Но Цирил был одет всего лишь в белую рубашку с короткими рукавами и шорты. На Гордоне Бедфорде был свитер грубой вязки с большим, завернутым воротом. Голову защищала шерстяная шотландская кепка.

– Сегодня нам везет, Цирил. Уже третья! Удивительно везет. В этих краях такого со мной еще не бывало… – Аккуратно, ловко он положил бабочку в одну из колбочек, которые в большом количестве лежали около экрана. – Атропос… – Он выпрямился и вытер пот со лба. Ночь была душная, очевидно, приближалась гроза, хотя пока небо над их головами было звездное. Он поднял колбу и посмотрел ее на свет. – Атропа… малосимпатичная, мифологическая особа, которая вызывала страх даже у Платона. Она, согласно поверьям, рвала нить человеческой жизни. Нам удивительно повезло, Цирил. Подумай, все три бабочки попали в этот сад аж со Средиземного моря.

Цирил Бедфорд не отвечал. Он подошел к экрану и в молчании стал наблюдать за большим жуком, который нервно бегал по полотну. Потом смахнул с экрана всех насекомых.

Гордон тоже подошел ближе и посмотрел на часы.

– Полвторого… Пора заканчивать. Мне бы хотелось, чтобы ты зашел к Реуту и попросил его сделать последнюю проверку текста не к семи, а к шести. И скажи ему, что ты тоже будешь и принесешь весь комплект иллюстраций.

Цирил кивнул:

– Хорошо. – Он посмотрел на дом. – Наши жены уже спят. У Юдиты свет погас несколько минут тому назад. Зато Роберт работает…

– Это хорошо… – Гордон посмотрел на окна второго этажа. Только в одном из них горела лампа за неплотно задвинутыми шторами. – Сильвия тоже, судя по всему, спит. Свет у нее после одиннадцати не зажигался.

Но оба они ошибались. Ни Юдита Бедфорд, жена его брата, ни Сильвия Бедфорд, его собственная супруга, не спали в эту минуту, хотя свет в их комнатах давно погас.

Юдита Бедфорд лежала навзничь в своей постели. Глаза ее были широко открыты. Она неподвижным взглядом смотрела в потолок. Худые руки она закинула за голову, а губы ее едва заметно шевелились, как будто Юдита вела разговор с кем-то невидимым. Выражение ее глаз свидетельствовало о том, что она ненавидит своего невидимого собеседника. В бледном свете звезд Юдита была похожа на мертвую монашенку со строгими чертами лица, узким орлиным носом и гладко зачесанными назад волосами. Ее высокий лоб разрезали морщины, которые жизнь раньше времени провела по нему. У Юдиты Бедфорд было лицо человека, охваченного отчаяньем. Но внимательный собеседник мог заметить, что на дне этого отчаяния кроется ненависть к чему-то или к кому-то, с кем проводила она свой бесшумный диалог.

Сильвия Бедфорд тоже не спала. Она лежала навзничь в своей комнате и широко открытыми глазами смотрела в потолок. Руки ее были закинуты за голову. И хотя она находилась в комнате иначе обставленной, чем комната Юдиты, и она была молодой, красивой и высокой, а Юдита непривлекательной, маленькой и преждевременно постаревшей, обе они, не подозревая об этом, были в этот момент очень похожи друг на друга. Губы Сильвии бесшумно двигались, а в глазах ее были те же отчаяние и ненависть, что и в глазах ее невестки.

– Так… – сказала Сильвия шепотом. – Только так…

Она вдруг села на постели и, не включая лампу, взяла шаль. Потом сунула ноги в мягкие тапочки и встала. Идя к двери, она набросила шаль. Встряхнула головой. Темные, длинные волосы рассыпались по спине. Сильвия взялась за ручку, постояла неподвижно, потом с внезапной решимостью открыла дверь и вышла из комнаты.

В доме была еще третья женщина. Она стояла рядом с кроватью в своей маленькой, расположенной рядом с кухней комнате и смотрела в темный сад. У нее тоже было темно. Она не хотела, чтобы знали, что она еще не спит. Лампа, скрытая за белым экраном, находилась в нескольких десятках шагов от нее, на противоположной стороне клумбы, и поэтому женщина едва различала силуэты двух мужчин около нее. Она долго смотрела на них, потом вздохнула и легла в постель. Она была молода, симпатична и хорошо сложена. Она лежала некоторое время с широко открытыми глазами, стараясь думать о том, что ей предстоит сделать завтра на кухне. Повариха уехала к больному сыну, и Агнесс Уайт, которая была горничной в доме Бедфордов, должна была заменить ее в этот уик-энд. Но одновременно она думала о своем женихе, который находился далеко, и о мужчине, который находился поблизости. Она вздохнула еще раз и закрыла глаза. Что-то, наконец, должно было произойти, и очень скоро. Нелегко быть красивой, молодой девушкой и долго жить в одиночестве… Агнесс сжала губы. Скоро все должно решиться. Она открыла глаза и стала размышлять. Нужно было решиться. Иначе… Нет, другого выхода не было. То, о чем она думала в течение последних дней, должно произойти, независимо от того, насколько трудным было это решение.

Агнесс вытерла слезы, появившиеся на глазах. Она была глубоко несчастлива, но полна решимости. Недаром в жилах у нее текла кровь десятков поколений шотландских горцев. Внезапно ей вспомнилась маленькая деревушка, где она появилась на свет и где она жила первые семнадцать лет. Она уехала оттуда три года тому назад. Снова закрыв глаза, она попыталась уснуть, считая овец. Но овцы паслись на скалистом, так хорошо знакомом ей, покрытом пучками травы склоне. Сон не приходил.

– Господи, Боже мой! – прошептала она. – Я самая плохая из всех девушек на свете. Но ведь ты, Господи, понимаешь меня. Это люди меня не понимают…

Глава вторая
«Там будут лишь мрак и пустота…»

Роберт Реут сидел за столом посреди комнаты и внимательно читал лежащую перед ним рукопись, время от времени сверяясь с листками, находящимися по правую руку. Сидя спиной к двери, он не заметил, как она бесшумно приоткрылась и в щели появилась женская рука, которая поднялась к стене в поисках выключателя. Внезапно комната исчезла.

Реут вскочил.

– Кто это? – спросил он, помимо воли понижая голос.

– Ти-ше! Это я…

Женщина закрыла за собой дверь так же бесшумно, как и открыла ее.

– Сильвия! – В голосе его был такой испуг, что она замерла. – Как ты могла?.. Тебя могли увидеть! Он… он может войти сюда!

– Он в саду… – шепнула Сильвия Бедфорд. Реут услышал ее тихие шаги. Глаза немного привыкли к темноте. Он различил ее силуэт, светлую шаль, выделяющуюся на фоне стены.

– Ты не должна здесь оставаться…

– Перестань, – резко сказала она, несколько повысив голос. – Меня никто не видел, когда я входила, и никто не увидит, когда буду выходить. Я сейчас уйду… Но вначале нам надо поговорить…

Ол подошел к ней и положил руку на плечо.

– Господи! Неужели нельзя поговорить в другом месте и в другое время! Прошу тебя…

Она сбросила его руку. Он не видел ее лица, не мог себе представить его выражения в эту минуту. Реут попятился.

– Я бы хотела, – зло сказала она, – чтобы кто-нибудь сейчас вошел сюда и чтобы эта комедия, наконец, закончилась! Что-то ведь должно было бы произойти, если бы меня здесь нашли.

– Господи! – повторил он. – Миссис Юдита спит рядом, за стеной…

– Пусть спит! Она выключила свет еще час тому назад. И вообще мне нет дела до Юдиты. – Тем не менее она посмотрела на стенку, за которой была комната Юдиты Бедфорд, и понизила голос. – Не бойся, – добавила она уже спокойнее, – Юдита наверняка спит как убитая… Она же сегодня весь день работала.

Реут посмотрел в окно. Далеко внизу светилась лампа за экраном и виднелись две фигуры, склонившиеся над столиком. Он вздохнул облегченно. Потом, не спуская глаз с двух мужчин, сказал:

– Сегодня ночью мне надо закончить вычитку его рукописи. Еще восемьдесят страниц. Если ты уверена, что она спит, скажи, что случилось? Он что-нибудь заподозрил?..

– Нет, ничего не заподозрил… – Сильвия презрительно пожала плечами. – Кроме того, он считает меня настолько выше всяких подозрений, что не поверит ничему, даже если увидит меня сейчас здесь. Ты же его знаешь… А Юдита спит…

Она ошибалась, потому что в эту минуту Юдита Бедфорд не только не спала, но и не лежала в постели. Услышав шепот в соседней комнате, она вскочила и босиком подбежала к камину. Потом наклонилась и сунула голову внутрь. Она была похожа в этот момент на ведьму из кошмарной сказки – в ночной рубашке, с глазами, блестящими в темноте. Сдерживая дыхание, она прислушивалась.

– Не сердись. Я должна была прийти, – сказала Сильвия. Приблизившись, она закинула ему руки на шею, почти силой отворачивая голову от окна. Он неуверенно обнял ее, стараясь по-прежнему наблюдать за садом. Она говорила, положив голову ему на грудь:

– Я больше не могу. Не могу, слышишь! Это должно в конце концов кончиться! Должно, понимаешь?… Я не могу больше ни одного дня видеть его, улыбаться, не могу терпеть, когда он целует меня на ночь. Не могу думать о поездке в Америку… Я бы спокойно могла убить его!..

Она посмотрела ему в глаза и продолжила:

– Могла бы его убить и убью, если ты чего-нибудь не придумаешь!

– Тише!.. – Он прижал ее к себе, но она, очевидно, почувствовала, что он сделал это лишь для того, чтобы она замолчала, поэтому резко отстранилась и сказала зло:

– Ты же видишь, что они ловят там своих проклятых бабочек.

– Но твоя невестка… Если она услышит хоть слово, моментально обо всем доложит ему. Она тебя ненавидит… Пойми, я ему обязан всем и не могу допустить мысли, что он о чем-нибудь узнает… О том, что мы здесь, под его кровом…

– Под его кровом! – повторила она презрительно. Может быть, в эту минуту она поняла, что любит человека, который всего лишь состоит секретарем при известном профессоре и не хочет быть никем другим до конца жизни? Но скорее всего Сильвии хотелось быть слепой. Как огромное большинство женщин с сильным характером, она не видела правды, если не хотела ее увидеть. – Какое мне дело до его крова?.. И вообще, если тебя такое положение не устраивает, давай сбежим. Слышишь?.. – Она снова опустила руки ему на плечи. – Сбежим сегодня же или завтра утром!.. Ох, если бы он вдруг умер! Я была бы самой счастливой женщиной под солнцем!

– Тише… – снова помимо воли сказал он, но в голове молнией промелькнула мысль, что, если Гордон Бедфорд умрет каким-то чудом сегодня ночью, он, Роберт Реут, тоже станет самым счастливым человеком на Земле. Или если бы она вдруг умерла? При одной лишь мысли о том, что эта сумасшедшая девчонка скажет профессору о их связи, он обливался холодным потом…

– Послушай, – мягко сказала Сильвия, прерывая ход его мыслей. – Я вышла за него, оттого что он был очень добр ко мне и потому что он очень богат. Мне казалось, что, кроме покоя, мне ничего не надо. Но теперь мне не нужно ни доброты, ни денег этого старого, проклятого ревматика. Я хочу тебя. И ты будешь моим явно, открыто для всего мира…

Роберт лишь снова испуганно прошептал:

– Тише, ради Бога…

Сильвия тряхнула головой.

– Не хочу тихо. Хватит шепота и тайных свиданий. Нам нужно, необходимо что-то придумать, предпринять, так не может больше продолжаться… Роберт… Ты слышишь меня?.. Скажи что-нибудь…

– Я тебя слышу… – шепнул он. – Но что мы можем сделать? Пойми, если мы уедем, я потеряю работу. Я ведь секретарь и живу на те деньги, которые мне платят… И еще должен содержать мать и младшую сестру. Давай больше не будем говорить об этом… – добавил он быстро, – потому что мы ведь никогда не говорили обо мне. Но это все правда. Я отвечаю за них. А ты… ты ведь тоже потеряешь все, не будучи его женой. Сейчас это кажется ерундой, а потом?.. Я ведь не смогу тебя обеспечить. Надо все хорошенько обдумать. Когда ты вернешься из Штатов, мы придумаем что-нибудь…

Он замолк и посмотрел в окно. Силуэты двух мужчин по-прежнему двигались вокруг экрана. Аргумент о матери и сестре он придумал только что. Он вздохнул с облегчением. Это было весомо.

– Хорошо, – сказала она задумчиво. – Может быть, ты и прав. Нужно все обдумать, только…

– Послушай, – Реут снова взглянул в сад. – Профессор, то есть твой муж, может заметить, что у меня погас свет. Они сейчас перестанут ловить бабочек. Позднее двух они никогда не задерживаются. Ночная сырость губительна для профессора… Я сейчас спущусь к ним и спрошу о чем-нибудь… Это объяснит, почему погас свет. А поговорим мы с тобой утром или лучше, когда ты вернешься из Америки… А теперь, разреши, я пойду…

Он сделал движение, как бы уходя, но остановился. Сильвия молча смотрела на него, потом обняла и чуть не плача сказала:

– О Боже, Боже! Как я, глупая, тебя люблю. Хотя должна была бы презирать за трусость… Но я не могу, не могу…

– Кто-то идет со стороны дома, – сказал сэр Гордон Бедфорд и, повернувшись спиной к экрану, попытался разглядеть идущего.

– Я не помешаю? – Реут остановился в нескольких шагах от братьев.

– Вы никогда не мешаете, Роберт, – усмехнулся сэр Гордон. – Что случилось? Какие-нибудь сложности с вычиткой?

– Нет, господин профессор. У меня всего несколько пометок по пунктуации. Я пришел только спросить, когда вернуть вам рукопись – сразу после вычитки или позднее?

– Да, конечно, сразу. Я как раз минуту назад просил брата предупредить вас, чтобы вы принесли рукопись не к семи, а к шести часам. Мы посмотрим фотографии и разместим их в рукописи. Это займет примерно два часа. Потом поедете в издательство, я договорился с ними, что сдам рукопись до полудня… – Он подошел к своему секретарю и скептически посмотрел на него. – Вот только боюсь, не упадете ли вы от усталости. К сожалению, я не умею работать днем…

– Я чувствую себя отлично, господин профессор, – горячо заверил его Реут.

– Все-таки будет лучше, если вы сейчас вернетесь к себе, дочитаете рукопись и пару часов поспите. У вас ведь есть будильник?

– Конечно, господин профессор…

– Это хорошо. – Он подошел к экрану и посмотрел на двух небольших бабочек, усевшихся на освещенную сторону, потом повернулся к мужчинам. – Пойдемте отсюда. – И снова обратился к Роберту:

– А вы знаете, Роберт, что мы только что поймали четвертую Мертвую голову. Невероятно, правда?

– Четвертую? – искренне удивился Реут, потом лицо его озарилось улыбкой. – Это подтверждает вашу теорию о групповой миграции, господин профессор.

– Ну, конечно! Думаю, что сегодня мы ловили их на трассе перелета. Интересно, каковы результаты наблюдения у немцев и французов? – Он вдруг замолк и потер плечо. – Пошли отсюда. Боюсь, что уже слишком поздно. А сырость для меня губительна! Да к тому же завтра вечером мы летим в Нью-Йорк… Роберт, сверните экран… – Он снова потер плечо. – Мне кажется или действительно похолодало?

– Просто скоро будет гроза, – сказал Цирил Бедфорд, осторожно собирая со столика колбочки и засовывая их в кармашки кожаной сумки. – Кажется, все ревматики чувствуют надвигающуюся грозу, не так ли?

Реут очистил экран от насекомых, аккуратно свернул его, потом так же сложил столик и спросил сэра Гордона:

– Вам принести болеутоляющее?

– Зачем! Пока у меня ничего не болит. Кроме того, в доме тепло, и я надеюсь, никто не устроил сквозняка в кабинете. Пошли. Вы все взяли?

– Все… – Цирил кивнул и пошел первый, светя фонариком.

Остановившись у дверей дома, сэр Гордон посмотрел на часы.

– Скоро два. Заканчивайте, Роберт, и поспите немного. Только помните: ровно в шесть я жду вас обоих. Тебя, Цирил, со всеми фотографиями, а вас, Роберт, с рукописью…

Они вошли, Цирил погасил фонарик и включил свет. Роберт закрыл входную дверь на тяжелый засов, который задвинулся легко и бесшумно, очевидно, хорошо смазанный.

Цирил Бедфорд широко зевнул и сказал:

– Ну, я схожу в лабораторию, проверю, не нужно ли еще сделать ретушь какого-нибудь снимка. И тоже потом вздремну, пожалуй…

– Спокойной ночи, профессор, – сказал Реут и направился к лестнице на второй этаж. Цирил пошел за ним.

– Спокойной ночи… – Сэр Гордон еще задержался около двери. – И не забудьте: в шесть… Потом у меня будет масса дел, а после полудня надо бы еще поспать перед дорогой… К счастью, в самолете мне хорошо спится, и проснусь я, наверное, уже в Нью-Йорке…

Он нажал на ручку и вошел к себе в кабинет.

Старательно прикрыв дверь, он огляделся, нахмурившись. Потом медленно подошел к длинному лабораторному столу, который тянулся вдоль одной из стен. Положил на него сумку с колбами, рядом с ней кепку и вытер платком лоб. Вокруг, от дверей до окна, на всех стенках висели витрины, в которых находились бабочки, большие и маленькие, со сложенными и раскрытыми крыльями, в разных стадиях развития. Гордон невидящим взглядом скользнул по экспонатам своего музея и вернулся глазами к столу, на котором, прислоненный к стене, стоял шкафчик с красной надписью: «Осторожно, яд!». Он вынул из сумки пузырек с цианистым калием, поставил его в шкафчик, повернул ключ. Потом повернулся к полке с книжками, находящейся неподалеку от стола. Отодвинул книги, которые скрывали экспресс-кофеварку. Сэр Гордон засыпал из небольшой коробки кофе и включил кофеварку. Потом, стоя неподвижно, посмотрел на столик, на котором стояла пишущая машинка.

Услышав, как зашумела кофеварка, вернулся к лабораторному столу и вытащил из одного из ящиков коробочку, в которой лежали прозрачные, белые капсулки. Он вынул одну из них, закрыл коробочку, сунул ее снова в ящик стола. Потом открыл шкафчик с надписью «яд» и вынул оттуда пузырек, недавно туда поставленный. Из бокового ящичка достал резиновые перчатки, надел их, открыл крышку флакона и осторожно, с помощью маленькой ложечки всыпал порошок в капсулку. Закрыл ее, выпрямился и положил на стол. Закрыл и шкафчик с ядом, осмотрел капсулку и, положив ее в одну из многочисленных коробочек, лежащих на краю стола, сунул ее в карман брюк.