Текст книги "Жестокий поцелуй (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Я… боже, в тебе так чертовски хорошо, – стонет он. – Сейчас я собираюсь трахнуть тебя в задницу, Габриэла, и долго это не продлится. Но я заставлю тебя кончить еще раз, прежде чем это сделаю я. – Он сжимает мое бедро, постанывая, когда прижимается ко мне. – Теперь держись за спинку кровати, девочка, и прими мой член.

Когда он начинает двигаться, я издаю крик наполовину удовольствия, наполовину боли, но чувствую, как нарастает оргазм, несмотря на это или, может быть, даже благодаря этому. Я слишком неопытна, чтобы знать наверняка, слишком нова в этом, но все, что я знаю, это то, что я собираюсь кончить с членом Найла в своей заднице. Идея настолько восхитительно распутная, настолько бунтарская, что это только увеличивает мое удовольствие.

Его пальцы впиваются в мое бедро, когда он двигается быстрее, его член входит и выходит из меня с уверенностью, которая поднимает меня все выше и выше, и я слышу, как он издает звук, возвещающий о его собственной кульминации.

Три ночи. Три ночи с ним, и я уже кое-что знаю о нем, то, как он двигается, приближаясь к краю, звуки, которые он издает, то, как отчаянно он держится за меня, как будто наполовину боится, что я могу ускользнуть прежде, чем он успеет закончить. Сколько еще я могла бы узнать, если бы у нас было больше времени?

Эта мысль пронзает меня насквозь, обжигая грудь, несмотря на удовольствие, пробегающее рябью по моей коже, когда Найл подталкивает меня к краю.

– Я собираюсь кончить, черт возьми, – выдавливает он. – Я не могу терпеть… пойдем со мной, Габриэла!

Он стонет последние слова, его член вонзается глубоко в мою задницу, когда он неистово трет мой клитор, и я запрокидываю голову назад, хватаясь за спинку кровати, когда он запихивает свой член глубоко в мою задницу, а моя спина выгибается, прижимаясь к нему спиной. Я чувствую жар его спермы, когда мой оргазм обрушивается на меня, наполняя меня, овладевая мной, и я испытываю чувство удовлетворения, облегчения от того, что все, что я могла дать, принадлежит ему. Даже если я никогда больше не увижу его после сегодняшнего вечера.

***

В итоге мы лежим рядом на кровати, лицом друг к другу, Найл держит меня в своих объятиях. Я чувствую себя потной и липкой, мокрой от своего возбуждения и его спермы, но я не хочу двигаться. Я хочу остаться тут, в его объятиях, обнаженная, если не считать ожерелья, которое он мне подарил, и забыть о существовании внешнего мира, и что я должна вернуться к этому, и как можно скорее.

Найл проводит кончиком пальца по драгоценному камню в форме капли, лежащему на моей коже.

– Женщина, у которой я его купил, сказала, что топаз символизирует красоту, – тихо бормочет он. – Мне показалось, что это подходит. – Его губы касаются моего плеча, его ладонь прижимается к топазу, прижимается к моей груди, как будто хочет удержать меня в постели рядом с собой. – Она сказала, что это также для защиты. Я не могу себе представить, от чего тебе может понадобиться защита, но теперь она у тебя есть, на всякий случай.

Поскольку скоро меня здесь не будет. Я слышу слова, которые он не произносит, и от этого у меня болит сердце. Он понятия не имеет о правде о том, кто я такая, о том, от чего мне может понадобиться защита. Но я пришла к Найлу не за этим. Я пришла к нему ради удовольствия.

– Я не хочу, чтобы сегодняшний вечер заканчивался, – шепчу я, поворачиваясь к нему лицом, и его темно-синие глаза встречаются с моими поверх подушки. Я не хотела этого говорить, слова вырываются сами по себе, и я волнуюсь, что это оттолкнет Найла. Я старалась не быть навязчивой, не держаться за него крепче, чем следовало бы, но его реакция говорит мне, что он не думает ни о чем из этого.

– Тогда давай сделаем так, чтобы он продлился еще немного, – шепчет он в ответ.

В конце концов мы оказываемся в ванне. Она не особенно большая, меньше, чем та, что находится в моей ванной комнате дома, но нам двоим удается туда втиснуться. Найл наполняет ее горячей водой и поворачивается, чтобы увидеть, как я роюсь в шкафчике под раковиной.

– Нашла что-нибудь вкусненькое? – Он сжимает мою задницу, слегка шлепая по ней, и я сдерживаю тихий вздох.

– Только это. – Я протягиваю ему маленькую бутылочку масла для ванны с ароматом меда и ванили, и он наливает немного, вода пенится, когда он помогает мне забраться в ванну, а затем устраивается позади меня.

Он подставляет мочалку под кран, смачивая ее теплой водой, прежде чем осторожно повернуть мой подбородок к себе, чтобы он мог стереть остатки своей спермы с моих щек, подбородка и груди.

– Ты выглядела великолепно в моей сперме, – стонет он, обхватывая рукой мою грудь и дразня сосок, пока нежно очищает меня. – Самая красивая вещь, которую я когда-либо видел.

Я чувствую, как расцветаю от его похвалы, немного извиваюсь рядом с ним, и чувствую, как его член немного набухает у меня на спине.

– Шалунья. – Найл ущипнул меня за сосок, и я ахнула, вызвав у него смешок. – Если ты снова возбудишь меня сегодня вечером, девочка, это будет рекорд.

Мы долго лежим так в горячей воде, окутанные паром с ароматом меда. Все мои мышцы расслабляются, тепло снимает боль от наших усилий, и я откидываюсь на грудь Найла, чувствуя мягкое трение волос о мою гладкую спину.

Я могла бы быть счастлива вот так. Я не ожидала, что так остро почувствую боль от расставания с ним. Я думала об этом опыте, с кем бы он ни был, как о перевороте, восстании. Я не ожидала, что мне так сильно захочется остаться.

Мой разум хочет пойти дальше, представить нас в ванне в нашем собственном доме, а не в отеле, что спальня сразу за дверью, наша, что я смогу остаться здесь с ним навсегда. Но я знаю лучше. Этого никогда не случится, и быть не может. Когда я уйду отсюда сегодня вечером, так и должно быть. Следующая неделя будет бурной из-за подготовки к торжественному мероприятию, усиления мер безопасности, и моей матери понадобится, чтобы я была у нее на побегушках, пока мы готовимся к моей помолвке. У меня не будет возможности ускользнуть. Сегодняшний вечер, это все, что у нас есть. И это было прекрасно. Не лучше ли так закончить? Думаю я, прислоняясь спиной к Найлу, вдыхая его запах вместе с запахом ванны, когда его руки сжимаются вокруг меня. Мы никогда не будем ссориться, никогда не поссоримся, никогда не будем злиться друг на друга. Мы закончим так же, как начали, идеальный момент, сияющий во времени, как драгоценный камень, висящий у меня на шее.

Я не знаю, как я это спрячу, но я уже знаю, что никогда не захочу снимать это ожерелье.

Когда мы пробыли в ванне достаточно долго, чтобы вода начала остывать, и кончики наших пальцев сморщились от этого, Найл помогает мне выбраться, заворачивая меня в пушистое полотенце, пока он опорожняет ванну. Когда он снова поворачивается ко мне, то тянется ко мне, помогая вытереться, прежде чем найти свое собственное полотенце. Затем он подхватывает меня на руки, ухмыляясь тихому звуку, который я издаю, и он несет меня обратно к кровати.

– Еще раз, девочка, – бормочет он, как будто осознавая тот факт, что сегодняшняя ночь, это все, что у нас осталось. – Если ты сможешь это вынести.

Я переплетаю свои пальцы с его, притягивая его к себе.

– Да, – просто отвечаю я, и затем он двигается надо мной, его губы захватывают мои, когда он направляет свой член к скользкой влажности между моих бедер. На этот раз сладко и медленно. Это занимает больше времени у нас обоих, мое тело истощено, а его изнемогает от удовольствия и оргазмов. В какой-то момент он переплетает свои пальцы с моими, поднимая мои руки над головой и удерживая меня там, пока трахает меня долгими, медленными движениями, которые, кажется, касаются каждого дюйма моего внутреннего тела толщиной его члена, заставляя меня гореть от удовольствия.

Когда наступает оргазм, он проходит сквозь меня, моя спина выгибается дугой, когда я чувствую, как Найл снова глубоко входит в меня, наполняя меня этим приятным жаром. Он раскачивается напротив меня, прижимаясь ко мне только для того, чтобы отпустить мои руки, чтобы я могла обхватить его за шею так же, как мои ноги обхватывают его бедра, пальцы касаются его затылка, когда я целую его снова и снова.

Я не знаю, который час, но я знаю, что, должно быть, опасно близка к тому, чтобы уйти слишком поздно. Если я пропущу свое окно, когда сменится охрана у ворот, меня, скорее всего, поймают, и все мои тщательные планы и попытки улизнуть на прошлой неделе пропадут даром.

Найл выскальзывает из меня, и я чувствую маленькую мятежную надежду, что один из тех раз, когда он вошел в меня сегодня вечером, застрял… что у меня навсегда останется его тайная часть, тайное “пошел на хуй” с мужчиной, который будет контролировать всю мою жизнь с того момента, как наденет кольцо мне на палец.

Я лежу еще немного, пока Найл не засыпает рядом со мной. Я не хочу прощаться, иначе боюсь оступиться и сказать ему, как много он на самом деле значит для меня. Я не хочу плакать у него на глазах. Я хочу, чтобы его последним воспоминанием обо мне было то, как мы только что были вместе, и, быстро натягивая одежду, я ищу лист бумаги и ручку. Я не могу заставить себя произнести это вслух, но и оставлять его ни с чем тоже не хочу.

Найл, пишу я, быстро записывая и нервно поглядывая в окно.

Те несколько ночей, которые я провела с тобой, были лучшими за всю мою жизнь. Мне жаль, что я должна попрощаться, но я это делаю. Мы больше не сможем увидеться после сегодняшнего вечера. Пожалуйста, не ищи меня. Давай оставим все как есть… идеально. Я надеюсь, ты благополучно доберешься домой, и я надеюсь, что всю оставшуюся жизнь ты будешь таким же счастливым, как сделал меня.

Спасибо,

Я колеблюсь, желая всеми фибрами души подписать как, Изабелла. Кажется жестоким, что он всегда будет помнить меня под чужим именем, но я не могу назвать ему свое настоящее имя. Тогда он поймет, что я солгала, и вообще, разве я не была с ним в некотором смысле другим человеком? Разве я не была Габриэлой, а не принцессой картеля, вся жизнь которой зависит от одной ответственности.

Я подписываю как,

Габриэла.

Слезы наполняют мои глаза и стекают по щекам, когда я это делаю, а затем я тянусь за своей сумочкой. Я еще раз оглядываюсь на Найла, спящего поверх одеяла, и больше всего на свете хочу подойти к нему. Я хочу остаться. Но я этого не делаю. Я не могу.

Когда я благополучно возвращаюсь в свою комнату, дверь за мной закрывается, а шаги Хосе эхом отдаются в коридоре, я позволяю слезам хлынуть по-настоящему. Я смотрю на свой шкаф, на красное вечернее платье, выбранное для торжественного мероприятия, висящее там, и думаю о Найле в гостиничном номере за много миль отсюда, и о записке, с которой он проснется.

Все кончено. Мой краткий вкус свободы закончился. Через неделю я узнаю, кого мой отец выбрал мне в мужья.

И я никогда больше не увижу Найла.

21

НАЙЛ

Когда я просыпаюсь, я не ожидаю найти там Габриэлу. У меня было предчувствие, что прошлая ночь будет нашей последней, что-то в том, как она хотела получить от меня все, что только могла, как она цеплялась за меня, как будто не хотела отпускать… и записка, которую я нахожу на прикроватной тумбочке, только подтверждает это.

Я перечитываю ее дважды, мое сердце болезненно сжимается в груди. Я вижу, где размазались чернила, куда, должно быть, упали слезы, и я знаю, что она не хотела прощаться. Я тоже. Но какой еще был выбор? Как только гала-ужин в Сантьяго закончится, я отправлюсь домой, надеюсь, с хорошими новостями для Лиама и Коннора. Я перейду на новую должность в Королях, и после этого…

Я не знаю, что ждет меня в будущем. Но я знаю, что в этом нет места девушке, которая никогда не была предназначена для чего-то большего, чем секс на одну ночь. Блядь. Я борюсь с желанием в отчаянии скомкать записку и вместо этого засовываю ее в бумажник. Я оглядываюсь на кровать, на все еще смятое пуховое одеяло, под которым мы трахались снова и снова прошлой ночью, и испускаю долгий вздох.

Я и не думал, что трахать девушку в задницу когда-нибудь может быть романтично. Я делал это несколько раз раньше, всегда в контексте грязного, грубого секса, о котором тебе немного стыдно вспоминать утром. Девушки, которых я больше никогда не видел, которые просто хотели мой член, пока я рычал им на ухо о том, какие они грязные девчонки, с моим ирландским акцентом, и которые потом сбегали, как только мы оба получили свое. Но с Габриэлой…

Это было похоже на полную противоположность. Словно принимая врученный мне подарок, ее полное доверие, ее покорность, ее удовольствие от того, что я с ней делал. Она открылась мне, отдала мне все в течение нескольких дней… и теперь ее нет. Но какова была альтернатива?

В записке она просила не искать ее, но мой первый инстинкт, прежде чем я обуздаю его, сделать именно это. Я опускаюсь на край кровати, прикрывая рот рукой. Черт, Фланаган, возьми себя в руки, грубо говорю я себе. Секс с Габриэлой был восхитительным, лучшим, что у меня когда-либо было, и он достиг именно того, что мне было нужно. Впервые с тех пор, как я уехал в Мексику, я чувствую, что могу вернуться домой, не испытывая гребаной тоски по Сирше, как только вернусь в Бостон. Я могу начать все сначала, не чувствовать, что мое гребаное сердце разрывается на части каждый раз, когда я вижу ее, беременную и безумно влюбленную в Коннора Макгрегора, будь проклята его душа. Я могу вернуться к своей жизни, такой, какой она была раньше, такой, какой она мне нравилась. И самое приятное, что мне даже не нужно чувствовать себя чертовски виноватым из-за этого. Точно так же, как сказала Габриэла в ту первую ночь, когда я предостерег ее не употреблять слово “нуждаться”, было что-то, в чем мы оба нуждались друг от друга. Мне нужно было начать все с чистого листа, а ей нужен был кто-то, кому она могла бы доверять настолько, чтобы отдать свою девственность, не придавая этому большого значения. Обе эти вещи сделаны, так почему же я, черт возьми, все еще сижу здесь, изнывая, как влюбленный мальчишка?

Стремление к Габриэле и погоня за этими чувствами могут означать пару вещей. Это могло бы испортить совершенство того, что у нас было, ее отказом, если бы она действительно не хотела большего. Если она действительно закончила. Хочу ли я этого? Черт возьми, нет. Вся гребаная цель этого упражнения состояла в том, чтобы преодолеть отказ Сирши, а не добавлять к этому еще один. А если бы она захотела большего? Чувствует ли она то же самое?

Мне пришлось бы снова открыться. Подарить ей ту же любовь, которую я хотел подарить Сирше, снова рискнуть своим сердцем. Рискнуть испытать это чувство, когда меня раздавят, вырвут когтями изнутри, как раз тогда, когда я чувствую, что наконец-то начинаю, черт возьми, выздоравливать.

Что мне нужно, так это закончить свои дела здесь. Встреться с Рикардо, позвонить Лиаму и Коннору и ввести их в курс дела, сходить на вечеринку и улететь домой. Оставить свои воспоминания о Габриэле там, где им самое место, спрятанные на случай, если они мне понадобятся.

Когда я прихожу, Анхель ждет меня в окружении охраны.

– Найл, – любезно говорит он. – Мой отец ждет в своем кабинете. Не пройдешь ли ты сюда?

Он ведет меня обратно в огромную комнату, где за своим столом сидит Рикардо Сантьяго.

– А, Найл, – приветствует меня Рикардо таким же приятным тоном, как и его сын. – У тебя была возможность поговорить с братьями Макгрегор?

– Да. – Я опускаюсь в кресло, кладу руки между колен и наклоняюсь вперед. – Они открыты к идее отправки людей, но обеспокоены ситуацией. Они не хотят ставить наших людей на линию огня, не тогда, когда столько раздоров в наших собственных семьях и союзниках только сейчас улаживается. Если это просто какое-то позерство, чтобы заставить Диего Гонсалеса отступить, то мы открыты для этого. Если существует реальный и неминуемый риск войны, я не уверен, что они считают открытие торговли справедливой компенсацией за жизни людей, которые следуют за нами.

– Хм. – Рикардо пристально смотрит на меня, прищурив глаза. – Я ценю приверженность твоих боссов благополучию своих сотрудников. Это не то, что мы часто видим, особенно здесь. Пустыня сурова, как и жизнь очень многих из тех, кто работает на картели и с ними заодно. Но я часто старался не быть таким, когда мог. В результате Диего Гонсалес считает меня слабым. Недавно он предъявил ко мне определенные требования. Требования, которых я не могу избежать, не развязав тотальную войну и не подвергнув риску свою семью. Но я готов пойти на жертвы, необходимые для того, чтобы удовлетворить его и предотвратить эту войну, если короли смогут предложить мне подкрепление и торговлю. Люди и средства, которые поступят от этого, могут помочь мне укрепить свои позиции и гарантировать, что то, что я дам Диего, не будет напрасным. Как ты думаешь, мы сможем прийти к согласию по этому поводу?

– Мне нужно поговорить с Лиамом и Коннором, чтобы убедиться, – честно говорю я ему. – Но я думаю, они согласятся, что эту сделку стоит заключить. Я дам вам знать наверняка, как только поговорю с ними.

Вернувшись в свой отель, я звоню Лиаму. Обсудив детали встречи, они сходятся во мнении, что соглашение звучит как хорошее со всех сторон.

– Скажи ему, что мы отзовем подкрепление, если что-то пойдет не так, – предупреждает Коннор, и Лиам соглашается. – Доверие нужно заслужить. Сначала мы отправим только часть людей вместе с первой партией оружия, чтобы обменять их на наркотики для продажи через клубы Луки.

– Я дам ему знать позже на этой неделе, когда мы встретимся, – заверяю я их. Я слышу голос Сирши на заднем плане, бормочущий что-то, чего я не могу разобрать, но я не чувствую боли, которую наполовину ожидаю услышать от этого звука. Я ничего не чувствую.

Осознание этого немного поднимает мне настроение и заставляет с нетерпением ждать возвращения домой. Смена обстановки была приятной, но я готов к знакомству с Бостоном, комфорту моих любимых мест и моей собственной квартиры. Я снова готов жить своей собственной жизнью, и это заставляет меня чувствовать себя лучше, чем когда-либо за долгое гребаное время.

***

Неделя проходит без происшествий. Я еще раз встречаюсь с Рикардо, передаю соглашение Лиама и Коннора и предъявляю документы, которые они прислали ему на подпись, договариваясь о времени и дате обмена. Он выглядит заметно успокоенным, когда сделка заключена, как и я. Моя работа завершена и успешна, а это значит, что, когда я вернусь в Бостон, мое положение изменится. Я буду одним из королей, а не просто силовиком, работающим на Лиама, и, хотя меня немного напрягает тот факт, что именно влияние Коннора изменило все это, я не собираюсь отказываться от этого. Проработав на Королей и Лиама всю свою жизнь, я буду иметь право голоса в том, что делают Короли. Рука, участвующая в принятии решений, а не просто рука, которая их отмеряет. И у меня будут деньги, чтобы согласиться на это, и тут не к чему принюхиваться.

Единственное, что осталось сделать, это купить костюм для торжественного мероприятия, что достаточно просто. Рикардо рекомендует мне портного, с которым Анхель с энтузиазмом соглашается, что это лучшее, что можно найти, не выезжая в Мехико. Большую часть дня я трачу на примерку, а сшитое по индивидуальному заказу изделие должно быть готово за день до торжественного мероприятия.

Ночью нет никакой надежды, когда дело доходит до того, чтобы не думать о Габриэле. Я еще дважды возвращаюсь в Сангре, надеясь, что она все равно придет, прежде чем я сдамся. Моя рука, плохая замена ей, но я все равно кончаю тем, что дрочу каждую ночь, иногда по нескольку раз, вспоминая ощущение пребывания внутри нее. У меня такое чувство, что ни одна другая девушка не сравнится с ней, по крайней мере, в течение долгого времени.

Со временем чувства исчезнут, напоминаю я себе, приводя себя в порядок в последний вечер перед торжественным мероприятием. Я знаю это так же хорошо, как и все остальное. Это просто увлечение, ничего больше.

22

ИЗАБЕЛЛА

В ночь вечеринки все, чего я хочу, это кричать. Я хочу спрятаться под одеялом, как ребенок, зарыться лицом в подушки и кричать снова и снова, пока не почувствую какое-то гребаное облегчение. Это никогда не поражало меня так сильно, как сейчас… что со мной будет?

Сегодня вечером я буду помолвлена. Привязанная к кому-то другому по выбору моего отца, все мои решения были отвергнуты. Через несколько месяцев, даже недель, в зависимости от того, насколько требователен мой жених, я выйду замуж. А потом меня заберут, чтобы я начала новую жизнь в новой клетке.

Я никогда не смогла бы оставить ее позади, сказала я Найлу о Елене. Моя младшая сестра, мой лучший друг. Больше, чем сестры, сказала бы я. Но у меня не будет выбора. Все, что я люблю, будет отнято. Это не значит, что я никогда больше ее не увижу, но это уже не будет прежним. Ничто уже никогда не будет прежним.

– Не смотри так грустно, – жалобно говорит Елена, доставая платье рубинового цвета из моего шкафа. Другое красное платье было выброшено, тайком украдено и выброшено в мусорное ведро. Мне оно больше не понадобится, и я не могла рисковать, что кто-то найдет его. То же самое с черным платьем, все свидетельства моих свиданий с Найлом исчезли, все, кроме топазового ожерелья, спрятанного в моей шкатулке с драгоценностями. Единственное напоминание о нем, которое я сохраню на всю оставшуюся жизнь, если только все эти ночи не подарят мне что-то еще.

Я прижимаю руку к своему плоскому животу, сбрасывая одежду, оставаясь в одном нижнем белье, когда Елена бросает мне лифчик без бретелек.

– Мама скоро поднимется сюда с украшениями, – говорит она, морща нос. – И горничная, которая поможет тебе уложить волосы.

Все в этом кажется ужасающим. Мне хочется физически отшатнуться от платья, но вместо этого я надеваю его, пока Елена придерживает его для меня, напоминая себе, что, по крайней мере, с этим я одержала небольшую победу. Это не то, что моя мама хотела, чтобы я носила, и это еще один маленький выбор, который я должна сделать для себя.

Должна признать, я действительно прекрасно выгляжу в нем. После нескольких небольших изменений оно сидит на мне еще лучше, чем в магазине, лиф без бретелек облегает меня таким образом, что подчеркивает мои стройные плечи и острые ключицы, талия привлекательно сужается, фатиновая юбка струится вокруг бедер. Жемчуг и крошечные бриллианты, разбросанные по тюлю, переливаются на свету при каждом моем движении. Когда Елена повязывает мне на талию розовый, инкрустированный драгоценными камнями пояс, я действительно выгляжу как принцесса, хотя и такая, которую, возможно, окунули в кровь.

Сангре де Анхель. Кровь Ангела.

Дрожь пробегает по мне при воспоминании о баре, о Найле, о каменных стенах позади меня, когда его губы завладели моими, о текиле и сигаретном дыме, обо всем, чего я не должна была хотеть. Все, чего мне не следовало бы до сих пор жаждать. По крайней мере, у меня было это на какое-то время, говорю я себе, пытаясь унять боль в своем сердце. Это больше, чем я когда-либо думала, что у меня будет до этого. Я сажусь за свой туалетный столик, когда моя мама суетливо входит в комнату, неся резную шкатулку, в которой хранятся некоторые из ее украшений. С ней горничная, вооруженная средствами для укладки волос и щипцами для завивки, и я игнорирую их обоих, начиная наносить макияж. Это напоминает мне о том, как я готовилась к встрече с Найлом, хотя и с гораздо более мягким взглядом, и еще один укол тоски пронзает мое сердце.

Нет смысла желать того, чего ты больше никогда не сможешь получить.

– Сотри это кислое выражение со своего лица, Изабелла, – упрекает моя мать. – Сегодня не время для твоего вызова. Твой отец усердно трудился, чтобы обеспечить тебе брак, который пойдет на пользу этой семье, и…

Ее голос дрогнул на секунду, как раз достаточно, чтобы я пристально посмотрела на нее в зеркало и увидела, что она нервничает, и не только потому, что думает, что я могу сказать или сделать что-то, что испортит вечер. Выражение ее лица пугает меня, и я откладываю кисточку для макияжа, чтобы повернуться и посмотреть на нее.

– Что такое, мама? – Я прикусываю губу, чувствуя, как по мне пробегает нервная дрожь. – Что происходит?

– Ничего. – Ее голос становится напряженным, лицо возвращается к своему обычному выражению. – Просто помни, что твой отец любит тебя, Изабелла. Он никогда бы не сделал ничего, что не было бы лучшим для тебя и этой семьи.

Что ж, это звучит зловеще. Мой желудок сжимается, когда я заканчиваю макияж: тени для век цвета шампанского, легкий оттенок коричневой подводки, мягкие по краям, розовая помада. Горничная начинает завивать мои волосы, усиливая уже образовавшиеся волны, но мой желудок делает сальто, когда я пытаюсь понять, о чем так беспокоится моя мама.

Я не могу представить, кого мог выбрать мой отец, что могло бы ее расстроить. Есть только один…но нет. Этого не может быть. Он бы этого не сделал. Должно быть, это что-то другое, беспокойство моей матери по поводу того, что какой-то аспект вечеринки просачивается наружу, и она зацикливается на моей помолвке, а не на кейтеринге. Или она боится, что я откажусь в последнюю секунду и обижу наших гостей.

Я бы хотела. Хотела бы я сказать нет, заявить о себе и уйти. Но там для меня ничего нет. Ничего, кроме опасности для кого-то вроде меня, пешки, которую слишком легко можно использовать, чтобы манипулировать моим отцом. потому что, как бы я ни относилась к его сегодняшнему решению, я точно знаю, что он любит меня. Это просто способ показать ту любовь, с которой иногда трудно примириться.

Сидя здесь во время долгого процесса, когда горничная завивает, закрепляет и опрыскивает мои волосы, пока они не собираются в красивую, элегантную прическу, мне трудно держать нервы в узде и еще труднее не думать о Найле. Где он сейчас? Я удивляюсь, наблюдая за своим отражением в зеркале, слушая, как моя мама и Елена рассказывают о вечеринке, пока я прихорашиваюсь для своей собственной распродажи. Он летит обратно? Он уже улетел? Он не сказал мне точно, когда он собирается домой, когда закончится его отпуск, информации было достаточно, чтобы я поняла, что, вероятно, это было примерно в это время. Подходящее завершение “ласточкиного хвоста” для нашей короткой интрижки, он возвращается домой в ту ночь, когда я неизбежно буду прикована к другому мужчине. Мужчине, которого я полностью лишу одной из единственных вещей, которые он хочет от меня, а возможно, и того, и другого. Это единственное, что помогает мне пережить это, осознание моего успешного бунта. Они могут заставить меня сделать это, моя семья, но они не могли заставить меня сохранить единственное, что было в моих силах, для человека, который этого не заслуживал.

Вместо этого я отдала все тому, кто заслуживал.

Я слышу шум вечеринки, когда Елена уходит, чтобы найти своих служанок и собраться самой, дверь открывается, впуская первые звуки музыки и гул разговоров снизу. Я встаю, обуваю ноги в дизайнерские туфли на каблуках, выкрашенные в розовый цвет в тон моему поясу, с россыпью жемчуга и бриллиантов над носками в тон. Нервы снова взвинчиваются, волны тошноты накатывают на меня, когда мама застегивает рубиновое ожерелье у меня на шее и протягивает мне подходящие серьги, чтобы я надела их в уши.

Вот оно. Я больше не могу убегать от этого. Я не могу притворяться, что этого не происходит. Но я напоминаю себе о том, что я сделала, что я выиграла для себя. Я могу пережить это. У всех женщин до меня это было, и у тех, кто придет после меня, тоже будет. В конце концов, настанет очередь Елены. Так устроен наш мир. Мне придется довольствоваться своим крошечным бунтом. Этого должно быть достаточно.

– Ты готова? – Моя мама прикасается к моей руке, величайшее проявление поддержки, которое она когда-либо оказывала мне, но в данный конкретный момент я слишком взволнована, чтобы отвергнуть это. Слова сначала не приходят на ум, застревают у меня в горле, и я думаю о Найле, о нашем совместном времяпрепровождении, и о том, как я не хочу отпускать это.

Я заставляю себя спрятать это подальше, в крошечный уголок своего сердца, как ожерелье, которое он мне подарил, спрятано в моей шкатулке с драгоценностями, и делаю вдох.

– Да, – тихо говорю я, с трудом выговаривая слова. – Я готова.

– Хорошая девочка, – говорит моя мама, лучезарно улыбаясь мне, и я вздрагиваю, вспоминая эти слова, прозвучавшие из уст Найла совсем по-другому. Это кажется унизительным и заставляет меня съеживаться, но я не позволяю этому отразиться на моем лице. Вместо этого я делаю шаг вперед, к открытой двери, моя мать следует за мной. Елена ждет нас, одетая в светло-розовое кондитерское изделие, соответствующее ее младшему возрасту. Она следует за мной, в то время как моя мама идет впереди, спускаясь по лестнице, чтобы поприветствовать гостей и сообщить им всем, что я вот-вот спущусь.

Это как моя кинсеаньера (совершеннолетие), но хуже того, все внимание сосредоточено на мне. Я останавливаюсь на верхней площадке лестницы, смотрю вниз, в переполненную комнату, пытаясь привести в порядок мысли. Я вижу, как все гости, собравшиеся чуть ниже, поворачиваются, чтобы посмотреть вверх, большинство лиц незнакомы… за исключением одного.

Нет. Этого не может быть. Должно быть, это мое воображение, моя тоска по тому единственному, чего я не могу иметь, но потом я моргаю и смотрю снова, и мне кажется, что я сейчас упаду в обморок.

Недалеко от подножия лестницы, рядом с моим братом, стоит Найл.

И он смотрит прямо на меня.

23

НАЙЛ

Я вхожу в дом Сантьяго через десять минут после того, как мне сказали, что вечеринка вот-вот начнется, готовый выпить. Пространство уже заполнено толпой гостей, столики в дальнем конце зала ждут, когда официанты принесут еду, ледяная скульптура в центре одного, башня с шампанским на другом и шоколадный фонтан на третьем. Я замечаю, как официанты снуют по залу, раздавая закуски и напитки. Я решаю пропустить раздачу шампанского и заказать что-нибудь покрепче, направляясь к все еще работающему бару, чтобы взять текилу и имбирь с лаймом.

– Найл! – Я слышу позади себя голос Анхеля, с энтузиазмом приветствующего меня, и, обернувшись, вижу его, высокого и великолепного, в сшитом на заказ костюме, с собственным бокалом в руке. – Рад видеть, спасибо, что ты смог прийти.

– Было бы нехорошо не прийти на празднование нашего важного объявления. – Я наклоняю свой бокал в его сторону, прежде чем сделать глоток. Это крепкая и хорошая, высококачественная текила, и я беру еще одну. – Альянс между картелем Сантьяго и бостонскими ирландскими королями. Это настоящее достижение.