Текст книги "Свет в океане"

Автор книги: М. Л. Стедман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12

– Привет, Ральф! Рад тебя видеть. А где Блюи?

– Здесь! – послышался голос матроса с кормы, заставленной ящиками с фруктами. – Как дела, Том? Рад, что мы приехали?

– Еще бы! У вас всегда найдется заначка, верно? – засмеялся Том, закрепляя швартовы. Старый движок натужно пыхтел, разворачивая судно вдоль пирса и наполняя воздух парами отработанного дизельного топлива. Наступила середина июня, и это был первый приход катера за время появления на острове ребенка семь недель назад.

– Я наладил канатный транспортер, и лебедка тоже в порядке.

– Не гони лошадей, Том! – воскликнул Ральф. – Мы же никуда не опаздываем! Сегодня знаменательный день! Моя Хильда собрала для малышки вагон и маленькую тележку, да плюс подарки от счастливых бабки и деда!

Спрыгнув на пирс, Ральф обнял Тома:

– Поздравляю, сынок! Просто здорово! Особенно после… после всего случившегося.

Блюи последовал его примеру.

– Ты молодец! Мать тоже просила поздравить.

Том отвел взгляд.

– Спасибо! Большое спасибо! Честно, я тронут!

Пока они поднимались по тропинке, наверху показалась Изабель: за ее спиной сушились пеленки, развевавшиеся на ветру, как морские вымпелы. Из-под заколки выбивались пряди только что собранных в пучок волос.

Ральф, здороваясь, протянул ей руки.

– Ну вот, сразу все видно! Ничто так не красит женщину, как появление на свет малютки! Румянец на щеках, волосы блестят – точь-в-точь как у моей Хильды после каждых родов.

Изабель покраснела от комплимента и чмокнула старика в щеку. Потом чмокнула и Блюи, который, смутившись, пробормотал:

– Поздравляю, миссис Шербурн.

– Пойдемте в дом! Чайник вскипел, и я испекла пирог! – пригласила она.

Пока они сидели за видавшим виды столом, Изабель то и дело поглядывала на малышку, мирно спавшую в плетеной колыбельке.

– В Партагезе ты стала настоящей знаменитостью! Все женщины только о тебе и говорят. Еще бы – родить вот так, без всяких врачей. Правда, для жен фермеров в этом нет ничего необычного. Мэри Линфорд рассказывает, что родила троих без всякой помощи. Но в городе – совсем другое дело! Надеюсь, что от Тома был хоть какой-то прок?

Пара обменялась взглядами. Том уже собирался ответить, но Изабель взяла его за руку и крепко сжала.

– Он был просто замечателен! У меня самый лучший на свете муж! – В ее глазах блеснули слезы.

– Насколько я могу судить, малышка просто красавица! – заметил Блюи. Но из пушистого одеяла выглядывало только крошечное личико в чепчике.

– А нос у нее точно как у Тома, верно? – вставил Ральф.

– Ну… – замялся Том. – Не уверен, что мой нос украсит девочку.

– Понимаю, о чем ты, – хмыкнул Ральф. – А теперь, мой друг мистер Шербурн, мне нужно получить вашу подпись на документах. Думаю, что откладывать на потом не имеет смысла.

Том был рад подняться из-за стола.

– И то верно. Прошу пройти в мой кабинет, капитан Эддикотт, – сказал он. Блюи склонился над малюткой. Она уже не спала, и молодой человек вытащил из колыбельки серебряную погремушку и тихонько ею потряс. Ребенок не сводил с погремушки глаз.

– Какая у тебя красивая игрушка! Прям как у настоящей принцессы – я никогда не видел такой красоты! На ручке ангелы и вообще! Ангелы для ангелочка! А какое чудесное одеяло…

– Они… – Изабель смешалась, – тут уже были.

Блюи покраснел.

– Ой, извините! Что-то я заболтался… Пойду-ка лучше займусь разгрузкой. Спасибо за пирог. – И он поспешно ретировался на улицу через заднюю дверь.

Янус Июнь 1926 года

Дорогие мама и папа!

Господь послал нам настоящего ангела, который изменил всю нашу жизнь. Малышка Люси не просто чудесная маленькая девочка, а само совершенство, в которое нельзя не влюбиться. Она спит и ест хорошо и никогда не создает проблем. Жаль, что вы не можете полюбоваться на нее и подержать на руках. С каждым новым днем она выглядит чуть иначе, и я понимаю, что, когда вы ее увидите, она уже перестанет быть младенцем и начнет делать первые шаги. А пока нет фотографий, посылаю вам отпечаток ее пяточки, которую для этого пришлось намазать кармином [7]7
  Красный краситель, получаемый из карминовой кислоты, производимой самками кошенили.


[Закрыть]. (На острове приходится быть изобретательным…) Так что любуйтесь этим шедевром на здоровье!

Том – просто замечательный отец. С появлением Люси даже остров и тот преобразился. Сейчас присматривать за ней очень просто: если мне нужно забрать яйца или подоить коз, я кладу ее в корзину и несу с собой. Наверное, когда она начнет ползать, следить, конечно, станет труднее, но это в будущем.

Мне так хочется рассказать о ней побольше – какие красивые у нее волосы и как чудесно она пахнет после ванны. Глаза, как и волосы, у нее темные. Но я не могу быть объективной – она слишком красива, чтобы выразить это словами. Малютка появилась всего несколько недель назад, а уже сейчас я не представляю без нее своей жизни.

Что ж, «бабушка» и «дедушка» (!), мне пора заканчивать, а то судно скоро уедет, и тогда вам придется ждать целых три месяца!

С горячей любовью,

Изабель.

P.S. Я прочитала ваше письмо только сегодня утром. Спасибо за чудесное детское одеялко. А кукла просто прелесть! И книги замечательные! Я постоянно читаю Люси детские стишки, и ей наверняка понравятся новые.

P.P.S. Том просит передать благодарность за свитер. Зимой воздух здесь очень колючий!

Тонкий месяц на темном покрывале неба казался вышитым. Том и Изабель сидели на веранде, а высоко над ними вспыхивал луч маяка. Люси спала на руках у Тома.

– Трудно дышать не так, как она, правда? – спросил он, глядя на малышку.

– Ты о чем?

– Как будто действуют какие-то чары. Когда она засыпает, я невольно начинаю дышать в том же ритме. Точно так же, как бросаю все дела, чтобы вовремя зажечь маяк. – И добавил, будто рассуждая вслух: – Меня это даже пугает.

Изабель улыбнулась:

– Это просто любовь, Том. А любви бояться не нужно.

Том поежился. Он уже не представлял себе жизни без Изабель, а теперь и Люси становилась такой же неотъемлемой ее частью. И ему это очень нравилось!

Все, кто работал на маяках в открытом море, знали не понаслышке всю силу его чар и что такое уединение. Эти мерцающие сигнальные огни походили на искры, отлетевшие от жаровни под названием Австралия, и зачастую их свет видело лишь несколько человек. Но именно они спасали материк от изолированности, соединяли с остальным миром, делали морской путь безопасным и позволяли судам преодолевать тысячи миль, чтобы доставить оборудование, книги и ткани в обмен на шерсть, зерно, уголь и золото – обменять плоды цивилизации на дары природы.

Обособленность от внешнего мира обусловливала подчиненность всего и вся – мыслей, времени, ритма жизни – одному-единственному: работе маяка. На острове не раздавалось чужих голосов и не было чужих следов. В своем воображении житель такого острова мог представить себя кем угодно и прожить любую жизнь, а указать ему на реальность просто некому: этого не могут сделать ни чайки, ни свет маяка, ни ветер.

Так и Изабель все больше и больше погружалась в мир божественного благоволения, где Господь отвечал на молитвы, а дети приносились течениями по воле Божьей. Она спрашивала себя и Тома, как можно быть такими счастливыми. Она с трепетом наблюдала, как растет и радуется жизни ее обожаемая дочь. Она млела от восторга, видя, как с каждым новым днем это крошечное создание чему-то училось: вот малышка начала переворачиваться, вот начинала ползать, вот неумело пыталась повторить слова. Постепенно вслед за зимой штормы перемещались на другую половину планеты и уступали место лету с его голубым небом и золотым солнечным диском.

– Пошли-ка с нами! – смеялась Изабель, сажала Люси на бедро и направлялась вслед за Томом по тропинке к пляжу, где они устраивали пикник. Том срывал разные травинки, и Люси их нюхала, жевала кончики и корчила рожицы от незнакомого вкуса. Он собирал маленькие букетики из розового кустарника или показывал блестящую чешую хищного каранкса [8]8
  Быстроплавающая съедобная рыба.


[Закрыть] или голубой макрели, которую поймал на другой стороне острова, где под скалами лежала бездонная пучина океана. В тихие вечера воркующий голос Изабель разносился далеко вокруг: она читала малютке сказку на ночь, а Том в это время что-то чинил в мастерской.

Вышло так, что Люси осталась на острове, а Изабель оказалась для нее чудесной матерью. Каждый вечер она молилась и благодарила Господа за свою семью, здоровье и ниспосланное ей счастье. Ей так хотелось оказаться достойной Его щедрых даров!

Дни сменяли один другой, как набегавшие на берег волны, и в этом крошечном мире время, заполненное трудом, сном и едой, текло незаметно. Убирая уже ставшие ненужными пеленки, Изабель не смогла сдержать слез.

– Кажется, что еще вчера она была такой крохой, – делилась она переживаниями с Томом, аккуратно заворачивая в папиросную бумагу погремушку, куклу-голыша, первые платьица и крошечные ботиночки. Совсем как любая другая мать.

Когда месячные не пришли вовремя, Изабель не знала, что и думать. Она уже отчаялась, что сможет снова забеременеть, и вдруг снова затеплилась надежда! Изабель решила, что будет молиться и сообщит Тому не сразу, а немного повременив. Но ей было трудно не мечтать о том, чтобы у Люси появился братик или сестренка. Ее сердце пело от счастья.

А потом месячные вернулись, но стали болезненными и нерегулярными. В такие дни ее мучили мигрени, а ночами она просыпалась мокрой от пота. Задержка могла затянуться на несколько месяцев.

– Во время отпуска я обязательно схожу к доктору Самптону. Волноваться нет никаких оснований, – успокаивала она Тома, безропотно снося боли. – Милый, со мной все в полном порядке.

Она любила, любила своего мужа и своего ребенка, и этого было вполне достаточно.

Шли месяцы, в течение которых время отмерялось только обычными для маяка ритуалами: включением двигателя, поднятием вымпела, промывкой емкости для ртути. На стандартные регламентные работы накладывались действовавшие на нервы письменные напоминания бригадира технической службы, что любая поломка испарительных труб может быть вызвана только халатностью смотрителя, а никак не производственным дефектом. Вахтенный журнал перешел с 1926 на 1927 год посередине страницы: в Маячной службе ко всему относились рачительно и оставлять страницу недописанной было бы недопустимым мотовством. Поразмышляв на тему столь неуважительного отношения Службы к Новому году, Том пришел к выводу, что это не случайно, поскольку время как таковое было для нее несущественной категорией. И действительно, вид на бескрайние водные просторы, открывавшийся с галереи 31 декабря, ничем не отличался и 1 января. Он по-прежнему часто находил страницу за 27 апреля 1926 года, и в конце концов журнал стал сам раскрываться на этом самом месте. Изабель много трудилась – огород давал отличный урожай, а дом содержался в образцовом порядке. Она стирала и чинила Тому одежду, готовила его любимые блюда. Люси росла. Маяк продолжал светить. Время шло.

Глава 13

– Скоро ей исполнится год, – сказала Изабель. – Двадцать седьмое апреля не за горами.

Том, убиравший напильником ржавчину с петель погнутой металлической двери, отложил инструмент.

– Интересно было бы знать ее настоящий день рождения.

– Меня вполне устраивает день, когда она появилась здесь. – Изабель поцеловала Люси, сидевшую у нее на бедре и увлеченно грызшую хлебную корку. Люси потянулась к Тому.

– Извини, малышка. У меня руки грязные. Побудь пока с мамой.

– Не могу поверить, как она выросла. Она уже весит целую тонну! – засмеялась Изабель и подсадила ее повыше на бедро. – Я испеку торт ко дню рождения. – В ответ Люси уткнулась ей в грудь и обслюнявила крошками. – Беспокоит зубик, моя радость? Смотри, как у тебя горят щечки. Пойдем помажем больное место. – Она повернулась к Тому: – Скоро увидимся, дорогой. Мне надо в дом. У меня там суп варится. – С этими словами она вышла.

Тусклый свет, пробивавшийся в окно, падал на верстак. Том молотком выправлял вмятину на двери, и каждый удар гулко разносился по всей мастерской. Хотя он понимал, что бить с такой силой необходимости не было, но остановиться не мог. Разговоры о днях рождения и юбилеях всегда выбивали его из колеи. Том снова принялся колотить со всей силы и бил до тех пор, пока боек не соскочил с рукоятки. Он поднял его и долго бездумно на него смотрел.

Том, сидя в кресле, поднял глаза. Со «дня рождения» Люси прошло несколько недель.

– Ей совершенно не важно, что именно ей читают, – сказала Изабель. – Для нее главное – привыкать к звучанию новых слов. – Она пересадила Люси ему на колени и пошла на кухню выпекать хлеб.

– Дададада, – произнесла Люси.

– Бубубубу, – отозвался Том. – Ладно, хочешь послушать?

Маленькая ручка потянулась к столу, но показала не на толстую книгу сказок, а, ухватив бежевую брошюрку, сунула ему. Том засмеялся:

– Вряд ли тебе понравится эта книжка, зайчонок. Во-первых, там нет никаких картинок. – Он потянулся за сказками, но Люси снова ткнула ему в лицо брошюру:

– Дададада!

– Ну, если ты настаиваешь, – снова засмеялся он.

Девочка открыла книжку и ткнула пальчиком в строчку, как это делали Том и Изабель.

– Ладно, – начал Том. – «Наставление смотрителям маяков. Положение двадцать девятое. Смотритель маяка никогда не должен допускать, чтобы какие бы то ни было обстоятельства, как личного, так и иного характера, препятствовали выполнению им своих прямых обязанностей по обеспечению безопасности судоходства. Смотритель маяка должен постоянно помнить, что сохранение за ним рабочего места, равно как и продвижение по службе, зависит от строгого подчинения приказам, неукоснительного соблюдения установленных для него правил, прилежания, трезвости, поддержания надлежащего порядка в отношении себя, своей семьи, а также вверенного его попечению маячного оборудования и помещений. Положение тридцатое. Недостойное поведение, буйность нрава, невоздержанность в принятии спиртного, – он сделал паузу, чтобы убрать руку Люси, которая залезла пальчиками ему в нос, – повлечет за собой применение к виновному наказания или его увольнение. Совершение аналогичных проступков любым членом семьи смотрителя маяка может повлечь за собой его удаление с территории маячной станции». – Том перестал читать, чувствуя, что по коже пробежали мурашки и сердце тревожно забилось. К действительности его вернула крошечная ладошка, ухватившая Тома за подбородок. Он машинально прижал ее к губам. Люси широко заулыбалась и тоже наградила его поцелуем.

– Давай-ка лучше почитаем «Спящую красавицу», – предложил Том и взял толстую книгу сказок, однако мысли его были далеко.

– Итак, леди, вот вам чай и тосты в постель! – сказал Том, ставя поднос рядом с Изабель.

– Осторожно, Люси, – предупредила Изабель.

В воскресенье, когда Том отправился выключить маяк, она принесла малышку в кровать, и теперь Люси ползла к подносу, чтобы добраться до своей маленькой чашки, в которую Том налил теплого молока, чуть подкрасив чаем.

Том присел возле Изабель и посадил Люси себе на колени.

– Вот так, Лулу, – сказал он и помог ей ухватить чашку обеими руками и начать пить. Он так увлекся этим занятием, что не сразу обратил внимание на затянувшееся молчание Изабель, и, повернувшись, заметил на ее глазах слезы.

– Иззи, Иззи, что случилось, родная?

– Все в порядке, Том, все в порядке.

Он вытер с ее щеки слезу.

– Иногда я так счастлива, Том, что мне становится страшно.

Он погладил ее по волосам, а Люси тем временем начала пускать пузыри в чашке.

– Послушай, принцесса, ты будешь пить или больше не хочешь?

Люси продолжала блаженно пускать в чашке пузыри, явно радуясь извлекаемым при этом звукам.

– Ладно, думаю, что тебе хватит. – Он забрал у нее чашку, и она ответила тем, что переползла с его колен к Изабель, продолжая по дороге пускать пузырящиеся слюни.

– Потрясающе! Иди-ка сюда, маленькая обезьянка! – рассмеялась Изабель сквозь слезы и, зарывшись носом ей в животик, фыркнула.

Люси хихикнула, выгнулась и, подставив пузико, потребовала:

– Щё! Щё!

Изабель не могла отказать.

– Вы обе друг друга стоите! – заметил Том.

– Знаешь, у меня иногда, как у пьяной, даже голова кружится от любви к ней. И к тебе. Мне кажется, меня бы точно качало, если бы попросили пройти по прямой.

– На Янусе нет прямых дорог, так что об этом можно не беспокоиться, – успокоил ее Том.

– Не смейся, Том. У меня такое чувство, будто до появления Люси я не различала цветов, а сейчас мир расцвел такими чудесными красками! Он стал ярче, светлее, и я вижу лучше. Я нахожусь в том же самом месте, птицы те же самые, вода тоже, солнце всходит и садится, как и раньше, но я никогда не знала, зачем все это, Том. – Она прижала к себе Люси. – А теперь знаю. Это все для нее… И ты тоже изменился.

– Как?

– Мне кажется, в тебе было нечто, о чем ты и сам не подозревал, пока не появилась Люси. Как будто часть твоего сердца онемела. – Она провела пальцем по его губам. – Я знаю, ты не любишь говорить о войне, но наверняка это она во всем виновата.

– Там немели ноги! Ты представить себе не можешь, как они коченели, когда месили грязь! – Том с трудом выдавил из себя улыбку, попытавшись обратить все в шутку.

– Перестань, Том! Я говорю с тобой серьезно, а ты пытаешься отгородиться от меня дурацкой шуткой, будто я несмышленый ребенок, который все равно ничего не поймет и которому незачем знать правду!

Теперь Том больше не пытался шутить.

– Ты не понимаешь, Изабель. Как и не должен понимать любой нормальный и цивилизованный человек. А рассказывать об этом – все равно что заражать здоровых людей смертельной болезнью. – Он отвернулся к окну. – Я делал то, что делал, чтобы такие, как вы с Люси, никогда с этим не сталкивались. Чтобы такое никогда не повторилось. Помнишь призыв «объявить войну, чтобы положить конец всем войнам» [9]9
  Из обращения президента Вудро Вильсона к конгрессу в 1917 году.


[Закрыть]? Войне нечего делать на этом острове! И ей нечего делать в нашей семье!

На скулах Тома заходили желваки, и на лице отразилась такая решимость, о существовании которой Изабель даже не подозревала. Наверное, она и помогла ему выжить.

– Я просто… – начала Изабель, но сбилась. – Никому не ведомо, сколько времени ему отпущено Господом – год или сто лет. Я просто хотела, чтобы ты знал, Том, как сильно я тебе благодарна. Благодарна за все! А особенно за Люси!

При последних словах улыбка, тронувшая губы Тома, застыла, и Изабель поспешила продолжить:

– Это правда, милый! Ты чувствовал, как сильно она мне нужна, и я понимаю, чего тебе это стоило, Том. Немногие мужья способны на такое ради своих жен!

Том почувствовал, как вспотели ладони. Сердце бешено заколотилось, призывая бежать со всех ног – не важно куда, лишь бы подальше от решения, которое он принял и которое душило его, как железный ошейник.

– Мне пора на работу. А вы оставайтесь и не торопитесь с завтраком, – сказал он и вышел из комнаты, заставляя себя двигаться как можно медленнее.

Глава 14

Перед самым Рождеством 1927 года второй трехгодичный срок Тома подошел к концу, и их семья отправилась в Партагез, а на время отпуска на маяк прибыл сменщик. Второй отпуск семьи и первая поездка на материк Люси. Готовясь к прибытию катера, Изабель подумывала, не найдется ли благовидного предлога никуда не уезжать с острова, где им с Люси было так хорошо и спокойно.

– С тобой все в порядке, Изз? – спросил Том, застав ее в спальне отрешенно смотрящей в окно. На кровати лежал раскрытый чемодан.

– Да, – быстро ответила она. – Просто вспоминала, не забыла ли чего.

Он уже собрался уходить, но, подумав, подошел поближе и положил ей на плечо руку.

– Нервничаешь?

Она скатала пару носков в шарик и сунула в чемодан.

– Нет, ну что ты! Тебе показалось.

Мучившие ее сомнения, которые она пыталась скрыть от Тома, моментально улетучились при виде Люси на руках у своей матери, пришедшей с отцом встречать катер. Виолетта счастливо улыбалась, смеясь и плача одновременно.

– Наконец-то! – Она качала головой, не в силах справиться с нахлынувшими на нее чувствами, и не могла наглядеться на малышку, трогая ее лицо, волосы, ручки. – Моя драгоценная внучка! Целых два года я не могла дождаться, когда же наконец увижу тебя! Да ты просто вылитая тетушка Клем!

Изабель месяцами готовила Люси к предстоящей поездке.

– В Партагезе, Люси, очень и очень много людей. И ты им всем обязательно понравишься. Сначала тебе будет странно их видеть, но бояться не надо. – А перед сном она рассказывала ей о жизни в городе и его жителях.

Для Люси такое количество людей вокруг было удивительным. Теплые поздравления, на которые не скупились все окружающие, нередко отдавались в сердце Изабель болью. Даже старая миссис Мьюитт, встретившая их в лавке галантерейщика, где покупала сетку для волос, пощекотала Люси под подбородком и со вздохом заметила:

– Какие же эти крохи милые! Настоящее чудо Господне!

Изабель даже не поверила своим ушам.

Виолетта сразу же организовала семейный поход в фотоателье Гутчера. На фоне полотна с папоротниками и греческими колоннами Люси сфотографировали с Томом и Изабель, с Биллом и Виолеттой и одну – сидящей на высоком плетеном стуле. Заказали несколько комплектов фотографий, чтобы отвезти на Янус, отправить родственникам за границу и поставить в рамках на каминной доске и пианино.

– Три поколения женщин Грейсмарков, – радовалась Виолетта, разглядывая снимок, где Люси сидела у нее на коленях, а рядом стояла Изабель.

Видя, как родители души не чают во внучке, Изабель не могла удержаться от мысли, что Господь никогда не совершает ошибок. Он выбрал для малышки самую лучшую семью.

– О, Билл! – сказала Виолетта мужу, когда приехала их дочь с семьей. – Слава Богу! Слава Богу…

Она видела Изабель три года назад во время первого отпуска, когда она еще не отошла после второго выкидыша. Изабель тогда уткнулась ей носом в подол и горько плакала.

– С природой не поспоришь, нужно просто набраться терпения и не сдаваться. Дети непременно появятся, если Господь того пожелает. И молись. Молитвы ничто не заменит, – успокаивала она дочь.

Она не сказала Изабель всей правды. Не сказала, как часто, несмотря на иссушающую летнюю жару и зимнюю стужу, детей благополучно вынашивали и рожали, а потом они умирали от скарлатины или дифтерита, а их одежда аккуратно складывалась, чтобы послужить младшим братьям или сестрам. Не сказала, как трудно бывает ответить на обычный вопрос о количестве детей. Благополучные роды – лишь первый шаг на долгом и полном опасностей пути. Виолетта знала это не понаслышке – ее собственный дом посетило горе несколько лет назад.

Добропорядочная и надежная Виолетта Грейсмарк – верная жена почтенного мужа. В ее доме всегда царил идеальный порядок: в шкафах не заводилось моли, а на клумбах не было места сорнякам. Она аккуратно обрезала с кустов роз все увядшие соцветия, что позволяло новым бутонам распускаться и радовать глаз даже в августе. Ее лимонная паста [10]10
  Традиционный английский десерт на основе яиц, сахара и масла с добавлением лимонного сока и цедры.


[Закрыть] продавалась первой на церковной ярмарке, а для книги рецептов местного отделения Ассоциации женщин Австралии был выбран именно ее рецепт фруктового пирога. Да, в своих вечерних молитвах она постоянно благодарила Господа за Его милосердие, но иногда, когда сумерки окрашивали в серый цвет яркую зелень сада, ее душу переполняли невыразимая боль и печаль.

Видя, как убивается Изабель, Виолетта едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться вместе с ней и не рассказать, что как никто другой понимает всю горечь понесенной утраты, возместить которую не способно ничто, и эта боль никогда не стихнет. Ей хотелось рассказать дочери, как она в молитвах предлагала Богу любую жертву, лишь бы вернуть своего ребенка к жизни.

Когда Изабель наконец уснула, а Билл задремал у догоравшего камина, Виолетта достала из шкафа старую жестяную коробку из-под печенья. Покопавшись внутри, она отодвинула в сторону несколько монет, маленькое зеркальце, часы и кошелек и вытащила потрепанный конверт со стершимися от частого открывания углами. Потом села на кровать и под желтым светом лампы принялась читать написанные неровным почерком строчки, хотя знала содержимое наизусть.

Дорогая миссис Грейсмарк!

Надеюсь, Вы простите, что я решилась написать это письмо, ведь мы не знакомы. Меня зовут Бетси Парментер, и я живу в Кенте.

Две недели назад я навещала своего сына Фреда, которого привезли на лечение с фронта после тяжелого ранения. Он лежал в 1-м военном госпитале в Стоурбридже, а у меня там неподалеку живет сестра, поэтому я могла навещать его каждый день.

Так вот, однажды после обеда туда доставили раненого австралийского солдата, который, как я понимаю, был Вашим сыном Хью. Его состояние было очень тяжелым – сейчас Вам наверняка уже известно, что он ослеп и потерял руку. Но говорить, хоть и с трудом, он мог и очень тепло отзывался о своих родных в Австралии. Он был очень смелым юношей. Я видела его каждый день, и был даже момент, когда появилась надежда на выздоровление. Но потом наступило заражение крови, и он скончался.

Я приносила ему цветы (как раз расцвели ранние тюльпаны, а они такие красивые) и сигареты. Мне кажется, они с моим сыном Фредом даже подружились. Я угощала его фруктовым пирогом, и было очень трогательно видеть, с каким удовольствием он его ел. Я была с ним рядом в то утро, когда он стал отходить, и мы втроем прочитали «Отче наш», а потом вместе пропели «Пребудь со мной». Врачи облегчили ему боль, как смогли, и мне кажется, он не очень страдал. Затем пришел викарий и причастил его.

Я хочу, чтобы Вы знали, как все мы благодарны Вашему сыну за проявленное мужество и принесенную великую жертву. Он говорил, что у него есть брат Элфи, и я молю Господа, чтобы он вернулся домой живым и невредимым.

Вы уж простите, что я написала не сразу, но через неделю после Вашего мальчика мой Фред тоже скончался, и было много всяких хлопот.

С наилучшими пожеланиями и молитвами,

(Миссис) Бетси Парментер.

Виолетта тогда еще подумала, что Хью наверняка видел тюльпаны только на картинках, и мысль, что он мог потрогать цветок, приносила ей странное утешение. Интересно, есть ли у тюльпанов запах.

Она помнила, с каким печальным и даже виноватым видом почтальон вручил ей две недели спустя сверток на имя Билла, завернутый в коричневую бумагу и перевязанный бечевкой. Виолетта была в таком подавленном состоянии, что даже не обратила внимания на надпись – в этом не было никакой необходимости. Сколько женщин получали такие посылки со скудным содержимым, составлявшим всю жизнь их сыновей!

В сопроводительном письме из Мельбурна говорилось:

Дорогой сэр!

Переправляю Вам заказной бандеролью личные вещи покойного Грейсмарка, рядового 28-го батальона, личный номер 4497, полученные согласно описи.

Буду признателен, если Вы подтвердите получение своей подписью на прилагаемой квитанции.

Искренне Ваш,

майор Дж. М. Джонсон,

дежурный офицер архивного управления.

На отдельном бланке с адресом «110, Грейхаунд-роуд, Фулхэм, Лондон» была опись прилагаемых вещей. Виолетта машинально скользнула по ней глазами и удивилась. Там значились: «зеркальце для бритья, ремень, три пенса, наручные часы с кожаным ремешком, губная гармоника». Как странно, что в личных вещах Хью оказалась губная гармоника Элфи. Потом еще раз перечитала опись, бланки, письмо и надпись на бандероли, но уже более внимательно. А.Г. Грейсмарк, а не Х.А. Грейсмарк. Альфред Генри, а не Хью Альберт! Она рванулась к мужу с криком:

– Билл! Боже, Билл! Тут какая-то чудовищная ошибка!

В результате Грейсмарки стали наводить справки и, засыпав запросами военное ведомство, выяснили, что Элфи погиб через день после Хью, едва прибыв во Францию. Братья были зачислены в один и тот же полк и гордились тем, что их личные номера отличались всего на единицу. Связист, лично видевший, как Хью отправили на носилках в госпиталь, не стал сообщать, что А.Г. Грейсмарк пал смертью храбрых на поле боя, решив, что по ошибке в донесении вместо Х.А. Грейсмарка был указан А.Г. Грейсмарк. Вот почему Виолетта, получив посылку, означавшую смерть своего второго сына, не поверила этому и решила, что в неразберихе военных действий наверняка все перепутали.

Во время предыдущего приезда Изабель отчетливо вспомнила то жуткое отчаяние, которым заполнился их дом после смерти братьев и каким ударом эта потеря оказалась для матери. Четырнадцатилетняя Изабель пыталась найти в словарях слово, которым описывают горе родителей, потерявших детей. Ей было известно, что жену, у которой умирает муж, называют особым словом «вдова», и точно так же мужа в случае потери жены называют «вдовцом». Но для родителей, переживших детей, никакого особого слова не существовало. Они продолжали оставаться родителями, даже если их сына или дочери больше не было в живых. Просто удивительно! А она сама? Оставалась ли она по-прежнему сестрой, если ее любимые братья погибли?

Как будто снаряд, выпущенный где-то на фронте в далекой Франции, разорвался у них в доме и оставил зияющую воронку, которую никогда не удастся засыпать землей. Виолетта проводила целые дни в комнатах сыновей, наводя там порядок и начищая серебряные рамки с их фотографиями. Билл замкнулся в себе и стал нелюдимым. О чем бы Изабель его ни спросила, он или не отвечал, или просто выходил из комнаты. И тогда Изабель дала себе обещание никогда не доставлять родителям неприятностей или огорчений. Она была их «утешительным призом» – единственным, что у них осталось в жизни после гибели братьев.

А теперь слезы умиления на глазах родителей лишний раз подтвердили Изабель правильность решения оставить у себя Люси. Этот ребенок нес с собой исцеление, наполняя смыслом не только их с Томом жизни, но и двух других людей, уже потерявших всякую надежду его обрести.

За рождественским ужином Билл Грейсмарк произнес молитву и сдавленным голосом от переполнявших его чувств поблагодарил Господа за ниспосланный им всем дар в лице Люси. А позже на кухне Виолетта сказала Тому по секрету, что, узнав о рождении Люси, ее муж буквально преобразился.

– Это настоящее чудо! Как будто в него вдохнули новую жизнь!

Она посмотрела в окно и остановила взгляд на кусте роз.

– Для Билла гибель Хью явилась страшным ударом, а сообщение о смерти Элфи его окончательно добило. Он долго отказывался в это верить. Такого просто не может быть! Он долгие месяцы переписывался с самыми разными инстанциями, пытаясь доказать, что это какая-то ошибка. Я даже гордилась им, видя, как он отказывается смириться и не опускает руки. Но вокруг было немало семей, которые получали больше, чем одну похоронку. Я знала, что это правда. Однако со временем его убежденность в ошибке начала угасать и он впал в глубочайшую депрессию. Однако сейчас, – она подняла глаза и улыбнулась, будто до сих пор изумляясь случившемуся, – он снова стал прежним, и все это благодаря Люси. Я уверена, что для него ваша дочурка значит ничуть не меньше, чем для тебя. Она вернула его к жизни. – Виолетта потянулась к Тому и поцеловала его в щеку. – Спасибо!