Текст книги "Свет в океане"
Автор книги: М. Л. Стедман
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
М.Л. Стедман
Свет в океане
Памяти родителей посвящается
Часть I
27 апреля 1926 года
Когда случилось чудо, Изабель стояла на коленях на краю утеса возле небольшого креста, сделанного Томом из прибитой к берегу доски. По чистому апрельскому небу плыло белое облако, и его отражение скользило по зеркальной глади океана. Женщина полила посаженный куст розмарина и слегка утрамбовала вокруг него землю.
– …и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого, – прошептала она.
Ей вдруг почудился крик младенца, но, решив, что это проделки воображения, она перевела взгляд на стадо китов, направлявшихся к теплым водам, где беременным самкам предстояло разрешиться от бремени. На водной глади то и дело появлялись их хвостовые плавники, похожие на иглы, вышивавшие гобелен океана. Снова послышался крик, на этот раз громче – его донес порыв свежего утреннего ветра. Но этого не может быть!
С этой стороны острова до самой Африки простирались бескрайние водные просторы. Здесь смыкались два великих океана – Индийский и Южный [1]1
Условное название вод Тихого, Атлантического и Индийского океанов, окружающих Антарктиду. В действующем определении океанов от 1953 года Южного океана нет. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть], образуя гигантский ковер, огибавший крошечный скалистый остров. В дни, похожие на этот, казалось, что отливавшая синевой океанская гладь была твердой и по ней можно запросто прошагать до самого Мадагаскара. Восточную часть острова от Австралии разделяли сотни миль, и он недовольно оглядывался назад, не в силах разорвать с ней связи, поскольку являлся вершиной самого высокого пика горной гряды, пролегавшей по дну океана. Очертания острова походили на разинутую пасть с хищно торчащими зубами, готовую поглотить беззащитные суда, спешившие скорее оказаться в безопасности тихих бухт материка.
Будто заглаживая невольную вину, островок, носивший имя Януса, дал приют маяку, чей свет предупреждал об опасности за тридцать миль. Каждую ночь в воздухе слышался ровный гул вращающихся линз, равнодушных к скалам и не обращавших внимания на волны: в случае бедствия здесь можно было найти приют.
Снова послышался плач. Вдалеке скрипнула дверь маяка, и на галерее появилась высокая фигура – это был Том с биноклем в руках.
– Иззи, там лодка! – закричал он и показал рукой. – Там лодка на берегу!
Том выбежал из галереи, но вскоре появился снова, уже внизу.
– Похоже, в ней кто-то есть! – крикнул он. Изабель поспешила навстречу, и уже вдвоем, держась за руки, они бросились вниз по утоптанной тропинке к маленькому пляжу.
– Тут и правда кто-то есть! – сообщил Том. – Господи! Да это мужчина, но…
Человек, распластавшийся на сиденье, не шевелился, но плач по-прежнему доносился откуда-то снизу. Том подскочил к ялику и, подвинув мужчину, нагнулся посмотреть. Когда он выпрямился, в руках у него был сверток: обернутый в мягкий шерстяной женский жакет младенец.
– С ума сойти! – воскликнул он. – Черт меня подери, Иззи! Да это…
– Ребенок! Боже милостивый! Господи, Том! Том! Дай же его скорее сюда!
Том передал ей сверток и осмотрел мужчину – пульса у него не было, – после чего перевел взгляд на Изабель, которая рассматривала крошечное создание.
– Он умер, Изз. Что с ребенком?
– Похоже, с ним все в порядке. Ни царапин, ни ушибов. Какой же он хорошенький! – сказала она, прижимая его к себе. – Ну же, ну, теперь все хорошо, малыш, теперь все позади. Какая же ты крохотуля!
Том стоял не шевелясь и не сводил взгляда с тела мужчины. Несколько раз он крепко зажмурил глаза, чтобы убедиться, что это происходит наяву и ему ничего не привиделось. На руках у Изабель ребенок перестал плакать и лишь изредка судорожно всхлипывал.
– На теле вроде нет никаких ран, и больным он тоже не выглядит. Наверняка умер недавно… даже не верится… – Том помолчал, размышляя. – Отнеси ребенка в дом, Изз, а я чем-нибудь накрою тело.
– Но, Том…
– Притащить его наверх вряд ли получится, так что лучше оставить здесь, пока не подоспеет помощь. А прикрыть тело можно парусиной, что лежит в сарае. – Он казался совершенно спокойным, но почувствовал, как от оживших призраков прошлого повеяло холодом и по коже пробежали мурашки.
Остров занимал площадь примерно в одну квадратную милю. На нем было достаточно травы, чтобы прокормить несколько овец, коз и кур, и можно было даже развести простенький огород. Из деревьев росли только две высокие сосны, посаженные строителями маяка из Пойнт-Партагеза в 1889 году, то есть больше тридцати лет назад. Старые могилы напоминали о кораблекрушении, случившемся задолго до этого, когда судно «Гордость Бирмингема» напоролось на коварные рифы средь бела дня. На таком же судне был доставлен из Англии и сам маяк, изготовленный фирмой «Чанс бразерз» по последнему слову техники и с гарантией, что его можно установить где угодно, даже в самых суровых краях и труднодоступных местах.
Течения вокруг острова пригоняли, будто засасывая в воронку, невообразимую смесь всего и вся. Среди обломков кораблекрушений, выброшенных на берег, встречались и доски, и деревянные коробки из-под чая, и китовый ус. И посреди всего этого высилась стройная башня маяка, к которой жались остальные постройки, будто пытаясь укрыться от пронизывающих ветров.
Изабель, устроившись за старым столом на кухне, сидела, прижимая малютку к груди. Прежде чем войти, Том неторопливо вытер на крыльце ноги, потом подошел к жене и положил ей на плечо руку.
– Я прикрыл беднягу парусиной. Как малыш?
– Это девочка, – поправила Изабель улыбаясь. – Я искупала ее. Похоже, с ней все в порядке.
Ребенок уставился на него, не переставая сосать из бутылочки.
– Интересно, что она обо всем этом думает? – поинтересовался Том.
– Я дала ей молока, и теперь мы пьем. Верно, маленькая? – заворковала Изабель, переадресуя вопрос ребенку. – Эта девочка просто прелесть, Том, – продолжила она, целуя кроху. – Один Господь знает, что с ней произошло.
Том достал из буфета бутылку бренди, плеснул немного в стакан и залпом выпил. Потом сел рядом с женой и наблюдал, с каким восторгом она разглядывала сокровище у себя в руках. Ребенок не спускал с нее глаз, будто боялся, что Изабель исчезнет, если посмотреть в сторону.
– Ах ты, маленькая, такая крошечная и несчастная, – причитала Изабель, а малютка пыталась уткнуться носом ей в грудь. Том слышал, как голос жены задрожал, и они оба невольно подумали о своей недавней потере.
– Ты ей нравишься, – сказал он. – Если бы только… – Заметив на ее лице боль, он быстро добавил: – Я хотел сказать… я совсем не это имел в виду… Просто ты была бы замечательной матерью.
Он нежно погладил ее по щеке.
– Я знаю, милый, – произнесла она, посмотрев на Тома. – Я знаю, что ты имел в виду. Я чувствую то же самое.
Он обнял жену с ребенком на руках, и она уловила запах бренди.
– Том, как чудесно, что мы нашли ее вовремя!
Том поцеловал ее и коснулся губами лба малютки. Они долго не шевелились, а потом ребенок заерзал и вытащил кулачок из пушистого желтого одеяла.
– Ладно, – сказал Том, поднимаясь и расправляя плечи. – Пойду сообщу, что прибило ялик, и пусть пришлют судно забрать тело. И маленькую мисс.
– Подожди, – остановила его Изабель, перебирая пальчики малютки. – Я хочу сказать, что никакой спешки тут нет. Покойнику уже все равно, а малышка и так наплавалась достаточно. Не надо ее сейчас тревожить. Пусть хоть немного придет в себя.
– Им и так потребуется время, чтобы добраться до острова. С ней все будет в порядке. Тебе даже удалось ее успокоить, такую кроху.
– Давай немного подождем. Все равно это ничего не изменит.
– Я должен сделать запись в журнале. Ты же знаешь, что о таких вещах следует докладывать незамедлительно, – напомнил Том. В его обязанности входило регистрировать все более или менее значительные события, происходившие на маяке и вокруг него, начиная с проплывавших мимо судов и заканчивая проблемами с механизмом.
– Сообщишь утром, ладно?
– А если эта лодка с судна?
– Это ялик, а не спасательная шлюпка, – возразила Изабель.
– А вдруг где-то на берегу ее мать сходит с ума от беспокойства? Представь себя на ее месте.
– Ты же видел жакет. Скорее всего мать упала за борт и утонула.
– Милая, мы понятия не имеем, что с ее матерью. И кто этот мужчина.
– Но такое объяснение напрашивается само собой, разве нет? Младенцы не сбегают от родителей.
– Иззи, мы не знаем, что случилось. Мы ничего не знаем.
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы младенцы уплывали от матерей? – Она еще крепче прижала малютку к груди.
– Иззи, это не шутки. Тот мужчина мертв.
– А девочка жива! Пожалей ее, Том.
В голосе жены звучала такая мольба, что Том не решился настоять на своем. Может, ей и правда нужно просто побыть с ребенком чуть дольше. Неужели он откажет Изабель в такой малости после всего, что ей пришлось пережить? В наступившей тишине она не сводила с него умоляющего взгляда.
– Ладно, если уж так необходимо… – неохотно протянул он. – Думаю, до утра это может подождать. Но утром – обязательно! Как только выключу маяк.
Изабель поцеловала Тома и сжала его руку.
– Мне надо вернуться на маяк. Я так и не поменял пароотводную трубку, – сказал он.
Шагая по тропинке, он слышал, как Изабель принялась напевать песенку про девушку, просившую ветер дуть с юга, чтобы к ней скорее вернулся суженый. Хотя мелодия была вовсе не грустной, но улучшить ему настроение не смогла. Поднимаясь по ступенькам наверх, он никак не мог отделаться от ощущения совершенной ошибки.
Глава 1
16 декабря 1918 года
– Да, я понимаю, – подтвердил Том Шербурн. Он сидел в скромно обставленном кабинете, где было так же душно, как и на улице. По стеклу барабанили капли летнего сиднейского дождя, заставлявшего прохожих ускорять шаг.
– Я не шучу, когда говорю, что жизнь там не сахар. – Мужчина, сидевший за столом напротив, кивнул для убедительности головой. – И совсем не похожа на развлекательную прогулку. Байрон-Бей – не самое плохое место в ведении Маячной службы, но я хочу быть уверенным, что ты понимаешь, как там будет. – Утрамбовав табак в трубке большим пальцем, он раскурил ее.
Из заполненной Томом анкеты вырисовывалась типичная для тех лет биография: родился 28 сентября 1893 года, воевал на фронте. Владеет МСС – Международным сводом сигналов – и азбукой Морзе, физически здоров и крепок, уволен с военной службы с отличной аттестацией. Согласно инструкции, предпочтение при приеме на работу следовало отдавать бывшим фронтовикам.
– Вряд ли… – Том запнулся, но все-таки сказал: – При всем уважении, мистер Кафлэн, там вряд ли будет труднее, чем на Западном фронте.
Мужчина полистал увольнительные документы и поднял глаза на Тома, будто хотел прочесть что-то по его лицу.
– Нет, сынок, не труднее. В этом, думаю, ты прав, – согласился он и принялся вводить в курс дела: – До места назначения добираешься за свой счет. Работа вахтовая, поэтому выходных тебе не положено. Постоянные сотрудники имеют право на месячный отпуск по истечении трех лет службы. – Он достал толстую ручку и подписался на формуляре, после чего, прижав печать к штемпельной подушке, поставил ее в трех разных местах. – Добро пожаловать в Маячную службу Содружества.
На бланке блестела дата, выведенная еще не успевшими высохнуть чернилами: 16 декабря 1918 года.
За шесть месяцев пребывания в Байрон-Бей у побережья Нового Южного Уэльса, где жили еще два смотрителя с семьями, Том постиг все нехитрые премудрости профессии, после чего отправился на смену на остров Маатсукер к югу от Тасмании, где почти всегда лил дождь, а штормы были такой силы, что сдували кур в море.
Работа смотрителем маяка оставляла Тому Шербурну много времени для раздумий о войне. Он вспоминал лица товарищей, подставлявших плечо и не раз спасавших ему жизнь, вспоминал лица умиравших, чьи прощальные слова было не разобрать, но он все равно согласно кивал, слушая их.
Тома миновала судьба тех, кому снаряды рвали сухожилия на ногах или вспарывали живот, откуда вываливались кишки, похожие на ком скользких угрей. Его легкие и мозг не были превращены в кисель отравляющим газом. Но, как и у любого человека, прошедшего горнило войны, она оставила в душе незаживающие раны, накрывая тенью черного облака всю последующую жизнь.
Он старался не думать о ней, зная, как много людей так и не смогли взять себя в руки и превратили свое существование в постоянный кошмар. Он старался отвлечься от мучительных переживаний, природу которых невозможно описать словами. Когда ему снились те годы, он себе представлялся мальчиком лет восьми с заляпанными кровью руками. Этот маленький мальчик противостоял взрослым дядям с винтовками и штыками и переживал, что никак не мог подтянуть сползшие носки, в которых ходил в школу: для этого надо было выпустить из рук винтовку, а она тяжелая и все время норовила выскользнуть из рук. И еще он никак не мог найти свою маму.
Потом он просыпался, и кругом только ветер, волны и маяк с хитроумным механизмом, поддерживавшим огонь и вращавшим линзы. И он снова оглядывался назад.
Если бы удалось укрыться от людей и воспоминаний, время бы наверняка излечило все раны.
Сидней, где прошло детство Тома, разделяли от Януса тысячи миль. И маяк, располагавшийся на острове, был последним напоминанием об Австралии, которое видели новобранцы с борта военного транспорта, увозившего их в Египет в 1915 году. После отплытия из Албани в морском воздухе еще долго стоял запах эвкалипта, а когда он исчез, Том вдруг с болью ощутил потерю чего-то важного, о существовании которого он раньше даже не подозревал. А спустя много часов появился маяк – самый отдаленный кусочек родины. И свет его луча, похожий на прощальный поцелуй, запечатлелся в памяти на долгие военные годы. Когда в июне 1920 года Том узнал об открывшейся там вакансии смотрителя, он расценил это как личное приглашение старого знакомого.
Остров Янус, оседлавший континентальный шельф, считался одним из самых непривлекательных мест работы во всей Маячной службе. Хотя из-за тяжелых условий за работу там и платили по самой высокой ставке, но бывалые смотрители уверяли, что овчинка выделки не стоит, поскольку эти деньги никак не окупали трудностей службы. Тому предстояло заменить смотрителя по имени Тримбл Докерти, который встревожил начальство сообщением, что его жена посылает проходящим судам сигналы флажками МСС. Начальство посчитало необходимым принять меры исходя из следующего. Во-первых, несколько лет назад заместитель директора Маячной службы издал специальный приказ, запрещающий передавать с Януса сигналы флагами, поскольку суда, пытаясь их разобрать, могли подойти к острову на опасно близкое расстояние. И во-вторых, жены Тримбла, о которой шла речь, к тому времени уже не было в живых.
По этому поводу была затеяна оживленная переписка между Фримантлом и Сиднеем. Заместитель директора во Фримантле, ставя в известность о событиях головной офис, делал упор на безупречность многолетней службы Докерти. Однако начальство в Сиднее интересовало лишь неукоснительное соблюдение принятых правил и исполнение сметы. Найденный компромисс предусматривал предоставление Докерти шестимесячного отпуска на лечение, а на этот период его должен был подменить временный смотритель.
– Обычно мы не посылаем на Янус холостяков. Это очень далекая точка, и жена с семьей там нужны не только чтобы скрасить досуг, но и помочь по хозяйству, – сообщил Тому окружной инспектор Маячной службы. – Но учитывая, что вы туда отправляетесь на подмену… В общем, через два дня вы должны отбыть в Партагез. – С этими словами он подписал бумаги о командировании Тома на остров Янус на полгода.
Собирать ему было особо нечего, да и прощаться не с кем. Через два дня Том поднялся на борт парохода «Прометей» с вещевым мешком, в котором уместился весь его нехитрый скарб. Это судно курсировало вдоль южного побережья Австралии, заходя в портовые города между Сиднеем и Пертом. Несколько кают для пассажиров первого класса располагались на верхней палубе ближе к носу. Том плыл третьим классом, и его соседом по каюте оказался старый моряк.
– Я ходил по этому маршруту целых полсотни лет, так что у них духу не хватит брать с меня деньги за проезд. Обойдутся! – жизнерадостно поведал моряк и переключил внимание на большую бутылку крепчайшего рома, с которой коротал время. Чтобы поменьше дышать парами алкоголя, дневные часы Том обычно проводил на палубе. А вечерами в трюме играл в карты.
Отличить фронтовиков от тех, кто остался дома, никакого труда не представляло. И те и другие безошибочно это чувствовали и сторонились друг друга, предпочитая общество себе подобных. Пребывание в трюме оживило воспоминания о судах, которые везли новобранцев сначала на Ближний Восток, а потом во Францию. Оказавшись на борту, они сразу каким-то удивительным чутьем точно определяли, кто служил офицером, кто ходил в нижних чинах и кто где воевал.
Как и на военном транспорте, сразу стали думать, чем бы себя занять, чтобы развеять скуку морского путешествия. Решили остановиться на проверенном способе. Первый, кому удастся раздобыть сувенир в каюте первого класса, окажется победителем. Правда, сувенир был особенным: пара женских панталон. Призовой фонд удваивался, если панталоны будут не просто изъяты из каюты, а сняты с их обладательницы.
Зачинщик состязания – усатый здоровяк по имени Макгоуэн с желтыми от сигарет пальцами – сообщил, что узнал у стюарда, кто ехал первым классом. Выбор оказался невелик. Всего кают первого класса было десять. Адвокат с женой занимали каюту с широкой кроватью, было еще несколько пожилых пар и две старые девы (неплохой вариант). Но наибольший интерес представляла дочка какого-то толстосума, ехавшая в одиночестве.
– Думаю, что можно подняться по борту до окна каюты и залезть в нее, – объявил Макгоуэн. – Кто со мной?
Опасность предприятия не удивила Тома. После возвращения он слышал десятки подобных историй. Мужчины рисковали жизнью по глупой прихоти – на лошади, скачущей галопом, брали барьер в виде шлагбаума на железнодорожных переездах; заплывали в расщелины с единственной целью пощекотать себе нервы и выяснить, удастся ли им оттуда выбраться. Мужчины так привыкли испытывать судьбу, что теперь искали малейший предлог, лишь бы снова испытать былую остроту ощущений. Обычная жизнь им казалась слишком пресной. А может, они просто куражились.
На следующую ночь, проснувшись в холодном поту от очередного кошмара, Том решил прогуляться по судну, чтобы успокоиться. Время было два часа ночи. В это время суток можно гулять где захочется, и он решил подняться на верхнюю палубу. Глядя на лунную дорожку, он поднимался по ступенькам, держась за поручень, чтобы не оступиться при качке, и полной грудью вдыхал свежий морской воздух. На небе светились яркие россыпи звезд.
Заметив краем глаза, как в одной из кают мелькнул свет, он подумал, что и в первом классе кому-то не спится. И вдруг неожиданно ощутил знакомое чувство опасности. Тихо подобравшись к каюте, Том заглянул в окно и увидел мужчину и прижавшуюся к стене девушку, хотя ее никто не трогал. Мужчина наклонился к ней совсем близко, и на его лице заиграла ухмылка, которую Тому не раз доводилось видеть. Он узнал одного из участников пари, заключенного в трюме, и вспомнил о призовом фонде, который мог быть удвоен. Кретины! Том нажал на ручку, и дверь открылась.
– Оставь ее в покое! – сказал он спокойно, но решительно, входя в каюту.
Мужчина резко обернулся посмотреть, кто это, но, узнав Тома, улыбнулся:
– Вот черт! А я уж было решил, что это стюард. Можешь мне помочь, я как раз собирался…
– Я сказал – оставь ее в покое! Вон отсюда! Немедленно!
– Но я не закончил. Я как раз собирался устроить ей праздник. – От него пахло спиртным и табаком.
Том положил ему руку на плечо и сжал так сильно, что мужчина вскрикнул от боли. Он был на добрых шесть дюймов ниже Тома, но все же попытался ударить его кулаком. Том перехватил руку и вывернул ее.
– Имя и звание!
– Маккензи. Рядовой. СХ 3277. – Он по привычке даже назвал свой армейский номер.
– Рядовой, ты извинишься перед молодой леди, вернешься в кубрик и не высунешь оттуда носа, пока мы не пришвартуемся. Все ясно?
– Так точно, сэр. – Он повернулся к женщине: – Прошу прощения, мисс. Я не хотел ничего дурного.
Так и не оправившись от страха, она слабо кивнула.
– А теперь убирайся! – скомандовал Том, и мужчина, моментально протрезвев, выскользнул из каюты.
– С вами все в порядке? – спросил Том у женщины.
– Я… мне кажется, да.
– Он причинил вам боль?
– Он… – Она говорила так, будто отвечала на вопрос, которым сама задавалась. – Он до меня не успел даже дотронуться.
Том заглянул ей в лицо. Ее серые глаза начинали успокаиваться. Распущенные темные волосы спускались волнами до плеч, а кулачки еще нервно сжимали ворот ночной сорочки. Том снял с вешалки халат и накинул ей на плечи.
– Благодарю вас, – сказала она.
– Вы, должно быть, сильно перепугались. Боюсь, что некоторые из нас совсем одичали на войне.
Она промолчала.
– Больше он вас не потревожит. – Том поднял опрокинутый стул. – Решайте сами, стоит ли на него заявлять. Думаю, что он уже никогда не будет прежним.
В ее глазах стоял немой вопрос.
– Война меняет человека. В голове все путается, и человек перестает различать добро и зло. – Том повернулся чтобы уйти, но задержался и посмотрел на нее. – У вас есть полное право подать на него в суд, если пожелаете. Но ему, наверное, и так пришлось хлебнуть в жизни всякого. Как я и сказал, поступайте, как считаете правильным.
С этими словами он вышел из каюты.