Текст книги "Бои на Карельском перешейке"

Автор книги: М. Гурвич

Соавторы: А. Шаверин,В. Ставский,Ф. Матросов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Яростно бьют вражеские зенитки. Воздух наполняется громовым гулом. Неожиданно Мазаев видит, как огненные струи трассирующих пуль скрещиваются почти у самого самолета, а сверху доносится рокот моторов.

Мазаев поднял голову: впереди, сбоку и сзади летели наши истребители. Это они поливали свинцом зенитки врага. Мазаев понял: боевые друзья пришли на выручку. Еще через несколько секунд он увидел самолет своего командира Михаила Трусова. Он кружил над ним и покачивал крыльями. А дальше – машины Локотанова, Лобаева, Сажко, Баратьяна. Вся пятерка шла на помощь товарищу.

Управлять самолетом становилось все труднее. Но Мазаеву удалось дотянуть его до озера и сесть на лед.

Враги подстерегали добычу. Они вылезли из окопов, открыли ружейную пальбу и побежали к советскому самолету.

Но не тут-то было. Со всех машин затрещали пулеметы. Стреляли с истребителей, стреляли стрелки-радисты, стреляли штурманы. Сталинские соколы загнали врага назад в его берлогу. Белофинны не смели высунуть головы. Они вели лишь беспорядочный огонь по озеру, пустив в ход пушку и минометы.

Под градом пуль и осколков стояли на льду у горящего самолета три отважных бойца.

– Надо спасти экипаж во что бы то ни стало, – решил Трусов.

Он представляет себе всю сложность и опасность принятого решения. Но что может быть сильнее воли большевика!

Трусов резко снижается и идет на посадку.

Бандиты предвкушают двойную добычу – два советских экипажа. С новой силой грохнули орудия. Но с советских машин стреляют метко. Пули ложатся прямо у укрытий, за которыми прячутся враги, и не дают сдвинуться с места.

С волнением и восхищением следили товарищи, как мастерски вел Трусов недалеко от горящего самолета.

Первым подбежал к Трусову стрелок-радист Пономарев.

– Мы знали… Мы были уверены…

Он бросился обнимать Трусова.

– Потом… Потом… Не время… – крикнул Трусов. – Два – в кабину стрелка-радиста, один – в бомбовый люк, – командовал он. – Только быстрее.

Теперь нужно поскорее оторваться ото льда. Враг продолжает вести сильный огонь. Снаряды ложатся то позади самолета, то не долетая до него. Трусов садится за управление, дает полные обороты моторам. Самолет не сдвигается: примерзли лыжи. Трусов энергично «шурует» рулями, машина раскачивается, идет вперед, несколько раз ударяется хвостом о лед и, наконец… отрывается…

На глазах у опешившего врага Трусов делает разворот над озером и пристраивается к своим.

Внизу чернеет догоревшая машина Мазаева.

– Теперь все в порядке.

Вдруг Трусов вспомнил порыв стрелка-радиста.

– Где Пономарев? – спросил он в переговорную трубку.

– В бомболюке.

– Нормально, – улыбнулся Трусов. – Включу-ка я ему свет…

Герой Советского Союза В. Яковлев

Прямой наводкой по дотам

Наш тяжелый корпусный артиллерийский полк прибыл 17 декабря в район Хотинена, к так называемой липни Маннергейма. Двухсуточный тяжелый переход с боем был совершен без сна и отдыха. Мы были сильно утомлены, но не теряли бодрости. Быстро была сделана обычная трассировка для орудия и вырыты ровики для расчета. К вечеру выкопали землянки, оборудовали их тремя накатами из бревен, что защищало нас не только от пуль и осколков, но и от вражеских снарядов малого калибра.

В первый день нам мало пришлось пострелять по белофинской артиллерии. Но зато на второй день мы уже по-настоящему показали врагу всю мощь советских тяжелых орудий.

О нашей артиллерийской стрельбе финские пленные из резервистов отзывались так: «В какие бы доты и укрытия мы ни прятались, – не было спасения от вашего огня. Если даже ваши снаряды и не поражали нас своими осколками, то все равно организм человека не выдерживал силы взрывов: из ушей, носа и рта лилась кровь».

Стреляли мы много и довольно метко, неоднократно давая прямые попадания в доты, расположенные в 6–7 километрах от наших огневых позиции. Но одного, двух и даже десятка снарядов было недостаточно, чтобы разгромить дот и полностью заставить его замолчать. Поэтому выброшенные нами за несколько дней тысячи килограммов стали не дали желательного эффекта.

И тогда – это было 19 января – командование решило поставить тяжелое орудие на несколько сот метров от дота и прямой наводкой разбить его.

Об этом узнали мы, расчет первого орудия 5-й батареи.

Кто поедет выполнять эту задачу– неизвестно. Приказа никому еще пока нет. В первую же свободную минуту мы собрались в землянку обсудить этот вопрос. Решение у всех одно: немедленно составить рапорт и просить командование части, чтобы эту почетную и ответственною боевую задачу доверяли нам, расчету первого орудия 5-й батареи. Опасались лишь одного: не доверят нам эту задачу, поскольку все мы из приписников, а в части было много орудийных расчетов целиком из кадрового состава. Но мы успокаивали друг друга: ведь хотя мы и «приписники», но наше орудие по быстроте и точности стрельбы считается передовым в полку.

Рапорт тотчас же был составлен и подписан всеми номерами орудийного расчета. В рапорте мы поклялись, что доверие командования, доверие народа и любимого Сталина оправдаем с честью и выполним задачу только отлично.

Когда принесли рапорт в штаб части, то оказалось, что туда уже поступило двенадцать таких рапортов. Расчеты других орудий раньше нас узнали о предстоящей опасной задаче. Я но суеверный, но подумал – наш рапорт по счету тринадцатый. Чертова дюжина! Вот нам и не повезло.

Огорченный, я обратился к комиссару части орденоносцу тов. Мартынову.

– Товарищ батальонный комиссар, мы поздно узнали и поэтому опоздали. Идти сейчас к бойцам с отказом – это лучше не ходить.

Он мне говорит.

– Не волнуйтесь, поедете вы, так и передайте бойцам. Окончательный ответ – завтра.

– Есть так передать!

А сам думаю: «Комиссар, наверно, всем так говорит».

С нетерпением ждали завтрашнего дня. Комиссар свое слово сдержал в точности. Нашему орудию – первому – было доверено прямой наводкой громить белофинские логовища – доты. Все мы чувствовали себя именинниками. Днем еще раз проверили орудие, все до винтика, пришили к гимнастеркам свежие воротнички, чисто выбрились. С наступлением темноты отправились на намеченную огневую позицию, чтобы под прикрытием ночи оборудовать ее, до рассвета подвезти на тракторе орудие и с рассветом взяться за выполнение боевой задачи.

Ползком, с инструментами, добрались до огневой позиции. При сорокаградусном морозе дружно взялись за работу под орудийный гром и пулеметную трескотню. Хотя эта музыка и не такая уж веселая, но настроение у всех было замечательное, работа как-то особенно спорилась.

Огневая позиция готова. Теперь предстояло самое сложное дело – подвезти на тракторах орудие и поставить его перед носом белофиннов так, чтобы они не заметили. Чтобы замаскировать движение орудия и самую установку его на огневой позиции, одному дивизиону было дано задание – вести непрерывный огонь по дотам.

Нам удалось благополучно подвезти и установить орудие.

Когда чуть-чуть забрезжило, стали смутно вырисовываться очертания дота. Рассветало медленно. Ночь словно нехотя уступала место ясному морозному дню.

Выбираю ориентиры, на глаз прикидываю дистанцию и ставлю прицел. Докладываю:

– Орудие готово.

Командир батареи старший лейтенант Трунов подает команду:

– Огонь!

Первый снаряд – мимо. Беру поправку: опять мимо. Беру поправку на волосок, на пол-волоска. Все мимо! Ругаю себя, как только умею. А потом опыт показал, что пока орудие не укрепилось, оно прыгает, перемещается, а я на эти перемещения поправки не брал.

Восьмой снаряд угодил уже прямо в дот, в башню с амбразурами. За ним туда же летят девятый, десятый и т. д. Смотрю– башня не падает. Навожу под башню, выпускаю десятка три снарядов, разбиваю амбразуру, крепление башни, затем даю выстрел по самой башне… и она падает с дота.

С первого же нашего выстрела по доту белофинны словно с ума сошли. Они открыли по нашему орудию бешеную стрельбу из нескольких батарей шрапнелью и гранатой, минометный и пулеметный огонь. Тяжелые снаряды рвались справа, слева, сзади, спереди. Но мы работали без малейшего замешательства. Мешали нам только снаряды, которые разрывались впереди, поднимая вверх огромные столбы снега и земли. Это затрудняло наблюдение за дотом и ориентиром.

Двумя тяжелыми снарядами разбило наш бруствер. Несколько раз нас засыпало комьями мерзлой земли, поднятой разрывом, но каждый боец уверенно продолжал делать свое дело, горя желанием скорее разбить логовище врага, решить боевую задачу отлично!

Ящичному А. И. Головкину осколком снаряда разрезало щеку, кровью ему залило всю фуфайку и брюки; потом кровь перестала литься и запеклась на щеке. Мы были так увлечены стрельбой, что никто не заметил ранения Головкина, не заметил его и сам Головкин.

Снарядному Е. К. Булахову разбило осколками руку. Ему предложили немедленно эвакуироваться с огневой позиции, над которой хлестала свинцовая гроза. К тому же с одной рукой он был нам плохим помощником. Булахов уйти отказался и продолжал работать здоровой рукой. В течение всей стрельбы с нами находились наши непосредственные начальники: командир 2-го дивизиона старший лейтенант Лебедев и командир батареи старшин лейтенант Трунов.

Когда мы выпустили последние снаряды по доту, тов. Лебедев сказал:

– Задача выполнена отлично!..

К вечеру мы вернулись на свои старые, закрытые, огневые позиции. Нас все поздравляли и считали счастливцами. Да, мы действительно были счастливы, так как с честью выполнили свои обязательства, причем без единой потери.

В этот, навсегда памятный для нас день орудийный расчет работал в следующем составе:

За командира орудия – помощник командира взвода Леонтьев Петр Михайлович, слесарь 1-го граммофонного завода (ныне Герой Советского Союза).

Наводчик – Яковлев Василий Николаевич, директор одного из ленинградских ресторанов (ныне Герой Советского Союза).

Замковый – Банеев Леонид Павлович, ленинградский кровельщик (награжден медалью «За отвагу»).

Снарядный – Булахов Ефим Кириллович, литейщик завода «Центролит», Ленинград (награжден медалью «За отвагу»).

Зарядный – Блинов Иван Иванович, завхоз 1-й ленинградской! школы Ленинского района (награжден медалью «За отвагу»).

Установщик – Вайнелович Антон Викторович, грузчик Ленинградского порта (награжден медалью «За боевые заслуги»).

Ящичные – Головкин Андрей Иванович, рабочий артели «Выборгский обувщик» (Ленинград), и Бунеев Антон Семенович, грузчик Ленинградского порта (награжден орденом Красной Звезды).

Тракторист – Ворона Андрей Тарасович (награжден медалью «За отвагу»).

Весь состав расчета – приписной, мобилизованный в Красную Армию в 1939 году.

* * *

С того памятного дня прошло две недели, как мы не выезжали для стрельбы прямой наводкой. 8 февраля 1940 года мы опять получили эту любимую работу. На этот раз нам дали задание разгромить не один, а несколько дотов.

Командир дивизиона тов. Лебедев и командир батареи тов. Трунов выбрали очень удобную огневую позицию; с нее можно было разбивать доты, расположенные справа, слева и впереди. Но белофинны стали в это время еще злее. Когда товарищи Лебедев, Трунов, инструктор пропаганды полка политрук Лапанов, замковый Банеев, снарядный Панягин, помощник командира взвода Леонтьев и я поползли к огневой позиции, белофинны осыпали нас стальным градом. Приходилось по пути неоднократно зарываться в снег. Нужно было добраться в намеченное место, разрыть снег, чтобы подготовить площадку для орудия, и опять – самое сложное (сложнее, чем в первый раз, когда мы работали в темноте) – подвезти при дневном свете орудие на тракторах и установить его.

Во время подготовки огневой позиции выбыл из строя снарядный В. В. Панягин. Ему пулеметной очередью, когда он лежа разрывал снег, пробило грудь и живот. Он был еще жив, но в безнадежном состоянии. Мы хотели положить его на лыжи и эвакуировать к своим.

– Не несите меня никуда, – возражал наш славный товарищ, – не теряйте времени… Бейте гадов крепче!..

И это были его последние слова. Мы доставили его на медицинский пункт, где он скончался.

Орудие установили быстро, несмотря на сильный огонь противника. Для стрельбы прямой наводкой мы теперь уже имели опыт. Со второго же выстрела снаряд ударил в дот, за ним еще и еще.

Из дота выбежали белофинны, по ним вели огонь наши малокалиберные пушки. Оставшаяся часть белофиннов побежала обратно в дот искать спасенья. Тогда я им подарил еще гостинец, который, видимо, оказался им не по зубам. Несколько человек выскочило из дота, но далеко не ушел ни один. Так всеспасающее логовище превратилось для них в могилу.

Враг сосредоточил по орудию сильный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь. Но расчет смело и уверенно продолжал свою работу. Разгромив один дот, мы перенесли огонь на второй и тоже вывели его из строя.

Сгустились сумерки, ориентиров не видно, работу надо заканчивать. Нужно снять орудие, чтобы отвести его подальше в тыл, а завтра до рассвета опять поставить на то же место. Белофинны создали заградительный огонь и беспрерывно освещали ракетами место, где находилось орудие. Освещаемые ракетами, мучаемся час-два под огнем белофиннов. От подпрыгивания и сильных ударов о землю получился перекос станины, а это не давало возможности перевести орудие из боевого положения в походное. Это было самое неприятное испытание. Когда стреляют по тебе и ты отвечаешь, то мало заметен вражеский огонь, но когда стреляют только по тебе, а ты молчишь, – ощущение весьма противное.

За ночь нам сменили орудие. 9 февраля ночью мы поставили его опять на то же место и с рассветом начали расстреливать дот. Белофинны снова обрушились на нас огнем, еще более жестоким. Но мы продолжали уверенно выпускать снаряд за снарядом. Из дота вверх взлетала какая-то рухлядь, корзины, кровати, тряпки, а вместе с ними и белофинны.

В это время меня окликнул наблюдавший за боем политрук Лапанов. Я подполз к нему, смотрю: у него разбиты противогаз и стоявшая рядом автоматическая винтовка, но сам он отделался счастливо, не получив и царапины. Он сидел в воронке, и возле него упало два снаряда – один на расстоянии одного метра, а другой – еще ближе.

– Видишь, как финн шутить начал. Но нас – сталинцев – не возьмешь! – сказал, обращаясь ко мне, тов. Лапанов.

– Ну, правильно, – говорю я ему.

Затем он показал мне бугорок. Это был дот. Там что-то зашевелилось, амбразуры не видно, огонь ведется с правой стороны, – амбразура, видимо, там же. Рассматриваем в бинокль и обнаруживаем ее.

– Давайте так, – говорит тов. Лапанов, – чтобы с первого же выстрела заклепать амбразуру.

– Можно, – говорю, – это не то, что в первый раз. Сейчас будем бить по заказу в любую точку дота.

Выбрал я ориентир в направлении этого дота, ввел нужную поправку в установку угломера. Выпустил снаряд, смотрю – он в амбразуре. Хорош!

Так в течение нескольких дней, с 8 по 16 февраля, мы, меняя огневые позиции, разбивали в этом районе доты, превращали эти железобетонные спасательные убежища белофиннов в их могилы.

В самые напряженные моменты никто из нас не думал о себе. Все были охвачены одним стремлением – как можно лучше выполнить боевую задачу. Однажды, когда по станинам орудия колотили осколки вражеских мин и цокали пули, замковый Леонид Павлович Банеев обратился ко мне с такими словами:

– Пусть ребята уйдут в укрытия, в воронки, а мы с тобой будем вести огонь вдвоем. Если погибнем, то только двое. Зато остальные смогут после стрелять.

В таких случаях мы так и поступали – вели огонь вдвоем. Часто нам помогали помощник командира взвода Леонтьев или Боровиков, командир орудия.

Старшина батареи Киселев ползком, и всегда вовремя, доставлял нам пищу и спецпаек. Если старшина видел, что некоторые из расчета выведены из строя или затормозилась доставка снарядов к орудию, он снимал полушубок, оставался в одной фуфайке и помогал нам до тех пор, пока орудие не снималось с огневой позиции. Когда что-нибудь заедало у орудия, артиллерийский техник Миненков здесь же на глазах, под огнем врага, быстро устранял неисправность.

Каждый день белофинны выпускали по нас сотни снарядов и мин, тысячи пуль. Но что бы враги ни делали, они не в силах были остановить нашу боевую работу.

Остановить нас могла только смерть, и больше ничто, потому что мы были полны неистребимой ненависти к врагам и беззаветной любви к своей великой Родине, партии большевиков, родному Сталину.

Младший политрук Ф. Филиппов

Герой Советского Союза лейтенант С. Елейников

Нас отделяло от противника устье реки Тайпален-йоки. На первый взгляд противоположный высокий берег казался безлюдным: там не было заметно никакого движения. Однако стоило человеку появиться на нашем берегу, как сейчас же начинали жужжать пули, а если показывалась группа бойцов, то немедленно с вражеского берега летели мины или снаряды.

Противник сильно укрепился на высоте, омываемой с одной стороны рекой, а с другой – Ладожским озером. Здесь стояла когда-то знаменитая крепость Тайпале.

Задача нашего полка заключалась в том, чтобы укрепить свои позиции, охранять фланг армий, сдерживать натиск противника и разведать расположение его огневых средств.

Распознать чужой, столь неприветливый берег – дело не простое, да и время нам дали весьма ограниченное…

Привычен ко всяким трудностям и невзгодам лейтенант Степан Елейников, бывший рабочий.

– Надо будет сходить в гости к «соседу», – пошутил он.

Еще задолго до получения приказа о разведке противоположного берега лейтенант Елейников часто «любовался» им, не раз выползал вперед с биноклем и снайперской винтовкой. Он был первоклассным стрелком, несколько раз участвовал на окружных соревнованиях и получал призы за отличную стрельбу.

Наблюдение за противником – дело трудное, кропотливое. Лейтенант Елейников долгими часами выжидал врага, упорно высматривал пути подхода к высоте Тайпале. Как-то он заметил новый куст, которого раньше не было.

– Что-то есть, – сказал Елейников красноармейцу Слесареву и начал в бинокль внимательно рассматривать куст.

Он увидел белофинна, лежавшего под кустом. Один, только один выстрел из снайперской винтовки раздался с нашей стороны, и он скосил врага. Лейтенант Елейников стрелял без промаха.

Однажды был такой случай. Еще до наступления темноты Елейников подполз поближе к берегу реки и тщательно замаскировался. Он ждал утра. С рассветом белофинны открыли сильный огонь по нашему берегу. Били они по наблюдательному пункту и человеку, стоявшему с ним рядом. Но враги не знали, что пункт и человек были ложными. Пункт выстроил за ночь Елейников и поставил перед ним чучело, чтобы разведать огневые точки врага.

– Бейте, бейте по пустому месту, – говорил Елейников, у которого каждый кустик на противоположном берегу был на учете.

В этот день Елейников определил, что миномет, стрелявший по нашим позициям, был установлен за развалинами печи, что под большой сосной есть амбразуры и оттуда редко, но метко стреляют из автомата. Казавшийся совсем безобидным бугорок на опушке леса был огневой точкой противника, и к нему вел хорошо замаскированный ход сообщения. И много других подробностей о чужом береге узнал хитрый разведчик.

Ночью, по заданию командования, под руководством лейтенанта Елейникова была организована вылазка в расположение белофиннов. Добираться туда было чрезвычайно трудно. Река очень хорошо простреливалась, да к тому же ночью белофинны почти непрерывно вели огонь.

Берег перед самой крепостью был высоким и обрывистым.

Группа разведчиков бесшумно, пользуясь темнотой, поползла по льду на тот берег. Неожиданно загремел пулемет. Разведчики, прильнув ко льду, замерли. Выпустив несколько очередей, финский пулеметчик умолк. Разведчики снова поползли дальше. Вот уже и берег. Опять застрочили вражеские пулеметы, на этот раз с двух сторон. Но группа по-прежнему двигалась вперед. У берега показались бугорки. Это были мины. Разведчики распознали их и осторожно обошли. Миновали проволочное заграждение. Внезапно началась стрельба. Пулеметные струи пронизывали воздух. Белофинны обнаружили смельчаков.

Путь назад оказался отрезанным. Нужно было быть готовыми ко всему. Группа разведчиков мгновенно скатилась в противотанковый ров. Все боевые средства – наготове.

Лейтенант Елейников деловито стал изучать позиции противника. Его спокойствие ободряло бойцов.

Младший командир Кутьин и красноармеец Слесарев выдвинулись несколько вперед. Остальные, приготовившись ко всяким случайностям, осматривали берег. Послышались шорох приближающихся людей и возгласы на финском языке. Нужны были выдержка, спокойствие. И разведчики проявили эти качества. Белофинны так и не обнаружили их. К утру стрельба утихла. Стало светать.

Когда разведчики возвращались обратно, среди них не было Слесарева. Тяжела потеря товарища. Лейтенант Елейников эту потерю переносил как-то особо тяжело.

– За Слесарева мы отомстим, – сказал он.

Не отдыхая после бессонной ночи, проведенной в разведке, Елейников с ручным пулеметом пошел на наблюдательный пункт артиллеристов и рассказал о расположении укреплений противника, о местонахождении целей. После первых же разрывов снарядов тяжелой артиллерии белофинны отступили. К опушке леса выбежало около 18 человек. Тут к артиллерийским залпам присоединились и пулеметные очереди снайпера Елейникова. Вся группа была уничтожена полностью, а их логово разрушено…

* * *

В двух километрах от берега, на Ладожском озере, лежит каменистый остров Курви-саари. Лейтенант Елейников давно обратил на него внимание.

«Надо обязательно сходить туда», – подумал он.

Постоянное наблюдение за островом показало, что за ночь на нем происходят заметные изменения. Появляются камни там, где их не было, новые предметы, которых раньше не замечали. Видимо, враг что-то готовил. Белофинны могли использовать остров как исходный пункт для вылазок, атак, оборудовать там артиллерийские огневые позиции или пулеметные точки.

Командование отдало приказ – провести разведку боем, разузнать, что представляет собой остров, по возможности, определить огневые средства, расположенные на нем. Эта задача была возложена на лейтенанта Елейникова.

Лейтенант сформировал специальный взвод из смельчаков. Вечером 25 января разведчики стали готовиться к выступлению на остров Курви-саари. Елейников проинструктировал стрелков, пулеметчиков, младших командиров. В 20 часов 30 минут взвод двинулся на остров.

Берег Ладожского озера был покрыт глубоким снегом, а дальше простиралось чистое ледяное поле. Елейников выслал вперед дозор, а затем и сам во главе взвода двинулся следом за ним. Вот уж близок остров. Видны большие черные пятна – камни. Взвод принял боевой порядок.

2-е отделение вступило на берег острова. Лейтенант Елейников, находившийся вместе со 2-м отделением, услышал какой-то шорох, и в то же мгновение, разрывая ночную тишину, раздались пулеметные очереди. Послышались злобные крики на финском языке.

Взвилась одна, другая ракета. Белофинны, находившиеся на острове, видимо, просили помощи. Из Тайпале к ним подошел отряд на лыжах.

Взвод был атакован врагами. Силы далеко неравные, но лейтенант Елейников решил принять бой, задержать белофиннов и выполнить поставленную боевую задачу. Он приказал четырем бойцам залечь за камни и засекать огневые точки белофиннов.

– Особенно замечайте, откуда бьет артиллерия, – дал наказ Елейников наблюдателям.

Остальным бойцам было приказано:

– Приготовить гранаты. Расстреливать противника только в упор.

Одновременно Елейников по радио сообщил в батальон о ходе дела. Впереди появилась группа белофиннов. Они были встречены огнем ручного пулемета. После короткой очереди у ручного пулемета произошла задержка. Враги наседали. Елейников схватил пулемет, мгновенно устранил задержку и открыл огонь. Семь белофиннов свалились замертво неподалеку от Елейникова.

Начала бить артиллерия белофиннов. Снаряды пролетали над взводом и рвались где-то позади.

Выполняя приказ командира, разведчики внимательно наблюдали за вспышками орудийных выстрелов и засекали места расположения батарей противника на берегу Ладожского озера.

Финны наседали. Часть бойцов была ранена, появились убитые. Елейников ранен в обе ноги. Но отойти назад – преступление. Люди будут расстреляны на льду. Елейников знает, что помощь должна придти. Он командует:

– Первому взводу – справа, второму – слева, приготовиться к атаке!

Заглушая треск ружейной стрельбы и взрывы гранат, бойцы повторяли команду. Они сразу поняли, что командир хочет ввести противника в заблуждение. Уловка помогает. Натиск финнов ослабевает: по-видимому, противник ждет подхода нового подкрепления.

Но вот оборвалась очередь станкового пулемета. Слышно несколько взрывов. Финны обошли поредевший взвод с флангов и стали наседать на горсточку отважных бойцов.

Преодолевая боль, Елейников взял у убитого красноармейца винтовку, гранаты, приготовил пистолет. Двум разведчикам он приказал обязательно пробраться на берег и во что бы то ни стало доставить сведения об обнаруженных на берегу Ладожского озера батареях противника, а также сообщить, что укреплений на острове Курви-саари нет.

– А как же вы? – обратились к нему бойцы.

– Выполняйте приказ!

Два разведчика по льду поползли к своим.

Финны кричали им:

– Русские, сдавайтесь!

В ответ послышался голос красноармейца:

– Большевики никогда не сдаются!

И с еще большей силой затрещали выстрелы. Слева на лейтенанта наседает несколько белофиннов, одетых в халаты. Елейников бросает одну, другую гранату. Группа рассеяна, но и гранат больше нет. Лейтенант взялся за пистолет.

Сзади к Елейникову подкрался один белофинн и нанес удар штыком в плечо. Но выстрел свалил врага.

– Получай, гадюка, – прокричал лейтенант.

Такая же участь постигла и второго белофинна, пытавшегося приблизиться к Елейникову.

К лейтенанту подполз раненый красноармеец Степченко, передал ему винтовку, найденную на льду; и снова мужественно дерутся с врагами верные сыны Родины.

Наши автоматы и пулеметы в стрельбе не отказывают, наши бойцы бьют метко. В рядах белофиннов слышны стоны. Но взвод все редеет, патроны кончаются. Степченко смертельно ранен. Свора белофиннов бросилась на Елейникова. Два удара штыком, и жизнь героя оборвалась. Враги издеваются над мертвым.

В это время к острову подошли наши танки, подтянулась пехота. Несмотря на ожесточенное сопротивление, враг разгромлен и отброшен. Тело мужественного командира вынесено с поля боя.

На следующий день утром на основе данных разведки Елейникова наша тяжелая артиллерия начала сокрушать орудия врага на берегу Ладожского озера. Вскоре они замолчали навсегда.

Лейтенанту Елейникову правительство посмертно присвоило звание Героя Советского Союза.

Илья Френкель

Воздушный бой в районе станции Иматра

Нам, работникам фронтовой печати, тяжеленько доставался материал в летных частях. Люди в громоздкой одежде, обутые в меховые унты, не хотели – или не умели – говорить о своем опасном и увлекательном деле.

– Да что ж тут такого? Взлетел. Лег на боевой курс. Выполнил задание и вернулся на свою базу!

Иногда после некоторого раздумья добавлялось:

– Материальная часть работала безотказно…

Как-то один майор посоветовал:

– А вы почитайте боевые донесения.

Я согласился. Мне показали боевые донесения летчика Антонова.

Предлагаю и вам прочесть этот документ, пленивший меня лаконичностью и предельной ясностью изложения.

«Взлетели мы в 15 часов 45 минут 2 февраля. Над станцией Иматра на высоте 2250 метров наша группа была обстреляна интенсивным зенитным огнем. В результате обстрела группа расстроилась. Я потерял ведущего и остался с другим ведомым, старшим политруком тов. Ивашкиным.

С высоты 2 тысяч метров я увидел два вражеских самолета, которые шли на низкой высоте над озером Имала-ярви. Предполагаю, что они взлетели с этого озера. Немного спустя западнее станции Иматра на высоте 2 800 метров я увидел, что два „Фоккера Д-21“ уходят вниз, не замеченные двумя нашими самолетами.

Я развернулся и атаковал одного из „Фоккеров“ снизу, в лоб. Когда с расстояния 400 метров я дал по нему очередь, он сделал переворот, во время которого я с расстояния 100—50 метров дал еще очередь. „Фоккер“ загорелся и упал.

Впереди появился еще один „Фоккер“. Я догнал его и завязал с ним бой. Он, с переворота, во время которого я дал по нему очередь, вошел в крутое пикирование и сильно задымил. Некоторое время я сопровождал его, затем потерял из виду и вышел из пикирования. Потом я увидел, что этот „Фоккер“ преследуется на пикировании другим нашим истребителем.

Ко мне пристроился младший лейтенант Смирягин и показал мне „Фоккер Д-21“, собиравшийся атаковать меня сверху сзади. Я резко развернулся ему в лоб и проскочил ниже его, а затем пошел за ним. „Фоккер“ сделал боевой разворот, затем вошел в вираж, во время которого я зашел к нему в хвост и дал очередь. „Фоккер“ сделал переворот и вошел в пикирование. Я пикировал за ним и стрелял с высоты 2 тысяч метров до высоты 500 метров. „Фоккер“ вышел из пикирования еще ниже и стал ходить над заливом. По этому заливу рулил еще один „Фоккер Д-21“, очевидно, только что севший.

Я произвел еще одну атаку по „Фоккеру“, летавшему над этим местом. Я поднялся на высоту 2 тысяч метров, нашел младшего лейтенанта Смирягина, перезарядил пулеметы, опробовал их – стреляют, и взял курс на свою территорию с набором высоты. Вскоре меня снова атаковал сзади сверху „Фоккер Д-21“. Я развернулся ему навстречу; он вошел в пикирование. Гнались за ним до высоты 500 метров, а затем взяли курс опять на свою территорию, так как время истекло, и наших самолетов в этом районе больше не было.

Время воздушного боя – 16.10 до 16.35.

Всего в разное время я видел самолетов типа „Фоккер Д-21“ до десяти. Вместе они ходят не более двух. Атакуют только сверху, одиночно и со стороны солнца. Лобовую атаку принимают, если имеют превышение, после первой же очереди переворотом уходят в пикирование, а когда мы их преследуем, выходят из пикирования очень низко над землей».

Вот и все… Можно еще добавить, что материальная часть работала безотказно и что тов. Антонов за все время войны в Финляндии тоже работал безотказно. Правительство присвоило летчику Антонову за боевые заслуги звание Героя Советского Союза.

Военинженер 3 ранга Д. Зайцев

Незабываемое

Преодолев оперативную зону заграждений, наш корпус остановился перед укреплениями противника в районе Кархула – Хотинен.

Слева перед высотой 65,5 было озеро Сумма-ярви, справа – болото, которое позже бойцы назвали «долиной смерти». Это болото было так пристреляно противником, что поднять голову выше уровня снега не было возможности. Здесь у белофиннов до войны был постоянный военный полигон, и они могли теперь с закрытыми глазами точно обстрелять любую точку этого района.