Текст книги "Огненные стрелы"

Автор книги: М. Георгиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

В РУСЕ

На берегах Дуная весна запоздала. Косев заметил это, как только вышел из самолета. Воздух был еще прохладен и влажен. Солнце сияло, но не грело. На деревьях едва начинали наливаться почки, и ветер колыхал голые ветки. Над землей неслись легкие, мягкие волны тумана.

Лейтенант поторопился накинуть пальто поверх штатского костюма.

Вышедшие из самолета пассажиры переговаривались громко, еще под влиянием шума моторов, и направлялись к аэропорту.

Косев не воспользовался рейсовым автобусом аэродрома. Он знал, что его ждет заводская машина.

Когда пассажиры разошлись, к лейтенанту подошел молодой человек в ватнике и синей кепке набекрень.

– Товарищ Косев?

– Он самый.

– Я с завода сельскохозяйственных машин… Симеонов, – представился юноша.

– Извините, – сказал Косев, – мне надо еще заскочить в аэропорт.

Через час Косев вошел в кабинет директора завода. Там сидело двое: один – крупный, плечистый, с сединой в волосах, другой – с подвижными глазами и лысым черепом, с легким нервным тиком правой щеки.

Они познакомились. Крупный человек, с громким, низким голосом, оказался директором завода, а другой – секретарем заводской парторганизации.

Во взгляде обоих Косев уловил некоторое разочарование. Действительно, из Софии их предупредили, что приедет человек из госбезопасности, которому надо оказать содействие. Они приготовились, и вдруг… является какой-то желторотый птенец.

«Да он еще комсомолец», – подумал партийный секретарь, пожимая руку лейтенанту.

Косев преодолел мгновенное смущение и выложил на стол фотографию механического цеха завода.

– Вот снимок, о котором я говорил сегодня утром по телефону. Надо установить, кем он сделан и когда.

Директор надел очки. Секретарь склонился над столом. Оба вгляделись в фотографию.

– Это наш цех, – сказал партийный секретарь.

– Механический цех, – уточнил директор.

– Бросается ли вам в глаза что-нибудь особенное на этой фотографии? – спросил лейтенант Косев.

– Нет, – ответил директор. – Ничего особенного не замечаю.

– Что тут можно особенного заметить? – недоуменно отозвался секретарь.

– В какие часы механический цех работает? – спросил Косев.

– Работа там не прекращается с шести утра до десяти вечера, – ответил секретарь.

– Какое это имеет в данном случае значение? – удивился директор.

Разведчик слегка усмехнулся.

– Большое значение. – И, стараясь сохранить спокойствие, продолжал задавать вопросы:

– Бывают ли такие дни, когда цех не работает?

– Да, конечно, по праздникам, – ответил директор.

– Да к чему этот вопрос? – проворчал себе под нос секретарь.

– Посмотрите, на снимке нет никаких людей, – заметил лейтенант. – Это показывает…

– Да, – нервно прервал его секретарь. – Снято в выходной день, когда завод не работал.

– Задача в том, чтобы определить, какой именно был этот день. Разрешить такой вопрос можно только здесь, у вас.

– Мы постараемся вам помочь, – любезно вставил секретарь. – Но как?

– В году столько праздничных дней! – воскликнул директор.

– Но по убранству помещения можно приблизительно определить, – заметил лейтенант.

Партийный секретарь и директор переглянулись. Многолетняя совместная работа научила их понимать друг друга с одного взгляда. Этот хлопец, присланный из Софии, начинал им нравиться. «Знает толк в своем деле», – говорили их глаза.

Директор нагнулся и долго разглядывал снимок в лупу. Потом поднял голову и молча подал лупу партийному секретарю.

Тот тоже сосредоточенно рассмотрел фотографию.

– Убранство ко дню Советской Армии, – сказал директор.

– В нынешнем году, – дополнил секретарь. Оба разглядели подробности убранства, им удалось прочитать лозунг, висевший на стене цеха:

«Слава Советской Армии – освободительнице народов!»

– Можно ли определить, когда именно повесили лозунги и когда их убрали?

Директор взглянул на партийного секретаря.

– Помнится, что повешены они были за два или три дня до 23 февраля. Но когда их сняли – труднее сказать.

Партийный секретарь задумался. Тик на правой его щеке усилился.

– Может быть, комсорг цеха поможет? – неуверенно сказал он.

Директор поднял телефонную трубку и велел позвать руководителя цеховой молодежи.

Косев внезапно задал еще один вопрос.

– А как ведется учет в проходной?

– Обыкновенные корешки бланков пропусков, – с некоторым удивлением объяснил директор.

– Нет, не в том дело, я хочу спросить: аккуратно ли ведется учет?

– Да, думаю, все в порядке, недавно я делал проверку.

– Можно посмотреть пропуска с начала нынешнего года, а также и за весь прошлый год?

– А зачем вам старые пропуска? – вмешался партийный секретарь. – Неужели…

– Никто не должен узнать, что происходит проверка посетителей, бывших на заводе.

Директор отдал новое распоряжение – принести пропуска из проходной.

В тот же момент раздался стук в дверь. Вошел высокий, худой человек, с умным, спокойным лицом: комсорг механического цеха.

– Петров, – спросил партийный секретарь, – какие лозунги висят сейчас в цехе?

– К Международному женскому дню.

– Так, а перед этим какие висели?

– Ко дню Советской Армии.

– Помните вы, когда их повесили?

– Отлично помню. Начали украшать цех в субботу, перед праздником, а кончили в воскресенье.

– Не ошибаетесь?

– Нет, хорошо помню, нас была целая группа комсомольцев. По окончании мы все вместе пошли на вечеринку.

– Спасибо, Петров. Мне кое-что надо было проверить.

Когда Петров вышел, директор повернулся к календарю, висевшему за его спиной.

– Суббота, о которой он говорил, приходится на 21 февраля, – заметил лейтенант.

– Что отсюда следует? – спросил директор.

– То, что снимок сделан 22-го или 23-го. Я не считаю 21-ое, потому что тогда в цехе были люди.

Косев вынул из кармана маленькую записную книжку. Порылся в ней и прибавил.

– У меня есть основания предполагать, что фотография снята 22-го февраля.

– Какие основания? – полюбопытствовал директор.

– Я навел справки в метеорологической службе аэропорта. 23-го февраля день был облачный, а 22-го – солнечный. По фотографии видно, что она снята при солнечном освещении. Поэтому я исключаю 23 февраля.

– Остается еще установить и час, когда сделан снимок, – заметил директор. В его голосе шутка смешивалась с нотками искреннего уважения к молодому разведчику.

– Это мы сейчас сделаем. Нельзя ли, товарищ директор, пройти на самое место?

Они зашагали втроем по узкой дорожке цеха между колоннами.

Косеву казалось, будто он уже много раз бывал в этом помещении, так он его изучил по фотографии.

У одного станка лейтенант остановился. На этом станке работал комсорг.

– Петров, – обратился к нему Косев, – вы работаете лицом к солнцу. Вам не мешает, когда свет бьет в глаза?

– Пока еще нет, – отвечал юноша, – даже приятно.

– А замечали вы, в котором часу лучи падают на переднюю бабку вашего станка?

– После полудня, часам к трем.

– Всегда?

– Да, почти всегда. Конечно, если день солнечный.

– Недавно в окне возле вас стекло было разбито?

– Нет, не так недавно, недели 2—3 назад.

– Как у вас обстоит с нормой?

Юноша улыбнулся и поглядел на партийного секретаря. Тот ответил вместо него:

– Обыкновенно 150 процентов!

Попрощавшись с Петровым, Косев двинулся дальше, в глубь зала.

Когда они вернулись в директорский кабинет, там на столе лежала груда корешков и две переплетенных тетрадки – документы проходной.

– Ну как? – не утерпел партийный секретарь.

– Снимок сделан около двух часов дня, – ответил лейтенант.

Директор поджал губы, но в выражении его лица не было ни недоверия, ни иронии. Он спросил:

– Как вам удалось это установить?

Косев опять показал ему фотографию.

– Вот, посмотрите, светлое пятно на передней бабке станка. Это от солнца. А вот это темное пятно – тень от разбитого окна, временно завешенного бумагой или картоном. Остальное вы сами видели в цехе.

Лейтенант взял со стола бумаги проходной и начал рассматривать корешки выданных пропусков. На каждом было аккуратно отмечено, в котором часу посетитель вошел на завод и когда вышел.

Косев отложил в сторону февральскую книжку пропусков.

– Эту я должен взять с собой, – сказал он сухо официальным тоном. – А остальные подержите у себя, пока я не сообщу, что их можно вернуть в проходную.

Из книжки, задержанной Косевым, ясно было, что 22 февраля выдан только один пропуск – группе в 30 человек с завода № 36. Руководителем группы был инженер Михайлов. Группа вошла на завод сельскохозяйственных машин в 13.00 ч. и вышла в 17.00.

ЧТО-ТО УПУЩЕНО

Подполковник Огнянов удобнее уселся в глубоком кожаном кресле и зажмурил глаза. Веки его нервно подрагивали, мускулы лица были напряжены, челюсти стиснуты, желваки играли на щеках.

На круглом столике посреди его кабинета были разложены вещи, привезенные Везневым после осмотра двух сбитых самолетов: переносный радиопередатчик, пистолет, патроны, пара тяжелых туристских ботинок, две круглые металлические коробки, портсигар, карманный ножик в чехле, гребешок, пачка банкнот, записная книжка, карандаш, карта, маленькая алюминиевая рамка, носовой платок.

Везнев, сидевший против подполковника, внимательно скоблил ножиком уголок фотокарточки на паспорте, привезенном вместе с другими вещами.

– Готово, – тихо произнес он и отложил в сторону ножик.

Подполковник открыл глаза, взял паспорт и осмотрел соскобленный угол фотокарточки.

– Ну что ж, – проговорил он будто про себя, – именно так, как мы и предполагали.

– Да, товарищ подполковник, паспорт не фальшивый. Сменен только портрет. Это паспорт человека в штатском, убитого при падении самолета. В этом я уверен.

– Итак?

– Итак, нет смысла вести поиски на основании данных паспорта. Это чужой паспорт.

– В этом я и не сомневался. Убитый был человек… аккуратный. Гребешок у него в футляре, ножичек в чехле и паспорт в чехле, но сам паспорт грязный, потрепанный. Его долгое время носил кто-то другой. Паспорт истрепан не убитым, а настоящим его владельцем.

Подполковник подошел к окну, невидящими глазами посмотрел на улицу, на играющих там детей и задумчиво сказал:

– Материалов у нас, конечно, немало, но все-таки мы не можем определить, с какой целью послан был сюда этот человек: только в качестве курьера или…

– Только как курьер, товарищ подполковник.

– Вы опять за свое! А какие у вас доказательства?

– Прежде всего снаряжение, отсутствие фотоаппарата.

– Вы кое-что упускаете из виду, Везнев.

– Упускаю? Нет! В этих коробочках, – Везнев протянул одну из металлических коробочек, найденных в каблуке тяжелых ботинок, – 36 катушек пленки для микрофотоаппарата. А где сам аппарат? Нет его! Я очень внимательно искал…

– В вашем рассуждении есть принципиальная ошибка.

– Какая именно?

– Вы слишком поспешно делаете вывод, что аппарата нет, потому что не нашли его. А может быть, он все-таки существовал.

– Но я ведь тщательно искал.

– В этом я не сомневаюсь.

– Где же может быть укрыт этот фотоаппарат? Он, бесспорно, должен находиться где-то в вещах убитого. Но я их вчера исследовал сантиметр по сантиметру. Смотрел даже в швах одежды. А раз аппарата нет, следовательно…

– Что ж тогда? Микропленка привезена для другого, убитый был только курьером. Так, по-вашему?

– Именно так! Всякое другое предположение противоречит фактам.

– А вы нашли зажигалку, авторучку, логарифмическую линейку? – Огнянов стукнул пальцем по портсигару, по записной книжке и по алюминиевой рамке.

– Но таких предметов вообще там нет.

– Нет, потому что вы не могли их найти. По всему видно, что они должны были быть. Посмотрите на вещи этого человека! Он курильщик, у него мундштук. Неужели тот, кто носит каждую мелочь в футлярчике или чехольчике, станет закуривать от…

– Может быть, вы правы, – задумчиво произнес капитан Везнев.

– Раскройте еще раз его записную книжку. На последней странице запись сделана чернилами. Посмотрите на внутренний карман его куртки. Край кармана слегка потерт. Это конечно, от авторучки, которую убитый носил с собой. А где же авторучка?

Капитан слушал внимательно. Он уже начал колебаться, но все-таки спросил:

– А откуда вы взяли, что была линейка?

– Вот вам часть ее. – Огнянов подал ему маленькую алюминиевую рамку. – Это движок логарифмической линейки.

Он вынул из ящика стола длинную и узкую коробочку.

– Вот – сравните! Движок!

Капитан вынул из коробки счетную линейку, снял с нее движок, потом осмотрел и привезенную рамку.

– О-о-о! – удивленно воскликнул он.

– Что такое?

– Здесь, кроме пружинки, еще… зубчик.

– А почему зубчик оказался на обыкновенной счетной линейке?

– Не понимаю, к чему он там.

– Ну видите?

Везнев смущенно промолчал.

– Однако, зачем нужна логарифмическая линейка человеку, который, судя по паспорту, агроном? – продолжал Огнянов.

– Не могу понять.

– Ага, вот видите!..

Везнев опять ничего не ответил.

– Конечно, вы не нашли зажигалку, авторучку и линейку не потому, что искали, спустя рукава, а потому, что… их кто-то взял еще до того, как вы пришли на место.

Везнев напряженно размышлял. Он припомнил следы крестьянской обуви возле самолета, но предпочел ничего об этом не говорить.

– Отчего я прихожу к таким выводам? – продолжал Огнянов. – На основании имеющихся данных. Вот, например, линейка. Она была без коробки. Вероятно, во внутреннем кармане куртки. Когда тело выпало из самолета, линейка полетела вперед, порвала карман, а движок застрял в подкладке кармана. Линейка не такая маленькая штука, вы не могли бы не найти ее, если бы она не была до вас взята кем-то.

– Это те двое! – вырвалось у капитана Везнева.

– Какие двое? О ком вы говорите?

– На месте падения самолета, – смущенно произнес капитан, – милиционер застал двух местных крестьян, пришедших раньше него.

В эту минуту вошел лейтенант Косев, раскрасневшийся, с капельками пота на лице. Огнянов, как ни был поглощен работой, встретил его теплой улыбкой. К юному лейтенанту он испытывал особые симпатии, может быть, потому, что это был самый младший из его помощников.

– Ну как? Проверили?

– Да, проверил. Опять получается тридцать человек, – отвечал Косев.

Изучив доклад, привезенный лейтенантом из поездки на завод в Русе, Огнянов поручил ему продолжить разведку и подробно выяснить, какие работники завода № 36 приезжали в Русе 22 февраля.

Лейтенант собрал сведения и составил список тридцати человек – отличившихся на производстве рабочих, техников и инженеров, которые совершили поездку по Болгарии в одном из заводских автобусов, побывали в Пловдиве, Тырнове, Коларовграде, Русе, Плевене и посетили в этих городах некоторые заводы. Огнянова озадачило, что в пропуске, выданном на заводе сельскохозяйственных машин в Русе, было написано: инженер Михайлов с группой из 30 человек с завода № 36. Выходило, что посетителей было всего 31: Михайлов плюс 30 человек; но возможно, в пропуске была ошибка, и их было всего 30, включая руководителя группы.

Подполковник велел проверить на заводе № 36, сколько именно человек участвовало в поездке.

Теперь он быстро стал отдавать новые распоряжения.

– Вы, капитан Везнев, продолжайте работу по установлению самоличности убитого и проверьте данные по паспорту. Не забывайте, что убитый был левша, он держал папиросы в левой руке, и что у него на груди татуировка – две буквы. А я во второй половине дня проеду в Русе и оттуда – в Коларовград. На обратном пути поищу микрофотоаппарат.

– А моя задача? – нерешительно задал вопрос Косев.

– Вы поедете со мной!

Лейтенант радостно улыбнулся.

Дежурный на заводе сельскохозяйственных машин в Русе, маленький старичок в высокой барашковой шапке и в очках, с длинными седыми усами, долго рассматривал паспорт, поданный ему человеком в кожаной куртке.

– Что такое? Может быть, уже слишком поздно? – нагнулся к окошечку подполковник Огнянов.

– Тебя я пущу хоть в полночь, без паспорта, – посмотрел на него дежурный.

– Почему?

– Потому что знаю тебя.

В голосе старика была легкая дрожь.

– Здесь, отец, дело не в знакомстве.

– Как дело не в знакомстве, Боян?

«Боян» была партизанская кличка Огнянова.

Он присмотрелся к старичку:

– Дед Петр!

Конечно, это был он. Огнянов хорошо знал старика. Их связывали давние, дорогие обоим воспоминания. Зимой 1944 года Боян и двое других партизан были тяжело ранены в перестрелке. Почти целый месяц они отлеживались в селе Кричим, в доме деда Петра. Старик ухаживал за всеми тремя, как за родными детьми, скрывая тщательно от них, какие опасности ему угрожали и каких трудов ему стоило добывать пищу и лекарства для раненых. Когда, выздоровев, они вернулись в отряд, с ними пошли в партизаны и двое старших сыновей Петра, а три месяца спустя оба они были убиты в сражении с жандармским отрядом.

Огнянов быстро прошел во двор и открыл двери кабинки проходной. Он обнялся с дедом, встретившим его на пороге. Дед разрыдался: он вспомнил об убитых сыновьях.

– Что ты здесь делаешь? – спросил подполковник, когда старик успокоился.

– Работаю. Мой сын, самый младший, поступил на завод. Я остался совсем один. Дай, думаю, и я пойду, чего мне сидеть бобылем дома. Ну и дали мне работу. А ты чего сюда, верно, по делу?

– Да вот, кажется, дело, по которому я приехал, начнется с тебя, – засмеялся Огнянов.

– С меня? Как так с меня?

– Ты выписал этот пропуск?

Подполковник подал ему корешок пропуска от 22 февраля.

Старик долго рассматривал через очки.

– Да, я.

– Ну, так слушай, дед Петр. Тут к вам приезжала большая группа людей с другого завода. Было это в воскресенье, 22 февраля. Приехали они на желтом автобусе, человек тридцать.

– В какой день, не помню, а группу помню. Наш один инженер их привел.

– В пропуске ты написал, что приехало 30 человек.

– Да столько их было.

– Точно? Ты уверен?

– Да уж верное дело.

– Вместе с руководителем, всего тридцать?

– Нет, руководитель сверх того. Я записал его имя.

– А ты их всех хорошенько пересчитал?

– Да как же можно без этого? – обиделся старик. – Известно, пересчитал. Для этого я тут и поставлен. Один хлопец, строптивый этакий, упрямился: лучше, говорит, пересчитай нам ноги и раздели на два. Ну, да я тоже за словом в карман не полезу. – Нельзя, говорю, так счет не выйдет. – Почему? – А потому, отвечаю, что на тебя четыре ноги причитается, да еще и с копытами. А когда выходили, опять я их пересчитал. Хотел показать мальцу, как службу надо справлять.

– Так… А сейчас можно войти? Вместе с товарищем… – и Огнянов показал рукой на Косева, ждавшего снаружи.

– Иди, Боян, для тебя всегда открыто.

Директор завода сердечно принял гостей.

Все же кроме того, что ему рассказал дед Петр, ничего существенного Огнянов не мог узнать. Он выяснил, что 22 февраля директор завода дал разрешение группе работников завода № 36 посетить некоторые цехи. Инженеру Тодорову было поручено принять и сопровождать группу. Огнянов попросил вызвать инженера, но тот оказался в заграничной командировке.

Однако вечером, совсем неожиданно, Огнянов узнал нечто весьма важное.

Он пошел вместе с Косевым в маленькую квартирку деда Петра. Там был и сын старика. В этом рослом юноше с умными глазами и несколько покатыми плечами Огнянов с трудом узнал мальчика, который когда-то, десять с лишним лет назад, бессменно дежурил у окна, охраняя странных гостей – трех перевязанных дядей, прятавшихся у них в сарае. Косев же тотчас узнал в нем Петрова, комсорга механического цеха, с которым познакомился два дня назад.

Как будто продолжая тогдашний разговор, лейтенант прямо спросил Петрова.

– Были вы на заводе, когда приходила большая группа работников другого завода в сопровождении инженера Тодорова?

Да, был. Петров хорошо помнил это посещение. Он помнил, что один из посетителей, который последним вошел в цех, перед тем, как уйти, остановился у крайнего станка и что-то написал на клочке бумаги. При этом он как будто делал какой-то подсчет и затем проверил его.

– Каким способом проверил? – вмешался в разговор Огнянов.

– На логарифмической линейке.

– Что, тебе приходилось с ней работать, раз ты узнал ее?

– Да как же, ведь он учится на инженера… только заочно! – гордо отозвался дед Петр.

– Как выглядел человек с линейкой? – продолжал расспрашивать Огнянов.

Петров призадумался.

– Правду сказать, не припомню. Не обратил внимания.

Огнянов и Косев переглянулись.

В Коларовград они приехали к полудню.

Огнянов молчал почти всю дорогу. Только где-то возле Осенца, когда машина спустилась в долину реки Лом, он обвел взглядом зеленые холмы и тихо проронил:

– Да, стоят того!

– Кто стоит, товарищ подполковник?

– И наш народ, и наша земля! Действительно заслуживают того, чтобы стоять у них на страже. Какая красота эти зеленые поля, бесчисленные арыки, луга! А прелесть весны!..

Лейтенант не произнес ни звука. Он был удивлен словами начальника, так как предполагал, что тот всецело поглощен мыслями о заводе № 36.

Из города они немедленно проехали на завод автотракторных частей. Их провели к директору. Из-за стола приподнялся высокий, энергичный человек, сравнительно молодой.

– Подполковник Огнянов, из госбезопасности, – представился вошедший.

По лицу директора пробежала тень удивления.

– Но вы говорили…

– Да, – приветливо усмехнулся Огнянов, – по телефону я ничего другого не мог сказать.

Действительно, он утром из Русе предупредил, что приедет инспектор из Министерства тяжелой промышленности. Оттого-то директор ожидал совсем другого гостя.

Не теряя времени, Огнянов приступил к делу.

– В некоторых цехах вашего завода, – спокойно сказал он, – иностранными агентами были сделаны фотоснимки.

– Странно! У нас нет никаких тайн, прятать нечего, но все-таки меня это удивляет, – растерянно возразил директор.

– Почему удивляет?

– Потому что приняты меры против проникновения посторонних. Завод у нас новый, по последнему слову техники…

– Но как-никак, посторонние люди проникли и даже снимки сделали. Два снимка попали в наши руки.

Директор смущенно закусил губу. Слова подполковника заставили его задуматься.

Огнянов выложил две фотографии.

– Вот, смотрите…

– Но это снимок не нашего завода, – облегченно вздохнул директор.

– Знаю. Этот снимок сделан на другом заводе. Надпись под ним ошибочная. Но все же она свидетельствует, что и на вашем заводе делались снимки.

– Как могло это случиться? – продолжал удивляться директор.

– Снимки сделаны в субботу, 21 февраля. Агент был в составе группы из 30 человек, посетившей ваш завод в тот день.

– Как же, помню эту группу. Они приехали с завода № 36. Руководителем группы был инженер Михайлов.

– Вы его знаете?

– Конечно, знаю, мы вместе учились.

– Пожалуйста, расскажите мне все, что вы знаете об этом посещении.

Директор стал объяснять, что о приезде группы был извещен за несколько дней. Посетители пробыли на заводе 7—8 часов и обошли все цехи. Гости разбились на группы по 5—6 человек, по специальностям. Им предоставили возможность ознакомиться со всеми производственными процессами на заводе.

Огнянов задумался, потом спросил.

– Можно ли поговорить с секретарем партийной организации?

– Он в отпуску.

– А где он проводит отпуск?

– Здесь, в городе.

– Далеко он живет?

– Нет. Если нужно, вызовем его по телефону.

– Вы хорошо знаете рабочих?

– Нет, не совсем хорошо. Я здесь недавно. Партийный секретарь лучше их знает.

Огнянов попросил директора позвонить партийному секретарю и вместе с ним определить по 4—5 рабочих из обоих механических цехов, чтобы можно было побеседовать с ними по окончании работы.

– Но только, пожалуйста, выберите таких людей, у которых рабочие места не одно возле другого, а разбросаны по всему цеху.

Два часа, остававшиеся до конца рабочего времени, Огнянов и Косев употребили на осмотр завода. Их сопровождал директор.

Последним помещением, куда они зашли, была проходная. Директор наскоро перелистал корешки пропусков. Там было отмечено, что 21 февраля завод посетила группа из 31 человека – все с завода № 36. Имя руководителя группы было записано.

– И здесь 31 человек, – прошептал Косев.

– Да, так я и думал, – откликнулся подполковник.

Они прошли в заводскую читальню, где собрались рабочие, подобранные директором и партсекретарем.

Сперва Огнянов думал объяснить собравшимся истинную цель беседы, но после обхода завода отказался от этого. Он заявил, что работает на заводе № 36, и спросил, помнят ли они о приезде группы отличников этого завода. Да, рабочие хорошо об этом помнили.

Затем он показал им счетную линейку.

– И я был в этой группе, – сказал он. – Тогда я забыл где-то на вашем заводе, думаю, что в одном из механических цехов, логарифмическую линейку, точно такую, как эта, что в моих руках. На оборотной стороне той линейки медная пластинка, с русской надписью. Для меня это дорогая память, подарок советского товарища. Если кто-нибудь нашел линейку, пусть скажет мне. А я ему дам взамен вот эту, точно такую же.

Он положил линейку на стол. Рабочие переглянулись. Одни из них стали заверять, что они ничего не видели, другие только покачали отрицательно головами.

Молодой рабочий, сидевший в углу, заметил:

– Я видел, когда вы работали с этой линейкой у нас в цехе, но не слыхал, чтобы кто-нибудь нашел ее.

– Я в нескольких местах делал вычисления, – ответил Огнянов. – Вы где меня видели?

– Возле шлифовального станка.

– Кто работает на этом станке?

– Спиров! – ответил чей-то голос.

– Он сейчас здесь, на заводе? – спросил директор.

– А ну-ка, если возможно, вызовите его, – попросил Огнянов.

Один человек пошел за Спировым. Остальных директор отпустил.

Через несколько минут явился пожилой, седоватый рабочий – шлифовальщик Спиров.

– Нет, не этот, – обратился подполковник к директору. – Возле этого я не останавливался.

Директор объяснил Спирову, зачем его вызвали. Тот тоже вспомнил о приезде гостей с завода № 36. Он тогда даже слегка поспорил с инженером или техником из приехавших относительно одной детали. Гость проверил размеры детали, затем что-то подсчитал на линейке и признал, что ошибся. Однако линейку он взял с собой.

– Это был инженер Христов, – заметил Огнянов.

– Мы с ним потом говорили об этом случае.

– Имени своего он не назвал, он такой, высокий.

– Христов не очень высокого роста.

– Но и не низкого, – настаивал шлифовальщик. – Впрочем, мы с ним всего минутку поговорили, я его не очень и рассматривал, некогда было.

В Искрино они задержались не более часа.

Огнянов накануне отдал распоряжение в окружное управление, чтобы майор Петров ждал их в сельсовете. С Петровым они давно были знакомы.

– Здесь милиционер? – едва поздоровавшись, спросил подполковник. – Позовите его.

Вошел молодой подтянутый человек в чистеньком мундире.

– Знаете вы людей, которых застали возле упавшего самолета?

– Знаю. Местные люди, крестьяне.

– А где они живут?

– Я хорошо знаю только одного из них. Могу и дом показать.

– Идемте к нему!

Идти было недалеко. По узкой замощенной дорожке они пересекли большой двор под ожесточенный лай привязанной под навесом собаки.

Подполковник отказался сесть на стул, предложенный смутившимся хозяином.

– Этот? – спросил он милиционера.

– Так точно! Этот самый.

– Слушай! – строго сказал подполковник и нахмурил брови. – Сейчас же принеси все, что ты взял с упавшего самолета! Все выкладывай! Что на земле нашел и что в карманах у убитых.

Остолбеневший крестьянин, ничего не сказав, вышел в другую комнату и вынес оттуда зажигалку.

– Только и всего?

– Только это, она валялась в стороне от самолета.

– А другие вещи? – так же строго спросил подполковник.

– Они у Илии, – хозяин испуганно поглядел на милиционера.

– Идем к нему! Далеко это?

– Недалеко, третий дом отсюда.

Там разговор был еще короче. Илия, низенький человечек, с тонкими обвислыми усами и хитрыми мигающими глазками, увидев, что сосед ведет к нему посетителей, тотчас догадался, в чем дело.

– Знаю, зачем вы пришли, – сказал он майору Петрову и ему первому протянул руку.

– Ну раз знаешь, тогда живо! – отрезал майор.

Крестьянин вошел в дом и вскоре вынес майору Петрову толстую авторучку и счетную линейку.

– Ничего другого ты не брал? – спросил его Огнянов.

– Нет, ничего не брал, – с хитрой усмешкой ответил Илия.

– А ты? – обратился подполковник к первому крестьянину.

– Да я ж вам уже говорил. Только зажигалку поднял с земли.

Больше Огнянов не задавал вопросов.

В канцелярии сельсовета он внимательно рассмотрел зажигалку, авторучку, линейку. В авторучке и зажигалке ничего особенного он не обнаружил. Но в линейке он сейчас же увидел то, что искал: в одном из желобков движка торчали два металлических крючочка, а буква «о» на обратной стороне линейки прикрывала в сущности миниатюрное отверстие. Этого ему было достаточно.

Двое крестьян поджидали во дворе. Прежде чем отпустить их, Огнянов спросил Илию:

– Ты из какого кармана убитого вытащил авторучку?

– Я в одежде не рылся. Она на земле валялась.

– Врешь! Линейка упала на землю, но ручка…

– Ну, раз ты уже знаешь, – Илия вопросительно переглянулся с соседом, – я тебе скажу: из внутреннего кармана куртки, ручка там была.

Огнянов и Косев попрощались с майором Петровым.

Когда машина выехала из деревни, подполковник ласково спросил своего молодого помощника:

– Ну, Косев, что вы думаете?

– Насчет чего, товарищ подполковник?

– Агент в своей работе пользовался микрофотоаппаратом, монтированным в логарифмической линейке. Он фотографировал и механический цех завода № 36. Видимо, это не представляло для него затруднений. Где же, по-вашему, надо его искать?

– Конечно, среди тех, кто был в группе, посетившей заводы в Русе и Коларовграде.

– Вы так думаете?

– Уверен в этом.

– А я, Косев, в этом сомневаюсь.

– Да почему? Найти его нетрудно. Круг лиц, среди которых надо его искать, совсем сузился. Всего тридцать человек. К тому же, мы знаем две отличительные черты.

– Какие?

– Человек этот высокого роста. Так сказал вам рабочий в Коларовграде.

– А вторая отличительная черта?

– Человек работает на счетной линейке, что не каждый умеет.

– Ну так что же?

– Да ведь, значит, мы уже многое знаем.

– Конечно, немало, – сухо сказал подполковник.

– Что же еще нужно?

– Вы кое-что упускаете из виду, Косев!

– Не понимаю, что такое упущено.

Огнянов молча усмехнулся. «Пусть сам сообразит», – подумал он.

Машина перевалила через возвышенность и быстро покатила по ровной асфальтированной дороге.