Текст книги "Огненные стрелы"

Автор книги: М. Георгиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Нет, не работаю, если не считать моей работы на дому.

– А чем вы занимаетесь дома?.

– Вы видите – ремонтом.

– Не занимаетесь ли вы сборкой целых аппаратов?

– Нет.

– Не монтировали ли вы радиоприемники для продажи?

– Нет. Даже мой собственный радиоприемник куплен в магазине.

– В прошлом месяце не продали ли вы собранный вами приемник некоему Димитру Колеву, а перед тем – еще одному лицу?

Рыжеволосый отвечал спокойно и уверенно:

– Нет, не продавал и не знаю такого человека.

– Странно, – задумчиво протянул лейтенант Косев и поднялся. – У нас есть положительные сведения, что вы изготовляете радиоприемники для продажи.

– Это неверно. Вас обманули.

Лейтенант взял со стола телеграфный ключ.

– А вы и морзист? – спросил он.

– Да, любитель.

– Это необходимо при вашей работе?

– Конечно. В нашем деле нужно владеть азбукой Морзе.

– Как это идет у вас, успешно?

– Упражняюсь понемногу. И дома, и на заводе.

Лейтенант опять присел к столу и застучал телеграфным ключом.

Рыжеволосый внимательно следил за каждым движением его руки. Когда Косев остановился, тот с явным удивлением заметил:

– Да вы работаете, как профессионал.

– Что ж, азбука Морзе необходима и в моей работе, – засмеялся лейтенант.

– Вы давно работаете на телеграфном ключе?

– Еще со школьных лет. Я тоже подвержен вашей болезни, – он показал на два радиоприемника.

– Эта болезнь становится эпидемией! – рассмеялся и хозяин. – Надо мной живет школьник из техникума. Вот два-три месяца, как он непрестанно стучит.

– А у вас слышно?

– Довольно ясно. Звук передается по трубам парового отопления.

– А может быть, это с верхнего этажа? – осторожно вставил Косев.

– Невозможно! У Абаджиевых никто не станет заниматься этим.

– Будьте так добры, – Косев показал на телеграфный ключ, – настукайте что-нибудь. Я учусь принимать на слух.

– Но я еще слабо владею…

– Ничего.

Карагезов сел на то место у стола, где только что сидел лейтенант, и медленно начал стучать ключом.

Косев передвинул один из радиоприемников поближе к паровым трубам и подсел к столу.

– Я понимаю, что вы передаете, – сказал он, – но с трудом. Вы еще только начинаете практиковаться, кисть руки у вас еще твердая.

– Я ведь вас предупредил, – ответил рыжеволосый, как бы оправдываясь.

Лейтенант повернулся к окну, посмотрел на радиатор.

– Не влияет ли теплота на радиоприемники? – спросил он.

– А что?

– Ваш стол довольно далеко от радиатора. Вероятно, из-за жары.

– Это так распоряжается моя мать. Каждую зиму мы с ней об этом спорим. Она отодвигает стол на середину комнаты, чтобы проход был свободнее.

– И у нас дома то же самое! – усмехнулся Косев.

Уходя, он посмотрел на две кровати.

– Вы, видимо, не один живете?

– С братом.

– Где он работает?

– В оркестре театра оперетты.

– Как вы сочетаете с ним ваши профессиональные интересы?

– Очень легко, на основе взаимных уступок.

– А вы не заразили его своей болезнью? – с улыбкой показал Косев на телеграфный ключ. – Как музыкант, он быстро может научиться.

– Нет, я не мог его увлечь, как и он не мог заразить меня своими музыкальными увлечениями.

– Прощайте. Я как-нибудь опять зайду. Поупражняемся по азбуке Морзе.

– Заходите, буду рад! – и рыжеволосый крепко пожал протянутую ему руку.

Расставшись с Виолеттой и Петрушей, Огнянов и Косев не спустились по лестнице, а позвонили в соседнюю квартиру на той же площадке.

Им открыл человек с крупным лицом и гривой седых волос. За толстыми стеклами очков мягко улыбались серые глаза.

– Здравствуй, Казак! – приветствовал его Огнянов.

– Здорово! Я уже давно жду тебя. Входите.

Они вошли в уютно обставленную комнату.

– Простите, я вас не познакомил. Мой помощник, лейтенант Косев.

– Ну как? До чего добрались? – спросил хозяин, собирая разбросанные по столу мелко исписанные листки.

– К нам заходила Абаджиева, – продолжал он. – Разыскивала по телефону своего сына.

– Я ее отослал, чтобы остаться одному. Она меня ввела в комнату сына, точно над комнатой Петруши. Когда Абаджиева вышла, я взял свой телеграфный ключ и постучал несколько раз.

– Я понял передачу, – вставил Огнянов. – «Стол примыкает к радиатору… Стол примыкает к радиатору».

– Это я передал из квартиры Абаджиевых, – усмехнулся лейтенант.

– Так я и думал, – ответил подполковник.

– А как были слышны другие две передачи, из квартиры Карагезовых? – спросил Косев.

– Первая передача слышна была глухо, звук тупой, неясно проходил по трубе.

– А вторая?

– Ее мы тоже уловили, но и она была плохо слышна.

– На столе молодого Карагезова стоял телеграфный ключ. Первую передачу провел я, а вторую – он.

Огнянов задумался.

– В конце концов, – проронил он, – мы вертимся в замкнутом кругу двух квартир. Одинаково возможно, что воскресная передача велась с первого или с третьего этажа.

– Да, но она не могла одновременно вестись из обеих квартир, а только из одной из них. Из какой же? – хозяин вскочил и зашагал по комнате.

– Да, из одной из двух. Это необходимо установить, – подтвердил Огнянов, вынув блокнот, – И ты поможешь нам разгадать эту загадку.

– Как я? – удивился Казак.

– Да, да, ты поможешь. И, может быть, это будет совсем не трудно. Передача велась в прошлое воскресенье около 11 часов вечера. Нельзя ли выяснить, кто из жильцов этих двух квартир был в то время дома?

– Не легче ли будет установить, кто из них в это время не был дома?

– Правильно, Казак! – хлопнул ладонью по столу довольный сотрудник.

– Чего же именно ты хочешь от меня?

– Уточнить, кого из членов этих двух семей в воскресенье вечером не было дома.

Казак подумал.

– Расспрошу женщин! – сказал он, вышел из комнаты и через четверть часа вернулся веселый.

– Разлюбезное дело! Все выяснено благодаря женщинам.

– Ну говори.

– Исключи первый этаж!

– Ты уж очень категоричен.

– Я забыл тебе сказать, что мы с женой в воскресенье до полуночи сидели у Карагезовых. Поджидали детей. Моя старшая дочь, молодой Карагезов и еще две соседки были на экскурсии. Мы ожидали их возвращения.

– А другой брат, музыкант?

– И тот вернулся в полночь.

– Ну а третий этаж?

Усмешка на лице Казака исчезла.

– Кажется, и их надо исключить.

– Почему?

– Старики были в Тырнове, вернулись поздно ночью. А сын ездил в Тревну, к своей невесте. Уехал в субботу, вернулся в понедельник.

– То же самое поворот и его мать, – вмешался Лейтенант Косев.

Подполковник глубоко задумался, опустив голову. Через несколько минут он выпрямился, лицо его повеселело.

Итак, в прошлое воскресенье там, на третьем этаже, никого из жильцов не было. Но это еще не значит, что передача не шла оттуда. Однако, кто же передавал?

Огнянов и Косев вышли. Подполковник направился к себе в управление, а Косев опять пошел вверх по лестнице.

Огнянов мог бы предоставить Косеву самостоятельно проверить, из какой квартиры велась передача. Но он не случайно отправился вместе с лейтенантом.

Подполковник был суровый, редко улыбающийся человек. Никто бы не поверил, что он пришел просто полюбоваться на работу юного лейтенанта. А между тем, это было так. Ему нравилась сообразительности и находчивость молодого разведчика. Кроме того, он хотел представить себе, что выйдет из Косева в дальнейшем, когда пройдут годы, и сам он, Огнянов, уже не будет занимать свой пост.

Будет ли у Косева, думал он, достаточно душевных сил, чтобы все так же сидеть в часы отдыха на скамейке в соседнем сквере, с газетой в руках, и печься на солнышке, жмурясь от удовольствия? Не потухнут ли светлые огоньки в его глазах, не станет ли он таким же суровым и замкнутым, как его теперешний начальник?

Размышляя об этом, Огнянов сам себе задавал вопросы:

– Если бы служба не принуждала меня постоянно быть на боевом посту, хватило бы у меня сил целыми сутками просиживать в этом кабинете?

И, широко усмехнувшись, возражал себе:

– А, в сущности, разве кто-нибудь мне приказывал работать вдвое против положенного?

Он сознавал, что нетерпение, снедающее его нетерпение, побуждающее не отрываться от работы, основано на чувстве ненависти к врагу, и испытывал самого себя:

– Да, ненависть, постоянное чувство ненависти, а для чувства любви так и не остается места?

И тут возникали новые вопросы:

– А этот прекрасный мост через Марицу, который мог ко всем чертям взлететь на воздух? Ведь я мог бы часами стоять и любоваться его красотой.

Даже наедине с собой он не желал вспоминать, что некогда мечтал стать архитектором.

– Ну что ж, жизнь сложилась так, что мне не пришлось строить… Так будем же охранять спокойствие тех, кто строит прекрасное будущее.

В такие минуты, когда хотелось подвести итог пройденного жизненного пути, Огнянов испытывал и сожаление и гордость.

– Да, я лишился права создавать, творить, но много ли таких, как я, кто в полной мере чувствует натиск черной вражеской силы? Я лишился многого, но узнал счастье всем сердцем противостоять натиску злых ветров.

И оттого… Молодежь… Он представил себе Косева с его веселыми, блестящими глазами, Везнева с его уверенной, опытной манерой работы, Лечева с его острым, аналитическим умом… Все они должны и у него кое-чему поучиться.

Огнянов не догадывался, что они заимствуют у него гораздо больше того, что он прямо внушает им своими приказами, своим разборам и анализом задач. Они, кроме всего этого, учатся у него терпению и сосредоточенности. А прежде всего учатся у него, как надо любить и как надо ненавидеть.

Косев постучал, отворил двери и пропустил перед собой своего спутника. В кабинет подполковника Огнянова вошел человек среднего роста с отвислыми щеками и большим животом. Его лицо и самая его походка выражали смущение и страх. Он недоверчиво поглядел на Огнянова, сидевшего за столом.

– Инженер Абаджиев! – представил его лейтенант.

– Присаживайтесь! – подполковник указал рукой на кресло.

Инженер сел робко, не спуская глаз с подполковника. Его бросало в жар, сердце сильно билось.

– Вы инженер Генчо Абаджиев, неправда ли?

– Да.

– Где вы работаете?

– В трудовой производственной артели «Победа».

– Мы часа два назад искали вас дома.

– Да, мне сообщили.

– Может быть, вы знаете что-нибудь об инциденте, происшедшем перед вашим домом в ночь на прошлое воскресенье?

– Нет, ничего не знаю. Я в воскресенье вообще не был в городе.

– Это мне уже известно, вы были в Тревне.

– Но… – инженер хотел было что-то сказать, однако только развел беспомощно руками.

– После скандала, женщина исчезла во входе Б вашего жилищного корпуса. Нам надо выяснить, в какую квартиру она вошла.

– Не может быть, чтобы это была наша квартира.

– Почему вы так решительно говорите «не может быть»? – быстро вставил Огнянов. – Ведь вас не было дома?

Губы инженера искривились. Это была не то усмешка, не то гримаса.

– Меня действительно не было дома.

– Тогда, пожалуй, ваше выражение неправильно?

– Нет, правильно. Дело в том, что в эти два дня моего отсутствия в моей комнате жил другой человек. Оттого я и выразился так уверенно.

– Кто этот другой человек?

– Инженер Петр Спасков.

– Вы хорошо его знаете?

– Да, много лет.

– Еще по фашистской организации?

Абаджиев вздрогнул и не сразу ответил. Лицо его выражало страх, на мгновение в глазах у него мелькнула ирония.

– Не беспокойтесь, – усмехнулся Огнянов. – Для вас, да и для нас это уже далекое прошлое.

– Я не только оттуда его знаю, – с колебанием произнес Абаджиев.

– Он откуда родом?.

– Не знаю.

– Где он теперь работает?

– В какой-то трудовой производственной артели. Кажется, «Устрем».

– Часто вы с ним встречаетесь?

– Нет, я лет пять-шесть не видал его. Встретил случайно, недели 2—3, а может, и месяц назад.

– А как же случилось…

– Что он провел эти два дня в моей квартире? Он попросил разрешения переночевать у меня, потому что в его квартире работали маляры. Я согласился, мои родители уже несколько недель отсутствовали.

– Итак, вы не думаете, что та женщина, устроившая скандал, вошла в вашу квартиру?

– Нет.

– А может быть… к этому… Спаскову?

– Нет!

– Почему вы так уверены?

– Когда я вернулся, он мне звонил по телефону. Спросил меня, нашел ли я ключ от квартиры. Если бы случилось какое-нибудь происшествие, он наверное упомянул бы.

– А где был ключ?

Инженер откашлялся и пробормотал:

– Я его оставил на лестнице. Указал Спаскову место.

– Благодарю вас, товарищ Абаджиев. Вот и все, для чего я вас вызывал.

Инженер заерзал, бросая недоверчивые взгляды. Видимо, ему казалось невероятным, что все этим ограничится. Он встал, помедлил, будто собираясь с силами, и наконец проронил:

– Но моя мать сказала, что…

– Считайте вопрос исчерпанным. Что касается женских дел…

Абаджиев уже подошел к дверям, когда подполковник вдруг задал еще один вопрос:

– Скажите, когда инженер Спасков попросил вас приютить его у себя, он уже знал, что ваши родители отсутствуют?

Абаджиев подумал.

– Не помню хорошенько, но мне кажется, когда я ему сказал, что родителей моих нет дома, тогда именно он и попросил разрешения переночевать.

Инженер вышел. Огнянов поглядел на Косева.

– Круг смыкается около одного человека – около этого неизвестного инженера Петра Спаскова.

– Я сделал промах, – нервно добавил подполковник.

– Какой промах?

– Не надо было задавать последний вопрос. Потому что если эти двое встретятся… Надо принять меры, чтобы они не могли так скоро встретиться…

ТРИДЦАТЬ ПЕРВЫЙ СО СЧЕТНОЙ ЛИНЕЙКОЙ

Уже целые сутки в секторе «С» завода № 36 библиотека и читальня были запечатаны. На дверях висела надпись:

«Закрыто на учет».

На второе утро лейтенант Косев и Ленкова сняли печати.

Перед началом проверки Косев повесил вторую надпись:

«Читальня открыта для пользования».

Библиотекарша, низенькая толстушка с быстрыми, смеющимися глазками, сперва была в смущении – ей впервые производили учет. Но любезное поведение обоих «инспекторов» быстро успокоило ее. Она поняла, что «инспектора» не стремятся поймать какие-нибудь ее мелкие ошибки или упущения, а только проверяют книжный фонд.

В библиотеке было два ряда столов, на каждом лампа под абажуром. У одной стены – длинный стол, покрытый зеленым сукном, на него складывали несколько последних номеров каждой газеты.

Высокая, стройная Ленкова, всегда молчаливая и серьезная, на этот раз стала необычайно разговорчивой и разболталась с милой толстушкой, библиотекаршей Валей. Не прошло и часу, как обе девушки так сблизились, будто много лет были знакомы.

Косев сел у рабочего стола библиотекарши и, просматривая книги, которые обе девушки ему подавали, краем уха слушал их болтовню.

Ему было непонятно, как это возможно одновременно обсуждать такие различные темы: новые фильмы, экскурсии, модные платья…

Несколько раз в их разговорах упоминались имена разных работников сектора «С».

– Наверное, у тебя здесь есть интересные знакомые? – расспрашивала Ленкова.

– Да-а! Встречаются! – уклончиво отвечала Валя.

– И кто-нибудь в особенности?

– Ну-у… пока еще нет, – запротестовала Валя.

– Валя! Не надо секретов! – прищурилась Ленкова.

– Нет, нет! Еще никого нет!

– А все-таки… Я его увижу?

– Да, если придет, – неуверенно проронила Валя.

Когда время подошло к полудню, библиотекарша спросила.

– А вы как? Где будете обедать?

– Мы еще не решили, – ответил Косев.

– Если хотите в нашей столовке, я пойду купить талоны.

Косев и Ленкова переглянулись.

– Оставайся обедать! – обратилась Валя к Ленковой.

– Оставайся, – присоединился к ней и Косев.

– А ты как?

– Я выйду на часок. Ведь один из нас должен пройти в город.

– Да, верно, – догадалась Ленкова.

Библиотекарша пошла за талонами.

Косев прикрыл за ней двери.

– Живо! Видела ты, где она держит старые газеты?

– Да. Но вчерашние еще в читальне.

– Уверена?

– Да, я проверяла.

– Тогда и эту положи к ним, – и он подал Ленковой свернутую газету.

Она ее развернула и положила к другим на длинный стол. Газета была та самая, которую капитан Лечев накануне передал Огнянову.

Валя немного погодя вернулась.

– Готово! – заявила она, весело показывая несколько талонов. – Идем?

Когда Валя и Ленкова кончали обед, перед их столиком остановился человек в синем комбинезоне.

– Проверила ты? – тихо спросил он Валю. – Убрала ее со стола?

– Нет, забыла, – виновато покраснела девушка. – Зайди после обеда!

Человек отошел. Ленкова внимательно посмотрела на него. Он был высокий, стройный, из кармана его синего комбинезона торчала длинная черна коробка счетной линейки.

Ленкова взглянула на Валю.

– Это он?

– Нет, нет!

– А почему ж ты покраснела?

– Ну-у… – неопределенно протянула она.

– Валя, без секретов!

– Ну хорошо! И этот тоже.

– Ах, так? И этот! Значит, есть и другой?

– Да, – смутилась Валя. – Этот появился недавно, всего несколько месяцев назад.

– Кто он такой?

– Инженер.

– Я сейчас же догадалась.

– Почему?

– По счетной линейке в его кармане.

– Смотри-ка! И ты тоже? Брось это…

– Да что такое?

– Все над ним подшучивают из-за этой линейки.

– Отчего?

– Он повсюду ее таскает с собой. Девушки смеются, называют его «человек с линейкой». Будто только он работает со счетной линейкой. Да тут у нас половина рабочих учатся заочно в машиностроительном институте. Почти каждый пользуется такой линейкой.

– О чем он тебя спрашивал?

– О какой-то газете. Забыл ее вчера в читальне.

– Чего ему так нужна эта газета?

– Вот еще! Просто придумывает предлог. Он даже на дом ко мне заходил, будто по этому поводу.

– Ого! И домой приходил?

– Да, вчера, когда вы запечатали библиотеку, я пошла домой. Вечером он приходит и спрашивает о газете. Словно газета его интересует, а в сущности пригласил меня пойти погулять.

– Вот как интересно!

– Ну да, что тут интересного?

Ленкова с Валей из столовой пошли обратно в библиотеку. Прошли в читальню и уселись, поджидая Косева, чтобы продолжить проверку.

Валя воспользовалась свободным временем, чтобы прибрать со стола старые газеты и разложить новые, которые ей принесли.

В читальню вошло несколько человек, мужчины и женщины. Между ними был и «человек с линейкой».

Валя вышла из читальни в библиотеку. За ней тронулся и «человек с линейкой».

В тот же момент в читальню вошел Косев. Ленкова встретила его у дверей.

– Кажется, попался на удочку! – шепнула она.

– Неужели?

– Да, пошел в библиотеку. За обедом спрашивал у Вали, где газета, забытая им вчера. Даже на квартиру вчера к ней ходил, чтобы найти газету.

– Ну, значит, он самый и есть.

– Конечно, а из кармана у него торчит счетная линейка. Постоянно таскает ее с собой. Его так и называют «человек с линейкой».

– Да, «человек с линейкой», «со счетной линейкой», – обрадованно прошептал Косев.

– Наверное он, – тихо подтвердила Ленкова. – Тот, что делал снимки на заводах.

– Слушай! – решительно заявил Косев. – Останься наедине с библиотекаршей. Узнай, этот «человек с линейкой» был ли в той группе, которая в феврале объезжала заводы.

– Да, постараюсь узнать.

– И узнай также, что с газетой.

За два часа до конца рабочего времени Косев и Ленкова прекратили проверку в библиотеке, попрощались с Валей и вышли. Во дворе Косев спросил:

– Ну как, что ты узнала?

– Нет, в группе он не участвовал. Он был в это время в отпуску.

– А где провел отпуск?

– У своей сестры, в Силистре. Прислал Вале несколько открыток.

– А что ты узнала насчет газеты?

– Нет ее среди других.

– Итак, значит…

– Да, он взял ее.

Косев задумался. Слова Ленковой об отпуске и об открытках из Силистры не выясняли, а усложняли роль «человека с линейкой». Цепь фактов где-то прерывалась.

Выходя с завода, Косев и Ленкова задержались в проходной. Там их внимание привлекла новая фигура: низкий, плотный человек. Правая рука его лежала на широкой черной перевязке, перекинутой через шею.

Против розового домика Раденкова, на другой стороне улицы, тянулся огород. Посреди него стояла маленькая дачка, к одной стене которой примыкал дощатый сарайчик, полуразрушенный, с провалившейся крышей, хлопающей на одной петле дверью. Внутри сарайчика валялось несколько полусгнивших кадок, разбитая тачка, три-четыре лопаты, кирки и прочий садовый инструмент.

В этой дачке никто не жил – ни зимой, ни летом.

Из сарайчика, сквозь несколько рядов фруктовых деревьев, можно было разглядеть двор Раденкова и дверь его дома.

На рассвете, когда окна соседних домов были еще темны, Везнев пробрался в этот сарайчик. Там он нашел Косева, примостившегося на одной из кадок и глядевшего в щели между досками на домик Раденкова.

– Что-нибудь заметил?

– Ничего особенного. Вечером хромой вернулся домой поздно. После этого никто не входил и не выходил.

– Я тебя сменю. Отдохни несколько часов и затем продолжай поиски морзиста из 17-го корпуса. Начни разведку с промартели «Устрем».

Через несколько минут Косев осторожно выбрался из сарая.

Везнев остался один. Он тоже устроился на кадке и развернул принесенный с собою пакет. Там было несколько бутербродов и пачка папирос. Он закурил, не отрывая глаз от дома напротив.

К полудню хромой вышел оттуда и вскоре вернулся с полной авоськой в руках. Из нее торчали горлышки двух бутылок.

Прошло около часа. Хромой опять вышел и заковылял к трамваю. Вскоре после его ухода из трубы домика появился дым.

– Так! – сказал себе капитан Везнев. – Значит, голубчик сидит в кухне.

К вечеру двери домика опять открылись, появился небольшого роста человек, без шапки, в синем летнем пальто. Он запер двери, спрятал ключ в карман, не оглядываясь по сторонам, вышел на улицу и зашагал по направлению к центру города.

Везнев выбрался из сарая, где он прятался, пересек огород, прошел по соседней улице и возле трамвайной остановки встретил человека в синем пальто. Здесь он мог хорошенько его рассмотреть.

«Ага, вот он, второй радист! – обрадовался капитан. – Точно такой, каким та девушка его описывала».

Человек сел в трамвай. Везнев пропустил несколько человек перед собой и в последний момент тоже вскочил на подножку.

Низенький, плотный человек сошел на площади и двинулся по бульвару Георгия Димитрова. Дойдя до будки, в которой работал Раденков, он купил там папирос, свернул на другую улицу и зашел в кафе «Опера».

Везнев следовал за ним на расстоянии. Через широкое окно кафе Везнев увидел, что радист в синем пальто сидит за столиком в самой глубине зала. Везнев тоже вошел и сел неподалеку от него.

«Радист» заказал рюмку коньяку. Немного погодя к его столику подошел человек в темно-зеленом пальто, попросил позволения присесть, закинул ногу на ногу, вынул из кармана пачку папирос и положил на стол.

Везнев медленными глотками пил свой кофе и с видом любопытного, скучающего бездельника оглядывал весь зал, не упуская из виду обоих мужчин.

Человек в зеленом пальто заказал кружку пива, закурил и стал посматривать на улицу.

Через несколько минут он начал нервничать и все чаще глядеть на часы.

Низкий, плотный «радист», как его прозвал Везнев, спокойно читал газету. Только время от времени он бросал взгляд на входную дверь.

Незнакомец в зеленом пальто выпил пиво, расплатился и пошел к выходу, оставив на столе раскрытую пачку папирос.

Другой посидел еще немного, допил коньяк, поднялся, взял со стола папиросы и спокойно положил в карман. Проходя мимо Везнева, он нервно вытянул шею, несколько раз дернул головой. Видимо, у него был тик. В это мгновение Везнев вздрогнул всем телом, у него усиленно забилось сердце.

«Да ведь это… поручик Красновский!» – молнией пронеслось в его мыслях. Он едва преодолел охватившее его волнение, наскоро заплатил за кофе и поспешил вслед за «радистом».

«Много воды утекло с тех пор, и ты сильно изменился, а все-таки, миленький, я узнал тебя!» – думал он, глядя на шагавшего перед ним человека.

Тот никуда больше не заходил. Доехал на трамвае до предпоследней остановки, дошел до розового домика Раденкова, огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, вошел в калитку.

Везнев в эти минуты стоял, укрывшись за близким углом. Он опять прошел по боковой улочке и пробрался в дощатый сарайчик. Волнение его все еще не совсем улеглось. Усевшись на пустой кадке, он посмотрел на свою левую искалеченную руку. На двух пальцах не хватало крайних суставов. Сколько лет пронеслось, а он снова почувствовал жгучую боль в изуродованной кисти.

В родном селе Везнева поручику Красновскому дали когда-то прозвище «Ворон». Командир жандармской роты Красновский прославился своей жестокостью. Он избивал и расстреливал при малейшем подозрении. Вечно пьяный, с опухшими, налитыми кровью глазами, Красновский непрестанно был в движении. Издали увидев его, люди в страхе заворачивали в другую улицу.

Шестнадцатилетним мальчиком Везнев на себе испытал жестокость Ворона. Старший брат Везнева уже целый год был в партизанах. Как-то ночью он прокрался домой, но какой-то предатель увидел и выдал его. Донесли Красновскому. Но когда тот, со своей бандой палачей, ворвался в дом, смелого партизана там уже не было. Ворон излил свою ярость на отце, матери и младшем брате. Их отвели в сельское управление. Отец был расстрелян, мать сослана, дом их – сожжен. Везнева три ночи подряд допрашивали, стараясь выведать, где его брат. На четвертую ночь отвели его к самому Ворону. Тот и на этот раз был пьян. Он смеялся и шутя вертел в руках большой кухонный нож.

– Слушай, малый, давай поговорим по-хорошему! – обратился он к подростку. – Отец твой уже нам сказал, где твой брат, но я и от тебя хочу это услышать.

– Не знаю, где брат, очень давно не видал его! – упирался Везнев.

– А ну-ка, дай сюда руку. Я по ней узнаю, что тебе известно.

Мальчик недоверчиво протянул руку и тут же потерял от боли сознание. Красновский одним резким ударом ножа отхватил ему два сустава. Через месяц, когда его выпустили, он нашел только пожарище опустевшего родного дома.

«Тогда тебе удалось ускользнуть, но теперь я тебя не упущу!» – настойчиво твердил капитан Везнев.

Ленкова описала Огнянову внешность «человека с линейкой». Подполковник внимательно выслушал и в конце сказал:

– Да, знаю. Ходит в темно-зеленом пальто.

– Может быть. На заводе, в библиотеке он был в синем комбинезоне.

Огнянов отдал распоряжение:

– Через час рабочая смена выйдет с завода. Подожди у остановки заводских автобусов и проследи этого… «человека с линейкой».

Легко ступая, в своем элегантном сером костюме, Ленкова шла, поглядывая на ручные часы и часто останавливалась у витрин. Ярко светило солнце, улицы были полны народу.

К остановке только что подошел первый автобус, за ним второй. Рабочие кучками стояли на остановке. Ленкова тотчас заметила библиотекаршу Валю, а рядом с ней «человека с линейкой». Валя тоже ее увидела и поспешила подойти.

– Вот хорошо, что встретились. Ты куда? – улыбнулась она.

– Без определенной цели! – уклонилась Ленкова. – Была поблизости по делу, теперь решила прогуляться.

– Значит, определенной цели не имеете? – вмешался, быстро приблизившись, «человек с линейкой».

Ленкова бросила на него внимательный взгляд. Высокий лоб, лукавые глаза, нос с горбинкой. Через левую руку перекинуто темно-зеленое пальто.

– Идем с нами! – пригласила Ленкову Валя. – Ты ведь свободна?

– Не знаю… – заколебалась та. – Я вам не помешаю?

– Что за глупости! – настаивала Валя. – И у нас определенной цели нет. Просто гуляем. Ну пошли.

Они втроем двинулись по одной улице, завернули в другую. Перед кафе «Опера» их кавалер посмотрел на часы.

– Извините! У меня здесь дело, всего на несколько минут. Будьте так добры, подождите меня.

Он вошел в кафе, а девушки остались поболтать на улице. Ленкова успела заметить, как «человек с линейкой» медленно прошел между двумя рядами столиков, вдруг остановился и присел к одному столику.

Валя взяла Ленкову под руку.

– Давай, пройдемся немножко по улице.

Они медленно стали ходить взад и вперед по тротуару. Несколько раз прошли мимо кафе. Каждый раз Ленкова заглядывала в витрину и наконец увидела, что «человек с линейкой» выходит из дверей и направляется к ним.

Какой-то молодой высокий субъект, держа руки в карманах, неожиданно остановился перед ним и заговорил. «Человек с линейкой» тревожно оглянулся, посмотрел на часы и сказал что-то. Другой тотчас умолк. Они распрощались и разошлись.

– Я не напрасно заходил сюда! – сказал девушкам «человек с линейкой».

– А что, у тебя с этим было свидание? – полюбопытствовала Валя.

– Да, – ответил он рассеянно.

В его голосе Ленкова уловила беспокойство.

– Как он поразительно похож на тебя! Не брат ли он тебе? – продолжала допытываться Валя.

– Нет, просто мой приятель.

Они дошли втроем до кино «Москва», здесь Ленкова оставила парочку. У «человека с линейкой» были заранее куплены два билета: для него и для Вали.

Со вчерашнего дня в проходной сектора «С» завода № 36 появился новый человек: среднего роста, смуглый, с привлекательным взглядом мягких темных глаз. Его кудрявые волосы были взъерошены, по обеим сторонам носа пролегли глубокие складки. Выражение лица его было одухотворенное. Еще не старый, он мог бы работать на производстве, если бы… не рука. Каждый, посмотрев на него, прежде всего замечал, что правая его рука наполовину парализована и лежит почти неподвижная на широкой черной перевязке, перекинутой через шею.

Заводские рабочие с первого же дня свыклись с ним. Он был очень внимателен и по-видимому не слишком строг при проверках. К тому же у него очевидно была прекрасная память: он уже на следующий день многих помнил по имени.

Этот новый человек, по фамилии Стоянов, был назначен вахтером по рекомендации Огнянова, своего близкого приятеля. Он пострадал от несчастного сличая на работе, приходилось искать нового занятия.

– Но почему вы его пристроили сюда? – спросил Лечев своего начальника.

– Чтобы он мог медленно обыскивать карманы и задерживать людей в проходной, – смеялся Огнянов.

В этот вечер рабочие при выходе были несколько нетерпеливы. Производственное совещание, состоявшееся после работы, длилось долее обычного, люди торопились домой.

Предпоследним вошел в контрольную кабину проходной высокий мужчина в темно-зеленом пальто. Он открыл перед Стояновым длинную черную коробку и вынул из нее счетную линейку.

– Моя собственная, – заявил он. – Я выношу ее с собой.

– Так, – кивнул Стоянов, взял линейку в парализованную правую руку и двумя пальцами левой руки толкнул движок по линейке. – Я такие линейки делал! – усмехнулся он. – Не совсем такого типа, правда. Эта – советской выработки.

Человек в зеленом пальто невозмутимо стоял перед ним.

Стоянов еще раз толкнул движок.

– Пожалуйста! – сказал он, возвращая линейку.

Последним вышел шофер заводского автобуса. Стоянов уже хорошо знал его, этот шофер по десять раз на день входил и выходил через проходную.

– Если ничего не имеешь против, – предложил Стоянов, – идем вместе. Я тоже ухожу. Моя смена кончается.

Они уселись в кабину автобуса.

– Что у тебя с рукой? Покалечился?