Текст книги "Наследник пепла. Книга VI (СИ)"

Автор книги: М. Борзых

Соавторы: Дмитрий Дубов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Понятно, – ответили мы хором.

– И держите себя в руках. Любое ваше неосторожное движение может пустить под откос всю вашу идею, а нам, как я понимаю, нужно разыграть всё как по нотам.

– Да, мы поняли, поняли, – сказал я. – Большие дяди будут разговаривать, а мы тихо посидим в уголке и не будем отсвечивать. Сообщаем что-то или говорим только тогда, когда нас спрашивают.

– Всё правильно, – кивнул Креслав. – Потому что на кону стоит очень многое. И вам ли это не понимать?

Глава 9

Константин Платонович сидел напротив меня, нервно постукивая резными ногтями по ручке кресла. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь тяжёлые портьеры, дрожал на его холёном лице.

– Вы уверены, что это… безопасно? – спросил он, в сотый раз поправляя жабо.

Я медленно разворачивал его же перчатку между пальцев.

– Совершенно. Это всего лишь… тест на восприимчивость.

Вру.

Страницы самоучителя лежали передо мной, прикрытые трактатом по этикету. Первый урок: «Страх – дверь. Боль – ключ».

Шаг первый: Подготовка.

Комната была идеальна – кабинет камергера в дальнем крыле, где даже слуги появлялись редко. На столе между нами: его перчатка, зеркало в серебряной оправе и стакан недопитого кларета – всё, что нужно для контакта.

– Начнем с простого, – сказал я, заставляя голос звучать беззаботно. – Расскажите, Константин Платонович, часто ли вам снятся кошмары?

Его веки дрогнули.

Шаг второй: Анализ уязвимостей.

– О… обычные глупости, – засмеялся он, но пальцы вцепились в подлокотники. – Вчера, например, снилось, будто…

Я не слушал. Вместо этого сосредоточился на тепле, исходящем от его перчатки. Магия кошмаров требовала не силы, а внимания – к дрожи в уголках губ, к тому, как его зрачки расширились при слове «крысы».

– Интересно, – пробормотал я, – а вам не кажется, что в восточном крыле действительно завелись грызуны? Вчера слышал, как что-то… скребется в стенах.

Камергер резко вдохнул. Его рука непроизвольно потянулась к горлу – клаустрофобия? Нет, что-то глубже.

Метод второй: Прямой контакт.

Я наклонился, будто поправляя свечу, и коснулся его запястья.

– Вы в порядке? У вас… холодные руки.

И тут же – удар в сознание:

Темнота. Теснота. Он – ребёнок, запертый в сундуке за шалость. Кто-то смеётся снаружи. Воздух заканчивается…

Я отдёрнул руку. Камергер побледнел, будто почувствовал вторжение.

Шаг третий: Создание иллюзии.

– Вам душно? – спросил я, поворачивая зеркало так, чтобы в нём отражался его воротник. – Кажется, у вас на шее…

Мысленно провёл линию. «Порез. Глубокий. Кровь.»

Константин Платонович вскрикнул, швырнул зеркало и схватился за шею.

– Что… но там же ничего… – он тыкал пальцами в неповрежденную кожу, дыхание сбилось.

Я улыбнулся. «Страх удушья + иллюзия раны. Идеально.»

Проверка результата.

– Просто… игра света, – пробормотал он, но уже доставал флакон с нюхательной солью. Его руки дрожали.

Я аккуратно закрыл самоучитель. Урок усвоен:

Главный страх – заточение (не просто клаустрофобия, а панический ужас перед предательством – того мальчика в сундуке заперли друзья).

Иллюзия сработала – он до сих пор потирал шею.

– До завтра, Константин Платонович, – поклонился я, забирая его перчатку «на память». – Принесём в следующий раз… настоящие зеркала.

Его глоток был слышен через всю комнату.

*Домашнее задание:

Проверить, сохранится ли страх до утра.

Попробовать связать с болью – например, чтобы при виде узкого коридора у него сводило челюсть…*

Я вышел, насвистывая. Камергер даже не спросил, зачем ему «настоящие» зеркала.

Очень зря.

* * *

Пользуясь тем, что у меня появилось немного времени, я отправился в старую резиденцию. У меня уже сложилось такое впечатление, будто я не видел своих друзей целую вечность. Тагая я встретил на краю озера.

Тот задумчиво глядел в сторону нового корпуса. Когда я подошёл, он поприветствовал меня, и тут я понял, что он пребывает в некотором шоке.

– Что случилось? – поинтересовался я у него.

– Это я у тебя хотел спросить, что случилось, – ответил мне Тагай. – Я смотрю, этот Голицын у вас тут что, поселился? Он же вообще с нами никак не хотел контактировать, да и, в принципе, сволочь он порядочная.

– Как ни странно, – сказал я, – может, ты даже не поверишь, но Голицын оказался не таким протухшим носком, как мы предполагали. Есть в нём что-то доброе и светлое, но настолько глубоко закопанное, что даже Гризли со всей своей магией земли откопать это доброе и светлое не удастся.

– Но ты, как всегда, подход нашёл, – усмехнулся Тагай, явно расслабляясь.

– Ну, понимаешь, умение видеть различные ниточки, за которые можно потянуть человека, – это очень неплохое умение, если только им пользоваться не во вред, – ответил я, понимая, что для самого себя сделал небольшое открытие.

– Да всё хорошо, если им во вред не пользоваться, – философски заметил на это Тагай. – Ладно, я в принципе понял, но всё-таки будь осторожнее, пожалуйста. Наш Николаша – очень скользкий тип и с не очень хорошей наследственностью, судя по дяде.

– Да понятно, – ответил я. – Но всё-таки я тебе говорю, Голицын сейчас заинтересован быть на нашей стороне.

– Расскажешь как? – поинтересовался друг.

– Нет, – ответил я. – На данный момент – это вопрос государственной важности, поэтому рассказать ничего не могу. Вот как только всё порешаем, я тебе сразу и обо всём подробно, обстоятельно расскажу – и тебе, и Костику, а, возможно, и всей нашей пятёрке.

– Было бы интересно, а то я уж привык, что у нас приключения на всех, а тут ты отделяешься и ещё что-то рассказать не можешь. И кому? Своим! Членам своего кровного братства! – Тагай сделал вид обиженного, но долго притворяться не смог, рассмеявшись.

– Да ладно, – проговорил я. – Лучше расскажи, как у вас с Никсим ситуация обстоит: с храмом, с плантациями.

– Ой, слушай, отлично! Прямо на самом деле отлично! Мы мотаемся туда практически каждый день. Сейчас пока нет занятий – одно удовольствие. Либо с Росси, но это раньше, либо с Костиком. Мы уже натаскали немного грунта, высадили папоротники в тепличной зоне, развесили там искусственное освещение, сделали подвод воды. Одним словом, работа кипит. Я бы никогда не подумал, что столько смогу сделать руками. Сестра твоя, кстати, с матушкой консультируют и помогают теорией по этому вопросу.

– Ну не всё же тебе головой работать, тут и руки пригодились, – не преминул подколоть я друга.

– Я очень хочу, чтобы ты как-нибудь сходил туда с нами и увидел, как всё здорово мы сделали, – Тагай решил сделать вид, что не заметил. – На самом деле, детки Никсим тоже помогают в меру своих возможностей: то паутиной что-то скрепят, то короткий путь найдут. Одним словом, все при деле.

– Это же отлично, – ответил я. – Главное, чтобы на пользу.

– Ты даже не представляешь, – Тагай махнул рукой. Я видел, как он буквально расцвёл от мыслей о башне и о том, что там происходит. – Там всё потихоньку начало расти. Детишки счастливы. Паучки просто носятся как угорелые, бегают, радуются жизни. Постепенно разбирают какие-то забытые ходы. Пока всё идёт достаточно медленно, но они во всяком случае очень стараются. Ты не представляешь. А потом прибегают ластиться. Ну и, конечно, типа: «Дайте немножко папоротника». Но я всё отдаю Никсим, чтобы она сама распределяла, а то мало ли я в них не разбираюсь, вдруг одному и тому же давать буду.

– Больше никто не появлялся в округе? – спросил я.

– Нет, пока тихо, – покачал головой Тагай. – Даже Росси набрал запас панцирей и убыл. Всё очень по-джентльменски: не хамил, не грубил, лишнего не брал. Сейчас бывает там не часто. Насколько знаю, он уже партию отправил в Европу, ожидает, пока дойдёт.

– Без разрешения не ходит, да? – хмыкнул я, вспомнив испуг высшего.

– Нет конечно. Он спрашивал у Никсим, но сам без нас не появляется. Выполняет все наши договорённости от и до. Ну и сам к нам не лезет.

– Ладно, – сказал я, нащупав амулет Руяна, хотел отдать его, но потом передумал.

Решил, что он сегодня ещё может мне пригодиться, и не ошибся.

– Виктор! – крикнул мне издалека Николай Голицын, не решаясь подойти к озеру. Видимо, что-то его останавливало. – Ваш глава клана сказал, что мы выезжаем. Светозаров ждёт нас в своей резиденции.

«Ничего себе», – подумал я. Вот это скорость. С того момента, как мы расстались с дедом, прошло никак не больше часа. Я успел только наскоро перекусить и поболтать с Сати и Евпатием. Эти потихоньку притирались друг к другу, было видно, что между ними постепенно начинает проявляться симпатия.

– О! – сказал Тагай. – Нормально. Он тебя уже и вызывает. Смотри, так станет другом вместо прошлых.

– Слишком много драматизма в твоём голосе, – ответил я. – Не верю.

* * *

Я подоспел как раз вовремя. Креслав загружался в экипаж и что-то наказывал матери с Адой. Затем посмотрел на меня, на Голицына и кивнул:

– Садитесь.

Уже меньше чем через полчаса мы прибыли во дворец на приём к Иосифу Дмитриевичу Светозарову. Нас провели по гулким коридорам, казавшимся почему-то сейчас тягостно пустыми. Затем пригласили в небольшую комнату, которую, как я понимал, Светозаров использовал как рабочий кабинет. Здесь было достаточно уютно, но всё же я подумал, что с бумагами он работает где-то в другом месте. Это была приёмная, но для каких-то сугубо важных вопросов.

Внутренним чутьём, которое было всё время настороже, я понял, что вокруг нас раскинулся купол, чтобы никто не мог прослушать, о чём мы будем общаться. С Голицыным мы сели на соседние стулья и, не сговариваясь, затихли, положив руки на колени.

Я старался сдержать улыбку, потому что думал, что со стороны наверняка мы смотримся как мальчики-зайчики на каком-нибудь детском утреннике, которые сидят и думают только о том, чтобы их не вызвали танцевать под ёлочкой.

Иосиф Дмитриевич посмотрел на меня в упор, затем на Креслава и проговорил:

– Как-то частенько мы с вами стали встречаться, не находите?

– Частенько, – кивнул Рарогов. – Так разве ж это плохо?

– Хорошо, когда по хорошим поводам, – ответил ему Светозаров. – А у нас с вами всё как-то в иную степь уходит.

– Не вижу проблемы, – усмехнулся дед. – По крайней мере, до этого всё заканчивалось хорошо, поэтому не склонен к пессимизму.

– Ладно, – Иосиф Дмитриевич поднялся из-за стола и прошёлся по кабинету. Я понял, что где-то я уже эту манеру видел, причём от другого человека, и не так, чтобы очень давно. – Я хотел бы сразу перейти к делу. Мне интересно, что у вас есть за сведения, которые каким-либо образом могут порочить наш род и которые вы хотите сообщить нам в приватном порядке.

Креслав посмотрел на Светозарова.

– Вы б садились, Иосиф Дмитриевич, – сказал он.

– Что такие сногсшибательные новости? – недобро усмехнулся тот.

– Нет, просто я вставать не хочу, – ответил дед.

Светозаров кивнул и сел, к моему полному удивлению, но прожигал глазами деда.

– Совершенно случайно, – проговорил ему Креслав, – нами было обнаружено, что в Институте благородных девиц, находящемся под патронажем Её Императорского Величества Екатерины Алексеевны, над девочками в открытую издеваются. Это не просто жестокое обращение. Это буквально надругательство над женским организмом. Из конкретных вещей: опоздавших пускают босыми по мёрзлому плацу. За несоответствие внешнего вида бьют палкой по рукам. Тех, кто проспал, оставляют без завтрака, заставляют голодать.

При каждом новом обвинении Рарогова Светозаров багровел.

– Нет, вряд ли, – сказал после этого. – Но это же не увеселительное заведение! Вы же поймите, девочек держат в строгости, но это чтобы у них не было привычки к излишествам, не было всяких капризов. Из них растят светских дам.

– Послушай, – проговорил Креслав, – у меня нет повода не доверять вот этим юным отрокам. И я точно могу сказать, что ты не прав. Отучение от излишеств – это один вопрос, и строгость – это другой вопрос, а издевательства, которые видели своими глазами мой внук и вот этот Николай Голицын, к этим вещам не относятся. Они оба готовы дать показания под артефактом правды.

– Так, – проговорил Иосиф Дмитриевич и побагровел ещё больше. – То есть всё-таки реальное издевательство?

Креслав пожал плечами и посмотрел на нас.

– Поверь мне, Иосиф Дмитриевич, вот эти два парня друг друга в принципе не переваривают. Они на курсе терпеть друг друга не могли. Но вот в этом вопросе абсолютно солидарны.

– Так, ясно, – проговорил Светозаров. – Ну ладно, давайте, рассказывайте.

– Сегодня утром, – я старался говорить коротко и только по делу. – Мы видели, как девушек будят громогласной сиреной. После этого тех, кто не успел подняться, стегают хворостиной. Те, кто не успел одеться и обуться, идут на построение босиком. За то, что они босыми приходят в столовую, их бьют по рукам. Более того, бьют за перекошенный передник, за незашнурованные ботинки, разбивают им пальцы в кровь. Они ходят в синяках, с опухшими руками, и запуганы дальше некуда. При всём при этом они периодически голодают и выглядят как скелеты. Но что самое плохое: они на постоянной основе заперты в магоподавителях, из-за которых вообще выглядят едва живыми, больше похожими на мумии.

Тут мне пришлось ответить на недоумённый взгляд Иосифа Дмитриевича.

– С магоподавителями, Ваша светлость, я знаком, – проговорил я, глядя в глаза Иосифу Дмитриевичу. – Нам в Академии говорили, что магоподавители, когда подавляют силу, заодно заставляют тело дряхлеть. Потому что сила – это одна из составляющих физического тела. И если тело её не получает, то не происходит должного развития или оно идёт неправильно. А в этом возрасте для девушек она очень важна.

Светозаров переводил взгляд с меня на Голицына, а затем на Креслава. После этого буквально развёл руками и неверящим голосом сказал:

– Ну, не может же быть всё настолько плохо. Я не верю в это.

– На самом деле там даже ещё хуже, – ответил Голицын каким-то мёртвым голосом.

– Вы даже не представляете, – поддержал я Николая, – насколько там всё плохо, насколько хреново это всё выглядит.

– Да не верю я! Хоть убейте, не верю! Директором в институте служит сестра начальника столичного управления Тайного сыска! Может, и строга излишне, но не садистка же она, в конце концов.

Иосиф Дмитриевич действительно был сейчас похож на припёртого к стенке человека.

– Да без проблем, – проговорил я, глядя на него. – У вас есть амулет невидимости?

– Найдётся, – ответил мне Светозаров и пристально посмотрел в глаза. – А что ты задумал?

– Давайте прямо сейчас надеваем с вами амулет и идём смотреть. Мы на завтраке успели всё это увидеть. Сейчас по времени как раз обед. А я не думаю, что на обеде будет значительно лучшая картина.

– Ждите меня на крыльце, – проговорил Светозаров.

Я так понял, что ему нужно было взять с собой тот самый артефакт, о котором я упомянул. Но, как оказалось, не только. Пока мы стояли на крыльце, к нему прибыло три экипажа без опознавательных знаков. Причём в два из них набился небольшой отряд императорских безопасников.

Причём дед мне на ухо шепнул:

– Гвардейцы рода. Так что всё будет серьёзно.

– Почему именно их? – уточнил я.

– Да потому что, что бы ни случилось, эти будут держать язык за зубами. Так что, судя по всему, будет реальная феерия, – дед предвкушал событие.

Светозаров вышел, пригласил нас в первый экипаж, и мы всей этой небольшой процессией двинулись в путь. Припарковались на том самом месте, где парковались до этого мы с Голицыным.

Затем Иосиф Дмитриевич повесил на себя амулет и внезапно стал невидимым.

– Так, – проговорил он из ниоткуда. – Ну и что, куда нам теперь?

– Идёмте, – сказал я. – Сейчас перелезем через забор.

– Ох, мать, – прокряхтел Светозаров, глядя на намороженные Голицыным ступеньки, – я уже слишком стар, чтобы лазать через забор, да ещё и не к женщинам.

– Ну как же это не к женщинам, – проговорил Креслав, выходя из экипажа. – Как раз-таки к женщинам. Здесь целый институт девушек.

– Да ты ж понял, о чём я говорю, – ответил Иосиф Дмитриевич.

– Как не понять, – хмыкнул Креслав, который остался внизу.

С некоторым усилием мы преодолели забор и втроём, стараясь держаться рядом друг с другом, чтобы не потерять из виду, пошли в ту зону, где работали девушки.

Светозаров увидел даже больше того, что видели мы. Он увидел трудотерапию провинившихся. На первый взгляд девицы просто шили и вышивали узоры на поясах, юбках, нижних рубашках, жакетах… Но стоило надзирательнице увидеть кривой стежок или неидеальный узор, как девушек охаживали палками по спине, по рукам, по ногам – неважно. Одной из новеньких, попробовавшей возмутиться, искололи руки иголкой до крови, а после ещё и отходили палкой за испорченную кровью ткань.

И всё это происходило под крики надзирательниц. Среди девушек разговоров не было. Если где-то какие-то шепотки вдруг слышались, то сразу же следовал удар по рукам. Второй раз могли отходить и по губам. На час с небольшим мы попали в настоящий ад.

Мне показалось, что Светозаров в какой-то момент даже ушёл в себя настолько глубоко, что напоминал истукан. Он стоял и не шевелился. Видимо, размышлял, что делать со всем этим.

Естественно, все наши слова подтвердились: почти у всех девушек были распухшие пальцы, потому что по ним постоянно лупили. У некоторых они вообще превращались непонятно во что – в какие-то раздутые сосиски. У других просто всё было запечено в кашу. Некоторые даже сесть не могли. При всём при этом все девочки, абсолютно все, были болезненные, худые.

Светозаров, несмотря на то что благополучно обалдел от всего происходящего, прошёл почти по всем классам, зашёл в несколько общежитий, посмотрел на работу девиц. В одной из комнат он увидел, что кто-то лежит. Девочка была худая и, судя по всему, болела. Она была очень горячая, но к ней вообще никто не подходил. Она металась в бреду, её лоб был покрыт испариной, но никто не торопился её лечить.

Не снимая амулета невидимости, Светозаров поспешил к воротам, распахнул их и только тогда, под ничего непонимающим взглядом охраны, махнул своей гвардии, чтобы подъезжала. Уже сняв невидимость, он вышел вперёд.

И тут охрана очнулась и попыталась сделать невероятный заступ, чтобы преградить ему проход.

– Что происходит? – завопила женщина-охранник на воротах. – Кто вы? Что вы себе позволяете?

Но тут она увидела отряд гвардейцев с императорской короной на лацканах.

– Закрываем все двери, – распорядился Светозаров. – Весь преподавательский и охранный корпус, в полном составе отправляется прямым рейсом в подвалы Тайного сыска.

– Да что вы… – пискнула женщина из охраны.

– Непричастных здесь нет, – продолжил Светозаров. – Берём весь персонал, начиная от поварих и поломоек и заканчивая директором этого безобразия. Гребите всех! Садовников, прачек, всех! Все допросы под артефактом правды. Будем разбираться.

* * *

После того как отдал распоряжение своим людям, Светозаров обернулся к нам.

– Ну что, молодые да борзые, сейчас мухой летите в Академию. Так, – он снял один из перстней со своей руки и сунул мне. Я только успел заметить, что на перстне герб императорской семьи. – Сейчас вот с этим перстнем вызывайте сюда, в Институт благородных девиц, Бабичеву Аграфену Петровну и Путилина Аркадия Ивановича.

И тут у меня что-то внутри ёкнуло. Интересно, зачем ему нужен Путилин?

– Всё равно в Академии сейчас занятий нет, – продолжал Иосиф Дмитриевич. – Скажите, что они нужны здесь срочно. Они нужны мне позарез, чтобы помочь девочкам. А вы… чтобы молчали обо всём происходящем. Вам ясно?

– А Путилин с Бабичевой? – спросил его вдруг Голицын.

– Их можете кратко ввести в курс дела, – ответил Светозаров. – И сообщить, что сами об этом знаете, потому что оказались случайными свидетелями. Дальше вы все вместе возвращаетесь сюда. Уже после этого все остальные установки я им дам на месте.

Мы с Николаем кивнули и вышли на дорогу.

Немного поодаль уже стоял экипаж деда. Мы поспешили к нему.

– А когда же, – спросил меня Николай, – мы уже перейдём к нашей основной части сделки?

– Эх, Коля, Коля, – ответил я. – Сначала надо что-то дать, чтобы потом что-то за это получить. Они должны чувствовать себя обязанными. Поэтому пока мы идём правильной дорогой: сначала нужно прикрыть тылы императорской семьи, а уже потом просить за это соответствующую услугу.

Я посмотрел на Голицына, но он со мной явно был не согласен.

– Ну да, конечно, – ответил тот. – У нас уже с Чернышовым вышла такая ситуация. Знаешь, куда меня послали? Далеко и надолго. Туда, где солнце никогда не светит.

– Ну, знаешь, – ответил я, – у меня всё-таки есть надежда, что Светозаров будет получше Чернышова.

– Я тоже надеюсь, – проговорил на это Голицын. – Не хотелось бы терять подобный козырь.

– Слушай, – проговорил я, – в любом случае, так или иначе, то, что мы сегодня сделали, очень сильно поможет и твоей сестре, и Ярославе Медведевой как минимум, а ещё всем остальным девушкам, которые там находятся. Их там как минимум человек сто, которые раньше здесь не жили, а выживали. Так что, – я толкнул его локтем, и перед нами открылась дверь экипажа, – как минимум одно хорошее дело мы уже сделали.

– Ну да, – хмыкнул Николай. – Почистили карму и получили по плюс одному в копилку.

– Что, как? – спросил нас дед.

– Да как, – ответил я. – Если Светозарова от всего, что он увидел, удар не хватит, будет вообще шикарно. А сейчас нам надо срочно ехать в академию.

* * *

Путилин, как всегда, работал в своём кабинете. Мы разделились с Голицыным, рассудив, что лекарка поверит ему и без перстня на первых порах, а время терять не стоит. Он пошёл к Бабичевой, а я – к Аркадию Ивановичу. Первый раз я видел, как при виде чего-то у Путилина глаза буквально на лоб лезут – такова была его реакция на перстень.

– Аркадий Иванович, – проговорил я, – вам сейчас очень срочно нужно доехать до Института благородных девиц.

– А что там случилось? – проговорил Путилин, затем снова взглянул на перстень и тут же изменил ответ. – Хорошо. Только мне надо вызвать экипаж.

– Экипаж есть. Сейчас мы заберём с собой и Аграфену Петровну, – проговорил я. – И все вместе едем обратно в институт.

– Хорошо, – кивнул Путилин, накинул плащ и вышел вслед за мной.

Уже через двадцать минут мы снова стояли у входа на территорию Института благородных девиц. Теперь охрана здесь была исключительно гвардейская. Основную часть преподавательского состава, как я понял, уже увезли, но экипажи без опознавательных знаков всё ещё подгоняли, и в них кого-то грузили.

Что тут теперь будет, я даже представить себе боялся.

Светозаров коротко поздоровался с Путилиным и Бабичевой, раздал им короткие указания, и те удалились заниматься подопечными института.

Сам же Иосиф Дмитриевич вышел к нам, посмотрел в глаза и негромко проговорил:

– Я хочу выразить огромную благодарность вам за то, что увидел всё это. Не знаю, вовремя или не вовремя – надеюсь, что всё-таки вовремя. Лучше даже поздно, чем никогда. Но самое главное, за что я вам благодарен, – что вы не стали разносить эту информацию и она не стала артефактом взрывного характера, хоть и замедленного действия. Для нашей репутации это было бы совсем нехорошо, особенно сейчас – абсолютно неудачное время для этого. Такая напряжённость в стране…

Тут он оглядел нас всех.

– Ещё больше я уважаю это в связи с тем, что наши семьи не всегда относились друг к другу хорошо. В связи с этим у меня к вам две просьбы. Во-первых, понятное дело, молчать. Мы решим этот вопрос. Во-вторых, – он посмотрел на Креслава, стоящего за нами, – мне нужно поговорить с тобой отдельно. Без ребят.

– Хорошо, – ответил тот. – Давай поговорим.

* * *

Вместо кабинета Светозаров использовал один из экипажей, выгнав возницу на другой экипаж. Внутри весь салон снова накрыл куполом защитного артефакта.

– Креслав Радимирович, – проговорил официально Светозаров, – у меня к тебе есть просьба. Скажем так, между нашими родами периодически возникали различные недоразумения. Хотя, в целом, конечно, мы всегда нормально относились друг к другу. Я знаю, что на вас всегда можно положиться и таких верных империи людей ещё поискать надо. Да вот женщины наши – твоя внучка, моя племянница – терпеть друг друга не могут, но я полагаю, что это чисто женское. Мы это с тобой прекрасно понимаем, что свары, чувства и вся эта любовь-нелюбовь – в топку. А империя, её безопасность и стабильность – это совершенно другая плоскость.

– Я прекрасно понимаю тебя, – ответил Креслав.

– И вот исходя из всего вышесказанного у меня к тебе просьба. Да, – продолжил Светозаров, – это с учётом не только того, что вы мне обо всём этом сообщили, ну и с учётом всего того, какая репутация сейчас у вашего рода в целом и у твоей внучки в частности. Да, после всех произошедших за последние пару месяцев событий её статус весьма вырос как у родовичей, так и у аристократов. Именно поэтому я хочу просить, чтобы она временно взяла под опеку Институт благородных девиц.

Креслав хмыкнул в бороду и провёл по ней ладонью.

– Ты вообще представляешь, что устроит ей императрица? – поинтересовался Рарогов. – И заодно ещё тебе за такое предложение.

– Послушай, – проговорил Светозаров. – Императрицу я сейчас беру на себя. Просто я тебе клянусь: мы вообще были не в курсе данной ситуации. Все проблемы со здоровьем и прочим мы девочкам компенсируем. Мы создадим им такие условия, чтобы они забыли, как страшный сон, всё то, что с ними случилось. Более того, мы добавим определённую сумму в приданое каждой воспитанницы. Компенсация будет в том числе и в денежном эквиваленте, чтобы девушки могли чувствовать себя гораздо лучше и рассчитывать, скажем так, на более удачные партии.

– Это уже хорошо, – кивнул Креслав. – Мне импонирует такое отношение.

– Вот. А мне импонирует отношение к делу твоей внучки Гориславы, – ответил на это Светозаров. – Я сейчас, кроме вас, больше доверять никому не могу. Понимаешь? Я не прошу Гориславу заняться этим на постоянной основе. Временно хотя бы месяца на три. За это время я найду действительно надёжного человека, которого можно поставить на столь ответственную должность, чтобы такая же беда не случилась через некоторое время. Сейчас это очень нужно.

– Надо подумать, – ответил на это Рарогов. – С внучкой опять же посоветоваться. Это ж не всё так просто.

– Послушай, Креслав, давай как два старых родовича поговорим. Хочешь, вы на эти три месяца можете этот институт своими людьми наполнить: преподаватели, охрана… Всё оплачу. Мне главное, чтобы с девочками всё было в порядке, чтобы все были живы, здоровы, чтобы их не мучили тут. Понимаешь? – голос Иосифа Дмитриевича стал совсем тихим.

– Понимаю, – кивнул Креслав, уже зная, что он поговорит с Гориславой, и та, скорее всего, согласится.

– С императрицей, – продолжил Светозаров, – я вопрос решу.

– Послушай, – проговорил Рарогов, – насчёт Гориславы я всё-таки не уверен. Не думаю, что она согласится с учётом того, что у неё сейчас состояние здоровья тоже не восстановилось после атаки на Горный. Она не очень хорошо себя чувствует. Как ты знаешь, наверное, она лежала в коме. Поэтому сейчас ей вдали от капища находиться очень проблематично. Она в столицу-то приезжает на два-три дня, не больше. Потом снова к капищу.

– Креслав, вот сколько может! Хоть три дня в неделю, пожалуйста! Мне нужно время. У меня сейчас просто нет никого на примете, кто бы мог взять на себя эту задачу и держать язык за зубами.

– Хорошо, – вздохнул Рарогов. – Попробуем договориться. Потом скажешь, как императрица отреагирует.

– Нормально отреагирует, – ответил Иосиф Дмитриевич. – Это я тебе гарантирую. Ну и напоследок, – проговорил Светозаров, – у меня к тебе ещё один вопрос.

– Слушаю тебя, – ухмыльнулся Креслав, понимая, что подобные заходы совсем не предполагают последних вопросов.

– А скажи мне, пожалуйста, дорогой мой, какого хрена твои вечно весёлые находчивые юные курсанты, постоянно находящие приключения на собственную задницу, оказались вдруг в Институте благородных девиц? Мне ждать, что кто-то из вот тех вот бледных замотанных девочек в подоле принесёт какого-нибудь мини-Голицына или фон Адена?

– Бог с тобой, да ничего подобного, – хохотнул Рарогов. – У Голицына, было бы тебе известно, там сестра учится. А нашу Аду императрица сама направляла в этот институт. Но у нас традиции, Виктору её пришлось под крыло брать. На зельеварение её отдали, а у неё там, понимаешь, магия проснулась. Ада – девочка упёртая, умудрилась на боевой факультет поступить на общих основаниях. Однако после прорыва в академии мы с Гориславой для очистки совести решили посмотреть, как живут девочки в Институте благородных девиц, и дать внучке выбор.

– То есть и Горислава здесь была, – понял Светозаров.

– Ну да, приезжала, посмотрела, как они здесь живут, для того чтобы сравнить, ну и чтобы правнучка сама выбрала: то ли в академию, где периодически прорывы демонов, или всё-таки пойти по пути домашнего быта и хранительницы очага, как настоящая женщина. Мы просто дали нашей Аде выбор. Точнее, хотели дать. А когда увидели, что тут происходит, уже было не до выбора. Дальше рванули к вам рассказывать.

– Ну, допустим, – проговорил Светозаров и прищурился. – Но я всё-таки подозреваю, что дело не только в этом.

– Ну, конечно, – хохотнул Рарогов, – ты же проницательный маг. Не зря занимаешь место главы имперской безопасности. Разумеется, не только в этом дело.

– Тогда, – Иосиф Дмитриевич вздохнул, потирая пальцами виски, и посмотрел на своего собеседника. – Рассказывай начистоту. Такая услуга, какую ты нам оказал, как понимаешь, дорогого стоит. Репутацию нам могли подмочить основательно. Поэтому благодарность и уважение. Это не всё, что я могу за это дать, но готов отплатить более серьёзной монетой.

– Дело в том, – ответил Креслав, откинувшись на спинку сиденья в экипаже, – что в этом же Институте благородных девиц обучается некая Ярослава Медведева.

– Это… – Светозаров пожевал губы, тщательно вспоминая, а потом продолжил: – Медведевы… Это не те ли, которые под воду ушли вместе с островами лет тридцать назад?

– Те, те… – кивнул несколько раз Креслав. – Я с её дедом был очень дружен. Мы на рыбалку, на охоту ходили вместе. То у них, то у нас. Ну, а потом случилось несчастье.

– Там же кто-то оставался? Я помню, молодёжь какая-то… Потом они как-то совсем пропали из виду, – проговорил Светозаров. – И, к моему стыду, я совсем упустил их из виду.

– Конечно, пропали, – пробасил Рарогов и расправил плечи. – Потому что два года назад девицу Медведевых попытались снасильничать, а двоюродного брата, который за неё заступился и на тот момент был главой рода, отправили на каторгу, на стену, на реку Дружба.

– В смысле? – вскинулся Светозаров. – Как это снасильничать?