Текст книги "Навстречу друг другу"

Автор книги: Люси Монро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Люси Монро
Навстречу друг другу

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Бессердечная тварь!

Вздрогнув от не к месту зло вырвавшихся из уст золовки оскорбительных слов, брошенных, по-видимому, в ее адрес, Саванна Мари Кириакис собрала все силы, чтобы сдержаться.

Традиционная церемония прощания с усопшим, проводимая в полном соответствии с канонами греческой православной церкви, подошла к концу. Все, за исключением Саванны, отдали свой последний долг и почтили память представшего перед Всевышним родственника. Застыв на краю могилы с единственной белой розой в руках, она пыталась свыкнуться с мыслью, что эти похороны и есть конец ее супружеской жизни.

Смерть мужа означала окончание ее собственных мучений и наступление независимости. Никто никогда больше не посмеет ей угрожать, никто впредь не будет ее шантажировать и пытаться разлучить с детьми. Но в этом-то и была ее вина – известие о трагической гибели супруга Саванна приняла с чувством глубокого удовлетворения, хотя шесть лет тому назад по доброй воле и с лучшими намерениями вышла замуж за этого мужчину.

– По какому праву она вообще здесь присутствует? – продолжила нападки сестра мужа Иона, не выдержавшая, видимо, того, что ее первое высказывание было оставлено без внимания не только Саванной, но и остальными участниками траурной процессии.

По-прежнему стараясь сохранять полное спокойствие, Саванна перевела свой взгляд на Леандроса Кириакиса, чтобы увидеть его реакцию на слова кузины. Но его темные глаза смотрели отнюдь не в сторону Ионы. Все его внимание было сфокусировано именно на ней, и глаза его выражали такое презрение, что, будь Саванна менее сильной личностью, она бы не выдержала и бросилась в еще не зарытую могилу мужа, чтобы навсегда скрыться от людской несправедливости.

Она не смогла даже отвернуться, хотя внутренний голос подсказывал сделать именно это. В ней все клокотало. Презрение Леандроса оскорбляло и унижало значительно сильнее, нежели частые измены и не менее редкие проявления крутого нрава Диона.

Запах перекопанной земли, смешавшийся с ароматом цветов, накрывавших закрытый гроб, заставил ее вновь посмотреть на могилу мужа.

– Прости меня, – тихо прошептала она, выпустила из рук розу и быстро отошла от могилы.

– Трогательный жест, но ничего не значащий. – Очередное едкое высказывание имело своей целью ранить ее прямо в сердце.

Саванне пришлось собрать все свои силы, чтобы повернуться и смело взглянуть в глаза Леандросу.

– Неужели прощание жены со своим усопшим супругом не несет в себе никакого смысла? – спросила она – и моментально пожалела об этом. Глаза его, темные, почти черные, взглянули на нее с такой злобой и ненавистью, что она невольно вздрогнула. Из всего огромного клана Кириакисов Леандрос являлся единственным человеком, у которого было законное право презирать ее, – он знал, что Саванна не любила Диона. Во всяком случае, не так самоотверженно, как того заслуживал ее избранник.

– Да, это было бессмысленным поступком. Ты распрощалась с Дионом три года тому назад.

Леандрос ошибался. Три года тому назад, схватив в охапку двух маленьких дочерей, Саванна улетела из Греции, не простившись с Дионом. Договориться по-хорошему с собственным мужем не представлялось возможным. Оставалось лишь взять билет на международный авиарейс в Соединенные Штаты и пересечь границу воздушного пространства Греции раньше, чем муж ее опомнится и поймет, что же на самом деле произошло.

Пока Дион вычислял, куда направились его жена и дети, Саванна успела подать заявление о расторжении брака, тем самым лишая мужа возможности выдвинуть законное требование о принудительном возвращении детей на территорию Греции. Также она подготовила все необходимые юридические документы, ограничивающие его права, пройдя медицинское освидетельствование и зафиксировав перелом ребер и множественные синяки, полученные в результате побоев мужа, что по американским законам было очевидным доказательством прямой угрозы ее физическому существованию.

Никто из греческого клана не знал этих подробностей. Даже Леандросу, который после смерти брата взял на себя бразды правления империей Кириакисов и стал главой всей многочисленной семьи, были неведомы причины, по которым брак его кузена и Саванны окончательно распался.

Лицо Леандроса стало еще более суровым.

– Ты не хотела ни жить с ним по-человечески, ни отпустить его, дав ему свободу. Ты из числа тех редких жен, которые делают из семейной жизни вечный кошмар.

– Я готова была дать согласие на развод в любую минуту. – Не она, а Дион угрожал ей встречным иском о единоличной опеке над детьми в случае, если она осмелится настаивать на официальном расторжении их брака.

Лицо Леандроса не выражало ничего, кроме откровенного презрения и брезгливости. Мнение о Саванне сложилось у него в день их знакомства, и изменить его было уже невозможно.

* * *

Как-то раз Дион сказал ей, что вечером они должны быть на приеме, устраиваемом его кузеном, человеком, перед которым Дион просто трепетал. И добавил, что ей необходимо произвести на него впечатление, если она хочет стать полноправным членом большой семьи Кириакис. Такого уточнения к приглашению было вполне достаточно, чтобы привести ее в неописуемое волнение и трепет, но, когда Дион оставил ее одну среди толпы совершенно незнакомых ей людей, говорящих на языке, которого в то время она еще не понимала, Саванна вообще чуть не умерла от страха.

Стараясь не привлекать ничьего внимания, она скромно встала у стеночки рядом с дверью, ведущей на террасу.

– Добрый вечер. Как ваше имя, прелестная незнакомка? Меня зовут Леандрос, – вторгся в ее одиночество красивый низкий мужской голос, произносящий слова по-гречески.

Она робко подняла скромно опущенные глаза и увидела редкой, потрясающей красоты мужчину. Тронувшая его губы легкая, ленивая уверенная улыбка окончательно обезоружила Саванну, лишив дара речи. Она смотрела на него как зачарованная, загипнотизированная его обаянием. Какая-то неведомая, непостижимая сила внезапно породила неожиданный всплеск искренних чувств к этому человеку, что было просто непозволительно. Замужней даме нельзя кокетничать с совершенно незнакомым мужчиной на светском рауте на виду у почтенных родственников мужа.

Моментально почувствовав себя виноватой, Саванна густо покраснела и снова потупила взор. На память пришла единственная фраза, которую она выучила по-гречески, и она тихо ее произнесла, объяснив, что не понимает языка, на котором он говорит.

Он быстро и нежно коснулся рукой ее подбородка и поднял поникшую в смущении голову, так что ей оставалось лишь смотреть ему прямо в глаза. Его ленивая улыбка теперь казалась улыбкой искусителя.

– Потанцуйте со мной, – неожиданно произнес он на чистейшем английском языке.

Вместо вразумительного ответа она лишь беспомощно замотала головой, так и не сумев выдавить из себя одно короткое слово «нет». Речь не вернулась к ней даже тогда, когда он властно обнял ее за талию и увлек за собой на террасу, где, пользуясь предельной удаленностью от внимательных глаз, обнял ее, но не грубо и бесцеремонно, а в рамках, допустимых приличием, и повел в танце. Саванна пыталась отстраниться, даже вполне активно, но по-прежнему молча, хотя послушно исполняла движения под зажигательную и соблазнительно увлекающую греческую музыку.

Он обнял ее крепче.

– Успокойтесь. Я вас не съем.

– Мне не следует с вами танцевать, – наконец-то призналась она.

Его объятия стали еще более властными.

– Почему? Вы здесь в сопровождении своего кавалера?

– Нет, но…

Требовательные и настойчивые губы покорителя в пламенном поцелуе утопили ее слова о собственном законном супруге. Она вновь попыталась освободиться от страстного и очаровательного незнакомца, но щедрое и обжигающее тепло его тела, нежность его рук, ласкающих спину, постепенно усыпляли ее бдительность.

И наконец, к ее великому стыду, тело ее перестало сопротивляться, а губы беспомощно отдались во власть удивительного поцелуя. В ней пробудились эмоции, которых никогда не вызывал у нее Дион. Ей захотелось, чтобы поцелуй этот длился вечно.

Рука Леандроса скользнула по спине Саванны и быстро переместилась на грудь, словно он имел право владеть ее телом. Его интимные прикосновения были упоительны, но смущали ее.

Наконец она резко вырвалась из объятий Леандроса. Разум вновь напомнил ей о собственной чести и достоинстве, хотя тело каждой своей клеточкой признавалось в обратном и любовно стремилось назад в его объятия.

– Я замужем, – наконец сказала она, жадно вдыхая воздух.

Глаза его сверкнули блеском кровожадного, свирепого воина, готового в любую минуту ринуться в атаку. Этот ужасающий звериный взгляд вмиг парализовал Саванну. Они молча смотрели в глаза друг другу, и только их взволнованное, учащенное дыхание нарушало воцарившуюся тишину.

– Леандрос, я вижу, ты уже познакомился с моей женой, – раздался голос вышедшего на террасу Диона.

* * *

– Не тешь себя зыбкой надеждой на то, что с уходом моего двоюродного брата в мир иной у тебя появилась возможность безнаказанно обманывать окружающих. За Диона есть кому постоять.

Огромная фигура Леандроса, молодого, здорового, атлетически сложенного мужчины ростом в шесть футов и четыре дюйма, угрожающе возвышалась над ее хрупкой невысокой фигуркой. Саванна инстинктивно отступила назад и, полагая, что в молчании и есть ее единственное спасение от нападок и оскорблений, лишь склонила голову. Потом развернулась и двинулась прочь.

– Не советую убегать от меня так же, как и от Диона. Мной значительно сложнее манипулировать, чем моим двоюродным братом.

– У меня нет никакой необходимости манипулировать кем бы то ни было. Надеюсь, что после похорон мужа обязанности поддерживать отношения с вашей семьей вообще отпадут сами собой. – Голос ее звучал хрипло и отрывисто и ей самой казался чужим.

– В этом ты глубоко заблуждаешься, Саванна. – Угроза в его голосе явно нарастала, и по всему телу Саванны прошла волна нервной дрожи.

– Что ты имеешь в виду? – Неужели и смерть Диона была всего лишь очередным предательством?

Чувственные губы Леандроса расплылись в надменной улыбке.

– Нам придется обсудить это позже. Через несколько минут начнется еще одна траурная церемония прощания, теперь уже с моей женой. Просто запомни, что в ближайшее время нам обязательно придется встретиться. Я единственный законный распорядитель наследства, причитающегося твоим дочерям.

Боль снова пронзила ее сердце, но теперь это была боль сострадания. Саванна не могла не соболезновать Леандросу. Нелепая автомобильная катастрофа унесла жизнь не только его двоюродного брата, но и жены, по чистой случайности оказавшейся в одной машине с Дионом.

– Мне очень жаль. Не буду тебя задерживать.

Он ехидно сощурил глаза.

– Разве ты не удостоишь нас своим присутствием на прощании с Петрой?

– Думаю, что там мне не место.

– Иона полагала, что ты не рискнешь появиться и на похоронах Диона, однако ты пришла.

Причиной ее появления здесь стал телефонный звонок Диона. Саванна никогда бы не вернулась в Грецию, если бы не их последний, пронизанный удивительной искренностью разговор, состоявшийся накануне этой страшной аварии, унесшей его жизнь.

– Кириакисы всегда видели правду только там, где хотели ее видеть, и в той форме, которая их больше устраивала. Я была законной женой Диона, полагаю, что мой статус и память об усопшем являются веским основанием и вполне достойной и понятной причиной присутствия на его похоронах. – Несмотря на неудавшуюся в целом супружескую жизнь, не оставившую обилия приятных воспоминаний, под светлой памятью о супруге она имела в виду день их романтического знакомства, период его ухаживаний и, безусловно, их последнюю беседу по телефону.

– Тогда почему же ты, как полноправный представитель многочисленного клана Кириакисов пренебрегаешь своей обязанностью почтить память моей супруги, трагически погибшей вместе с Дионом?

– Я не могу понять, зачем тебе это нужно, – отозвалась она в полном недоумении.

– Ты претендуешь на почетное право называться членом моей достопочтенной семьи. Настало время выполнять обязанности, связанные с этим высоким званием, и платить по счетам, а не лишь нагло пользоваться всеми предоставленными тебе преимуществами.

Грубый смех чуть не вырвался из уст Саванны. Платить по счетам? А разве не этим она занималась в течение шести долгих лет? Разве ее долг за привилегию носить фамилию Кириакис не оплачен с лихвой?

Леандрос внимательно наблюдал за Саванной. Во время их первой встречи она казалась ему совсем другой. Она была нежной, робкой, уступчивой, слабой и до боли отзывчивой. Настолько милой и безвольной, что позволила совершенно незнакомому мужчине, первому встречному, целовать, обнимать и ласкать ее, хотя всецело принадлежала другому.

И хотя после случившегося она старалась избегать случайных встреч с Леандросом, а во время нескольких последующих семейных торжеств, традиционно и регулярно проводимых Кириакисами, всегда стыдливо отводила от него взгляд, в ней чувствовалась неимоверная притягательная сила, женственность и удивительная красота. И он прекрасно понимал Диона, который так и не смирился с их расставанием. Впрочем, обольстительной она казалась Леандросу скорее только в течение первого года своего пребывания в Греции, а когда ему как-то довелось увидеть ее позже, он не мог не заметить изменения, произошедшие с ней.

Ее удивительно выразительные, сверкающие изумрудно-зеленые глаза потухли, став блеклыми и безжизненными. Все ее движения стали какими-то монотонными и не носили даже оттенка былой эмоциональности, за одним-единственным исключением: она расцветала при виде своей дочери. И тогда ее глаза загорались светом истинной, всепоглощающей любви, которой до боли завидовал Леандрос. Не было ничего удивительного в том, что Дион рассорился со всеми своими приятелями и ни одного мужчину не подпускал к своей семье и на пушечный выстрел. Его супруга щедро источала всю свою любовь лишь на дочь, рождением которой была обязана своей греховной связи с одним из поклонников, без особого труда ставшим ее любовником.

После рождения Евы Леандрос не раз упрекал Диона за нежелание проявлять хоть малейший интерес к своему отцовству. В свое оправдание и защиту Дион со слезами на глазах рассказал ему душещипательную историю о том, как Саванна открыла ему тайну и поведала, что биологическим отцом ребенка является вовсе не он. Леандрос, при первой же встрече с Саванной удостоенный пламенного поцелуя и не менее жарких объятий, поверил в искренность исповеди брата, но мог лишь сочувствовать ему.

– Возможно, ты права. Тебе не место на похоронах моей жены. Разыгранной сцены поддельной скорби по мужу вполне достаточно для одного дня.

Глаза Саванны от изумления расширились, и Леандрос зло улыбнулся.

– Мне жаль, Леандрос, что Петра так нелепо погибла…

Очевидные, не наигранные искренность и сострадание, пронизывающие ее слова, чуть было не тронули его сердце, но он устоял, не поддавшись во второй раз искушению быть пойманным в умело расставленные ею сети.

– Тебе придется долго сожалеть об этом, Саванна.

– Что ты имеешь в виду? – дрожащим от волнения голосом произнесла Саванна.

– Пусть это тебя не тревожит. Мне надо идти, – отрезал он.

Она кивнула головой.

– Всего доброго, Леандрос.

Леандрос молча склонил свою, не проронив ни слова на прощанье. По истечении траура по Петре, который он в знак уважения по безвременно и трагично погибшей жене будет соблюдать целый год, Саванне придется встретиться с ним вновь.

И тогда он заставит ее заплатить за все зло, причиненное их семье.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Усаживаясь на старый скрипучий стул за рабочим столом в тесном, заваленном бумагами кабинете ее родного дома в Атланте, штат Джорджия, Саванна радостно улыбалась, слыша счастливые голоса дочерей, играющих в спальне.

Взгляд ее упал на лежавшее на столе письмо, отправителем которого был Леандрос Кириакис и которое содержало явную угрозу ее независимости. Глаза ее помрачнели. В довольно вежливой форме Леандрос настоятельно просил ее приехать в Грецию для обсуждения неотложных финансовых вопросов, касающихся материального будущего ее семьи. Самое ужасное было в том, что на время их переговоров он требовал обязательного присутствия Евы и Ниссы.

Также он уведомлял о своем единоличном решении заморозить производимые семьей Кириакис ежемесячные выплаты Саванне и ее детям до тех пор, пока не будет достигнуто взаимовыгодное решение этого вопроса.

Саванну охватила паника.

После той жесточайшей пытки, которой она себя подвергла, прилетев на похороны Диона год тому назад, она поклялась, что никогда в жизни, ни за какие блага мира и ни под каким, пусть даже самым благородным, предлогом она не будет встречаться ни с кем из славной семьи Кириакис. Если ей не удастся избежать несчастья лицезреть их, то по крайней мере она предпримет все от нее зависящее, чтобы сократить эти встречи до минимума.

В данном вопросе она была более свободной в своем выборе, нежели ее дети. В будущем девочкам предстояло быть представленными достопочтенному клану Кириакисов, с которым их связывали святые кровные узы. Но чтобы появиться перед очами греческой родни, надо было подрасти и окрепнуть, дабы вынести столь сильное эмоциональное напряжение, и одновременно повзрослеть, чтобы стать самостоятельными и принять окончательное решение отречься от своих греческих родственников навсегда. Другими словами, этот торжественный день был еще за высокими горами.

Но действительность готовила Саванне очередной подарок. Тот телефонный разговор с Дионом незадолго до его гибели в некотором смысле уже внес свои коррективы, когда супруг разоткровенничался и предал огласке реальное положение вещей. Но в ближайшие планы Саванны никак не входило столь скорое и неотвратимое воссоединение с греческими родственниками. У нее были куда более прозаические и неотложные дела: ей срочно требовалось подыскать приличную и позволяющую достойно жить и содержать семью работу, чтобы не зависеть от милости Кириакисов. А второй, не менее важной причиной, по которой она не могла надолго покидать территорию Америки, была ее прикованная к постели тетушка Беатрис.

Почему бы Леандросу не обговорить все детали не столь уж щекотливого дела по телефону? – думала она. Зачем ей срываться с места и, волоча за собой малолетних детей, опрометью мчаться на другой континент, ведь все дело в том, чтобы просто поговорить о деньгах, которых, судя по всему, Кириакисы решили ее лишить.

Уверенность Саванны в предусмотрительности Леандроса была подтверждена десятью минутами позже, когда его личный секретарь металлическим голосом отбарабанил ей явно заранее заготовленную по инструкции начальника фразу, что тот не станет разговаривать с ней по телефону.

– Когда вы планируете вылететь из США, миссис Кириакис? – продолжил тот же голос на другом конце провода.

– Мне бы вообще не хотелось вылетать из Америки, – ответила Саванна с сильным южноамериканским акцентом, выдававшим ее нервозность. – Передайте, пожалуйста, вашему боссу, что для меня куда более предпочтительным будет обсуждение всех волнующих его проблем по телефону. Я буду ждать его звонка в любое удобное для него время.

Она опустила трубку. Не прошло и десяти минут, как телефон зазвонил.

Ожидая снова услышать холодный голос вышколенного секретаря, Саванна смело и быстро схватила трубку.

– Я слушаю.

– По установленному графику ежемесячно причитающиеся тебе выплаты должны поступить на твой счет завтра. – Леандрос не потрудился ни представиться, ни поприветствовать ее.

Это был голос человека, который неотступно преследовал ее по ночам и был героем ее откровенно эротических сновидений. Она вскакивала в холодном поту, с дрожью во всем теле.

– Добрый день, Леандрос.

Он никак не отреагировал на ее приветствие.

– Я задерживаю этот перевод, равно как и все последующие, до твоего приезда в Грецию. – Никаких объяснений не последовало. Просто голая, ультимативная констатация факта.

Непомерные счета, которые с завидной регулярностью выставляла ей клиника «Брентавен» за медицинское обслуживание ее тетушки, и баснословные расходы на собственное образование в местном университете не позволяли Саванне скопить хоть сколько-нибудь приличную сумму. Денег, которые лежали у нее на банковском счете, могло хватить лишь на несколько недель жалкого существования. Перечисления Леандроса были нужны как воздух.

– На мой взгляд, любые переговоры могут быть проведены и по телефону.

– Нет, – отрезал Леандрос.

– Леандрос…

– Свяжись с моей секретаршей и обговори все детали твоего вылета.

Продолжения разговора не состоялось, она услышала лишь слабый щелчок положенной Леандросом телефонной трубки и, отведя свою от уха, долго смотрела на нее с искренним удивлением. Саванна с минуту стояла неподвижно, потом развернулась и быстро вышла из становившегося душным кабинета.

Она уже открывала дверь, когда снова зазвонил телефон. На этот раз это был врач тетушки Беатрис с печальным известием о том, что его пациентку окончательно разбил паралич.

* * *

Саванна уложила дочерей в постель, убаюкивая вольным пересказом их любимой «Золушки», что давно превратилось в ежевечерний ритуал. И после того, как они спокойно заснули, удалилась в кабинет, чтобы позвонить Леандросу.

Включив компьютер и открыв заведенную ею бухгалтерскую таблицу, аккуратно отражающую реальные затраты на ведение хозяйства, она еще раз пробежалась по цифрам. Без ежемесячных выплат семьи Кириакис ей не прожить. Если даже по счастливому стечению обстоятельств ей предложат завтра же высокооплачиваемую работу, то и с дипломом коммерческого факультета университета, обладательницей которого она теперь была, гипотетических доходов все равно не хватало бы, чтобы вести хозяйство и оплачивать счета за медицинское обслуживание тетушки Беатрис.

Саванна решительно подняла телефонную трубку и уверенно набрала рабочий номер Леандроса.

Секретарша ответила сразу же. Разговор был коротким. Саванна согласилась вылететь в Грецию на следующей неделе, но без детей.

Телефонный звонок, прозвучавший буквально через несколько минут, застал Саванну на кухне, где она наливала себе чашку горячего чаю. С чувством неотвратимости судьбы и безрезультатности борьбы со злым роком она нехотя поплелась обратно в кабинет.

Саванна взяла трубку. Это был сам Леандрос.

– Ева и Нисса должны прилететь с тобой.

– Нет, об этом не может быть и речи!

– Почему?

Мысль о том, что на территории Греции дети могут оказаться заложниками и основным объектом для шантажа, ужасала ее. К тому же у Евы не закончились занятия в школе. До летних каникул еще почти две недели.

– Тогда прилетай через две недели.

– Мне значительно проще прилететь сейчас. – Деньги нужны были именно сейчас, а не через две недели. – Кроме того, не вижу никакой необходимости нарушать привычный для детей распорядок жизни, чтобы совершить столь краткий, но обременительный по затратам визит.

– Неужели все это не будет вознаграждено знакомством с бабушкой и дедушкой?

От страха во рту у Саванны появился горький металлический привкус.

– С бабушкой и дедушкой, которые намеренно избегали этого столько лет? Елена четко дала понять, что не желает общаться с внуками, когда на свет появилась Ева.

Она тогда лишь взглянула на новорожденную, унаследовавшую светлые глаза и пшеничные волосы матери, и во всеуслышание заявила, что ребенок, по всей вероятности, не имеет никакого отношения к семье Кириакис. За год глаза девочки потемнели и стали насыщенно-зелеными, а к четырем годам и ее светлые волосики сменились густой шевелюрой ярко-каштановых с отливом в красное дерево кудрей.

Так же открыто и недвусмысленно Елена отказалась даже взглянуть на Ниссу, родившуюся годом спустя. Младшая дочь Саванны появилась на свет черноволосой, сверкая бархатными карими глазками, как две капли воды похожими на глаза ее отца.

Здесь ошибиться было уже невозможно. Порода Кириакисов узнавалась с первого взгляда.

– Людям свойственно со временем меняться. Диона уже нет в живых. Что может быть странного в том, что Елена и Сандрос хотят увидеть детей погибшего сына?

Саванна глубоко вздохнула.

– Неужели они наконец-то признали, что Ева и Нисса – это дети их сына Диона?

– Они смогут это сделать при встрече.

Безусловно. Обе ее дочери имели явное внешнее сходство с Кириакисами, унаследовав типично греческие черты. Стоило хоть раз их увидеть, и сомнения в отцовстве отпали бы сами собой. Но нужно ли было лететь на их историческую родину, чтобы убедить в этом других?

– Почему ты в этом так уверен? – спросила она с искренним любопытством, недоумевая, откуда ему могло быть известно о потрясающем сходстве девочек с Дионом и его предками.

– Я видел их фотографии. Вне всяких сомнений, Ева и Нисса – типичные Кириакисы. – Его слова прозвучали словно обвинение, брошенное их американской матери.

– Ты хочешь сказать, что видел фотографии, хранившиеся у Диона?

Саванна довольно часто направляла мужу своеобразные отчеты об успешном развитии детей, о приобретаемых ими навыках, сопровождая сухую информацию наглядными доказательствами в виде фотографий. В глубине души она надеялась, что придет время, когда у их отца появится хоть малейшее желание признать их родными. Саванна по собственному опыту знала, что значит не иметь полной семьи. Она выросла без отца и не могла не сожалеть, что судьба обошла ее, лишив заботы и внимания обоих родителей. Своим детям она желала куда более счастливой участи.

– Да. Когда после его смерти пришлось освободить принадлежавшую ему квартиру в Афинах, то передача личного имущества проходила под моим строгим контролем. – И снова голос Леандроса звучал осуждающе, словно она обременяла его грузом ответственности, нести который должна была сама.

После трех лет, прожитых с Дионом на разных континентах, ей и в голову не могло прийти, что кто-то из Кириакисов нуждается в ее помощи при распределении его собственности.

– Теперь поняла.

– Неужели? – Голос Леандроса стал удивительно вкрадчивым и бархатным, но за всем этим все равно чувствовалась скрытая до поры до времени угроза.

– Елена и Сандрос сами выразили желание встретиться с внуками?

– Это я решил, что пришло время им познакомиться.

– Нет.

– Как ты можешь быть такой эгоистичной? – Этими словами он будто хлестал ее по щекам.

– Эгоистичной? – переспросила она, чувствуя, как где-то глубоко внутри начинает зарождаться справедливый гнев. – Ты называешь проявлением себялюбия то, что мать стремится защитить собственных детей от ближайших родственников, которым по всем законам природы полагалось любить их с самого рождения, но которые по понятным только им причинам добровольно решили этого не делать?

Саванна знала, что это не вполне соответствовало действительности. В течение шести долгих лет она искренне верила в то, что семья Диона ненавидела ее только потому, что их сын сделал самостоятельный выбор, предпочтя ее более выгодной во всех отношениях греческой невесте, на браке с которой и настаивали его родители. Она наивно полагала, что это и было основной причиной, по которой они практически отреклись от ее детей. Его последний телефонный звонок, на который он решился за день до гибели, полностью развенчал эту теорию, сведя к нулю все домыслы Саванны.

Ее дражайший супруг признал, что, снедаемый нечеловеческой ревностью, он долгое время успешно навязывал своей родне мысль о том, что его жена – развратная женщина, обвиняя ее в супружеской неверности чуть ли не с первого дня их совместной жизни. Это возымело ошеломляющий успех, раз и навсегда укоренившись в сознании семьи Кириакис. И Елена и Сандрос вполне справедливо сомневались в истинном отцовстве дочерей Саванны.

– Елена и Сандрос примут девочек с распростертыми объятиями.

– Кем ты себя возомнил? Самим Господом Богом?

Смешно, но она практически ощущала, как источаемая им бешеная ярость летела к ней, обжигая своей желчью телефонные провода. Леандрос совершенно не привык к тому, чтобы ему задавали вопросы. Он руководил огромной финансовой империей, принадлежащей семье Кириакис, с того самого дня, когда отец его неожиданно для всех скоропостижно скончался, оставив бразды правления двадцатилетнему сыну. А к тридцати двум годам его высокомерие, самоуверенность и чувство собственной непогрешимости укоренились окончательно.

– Не богохульствуй. Нечестивость женщинам не идет.

Это прозвучало слишком напыщенно, казалось, что чья-то прожившая долгую жизнь и умудрившаяся сохранить при этом статус старой девы тетушка давала ей уроки этикета, и Саванна едва сдержала смех.

– Не хотела тебя обидеть, – ответила она. – Я стараюсь защитить интересы своих дочерей наилучшим из доступных мне средств.

– Если область интересов твоих детей включает их финансовое обеспечение семьей Кириакис, то лучше будет привезти девочек в Грецию.

Это было второе из самых тяжких испытаний ее жизни, кошмарный сон наяву. Первое, начавшееся, когда она вышла замуж за Диона Кириакиса, к счастью, закончилось.

– Саванна!

Кто-то почти кричал ей прямо в ухо. Рука инстинктивно крепче сжала телефонную трубку.

– Леандрос? – Раздавшийся тихий и тонкий голос показался ей совершенно чужим, ничем не напоминавшим ее собственный.

– С тобой все в порядке?

– Нет, – честно призналась Саванна.

– Саванна, я буду оберегать девочек не меньше тебя и никому не позволю их обидеть. – Каждое сказанное им слово, будто эхо, снова и снова отзывалось в ее сознании, все сильнее убеждая ее в правдивости его утверждения.

Входило ли в его планы охранять и ее от нападок агрессивно настроенной родни?

– Не понимаю, как ты сможешь это сделать?

– Тебе придется поверить мне на слово.

– У меня есть основания не доверять людям по фамилии Кириакис, – сказала она, ясно, выдержанно, однообразно чеканя слово за словом, ни разу не сбившись, чтобы не показать ему своей слабости.

– Боюсь, что у тебя нет выбора.

* * *

С чувством полного удовлетворения Леандрос повесил трубку.

Гамбит, разыгранный им в самом начале партии, и мелкие уступки в виде отсрочки ее прилета на две недели сулили обретение куда более выгодной позиции к середине игры. Он захватит ее силой и поработит. Теперь это только вопрос времени.

Саванна вылетит в Грецию на следующий день, как только класс Евы отпустят на летние каникулы. Она дала свое окончательное согласие после получения от Леандроса твердых заверений, что он не станет предпринимать навязчивые попытки свести детей с Еленой и Сандросом, прежде чем она сама не переговорит с родителями Диона.

Леандрос нажал кнопку переговорного устройства.