Текст книги "История Энн Ширли. Книга 3"

Автор книги: Люси Монтгомери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Глава тринадцатая ВЕЧЕР ПРИЗРАКОВ

Примерно через неделю Энн решила сходить вечером к Лесли – вроде как забежать по-соседски. Над бухтой повис густой туман, моря не было видно – лишь слышался рокот прибоя. Бухта Четырех Ветров предстала перед Энн в новом обличье – заманчиво-таинственном, немного пугающем и навевающем ощущение одиночества. Джильберт уехал на конференцию в Шарлоттаун и должен был вернуться лишь на следующий день. Энн захотелось побыть в обществе своей сверстницы. Конечно, капитан Джим и мисс Корнелия прекрасные люди, но молодость тянется к молодости.

«Как было бы замечательно, если бы неподалеку жил кто-нибудь из подруг: Диана, или Фил, или Присцилла, или Стелла, – с грустью подумала Энн. – Какой-то сегодня жутковатый вечер. Так и кажется, что если сдернуть пелену тумана, то увидишь входящие в гавань суда-призраки с командой утопленников на борту. Еще немного, и мне начнет мерещиться, что напротив меня сидит привидение кого-то из прежних обитательниц дома. Даже Гог и Магог, кажется, навострили уши и прислушиваются к шагам невидимых гостей. Сбегаю-ка я к Лесли, а то совсем испугалась собственных выдумок. А дом пусть принимает своих старых жильцов без меня. Они согреются у веселого огня и к моему возвращению уйдут с миром. И дом будет опять принадлежать мне. А сейчас я чувствую, что он хочет повидаться с прошлым».

Посмеиваясь над своими фантазиями, но все же ощущая, как по спине бегут мурашки, Энн послала воздушный поцелуй Гогу и Магогу и вышла из дому в туманную ночь, захватив с собой несколько свежих журналов для Лесли.

– Лесли обожает читать, – сообщила ей мисс Корнелия, – а читать-то ей нечего. У нее нет денег, чтобы подписаться на журналы или покупать их в магазине. Лесли страшно бедна, Энн, мне даже непонятно, как она умудряется сводить концы с концами. И ведь никогда не жалуется, даже словом не обмолвится о том, как ей трудно. Но я-то знаю. Она всю жизнь прожила в бедности, но когда была молода и строила радужные планы, бедность ее не тяготила. Я очень рада, что она пришла к вам в хорошем настроении. Капитан Джим говорит, что он чуть ли не силой вытолкал ее за порог. Поскорей нанесите Лесли ответный визит, Энн, а то она подумает, что вам неприятно увидеть Дика, и опять спрячется в свою раковину. Дик – просто большой и безобидный младенец, но его дурацкая ухмылка очень часто действует людям на нервы. Слава Богу, у меня вообще нет нервов. Мне Дик Мор сейчас нравится даже больше, чем когда он был в полном уме – хотя, по правде говоря, иногда он и меня выводит из себя. Как-то я пришла к ним помочь Лесли и стала жарить пончики. А Дик вертелся рядом и, как всегда, клянчил их. И вдруг схватил горячий пончик, который я только что выудила из кипящего масла, и сунул мне его за шиворот. И принялся хохотать до упаду. Поверите ли, Энн, я едва удержалась, чтобы не вылить кипящее масло ему на голову!

Идя по тропинке, Энн вспомнила гневное лицо мисс Корнелии и рассмеялась. Но смех прозвучал как-то странно в туманном мраке и отрезвил Энн. Подойдя к дому Лесли, она увидела, что в комнатах нет света, обошла дом и поднялась на веранду. Остановившись перед открытой дверью, которая вела в маленькую гостиную, Энн замерла.

Лесли сидела за столом, положив на него руки и опустив на них голову, и приглушенно, но страшно рыдала. Казалось, вся боль ее души рвалась наружу и душила ее. Старая черная собака сидела рядом с ней, положив голову ей на колени и устремив на нее взгляд, полный молчаливой преданности и сочувствия. Энн попятилась. Она не вправе навязывать Лесли свое общество в такую горькую минуту. Эта гордая женщина не простит этого никому.

Энн на цыпочках спустилась с крыльца и прошла через двор. Тут она услышала доносящиеся из мрака голоса и увидела огонек. В воротах она встретила капитана Джима с фонарем. С ним был крупный толстый мужчина с круглым красным лицом и отсутствующим взглядом – видимо, Дик Мор.

– Это вы, миссис Блайт? – спросил капитан Джим. – Зря вы ходите одна в такую ночь. В тумане ничего не стоит потеряться. Погодите, я отведу Дика спать, а потом провожу вас до дому. А то, не дай Бог, вернется доктор Блайт и узнает, что вы в тумане шагнули вниз с обрыва. Сорок лет назад это случилось с одной женщиной…

– Значит, навещали Лесли? – спросил капитан Джим, вернувшись.

– Нет, я не вошла в дом, – ответила Энн и рассказала капитану Джиму, что она увидела. Капитан Джим вздохнул:

– Бедная девочка! Она не так-то часто плачет, миссис Блайт. У нее много мужества. Видно, ей стало совсем невмоготу. В такую ночь на людей обрушиваются все их горести и страхи.

– Кажется, что тебя окружают призраки, – передернула плечами Энн. – Поэтому я и пришла сюда – мне хотелось увидеть живого человека и услышать чей-нибудь голос. А то все вокруг какое-то потустороннее. Даже мой родной дом кажется полным призраков. Они прямо-таки вытолкали меня наружу. Вот я и пошла к Лесли.

– Но вы правильно сделали, что не вошли к ней, миссис Блайт. Лесли это не понравилось бы. Дик пробыл у меня весь день. Я стараюсь брать его почаще, чтобы немного облегчить ей жизнь.

– А почему у него такие странные глаза? – спросила Энн.

– Вы заметили? Один глаз голубой, а другой карий. И у его отца были такие же. Я по глазам и узнал его на Кубе. А то как было узнать – с бородой и такого толстого? Вы, наверно, знаете, что это я его нашел и привез домой? Мисс Корнелия много раз говорила, что зря я это сделал, но я с ней не согласен. Иначе я поступить не мог, тут у меня и сомнений нет. Но за Лесли душа болит. Ей всего двадцать восемь, а горя она хлебнула больше, чем иная восьмидесятилетняя старуха.

Некоторое время они шли молча. Потом Энн сказала:

– Знаете, капитан Джим, мне никогда не нравилось ходить в темноте с фонарем. Кажется, что оттуда, из темноты, за мной злыми глазами следят враждебные существа. И это чувство у меня с детства. С чего бы это? Когда темнота как бы обнимает меня, я ничего подобного не ощущаю, и мне совсем не страшно.

– У меня и самого бывает такое чувство, – признался капитан Джим. – Наверно, когда темнота близко, она кажется нам другом. Однако туман редеет. С запада задул ветер – чувствуете? Пока дойдете до дому, на небе появятся звезды.

Так и случилось. Когда Энн вошла в дом, в очаге еще тлели угли, а все призраки исчезли.

Глава четырнадцатая НОЯБРЬСКИЕ ДНИ

Яркие краски, которыми несколько недель полыхали берега бухты Четырех Ветров, наконец выцвели, и серо-голубое покрывало поздней осени легло на окрестные холмы. Целыми днями поля мокли под моросящим дождем или ежились под порывами холодного морского ветра. По ночам часто разыгрывался шторм, и Энн, просыпаясь от сильных ударов ветра по стеклу, молилась, чтобы какое-нибудь судно не отнесло к скалистому берегу бухты, потому что тогда его не спасет даже яркий и надежный огонь маяка.

– В ноябре мне иногда кажется, что весна никогда не наступит, – вздыхала Энн, грустно глядя на свой оголенный мокрый садик. Пирамидальные тополя и березы, по словам капитана Джима, «торчали как палки», хотя еловый лесок по-прежнему зеленел, презирая непогоду. Но и теперь, когда изредка выпадали солнечные дни, бухта сверкала и переливалась так беспечно, а залив так нежно голубел вдали, что бешеный ветер и шторм казались дурным сном.

Энн с Джильбертом часто проводили вечер на маяке. Там всегда было тепло и уютно. Даже когда восточный ветер пел в минорном ключе и море было свинцово-серым, в доме капитана Джима, казалось, поблескивали солнечные искры. Может быть, причиной этого был Старпом, шуба которого искрилась золотом. От огромного кота исходило сияние, вполне заменявшее солнце, а его оглушительное мурлыканье создавало приятный фон для разговоров и смеха, звучавших у камина.

Джильберт и капитан Джим обсуждали самые разные проблемы, а Энн слушала их или мечтала. Иногда с ними приходила и Лесли, и тогда они с Энн вдвоем бродили по берегу в призрачных сумерках или сидели на камнях на берегу, пока ночь не загоняла их к веселому голубому пламени. Капитан Джим заваривал чай и вспоминал о своих бесчисленных приключениях.

Лесли, казалось, получала огромное удовольствие от этих походов на маяк и искрилась остроумием и весельем. В ее присутствии разговор становился особенно оживленным. Даже когда сама Лесли ничего не говорила, она как бы вдохновляла других. Рассказы капитана Джима звучали увлекательнее, Джильберт больше острил, а у Энн разыгрывалось воображение.

– Лесли рождена, чтобы блистать в столичных интеллектуальных кругах, – поделилась как-то Энн с Джильбертом по дороге домой. – Как обидно, что такая яркая личность пропадает впустую в бухте Четырех Ветров!

– Видно, ты не слушала нас, когда в прошлый раз мы с капитаном Джимом обсуждали эту тему. Мы пришли к утешительному выводу, что Создатель, наверно, не хуже нас знает, как руководить миром, и такой вещи, как «жизнь, потраченная впустую», просто не бывает – разве что человек сам выбрасывает свои способности на ветер и зря прожигает жизнь, – а Лесли Мор ничего подобного не делает. Между прочим, некоторые, может быть, считают, что бакалавр искусств Редмондского университета «пропадает впустую» замужем за провинциальным лекарем.

– Джильберт!

– Если бы ты вышла замуж за Роя Гарднера, то блистала бы в интеллектуальных кругах далеко от бухты Четырех Ветров.

– Джильберт Блайт!

– Но ты же была одно время в него влюблена, Энн.

– Джильберт, я никогда не была в него влюблена. Мне просто так показалось. И тебе это отлично известно. Ты знаешь, что я не променяю наше счастливое гнездышко ни на один королевский дворец.

В ответ Джильберт сжал ее в объятиях, и оба они начисто забыли про бедную Лесли, идущую через поля к дому, который не был ни дворцом, ни счастливым гнездышком.

Над грустным темным морем поднялась луна, но дальний берег бухты, где угадывались темные низины и мерцали окна домов, еще оставался в тени.

– Посмотри, Джильберт! – воскликнула Энн. – Правда, эта цепочка огней над гаванью кажется золотым ожерельем? А вон и наш дом! Как я рада, что оставила свет в гостиной. Терпеть не могу приходить в темный дом. Это наш свет, Джильберт!

– Да, Энн, это – наш путеводный маяк. Если у тебя есть дом, а в нем любимая рыжекудрая жена, то чего еще хотеть от жизни?

– Ну, можно захотеть и еще кое-чего, – счастливым голосом прошептала Энн. – Ой, Джильберт, я никак не дождусь весны.

Глава пятнадцатая РОЖДЕСТВО В БУХТЕ ЧЕТЫРЕХ ВЕТРОВ

Поначалу Энн с Джильбертом собирались на Рождество в Эвонли, но потом решили остаться в Четырех Ветрах.

– Я хочу провести наше первое Рождество в собственном доме, – объявила Энн.

И они не поехали в Эвонли, а вместо этого к ним на Рождество приехали Марилла, миссис Рэйчел Линд, Дора и Дэви. У Мариллы был такой вид, точно она совершила кругосветное путешествие. Она ни разу не выезжала из Эвонли дальше чем на шестьдесят миль и ни разу не справляла Рождество где-нибудь кроме Грингейбла.

Миссис Рэйчел, убежденная, что женщина с университетской степенью не способна приготовить настоящий рождественский пирог, привезла с собой огромный сливовый пудинг. Но в остальном она одобрила, как Энн содержит дом.

Когда они с Мариллой ложились спать в комнате для гостей, миссис Линд сказала:

– Энн – прекрасная хозяйка. Я заглянула в хлебницу и помойное ведро. По ним я сужу о том, как женщина ведет хозяйство. Так вот, в ведре не было ничего, что могло бы еще пригодиться, а в хлебнице не оказалось заплесневелых корок. Разумеется, это – твое воспитание, Марилла, но ведь потом она три года провела в университете. И я заметила, что мое полосатое покрывало лежит у них на постели, а перед камином на полу расстелен мой плетеный коврик. И я сразу почувствовала себя дома.

Первое Рождество в доме Энн удалось на славу. День выдался ясный, накануне выпал снег, а незамерзшая бухта голубела и искрилась на солнце.

К обеду пришли капитан Джим и мисс Корнелия. Энн пригласила и Лесли с Диком, но Лесли отказалась, сказав, что они всегда празднуют Рождество у дяди Айзека.

– Ей так лучше, – сказала мисс Корнелия. – Она не хочет показывать Дика посторонним. Для Лесли Рождество – тяжелая пора. Когда был жив ее отец, они старались, чтобы в доме в этот день был настоящий праздник.

Нельзя сказать, чтобы миссис Линд и мисс Корнелия очень понравились друг другу. Но они и не повздорили. Миссис Линд почти все время провела на кухне, помогая Энн, а Джильберт развлекал капитана Джима и мисс Корнелию – или, вернее, они развлекали его своей обычной дружеской перебранкой.

– Давно уже в этом доме не справляли Рождество, миссис Блайт, – заметил капитан Джим. – Мисс Рассел всегда уезжала на Рождество в город. Но я был приглашен на первый рождественский обед в этом доме – его приготовила жена учителя. С тех пор прошло шестьдесят лет. День был очень похож на сегодняшний – снежок побелил холмы, а бухта синела, как в июне. Я был совсем мальчишкой, и меня в первый раз официально пригласили в гости. Я до того стеснялся, что почти ничего не ел.

– Это проходит со временем, особенно у мужчин, – заверила мисс Корнелия, яростно работая спицами. Она не могла сидеть без дела даже на Рождество. Дети рождаются и в будни, и в праздники, и в бедном рыбацком домике как раз появился новорожденный. Мисс Корнелия отослала этому семейству свой рождественский обед и теперь со спокойной совестью собиралась встретить Рождество у друзей.

– Ты же знаешь, Корнелия, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, – сказал капитан Джим.

– Может, и так, если у него вообще есть сердце, – возразила мисс Корнелия. – Наверно, поэтому женщины и убиваются за плитой. Бедняжка Амелия Бакстер, которая умерла на прошлое Рождество, перед смертью сказала, что это – первое Рождество за всю ее замужнюю жизнь, когда ей не нужно готовить праздничный обед на двадцать персон. Надо же так заездить женщину, что она рада отдохнуть хоть в гробу. Ее нет на свете уже год, и надо полагать, что Хорас Бакстер скоро начнет искать себе новую кухарку.

– По-моему, уже начал, – капитан Джим подмигнул Джильберту. – Слышал я, будто он заходил к тебе в прошлое воскресенье в костюме и накрахмаленной рубашке.

– Нет, не заходил. А как зашел, так тут же и вышел бы. Я могла его заполучить давным-давно, когда он еще был свеженький. А подержанный товар мне не нужен, тем более такой. Можете себе представить – в прошлом году у Хораса Бакстера были денежные трудности и он молился Богу, чтобы тот помог ему из них выбраться. А когда умерла его жена, он получил за нее страховку и заявил, что, видно, Бог услышал его молитву. Одно слово – мужчина!

– А откуда тебе это известно, Корнелия?

– Методистский пастор сказал, если только можно верить методисту. То же самое сказал и Роберт Бакстер, но на его-то слова и вовсе нельзя положиться. Этот не упустит случая соврать.

– Полно, Корнелия, не так уж много он врет, просто очень часто меняет свои мнения.

– А кажется, что врет всякий раз, когда его слушаешь. Но, само собой, вы, мужчины, стоите друг за дружку. А мне Роберт Бакстер не по нутру. Подумать только – перешел к методистам потому лишь, что пресвитерианский хор случайно запел псалом «Вот идут жених с невестой», когда они с Маргарет вошли в церковь на следующее воскресенье после свадьбы. Да хоть бы и так – пусть не опаздывают! Он заявил, что, дескать, хор это сделал нарочно, чтобы его оскорбить. Подумаешь, тоже мне шишка! Но у них все семейство такое: чересчур много о себе воображают. Его брат Элифалет говорил, что его все время подзуживает дьявол – будто дьяволу больше и делать нечего, как его подзуживать.

– Ну, не знаю, – задумчиво произнес капитан Джим. – Элифалет Бакстер жил совсем один – даже кошки или собаки у него не было. А когда человек один, то так и жди, что начнет якшаться с дьяволом. Ему надо сделать выбор – с Богом он или с дьяволом. Если дьявол все время подзуживал Элифалета, то, значит, он выбрал себе его в товарищи.

– Одно слово – мужчина, – подытожила мисс Корнелия и умолкла, поглощенная укладыванием сборочек на платьице. Но вскоре капитан Джим опять ее задел, заметив словно бы между прочим:

– А я в прошлое воскресенье был в методистской часовне.

– Лучше бы сидел дома и читал Библию, – взвилась мисс Корнелия.

– Полно, Корнелия, какой вред в том, чтобы зайти к методистам, когда в твоей собственной церкви нет службы? Я уже семьдесят шесть лет как пресвитерианин.

– Ты подаешь плохой пример, – заявила мисс Корнелия.

– А потом, – с усмешкой в глазах продолжал капитан Джим, – мне хотелось послушать хорошее пение. Ты же не можешь отрицать, Корнелия, что у методистов отличный хор, а в нашей церкви, после того как хористы между собой перессорились, поют отвратительно.

– Ну и что? Они стараются как могут, а для Господа Бога нет разницы между пением вороны и соловья!

– Полно, Корнелия, – мягко возразил капитан Джим. – Я не верю, что у Всевышнего такой плохой слух.

– А из-за чего поссорились хористы? – спросил Джильберт, с наслаждением слушавший их пикировку.

– Это началось три года назад, когда у нас задумали строить новую церковь, – ответил капитан Джим. – Из-за этой церкви мы вообще все переругались – никак не могли договориться, где ее строить. Прихожане разделились на три лагеря: одни хотели строить церковь на восточном участке, другие – на южном, а третьи считали, что надо строить на том месте, где стоит старая церковь. Споры шли повсюду – на собраниях комитета, во время службы, на рынке и в супружеских постелях. На свет Божий выволокли все скандалы за последние сто лет. Из-за этой свары расстроились три свадьбы. А что творилась на собраниях! Ты ведь помнишь, Корнелия, какую речь закатил на одном таком собрании Лютер Бэрнс?

– Речь! Скажи уж прямо, что он расчихвостил всех членов комитета. Да и было за что! Что это был за комитет – одни недоумки. И среди них ни одной женщины! Они провели двадцать семь заседаний и не продвинулись ни на шаг. Если на то пошло, то даже назад откатились, потому что, войдя в раж, снесли старую церковь. Вот мы и остались безо всякой церкви и службы стали проводить в клубе.

– Но ведь методисты предлагали нам свою часовню.

– В Глен Сент-Мэри до сих пор не было бы церкви, – продолжала мисс Корнелия, игнорируя реплику капитана Джима, – если бы за дело не взялись женщины. Мы провели одно собрание, выбрали комитет и начали сбор взносов. Когда мужчины пытались что-нибудь вякать, мы им говорили, что они два года командовали, и толку никакого, а теперь наша очередь. Так мы им заткнули рты, и церковь была построена за полгода. Конечно, когда мужчины увидели, что дело у нас идет на лад, они перестали спорить и принялись за работу. Еще бы! Им бы только верховодить. Хоть женщинам и не разрешается читать проповеди или быть церковными старостами, но собирать деньги и строить церкви им еще никто не запрещал.

– А у методистов женщинам разрешается читать проповеди, – ввернул капитан Джим. Мисс Корнелия бросила на него уничтожающий взгляд.

– Я и не отрицаю, что у методистов хватает здравого смысла. Я просто сомневаюсь в их религиозной догме.

– Вы, наверно, считаете, что женщинам надо дать избирательное право, мисс Корнелия? – спросил Джильберт.

– Нет, мне не так уж нужно избирательное право, – ответила мисс Корнелия. – Достаточно я уж подчищала за мужчинами. Но попомните мои слова: когда мужчины поймут, что заварили кашу, которую сами не могут расхлебать, они с радостью предоставят нам избирательное право и спихнут на нас все заботы. Хорошо, что у женщин достаточно терпения!

– А как насчет Иова – у него разве не было терпения? – спросил капитан Джим.

– У Иова! Все были так поражены, что нашелся терпеливый мужчина, что решили увековечить его память,[3]3
  [3] Библейский патриарх, на которого Бог наслал страшные лишения, но тот все равно не утратил веру в Его мудрость и справедливость. (Примеч. пер.)


[Закрыть] – торжествующе отрезала мисс Корнелия. – Но вовсе не все мужчины, которых зовут Иов, наделены терпением. Вспомни старого Иова Тейлора.

– Ну, его терпение подвергалось слишком тяжелым испытаниям. Даже ты вряд ли сможешь сказать что-нибудь хорошее о его жене. А я помню, что сказал на ее похоронах старый Уильям Макалистер: «Она, конечно, была набожная женщина, но по характеру – сущий дьявол».

– Это верно, характер у нее был тяжелый, – согласилась мисс Корнелия, – но все же это не оправдывает того, что сказал Иов, когда она умерла. Он ехал с кладбища с моим отцом и всю дорогу молчал, пока они не подъехали к дому. И тут он глубоко вздохнул и говорит: «Поверишь ли, Стивен, сегодня – счастливейший день в моей жизни».

– Видно, жена ему здорово надоела, – заметил капитан Джим.

– Как бы ни надоела, а приличия надо соблюдать. Даже если человек в глубине души радуется смерти жены, не обязательно это провозглашать во всеуслышание. И, между прочим, сколько Иов Тейлор ни натерпелся от жены, он вскоре женился снова. Вторая жена держала его в ежовых рукавицах. Первым делом она велела ему поставить памятник первой жене и оставить на нем место для ее собственного имени. Мол, когда она умрет, никто уж не заставит Иова поставить памятник еще и ей.

– Кстати, о Тейлорах. Доктор, как дела у жены Льюиса Тейлора? – спросил капитан Джим.

– Поправляется, хотя и медленно – ей приходится слишком много работать, – ответил Джильберт.

– Ее мужу тоже приходится много работать на своей свиноферме, – вставила мисс Корнелия. – Свиней он выращивает отменных. И гордится ими куда больше, чем своими детьми. Да и то сказать – свиньи у него первоклассные, а дети так себе. Он выбрал для них болезненную мать, да еще держит их всех впроголодь. Свиньи получают сливки, а дети – снятое молоко.

– Иногда я вынужден с тобой соглашаться, Корнелия, – заметил капитан Джим. – Про Льюиса Тейлора ты говоришь чистую правду. Когда я вижу его голодных, тощих детишек, мне несколько дней кусок в горло не лезет.

Тут Энн молча поманила Джильберта пальцем из кухни, закрыла дверь и сделала ему супружеское внушение:

– Джильберт, хватит вам с капитаном Джимом дразнить мисс Корнелию. Я этого не потерплю!

– Энн, мисс Корнелия рада-радешенька высказать все, что она думает о мужчинах. Ты и сама это знаешь.

– Ну и пусть. А вам незачем ее подзуживать. Обед готов, и, пожалуйста, Джильберт, не давай миссис Рэйчел резать гуся. Она обязательно предложит свои услуги, потому что считает, что ты это сделать как следует не сумеешь. Покажи ей, что сумеешь.

– Еще бы не суметь! После того как я целый месяц изучал по книгам, как это делается! Только ничего мне не говори, когда я буду этим заниматься, а то я собьюсь и все перепутаю, как ты, когда учитель менял буквы в задачах по геометрии.

Даже миссис Рэйчел была вынуждена признать, что Джильберт образцово справился с гусем. И все с удовольствием его ели. Первый рождественский обед, приготовленный Энн, прошел с большим успехом, и она вся лучилась гордостью. Когда закончилось долгое и веселое пиршество, все собрались у пылающего камина, и капитан Джим неспешно рассказывал им о своих приключениях, пока красное солнце не стало опускаться в море и тени пирамидальных тополей не легли поперек заснеженной дорожки.

– Ну, мне пора на маяк, – сказал капитан Джим. – Как раз успею до захода солнца. Спасибо за прекрасное Рождество, миссис Блайт. Приведите как-нибудь на маяк мастера Дэви.

– Да, я хочу посмотреть на каменных идолов, – радостно отозвался Дэви.