Текст книги "Единственный (ЛП)"

Автор книги: Люси Дарлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 16

Энджел

Я взвизгиваю от смеха, когда Авель слегка покусывает мою шею. Он стал гораздо игривее со мной. С каждой секундой, проведенной вместе, его стены рушатся все сильнее. Я знаю, он показывает мне ту свою сторону, которую не видел никто другой. От этого я чувствую себя особенной. От этого я почти что готова полюбить его.

– Ну как ты? – Авель проводит рукой между моих ног, ладонью касаясь меня.

После первого раза он отнес меня в ванную, и мы долго лежали в воде. Закончилось это тем, что мы принялись за старое. Сначала он сопротивлялся, беспокоясь, что мне больно, но ему было трудно отказать, когда я напомнила ему его же слова о том, что мне стоит только попросить. Уверена, тот факт, что я вскарабкалась на него, как на дерево, тоже помог его уговорить.

Он позволил мне задавать ритм, но это продлилось недолго. Авель быстро взял верх. Пусть я и была сверху, это он двигал мое тело. Меня заводит та власть, которую он может брать. Это меня не пугает. Напротив, освобождает, потому что я знаю – он обращается со мной бережно. Он никогда не сделает ничего, чтобы причинить мне боль.

Быть беззаботной и окруженной заботой – нечто непривычное для меня. Большую часть жизни я присматривала сама за собой. Отец, возможно, оплачивал счета, но на этом его помощь заканчивалась. Он всегда был ближе к моему брату. И, кажется, это не слишком хорошо кончилось. Интересно, знал ли отец, чем тот занимается? Вряд ли он мог не знать. Он любит держать под контролем все, что может бросить на него тень в свете рампы.

– Я в порядке, – поворачиваюсь я и ловлю губы Авеля своими. Его телефон снова вибрирует. Авель издает рычащий звук, от которого я снова хохочу. – Ответь. Может, это важно.

– Важна только ты.

– Знаешь, что ты бываешь настоящим милашкой? – брови Авеля взлетают к волосам, и я хохочу еще громче. – Полагаю, тебя так еще никто не называл.

– Нет, – он проводит большим пальцем по моим губам.

– А звонок может быть обо мне, – напоминаю я ему. Там же черт знает что творится с моим братом, и, бог знает, что, с отцом. Я знаю, что рано или поздно мне придется с этим столкнуться, но было так здорово забыться в Авеле. Забыть об остальном мире и своей безумной семье.

– Ладно, – вздыхает он, перекатывается и садится, чтобы взять телефон.

Я встаю, подбираю с пола его рубашку и натягиваю на себя.

– Я приготовлю нам что-нибудь поесть.

– Было бы здорово, – он встает. – Мне нужно на минутку в кабинет.

– Хорошо, – я направляюсь на кухню. – Я приготовлю тебе кофе, – говорю я ему. – Настоящий.

Я начинаю готовить завтрак, пока заваривается кофе. Когда он готов, я несу чашку ему. Я замираю у двери, услышав свое имя. Я знаю, что не стоит подслушивать, но внутренний голос велит мне остаться.

– Это отец Энджел. Какого хуя тебе надо? – Авель звучит злым, но он почти всегда такой, когда разговаривает с другими. Он прямолинеен и краток. Только со мной он стал раскрываться больше. Он знает, что мне нужно слышать его слова, и он дает их мне.

– Я не убивал его. – Моя рука, держащая теплую чашку, сжимается. Как он мог его убить? Он все это время был со мной. Моего отца нашли мертвым? Или он пропал? Черт. Неужели мой брат способен убить собственного отца? – Все его пальцы на месте. —

Авель делает паузу. – Я не сказал, что и с пальцами на ногах тоже все в порядке.

– Я отступаю на шаг. Что, черт возьми, это значит? – Мне не пришлось особо стараться, чтобы он заговорил. Он оказался чертовой крысой.

В моей голове начинают складываться кусочки паззла, но я не хочу в это верить. Я отхожу еще на несколько шагов, увеличивая дистанцию между мной и дверью кабинета. Авель говорил, что его работа – добывать информацию у людей. Неужели он добывал ее у моего отца? Я разворачиваюсь и бегу обратно на кухню.

– Энджел.

Я вздрагиваю, его голос застает меня врасплох. Я роняю чашку, но Авель проворен – он обхватывает меня сзади за талию, поднимает с пола и отступает как раз в тот момент, когда чашка разбивается вдребезги. Ни капли горячего кофе не попадает на мои бедра.

– Черт, прости, – он ставит меня на кухонный островок, наклоняется и осматривает мои ноги, проверяя, все ли в порядке.

– На меня ничего не попало, – говорю я ему.

Мой Авель нежно целует меня в колено и выпрямляется. Как этот человек может быть тем же, кто только что говорил об отрывании кому-то пальцев на ногах?

– Сиди тут, пока я не уберу все. На тебе нет обуви.

Я киваю, мой мозг – хаос мыслей, которые я не могу упорядочить, как ни стараюсь. Я смотрю, как он быстро убирает осколки, а затем возвращает все свое внимание мне.

– Эй, – Авель берет меня за подбородок, заставляя поднять на него взгляд, и встает между моих ног. – Ты в порядке?

– Да.

Он хмурится, и, кажется, он мне не верит.

– Мне нужно ненадолго отлучиться. Ты побудешь тут одна несколько минут?

– Я доготовлю завтрак.

– Уже вторая половина дня, – Авель усмехается, и в этот миг его полуулыбка заставляет меня забыть обо всем на свете. Я никогда не видела его улыбок. Я тянусь и глажу его по щеке.

– Ты заставляешь меня забывать обо всем на свете.

– Я и сам хочу забыть обо всем на свете. – Авель целует меня в лоб. – Райли и Николай скоро заглянут.

Упоминание Райли заставляет меня задуматься, насколько она в курсе происходящего и что знает об Авеле. Думаю, гораздо больше, чем сказала в тот день. Она тогда уклонилась от нескольких вопросов, и теперь ее комментарии обретают больший смысл. Я не злюсь на нее, потому что она сама в непростом положении. Ее лояльность принадлежит Николаю.

– Хорошо.

Я не знаю, что и думать обо всем этом, но и делать поспешных выводов тоже не хочу. Каждый раз, когда я это делала по отношению к Авелю, я оказывалась неправа.

– Можно спросить, прежде чем ты уйдешь?

– Ты можешь спрашивать меня, о чем угодно, Энджел.

– Мой отец... он не нанимал тебя?

Он все время говорил, что взял меня, чтобы обезопасить, но не сказал, по чьему приказу. Все началось с того, что из-за моей дружбы с Райли влезли в жизнь моей семьи.

– Нет.

– Ты взял меня из-за того, что случилось с Райли? Неужели она хотела меня обезопасить?

– Я взял тебя, потому что хотел обезопасить тебя.

– Неужели это единственная причина?

Авель качает головой: «нет».

– Ты скажешь мне?

– Не хочу пугать тебя.

Вот черт. Не успеваю я настоять, как раздается сигнал.

– Это они?

– Ага, – Авель достает телефон. – Я скажу Райли подняться к тебе. —

Он целует меня в губы и выходит.

Я смотрю ему вслед, и в голове у меня каша.

Я спрыгиваю со столешницы и бегу в гардеробную переодеться. На этот раз, глядя на одежду, я замечаю бирки. Авель подготовил свой дом для меня. Он знал, что приведет меня сюда, и, судя по всему, я останусь здесь надолго.

Я провожу рукой по вешалкам. Все вещи – бренды, которые я ношу, а некоторые – точные копии той одежды, что висит у меня дома в гардеробе.

– Привет, – я оборачиваюсь и вижу Райли в дверях.

– В тот день у меня дома. Когда все случилось. Это не ты просила Авеля забрать меня и обеспечить безопасность, да?

– Нет, – она качает головой. – Николай просто заверил меня, что ты в безопасности.

– Потому что это он приказал Авелю забрать меня?

– Думаю, у Чёрча уже был свой план, – она жестом указывает на одежду.

– Он с самого начала планировал меня похитить. – Райли отводит взгляд, ее глаза блуждают где угодно, только не на мне. – Райли.

– Что? – пожимает она плечами. – Что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Не знаю, – снимаю несколько вещей с вешалки, чтобы одеться.

– Эти мужчины... они другие, – вот все, что она говорит.

Ее слова попадают в точку. Она не неправа. Авель – мужчина особого склада, но разве не эти его особенности заставили меня так сильно в него влюбиться?

– Он пытает людей, – бормочу я, натягивая спортивные штаны. Я все еще не могу примириться с мыслью, что мой нежный, заботливый, внимательный Авель – тот же человек, которого эти люди зовут Чёрчем.

– Некоторые люди заслуживают пыток, – Райли снова пожимает плечами, словно в этом нет ничего особенного. Она подходит к комоду и открывает ящик с лаками для ногтей. – Хочешь сделать маникюр и педикюр? – она что, серьезно? Она предлагает мне красить ногти, пока Авель, возможно, где-то отрывает их кому-то другому? Я захлопываю ящик. Она и правда часть этого мира. – Значит, нет?

– Мой отец – один из тех, кого он пытал?

– Я не задаю таких вопросов, – она поднимает руки. – Некоторые вещи лучше не знать.

– А если бы это был твой отец?

– Да, это сравнение, наверное, для тебя не работает, – Райли даже смеется.

– Что это значит?

– Скажем так, Николай и Маттео позаботились о том, чтобы я осталась последней из О’Хэйров, теперь, когда моя сестра замужем. Скоро и мое имя исчезнет, когда я выйду замуж. И О’Хэйры исчезнут совсем.

Райли не звучит расстроенной из-за этого.

– Мне надоело получать информацию по крупицам.

– Ладно, теперь ты одна из нас, – говорит Райли и пускается в рассказ о том, как сошлись ее сестра и Маттео, что, в свою очередь, свело ее и Николая. Когда она заканчивает, становится лишь яснее, что да, эти мужчины сильно отличаются от других. Особенно когда дело касается их женщин. Но чего я не понимаю, так этого, что это значит для меня. – Эти мужчины берут то, что хотят. Они собственники.

– Безумцы? – добавляю я.

– Думаю, Чёрч – больший безумец, чем большинство.

Я закрываю глаза. Нужно быть безумцем иного уровня, чтобы быть способным пытать людей.

– Эй, – Райли толкает меня, заставляя снова открыть глаза. – Мой мужчина и сам немножко безумен. Не просто так он и Чёрч ближе друг к другу, чем с остальными.

– А где твой мужчина? – спрашиваю я, выходя из гардеробной.

Райли следует за мной.

– Он и Чёрч разбираются кое с кем.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней.

– Кое с кем? То есть с моим отцом?

– Возможно? – она кривится, не желая мне в этом признаваться.

– Они уехали?

– Не думаю, что они оставят нас одних.

Значит, они все еще здесь. А это значит, что мой отец, выходит, тоже здесь.

Я направляюсь к двери. Ожидаю, что она заперта, но она открывается. Должно быть, он оставил ее незапертой, чтобы Райли могла подняться.

– Энджел!

Райли бросается за мной, когда я спускаюсь по лестнице. Дверь склада тоже открыта. Машина Николая припаркована перед ней рядом с машиной Авеля, но их самих нигде не видно.

– Где они?

– Мы, скорее всего, не хотим этого знать.

Она хватает меня за руку, пытаясь увести обратно наверх, но я вырываюсь и начинаю осматриваться. Я замираю, обнаружив бетонную лестницу, уходящую под землю. Словно кто-то специально вырыл котлован, чтобы построить этот подвал. Внизу – металлическая дверь.

– Энджел, не надо.

Может, мне и стоит ее послушаться, но вместо этого я спускаюсь вниз. Когда я пытаюсь открыть дверь, она не поддается. Я прижимаюсь ухом к холодной поверхности, но не слышно абсолютно ничего.

– Они там, да?

– Наверное.

Райли стоит позади меня. Мы обе взвизгиваем и подпрыгиваем, услышав громкий щелчок замка, прежде чем массивная металлическая дверь начинает открываться.

– Черт, – бурчит Николай, увидев меня, но мой взгляд проскальзывает мимо него и останавливается на Авеле, который стоит над моим отцом с плоскогубцами в руке.

Глава 17

Черч

– Энджел.

Я роняю плоскогубцы. Она смотрит на меня. Ее лицо ничего не выражает – с этим я не сталкивался. Обычно все ее эмоции как на ладони, но сейчас – пустота. Меня охватывает страх. Чувство, к которому я не привык.

– Энджел, – хрипит ее отец. Уверен, он в шоке, увидев дочь здесь. Мне хочется вырвать ему глаза, чтобы он больше никогда не мог на нее смотреть. – Помоги мне, – голос его срывается.

Энджел отступает на шаг, натыкаясь на Райли, чье лицо искажено отвращением. Ни одной из них не нужно было этого видеть.

– Пошли, – Райли пытается потянуть Энджел за руку, чтобы привлечь ее внимание. Я смотрю, как на глазах моего ангела выступают слезы. Те самые, что вызвал я. Наконец, она позволяет Райли увести себя наверх.

Я, блядь, забыл запереть дверь наверх после того, как вошла Райли. Я никогда ничего не забываю. Я иду за ними. Не может быть и речи, чтобы я позволил ей убежать. Я знаю, что должен. Ей нужно пространство, но я не могу себя остановить. Николай тоже не смеет мне мешать. Он знает, чем это пахнет.

Я знаю, что дверь в док открыта. Я оставил ее так, потому что Маттео сказал, что направляется сюда. Он не уточнил причин, но просто так он не заглянул бы. То, что ему нужно, должно быть важно, раз он нанес личный визит. Обычно, если дело рядовое, он просто послал бы Серджио.

– Энджел, – окликаю я ее.

Она останавливается и поворачивается ко мне.

– Я не бегу, – выдыхает она. – Знаю, что лучше не стоит.

Черт побери. Я замираю на месте.

«Знает, что лучше не стоит»? Эти слова разрывают меня изнутри. Пытка моего же собственного изготовления.

– Ты убьешь его?

– Э-э, ему не обязательно делать это самому, если тебя это смущает, но этот человек – труп, – отвечает Николай.

– Заткнись нахуй, – рычу я на него.

– Авель? – Энджел снова обращается ко мне, желая услышать мой ответ.

– Если ты не хочешь этого, я не стану.

Ее глаза расширяются.

– Не спрашивай меня об этом! – она переминается с ноги на ногу. Я хочу подойти к ней, но стою на месте. Ее слова о том, что «лучше не стоит», пригвоздили меня к полу. К моему удивлению, это Энджел делает шаг ко мне. Она кладет руки мне на грудь и смотрит снизу-вверх. – Как долго он здесь? Все то время, что я тут живу?

– Да.

Я не стану лгать ей. Я уже скрыл слишком многое.

– Зачем ты это с ним делаешь?

– Ты знаешь, он нехороший человек.

– А ты хороший, Авель?

– Единственный, кем я хочу быть, – это твоим.

Это правда. Все остальное не имеет значения. Хорошим или плохим тебя назначают люди. Это всего лишь мнение. Не более того. То, что я считаю злом, другой может таковым не счесть.

Сигнал от ворот оповещает о прибытии Маттео. Самое неподходящее, блядь, время, но остановить это уже невозможно.

– Кто это? – спрашивает Энджел.

– Маттео Каттанео.

Она тихо ахает.

– Ты же знаешь, я никогда никому не позволю причинить тебе вред. Никому.

Я не позволю. Я убью всех здесь ради нее одной, и у меня не будет ни капли сожаления. Уверен, кто-то скажет, что это делает меня очень плохим человеком. Но мне плевать, что думают другие. Все, кроме нее. Она – мое все.

Энджел оборачивается, услышав, как автомобиль заезжает в док. Маттео не один. Его внедорожник и фургон заезжают внутрь. Либо он привез кого-то мне, либо планирует забрать сенатора.

– Энджел, – я понижаю голос. – Ты должна сказать мне, чего хочешь, потому что ситуация накаляется. Мне нужно знать, на чьей ты стороне в этом.

Ненавижу, что ставлю ее в такое положение, но у нас больше нет времени.

– Не делай ничего, что поставит тебя под удар, – шепчет она.

Энджел только что выбрала меня вместо отца.

– Я не об этом.

– Не заставляй меня это говорить, – ее глаза снова наполняются слезами.

– Ты не должна делать ничего, чего не хочешь, – пытаюсь я ее успокоить.

– А если бы я захотела уйти?

Я сжимаю кулаки.

– Тогда мы уедем.

Думаю, она имела в виду одна, но это не вариант. Я отвезу ее куда угодно, кроме как подальше от себя.

– Я здесь, чтобы забрать сенатора, – объявляет Маттео, выходя из внедорожника. За ним следует Серджио. Сэл выходит из фургона, но остается около него, и я понимаю, что внутри кто-то есть.

– Что происходит? – спрашиваю я.

– Разве это имеет значение? – взгляд Маттео задерживается на Энджел.

– Брент – моя добыча.

Энджел вздрагивает от моих слов.

– Ты убьешь его? – она смотрит на меня. – Почему он не отправится в тюрьму или что-то подобное?

– Нам не нужны болтуны. Все трое умрут. Все уже запущено. – Маттео смотрит на часы. – Вообще-то, у меня жесткий график. Не могу заставлять нового начальника полиции ждать.

Он все подстроит. Свалит все убийства друг на друга. Уверен, выйдет так, что Брент убил отца, а Кен и Барби устроили убийство-самоубийство. Это позволит замести следы без лишних вопросов. Все получат то, чего хотят. Кроме, пожалуй, моего ангела. Блестящий план. Не удивлен. Так всегда работает Маттео. Именно поэтому он до сих пор самый влиятельный человек в городе.

– Прибереги слезы, Энджел. Они тебе понадобятся для камер.

– Маттео, – я рычу, заслоняя Энджел собой от чужих взглядов. Я готовлюсь на случай чего.

– Ты сказал ей? – Маттео продолжает гнуть свое.

Я делаю шаг, но Энджел хватает меня за рубашку сзади, и я останавливаюсь. Одним прикосновением эта хрупкая девушка может управлять мной и судьбами стольких людей.

– Сказал мне что? – она выглядывает из-за моей спины.

– Не надо, – приказываю я ей, плевав сейчас на то, кто такой Маттео. Энджел уже предстоит жить, зная кучу ебанутого дерьма.

– Не тебе решать. – Энджел бьет меня локтем, пытаясь протиснуться.

Я уступаю, но обвиваю ее рукой выше груди, прижимая спиной к себе. Я крепко держу ее, чтобы она не двигалась. Меня наполняет облегчение, что она не пытается вырваться. Сейчас я должен волноваться о другом.

Маттео усмехается, глядя на то, как Энджел пихает меня и помыкает мной. Мне плевать. Все, что меня волнует сейчас, – это пройти через все это и выйти с ней по другую сторону, в лучшем для нее месте.

– Скажи ей. Она имеет право знать, – тихо говорит Райли.

– У твоего брата небольшая одержимость тобой.

Моя рука сжимается вокруг Энджел, ненавидя даже думать о том мелком ублюдке. О тех больных вещах, что он творил, думая о ней.

– Он ненавидит меня. Брент всю жизнь терроризировал меня.

– Он ебанутый псих, так что, возможно, это его и возбуждало, – бурчит Николай, качая головой. Он все еще не отошел от истории с Брентом и Бекки, и я его понимаю. Он жаждет мести за то, что они попытались сделать с Райли.

– Некоторые девушки, те, кого выбирал он, были похожи на тебя, – говорю я Энджел, желая, чтобы она услышала это от меня. Она замирает. – Он устроил целое святилище в честь тебя. Твои фотографии, сделанные без твоего ведома. – Я сдерживаю ярость, чтобы выговорить остальное. – В твоем доме. – Энджел поворачивается в моих объятиях. – В твоей...

Она прикладывает палец к моим губам.

– Я поняла. Больше ничего не говори.

– Если ты хочешь попрощаться... – говорит Маттео.

– Что? – Энджел снова поворачивается к нему.

– Он здесь. – Маттео кивает в сторону фургона. – Мы отвезем твоего брата и отца домой.

– Я не хочу с ним разговаривать.

Мне ненавистно, как безнадежно она звучит. Она слишком чиста и невинна для всего этого.

– Что ж, тогда нам пора. – Маттео стучит пальцем по часам.

– Пошли, Энджел.

Она не сопротивляется, когда я увожу ее назад, в наше гнездышко. Николай и Райли следуют за нами.

– Ты уходишь, да? – спрашивает она, едва мы заходим внутрь. Энджел подходит, берет на руки котенка и прижимает его к груди.

– Я останусь, если ты этого хочешь.

– Ты сказал, что это твоя добыча.

Энджел повторяет мои же слова с нижнего этажа.

– Я имею на это право, но нет, я не обязан этого делать.

– Но ты хочешь.

Да. Я хочу свернуть шею этому мелкому ублюдку, но прежде хочу услышать его крик. Помучить его так же, как он мучил Энджел всю ее жизнь.

– Я больше хочу угодить тебе.

На ее губах проступает легкая улыбка.

– Иди, – говорит она.

– Я тоже останусь, – Райли садится на диван.

Николай не пропустит это. Возможно, главный здесь я, но я прослежу, чтобы он тоже получил свое.

– Иди, – снова говорит Энджел, но я не двигаюсь. – Я не убегу.

– Я все равно собирался запереть дверь.

Я честен с ней.

– Я знаю.

Подхожу к ней.

– Скажи мне не уходить.

– Я не сделаю этого, Авель.

Черт побери. Почему она это делает?

– Иди. Я буду здесь, когда ты вернешься. – Она облизывает губы. – Тогда мы поговорим.

Это что, проверка? Я, блядь, не понимаю.

– Пошли, – рука Николая ложится мне на плечо.

– Я вернусь, Энджел.

Она не останавливает меня, когда я наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее губам. Затем я выхожу вслед за Николаем и спускаюсь вниз. На этот раз убедившись, что дверь заперта.

Глава 18

Энджел

– Вот, это должно помочь. – Райли ставит передо мной кружку горячего шоколада с двойной порцией зефира. – Если нужно выплакаться – дай волю чувствам.

– Мне не нужно плакать. – Если бы и нужно, то явно не из-за Брента или Джона. Они слёз не стоят. Их заслуживают лишь те, кого они всю жизнь терзали. – Честно, я сама не понимаю, что сейчас чувствую.

Нелегко осознать, что тебя не волнует, что твоего брата и отца сейчас замучат до смерти – и сделает это мужчина, с которым ты связана.

– Сразу два события: правда о семье и любовь к Чёрчу. – Райли отпивает из своей кружки.

– А я люблю Авеля? – шепчу я.

– Конечно, любишь, – Райли закатывает глаза. – Иначе ты бы уже с криком бросилась от него прочь.

– Если бы и бросилась, это ничего бы не изменило. Он много раз повторял, чтобы я не бежала от него, потому что он всё равно меня не отпустит.

– Хорошо, тогда скажи, что не любишь его, и я поверю.

Райли смотрит на меня в ожидании.

– Он провел несколько дней, пытая Джона.

Я больше не могу называть его отцом. Они не моя семья. По правде говоря, никогда ею и не были. Мы никогда не вели себя как семья. Ни в каком смысле.

– А потом ты дала ему добро на финал, – указывает она.

Я могла остановить его. Он даже намекал, что попытается спасти их от смерти, если я попрошу. Что пойдет против всех ради меня, зная, что это может стоить ему жизни. Он был готов принять последствия, чтобы я могла принять свое решение.

– Я не хочу его менять, – признаюсь я.

Потому что Райли права. Я люблю Авеля. Он именно такой.

– Если бы ты попросила, он бы остановился. Ты это понимаешь, да?

– Понимаю.

И это всё, что мне нужно знать.

– Я понимаю тебя. Наши семьи разные, но мы всё равно семья. Та, что любит и защищает друг друга. – Ее лицо озаряет улыбка. – У меня всегда была сестра, но мы были вдвоем. И у меня был паршивый брат и отец. Мне плевать, насколько эта семья «не такая». Это настоящая семья, с людьми, которые любят тебя и защищают изо всех сил. И вы с Чёрчем можете стать ее частью.

– Я хочу этого. – Искренне хочу.

– Тебе просто нужно переступить через то, что общество вбило тебе в голову о правильном и неправильном. Это их правила и законы. Не факт, что они верны. А у нас свои, и я сплю спокойно. Думаю, многие вздохнут с облегчением, когда новости о Бренте и сенаторе станут достоянием общественности.

Райли так права. Кровь – не единственное, что создает семью. Это узы, которые мы формируем; доверие, которое нам дарят и которое мы вселяем; верность и любовь, которые мы позволяем себе дарить и принимать. К счастью, с возрастом мы сами выбираем, кого считать своей семьей. И я знаю без тени сомнения: мой дом – это Авель.

– Реалити-шоу? – предлагаю я.

– О да!

Я включаю телевизор, затем беру котенка и устраиваюсь с ним поудобнее. Авель спас его. Он приютил бездомного котенка и заботится о нем. По-своему этот мужчина очень даже милый.

– Энджел.

Я открываю глаза. Наверное, задремала. Как? Понятия не имею. Я должна была бы метаться взад-вперед. Авель отводит прядь волос с моего лица.

– Ты ела? Или весь день просидела на шоколаде?

Я протираю глаза и сажусь.

– И это первое, о чем ты спрашиваешь?

– Должен быть уверен, что о тебе заботятся, – он пожимает плечами.

Я вижу в его глазах неуверенность. Знаю, дело не в содеянном, а в том, что он пытается угадать мою реакцию на него.

Он, вероятно, в растерянности, не знает, как вести себя теперь, когда всё кончено. В смысле, кто вообще мог такое придумать? Здесь нет правильного или неправильного пути.

– Со мной всё в порядке. Что куда важнее – как ты? – я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его лицу, желая убедить его, что мои чувства после всего случившегося не изменились.

Он прижимается к моей ладони и тяжело вздыхает, словно мое прикосновение сняло груз с его плеч.

– Я скучал по тебе.

Он поворачивает голову и целует мою ладонь.

– Я тоже по тебе скучала.

Авель подхватывает меня на руки и садится на диван, усаживая меня сверху, оседлавшей его.

– Ты не ненавидишь меня?

Я качаю головой: «нет».

– Ты не боишься меня?

– Нет, я не боюсь тебя, Авель.

Я кладу руки на его грудь.

– Всё кончено?

– Да, – лишь и говорит он.

Он всё еще беспокоится о моей реакции. Словно я бомба, которая вот-вот взорвется. Я не хочу, чтобы он так жил. Напротив, я хочу дать Авелю то, что, думаю, никто и никогда ему не дарил.

– Я люблю тебя, Авель.

– Энджел...

– Нет, дай мне договорить, – обрываю я его. – Я люблю всего тебя. Знаю, что мне достается Авель, а все остальные видят Чёрча, но он – часть тебя. Оба вы составляете единое целое. И я люблю всего тебя, – повторяю я. – Без условий.

– Как ты можешь?

Его вопрос разбивает мне сердце за него. Он не думает, что заслуживает этого.

– Потому что так, как ты любишь меня. Я могу любить тебя без условий, потому что знаю: ты всегда будешь думать о том, что лучше для меня и для нас, прежде чем что-то сделать. Что ты поставишь меня превыше всего.

– Всегда, – клянется он. – Я люблю тебя до чертиков.

Его большие ладони бережно охватывают мое лицо.

– Я отдаю себе отчет, что порой могу быть... чересчур властным.

– Сумасшедшим? – с улыбкой подсказываю я.

– Что-то вроде того.

Я пожимаю плечами.

– Думаю, я, возможно, тоже немного сумасшедшая, – признаюсь я. – Но ты всё равно меня любишь.

– Навсегда.

– Навсегда, – соглашаюсь я, наклоняясь, чтобы поцеловать одного из самых грозных людей в городе. Человека, наводящего ужас на одних, в то время как мне он дарит лишь сладкие сны.

Эпилог

Авель

Спустя годы

– Я не горю желанием подставлять свою задницу, – Николай с раздражением проводит рукой по волосам. Думаю, его ждет еще большее разочарование, когда он узнает, что я уже сделал.

К счастью для всех, я – психопат, помешанный на Энджел. До мельчайших деталей, до самого воздуха, что она вдыхает. Я должен знать всё. К счастью, моя жена находит мою одержимость ею милой. По крайней мере, она ее так называет. «Милый» – слово, которое по отношению ко мне использовала только она.

– Они заслужили девичник на выходные, – добавляет Маттео. Его выражение лица не соответствует словам. Он прекрасно знает, что я не в восторге от этой затеи. Его жена, Мона, должно быть, пригрозила ему. Господь знает, только ей одной сходит с рук нечто подобное.

Девушки уехали несколько часов назад из нашего с Энджел дома. Я построил его для нас на окраине города. Когда у нас появились дети, мне перестало нравиться приносить работу домой. Хотя я и не работаю так часто, как раньше, Маттео время от времени нуждается в моей помощи, чтобы добыть необходимую информацию. Но по большей части я отошел от дел.

– Не стоит волноваться, Чёрч. Мы полностью выкупили весь спа-комплекс. Он в их полном распоряжении, кроме персонала, который прошел строжайшую проверку. – Николай достает телефон. Мы все знаем, что он проверяет их. Я удивлен, что он выпустил Райли из виду.

– И охрана на месте, – добавляет Маттео.

У моей Энджел всегда есть тревожная кнопка. Она на браслете, что я для нее сделал. Она никогда его не снимает, зная, что это дает мне душевный покой. Когда ты – монстр, являющийся во снах множеству людей, ты понимаешь природу тьмы, существующей в этом мире, лучше кого бы то ни было.

– Они делают массаж, – сообщаю я им.

– Что еще делают в спа? – Маттео закидывает ноги на пуфик и включает игру.

Кажется, они планируют здесь задержаться.

За эти годы я стал ближе и с Маттео, и с Николаем. В чем-то Энджел смягчила меня. Она хотела семью, а я хотел дать ей всё, о чем она только могла мечтать. Со временем, находясь среди них, некоторые стены, что я возвел много лет назад, начали рушиться. Возникло доверие иного рода. Не все семьи – отстой. Особенно когда вы все хотите одного и того же – защитить свою семью.

Даже сейчас все дети в игровой комнате внизу. Они считают друг друга кузенами. Реальность такова, что только у Райли и Моны есть кровная связь, но для всех нас это дерьмо не имеет значения.

У нас с Энджел близнецы-мальчики, и с ними бывает нелегко. Когда мы собираем всех детей вместе, они хотя бы могут утомить друг друга. Никогда в жизни я не видел такого будущего, когда много лет назад взял тот заказ у Маттео.

– Вам плевать, что кто-то будет там растирать ваших женщин? – выдавливаю я. Я сам узнал про массаж лишь несколько минут назад, когда получил список услуг, которые они заказали.

Зачем ей кто-то еще, чтобы ее растирали? Я сам делал ей массаж каждый день, когда она была беременна нашими мальчиками. Я всегда был искусен своими руками. Я мог массировать ее часами. И до сих пор это делаю.

– Персонал исключительно женский, – Маттео ставит ноги на пол и выпрямляется. На лице Николая расцветает раздражение. Даже Зефирка поднимает голову с одной из своих многочисленных лежанок, как бы выражая солидарность с нами.

– Откуда ты знаешь про массаж? Райли ни слова об этом не сказала.

– Я сделал своим долгом знать всё.

Я уже пишу Нине, что ухожу. Она с нами еще с тех пор, как у нас не было даже мальчиков. Нина была медсестрой, прежде чем пришла к нам на полную ставку. Когда Энджел прописали постельный режим в конце беременности, я хотел, чтобы кто-то был с ней постоянно. Пожилая женщина оказалась святой. Ее обожают и мальчики, и Энджел.

– Можете остаться здесь, если хотите.

Я уже направляюсь к двери.

– Блядь.

– Вот черт, – слышу я сзади возгласы Маттео и Николая, и вот они оба уже следуют за мной.

Мы едем в роскошный спа-салон в полном молчании. По прибытии нас никто не останавливает.

– В какой комнате Энджел? – спрашиваю я у сотрудницы.

– Вторая дверь слева, – женщина указывает в конец коридора.

Я не обращаю внимания на остальных, направляясь к жене. Если она хочет массаж, я более чем готов его обеспечить. Затем она сможет вернуться к своему девичнику. Раз уж весь комплекс в нашем распоряжении, я займу одну из комнат поблизости – на случай, если ей потребуется еще один сеанс. Мне это кажется абсолютно логичным. Нет нужды в ком-то еще, когда есть я.

Открыв дверь, я вижу свою Энджел. Она лежит на массажном столе лицом вверх, прикрытая простыней, с маской на глазах. Она что, голая под ней? Меня наполняет иррациональная ярость. Не на нее. Никогда – на мою Энджел, лишь на мысль, что кто-то другой мог видеть ее и прикасаться к ней таким образом.

Моя Энджел – единственное в моей жизни, что всегда будет принадлежать только мне. Этой ее частью я не стану делиться. Никогда.

Я снимаю пояс с халата на крючке и подхожу к жене. Когда я беру ее руки, она не сопротивляется. Я поднимаю их над ее головой и начинаю связывать.

– Что ты делаешь? – наконец произносит она.

Я не отвечаю. Приседаю и привязываю петлю к ножке стола. Завязка достаточно свободна – она может немного двигать руками, но не больше.

– Эй, – Энджел дергает руками.