Текст книги "Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП)"

Автор книги: Льюис Кэрролл

Мы видим, таким образом, что даже в середине прошлого века философы отрицали, что некоторая песня может быть не только самой собой, но ещё и собственным именем. Очевидно, в то время наука семиотика на Западе находилась в зачаточном состоянии. Вещь несомненно может являться не только самой собой, но и чем-то другим, и тогда она уже не она, но – знак этого другого, хотя бы это другое было только именем (а уж имя само может вести нас куда-то далее). Понимал ли это Кэрролл за сто лет до того, как Мартин Гарднер взялся его комментировать? Трудно сказать определённо, и всё же в случае Кэрролла такой ход мысли не невозможен. Мы полагаем, что к Песне Белого Рыцаря от песенки Шалтая-Болтая Кэрролл тянет некоторую ниточку, что ситуация с первой есть логическое развитие ситуации, ранее появляющейся во второй. Шалтай-Болтай посылает рыбкам записку, и эта записка есть им приказ. Не содержание её является для них приказом, но сама записка как таковая, а имеющиеся в ней слова «Это – мой приказ» лишь подтверждают данный факт. Таким образом, записка здесь – это вещь в качестве слова. В английской литературе такая ситуация встречается не впервые. Вспомним встречу двух лапутянских философов из Третьего путешествия Гулливера: каждый из них нёс за плечами мешок, набитый различными предметами, и разговор они вели между собой, демонстрируя друг дружке поочерёдно эти предметы, чтобы таким образом вообще, намеренно, исключить употребление слов.

2. Песня Белого Рыцаря, ранний вариант

Обратимся теперь к Песне Белого Рыцаря, которую мы так и не знаем, каким образом следует озаглавить… Эта Песня – переработка специально для главы VII «Зазеркалья» более раннего Кэрроллова стихотворения, имевшего вполне однозначное название – «Среди пустых холмов». Оно было опубликовано анонимно в 1856 году в журнале «Поезд» («The Train»). В Академическом издании оно даётся в переводе Дины Орловской; с этим переводом мы и сопрягли предлагаемый читателю ниже текст первоначальной редакции, желая показать ему Кэрролла, так сказать, в развитии. Второе четверостишие второй строфы, шестая и седьмая строфы полностью вошли в настоящий перевод в версии Дины Орловской, поскольку соответствующие места оригиналов одинаковы (ниже отмечено курсивом). Вся четвёртая строфа, первая половина восьмой строфы и первая половина девятой в оригиналах также идентичны, но тут мы несколько отклонились от перевода Дины Орловской ради большей точности в передаче некоторых деталей (ниже эти места отмечены полужирным курсивом). Эти детали заключают в себе упоминание автором – а вместе с ним и Белым Рыцарем! – реальных мест Англии либо даже реальных торговых марок; при этом Кэрролл с Белым Рыцарем не одиноки в упоминании их в английской литературе – неужели такой курьёз должен пройти мимо внимания отечественного читателя? Например, масло для волос «Макассар»;

оно упоминается ещё Байроном в «Дон Жуане», а это самое начало XIX века; видимо, это масло было популярно и востребовано весь XIX век, в том числе и литераторами ради весёлых ссылок. Знаменитый же Менайский мост – это один из первых в мире современных подвесных мостов (завершён строительством в 1826 году; инженер Томас Телфорд); он соединяет остров Энглиси с материковым Уэльсом. Остальные фрагменты первоначальной редакции стихотворения «Среди пустых холмов» большей частью в версии для «Алисы» не повторяются. Рассказ о природе и происхождении данного текста читатель найдёт в примечаниях Мартина Гарднера на сс. 201—205 Академического издания. Журнальной публикации предшествовал следующий текст: «Всегда любопытно бывает установить те источники, из коих великие наши поэты черпают свои идеи – в этом состояло побуждение к публикации следующих строк, как бы болезненно не восприняли их появление почитатели Вордсворта и его стихотворения „Решимость и независимость“».

 
Я встретил как-то старика
        Среди пустых холмов.
Он походил на босяка,
       Но я-то не таков;
И грубо крикнул я в сердцах:
        «Ты как живёшь, на что?»
Но пропустил его слова
       Мой слух, как решето.
 
 
«Я груды мыльных пузырей
       Ищу по кручам рек,
Я запекаю пузыри
       В пирог и чебурек.
Я продаю их морякам —
       Три штуки на пятак.
И, в общем, с горем пополам
       Справляюсь кое-как».
 
 
Но я столь чаемый ответ
       Оставил в небреженье,
Ведь я осваивал в уме
       На десять умноженье.
Я громко-громко прокричал
       Ему вопрос такой:
«Так чем ты, дедушка, живёшь?» —
       И пнул его ногой.
 
 
И этот милый старичок
       Сказал с улыбкой мне:
«Выпариваю ручейки
       На медленном огне.
В осадок выпадает крем —
       Известный „Макассар“.
Пятак за банку, между тем,
       Идёт такой товар».
 
 
Но думал я теперь: «Увы,
       Зелёных нет чулок!
А жаль – никто среди травы
       Не различал бы ног».
Я в ухо стукнул старика
       И вновь задал вопрос,
И потузил его в бока,
       И потягал за нос.
 
 
«В пруду ловлю я окуньков
       В глухой полночный час
И пуговки для сюртуков
       Я мастерю из глаз.
Но платят мне не серебром
       Хоть мой товар хорош.
За девять штук, и то с трудом,
       Дают мне медный грош.
 
 
Бывает, выловлю в пруду
       Коробочку конфет,
А то – среди холмов найду
       Колёса для карет.
Путей немало в мире есть,
       Чтоб как-нибудь прожить.
И мне позвольте в вашу честь
       Стаканчик пропустить». 
 
 
И только он закончил речь,
       Пришла идея мне,
Как мост Менайский уберечь,
       От ржавчины вполне.
Прослушав бредни старика,
       «Похвально», – я сказал,
За то, что в честь мою пивка
       Он выпить пожелал.
 
 
И по сей день, случись, рукой
       Я вымажусь в клею,
Иль ногу я в башмак с другой,
       Не с той ноги сую,
Иль если с глупостью какой
       Смириться уж готов,
Мне вспоминается седой
       Старик с пустых холмов.
 

3. Стихотворение, прочитанное Белым Кроликом в Суде и его первоначальный вариант.

Более ранний вариант есть и у стихотворения из главы XII «Алисы в Стране чудес» (впервые опубликован в лондонском журнале «Таймс комическая» в 1885 году, но восходит к 1855 году). Вырос он из пародийного искажения первой строки популярной в Кэрроллову эпоху чувствительной песни Уильяма Ми «Алиса Грей» – «В ней всё, что я в ней видеть рад» – и далее в нелепом ключе раскрывает смутно-романтическое настроение некоего совершенно безликого лирического героя. Стихотворение, опять же, предваряется следующим текстом: «Автограф этого впечатляющего фрагмента был найден среди бумаг известного автора трагедии „Это был ты или я?“ и двух популярных романов „Сестра и сын“ и „Наследство племянницы, или Благодарный дедушка“».

 
В ней всё, что в нём я видеть рад.
       Лишь ты иль он сумей
Утратить член какой – навряд
       Скажу я, что больней.
 
 
Они тебя встречали с ним,
       Когда она пришла;
Но мы иначе поглядим:
       Ты – та, что здесь была.
 
 
А раз не он был спутник наш —
       Один в толпе людской, —
С досады сел он в экипаж
       И застучал ногой.
 
 
Ему твердили: я не тот
       (Мы знаем, это так),
Но, не беря её в расчёт,
       Попала б ты впросак.
 
 
Ты отдал раз, ты отдал два,
       А после отдал шесть;
Но к ней вернулись все права,
       Кто что ни говори.
 
 
И мне подать не довелось
       Ей помощь в их беде:
Как мы, свободны только врозь
       Теперь они везде.
 
 
Дошло, однако, до меня
       (Но я пред нею нем),
Что от тебя вся беготня
       Меж ими, мной и тем.
 
 
А про её восторг от них
       Ему не сообщай —
Секрет, хранимый меж двоих,
       Тобой и мной. Прощай.
 

Это, повторяем, первоначальный вариант. Переработав его для XII главы «Алисы в Стране чудес», Кэрролл создал подлинный шедевр настоящей литературы абсурда, который нельзя сравнить даже с «Бармаглотом», текстом совершенно иной природы. Переработка – а вернее, тщательная и обдуманная доработка – заключалась в усилении беспорядка с постановкой местоимений и числительных, но это тот беспорядок, который, как речь Гамлета в безумии, имеет строгую систему. Знаменательно уже самое начало стихотворения: «Они тебя встречали с ней, а нам сказали с ним». В русском тексте здесь необходимо ставить определённые знаки препинания, которые, к сожалению, чётко задают смысл, зато при восприятии на слух может оказаться непонятным (как Кэрролл и задумывал) – то ли нам с ним сказали, что «ты» встречался с «ней», то ли нам сказали, что «тебя» встречали с «ним», в то время как «ты» на деле встречался с «ней». То же и дальше: просим читателя обратить внимание, что знаки препинания в двух-трёх идентичных местах обоих – прежнем и новом – стихотворениях расставлены по-разному; текст приобретает многозначность. В новой редакции стихотворение подверглось также сокращению: полностью удалена первая строфа, пародирующая песенку Уильяма Ми и для сказки об Алисе ненужная, а также третья строфа. Строфы четвёртая, шестая, седьмая и восьмая если и изменены, то в самых зачинах; больше всего изменений пришлось на вторую строфу, которая в окончательном виде стала первой.

 
Они тебя встречали с ним,
       А нам сказали с нею;
Она сочла – я стал иным,
       Но плавать не умею.
 
 
Они твердили: я не тот
       (Мы знаем это так),
Но, не беря её в расчёт,
       Попал бы ты впросак.
 
 
Он дал одно, ты отдал два,
       Они – пожалуй, шесть;
Все к ней вернулись, хоть сперва
       Как будто были здесь.
 
 
И мне подать не довелось
       Ей помощь в их беде:
Как мы свободны только врозь
       Теперь они везде.
 
 
И не укрылось от меня
       (Хоть я пред нею нем),
Что от тебя вся беготня
       Меж ими, мной и тем.
 
 
А про её восторг от них
       Ему не сообщай —
Секрет, хранимый меж двоих,
       Тобой и мной. Прощай.
 

4. Первоначальный вариант Песенки Черепахи Квази

Наконец, в первоначальном варианте «Страны чудес» – «Приключениях Алисы под землёй» – имеется небольшая Песенка Черепахи Квази, впоследствии заменённая на песенку «Говорит треска улитке…». Мартин Гарднер указывает, что песенка является пародией на негритянскую песню с припевом

 
«Эй, Сэлли, прямо и бочком,
Эй, Сэлли, топни каблучком!»
 

(подробнее см. Академическое издание,прим. b на с. 82). От себя укажем на созвучие Sally и Salmon ‘лосось’, которое, очевидно, и вызвало у Кэрролла желание спародировать. Эту Песенку нам тоже показалось уместным повторить читателю в собственном переводе, чтобы показать всю близость Кэрролловой пародии негритянскому прототипу даже на основании тех двух строчек этого прототипа, которые приводит Мартин Гарднер. Тем более что из перевода Ольги Седаковой (см. Академическое издание, с. 82) о такой близости не скажешь: Лосось напрасно заменён Треской, на достижение созвучности пародии оригиналу переводчица сил не тратит, как и не стремится к точности рифмовки, воспроизводя её только для припева негритянской песенки, которая, тем не менее, уместна и возможна так же и в Кэрролловом случае.

 
Всей прочей живности морей
Омар-толстунчик посмелей,
Он рад плясать, где помелей,
       И мы, Лосось мой милый!
 

П р и п е в:

 

Лосось, бочком! Лосось, торчком!
Лосось, пришлёпни плавничком!

Ты мне всех рыб морских милей,
       Лосось мой сизокрылый!
 

5. «Бармаглот»

«Величайшим стихотворным нонсенсом на английском языке» назвал это стихотворение Мартин Гарднер (см. Академическое издание, с. 124). Это высказывание не может быть признано корректным. Сказать, что почти каждое из вышеприведённых здесь стихотворений – величайшее на английском языке в своём роде, будет не менее правомерно; при этом, например, стихотворение, прочитанное Белым Кроликом в суде, может быть названо шедевром нонсенса с большим правом, чем если мы применим такое обозначение к «Бармаглоту». Отчего «Бармаглот» – шедевр именно нонсенса, что в «Бармаглоте» есть такого, делает его нонсенсом?

«Бармаглот» – стихотворение, обладающее очень чётким и прозрачным сюжетом. Сюжетных подвохов оно начисто лишено, а ведь иные Кэрролловы стихотворения из «Алисы», как, например, Песенка Шалтая-Болтая, с подвохом. Неологизмы и слова со смутным значением не затемняют смысла того рассказа, который содержится в стихотворении «Бармаглот». Тут уместнее второе замечание Мартина Гарднера – о непринуждённой звучности «Бармаглота» и его совершенстве, не имеющем себе равных; это стихотворение в смысле непринуждённой звучности как целого, так и новых, придуманных Кэрроллом словечек, и впрямь может быть признано совершенным.

Перевод Дины Орловской, как и прочие её переводы для Академического издания, не должен остаться без исправлений. «Бармаглот» не превращён переводчицей в сюжетную невнятицу, как это случилось, например, с Песенкой Шалтая-Болтая, и всё же серьёзно пострадал под её рукой. Метод данной переводчицы был – упрощение. Из перевода исчезла птичка Джубджуб, важная для связи «Бармаглота» с «Охотой на Снарка»; словосочетание «vorpal blade» не нашло отражения: переводчица говорит «меч стрижает», а надо бы тут «стрижающий меч»; переводчица добавляет «щит» для рифмы, а в тексте и на иллюстрации Тенниела щиты отсутствуют и т. д. Русский текст «Бармаглота» по необходимости должен быть более плотным, вместительным для деталей английского оригинала, чем это вышло в Академическом издании; размер следует соблюсти.

Ниже мы предлагаем читателю свой вариант «Бармаглота», и это именно переработанная версия перевода Дины Орловской. Ведь слова «Варкалось. Хливкие шорьки…» сделались общеизвестными; первую строфу здесь изменять как раз не стоит несмотря даже на несоблюдение размера; словечко «стрижающий» от формы «стрижать», изобретённой Диной Орловской, также взывает о сохранении и заслуживает его – по той же причине. Наконец, само слово «Бармаглот» не может быть упразднено, оно слишком срослось с этим стихотворением. Но размер подлинника восстановлен. Проведён ещё и следующий принцип. Многие переводчики оставили свои версии этого стихотворения, и нижеследующий текст – это нечто вроде сборного «Бармаглота»; в данной версии присутствуют словесные удачи предыдущих переводчиков: «глубейшие думы» Татьяны Щепкиной-Куперник, «прыжество» – от слова «прыжествуя», принадлежащего Михаилу Пухову, и «змерь», изобретение Владимира Орла.

 
Варкалось. Хливкие шорьки
       Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки
       Как мюмзики в мове.
 
 
 «Мой сын! Опасен Бармаглот,
       Чей коготь длинен, крепок зуб,
И Брандашмыг задаст хлопот
       С причудищем Джубджуб».
 
 
 Но взял стрижающий клинок
       Юнец, глубейших полон дум, —
И в дебри. Глядь – всюду гать да падь,
       Да дерево Тумтум.
 
 
Он встал под страдостную сень;
       Вдруг очи в ночи – Бармаглот,
На день бросая свиристень,
       Приполз на укорот.
 
 
Раз-два, раз-два! Не дрын-дрова —
       То змерь порублен. Чуть живой
И сам герой от прыжества:
       Умчался с головой!
 
 
«Не Бармаглота ли посёк
       Мой светозарный прозывник?
О, чурный день! Ну-ну, сынок.
       Ура, – взбурчал старик.
 
 
Варкалось. Хливкие шорьки
       Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки
       Как мюмзики в мове.