Текст книги "От Бузулука до Праги"
Автор книги: Людвик Свобода
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
Железнодорожники готовили переход через границу генерала Ингра. Но, узнав, что вместо него намерен ехать какой-то подполковник Свобода, братья Мартинек и начальник станции Шенов Фрыборт сами решили бежать за границу, если бы оказалось, что я не тот, за кого себя выдаю. Проверив меня, они успокоились, но для большей безопасности приняли дополнительные меры. В те дни у Отакара Мартинека родилась дочка, а старшая дочь Фрыборта получила аттестат зрелости. Воспользовавшись этим, они инсценировали праздник и пригласили на него фашистских охранников со станции Шенов. "Праздник" затянулся до полуночи, и проверка нашего поезда не состоялась.
5 июня 1939 года в 23.30 поезд тронулся, и мы в тормозной будке вагона пересекли границу. В 23.45 мы были уже на станции Шумбарк, где с удивлением увидели, как польские пограничники высаживали из товарных вагонов еще человек 50 покинувших оккупированную родину. Нетрудно себе представить, что могло бы произойти, если бы наши друзья в Шенове не сумели отвлечь внимание, немецких солдат от поезда...
Отважные железнодорожники перебросили этим путем в Польшу иного наших людей. Из них только в Краков, где собирались наши военнослужащие, прибыло около 3 тысяч человек. Но было немало и таких, кто уходил из порабощенной страны пешком: под видом туриста или земледельца с мотыгой, лопатой, граблями или косою на плече, как это сделал, например, Отакар Ярош.
3. Через Польшу в Советский Союз
Утром 6 июня 1939 года меня и моего спутника доставили в полицейский участок на станции Чешский Тешин; нас допросили и составили протокол. И на сей раз возникло подозрение – не являемся ли мы агентами немецкого гестапо. Нас задержали. Польским органам было известно, что гестапо переправило через границу двух своих комиссаров, приметы которых в какой-то мере подходили ко мне и сопровождавшему меня офицеру. К счастью, выяснить мою личность случайно помог один из работников польской полиции, который раньше служил в 34-м полку в Границе. В этом городе я преподавал в военной академии и каждый день ходил на службу мимо казарм 34-го полка.
Наконец все было улажено, и 11 июня я смог выедать в Краков к нашему консулу. Я оказался триста десятым гражданином Чехословакии, эмигрировавшим из оккупированной родины и явившимся в краковский эмиграционный центр.
На другой день меня назначили командиром чехословацких подразделений, которые формировались в Польше. Это было трудное для меня время. Профашистское правительство тогдашней Польши встретило нас отнюдь не с распростертыми объятиями. Многих чешских эмигрантов посадили в тюрьму или, что еще хуже, отправили обратно в протекторат и передали прямо в руки гестапо.
Нелегко нам пришлось в Кракове. Несколько недель мы жили на деньги, которые привезли с собой, и на то, что удалось выручить от продажи сотрудникам консульства ценных вещей и одежды. Иногда мы просто теряли голову, не зная, чем кормить наших людей. А их становилось все больше и больше. Из города Пештяны, например, прибыла группа словацких летчиков, недовольных тиссовско-туковским фашистским режимом. Немалую помощь оказывали нам в эти дни жители чехословацкой колонии в Кракове, особенно известный художник. В. Гофман.
Положение несколько улучшилось только после ходатайства нашего вице-консула доктора Гензла. Командир краковского корпуса разместил нас в пустующем военном лагере, расположенном в городе Броновице-Мале, и обеспечил питанием по нормам, положенным в польской армии. Постепенно изменили свое отношение к нам и правительственные органы в Варшаве. Все меньше оставалось людей, которые бы не понимали, что оккупация Чехословакии только разожгла захватнический аппетит Гитлера и следующей его жертвой, очевидно, явится Польша.
К 15 августа 1939 года в Броновице-Мале сосредоточилось около 3000 эмигрантов-военнослужащих. Чехословацкие представители так называемого "Заграничного движения Сопротивления на Западе" (его центр находился в то время в Париже), решающее слово в котором принадлежало чехословацкому послу Осускому, добивались, чтобы все боеспособные мужчины-эмигранты были отправлены из Польши на запад. Они не желали допустить, чтобы в Польше осталась хотя бы одна чехословацкая воинская часть, которая могла бы уйти в Советский Союз. Часть людей, переправленных нами на запад, по вине руководства "Заграничного движения Сопротивления на Западе" попала в иностранные легионы. И очень многие из тех 2000 человек, которые должны были отплыть во Францию, решили остаться на польской территории. Они предчувствовали, что центр политической и вооруженной борьбы за нашу свободу будет на Востоке, а не на Западе, правители которого позорно предали нас осенью 1938 года.
По соглашению с польским правительством в Польше могли остаться всего 1000 добровольцев. Их направили в учебный лагерь близ Барановичей. Там намечалось формирование 1-й чехословацкой бригады из пяти батальонов. Нападение Германии на Польшу и ее оккупация в течение 18 дней гитлеровскими войсками сорвали наши планы.
Под нажимом нацистских полчищ мы отходили на восток. В Тарнополе наши солдаты, приняв участие в отражении воздушного нападения на город, сбили два фашистских бомбардировщика. Здесь же мы понесли и первые потери: один убитый и несколько раненых.
Через чехословацкого посла в Польше мы обратились в советское посольство с просьбой подготовить переход чехословацких военнослужащих в СССР. Эта задача была возложена на советского военного атташе в Варшаве полковника П. С. Рыбалко, позднее маршала бронетанковых войск, дважды Героя Советского Союза, с войсками которого мы взаимодействовали в нашем первом бою у Соколово и в битве за Киев и с которым в мае 1945 года вновь встретились в Праге, освобожденной 3-й танковой армией под его командованием и 4-й танковой армией под командованием генерала Д. Д. Лелюшенко.
18 сентября 1939 года наш польский легион{5} встретился на территории Западной Украины с войсками Красной Армии и в тот же день перешел в Советский Союз. Это было знаменательное событие – мы встретились с преданнейшими друзьями, с советскими людьми, которые сердечно приветствовали и поздравляли нас.
4. Мы забрасываем парашютистов с территории СССР
В Советском Союзе нас разместили сначала в Верховице и Гусятине в казармах советских пограничников, а затем перевели в Каменец-Подольский. В дальнейшем местами нашего пребывания у советских друзей были Оранки (в 365 километрах восточнее Москвы), а затем Суздаль (около 200 километров северо-восточнее Москвы). Почти все наши военнослужащие – а их было немногим меньше 1000 – выразили желание остаться в СССР. Они хотели подготовиться к борьбе с ненавистным врагом. В это время чехословацкое эмигрантское правительство в Лондоне принимало все меры к тому, чтобы вывести нашу группу из СССР, хотя Советское правительство открыто заявило, что мы можем остаться на территории Советского Союза.
Со дня оккупации нашей родины и до момента нападения фашистской Германии на СССР Советское правительство никогда не возражало против переселения наших граждан в Советский Союз из так называемого протектората, Словакии и из Закарпатской Украины. Зато эмигрантское правительство в Лондоне было весьма недовольно этим и старалось мешать переходу чехословацких граждан в Советский Союз.
Этой неблаговидной деятельностью, равносильной измене, в основном занимался президент Бенеш. В одном из своих посланий Советскому правительству он указывал, что чехословацкие солдаты якобы не используются в СССР и что они необходимы для участия в боевых действиях в других местах. Наконец президенту удалось добиться того, что большая часть польского легиона была вывезена во Францию и на Средний Восток, Бенеш, как он пишет в своих мемуарах, понимал, что в скором времени гитлеровская Германия нападет на СССР, и поэтому настойчиво добивался эвакуации чехословацких военнослужащих с советской территории. Безуспешно старался я препятствовать этому вредному маневру: ко дню нападения фашистской Германии на Советский Союз – 22 июня 1941 года – из польского легиона на советской земле осталось лишь 93 человека.
18 июля 1941 года в Лондоне было подписано соглашение между Советским Союзом и Чехословакией о совместных действиях против нацистской Германии. В соответствии с этим соглашением на территории Советского Союза официально разрешалось формирование национальных чехословацких воинских частей. В октябре нас снова перевели в Оранки.
Но хотя соглашение было подписано еще в середине лета, нам до конца года так и не удалось продвинуться с формированием воинской части ни на шаг. Потребовались дополнительные переговоры с лондонским эмигрантским правительством. Оно согласилось только в январе 1942 года. Правительство Бенеша не торопилось; оно намеревалось создать в СССР лишь небольшую, "символическую" воинскую часть. Сообщение о формировании чехословацкой воинской части в Советском Союзе было опубликовано в начале февраля 1942 года. Колыбелью нашего войска стал город Бузулук, расположенный в 180 километрах восточнее Куйбышева.
* * *
Пока правительство Бенеша умышленно саботировало создание нашей воинской части в Советском Союзе, мы не сидели сложа руки.
Еще до нападения фашистской Германии на СССР мы организовали командирскую учебу, проводили обучение молодых солдат. Было создано несколько курсов для подготовки специалистов. Недалеко от Москвы занимались наши парашютисты, которые затем несколькими группами были заброшены на территорию Моравии и Словакии; это произошло вскоре после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. О деятельности парашютистов до сего времени написано мало, хотя она довольно интересна и поучительна. Расскажу об одной из таких групп, которая действовала в районе Кромержижа. Подробности я узнал от жены и знакомых, из воспоминаний участников подпольной борьбы, из архивов гестапо, обнаруженных в Брно и Остраве, и из показаний чиновника гестапо Карла Видермерта, который помогал ликвидировать эту группу парашютистов, а после освобождения Чехословакии был арестован и понес заслуженное наказание.
В группу входили: надпоручик Богуслав Немец, его заместитель Франтишек Рыш, четарж Франтишек Браунер и свободник Ян Касик. Прощаясь с ними в Москве в июле 1941 года, я сказал о важности возложенной на них задачи, посоветовал после приземления укрыться в лесу, некоторое время вообще нигде не показываться и, только раздобыв необходимые документы, найдя жилье и установив надежные связи, устроиться на работу и осторожно приступить к выполнению задания. Подготовку они прошли хорошую.
Ночью 10 сентября 1941 года советский транспортный самолет доставил группу в район Кромержижа.
Парашютисты приземлились недалеко от Држиново, все благополучно, за исключением Касика, который повредил ногу и поранил лицо. Окровавленный парашют он небрежно спрятал прямо на месте приземления, вблизи дороги. Там же оставил другие вещи и заряженный пистолет. Браунер разыскал радиостанцию, сброшенную с самолета на отдельном парашюте, укрыл и замаскировал ее опавшими листьями под кустом в парке Држиново. Затем каждый из парашютистов отправился по заранее намеченному направлению.
Парашют и пистолет Касика были найдены через несколько дней. Слух об этом быстро разнесся и дошел до жандармского отделения – оно сообщило о находке органам гестапо Пржерова, Оломоуца и Брно. В Држиново прибыла жандармская разведка и более 100 немецких полицейских. Они прочесали и обследовали весь район. Однако кроме парашюта и пистолета, ничего не нашли.
Однажды к паровозному машинисту Алоизу Журеку, проживавшему в Брно на Млынской улице, 56, явился незнакомый человек, предъявил старый чехословацкий паспорт на имя Франтишека Браунера и передал привет от Франтишека Рыша. Браунер сказал Журеку, что с Франтишеком они находились в Советском Союзе и сюда их забросили для выполнения военного задания. Вначале машинист заподозрил в нем провокатора. Но когда тот более подробно рассказал о его родственнике Рыше, Журек поверил и обещал оказывать парашютистам посильную помощь. Браунер просил помочь ему понадежнее укрыть оставленную в парке радиостанцию. На это Журек ответил, что Браунеру следует вернуться в парк и начертить точный план с указанием местонахождения радиостанции. Позднее ее можно будет вывезти. Браунер немедленно вернулся в Држиново. На другой день, придя к машинисту, показал ему на плане место, где спрятана радиостанция. Журек отпросился на два дня с работы и вместе с Браунером отправился в Ивановице – ближайшую от Држиново железнодорожную станцию. На станции к поезду подошли двое юношей, которых со слезами провожали родственники. На расспросы Журека они ответили, что их угоняют на работу в Германию. Тогда Журек осторожно спросил, почему на станции так много жандармов и немецких солдат. Юноши рассказали, что недалеко отсюда кто-то нашел парашют, и вот теперь немцы разыскивают иностранных парашютистов.
Алоиз Журек, который с первых дней оккупации участвовал в движении Сопротивления, решил поехать вместе с Браунером в Пржеров, где была назначена первая встреча четырех парашютистов. Но найти друзей Браунеру не удалось. Тогда Журек расстался с Браунером и выехал в Кромержиж к машинисту Саханеку, также участнику подпольной группы. Богдан Сах,анек пообещал, что их группа поможет вывезти радиостанцию. Он собрал своих людей у Антонина Райта, который жил в том же доме, что и моя семья. Было решено, что моя жена Ирена и Людмила Райтова отправятся в Држиново и посоветуются там с учителем Дедеком, офицером запаса, которого я когда-то учил на курсах и знал как надежного патриота.
Дедек принял их и выслушал очень внимательно. Он сообщил, что в доме, находящемся недалеко от парка Држиново, разместился эсэсовский штаб и это создает опасность. Однако Дедек выразил готовность немедленно сходить в парк, чтобы своими глазами увидеть место, где спрятана радиостанция.
Через несколько минут Дедек ушел. У сторожа парка он получил разрешение набрать цветов якобы для занятий. Радиопередатчик оказался точно в указанном месте. В парке убирали листья, и, по расчетам учителя, женщины, производящие уборку, могли обнаружить радиостанцию уже на следующий день. Нужно было не теряя времени перенести ее в безопасное место.
Возвратившись в Кромержиж, Ирена и Людмила рассказали об этом членам подпольной группы и вместе с ними обсудили вопрос, как незаметно доставить тяжелую радиостанцию в наш кромержижский домик. Условились, что эту задачу возьмут на себя жандармский прапорщик Франтишек Павличик, врач Дубовский и моя жена. Прапорщик Павличик согласился, Дубовский тоже.
Дальше события развивались так. Дубовский под предлогом посещения одного из своих пациентов выехал в направлении Држиново, но по дороге у него "испортился" автомобиль. Моя жена и прапорщик Павличик отправились к учителю Дедеку, чтобы узнать у него, что делается в парке. Если бы кто-нибудь спросил их, зачем они идут к Дедеку, они ответили бы, что собираются купить меду: у учителя была пасека.
Жена учителя сообщила, что в яблоневой аллее парка прохаживается сторож с собакой, а недалеко от места, где укрыта радиостанция, разместились гитлеровские солдаты, разыскивающие парашютистов.
Действовать нужно было немедленно. Прапорщик Павличик и моя жена решили пойти на риск.
В деревне из затемненных окон дома, в котором расположились гестаповцы, пробивался слабый свет, гитлеровцы еще не спали. Некстати ярко светила луна. Но ждать было нельзя. По плану, который начертил Браунер, и по описаниям Дедека они вышли к ограде парка как раз в нужном месте. Осмотревшись, Павличик с помощью моей жены перелез через двухметровую кирпичную ограду. Когда он был уже на другой стороне, отчетливо услышал осторожные шаги. У прапорщика замерло сердце. Охрана? Вряд ли. Тогда объявили бы тревогу. Собака? Не может быть – она бы залаяла. Возможно, заяц или дикий кролик. Но тишину больше ничто не нарушало.
Прапорщик уже несколько минут возился за стеной. Внезапно вспыхнул яркий свет карманного фонарика. Трудно передать состояние моей жены.
– Что случилось?
– Ничего! – послышалось в ответ. – Не могу распутать шнуры вокруг дерева, вот и решил воспользоваться фонариком...
Как неосторожно может поступить человек в минуту опасности!
– Разве у вас нет ножа? – шепотом спросила жена.
– Есть, но я совсем позабыл о нем в этой спешке, – донесся ответ из парка.
Через несколько бесконечно долгих минут прапорщик наконец перебросил через стену большой тюк и чемодан, а за ними и парашют. Моя жена намотала на себя парашют и взяла чемодан, а Павличик взвалил себе на плечи радиостанцию, весившую около 80 килограммов.
Пренебрегая опасностью, Павличик и Ирена более пятнадцати минут шли по улице, где на каждом шагу их могли схватить круглосуточно патрулировавшие гитлеровцы.
К счастью, все обошлось благополучно. Радиостанция и чемодан были доставлены в Кромержиж. Той же ночью радиостанция была спрятана под беседкой у нас в саду. Парашют же до конца оккупации пролежал в укромном месте в подвале.
Через три дня к моей жене из Брно приехали парашютист Браунер и ротмистр Ладислав Шпидла, опытный радист. Тут же из нашего дома они установили пробную радиосвязь с советской стороной.
Чтобы фашисты не запеленговали радиостанцию, прапорщик Павличик предложил вести передачи из жандармского отделения в Ратае.
Два раза в неделю, в дни, когда устанавливалась радиосвязь, по кромержижским улицам в сторону Ратае на велосипедах проезжали два человека в форме: прапорщик и ротмистр. На багажниках они перевозили разобранную радиостанцию. И это ни у кого не вызывало подозрения. Вскоре ее перевезли на квартиру учителя Семерада, члена подпольной кромержижской группы, который жил недалеко от жандармского отделения. У учителя несколько дней скрывались и парашютисты. Когда в районе Ратае появились военные грузовики с антеннами и стало ясно, что немцы решили во что бы то ни стало разыскать тайную радиостанцию, учитель Семерад размышлял недолго. Он отвез ее снова в Кромержиж. Это было сделано в двенадцать часов дня, когда Ратае окружили немецкие солдаты, готовые начать обыск.
Позже, когда над парашютистами и их помощниками нависла угроза ареста, радиостанцию перевезли в Брно. Там осенью 1941 года гестаповцы захватили ее.
Как же все-таки немецкому гестапо удалось выследить наших парашютистов?
Когда после войны мне довелось познакомиться с архивными документами, я увидел, как по-разному вели себя во время оккупации разные люди. Одни добровольно и открыто становились предателями; другие, завербованные на службу в гестапо, изменяли народу тайно; некоторые предавали по принуждению, а многие сохранили твердость до конца, несмотря на жестокие мучения. Среди участников кромержижской подпольной организации были и такие герои, которые, не колеблясь, отдавали жизнь за других. Этих патриотов народ никогда не забудет!
Как же действовали гестаповцы? Летом или осенью 1941 года в Брно был арестован некий Трумпеш – руководитель подпольного движения Сопротивления в округе. На допросе он выдал, что организация подпольного движения в Остраве поручена секретарю городского комитета Народного единства Юштику и что тот ожидает связного из Праги.
В Остраву из Брно прибыл гитлеровский комиссар по уголовным делам и приказал своему подручному в Остраве Видермерту спровоцировать Юштика на встречу якобы со связным из Праги (Видермерт говорил по-чешски).
Видермерт позвонил Юштику из кафе "Феникс", представился гостем из Праги и предложил встретиться в кафе.
Как только Юштик вышел из дома, где он скрывался, его сразу же схватили гестаповцы. Во время пыток он назвал нескольких своих соратников. Среди них был и управляющий крупным табачным складом Иозеф Драгны, через которого осуществлялась связь с парашютистами.
На допросе гестаповец Видермерт представил Юштику дело таким образом, будто бы его арестовали только потому, что он получил от Трумпеша поручение оказать помощь парашютистам. Юштик поверил и, надеясь отвести внимание гестапо в другую сторону, сказал, что его действительно посетил какой-то парашютист и что они условились встретиться в тот день, когда он был арестован, у здания вокзала в Витковицах.
Юштика доставили в Витковицы на место встречи; многочисленные агенты гестапо заняли вокруг наблюдательные посты. Но парашютист не явился. Юштика отвезли в гестапо и подвергли усиленному допросу. Ночью измученный Юштик, желая покончить жизнь самоубийством, проглотил несколько металлических предметов. Однако врачам удалось спасти его. На дальнейших допросах Юштик описал всех, с кем ему доводилось встречаться. Одним из них был полицейский офицер из Остравы. Гестаповцам эти данные показались недостаточными, и они вновь вызвали на допрос Иозефа Драгны. Однако во время допроса в кабинете Видермерта тот, использовав удобный момент, выпрыгнул из окна и разбился. Драгны предпочел смерть предательству.
Вслед за этим гестапо арестовало жену Иозефа. Та призналась, что у них по просьбе одного полицейского офицера однажды ночевал неизвестный человек. Имя офицера она не знала.
Гестаповцы привезли в Остраву арестованного Трумпеша, и тот уточнил личность неизвестного капитана полиции протектората. Теперь уже не составляло особого труда арестовать офицера и устроить ему очную ставку с Трумпешом. Фамилия офицера была Смекал. Он сознался, что действительно приводил к Драгны одного парашютиста. Гестаповцы вели себя так, будто им все известно, и Смекал рассказал, что заниматься парашютистом ему поручил прапорщик Рыбничек, при этом речь шла о парашютисте Рыше. Рыбничек был немедленно арестован. Вначале он все отрицал. Но Смекал его изобличил и, больше того, сообщил, что забота о другом парашютисте Немеце была поручена управляющему фирмой "Чапута" в Остраве. Как показал на допросе управляющий, он перепоручил заботу о Немеце другому управляющему фирмой – Рольны. Рольны в свою очередь показал, что передал Немеца одному учителю в Марианских горах. Однако учителя арестовать не удалось: он скрылся.
Показания арестованных позволили гестапо установить, кто такой Рыш. Оказалось, они уже интересовались Франтишеком Рышем в первые дни оккупации. Тогда Рыш был одним из участников подпольной группы, помогавшей нашим гражданам переходить через границу Польши. Его выследили, но арестовать не смогли: он ускользнул от гестаповцев, перепрыгнув с чердака на дерево. Потом Рыш бежал за границу.
Действуя подобным образом, остравское отделение гестапо арестовало целый ряд лиц, которые имели связь с парашютистами, но сами парашютисты оставались неуловимыми. Тогда гестаповцы задумали схватить их с помощью провокаторов. Один из арестованных не только выдал все, что знал, но и стал тайным полицейским агентом... Однако не будем забегать вперед. Посмотрим, как обстояло дело в Кромержиже.
Моя семья уже давно предвидела появление в доме немецкой полиции. Впервые это случилось 2 сентября 1939 года. Тогда по стране прокатилась волна арестов. Очередь дошла и до меня, но я уже давно был в Польше. Наша домашняя работница Филомена Врбецка все знала и, чтобы не сказать лишнего, если придет полиция, каждый день репетировала перед зеркалом:
– Хозяин уехал в Прагу на какие-то курсы, сменил профессию и снялся с учета в полиции.
Она разучивала не только слова, но даже жестикуляцию и мимику. Когда в наш дом пришли четыре немецких полицейских чиновника, Филомена продекламировала выученные фразы довольно удачно. Это подействовало. Однако на вопрос о местонахождении моей жены она дала путаный ответ:
– Пани уехала в гости в Мезиржичи.
– В какие Мезиржичи – в Большие, Валашские или какие-либо другие?
– Я этого не знаю, – заявила Филомена. – Я тут всего лишь домашняя работница. Возможно, пани поехала в Большие или Малые Мезиржичи, я не знаю...
Гестаповцы пошли в полицейскую регистратуру и там выяснили, что я действительно снялся с учета, заявив о переезде в Угерски-Брод (эти данные сообщила полиции моя жена после того, как я уехал). Поскольку Угерски-Брод территориально не входил в район пржеровского гестапо, я выпал из их поля зрения. Потом они не раз принимались разыскивать меня, но безуспешно.
В сентябре 1941 года гестаповцы вновь посетили мой дом. Несмотря на их настойчивые звонки, им долго не открывали, так как в квартире как раз находились парашютисты Немец, Рыш и Браунер, да еще и ротмистр Шпидла. Жена поспешила проводить парашютистов на чердак, откуда они выбрались на крышу и легли там, чтобы их не было видно с улицы. Они подвергались большой опасности, так как уйти с крыши было невозможно. Дочь Зоя быстро убрала все с кухонного стола, где был приготовлен завтрак на четверых. Ротмистра Шпидлу она усадила за стол – он должен был изображать репетитора по математике.
В конце концов двери были открыты. И, к удивлению жены, немецкие полицейские прошли не к нам, а к нашему квартиранту Райту. На этот раз пронесло...
Но через несколько дней незваные гости нагрянули снова. Раздался звонок. Зоя выглянула в окно и сказала им:
– Мамы нет дома. Она пошла в город за покупками.
Ей приказали открыть дверь. На самом деле моя жена была дома и помогала скрыться парашютисту Рышу. С помощью веревки он перебрался на соседнюю плоскую крышу (это потребовало ловкости акробата) и через открытое окно проник в другую квартиру. Там Рыш встретился с четырнадцатилетним Иозефом Дворжаком. Он сказал удивленному мальчику:
– У Свободы – гестапо, и я должен бежать. Молчать умеешь?
Хлопец утвердительно кивнул и сказал, что он скаут.
– Отлично, – проговорил Рыш, – я был в Остраве областным начальником скаутов.
И они пожали друг другу руки. Иозеф Дворжак до окончания войны никому не рассказал об этом эпизоде, даже своим родителям. Так юный патриот помог парашютисту Рышу и моей семье.
Между тем Зоя спрятала под линолеум письмо, с которым моя жена как раз собиралась пойти к прапорщику Павличику, и только после этого пошла открыть дверь. Жена спряталась в чулан. Минуты, проведенные там, показались ей вечностью: она вспомнила, что наверху, в комнате парашютистов, не убран радиоприемник. Незарегистрированный приемник! За одно это чехов во время оккупации приговаривали к смертной казни.
Открыв дверь, Зоя поинтересовалась, что им нужно.
– Мы из государственной полиции, – представился один из полицейских вместо приветствия, и они прошли прямо в комнаты. Тот, кто говорил по-чешски, спросил:
– Ваш отец был офицером, не правда ли? Где он?
– Прошло уже почти два года, как он покинул нас, – ответила Зоя так, как учила мать обоих детей. – В полиции он снялся с учета, как отбывший в Угерски-Брод, и с тех пор не подает о себе вестей, не заботится о нас...
– А имеется ли у вас какая-либо его фотография?
Зоя принесла альбом и протянула его гестаповцам.
Они выбрали несколько моих фотографий, проявив интерес главным образом к тем, на которых я был снят в военной форме, и покинули дом. Но через час или два вернулись. Теперь жена была дома, "покупки" она уже сделала. Как всегда при вторжении гестаповцев, Ирена играла роль несчастной покинутой женщины. Ее начали расспрашивать обо мне. Жена повторила все ту же легенду и добавила:
– Бросил жену с двумя детьми – не хочу и слышать о нем!
– А знаете ли вы, что какой-то подполковник Свобода выступал по московскому радио?
Жена выразила крайнее удивление:
– Что ему там делать? Он же отправился в Угерски-Брод...
– Заладили одно и то же, – перебил ее долговязый гестаповец, – а он за границей.
– Этого я не знаю, – начала сетовать жена, чтобы вернуть гестаповцев к мысли, высказанной перед этим. – Никогда он не говорил мне о своих делах. Не знаю, поймете ли вы, но я и дети никогда не были близки его сердцу...
И, надо сказать, гестаповцы клюнули на такую простую, но оставляющую впечатление уловку. Внимание их к моей семье временно ослабло.
3 октября 1941 года ночью у дверей нашего дома снова кто-то настойчиво зазвонил. Мой сын Мирек посмотрел в окно и увидел на улице группу людей и легковую автомашину. Гестапо!
В доме была объявлена тревога. Наверху спали парашютисты – Немец и Браунер. Они тут же собрали свои вещи, спустились во двор, пробежали через сад к деревянному домику, взяли приставную лестницу, перебрались через четырехметровую стену в ближайший цветник, перетащили за собой лестницу и где-то там ее спрятали. Все это было проделано с невероятной быстротой.
Гестаповцы проявляли явное нетерпение. Они освещали дом фонарями, беспрерывно звонили и стучали в ворота. Наконец из окна раздался заспанный голос:
– Кто там?
– Откройте! Полиция!
Но тут наши вспомнили о своем третьем постояльце – парашютисте Рыше. Он ушел куда-то на встречу с подпольщиками и каждую минуту мог возвратиться...
А может быть, он уже увидел немецкий полицейский автомобиль и понял, какая ему угрожает опасность.
На этот раз гестаповцы опять пришли к Райтам. И уже не за какой-то информацией, а с обыском, так как Райт недавно был арестован по другому делу. Они грубо ругались, выражая недовольство тем, что им долго не открывали. Наши оправдывались тем, что крепко спали. Перевернув у Райтов все вверх дном, гестаповцы ушли.
А теперь вернемся в канцелярию остравского отделения гестапо и проследим, как развивались события дальше.
Гестаповец Видермерт, который вел следствие по делу арестованных, в той или иной мере связанных с парашютистами, прибыл на Вальдштынову улицу в Марианских Горах, где проживала жена парашютиста Франтишека Рыша. Зная некоторые факты о деятельности остравской подпольной группы, Видермерт выдал себя за подпольного участника движения Сопротивления, который якобы получил задачу связаться с Рышем. Жена парашютиста не проявила осторожности и проговорилась, что ее муж действительно пробыл здесь одну ночь, но затем ушел и она больше о нем ничего не слышала.
Видермерт поблагодарил и больше ни о чем не спросил. А на следующее утро жену Рыша арестовали. Ее допрашивали в присутствии Видермерта.
Гестаповцам удалось арестовать и брата Франтишека – Рудольфа, кладовщика из магазина "Будущность". После войны арестованный Видермерт показал на допросе следующее:
"На первом допросе Рудольф Рыш решительно опровергал обвинение в том, что он в период оккупации встречался со своим братом, бежавшим за границу. После этого его перевели в тюрьму гестапо. Там ночью я его снова допросил. После нескольких ночных допросов Рыш заявил, что если его семье будет гарантирована безопасность, он даст показания. Когда я пообещал ему это, Рыш с плачем признался, что действительно брат заходил к нему и просил продовольственную карточку и продукты. Брат рассказал, что его забросили в Чехословакию и что он приземлился у Држиново, близ Кромержижа, вместе с тремя другими парашютистами. Франтишек просил Рудольфа оказывать всевозможную помощь этим людям, если кто-нибудь из них обратится к нему. Тогда же Рудольф Рыш назвал фамилии парашютистов: Немец, Браунер, Касик и его брат Франтишек Рыш. Браунер и Немец уже обращались к нему с просьбой о продовольственных карточках, которую он выполнил..."