Текст книги "Капкан для Золушки"
Автор книги: Людмила Зарецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Глава четвертая
Секреты стабильного брака
Все, что может испортиться – портится.
Все, что не может испортиться, портится тоже.
Закон Чисхолма
С самого утра у Натальи почему-то все валилось из рук. Может быть, виной тому был начавшийся ночью дождь. Сырость Наталья не любила. Дождь осенью всегда навевал на нее тоску. Она просто физически ощущала, как он смывает летние краски с улиц, а вместе с ними и воспоминания о прошедшем лете. Позади были белые ночи, посиделки в летних кафе, легкие платья и брючки. Впереди – тяжелые шубы и куртки, все удлиняющаяся, переходящая в бесконечность ночь, серое небо, навевающее депрессию, постоянная сонливость и усталость, по-научному называемая астеническим синдромом.
Пропрыгав через лужи в вестибюль родной конторы, Наталья обнаружила, что в воздухе не висит манящий запах Живанши. Это означало, что Развольский еще не приехал, и ее захлестнула глухая волна разочарования, а потом и беспокойства. Не случилось ли чего?
Бросив сумку на стол и небрежно скинув на кожаное кресло мокрый плащ, она начала тыкать в кнопки мобильного. Стряхивая с волос капли воды (зонтов она не признавала), Наталья с трепетом слушала гудки в трубке. Господи, хоть бы взял! А то ведь она с ума сойдет.
– Алло, – услышала она в трубке сонный и недовольный голос и перевела дыхание.
– Стас, это я, Наташа. Ты скоро приедешь?
– А что, без меня у тебя работать уже не получается?
– Ты не предупредил, что опоздаешь, и я заволновалась.
– Мне кажется, я не обязан перед тобой отчитываться.
– Нет-нет, что ты, – испугалась она. – Можешь вообще не приезжать. Просто я хотела убедиться, что у тебя все хорошо.
– А почему у меня должно быть что-то плохо? – поинтересовался Развольский. – Я скоро буду.
Положив на стол телефон и вытерев о брюки мокрую ладонь (и вправду, чего это я так разволновалась, не в первый же раз), Наталья начала пристраивать плащ на вешалку. В этот момент в кабинет вплыла секретарша Анечка.
Сегодня на ней были тугие, обтягивающие ладную попку джинсы. Попка вызывающе торчала и выглядела достаточно аппетитно. Большинство мужчин при ее виде обязательно представили бы поверх джинсов свою ладонь, и, к сожалению, Развольский совершенно точно входил в это большинство. Наталья сердито вздохнула.
– Чего тебе?
– Наталья Петровна, можно мне вас спросить?
– Можно.
– Это не по работе, это очень личное.
– Ну, давай свое личное.
– Наталья Петровна, а Станислав Николаевич со своей женой как живет?
Сердце ухнуло в груди и на секунду остановилось. Жена Развольского была запретной территорией. Наталья не разрешала своим мыслям даже приближаться к ней, считая каждую прорвавшуюся сквозь ограждения мыслишку вражеским лазутчиком, подлежащим немедленному уничтожению. Этот лазутчик был смертоносным оружием, психической бомбой, которая грозила в клочья разнести несчастную Натальину голову.
– В каком смысле?
– Ну, Станислав Николаевич свою жену любит?
– И почему ты спрашиваешь об этом меня? Если уж тебе так интересно, хотя мне и непонятно, на чем основан такой интерес, то ты можешь спросить об этом самого Станислава Николаевича. Он скоро придет.
– Ну, Наташечка Петровна, – старательно заныла Анюта, – ну мне очень-очень надо об этом знать. Вы же с ним друзья, давно вместе работаете, в гости, наверное, к нему ходите. Поэтому я вас и спрашиваю.
При мысли о нечастых походах в дом Развольского и встречах с его женой Ириной Наталью передернуло.
– Понимаете, Наталья Петровна, я вам честно скажу, я в Станислава Николаевича прямо влюбилась. И мне кажется, – Анечка интимно понизила голос, – что я ему тоже нравлюсь. Вот я и хочу узнать, как у него с женой. У них разводом не попахивает?
– Нет, Аня. Хочу тебя разочаровать. Станислав Николаич живет с Ириной Леонидовной душа в душу и разводиться не собирается.
– Так он ей что, не изменяет даже? – глаза секретарши округлились и стали похожи на миски для воды, которые Наталья недавно купила для пса Сени.
«Господи, какая дура!» – мысленно произнесла она, но вслух сказала:
– Аня, сама понимаешь, что о своих любовных победах Станислав Николаевич мне вряд ли рассказывает. Мужчина он видный, так что в его жизни может быть всякое. Но не думаю, что ты всерьез рассчитываешь, что я сейчас начну сплетничать о своем начальнике.
– Ну, Наталья Петровна, – голос Анечки зазвучал разочарованно, – вы прямо как не женщина…
– Интересно, что ты имеешь в виду?
– Ой, я не хотела вас обидеть. Просто вы такая строгая. Планерки проводите. Деловые костюмы носите. С подчиненными серьезно разговариваете. Да еще и сплетничать не любите. Какая же вы женщина? Вы мужчина…
– Иди работать, а, Ань, – жалобно попросила Наталья.
Она не знала, плакать ей или смеяться. Намерения секретарши были яснее ясного. Она непременно собиралась окрутить Развольского. Конечно, о разводе с женой нечего было и мечтать (откуда дурочке Анечке было знать, что «неженщина» Наталья сама мечтает об этом страстно и истово уже пять лет!), но краткосрочный романчик шефа и секретарши поджидал Наталью в самое ближайшее время. К нему нужно было подготовиться, чтобы кровь из вновь открывшейся раны хотя бы не хлестала ручьем.
Станислав Развольский был женат прочно и надолго. И тот факт, что в основе его стабильного брака лежали вовсе не чувства, ничего не менял. Историю своей женитьбы Стас рассказал Наталье в первый год их романа.
На Ирине он женился студентом первого курса, когда она сама заканчивала пятый. Приехавший из отдаленного района области высоченный красавец с шоколадными глазами понравился Ирине с первого взгляда. После обстоятельного раздумья он решил, что она ему тоже подходит. Ирина была из генеральской семьи. Ее отец руководил базировавшейся в городе строительной бригадой. У него была неограниченная власть, авторитет, доступ к строительным материалам и бескрайняя любовь к единственной дочери.
Когда началась перестройка, папаша весьма своевременно оставил военную службу и одним из первых открыл совместное российско-немецкое предприятие. СП процветало, и к концу института Развольский имел отдельную трехкомнатную квартиру и неплохую ежемесячную дотацию в семейный бюджет.
Теща его обожала, а отношения с тестем были определены раз и навсегда в самую первую встречу, когда Ирина привела суженого знакомиться с родителями.
– Я понимаю, конечно, что моя Ирка в тебе нашла, – сказал генерал, когда после ужина они уединились в кабинете с пузатыми коньячными бокалами в руках. Ты, Слава (тесть и до сих пор предпочитал называть Развольского именно так) – жеребец с большими яйцами. За это тебя бабы и любят. Они ведь дуры. Даже самые умные из них.
В общем, раз Ирка тебя хочет, так вы женитесь на здоровье. Но доча у меня одна, я ее люблю больше жизни и в обиду тебе не дам. Гулять захочешь, гуляй на здоровье, но, во-первых, так, чтобы она не знала. А во-вторых, чтоб трахал ты ее до звона в ушах. И сейчас, и через год, и через десять. Мне важно, чтобы моей девочке было хорошо.
Развольский поставленную задачу понял и по мере сил выполнял. По окончании института он получил от тестя кругленькую сумму на становление собственного бизнеса и, подумав, открыл туристическое агентство, которое процветало по сей день и обеспечивало Развольским безбедное существование. Ирина за всю свою жизнь не работала ни дня. Как ушла в декрет с сыном Костей, так и не выходила из него, благо денег в семье хватало.
Сейчас Косте было уже двадцать. Он жил отдельно от родителей в подаренной дедом квартире. А Развольский по-прежнему изображал нежного любящего супруга. Другого пути у него не было. Фирма официально принадлежала предусмотрительному тестю. Но обо всем этом секретарше Анечке было знать совсем необязательно.
Чтобы отвлечься от неприятного разговора, Наталья вызвала к себе маркетолога Володю. Уже несколько дней она хотела посмотреть варианты рекламного буклета, но до этого никак не доходили руки.
Парень пришел по первому зову. Пока он раскладывал на столе принесенные образцы, Наталья из-под приопущенных ресниц его разглядывала. «Тоже смерть девкам, – думала она. – Высокий, ладный, красивый, молодой. Ему лет тридцать, наверное. Девчонки говорят, разведенный. Интересно, у него есть с кем-то из наших роман или нет? Наверное, есть. Наши такой экземпляр не пропустят. И кто бы это мог быть? Скорее всего, Верочка. Она в последнее время как на крыльях летает. Сразу видно, влюбилась».
– Наталья Петровна, у меня все готово, – голос Володи спустил ее с небес на землю, и Наталья внутренне усмехнулась. Нет, не права Анечка, все-таки она, Наталья, настоящая женщина. И думать про чужие романы ей очень даже интересно. Если, конечно, речь не идет о Развольском.
За обсуждением рекламы пролетел час. Как всегда, Володя все сделал толково. Наталья одобрительно кивала практически на каждое его предложение. Нет, не зря ей нравится этот парень. Надо сказать Стасу, чтобы повысил ему зарплату. А то переманят в другое место. Этого допустить никак нельзя.
Освободившись, Наталья с удовольствием отметила, что Развольский уже на работе. Однако, влетев к нему в кабинет, обнаружила там гостью. Алла Перфильева была давней знакомой Станислава. Когда-то у них был роман, но потом увял, что не мешало Аллочке по старой памяти пользоваться услугами их агентства. Вот и сейчас она вернулась из поездки в Таиланд и пришла похвастаться фотографиями и раздать сувениры.
Естественно, Наталье Алла не нравилась. Впрочем, это чувство было взаимным, так что, сухо поздоровавшись и спросив у Развольского, не объявлялись ли шведы, Наталья поспешила ретироваться к себе.
Молчание шведских партнеров ее действительно начинало напрягать. Почти полгода Наталья убила на то, чтобы компания VIP-тур стала эксклюзивным представителем компании Scandiк.
Седьмая в Европе по величине гостиничная сеть, в свое время выкупленная британской корпорацией Hilton Group Plc, планировала развернуть в России строительство отелей. Возможность представлять ее интересы сулила компании Развольского небывалые дивиденды. Именно Наталья в свое время нашла информацию о приходе Scandiк на российский рынок. Именно она разработала весьма заманчивое для шведов предложение. Именно она ездила на первую встречу в Стокгольм.
Возможное сотрудничество со Scandiк было ее мечтой, ее детищем, а мысль, что в результате этого сотрудничества в их городе появится новый отель, к которому она, Наталья, будет иметь самое непосредственное отношение, приводило ее в сладкий восторг.
Все, что было связано с отелями, Наталья обожала. В двенадцать лет, прочитав роман Артура Хейли, она заболела всем, что связано с гостиничным хозяйством. После восьмого класса даже провела лето, подрабатывая уборщицей в самой крупной гостинице города, и тогда же поняла, насколько разительно она отличается от того отеля, который описал Хейли, и в котором ей самой так хотелось очутиться.
Именно ради возможности хоть немного присоседиться к отельному бизнесу она после школы поступила на факультет туризма местного университета. Учиться было скучно, потому что она давно знала основы любимого предмета гораздо лучше преподавателей, пришедших на факультет совершенно случайно и не испытывавших никакого трепета перед волшебным словом «отель».
После института, замужества и рождения Ромки мечта слегка потускнела. В турфирме у Развольского Наталье платили гораздо больше, чем в любой из существующих в городе гостиниц. Ленчик, читавший лекции в институте и писавший кандидатскую диссертацию, зарабатывал сущие копейки. Ромка хотел радиоуправляемую машину и виноград в апреле. На нем горели колготки, рубашечки и шортики, и Наталья, тяжело вздохнув, оставила мечту на потом.
Но почти сразу она заболела Развольским, и эта болезнь оказалась гораздо сильнее отельной горячки. Украдкой рассматривала она на работе привезенные возлюбленным из заграничных командировок каталоги отелей. Отдыхая в Турции, всегда рассчитывала бизнес-план строительства отеля на пустынном берегу, а поселившись в любой гостинице, всегда составляла подробный список достоинств и недостатков заведения.
Мечта управлять отелем не тускнела с годами. Она просто отодвигалась на задний план под натиском жизненных обстоятельств. Иногда, лежа без сна, Наталья думала, как бы ей хотелось изменить свою жизнь. В подобных случаях ей всегда грезилась семейная жизнь с Развольским, рождение от него девочки Алисы и строительство своего собственного пятизвездочного (ну ладно, пусть четырехзвездочного) отеля.
Сотрудничество со шведами делало эту мечту реальной, хотя бы в одной ее части. Но после первых переговоров, где Наталья подробно описала свое видение общего проекта, шведы больше не объявлялись. Каждый день она по несколько раз проверяла электронную почту, но писем не было.
Навязываться не хотелось, ведь при расставании ей было ясно сказано: «Мы сами свяжемся с вами». С тех пор прошло уже три недели.
Снова проверив электронку, Наталья обнаружила в ней новые горящие туры на Кипр. Распечатав предложение, отправилась к девочка-менеджерам, с неудовольствием и облегчением обнаружив в их кабинете Аллу. С неудовольствием, потому что эта взбалмошная особа шаталась из кабинета в кабинет, отрывая всех от работы. С облегчением, потому что она больше не мозолила глаза Развольскому.
Искоса разглядывая бывшую соперницу, Наталья отметила, что, несмотря на отпуск, выглядит Алла не лучшим образом. Через загар пробивалась какая-то нездоровая бледность. «Устала от перелета, наверное», – решила Наталья, выкидывая мысль о Перфильевой из головы. В конце концов, та ее совершенно не интересовала.
Обсудив с девочками, кому из клиентов может пригодиться кипрское предложение, Наталья снова заглянула к Развольскому. Он был мрачен.
– Что с тобой, солнышко мое? – озабоченно спросила она.
– Голова болит, – буркнул Стас.
– Давай я тебе затылок помассирую, легче станет, – предложила Наталья, чувствуя, как у нее сжимается сердце. Боль Развольского она переносила гораздо хуже, чем свою собственную.
– А, брось, – любимый вяло махнул рукой. – Алка все настроение испортила.
– Чем? – искренне изумилась Наталья. С ее точки зрения, такое никчемное существо, как Алла, не могло нанести никому никакого урона.
– Представь, сука какая! Посмела потребовать у меня назад деньги за ее поездку!
– Почему?
– Видите ли, тайский массаж ей делал не мужчина.
– Глупость какая! Ты-то тут при чем?
– А при том, что эта дрянь вздумала меня шантажировать! Я, говорит, знаю, что у тебя есть любовница. Так что либо ты возвращаешь мне мои деньги, либо я рассказываю Ирине, что ты ей изменяешь.
– И кого она имеет в виду? – встревожилась Наталья.
– Откуда я знаю. Эта дрянь вполне могла выследить нас с тобой у квартиры. Она ведь живет недалеко от того района.
– И что теперь делать? Может, отдать деньги? Полторы тысячи долларов – не слишком большая цена за спокойствие.
– Ага, – Станислав в раздражении оттолкнул от себя Натальину руку, массировавшую его затылок. – Не пори ерунды. Разве можно платить шантажисту? Слава богу, я не такой идиот. Я смог заставить ее замолчать другим способом.
– Ты такой умный, Стас! – Наталья улыбнулась и преданно поцеловала Развольского в плечо. – И как ты это сделал?
Он не успел ответить, потому что из коридора раздался нечеловеческий визг, переходящий в вой. Затопали ноги. Послышался второй женский визг, потом третий. Захлопали двери.
Переглянувшись, Наталья и Развольский выскочили из кабинета и метнулись в сторону туалета, перед распахнутыми дверями которого скопилась толпа сотрудников.
– Что случилось? – спросила Наталья, и сотрудники расступились, давая ей дорогу. На кафельном полу туалета, раскинув руки, лежала Алла Перфильева. Изо рта у нее струйкой текла кровь.
– «Скорую» вызвали? – деловито спросила Наталья.
– Володя к телефону побежал, – стуча зубами, ответила менеджер Юлечка, самая молодая сотрудница агентства.
– Боже мой! – пропищала стоявшая неподалеку Верочка. Прижав руки ко рту, она полными ужаса глазами смотрела куда-то за спину Наталье.
Обернувшись за ее взглядом, Наталья увидела, как в коридоре Развольский тихо сползает вниз по стене.
– Стас! – закричала она, бросаясь к человеку, которого любила больше жизни. – Стас! Да помогите же кто-нибудь! Вы же видите, Станиславу Николаевичу плохо!
– Что тут у вас за шум? – услышала она густой мужской голос, от которого немедленно хотелось спрятаться в близлежащем окопе.
На пороге стоял Сергей Васильевич Муромцев собственной персоной.
* * *
Все-таки смерть выглядит на удивление неэстетично. Что там говорили древние римляне о могуществе и величии Танатоса? Ерунда все это. Неправда, блеф, вымысел.
Смерть не просто некрасива. Она омерзительна. Подумать только, еще пять минут назад эта коза двигалась, дышала, обдумывала своим скудненьким умишком какие-то глупые, никому не нужные и не интересные дела, строила планы, мечтала о деньгах, болтала о Таиланде, строила глазки (была бы еще кому нужна, кошка драная)…
Еще пять минут назад она была уверена в том, что неотразима и полна значимости. И вот лежит на холодном, затоптанном мокрыми ботинками, заляпанном кровью полу. И где? В туалете. Что это, если не насмешка богов?
Признаться, когда я увидел ее, раскинувшую ноги, в нелепой позе, прижавшую руки к животу, с разинутым в немом крике ртом, перекошенным от боли лицом и разметавшимися прелой паклей волосами, еще пять минут назад представлявшими собой произведение парикмахерского искусства, меня на мгновение замутило. Но только на мгновение. В конце концов, я мужчина.
Вокруг бегали, суетились, квохтали и визжали другие козы. Такие же нелепые, как эта. Пожалуй, достойное исключение составила только одна. Но я давно уже выделил ее из этого глупого стада. Вот кто никогда не теряет голову! Она умна, холодна, немного цинична, способна на мгновенное принятие решения. Нестандартная женщина. Мне нравится слушать ее голос. У меня слегка кружится голова от запаха ее духов. Меня возбуждает, что я подошел к ней так близко.
* * *
Все-таки до чего же обидно! Я так долго мечтала об этой поездке. Но оказалось, что она мне совсем не в радость.
Мне снилось море. Я не видела его с детства. Когда мы последний раз отдыхали на море, мне было лет двенадцать. Ну да, конечно, двенадцать. Это было, когда Лена перешла в десятый класс. Родители специально накопили денег на эту поездку. Знали, что через год ей поступать.
Мы отдыхали в Одессе. Снимали большую трехкомнатную квартиру в центре города. Утром – поездка на катере на пляж. Либо на Ланжерон, либо в Аркадию.
На обед прямо на пляже покупался шашлык. Мама все бурчала, что мы испортим себе желудок, но это было удивительно вкусно! Вечером мы всей семьей шли гулять по городу. Дерибасовская, Пушкинская, Потемкинская лестница, памятник дюку Ришелье, большие белоснежные красавцы-корабли в морском порту… А Привоз! Я до сих пор помню, как испугалась там кролика, которого продавала толстая неопрятная женщина с черными усами. Почти как у папы. У кролика на задних лапах висела шерсть, и я спросила, зачем. «Или я могу вам по-другому доказать, что этот кролик никогда не мявкал?» – ответила торговка.
Средиземное море совсем не похоже на Черное. Не такое родное, не такое приветливое. Оно даже пахнет иначе. И еще здесь, в Турции, совсем нет медуз. А я вспоминаю, как мы с Леной ловили их в море, стараясь отличить, какая жжется, какая нет. Папа тогда прочитал нам целую лекцию. С тех пор прошло четырнадцать лет, а я до сих пор ее помню. Хотя сегодня нет ни Лены, ни папы. И мамы, по большому счету, тоже нет.
Это было последнее лето, когда наша семья была счастлива и беззаботна. На следующее лето Лена уехала в Москву сдавать экзамены. А спустя еще год мы ее похоронили. Папа умер от обширного инфаркта через месяц. Не смог пережить, что его старшая дочь, красавица, умница и отличница, наложила на себя руки.
Когда я начала понимать, что у мамы не все в порядке с головой? Наверное, года через три. Я тогда сама только-только закончила школу. Ни о каком институте даже речь не шла. Я только и делала, что ходила с мамой по врачам. Она все чаще лежала в больнице, а промежутки между курсами лечения становились короче и короче.
Я собиралась в эту поездку очень долго. Мне было нелегко собрать деньги даже на самый скромный трехзвездочный отельчик. Еще повезло, что лучшая подружка Вера работает в туристическом агентстве, она поймала для меня горящую путевку, поэтому удалось здорово сэкономить.
Мама опять в больнице, так что я вполне заслужила семь дней отдыха. Семь дней безмятежности, когда не надо просыпаться от криков по ночам. Не надо делать уколы и вызывать «скорую». Семь дней наедине с морем – я думала, я надеялась, что это будет здорово.
Но я ошибалась. Что не дает мне покоя? То, что море совсем другое? То, что нет рядом Лены и мамы с папой? Что мне никогда не вернуться в то счастливое лето?
Я уже четвертый день думаю об этом, и мне кажется, что виной всему встреча с тем человеком. Меня мучает, что я никак не могу вспомнить его имя. Сева? Или Савва? Или все-таки Слава? Ну почему я не в состоянии окончательно удостовериться, он ли это! Если бы я была дома, то могла бы действовать. А тут я привязана к этому ненавистному, выложенному крупными острыми камнями пляжу, слишком острой еде, жирным сладостям и сальным взглядам продавцов из окрестных магазинчиков.
Наверное, я бы наслаждалась всем этим, впервые за четырнадцать лет увидев море, если бы не жгучее желание понять, нашла я этого подлеца или нет. Я вернусь домой через четыре дня, и все сразу встанет на свои места. Если это действительно он, я отомщу ему за Ленину гибель, за папину смерть, за мамино безумие, а потом снова поеду на море. Пусть мне придется работать день и ночь, чтобы накопить денег на новую поездку. Но я поеду на море! И оно покажется мне родным и ласковым.
* * *
Подъехав к дому и заглушив мотор, она вдруг поняла, что так устала, что не может выйти из машины.
На улице по-прежнему лил дождь, и необходимость вновь скакать через лужи к двери подъезда, пусть находящейся недалеко, но от свинцовой усталости казавшейся недосягаемой, навевала тоску, от которой хотелось выть.
Глядя на эту дверь сквозь лобовое стекло, становящееся все более мутным от бьющих по нему капель, Наталья вспоминала прошедший день. Безысходный от произошедшей смерти, но, тем не менее, обыденный, а от этого еще более страшный.
– И что тут у вас случилось? – голос Муромцева звучал у нее в ушах. И ответ Верочки: – У нас клиентка умерла.
– Хм, – Муромцев бесцеремонно растолкал собравшихся, опустился на колени, не обращая внимания на то, что его четырехсотдолларовые брюки касаются замызганного влажными ботинками пола, приподнял голову Аллы Перфильевой и небрежно отметил: – И вправду умерла. Прямо эпидемия у вас тут, граждане!
– Как-к-кая эпидемия? – тонкий голос Верочки, казалось, стал еще выше. – Вы что, хотите сказать, что Станислав Николаевич тоже умер?
– Дура ты, Вера! – звонко сказала Наталья, непроизвольно прижав к себе голову Стаса. – Ну что ты болтаешь?
– Я хочу сказать, что сначала одна из ваших клиенток в окно сиганула, теперь вторая копыта откинула. Кстати, на отравление похоже. И чегой-то у вас клиенты мрут, как мухи? Не дай бог, слух по городу пойдет, – Муромцев хитро прищурился, – так недолго вообще без клиентов остаться. Слышишь, Развольский? Ты давай, вставай, чего раскис, хуже бабы.
Станислав, действительно, открыл глаза и, держась одной рукой за стену, а второй – за Наталью, начал подниматься с пола, не обращая, впрочем, никакого внимания на Муромцева.
– Вы к нам по делу, Сергей Васильевич? – раздраженно спросила Наталья.
– Билеты через вас хотел заказать. В Чили уезжаю, в командировку.
– Вы пройдите ко мне в кабинет, я сейчас к вам приду, – подставив плечо Развольскому, Наталья начала медленно двигаться в сторону приемной. – Володя, будьте так добры, встретьте «Скорую» и попросите врача зайти к Станиславу Николаевичу, – распорядилась она. – А все остальные – идите уже по рабочим местам. Это ведь не представление, в конце концов!
Ей понадобилось два часа на то, чтобы отделаться от Муромцева, переговорить с врачом «Скорой», дождаться приезда «труповозки», позвонить капитану Бунину, утешить бьющуюся в истерике Верочку и металлическим голосом приказать сотрудникам не болтать о случившемся.
Все эти два часа ее терзала тревога за Развольского, который после сделанного ему укола отлеживался в кабинете. Несколько раз Наталья, отрываясь от дел, заглядывала туда и с облегчением отмечала, что Стас спит.
Закончив все дела, она снова прошла к нему. Развольский немного отливал зеленью, но в целом был бодр и свеж.
– Ты куда подевалась? – сердито спросил он Наталью. – Бросила меня тут одного. А если бы у меня сердечный приступ начался?
– Солнышко, я все время тебя проведывала, – начала оправдываться Наталья. – Ты спал. Да и Анютку я попросила за тобой приглядывать.
– Эта дура приглядит! У нее же мозгов нет совсем!
– Как ты себя чувствуешь?
– Сама-то как думаешь? – Станислав болезненно поморщился и вздохнул. – Такие испытания не для моих нервов.
– Да уж. Моим нервам от этого происшествия тоже никакой пользы, – заметила Наталья, но Развольский негодующе махнул рукой:
– Нашла с чем сравнивать! Вы, женщины, более приспособлены к неприятностям. В вас это природой заложено, биологически. Поплакали, попричитали, в обморок грохнулись – и все. А мы всё в себе переживаем. От этого и умираем рано. – шеф спустил с дивана ноги, из-под задравшихся штанин мелькнули волосатые икры.
На минуту Наталье стало обидно. Она взяла на себя устранение всех последствий трагической смерти Аллы, включая разговор с приехавшим на место происшествия нарядом с капитаном Буниным во главе. Она своими руками замыла кровь в туалете, поскольку уборщица заявила, что не будет этого делать даже под угрозой увольнения. И при этом в обморок не падала, в отличие от самого Развольского…
Но говорить всего этого она, конечно, не собиралась. Обида быстро прошла, уступив место привычной нежности.
– Стасик такой слабенький, – думала Наталья, умильно и преданно глядя на шефа. – Надо бы ему пару дней дома полежать. А то, не дай бог, давление скакать начнет. Ему и вправду вредны такие нервные перегрузки.
– Чего Муромцев приходил? – спросил Стас, садясь в кресло. – Анечка, душа моя, кофе мне принеси, – заорал он в открытую дверь в приемную.
– Не надо бы тебе сейчас кофе, Стас, – осторожно заметила Наталья. – Давай я тебе чаю заварю.
– Можно я сам решу, что мне пить, – голос Развольского опять стал сухим от раздражения. – Ответь мне лучше на вопрос, который я тебе задал.
– Конечно-конечно. Муромцев в Чили едет, я ему билеты забронировала.
– Живет же, сволочь! Из-за границ не вылезает, – Развольский благодарно улыбнулся подошедшей секретарше, левой рукой принял у нее чашку с кофе, а правой смачно шлепнул ее пониже спины. Наталья болезненно поморщилась. – Слышь, Заяц, а как ты думаешь, от чего Алка ласты склеила?
– Откуда ж я знаю? – удивилась Наталья. – Врач сказал, что похоже на внутреннее кровотечение. А Муромцев вообще заявил, что ее отравили.
– Кто отравил? Кому она нужна? – Развольский громко захохотал. – Хотя, может, она не только меня шантажировать взялась. Может, и впрямь отравили. Ты, кстати, про шантаж ничего органам не говорила?
– Ты что, Стас, я же понимаю, что это к ее смерти никакого отношения не имеет. Тебе бы только нервы мотали.
– Вот и чудненько. Я тебе сегодня говорил, что ты – самая умная баба, которую я встречал в своей жизни?
Наталья счастливо улыбнулась.
Но сейчас, сидя в машине, она чувствовала, как весь пережитый за сегодня ужас стремительно накрывает ее с головой. Перед глазами вставали неестественно раскинутые ноги Аллы, струйка крови в углу рта, бледнеющий Стас, дьявольская усмешка Муромцева…
Отчаянно заболел висок. Руки стали влажными, а ноги чужими, тяжелыми и непослушными.
– Надо как-то до квартиры добраться, – подумала Наталья и вдруг услышала стук. Соседская бабка Марья Ивановна клюкой колотила по бамперу ее фольксвагена. Схватив сумку, Наталья рванула дверь и выскочила под дождь, спасать машину.
– Что вы делаете? – в отчаянье спросила она, чувствуя, как за шиворот начинает литься вода.
– Сколько говорить вам, сволочам, не ставьте машину рядом с клумбой! Весь обзор мне загораживаете, буржуи недорезанные! Думаешь, потаскуха, мне на твой драндулет сраный смотреть приятно? Я на цветочки любоваться хочу. Говоришь-говоришь, а тебе, лахудра, все едино. Вся семья твоя уродская. Я на вас управу найду. Выблядка твоего в интернат отдать надо. Все равно толку от него не будет. Преступник малолетний растет. И мужик твой – убийца. Как есть, убийца. Ногами меня пинал. А за что? За правду! Ее никто не любит, правду-то. Куда бежишь, стервь? Я еще с тобой не договорила. У, курва, всю породу вашу извести надо!
Наталья, не разбирая дороги, мчалась к подъезду, спиной чувствуя обжигающую бабкину ненависть. Тонкие лодочки из бежевой замши, купленные во время поездки с Развольским на Мальту, напрочь промокли. Сумка колотила по ногам.
Нажав кнопку домофона, Наталья очутилась в подъезде. Оглянувшись, убедилась, что дверь закрылась, оставив бесноватую бабку снаружи, и тут же почувствовала противное чмоканье под ногами. Круглый носик из бежевой замши погрузился в еще горячую кучку кошачьего дерьма. Из-под батареи на Наталью торжествующе смотрела кошка Матрена. И тут Наталья наконец-то сделала то, о чем, мечтала с самого утра: заревела в голос.
* * *
Недавно я попыталась сформулировать, чем кошки отличаются от собак. Ну, кроме биологического вида, конечно. Для себя ответ на этот вопрос я выразила так: собаки любят, а кошки позволяют любить себя. Для собак первичен хозяин. Они за него жизнь отдадут, если что. А для кошек важно собственное удобство и собственный душевный комфорт. Хочется им, чтобы их погладили – они ластятся к вам, невзирая на ваши планы и настроение. Не хочется – на, получай когтями по не вовремя протянутой руке.
Люди тоже делятся на собак и кошек. То есть одни целуют, а другие подставляют щеку. И заводят они себе домашних питомцев в соответствии с общностью интересов – люди-собаки – собак, люди-кошки – кошек. Не могут же ужиться кошка с собакой!
Так что, выбирая себе спутника жизни, хоть краем глаза посмотрите на его домашнее животное. Если в доме собака, то вас ждет надежный, верный друг, каждый день радостно встречающий вас с работы с разъезжающимися от счастья лапами и готовый перегрызть глотку любому, кто посмеет посягнуть на вашу безопасность. Ну, а если кошка – вас ждет жизнь с нежным, трепетным, бесконечно избалованным и капризным существом, которое будет в минуты хорошего настроения позволять чесать себя за ушком и выпускать когти при малейшем недовольстве.
